Христова Щель

                Христова Щель

        База отдыха Христова Щель официально называется «Красные огни», так было написано на вывеске над въездными воротами, так же писалось в путевках, но среди жителей Ахтырки и работников нашего управления, она  называлась просто и коротко - «Щель».
     Если из Марьиной рощи, провести  воображаемую линию в сторону моря, слегка отклонив ее на юг, то попадете в Христову Щель, которая находится  на середине между Кабардинкой и Геленджиком, если конкретизировать географическими обозначениями, то на середине между мысом  Дооб и Голубой бухтой. От Ахтырки до Щели, расстояние по прямой линии составляет, всего лишь, 37 километров.
     Понимаю, что по правилам русского языка слово «щель», в данном словосочетании,  должна писаться с маленькой буквы, но для меня это место много значит и,  проявляя к нему дань уважения, «Щель» буду писать с заглавной буквы.
     Происхождение названия Христовой Щели точно не знаю, Ходила байка, что когда то в старые времена, молодой грек по имени Христо, не найдя ответных чувств от любимой девушки бросился в этом месте со скалы вниз и разбился насмерть. Кстати, имя Христо среди наших понтийских греков довольно распространенное. Лично я знал, только  в  Кабардинке двух греков с таким именем.
   В  отрезке берега между Кабардинкой и пригородом Геленджика, Голубой бухты, до настоящего времени,   других официальных мест отдыха нет. База принадлежала Краснодарскому буровому тресту «Краснодарбурнефть», в дальнейшем переименованного в производственное объединение «Краснодарнефтегаз».
 В конце девяностых годов полноправным хозяином базы стала Южно-Российская военизированная противофонтанная часть, которая является правоприемницей Грозненской противофонтанной части, ликвидированной как юридическое лицо, из-за войны в Чечне.
В 2005 году база перекуплена неизвестной московской структурой.

               
                ПЕРВЫЙ ПРИЕЗД

     Впервые я приехал в Христову Щель вместе со своими  родителями, будучи маленьким пацаном. В то время, как таковой базы отдыха в полном понимании этого слова, еще не было. Кроме двух десятков палаток не было ничего, даже туалета. Властями Геленджика  был выделен кусок земли в расщелине между двух гор с пологим выходом к морю. Максимальное ровное расстояние  между этими горами составляет примерно метров тридцать.
  Уже тогда на берегу был небольшой пирс, достоверность  происхождения которого я не знаю до сих пор. Вполне вероятно, что во время войны здесь было место заправки дизтопливом наших военных катеров «морских охотников», во всяком случае, такие разговоры слышал не один раз.
По очень плохой и опасной горной дороге, уже затемно, приехали на автобусе, забитом под завязку людьми, спальными принадлежностями и сумками с продуктами. Все взрослые были с одного предприятия, конторы бурения №5 «Абиннефть», все друг друга хорошо знали, там же работал буровым мастером мой отец. Поднялись на крутую гору, где на относительно ровной площадке, стоял небольшой палаточный лагерь. Нашей семье дали двух местную палатку на троих, так как мы приехали всего на два выходных дня.
    От самой первой поездки Щель в моей памяти остался один момент, который иногда  вспоминаю по прошествии многих лет.
       После обустройства спальных мест в палатках, накормив детей ужином и уложив их спать, взрослые собрались у костра на свой ужин, естественно с принятием горячительных напитков. Вскоре послышались шутки и анекдоты, прерываемые частыми взрывами смеха. короче народ  приступил к активному отдыху.
    Мне в палатке было скучно, не смотря на усталость и позднее время, спать, не хотелось.
Где-то в ночи, совсем рядом, шумело море. Захотелось подойти к нему, потрогать воду. Поискал в сумках фонарик, который мы взяли с собой из дома, но темноте не смог его найти. Потихоньку выбрался из палатки и на всякий случай, сразу ушел за кусты можжевельника, чтобы не попасться на глаза родителей, хотя сидя у пламени костра, они не могли меня видеть. Луны не было видно, стояла такая темень, что в метре от себя, ничего не видел. Выставив перед собою руки, чтобы не наткнуться на какую-нибудь ветку, пошел на шум волн. Мне казалось, что вот сейчас, буквально через несколько метров, уткнусь в морской прибой. Но, что-то заставило остановиться. Это «что-то», было ощущением опасности, ожидавшей меня  впереди. Повторюсь, стояла непроглядная тьма. Выставив ногу вперед, ощутил перед собой пустоту. Стою и думаю, что это может быть, толи это какая-то яма или канава  и как мне ее обойти. Нащупал  на земле какую-то ветку и потыкал перед собой, пустота. Бросил ветку вперед, чтобы по звуку определить глубину, но из-за шума прибоя ничего не услышал. Мелькнула  идиотская мысль прыгнуть вперед и перелезть эту яму, но что-то мне подсказывало, что лучше  этого не делать. Постоял перед этим не понятным препятствием и немного в расстроенных чувствах, поплелся назад в палатку.
  Утром пошел смотреть на место, куда я хотел прыгать. Елки-палки, передо мной был скалистый обрыв метров сорок, внизу огромные острые камни, от которых до моря было метра три-четыре. Гора, перед обрывом которой я стоял, имела уклон, землю покрывал толстый слой опавших сосновых иголок, по которым ноги обычно скользят. При дневном свете к этому обрыву даже подходить было страшно, можно было поскользнуться на иголках и улететь вниз.  Короче говоря, в тот  вечер по своей невнимательности и от усталости, я просто забыл, что мы находимся на горе.               
