Дожить до своей смерти

Разочарование, как стиль жизни, пользуется всё большим успехом. Мол, кругом обман, предательство и лицемерие. Все мы крутимся в колесе страданий. Так говорил первый Будда. Правда, он так же говорил, что есть путь, идя по которому, можно избавиться от этих страданий. Но, пожалуй, эта мысль слишком оптимистична для того, чтобы стать мейнстримом. Каждый день в мире умирают миллионы людей, в Африке дети голодают, а Мексика кишит криминалом. Как при таком раскладе можно жить счастливо? Ведь тогда рискуешь прослыть бессердечным оптимистом. Даже если не рассуждать так глобально, то и в повседневной жизни хватает проблем, из-за которых повеситься можно. Похоже, что популярная идея всеобщего сострадания до добра не доведёт. Один мой знакомый любит издеваться над такими «сострадальцами». Он говорит, что все мы умрем, с этим нельзя поспорить. Вопрос лишь в том, как именно ты проведешь время до этого знаменательного события. Будешь ли ты ныть и сострадать, или всё-таки дерзнешь на что-то более сложное и смелое. Например, станешь хвататься за эту жизнь и жадно вкушать каждое её мгновение. Ну, или на крайний случай, спасешь чью-то чужую жизнь (ведь если вдуматься, то советы давать всегда проще, чем самому следовать им). В общем, ты просто должен решить, как именно ты хочешь дожить до своей смерти.

I

Пока в мире умирали миллионы людей, в Африке голодали дети, а в Мексике процветал криминал, в московском хосписе никак не мог умереть Николай Петрович Берниченко. Да, есть на этом свете такой живучий тип людей. Как правило, это очень мерзкие и противные экземпляры рода человеческого. Таким был и Николай Петрович. Медперсонал от него на луну выть начинал, а сопалатники просили вкалывать им побольше морфия или вовсе прикончить их, чтобы не слышать ворчаний этого старика. Николай Петрович успешно испортил жизнь всем своим немногочисленным знакомым и менее многочисленным близким людям. Он был невысокого роста, весь скрюченный, скукоженный и до невозможности злой и ворчливый пенсионер. Сейчас ему 72 года, всю свою родню он давно измучил и похоронил. А когда ему стукнуло 60, жизнь решила помучить его самого. Для Петровича прозвучал страшный диагноз – рак мозга. Причем сразу четвертой стадии. Так он попал в хоспис, в котором уже больше 10 лет от него просто нет спасения. Своего рода старожил хосписа. Никто из врачей не может понять, в чем проблема. Точнее, причина этой проблемы, под названием Николай Берниченко. Говорят, что однажды у старика случилась клиническая смерть. Но и тут он вышел сухим из воды, то есть живым из Рая. У него даже волосы не повыпадали, как это бывает после химии у нормальных больных людей. Вероятно, он переругался со всеми в Райской приемной, и ангелы послали его от Эдема подальше. Короче говоря, и на том свете Николаю Петровичу были не рады.

Чтобы стало понятней, что конкретно было не так с этим противным стариком, приведу пару примеров. Однажды он довёл медсестру до истерики тем, что несколько дней подряд разыгрывал собственную смерть. Бедняжка не успевала толком нарадоваться своему счастью, как этот Кощей снова воскресал. А сколько бутылок водки он выиграл в ставках на смерть своих соседей по хоспису! Правда, в силу выигрыша он пока так и не получил ни одной бутылки. Немного просчитался старик. Хотя вполне возможно, что он спорил не ради водки, а ради забавы. А чем ещё тешиться бессмертному негодяю? Ему даже бояться нечего – он и так живет в хосписе. Тут можно лишь посочувствовать всем несчастным, страдавшим от этого горе-старика.

Но всему приходит конец. Всему, кроме жизни Николая Петровича. Так он пережил терпение главврача. Когда из-за больного Берниченко уволилась очередная медсестра, главный врач не выдержал и отправил пациента на домашнее лечение, вопреки всем правилам. «На него только морфий переводить. Этот таракан ещё всех нас переплюнет. Я согласен, но только пусть он это делает у себя дома, не забирая у меня сотрудников» - не

выдержал наконец пострадавший. В итоге, Николай Петрович, как Колобок: он от Боженьки ушел и от врача сбежал, почти по собственной воле.

