М. М. Пропедевтика Очерк

М.М.КИРИЛЛОВ

ПРОПЕДЕВТИКА
Очерк

         С февраля 1953 года на нашем курсе начались лекции и практические занятия по пропедевтике внутренних болезней. Кафедра и клиника пропедевтики ВМА им. С.М.Кирова находились тогда в том же здании по улице Карла Маркса, что и наше общежитие, но имели отдельный вход со двора. Лекционный зал представлял собой глубокий амфитеатр, внизу которого стояла трибуна. Всё это освещалось единственным высоким окном. Без искусственного освещения в зале было темно.
        Лекции читал профессор Николай Николаевич Савицкий, высокий, суховатый, лысеющий, уже пожилой мужчина. Читал он тихим голосом, монотонно и скучно. Как будто в это же время думал о чём-то другом. Но мы знали, что он действительно выдающийся учёный, известный работами по гастроэнтерологии, нейроциркуляторной дистонии, военной токсикологии, а также инструментально-диагностическими исследованиями (в частности, разработкой нового тогда метода механокардиографии). Было известно, что эта терапевтическая кафедра  существует с самого создания в Санкт-Петербурге Медико-хирургической Академии в 1798 году.
        На кафедре в наше время работали профессора и преподаватели, известные в Академии, - Трегубов, Иванов, Морозов, Никитин, Лулаков, Гисматуллин. Все они без исключения были фронтовики и коммунисты. И мена отчества их я уже не помню. 65 лет прошло с тех пор.
         Надо сказать, что, «загрузившись» за два предыдущих курса анатомией и нормальной физиологией, мы тогда ещё плохо представляли себе последовательность нашего будущего собственно клинического образования.
      С третьего курса нам предстояли трудные дисциплины – пропедевтика внутренних болезней, патологическая анатомия и фармакология. Эти предметы не зря негласно считались «полулекарскими».