               

               
                РАЗВИТИЕ 

     В последующие годы база постепенно стала превращаться в то, что видели отдыхающие в последние годы ее существования.
     Были построены 2-х комнатные сборно-щитовые дома, общее количество которых планировалось из расчета на 250 человек одновременного проживания. Построили большую столовую без боковых стен, что бы обедающих освежал ветерок, общежитие для обслуживающего персонала, капитальные кирпичные туалеты, хорошо оборудованный  медицинский пункт, небольшой магазинчик-вагон, бильярдную, библиотеку, душевые, прачечную, дизельную, компрессорную, очистные сооружения, летний кинотеатр, танцевальную площадку, новый пирс (перпендикулярно старому).  Дорогу от маяка юдо базы частично асфальтировали, построили ЛЭП (лет пятнадцать подряд электроэнергия была от дизельной электростанции и подавалась с шести утра и до двенадцати ночи). В конце восьмидесятых годов, открытое помещение бильярдной возле пляжа, закрыли буровым укрытием, и она превратилась во временный видеосалон.
    Работы велись, по договорам с подрядными организациями и так называемым хоз. способом, то есть с привлечением собственных средств от прибыли и использования труда работников нашего управления. В семидесятые и восьмидесятые годы многие наши сотрудники прошли период обязательной отработки на базе. Естественно, народ ездил бы туда работать с большей охотой в летний период, но такие  работы проводились в межсезонье.
   Не избежал этой участи и я. Нас, четверых молодых помощников  бурильщика (в том числе мой приятель Николай Панченко), сняли с буровой, которая находилась в длительном простое, ожидая подвоза обсадной колонны, и отправили на десять дней работать в Щель. Нам повезло, что это было в последней декаде мая, когда погода стояла  летняя, но вода в море, по нашим кубанским меркам, еще оставалась весьма холодной, примерно 17-18 градусов. Каждый день в обеденный перерыв и после работы, мы купались, точнее сказать окунались в море, хорошо загорели, по вечерам играли в волейбол и на развлекали молоденьких поварих.
    Сезон еще не открылся, отдыхающих не было, но магазинчик Клары Ивановны и столовая работали, просто благодать. В магазинчике, который представлял собой вагон, разделенный на две половины, жилую и торговую, лет двадцать подряд, работала продавцом Клара Ивановна Шакирова из нашей Ахтырки, которую я знал со своего школьного возраста, так как учился с ее старшей дочерью в одном классе.
 Комендант обеспечил нашу группу необходимыми инструментами, маленькой бетономешалкой с электроприводом и строительными материалами.
Рядом с летним кинозалом, в тени необъятного старого дуба, мы строили танцевальную площадку из разноцветной гранитной крошки, разделяя ее по цветам, кусочками стекла, которые нарезали здесь же. В один из дней, во время перекура, просто так, шутки ради, на полуметровом листе ДВП, я написал краской «Бригада УХ! Работает до двух!» и прикрепил проволокой к столбу. Тем же летом, отдыхая в Щели вместе с семьей, увидел этот лист на самом верху опоры освещения, она прикрывала киноэкран от света фонаря.
   Через четыре дня танцплощадка была готова. Весь следующий день потратили на ее выравнивание шлифмашинкой, параллельно изготовили и установили вокруг нее деревянные лавочки и покрасили их.
Комендант принял нашу работу, похвалил и перекинул на другой участок. До конца командировки, мы ремонтировали бетонную лестницу, ведущую на ту самую гору, с обрыва которой, по своей детской глупости, чуть не прыгнул в пропасть  (кто бы потом строил танцплощадку).
       В 2005 году, приехали с братом на несколько дней отдохнуть в Щели. Проходя мимо танцплощадки, случайно увидел тот самый кусок ДВП, на прежнем месте, на столбе. По истечении тридцати лет, она потрескалась, и хотя надпись выгорела под жарким , южным солнцем, была вполне читаемой. Мелочь, но приятно. Тогда же, с гордостью отметил, что по краям танцплощадки кое-где начали отваливаться куски цемента, но на ее поверхности, до сих пор не было ни одной трещины.
                .  .  .
    В объединение «Краснодарнефтегаз» входило много предприятий, которые имели свои базы отдыха Черноморском побережье - в Геленджике,  Дивноморске, Анапе (Джемете), Ольгинке, одна база находилась в Темрюкском районе на берегу Азовского моря. Содержание базы в Христовой Щели проводилось  при долевом участии Ахтырского управления буровых работ (основной дольщик), Майкопского УБР и какой-то дорожно ремонтно-строительного управления из Краснодара.
        В  таком же долевом участии  владения базой состоял  Ахтырский военизированный отряд по предупреждению возникновения и ликвидации открытых нефтяных и газовых фонтанов (это его  полное наименование, а в обиходе он назывался просто горноспасательным отрядом), а его работников горноспасателями. Командиром этого отряда, с момента его создания, был мой отец.
Отряд входил в Грозненскую противофонтанную часть Северо-Кавказского промышленного района, в которую, кроме Ахтырского, входили отряды из Волгограда, Ставрополя, Махачкалы и Грозного. По договору  с объединением «Краснодарнефтегаз», Ахтырский горноспасательный отряд, кроме ежегодных денежных отчислений на содержание базы, обязан был  предоставлять на летний сезон официантку в столовую и матроса-спасателя на пирс.