Отныне жизнь Кощея Петровича стала заметно скучнее. В его однокомнатной квартире было совсем не с кем ругаться. Поначалу он пытался развлекаться с телевизором. Посредством телеэкрана он изливал обличительные речи в адрес государственной власти, но Петрович не получал ответной реакции, и это занятие ему быстро надоело. Тогда он пошел портить жизнь продавщицам в местных магазинах. Но там столкнулся с другой гранью любимого развлечения. Старик не рассчитал силу своего соперника – он никак не ожидал, что матерный запас Марьванны окажется настолько богаче, чем его собственный. Да и харизме этой женщины было сложно противостоять. Ну, а когда она, в знак протеста, перестала продавать ему еду, Петрович охладил свой пыл и стал заурядным унылым пенсионером, которых часто можно встретить в продуктовых магазинах рядом с домом. С тех пор существование Николая Петровича стало протекать скучно и тленно. Этот энергетический вампир остался без пищи. Вероятно, ещё немного, и он совсем завернулся бы от такой тоски и, наконец, умер. Но слухи об этом его стремлении быстро долетели до небесной канцелярии. Небесные сотрудники, испугавшись возвращения блудного сына, послали ему новое испытание.

II

Лето в этом году выдалось на редкость знойное и противное. Как раз по вкусу Николая Петровича. Он сидел дома и воевал с мухами. Духота приковала старика к дивану, но даже это не мешало ему бороться с насекомыми с помощью любимой мухоловки. Когда он ликовал над трупом очередной мухи, раздался дверной звонок. Нельзя сказать, что Петрович слегка удивился – он был ошеломлен неравнодушием окружающего мира. Неужели до него кому-то есть дело? Похоже, что новая жертва сама пришла к нему в гости. Николай Петрович изо всех своих старческих сил помчался к двери. Удивительно, но через глазок Петрович увидел, что за дверью действительно стоял человек.

- Кто там? - с нетерпением спросил пенсионер.

- Э-э-э… это из соцопеки… Меня зовут Игорь, я ваш новый опекун - пояснил незнакомец.

- В каком смысле новый? Меня никто не опекал. Что это тебе от меня надо, шарлатан проклятый?

- Э-э, да как ты обращаешься с социальным работником? Трухляк неблагодарный! О тебе что, государство так часто заботится, что ты хамишь мне тут!

«Вот, это кадр!» - восторгался про себя Петрович – «Вот, это я понимаю, соперник! Ну, ничего, сейчас я и тебя до дурки доведу».

Кряхтя и ворча, Петрович открыл дверь новому опекуну и пустил его в дом.

В квартиру вошел молодой мужчина, на вид ему было около 30, может, больше. Ростом чуть выше среднего, хилого телосложения и в целом, напоминавший, скорее, какого-то зека. Было сложно ассоциировать его с соцработником. Особенно этому препятствовали наколки на руках (именно наколки, а не татуировки, потому что они были дёшево-синего цвета и сюжет их не отличался оригинальностью). Игорь выглядел неопрятно и не особо располагал к себе. Какой-то мутный тип, асоциальный социальный работник.

III

Игорек принялся втирать Петровичу какую-то чушь про то, что старик нуждается в особом внимании и уходе. И теперь этим уходом будет заниматься новоиспеченный опекун. Неважно, хочет ли сам Николай Петрович этого или нет, но так будет лучше для него самого. Соцработник заявил, что будет приходить к больному три раза в день и будет справляться о его здоровье. Он так же сказал, что врач прописал Николаю Петровичу лекарство нового поколения, которое навсегда избавит старика от боли.

- Но у меня ничего не болит - возразил Петрович.

- Как? У вас же рак мозга. Третей стадии - разъяснил Игорь.

- Четвертой - вставил старик.

- Тем более. Там же опухоль, небось, как… ну, я не знаю, как у негра… - затемнил опекун.

- В каком смысле, как у негра? Кем ты меня сейчас назвал? Да я тебе сейчас такого негра покажу!

- Я не это имел ввиду… В смысле, ну, знаете, у негров…ну, у них б…большие…

- Что большие? - не выдерживал Петрович.

- Опухоли. Опухоли у них большие. Че ты завелся-то сразу? - заелозил Игорек – я ж соцработник, я твоя государственная мать, опекать тебя пришел. Не психуй тут мне.

Короче говоря, общий язык мужики нашли не сразу. Посредством разговоров соцработник охладил пыл своего подопечного и даже убедил его подписать какие-то документы касательно имущества пенсионера. Затем он споил Петровичу первую порцию лекарства. Самочувствие старика слегка ухудшилось: потемнело в глазах и стало как-то нехорошо. Но Игорь уверял, что это всего-навсего побочный эффект и бояться совершенно нечего. Пенсионеру явно не нравился этот тип, но его желание довести свою жертву до белого каления было сильнее. Он мирно подыгрывал опекуну, жертвуя своим и без того неважным здоровьем.

