Поэты еврейской национальности

При таком названии очерка я мог бы оставить вас наедине с вашей фантазией, но не тут-то вам было, ибо и меня одного не оставили.
Поэтический фестиваль "Киевские лавры" подходил к концу, последним мероприятием было открытое обсуждение национальных литератур в Украине и на окраинах. О праве, о возможностях, о развитии, когда страна всё же движет вперед украинский язык прежде всего в такое трудное время. Впрочем, точного названия темы я не помню, но за суть ручаюсь.
Место было подходящее: уютный пивной бар на Крещатике, где на подмостках уже сидели ведущие вечера, а под подмостками – вблизи на ногах и поодаль за столиками собрались участники и гости фестиваля. Обсуждение шло на всех доступных языках, но русский, как ни странно, превалировал как по звучанию, так и по темам. Всё шло своим чередом, уже упомянули всуе румын, венгров и поляков. Докопались даже до русин – тоже культура и литература в пределах Украины. Но чего-то в воздухе недоставало и это чувствовалось на подсознательном уровне всех и сознательном – некоторых.

И тут прозвучал наконец-то вопрос из первого ряда – из ближних низов.

– А вот мне интересно. Здесь ведь присутствуют лица –
поэты еврейской национальности. Вот прямо здесь мы тут обсуждаем разное, а пусть они объяснят, почему не пишут на своем еврейском языке, чтобы поддержать свою литературу. Ну хотя бы на идиш. Ведь когда-то писали на идиш, а почему сейчас они не пишут? Были ведь журналы, а теперь нет. Вот не развивают они своего языка, на русском пишут вместо. А почему? На своем бы надо.

Наступила тишина, в которой все начали оглядываться в поисках поэтов еврейской национальности. Посмотрели даже на сцену и под неё. Я тоже оглянулся. Никто не делал шаг вперед, никто не решался ответить на остро поставленный вопрос. Ведущие тоже промолчали, поступили новые вопросы, требующие новых ответов. Но в моей памяти за секунды пролетели картинки детства: бабушка, говорившая на идиш, журнал Советиш геймланд, который мы получали и бабушка что-то в нем читала или просто листала, местечко Чернивцы, где подростком я был поражен подавляющим еврейским населением и повсеместным идишем, на котором говорили все подряд: евреи , украинцы и поляки. Решив, что кроме меня тут нет поэта и еврея в одном лице, что было странным по многим причинам, я пробился вперед и осторожно постучал в спину женщины пожилых лет, задавшей этот вопрос.
Она обернулась и недовольно спросила: ну что надо?

– Ну, я вот как бы поэт еврейской национальности и мне есть что рассказать и объяснить на ваш вопрос.
– Ой, ну ладно, вот закончится и поговорим, а сейчас это никому не надо. - И ко мне опять повернулась её спина.

Потом – так потом. Я отвалил обратно на свои позиции поодаль. Разговорная часть вечера подошла к концу, я уже забыл о вопросе, но меня нашли. Да, она меня настигла с прямым вопросом.