    Горноспасатели имели в Щели свое собственное, официально отведенное им место, на котором построили маленький жилой городок или как его еще называли лагерь, строительством которого, также руководил мой отец.
 Он находился недалеко от въезда на территорию базы, по-соседству с  общежитием обслуживающего персонала и состоял из пяти сборно-щитовых, двухкомнатных домов и одного двухкомнатного жилого вагончика, установленного на бетонные блоки. Получается, что одновременно здесь могли отдыхать четырнадцать семей. До этого на месте домов стояли четыре вагона на две семьи каждый.
Место расположения городка горноспасателей  было хорошее - под горой на кромке леса, на берегу ручья, через который был переброшен мостик, для выхода на асфальтовую дорогу, которая тянулась по всей длине Щели и заканчивалась перед пирсом.
По пути на пирс, между танцплощадкой и столовой, есть место, которое называли змеиным. Здесь с  двух сторон к асфальту подступают заросли камышей, из которых через дорогу частенько переползали змеи, в основном гадюки.   
    Имелось стационарное место для приготовления шашлыков с большим мангалом, столом и лавками на десять человек, оборудованное электроосвещением. Это место было в лесу, в который почти не проникали солнечные лучи, поэтому и в жару здесь всегда была тень и относительная прохлада. Но была не проблема с дровами. За годы, вокруг лагеря, отдыхающими, был собран весь хворост, вырублен весь сухостой и теперь, чтобы приготовить угли для шашлыка, каждый раз приходилось подниматься все выше и выше в гору.
      За домиками внизу, на зацементированной площадке возле ручья стоял второй большой стол с двумя лавками.  К ручью, в котором водились черепахи самых различных размеров, сделана лестница с кирпичными  ступенями, оборудованная перилами, по которой мы спускались к воде, чтобы положить  в нее бутылки с водкой и пивом  (если  они не помещались в холодильниках).
Был свой летний душ, несколько умывальников (плюс один для детей) с большим зеркалом, обустроенная детская площадка с песочницей и качелями, большой бильярд с навесом и освещением, водопровод, туалет, стоянка для автомобилей. Если хотели искупаться в горячей воде или постирать белье, ходили в банно-праченый комплекс, расположенный примерно в тридцати метрах. Со стороны пешеходной дорожки, территория была ограждена ярко окрашенным разноцветным штакетником. Идти до столовой и кинозала было в несколько раз  ближе, чем от домиков буровиков. В душные ночи желающие  спали на свежем воздухе на раскладушках или надувных матрацах, установленные в ряд на густой траве.  На запасной случай, для неожиданных гостей без путевок, в лесу за вагончиком стояла четырехместная палатка. 
  Жилые комнаты были обеспечены всем необходимым для двухнедельного проживания четырех человек. В каждой комнате, кроме стандартного набора мебели, имелись  холодильник, полный набор необходимой посуды, графин для воды, стаканы, ложки, вилки, ножи, разделочные доски, электроплита, электрочайник, утюг, вентилятор, настенное зеркало, таз, ведро, веник, мешковина для мытья полов на веранде. На полу постелена  ковровая дорожка, на окнах симпатичные занавески, на входных дверях висит завеса, защищающая от мух и ос. На общей веранде стояли  два стола для чаепития.    
Моей семье нравилось отдыхать именно здесь, а не в домиках УБР. Мы не относились к категории «блатных», так как находились в легальном статусе членов семьи работника противофонтанной части и этот статус, я старался использовать максимально.
   В УБРэровских домиках, кроме двух кроватей и одной тумбочки ничего больше  не было, даже вешалок для одежды. Чтобы повесить одежду, брали палочку и прикручивали к ней проволоку или привязывали кусок скрученного бинта, некоторые вбивали в стену, привезенные с собой гвозди.
Хорошо хоть, в начале восьмидесятых годов в них появились холодильники (один на две семьи), а до этого за домиками копали в земле ямки для хранения овощей и фруктов, в которых те благополучно сгнивали за три дня.
                .  .  .
   Кроме работников пяти отрядов Грозненской части и их семей, здесь ежегодно отдыхали руководители  главного управления противофонтанными частями СССР и Полтавской противофонтанной части. 
Каждый сезон непременно появлялись отдыхающие,  пристроенные по знакомству. Начальник части жил в Грозном и раздавал путевки в Щель грозненцам, которые могли быть ему полезными и нужными в различных жизненных ситуациях.
  В разные годы одновременно с нами здесь отдыхали - заведующий аптекой (хорошие импортные лекарства были в большом дефиците); заведующая  авиакассами (авиабилеты в любое время, в любое направление по звонку, без очереди); партийные функционеры ЦК  ком партии Чечено-Ингушетии (партия - наш рулевой); первый секретарь Старопромысловского райкома партии города Грозного (противофонтанная часть находилась в этом районе, в то время, дружить с партийными бонзами сам бог велел); главный врач грозненской центральной городской больницы (предоставление одноместных, комфортабельных палат, качественное лечение членов семьи и нужных людей); прокурор города Грозного (без комментариев); руководители  управления «Зарубежнефть» при министерстве нефтяной и газовой промышленности - результатом не формальных общений, были командировки начальника части в США, Кувейт, Ливию, Алжир, Ирак, Сирию, Вьетнам, Индию; его личный автослесарь (азербайджанец, который родился и половину жизни прожил  в Иране) и другие нужные ему люди. Все они приезжали со своими семьями, иногда с любовницами или друзьями.