На следующий день, когда Игорь пришел давать Петровичу третью порцию лекарства нового поколения, старик спросил:

- Слушай, а как хоть называется эта параша, которую я должен пить?

- Па…нацея - растерянно ответил Игорь.

- Ну это я понял, что не яд какой-нибудь. Хотя, судя по тому, как меня от нее мутит, это хренацея какая-то. Ты точно уверен, что мне надо это пить?

- Однозначно - на удивление четко и уверенно произнес Игорек – Врач сказал, что это лекарство продлит вам жизнь.

Тут Петрович заподозрил что-то неладное.

- О, как! А сколько ж мне тогда осталось жить без этой панацеи? - спросил старик.

- Ну, не знаю. Может, неделю, может, меньше. Как повезёт. Оно ж у всех по-разному…

«Что-то он темнит» - подумал старик – «не мог врач не нажаловаться ему на моё бессмертие. Ну, ничего, это мы ещё посмотрим, кто кого». На этот раз Николай Петрович не стал пить лекарство нового поколения. Он незаметно от Игорька выплюнул хренацею в раковину и смыл. Так продолжалось пару дней. Петрович игнорировал прием лекарства и стал чувствовать себя так же, как до появления опекуна. Чего нельзя было сказать о самом опекуне. Спустя еще пару дней старик начал откладывать панацею и при всяком удобном случае подсыпал ее в чай Игорю. Вместе с возрастающей гостеприимностью Николая Петровича постепенно ухудшалось самочувствие соцработника. Пока Игорь думал, что успешно втёрся в доверие к старику (раз он его чаем поит), организм опекуна понял нечто более серьезное. А именно, то, что Игорь в отнюдь не выигрышном положении. Наконец, это понял и сам Игорь. Так они со стариком и хитрили друг друга еще несколько дней: Петрович выплевывал панацею, а Игорь выплевывал чай с панацеей. Благо, раковин в квартире было две.

Однако эти полоскания горла не могли продолжаться вечно. И впрямь, мужикам вскоре надоел этот детский сад. Как-то раз Игорь перепутал двери и, вместо ванной, попал на кухню и застал там старика за традиционным ритуалом вызволения лекарства нового поколения. Так как рот Николая Петровича был свободен, а во рту Игоря бултыхался чай с панацеей, первым держал слово Петрович:

- Ну, вот ты и попался, шарлатан - самодовольно ехидничал старик – Ты думал, я сразу не понял, что тебе нужно? А я еще в первый день тебя раскусил! Да, я насквозь тебя вижу, упырь ты эдакий. Квартиру мою заполучить захотел? Ишь, что удумал! Да я не то, что в суд на тебя подам, я тебя со свету сживу! Ты у меня в дурке дуреть будешь! А, ну, отвечай, падла, ты за квартирой моей пришел?

Полный рот Игоря поставил его в весьма затруднительное положение. С одной стороны, он бы и рад ответить, да не может, а с другой стороны, он в какой-то степени благодарен этой своей невозможности говорить. В общем, молчал, как воды в рот набрал.

- Отвечай, подлюка! - продолжал прессовать Петрович.

- М-м-м, м-м-м-м! - безысходно промычал Игорь.

– А-а, так ты говорить не можешь! От, зараза! Ну, так, что ж ты! Ты глотай, давай, и гляди, говорить удобнее станет.

- М-м! - завопил Игорек.

- Чё м-м? Чё м-м? Хренацею глотать не хочется? Конечно, не хочется. А то, как же ты мёртвый квартиру у меня отожмёшь? От, зараза! От, мерзавец! Ну, я тебя…

Игорек отчаянно проглотил хренацею. На кухне воцарилась вопросительная тишина.

Покорчившись ещё некоторое время от горького лекарства, Игорь присел. Он состроил жалостливые глаза, что сделало его образ в целом ещё более жалким. Недозек в потрепанной одежде, немного бомжеватого вида, небритый и слегка отекший, смотрел теперь на Николая Петровича глазами вселенской тоски и раскаяния, как агнец Божий.

- Понимаете... Должен признаться, что я на самом деле… В общем, да, что я вас обманываю - начал своё чистосердечное Игорь – На самом деле, никакой я не соцработник…

«Хех, удивил!» - мысленно ликовал Шерлок Петрович.

