Любая хозяйка справится

С семи утра зарядил дождь. Небеса пригоршнями бросали в окна мелкий прозрачный бисер, и Лена, рассматривая из кухни неровные, расплывающиеся дорожки, водила пальцем по стеклу, повторяя их узор.

Рядом с ней, справа, на подоконнике, тоже разглядывая мокрый двор, стояли синий плюшевый медведь с продавленным животом в темных неровных пятнышках да маленький игрушечный паровозик. Из его трубы вырывался пластмассовый дым. Слишком белый, неестественно кудрявый, неживой, похожий на плотное облачко.

На улице загромыхало, за спиной девушки хлопнула входная дверь, и Лена обернулась. В коридорном проеме, смахивая с фетровой шляпы воду, появился Павел, ее муж.

– Хлеб, – сказал он и бросил на тумбу у входа батон, затянутый в шуршащий пластик.

– Ты долго.

– Вроде нет, – Павел снял плащ, провел по нему рукой, стряхивая с ткани дождевой бисер, и повесил на стенной крючок.

– Позавтракаем?

– Не хочу, спасибо. Кофе только свари.

– К ней заходил? – Лена подошла к плите и, оказавшись спиной к мужу, позволила себе расслабиться. Тут же уронила чайную ложку и, кинувшись ее поднимать, стукнулась локтем о каменную столешницу. – Руки совсем не слушаются, – вновь посмотрела на Павла.

Он сунул под мышку батон и босиком вошел на кухню.

– Уберешь? – помахал хлебом в воздухе. – Или тебе отрезать? Только выпекли, понюхай, как пахнет!

– Не хочется. Положи куда-нибудь. Ты мне пока не ответил.

– Заходил, – Павел опустился на стул у окна, внимательно посмотрел на жену.

– И как?

– Передавала тебе кое-что.

– Мне? – Лена обернулась, опять зацепилась локтем о край столешницы, вскрикнула, потерла ушибленное место. – Алла Максимовна? Мне?

– Да. Мама просила тебя приготовить что-то, но я, кажется, забыл. Слово такое назвала странное, непривычное. Только вот помнил, а вылетело. Прикинь?

– Обалдеть, – Лена опустилась на стул по другую сторону стола, сложила перед собою руки, как школьница.  – Твоя мать попросила меня что-то приготовить. Неслыханно. Я бы даже сказала, рехнуться можно!

– Не начинай.

– За столько лет, что мы друг друга знаем, она меня. попросила. приготовить. Ты нас когда познакомил? За два года до свадьбы? За три? Сколько, Павел? Сколько лет и зим?!

– Это уже не так важно. Лена, я прошу тебя, не начинай.

– И она никогда, никогда, Павлик... Да что я говорю! «Можно лучше, Еленочка!» Сейчас-то это зачем?

– Она сказала, у тебя получится. Любая хозяйка справится.

– Забыли, – Лена откинулась на спинку стула, хлопнула ладонями по столу, дернула головой. – Чертов тик!

– Тебе кофе налить?

– Да, давай. И блокнот там прихвати, пожалуйста. Он у холодильника. Нам все-таки надо обговорить меню. Люди будут.

Павел поставил перед женой большую чашку в розовых горошинах.

– Пишу.

– Думаю, купим только его любимое. Во-первых, печенье, хорошо? Такое сладкое, рассыпчатое, помнишь? Пальчики от него всегда грязные, масляные, смешные, – Лена улыбнулась и взглянула на плюшевого медведя.

Павел обернулся, посмотрел на живот игрушки, украшенный жирными пятнами, кивнул.

– Да, мохнатому тогда прилично досталось.

– И конфеты, – Лена задумчиво закатила глаза, – всякие разные. В фантиках и без. Разноцветные.

– Угу.

– Только чтобы много было. Карамель, вафельные какие-нибудь обязательно. Мон-пась-е. А помнишь? Помнишь? Коробочка еще была. Мы ее все найти не могли. Сашка по ней каждый день погремушкой дубасил. Тоже надо. На серванте, наверное, стоит. И торт хочу. Или даже три. Пусть будет много. Без экономии. Всего – чтоб завались!

– Завались.

– Фрукты. На месте посмотрим, ладно? Ягоды еще. Клубники. Есть сейчас клубника? А, Паш? Я совсем из жизни вывалилась.

– Не знаю. Думаю, найдем.

– Щеки у него от нее всегда красные, ароматные, липкие, сладкие такие, – вдруг уронила в ладони голову, затихла, – ну, ты иди, иди.

За окном громыхнуло.
Или Павел стулом – по полу.

– А меню?

– Не могу, не сейчас, Паш, нам столько всего предстоит решить. Дождь вот только совсем не к месту. Мы с тобой потом, хорошо? Вечером, может быть. Ты еще сказал, Алла Максимовна приготовить просила. Чего там для этого надо? Ты ей позвони, все, что нужно, купи. Я соображу, смастерю, заварю... Одним словом, сделаю. В лучшем виде.

– Я тебе помогу. Хорошо? Вечером. На работе просили сегодня быть. И, как вспомню, сразу наберу. Телефон положи поблизости. А сейчас пойду; да, дождь чего-то разошелся. Плащ я уже весь вымочил.

– Трубочки, если увидишь, возьми. Хрустящие. С сахаром. Помнишь? Крошили ведь их ему. В кашу, кажется. Лет до пяти? «За ушками, – говорил, – смешно трещит». Хрум их, хрум.

– Помню, Лен. Я и слово то вспомнил. Странное. Любая хозяйка справится. Мама попросила не забыть кутью.

На улице снова громыхнуло. От порыва ветра распахнулась форточка, отлетела к стене, хлопнула о раму, вдруг затрещало стекло. Синий плюшевый медведь свалился с подоконника, и лишь игрушечный паровозик тихо продолжал выпускать пластиковый дым. Неестественный, неживой, кудрявый, похожий на плотное облако.

Лена опустила голову на стол и завыла.