     В один из заездов, нашим соседом по домику был заместитель начальника управления «Зарубежнефть». После нескольких коллективных посиделок и близкого соседства, между нами  сложились дружественные отношения.
Как-то играя с ним партию в бильярд, спросил, какие конкретно требования предъявляются к буровикам, выезжающим  работать за границу от «Зарубежнефть». Он поспрашивал меня о профессии, о буровицком стаже, задал несколько анкетных вопросов, после чего заявил, что по его мнению, я полностью подхожу для работы помбуром в какой-нибудь арабской стране и для него, оформить на меня вызов, плевое дело. Договорились, что перед отъездом он даст номер своего рабочего телефона. Моей  радости не было предела. Я знал, как трудно найти номера телефонов сотрудников этого управления. Например, одна моя родственница, чтобы ускорить получения вызова ее мужа на работу в Ирак, через знакомого, связывалась с его дочерью, которая жила в Москве, а ее муж работал в КГБ и только он смог узнать номер телефона нужного чиновника «Зарубежнефти». Родственница собрала полный мешок рыбы, точнее балыки из осетра и черную икру и на выходные укатила в Москву. Через месяц она с мужем уехала на три года в Ирак, а мы временно поселились в их квартире.
После нашего разговора, он вдруг вспомнил:
- Да, забыл спросить, а корочка у тебя есть?
-  Какая корочка?
- Красненькая такая корочка, партбилетом называется.
- Нет, такой корочки нет.
- Н-у-у, извини  дружище, - он широко развел руками, - ничем тебе помочь не смогу, была бы корочка, уже через полгода мог бы работать где-нибудь у арабов и зарабатывать на свою «Волгу», но без корочки, даже не мечтай. Советую срочно вступить в партию, ты еще молодой, так что, у тебя еще все впереди.
Вступать в партию, я, не собирался, хотя не раз предлагали. От вступления в кандидаты, сначала просто отказывался, безо всяких мотивировок. Но, когда,  во исполнение спущенных из райкома разнорядок, стали, чуть ли не силком туда загонять, сменил тактику, и начал говорить, что я еще морально не достиг того состояния, чтобы считать себя коммунистом и пока, что не достоин партии, может быть, когда-нибудь попозже, но сейчас еще рано, извините, еще созрел. Это срабатывало и, слава Богу, от меня отставали. В те годы, не мог же сказать, всей правды, что  думаю об их партии. Так что свою мечту о работе за границей пришлось отбросить.
                .  .  .
               
     В лагере горноспасателей отдыхали  весело. В день заезда обязательное застолье с традиционными шашлыками и шурпой, в подготовке к нему активно  участвовали все взрослые обитатели лагеря.
    Если в первый день обычно готовили шашлыки из свинины,  замаринованной еще дома, или привезенного замороженного куска свинины, то в последующие дни купить мясо становилось проблемой. Для этого надо было ехать на рынок в Геленджик или Новороссийск, да и не было никакой гарантии, что там его найдешь и купишь. В таких ситуациях я вызывал «огонь на себя».
  Много сезонов подряд заведующей столовой в Христовой Щели работала наша бывшая соседка по подъезду в Ахтырке, близкая подруга моей матери, Вера Константиновна Чирва. В детстве я дружил с ее детьми, знал всех ее родственников, с ее мужем не один  раз ездил на рыбалку и за раками в верховье речки Ахтырь.  Можно сказать, что мы дружили домами.
 Вера Константиновна (для меня просто тетя Вера),  проработала  в общепите всю свою жизнь, опыт имела огромнейший. Когда я женился, она в то время работала заведущей производством единственного в Ахтырке, ресторана «Ивушка». В нем справляли нашу свадьбу, и ее свадебным подарком был прекрасный стол. Каждый год руководство нашего УБР, через ОРС (отдел рабочего снабжения) приглашало ее работать заведующей столовой в Щели. В период между летними сезонами, она работала заведующей столовой на промбазе в Супсе (Западная Грузия). В Грузии я проработал с ней три года, а став буровым мастером, еженедельно получал у нее продукты для буровой бригады.
    Многолетняя дружба Веры Константиновны с нашей семьей, давала мне моральное право в любое время попросить у нее то, что для большинства отдыхающих в Щели, было не доступно. В основном это касалось, мяса, специй для приготовлений шашлыков и некоторых других продуктов для наших дружеских застолий.   И ни разу не было случая, чтобы она отказалась что-то продать, то, что мне понравилось на продуктовом складе или в морозильных камерах, но при всем ее доброжелательном отношении ко мне, никогда не наглел и не злоупотреблял ее добротой.
     После отключения электроэнергии (в семидесятые и начале восьмидесятых годов ЛЭП до базы еще не подвели, а дизель-электростанцию отключали ровно в двенадцать часов ночи), мы устраивали танцы до упада, под магнитофоны на батарейках, при свете костра или автомобильных фар, с последующими ночными купаниями в море, если море позволяло. Из-за отдаленности  лагеря от основной базы, своей музыкой, песнями и танцами, мы  не мешали отдыхающим Христовой Щели. Правда, иногда обслуга базы намекала коменданту о неких ночных шумах, которые не давали им спать ночью. Не надо быть проницательным следователем, чтобы понять, кто еще кроме нас, мог здесь шуметь, но все ограничивалось профилактическими беседами коменданта с нами, а в основном со мной, ведь большинство отдыхающих в лагере  горноспасателей приехали из далека и были для него не знакомыми людьми, меня же, он знал много лет, потому все претензии к нашему обществу высказывались мне, а я, в свою очередь доносил их до остальных.
