Из материалов следственного дела Бухарина-89

Утреннее заседание 4 марта 1938 года

Допрос подсудимого Шаранговича

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер
 
Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. Переходим к допросу подсудимого Шаранговича.
Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?
Шарангович.Полностью подтверждаю. Я хочу рассказать суду полностью, откровенно о своих изменнических и предательских преступлениях. Прошу предоставить мне возможность сделать это в том плане, который я наметил.
Председательствующий (к Прокурору). Подсудимый просит изложить все связно.
Вышинский. Это его право.
Председательствующий (к Шаранговичу). Остановитесь на основных этапах вашей преступной деятельности.
Шарангович. Изменником родины я стал в августе 1921 года и был им до ареста. В августе 1921 года, после заключения мира с Польшей, я возвращался из польской тюрьмы в порядке обмена, как заложник, с группой осужденных. Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство, чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда,-я не знаю точно, какую он занимал официальную должность, - некто Вноровский.
Вышинский. Как его звали?
Шарангович. Его имени и отчества я не знаю. С этим Вноровским я имел три разговора. Я не хочу... Не то, что не хочу, а считаю, что нет надобности излагать подробности этих разговоров, но суть их заключается в том, что Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. Я это согласие дал, и после этого польской разведкой и был переброшен в Советский Союз.
По прибытии в Минск этим же Вноровским я был связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда ответственный пост в Белоруссии. Длинных разговоров с Богуцким я не имел, да и дополнительной вербовки меня не требовалось, потому что Богуцкий о всех разговорах Вноровского со мною и о моем согласии знал хорошо от Вноровского. Поэтому мы условились с ним, Богуцким, и он мне сказал тогда, что если потребуются какие-нибудь конкретные услуги потом или задания, которые нужно будет дать, - он мне скажет. Однако я от Богуцкого конкретных заданий в течение года или двух лет не получал. Богуцкий уехал из Белоруссии в 1923 году и перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, - Славинским. Причем Славинский, конечно, все эти подробности и насчет вербовки меня Вноровским, и насчет договоренности, которая существовала с Богуцким, знал хорошо.
От Славинского я уже получил задание. Я сейчас, конечно, не помню конкретно всех этих заданий. Я тогда работал в Белоруссии с половины 1923 года и до половины 1924 года старшим помощником Прокурора Республики. Через меня проходило много дел, шпионских и других дел, более важных. По заданию Славинского я информировал его о сущности этих дел и о лицах, проходящих по ним.
Потом я в конце 1924 года перешел на работу в профсоюзы, и поэтому это задание Славинского по этому вопросу оборвалось. В профсоюзах я не получал никаких заданий от Славинского. В 1925 году Славинский уехал из Белоруссии. В самом начале 1926 года я уехал из Белоруссии в Сибирь, и у меня связи с польской разведкой временно оборвались. Оставался я, конечно, агентом польской разведки, но конкретно каких-нибудь заданий я не получал.
Возобновилась у меня эта связь - и более активная, чем предыдущая, - в конце 1932 года или в начале 1933 года, конкретно с консулом одного из иностранных государств, граничащих с Белоруссией. Это было уже после того, когда я вступил в национал-фашистскую антисоветскую организацию в Белоруссии.
Было это так: ко мне обратился некто Жебровский, который тогда занимал пост третьего секретаря ЦК Компартии Белоруссии, но с ним разговор я имел, собственно говоря, зондирующий. Более ясный разговор по этому поводу я имел с Бенеком, который работал в Белоруссии народным комиссаром земледелия. Бенек предложил мне от имени этого консула следующее: что хотя этот консул и имеет уже достаточно тесную связь с рядом людей, входящих в руководство национал-фашистской организацией в Белоруссии, в том числе и с ним, с Бенеком, однако он хочет установить и со мной эту связь, имея в виду, что я нахожусь на партийной работе.
Собственно говоря, я должен сказать, что для вербовки меня тогда каких-нибудь или больших уговоров делать не было надобности, потому что я тогда уже был одним из руководителей национал-фашистской организации Белоруссии, потому что я тогда уже знал относительно тесной связи других руководителей национал-фашистских организаций в Белоруссии с поляками, так - Голодед, Червяков и тот же Бенек. Вообще все прошлые моменты и моя связь с поляками привели меня, как говорится, в это лоно без всяких уговоров.
В это время я передал через Бенека содержание некоторых решений ЦК ВКП(б), относящихся к Белоруссии. Потом дал информацию о шоссейных дорогах, о сети партийных ячеек и по ряду политических вопросов. Но дело, конечно, заключается не только в том, что я передавал, и не только в моих личных связях, а дело, главным образом, - в том, что уже к тому периоду наша национал-фашистская организация, одним из руководителей которой я был, была по существу тесно связана с польским генеральным штабом. Вот об этом я хочу более полно рассказать после того, как я изложу вопросы, связанные с национал-фашистской организацией.
В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 года. Я не буду говорить об обстоятельствах связей, о том, что меня побудило вступить в эту организацию, потому что то, что я уже рассказывал, это само за себя говорит. Я находился в этой национал-фашистской организации, а это было тем, к чему я стремился. Об обстоятельствах вербовки или вовлечения, мне кажется, вряд ли здесь нужно говорить.
Когда я вступил в национал-фашистскую организацию, это было, видимо, в марте или в конце февраля, меня...
Вышинский. Какого года?
Шарангович. 1932 года. Голодед подробно информировал меня о составе этой организации и о том, что эта национал-фашистская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, персонально от Рыкова и Бухарина. Основные цели национал-фашистской организации в Белоруссии Голодед коротко формулировал так: свержение Советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.
Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор.
Я должен подчеркнуть, что уже тогда меня Голодед информировал об этих установках московского центра правых, получавшихся от Рыкова и Бухарина.
Особенно Голодедом была подчеркнута необходимость установления, в целях осуществления этих задач, тесной связи с польским генеральным штабом. Да, собственно, это совершенно ясно вытекало из этих целей, которые ставятся.
Я не скажу, что мы, все эти установки принимая, выполняя и руководствуясь ими, что мы были, в том числе я, младенцами и не понимали сущности их и, так сказать, не сознавали всей серьезности изменнических преступных целей, методов и средств, о которых я говорю, но, однако, я должен констатировать, что такие установки были. Я должен тут же попутно, если можно так сказать, развить относительно того, почему мы называли себя национал-фашистами. Дело в том, что и основной состав центра, и основные кадры были националистические. Конечно, и в центре и кадры были правые и троцкистские, но между ними нельзя сделать какую-нибудь грань или Даже говорить, если хотите, о блоке, потому что, если взять любого из нас, основных руководителей этого центра, то они были и правые и, в первую очередь, националисты. Если взять, например, таких людей, как Жебровский, который был активным троцкистом, то он более резко по всем вопросам, связанным с целями и задачами, выступал, чем мы. Если взять Гикало, который был правым, но он не менее резко, чем мы, был настроен по вопросам националистическим, соглашаясь с теми целями, которые мы ставили перед собою.
Поэтому я должен сказать, что, по существу, там были националисты основной группой, собирающей вокруг себя все кадры и силы для борьбы с Советской властью, для свержения Советской власти. Я должен сказать, что у нас связь с московским центром правых была не теоретическая и формальная, и не в порядке даже какого-либо локального блока. В этом направлении мы и получали систематические директивы и инструктировались московским центром правых. Я это хочу подтвердить рядом фактов.
В ноябре 1932 года в Москву ездили Голо дед и Червяков. Они встречались с Рыковым и Бухариным, причем я должен сказать, что, насколько мне известно. Червяков был связан с Рыковым еще с 1928 года, а Голодед - с 1930 года. Помню, после поездки Голодеда и Червякова в 1932 году в Москву, когда они возвратились, у нас было в Минске совещание центра нашей организации в полном составе, где они и информировали нас. Информация эта сводилась к тому, что и Рыков, и Бухарин подтверждали все свои прежние установки для нашей организации, выразив недовольство слабой деятельностью нашей организации. Там же, в Москве был дан ряд конкретных установок, в первую очередь, по вопросам вредительской, диверсионной деятельности и, во-вторых, - относительно усиления и установления более тесной связи с польским генеральным штабом. Голодед и Червяков потом систематически встречались с Рыковым и Бухариным.
Кроме этих связей, о которых я уже сказал, у меня лично были установлены связи сначала с Сулимовым, по-моему, в октябре 1932 года, когда он приезжал в Белоруссию в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР по отгрузке картошки. Я уже тогда с Сулимовым имел подробный разговор. Он сводился к тому, что Сулимов информировал меня о том, что я уже знал от Голодеда и Червякова; я ему также рассказал относительно кадров, относительно того, что делает наша организация. Больше у меня встреч с Сулимовым не было. Но весной 1933 года я связался с Антиповым.
Первую встречу с Антиповым мне устроил Голодед у него же в кабинете. В этой встрече с Антиповым он сначала интересовался относительно деятельности нашей организации, подтверждал те установки, о которых я уже знал. В этом разговоре с Антиповым я поставил перед ним некоторые вопросы, причем поставил я эти вопросы не с точки зрения того, что я с ним был не согласен или мне требовались разъяснения какие-нибудь особые, а с точки зрения подтверждения их от самого Антипова, потому что когда устраивались эти разговоры, Голодед сказал о том, что он является руководителем параллельной группы правых.
Во время этого разговора я поставил перед Антиповым вопрос о том, как он смотрит на такую откровенную резкую установку о связи с польским генеральным штабом. На это мне Антипов заявил следующее: видите ли, если мы ставим перед собой вопрос свержения Советской власти, если мы ставим перед собой вопрос поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами, если мы ставим перед собой задачу отторжения Белоруссии, - то как же не использовать и не пойти на сговор с такой реальной силой, какой является фашистская Польша.
Второй вопрос, который я поставил перед Антиповым, был вопрос об отторжении Белоруссии и создании, так сказать, под протекторатом Польши буржуазного Белорусского государства. Мы, конечно, понимали все, что значит этот протекторат, потому что это отнюдь не являлось для нас теоретической формулой. Это значило отдать под ярмо польских помещиков и капиталистов Советскую Белоруссию, применяя все те средства, которыми мы тогда уже располагали. На это мне Антипов ответил, что эта формула дает возможность лучше сколачивать все националистические и антисоветские кадры и, во-вторых, этой формулой мы одновременно приманиваем, если можно так сказать, польский генеральный штаб. Вот это была наша первая встреча. Надо сказать, что Антипов в 1933 году довольно часто наезжал в Белоруссию потому, что он был председателем комиссии по чистке белорусской партийной организации.
При второй встрече с Антиповым присутствовали: Голодед, Червяков, Гикало и я. Встреча происходила на даче под Минском. Антипов, выслушав информацию о преступной и подрывной деятельности нашей организации, опять-таки потребовал от нас активизации, особенно в вопросах вредительства и диверсии, в вопросах организации террористических групп и в вопросах о связи с польским генеральным штабом.
Продолжение следует….