- Нет, ну, я как бы соцработник, у меня даже бумажка есть. Там ребята со стройки помогли, порыли по знакомым… Все легально как бы… Просто, на самом деле, я давно хотел найти…отца. Ну, как Мамонтёнок. Только он маму искал, а я вот… Ну, у каждого же сына должен быть отец, вот я и подумал, что вы и есть…ну…этот, батя…

Глаза Николая Петровича заметно потускнели. Он вдруг резко изменился в лице, весь почернел и как-то злобно пробормотал:

- Уходи отсюда, мерзавец.

Игорь встал и ушёл. Это произошло днём. Во время второго приема лекарства.

IV

Игорь понимал, что это был его последний визит, ведь больше не нужно было впаривать старику никакой панацеи. А, значит, и повода приходить к Петровичу тоже больше нет. Но приходить было нужно. Потому что шарлатан так и не убил пенсионера и не довёл дело до конца. Пока старик жив, Игорь не сможет получить его квартиру, как и задумывал изначально. Тогда мошенник начал придумывать новый способ изжить больного пенсионера. Шарлатан понял, что у него осталась всего одна попытка, последняя возможность убить Петровича и получить его квартиру по поддельным документам соцработника, а потом переписать недвижимость на себя. Действовать надо было быстро. Игорь зашёл в ближайший магазин хозтоваров, затем забежал в продуктовый за праздничным набором и вечером направился к Николаю Петровичу с повинными речами. Он пошел к старику, чтобы напоить его «прощальным» чаем с крысиным ядом, который, в отличие от лекарства нового поколения, действует моментально.

Игорь, как обычно, пришел в установленное время и постучал в дверь к Петровичу, еле надеясь на ответную реакцию. Но, к удивлению, Николай Петрович открыл дверь и пригласил опекуна в дом. Было слышно, как на кухне закипел чайник. В квартире стоял запах старости, который раньше не был так заметен, а может, и вовсе отсутствовал. Старик пригласил шарлатана к столу, что сыграло на руку Игорю, который, воспользовавшись моментом, подготовил все необходимое для достижения заветной цели. Несомненно, он несколько удивился такому радушному приему, но крысиный яд, тем не менее, держал наготове.

- Это хорошо, что ты пришел, а то я уж и не надеялся… - заговорил Петрович – Сейчас я объясню тебе, в чем тут дело.

В движениях Николая Петровича стало заметно больше старости и какой-то немощности. Он как будто перестал быть уверенным в себе, как будто он чего-то боялся.

Бедный пенсионер стал вдруг робким и трусливым. Теперь он похож на большого ребенка и вызывал искреннее чувство жалости. Игорь заметил эту перемену, но пока не изменил своих намерений.

- Меня нельзя убить. Это просто невозможно - заявил старик.

Игорь побледнел так, как будто его вновь раскусили.

- В хосписе ходили слухи, что во время клинической смерти я якобы переругался с ангелами, и они послали меня, куда подальше. И, мол, поэтому я уже больше 10 лет живу с раком головного мозга и не могу умереть. Странно, что наука обошла меня стороной. А теперь расскажу, как там было на самом деле. После третьей химии у меня и вправду случилась клиническая смерть. И я попал куда-то, что многие называют Раем, но я бы не был в этом так уверен. Особенно после того, как мне там вынесли вердикт. Точнее, поставили условие. Мол, рано тебе ещё помирать. Ты должен оставить наследника… - тут Петрович не то смутился, не то застеснялся собственных откровений – ну, а я что? Мне тогда уже за 60 перевалило. Какой наследник? Какая нормальная баба клюнет на хрыча старого?.. Собственно, тогда я и стал бессмертным.

Николай Петрович сделал паузу и о чем-то задумался. Игорь молча ждал чего-то.

- Собственно, поэтому я и раскусил тебя, когда ты мне про смерть втирать начал… А когда ты про сына… Хотя откуда ты мог знать-то… - пожилой человек тяжело вздохнул – У меня и жены-то никогда не было. Так, были какие-то бабы, но это так, несерьёзно. Я был заядлым холостяком… Правда, один раз был случай. Я тогда работал инструктором по вождению и как-то раз закрутил роман с одной ученицей. Как сейчас помню, Ниной звали, ей лет 19 было, на медика училась… И, в общем, однажды она заявила, что беременна от меня. Я так обрадовался, что наконец-то стану папой… Все-таки мне на тот момент было уже под сорок, как-то и хотелось уже завести своего отпрыска. А она… А она сказала, что сделает аборт. Дура. Понаплела тогда какой-то ереси про любовь-нелюбовь, про возраст… Да, что с нее взять, молодая ж была. Короче, не может у меня быть сына, и все тут. Никого у меня не может быть. Я один остался, понимаешь?