   В  разные годы,  во время нашего отдыха, я был как бы, не официальным комендантом этого городка. Перед отъездом из отряда или по приезду на место, мне вручали  ключи от каптерки с кроватями, раскладушками, матрацами, постельными принадлежностями, посудой, ведрами, тазиками, вениками и прочей ерундой. Чистое постельное белье везли из отряда в каждый заезд, а в каптерке был резерв. При выдаче инвентаря, я  записывал в специальный журнал, что выдал, кому и когда, под роспись получателя и то же самое в обратном порядке при возврате. Это абсолютно не напрягало, так как это делал не часто и в основном в вечернее время.
   Единственным, на мой взгляд, недостатком  городка горноспасателей, являлась отдаленность от моря, примерно десять минут спокойным шагом. Дорога к морю, вела постепенно вниз, вдоль невидимого за густыми зарослями, журчашего где-то внизу ручья, который впадал в море рядом с пирсом.
Возвращаясь с пляжа, когда наши организмы разморенны палящими лучами жаркого полуденного солнца, приходилось идти вверх, это занимало больше времени и требовало дополнительных усилий.  Но, это неудобство, можно назвать относительным. Знаю, что во многих курортных городах и поселках, примерно половина отдыхающих добираться до пляжа значительно дальше и больше времени.
                .  .  .
     Моя семья здесь отдыхала всегда по два заезда, то есть по 24 дня. В Ахтырском УБР путевки продавали на 12 дней, но я заранее договаривался с отцом и оплачивал второй 12-ти дневный заезд у них или сразу за два заезда, но все равно, нам всегда было мало, хотелось остаться еще, поэтому в день отъезда, всегда с белой завистью смотрели на вновь прибывших на отдых.
   Дорога к коменданту проходила мимо лагеря горноспасателей и мы видели все проезжающие машины. В день пересмены, если была возможность, старался подойти к домику коменданта, куда подъезжали автобусы, привезшие людей от нашего управления. Из автобусов выходили знакомые лица, не знакомыми могли быть только приехавшие с ними родственники. Рукопожатия, дружеские похлопывания по плечам, между мужчинами, прикладывание щечки к щечке между женщинами, веселый гомон голосов, часто перекрываемый смехом, так обычно выглядела смена состава отдыхающих от УБР.
   В лагере горноспасателей это выглядело несколько иначе. Кроме работников Ахтырского отряда, которые, кстати, совсем не рвались отдыхать в Щели, сюда приезжали зачастую в первый раз, люди из разных городов, в большинстве своем, между собой не знакомые. Интересно было наблюдать за их поведением впервые минуты после выгрузки из автобуса. Они осматривались по сторонам, разглядывая местность. Женщины смотрели на незнакомые цветы и растения: «Ой, Ма-а-ш, смотри (следует труднопроизносимое название), прям по ручью плетется, а я такой же в магазине покупала, чтобы в нашем офисе по стене пустить!» и многие подобные охи-ахи. В такие моменты, я не без основания, ощущая себя старожилом базы и прилегающих к ней берегов.
Всегда рвался в Щель и искал любой повод, чтобы туда поехать.
Работая одно время в УБР инженером по охране труда, умудрился в течение одного месяца съездить в Щель три раза. Целью первого приезда была проверка состояния охраны труда и выдачи акта-предписания, второго - как идет выполнение моего предписания, и какие вопросы комендант не может решить своими силами, третий – проверка исполнения предписания по истечении установленных сроков, хотя можно было ограничиться одним приездом. Обосновывал эти командировки, отсутствием телефонной связи с базой и тем, что комендант, оттуда не выезжает в течение всего сезона.
 Сейчас прикинул, сколько же всего времени мне довелось там провести. За годы, до женитьбы, с родителями или один,  а потом со своей семьей, отдыхал в Щели не менее 25 раз, умножаем на 24 дня, получается в общей сложности год и восемь месяцев. Это не считая моих многочисленных кратковременных приездов на 2-3 дня и пеших приходов по берегу моря на один день. Если бы мне там не нравилось, не старался бы бывать в Щели как можно чаще и дольше. Теперь вы должны представить, как мне близка Христова Щель.
               
               

               



               
                ПУТЕВКИ

     В восьмидесятые годы приобрести  путевки в Христову щель, становилось все более проблематичнее. Желающих отдохнуть становилось  все больше, количество мест проживания с годами не прибавлялось. Иногда мне приходилось подавать заявление в апреле месяце, чтобы поехать  в июле или августе, потому что, при распределении путевок в профкоме, не маловажную роль играла дата подачи и регистрации заявления.
     В 82-м году  вдоль ручья, в лесу под горой, не далеко от столовой, построили несколько симпатичных жилых домиков. Появилась надежда, что эти новостройки увеличат количество мест и немного снимется напряженность с путевками, но оказалось, что эти дома предназначались не для работников нашего управления, а для главного архитектора и некоторых чиновников администрации Геленджикского района, то есть для нужных людей. Но, сколько помню, эти дома, даже в самый разгар сезона, всегда оставались закрытыми.
