Свидетель

Свидетель

- Ольгу он навряд ли любил... А если и любил, то потребительской любовью, собственнической что ли, - говорила Варвара Сергеевна старшему лейтенанту Бычкову. В её опухших от слёз глазах читалась неприязнь к человеку, о котором она вела речь. - Он вообще очень эгоистичным рос. Один сынок в семье, да ещё поздний. Он и в школе-то ни с кем не дружил. Я как узнала, что Оленька-то с ним, сразу к матери, мол, смотри, с кем дочь-то связалась. Я ведь сразу...
- А что мать? - нетерпеливо перебил Николай Петрович.
- Дура мать! - злобно выкрикнула Варвара Сергеевна. - Говорит: «Я его родителей знаю, хорошая семья».  А не прикинула умом-то, что не с родителями его жить Ольге, а с ним! С этим придурком! Господи, прости меня, - перебила себя Варвара Сергеевна и перекрестилась.
- Я этого Хохлова вот с таких помню, - указал ладонью на уровне колен Игнат Семёнович. - Тихий такой был. Мой Васька, помню, как-то его толкнул что ли, так отец его прибегал к нам разбираться. Я даже не понял тогда, чего он хотел, то ли Ваську побить, то ли меня. Никто с ним во дворе не дружил что-то, а с виду вроде путный парень был. Вот поди, загляни человеку в душу. Да, жалко девку. Её-то я ведь тоже помню... Она с Васькой моим, вроде, в одном классе училась. Ну да, в одном они учились.
- Ах, Федя, Федя, - причитала бабка Дуся. Неужто из-за девок под поезд кидаются. Что их, мало что ли? Мы его растили, растили, а он из-за девки...
- Любил он её.
Молчание.
- А она?
- А она тоже сначала любила, а потом, значит, разлюбила.
Молчание. Секунд через десять продолжил:
- И он решил, значит, ей отомстить.
Молчание.
- И себе тоже?
- Ну да.
Николаю Петровичу был неприятен собеседник, рыжеволосый веснушчатый парень, который почему-то прятал глаза, тянул с ответом, и вдобавок ко всему вот уже дважды зачем-то сплюнул на асфальт.
- А ты что думаешь? - спросил Николай Петрович голубоглазого мальчика с выцветшей шевелюрой.
- Не знай, - ответил мальчик, пожав загорелыми плечами.
- А ты бы так поступил?
- Что я, дурак что ли? - ответил вопросом мальчик.
- Бегал он за ней. Всё хотел, чтоб она ни с кем больше не гуляла, - говорила полнолицая девушка с чёрной косой.
- А она гуляла?
- Ну, как, гуляла... Да нет. Ну, она от него всё бегала.
- Боялась его что ли?
- Не знаю. Наверное, всё пряталась от него, даже на танцы с нами не ходила.
- Да, - вступила в разговор длинноносая девушка, - в воскресенье она как увидела его на пляже, сразу собралась и убежала.
- А что сказала-то?
- Да ничего.
- Так может, она не от него ушла, а просто так?
- Да от него! - вмешалась девушка, стриженная под мальчика. Она даже пробледнела вся. «Федька! - говорит, - Девочки, спрячьте меня!», и скорее одеваться.
- Ну что говорила-то? Значит, она боялась его?
- Конечно, боялась! - уверенно ответила стриженая.
- Что же, он её бил что ли?
- Да, Нет, - хором ответили девушки.
- А помните, - обратилась длинноносая девушка к подругам, - помните, на свадьбе у Таньки он её вытащил из ресторана и повалил прямо в снег. Колька ещё тогда выбежал, за неё заступился, а то, может, он забил бы её.
За день старший лейтенант слышал много суждений по этому поводу. Её все жалели, его - осуждали. Многие считали, что он это сделал из-за ревности, что очень любил её.
Вернулся домой Николай Петрович поздно. Сын уже спал, жена с дочерью смотрели телевизор. Уставший от сегодняшнего происшествия, Николай Петрович тоже решил расслабиться. Он пристроился с едой в большой комнате и хотел смотреть телевизор, но это ему не удалось. Заговорила дочь:
- Па, ну что там с Федькой-то?
- А что может быть? Мёртвых уж не воскресишь.
- Вот дурак, да? А Ольгу-то как жалко... Она так кричала, когда поезд подходил, так вырывалась, а он, дурак... Ну умирал бы один, а то ведь и Ольгу.
- Ты откуда знаешь, что кричала?
- Слышала.
-  ?
- Да я за ней шла. Она линию переходила, а он откуда-то из-за кустов выскочил и схватил её. Я прошла мимо, а потом слышу, она кричит. Гляжу, а он её обнял и не отпускает. Поезд идёт, а он, дурак,  её держит, и сам стоит. Я думала, пугает, думала, отпустит, а он...
- Так он поезд-то, может, не видел?
- Видел! Говорю же, он стоял к поезду лицом и улыбался как сумасшедший. Она кричит, вырывается, а он улыбается.
«То же говорил и машинист, улыбался», - вспомнил Николай Петрович.
- А что же она от него бегала-то?
Николай Петрович хотел дополнить вопрос, спросить что-то ещё, но не успел, дочь опередила:
- Ну как, па?! - она возмутилась его незнанию. - Он же не мог!
- Чего не мог? - не понял Николай Петрович.
- Чего, чего. Ну не стоял у него.
- Чего не стоял? - уже догадываясь, о чём идёт речь, но, не совсем веря, что правильно понял дочь, спросил Николай Петрович.
- Ну, па-а-п! - в голосе дочери звучал укор. - Не мог он, понимаешь, не
состоятельным был как мужчина.
- Да не болтай ты! - вмешалась мать. - Говорят, вон Катька от него забеременела.
- Забеременела! - иронизировала дочь. - Забеременеть-то и от старика можно, но удовольствия-то женщине он доставить не мог.
- А ты откуда знаешь? - насторожился отец.
- Это все знают. Все так говорят. Даже Катька.
- А ты, разве дружишь с ней?
- Да нет, Катька Верке говорила, Таниной сестре. Слабым был Федька, как и не мужчина вовсе. Конечно, отцом-то он мог стать, а уж мужчиной-то - никогда, раз уж сейчас, в молодости не может, - повторяла чьи-то суждения дочь Николая Петровича.
Аппетит у Николая Петровича пропал. Не чувствуя вкуса еды, он жевал и тупо смотрел на свою тринадцатилетнюю дочь.