Игорь незаметно убрал крысиный яд, аккуратно обнял старика, попросил прощения за всё и молча удалился. Тогда Петрович почувствовал себя еще более одиноким. Он никогда в жизни не был так одинок, как сейчас. Пенсионер так и остался сидеть за столом. Он молча вслушивался в тишину уходящего дня. Ему больше не хотелось никого мучить. Потому что он сам больше не страдал. Только что старик открыл свою душу, он первый раз за эти годы рассказал, что же на самом деле было там. И теперь был оставлен один на один со своей распятой душой. Он просидел так весь вечер. В квартире было глухо и пустынно. Вакуумная тишина давила на ушные перепонки, добивая одиночество беззащитного человека.

V

Игорь вернулся к себе домой, в железный фургон на стройке. Сегодня и в ближайшее время его место для ночевки было именно здесь, в этом строительном фургоне. Человек всегда стремится к уюту. Даже если он вынужден жить далеко не в самых благоприятных условиях, он, как минимум, будет называть это место домом. Даже если этот дом вплотную напичкан посторонними людьми и дискомфортом. Потому что так проще. Потому что человек всегда тянется к дому. И чем сложнее времена в его жизни, тем больше он хочет домой.

И сегодня Игорь как никогда спешил в свой фургон. Среди привычного перегара и дыма сигарет он пробрался к своей койке на первом этаже двухъярусной железной кровати и достал из-под нее пакет со своими вещами. Это был универсальный пакет: в нем были и грязные вещи, и пару чистых; тут же было мыло для мыться, порванные носки и прочий минимум для существования. В этом же пакете Игорь нашел старый потрёпанный фотоальбом. В нем хранились самые ключевые моменты жизни: какой-то детский день рождения, фотография любимой собаки, выпускной и фотография какого-то здания. Это был детдом, в котором вырос Игорь. Он никогда не знал, кто его родители. Знал только, что

мама была молодой и красивой. Об этом ему как-то рассказал охранник детдома. Игорь листал эти мятые страницы фотоальбома туда и обратно и всё пытался что-то найти или понять. Он как будто искал ответа на несуществующий вопрос. Он сам не знал, чего хотел. Затем он достал всё из кармана: зажигалку, две сигареты и измученный паспорт, из которого выпали поддельные опекунские документы. В них строитель заметил интересное сходство. Фамилия больного – Берниченко, а фамилия самого Игоря отличалась лишь одной буквой – Верниченко Игорь. Вероятно, чья-то глупая опечатка коренным образом изменила жизнь человека. Одна буква решила судьбу семьи. Похоже, что пока шарлатан был уверен, что перехитрит весь мир, мир перехитрил его самого.

В фургоне выключили свет, и Игорек остался наедине со своим открытием. Ему было очень страшно. Он только что чуть не убил своего потенциального отца. В то же время он боялся даже думать о возможном отцовстве. Всякое бывало в его жизни, но такое потрясение он испытывал впервые. Игорь Верниченко всю ночь прокручивал в голове тот монолог Николая Петровича Берниченко. Мысль о том, что это был его отец с каждой минутой крепчала в сознании бедолаги. Он сделался таким потерянным и беззащитным, как маленький ребенок, которого очень сильно обидели. Игоря обидела судьба. Ведь он не виноват в том, что родился не вовремя. Он также не виноват в том, что семья его родителей не состоялась. Чем он заслужил своё сиротство? И чем заслужил ещё больший удар – обретение одного из родителей, отца? Несчастный человек совершенно ничего не понимал. Его душили слезы счастья и глубокой обиды. Ком в горле вызывал физическую боль. Его просто сковало чувство токси.

Игорь точно знал только одно. Утром он непременно отправится к Петровичу. Так он и поступил.

Дверь у Николая Петровича, видимо, была открыта со вчерашнего дня. В квартире было холодно, несмотря на уличный зной. На кухне стояли чашки с чаем, над ними летали мухи. Было как-то тускло и тяжело. Тишина давила на человека. Игорь вошел в комнату и увидел на диване бледное тело Николая Петровича. Его лицо было грустным, на нем не было блаженной улыбки человека, который умер своей смертью. Вероятно, потому что он так и не успел понять, что наследник у него всё-таки есть. Он не дожил до своей смерти совсем немного – ему не хватило всего пары слов, одной простой истины. До его собственной смерти оставалась всего одна встреча.