   Часто работники УБР оформляли путевки на своих дальних родственников или на друзей. Допустим, что наш работник заранее записался в очередь на семейную путевку на пять мест, но вместо всей семьи едет одна дочь студентка и с ней четыре подруги. Тут все понятно, ни каких претензий нет к  человеку, который  жертвовал своим отдыхом, отдавая свою путевку другим.
    Долгое время меня раздражало присутствие на базе совершенно посторонних людей, которые не имели абсолютно ни какого отношения, ни к нашему управлению, ни к объединению и вообще к нефтяной промышленности, тогда как некоторые буровики и их семьи не имели возможности там отдохнуть из-за хронического отсутствия свободных мест. Тогда я считал, что посторонние приезжают в Щель по блату и не раз бывало, со злостью шипел им вслед.
    Значительно позже узнал, что для финансовых вливаний, которые использовались для содержания и развития базы отдыха, наше управление заключало договоры со сторонними организациями в большинстве своем, московскими, на предоставление им  некоторого количества домиков на весь летний сезон. В основном это были проектные и экспертные организации, которые работали с нашим объединением по договорам подряда. Более того, для них путевки  стоили в пять раз дороже, чем для нас и это было нормально.
   Мизерная часть отдыхающих являлись действительно блатными, в смысле устроенными обходными путями по-блату и часто по самым льготным ценам на путевки. Это были нужные люди для управления и объединения. Иногда здесь отдыхали семьи или родственники чинов из министерства нефтяной промышленности, начальников (или их заместителей) главных управлений министерства, так вот им продавали, так называемые, «пионерские» путевки, то есть по цене для детей, практически даром.
    Работая на Севере в экспедиции глубокого эксплуатационного бурения, которая являлась структурным подразделением  Ахтырского УБР, мне самому приходилось два раза пробивать в профкоме путевки государственному инспектору одного надзорного органа, который нас контролировал. Он отдыхал со своей семьей по льготным путевкам, в самое лучшее время сезона, конечно, это делалось в ущерб остальным нашим работникам.  Но, что поделаешь, таковы реалии нашей  жизни.
                .  .  .
      Не помню точно, в каком году, кажется в восемьдесят втором или третьем, по такому договору, приехали в Щель отдыхать несколько десятков семей из Армении, из города Ленинакана, работники фабрики по производству сигаретных фильтров. Конечно, у нашего объединения с ними никогда не было никаких договоров подряда, просто нужны были деньги, вот и продали места по значительно завышенным ценам. 
Они приехали с огромными неподъемными  чемоданами. Мужчины в костюмах при галстуках, женщины празднично принаряженные, с ними куча красиво одетых детей самых разных возрастов.
Близость моря и жара людей расслабляет, поэтому, в дневное время народ ходил по базе в соответствующих одеяниях. Мужчины ходили обычно в шортах, спортивном трико или просто в плавках, женщины в купальниках, шортах, в сарафанах или халатах, но к ужину, народ всегда одевался хорошо, потому что, после него начинались культурные мероприятия и вечерний променад.
 Приехавшая группа была одета как для светского раута или для концерта классической музыки и своим вызывающе нарядным  внешним видом  очень контрастировала с остальными и никак не подходила  под не писанные, негласные  правила, установленные за годы самими отдыхающими.
        На третий день пребывания армян в Щели,  мы с женой и сыном после завтрака шли на море и, проходя мимо домика коменданта, оказались свидетелями устроенного ими скандала. Толпа из вновь прибывших, пришла к коменданту Евгению Ивановичу (о нем я расскажу отдельно), с одним требованием -  предоставить автобусы для выезда в Новороссийск, из которого поедут в Краснодар, а от туда в Армению, потому как, здесь находиться они больше не хотят.
       Были крики и громогласные обвинения, в основном от женщин, которых в этой делегации было большинство. Они кричали,  что наше управление их нагло обмануло, ведь они думали, что здесь на самом деле курорт, а здесь черт знает что, завезли в горы, где абсолютно ничего нет, и бросили. Имелось ввиду –отсутствие магазинов (вагон-магазин Клары Ивановны, не в счет), кафе, баров, ресторанов, аттракционов  и других обязательных курортных принадлежностей. Одной из претензий галдящих женщин, было отсутствие набережной или приморского бульвара, по которому они хотели по вечерам дефилировать, демонстрируя свои наряды, как говорится людей посмотреть и себя показать. На фабрике им обещали, что они  едут на Черноморский курорт. А  куда они попали? Справа гора, слева гора и все, даже пляжа приличного нет, короче говоря, никакой это не  курорт, а самый настоящий обман. Больше не хотим здесь находиться, отправляйте нас домой, а по приезду  будем требовать компенсацию своих затрат, может быть даже через  суд и т.д. и т.п. Надо отдать должное коменданту, он  вел себя корректно, дипломатично, всех успокаивал и не пытался доказывать обратное.
    Комендант срочно поехал в Кабардинку, где связался с Ахтыркой и уже к вечеру подъехали два автобуса для «обманутых» курортников.
На следующее утро, сразу после завтрака они погрузились и начали свой долгий путь в Армению. Думаю, что этих горемык подвело их фабричное начальство, которое не донесло правдивую и нужную  информацию о специфических условиях отдыха на нашей базе.