– Ну что вы там хотели сказать?
– Так уже никому не надо. А ведь мог бы рассказать о своем детстве с идишем вокруг, и почему я все же не пишу на идиш.
– Ну и кому это интересно?
– Как это ? Вы же задали вопрос на весь зал. Ждали ответ . Ну хотя бы вам это должно быть интересно.
– Нет, не интересно. И это был не вопрос. Вы знаете как я настрадалась от Каплана и Гутковского? Я всю жизнь занималась у них в литературных кружках и объединениях. И всё им не так. Они меня никогда не хвалили, что бы я ни написала – всё плохо, всё не так. И рифмы слабые, и размер не тот, и темы не мои. И все приставали ко мне: чего ты не пишешь на своём родном украинском, может, лучше будет. И вот все пилили меня, почему я не помогаю родному языку. А какое им дело? Ну Каплана уже нет, а остальные еще пилят меня. Вот я и спросила о поэтах евреях, которые не пишут на идиш. Пусть им стыдно будет.
– Так это была месть? Вас совсем неинтересен ответ.
– А может, и месть. Да, это месть такая. Ну хоть бы раз похвалили. Вот сегодня я придумала новую рифму: Сталина – состарилась. И похвалил меня Гутковский? Нет, пиши стихотворение, говорит, тогда и увидим. Нормально?
А чего он сам не пишет на еврейском? Чего он меня пилит все время с этим украинским. Он с Капланом меня достали.
– А вы случайно не антисемитка?
– А может, и антисемитка, да – я антисемитка. Но я, между прочим, в еврейском хоре пела. В еврейском! А они меня пилят.
– Настрадались?
– Да, думаете это просто – петь , ничего не понимая. Стараешься, а тебе и здесь выговаривают, что ты неправильно поёшь.
– А зачем вам это надо было? Зачем так мучались?
– Значит, надо было. Чего вы так много вопросов задаете? Кто вы вообще такой? Откуда взялись?
– Вам фамилию? Михаил Этельзон. Из Нью-Йорка.
– И давно там живете?
– Ну почти 30 лет.
– Да что вы такое мне рассказываете. У вас чистая русская речь, лучше моей, а вы мне про 30 лет в эмиграции брешете.
Это на Брайтоне так чисто говорят?
– Ну что поделаешь, храним великий и могучий по всей планете, наверное, и 13 лет учебы и работы в Санкт-Петербурге сыграли свою роль. Ну и пишу на русском. Только не на Брайтоне.
– Та шо вы такое пишете?
– Ну, стихи, я и на этом фестивале – как поэт.
– Вы поэт? Прямо из Нью-Йорка? А вас что Кабанов пригласил, оплатил билеты и гостиницу? Ну как этим разным – Кенжееву, Цветкову, на которых он тратит все деньги.
– Нет, я сам прилетел. Но согласовал приезд с Кабановым и немного участвовал.
– Так вам не оплатили? Какой же вы тогда поэт! Из Нью-Йорка он сам прилетел. Тоже мне.

В это время к нам подошел средних лет то ли поэт, то ли алкоголик, то ли наркоман – лицо и речь были где-то между. Моя собеседница переключилась на него, а ко мне обратился зрелых лет мужчина, заставший последнюю часть нашего разговора.

– Вы из Нью-Йорка, поэт? Давайте знакомиться. Владимир Гутковский.
– Михаил Этельзон. Очень приятно. Так это вас упоминала эта женщина? Она говорила о Гутковской и Каплане, которые её гнобили.
– Да не обращайте внимание. Она у нас типа городской сумасшедшей. Вы же видели, что никто не стал отвечать на её вопрос. Вы просто не в курсе. А я – Гутковский. Веду студии, работаю редактором. Вот сейчас сотрудничаю с конкурсом и журналом "Эмигрантская лира". Вы что-то слышали об Александре Мельнике в Бельгии?
– Да, что-то слышал и знаком. Ну и о конкурсе в курсе. Даже был победителем первого конкурса в 2009-м и постоянно участвую в разных жюри конкурса. Вот и в августе собираюсь на конкурс.
– Ах, даже так. Ну очень приятно. Так еще раз – ваша фамилия? Вы есть на фейсбуке? Надо нам задружиться.
– Конечно, я там, вот прямо сейчас и задружимся.
– Я рад, что мы с вами познакомились.
– Я тоже. И всё благодаря этой женщине –антисемитке, фамилии не знаю, ну вы ее назвали городской сумасшедшей.
– Ну какая из неё антисемитка, она и писать толком не умеет, просто сумасшедшая. А вы на каких языках пишете? Я вот и на украинском стал писать, надо же поддержать национальную литературу. А раньше только на русском.
– Я только на русском, к сожалению. Иначе тоже поддержал бы и украинскую, и английскую..

Никто из нас не писал на идиш.