        В первый же день нашей группе раздали на курацию больных. Каждому своего больного. Нужно было освоить навыки его обследования, последовательность осмотра, оценить основные симптомы болезни. Не болезнь саму и тем более не её особенности и варианты, а только симптомы.
       Такова была отечественная система клинического обучения. Она предполагает сначала (3 курс) изучить «буквы»- симптомы, затем (4 курс) «слова»-болезни, а уж потом «предложения» - особенности и варианты заболеваний (5-6 курсы). Соответственно этому занятия проводились на кафедрах пропедевтика, факультетской и госпитальной терапии. Эта система была разработана С.П.Боткиным. Не все слушатели понимали смысл такой нарастающей последовательности. А сейчас этого не везде и объясняют.
       Более того, в наше время преподавание терапии студентам часто проводят даже не на больных людях, смысловые особенности кафедр утрачиваются, больничные отделения организационно, по экономическим причинам, отделяются от кафедр, в результате чего сами преподаватели зачастую дисквалифицируются, а студенты не становятся полноценными врачами. И это в стране великого Боткина! Как нынешнее ущербное время отразилось на качестве клинического образования!
      Конечной целью всего обучения было видеть не болезнь, а больного человека. Так учили наши великие учителя Пирогов, Боткин и Захарьин.
         Преподаватель нашей учебной группы Лулаков выделил мне тогда на курацию больную ревматизмом и митральным пороком сердца, женщину лет сорока. Он сам привёл меня к ней в палату. Сложным оказалось не аускультировать, к примеру, сердце, дифференцировать его тоны и шумы, а преодолеть психологический барьер между собой и больным человеком.
        Было мне тогда почти двадцать лет. Я был очень взволнован, особенно поначалу, так, что больная, увидев перед собой в сущности как бы своего сына, которому неловко было даже дотрагиваться до её груди, сама помогала мне, и я с её помощью перкутировал и выслушивал её сердце, как требовалось, и лёжа, и на боку, и сидя. Кожа её стала слегка влажной, она при движениях в постели немного задыхалась и к концу моего обследования стала заметно уставать. На щеках её был виден цианотический (синюшный) румянец, характерный симптом митрального порока сердца.
        Мне было жалко её, тем более что мы с ней как бы подружились. Прогноз был плохим: тогда на сердце ещё не оперировали, и мы даже не знали о такой возможности.
         Обследовав больную, я доложил о полученных данных преподавателю. И тот согласился со мной. О диагнозе заболевания речи не шло, только о его симптомах и их значении.
       Так происходило каждый день целый месяц. Больные менялись (с заболеваниями лёгких, с патологией печени и т.д.), опыт обследования закреплялся. Мы присутствовали и на обходах профессоров, на клинических разборах. Здесь уж врачебный подход утрачивал учебные рамки. Шла речь и о лечении. Но к своей первой больной я наведывался просто так, пока ей не стало получше и её не выписали, Она была мне рада.
        Я видел больных глазами своих школьных учителей и родителей, так, как если бы они были со мной рядом.
        Были и вечерние дежурства. В результате круг наблюдений расширялся. Вечером клиника, да и сами больные были какими-то другими. Наверное, не зря раньше земские врачи жили при больницах и наблюдали своих больных круглосуточно.
       В клинике учили и некоторым диагностическим приёмам или действиям, например, технике внутривенных пункций и инъекций.
         Однажды на вечерних занятиях я видел и принимал участие в проведении больному сифонной клизмы. Это был больной с высокой азотемией, и ему был назначен простейший кишечный диализ. Его «отмывали». Делала это дежурная медсестра, а мы, слушатели, помогали. У больного это была ежедневная плановая процедура.
       Очень удачным был учебник по пропедевтике внутренних болезней того времени М.В.Черноруцкого.
         Параллельно шли лекционные курсы и занятия по фармакологии, патологической анатомии, по общей хирургии и другим дисциплинам.
         Учиться было тяжело, уставали очень. Именно в это время мы, слушатели, поняли, что учёба в академии была школой жизненной стойкости. Мы быстро росли. Именно в это время становилось ближе и яснее наше врачебное предназначение. Учились видеть многое предметнее.
       Так неожиданно для самого себя на площадке второго этажа академической Фундаментальной библиотеки я как-то критически взглянул на уже было примелькавшиеся памятники учёным Академии, работавшим в 19-м веке, в том числе Н.И.Пирогову, П. Загорскому и знаменитому анатому Буйяльскому. Памятники стояли на постаментах, и каждый был с метр высотой. Медь памятников от прикосновений рук за сотню лет посветлела. Я постучал по одному из монолитов. К моему удивлению, в нём обнаружилась пустота. В других – то же. Это было открытие. Конечно, так и должно было быть, но казались–то они монолитами. Эта иллюзия возникала от внешней значительности памятников. Я уже знал, что такая же иллюзия иногда возникает при знакомстве с некоторыми людьми. Внушительные на вид, они на проверку оказываются пустышками. Я тогда понял, что я действительно вырос за последнее время.
        Пропедевтика служила не только освоению симптомов заболеваний
и врачебному оснащению, образно говоря, она была первым прикосновением к будущему, врачебному знанию и искусству и, вместе с тем, была временем первой профессиональной самооценки.
      Наука пропедевтики или пробного знания, конечно, шире, чем предмет пропедевтики внутренних болезней, и уходит далеко в прошлое философии, во времена Аристотеля и Канта. Это как бы пробное начало любого дела и опыта вообще.
       Как ребёнок начинается с матери, ученик с учителя, так и врач начинается с больного. Это мой афоризм. Я пришёл к такому выводу самостоятельно, прикоснувшись к своей первой больной в клинике пропедевтики внутренних болезней в годы своей врачебной юности. И это подтверждено всей моей долгой врачебной жизнью. А как это получилось у Вас?
       По большому счёту пропедевтика или первый опыт – это, в сущности, и вся наша остальная сознательная трудовая жизнь. Не зря ведь считают, что человеческий мозг используется в течение всей жизни только на 5-7% и рассчитан на значительно большее время и на больший объём знаний. Получается, что в свой обычный век мы только начинаем жить и осваивать окружающий мир. Этот наш нынешний век всего лишь и есть век пропедевтики. Век подготовки. К чему? Это к слову о возможности объять необъятное. А что по этому поводу думаете Вы?
Г.Саратов, июль 2018 года.