Уехали  домой примерно две трети из этой группы. Было немного обидно за Щель, отдых которой, так и остался ими не понятым, не оцененным и в конечном итоге отвергнутым.
   Тем более, было смешно видеть,  когда  представители оставшейся части армянских гостей, перед окончанием положенного им двух недельного отдыха,  в количестве четырех мужчин, пришли к коменданту и стали его просить походатайствовать  перед нашим профкомом, дать возможность остаться еще на неделю или хотя бы на несколько дней. Им здесь очень понравилось отдыхать, особенно их детям, а земляки, которые, уехали, просто поторопились и многое потеряли.
. Конечно, им было отказано, ведь места уже были давно распределены для нового и последующих заездов отдыхающих до конца сентября. Они ушли в расстроенных чувствах.
                .  .  .

   Было приятно, что хоть эти посторонние люди смогли по достоинству оценить отдых на нашей базе. Как никто другой, я их прекрасно понимал и был с ними полностью согласен. Ну как здесь может не понравиться, ведь Христова Шель является  изумительным местом для пассивного, расслабляющего и ничего не обязывающего отдыха и вот чем это обосновываю.
      Красивая природа, чистейший лесной воздух, насыщенный запахом можжевельника, аппенинских и пицундских сосен, открытое теплое море, экзотический вид  прибрежных скал. Кроме природных приятностей, отдыхающих ждал в столовой, три раза в день, накрытый стол с вкусной едой, и нет никаких очередей или утомительных ожиданий выполнения заказа (согласитесь со мной, что в пустую потраченное время на сояние в очередях, многое значит), по вечерам кино или дискотека.
     В течение всего летнего дня, столько, сколько вы захотите, можете купаться, загорать, играть в волейбол, настольный теннис, бадминтон, бильярд, нарды или карты. Ходить по горам, гулять по лесу, по берегу моря, ездить на экскурсии или просто поехать погулять по Новороссийску или Геленджику, а если приехали на своей машине, тогда вообще нет проблем с досугом
Не хочется каких-то активных действий? Тогда можно зайти в море, лечь на надувной матрац и слегка покачиваясь, тихо-тихо плыть «по волнам своей памяти». Кстати, некоторые люди так делали регулярно, а чтобы не было скучно, брали маску с трубкой и лежа на животе, опускали голову под воду, рассматривая дно и морских обитателей, естественно при условии спокойного моря. Вдобавок, плавая на матраце на водной глади, человек загорал значительно лучше, чем на берегу. Равномерное покачивание на воде, успокаивает и убаюкивает, но спать на матраце не желательно, не заметишь, как унесет, течением, если не в открытое море, то далеко вдоль берега.
   Мне тоже нравилось вот так лежать и через маску, наблюдать за рыбами. Как-то раз, решил совместить приятное с полезным, то есть только наблюдать за рыбами, но и пострелять немного. Взял с собой подводное ружье и ласты. Примерно через час, на большой каменной плите, увидел приличных размеров ерша. Чтобы его не вспугнуть, стараясь не делать резких движений, потихонько соскользнул с матраца и поплыл к нему, стрельнул, промазал. Ерш метнулся и метров через десять опять залег на дне. Я поднялся на поверхность, перезарядил ружье, вылил воду из маски и пошел вниз. Опять не попал. Поднялся. Повторил все действия, при этом совсем забыл про матрац. С третьего захода, подплыл к ершу близко со стороны хвоста, на этот раз, трезубец пики вошел под жабры. Вынырнул, весь радостный такой,  оглядываюсь по сторонам, матраца нигде нет. Используя ласты, несколько раз приподнимался из воды, чтобы быть повыше, матраца нет, с берега его тоже не было видно. Пришлось вернуться на пирс, где попросил спасателя Николая Запияди, пойти на его спасательной лодке найти матрац, он согласился за магарыч. Через полчаса, нашли его за двумя лагунами.
Продолжу о досуге. Чем еше можно заняться отдыхающему на пляжах Христовой Щели?  Читать книги, разгадывать кроссворды, играть на гитаре, слушать музыку,  ловить рыбу удочкой или стрелять ее подводным ружьем, ловить крабов, добывать мидий, нырять за рапанами, жарить и есть шашлыки, запивая красным  вином,  пить пиво с сушеной таранькой или балыком толстолобика. Но самое главное, это что? Правильно! Самое главное на отдыхе, это не думать о работе.  Короче, полное расслабление, отдыхай и как говорится, балдей от всей души.
  Телевизора на базе не было, (из-за гор телевидение не работало), эра сотовой связи еще не наступила, даже простой телефонной связи не было, один телефон был у коменданта, предназначенный для прямой экстренной связи с пограничниками, а кому надо было позвонить ездили на турбазу «Маяк» или на переговорный пункт в Кабардинку.
Таким образом, здесь  практически полностью отсутствовали  посторонние, вредные и раздражающие факторы внешнего мира, которые  напоминали бы о работе и о событиях в стране и мире. Здесь никто не видел телевизионные новости, в которых зачастую масса негативной информации.
   Если  в период между организованными заездами, приезжал кто-то знакомый, то у него могли, этак, лениво, между прочим,  поинтересоваться « Ну, что в мире новенького?». В душе надеясь, не услышать в ответ, какие-нибудь неприятные или, не дай бог, пугающие новости, которые  могли бы заставить думать об окружающей, враждебной действительности современной цивилизации, и тем самым, хотя и непроизвольно, но в какой-то степени, омрачить такое блаженно-истомное состояние ничего не думанья и ничего, не деланья.
Находясь в состоянии неги, человеку совсем не хочется слышать про захваты самолетов, техногенные катастрофы и природные катаклизмы, приведших к разрушениям и человеческим жертвам. Находясь здесь, не хочется думать не только о чем-то негативном, но вообще, ни о чем. Это не означало, что люди здесь тупели и деградировались, просто не хотелось покидать такое редкое, в нашей жизненной круговерти, ощущение покоя и отдыха от всех забот.
     В первые дни отдыха в Щели, некоторые люди, которые не могут жить без теленовостей, еще могли ощущать некий информационный голод, но в последующие, когда человек уже полностью расслаблялся, информация извне, вроде бы и не нужна вовсе.  Здесь ничто не  мешало людям совершать психологическую разгрузку и предаваться релаксации по полной программе. Думаю, можно было, без зазрения совести, вывесить транспарант на воротах – центр психологической разгрузки.
    По вечерам, когда спадала жара и начинала постепенно приходить прохлада, многим отдыхающим приходила мысль, что ведь нет никакого повода не выпить. Собирались компаниями и вовсю, пользовались отсутствием этого повода. Совершавшие вечерний променад по Щели слышали доносящиеся из разных мест, взрывы веселого смеха и застольные песнопения. Строгий комендант Евгений Иванович, это не приветствовал, но и не препятствовал, понимал, что люди отдыхают. Несколько раз он пытался помешать этому процессу, но ему вежливо объясняли, что в их действиях, не просматривается какие-либо нарушения режима базы отдыха, и тем более закона и недвумысленно намекали отвалить по хорошему. Коменданту только оставалось укоризненно покачивать головой и брать себе на заметку, как он считал, нарушителей порядка. 
   Сейчас при развитой мобильной телефонной связи, полностью прекратить общение  с работой, родственниками или со знакомыми, которые остались на «Большой земле», не получается. Если не ты, то тебе в любой момент могут позвонить с работы, рассказать о каких-то производственных проблемах, а родственники о семейных неурядицах, то есть «загрузить» информацией, а это уже напрягает, мозги начинают работать в другом, не курортно-отпускном направлении и уже рушится полноценный отдых, плавно переходя в его подобие.
       В то время в Христовой Щели  был действительно настоящий, на все сто процентов расслабляющий отдых, отдых  в лучшем  понимании этого слова, но отдых на любителя.
Людям, которые не могут отдыхать на море без ресторанов, баров, шумных дискотек, концертов с участием «звезд» и тому подобного, здесь делать нечего, им будет скучно и не интересно.
               
                НЕДОСТАТКИ

     Конечно,  Христовой Щели присутствовали  недостатки, ведь не может быть все идеально.   
  Один из них, это плохой заход в море в районе пирса, считающийся официальным пляжем базы. С правой стороны от пирса, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не упасть и не пораниться, надо было зайти в воду по колено, затем опуститься и лечь на живот в воду, и потихоньку перебирая руками по дну, продвигаться на глубину, достигающей, хотя бы по пупок. Для маленьких детей, отдыхающие, своими руками соорудили маленький «лягушатник», огородив большими камнями от прибоя, маленький кусочек мелководья.
Слева от пира заход в море был значительно лучше, но мешали, лежащие на дне и
выходящие над водой, ржавые металлоконструкции – остатки бывшего пирса.
   Те, кто загорал на пирсе, спускались в воду по двум лестницам с его торцовой  части, где трехметровая глубина  позволяла нырять, кто не любил глубину или купался с детьми, пользовались боковыми лестницами, где вода достигала взрослому человеку до пояса.
В периоды полной наполненности базы людьми, особенно в субботу и воскресенье, когда многие приезжали на своих машинах, мест на пирсе не хватало, поэтому некоторые  уходили купаться налево от пирса, на большой пляж. Так и говорили «мы пойдем или мы ходили налево», не задумываясь о двусмысленности этого выражения. Было и так понятно, что люди ходили купаться на «большой» пляж. «Большой» пишу в ковычках, потому, что фактически, этот галечный пляж, был не большим, в длину, примерно метров сто и примерно от десяти, до пятнадцати метров в ширину. По отношению к маленькому пляжику, возле пирса, он был большой.
   По дороге к нему надо было пройти очень нехороший участок, но большинство людей его преодолевало. В семидесятые годы пройти на этот пляж было значительно сложнее. Слева от   пирса стояла не высокая гладкая скала, которая заходила в море,  но обойти ее по воде не представлялось возможным  из-за брошенных под водой и выходящих на поверхность, ржавых металлоконструкций, оставшихся от старого пирса (говорили, что они со времен войны).    
  Чтобы попасть на «большой» пляж, народ поднимался  от волейбольной площадки в гору и по узенькой тропинке протискивался к скале, с вершины которой спускались по веревке на другую сторону. Скала имела угол наклона примерно градусов 65-70.  Возвращаясь спляжа, надо было подняться по веревке на скалу, затем осторожно спуститься по тропинке. Особенно было трудно проделывать такие трюки вместе с  маленькими детьми. Сколько раз видел следующие картины, лезет по веревке папаша, в зубах или на шее сумка, подмышкой или на плечах, ребенок, даже страшно за них становилось, а с обеих сторон скалы, подгоняет и торопит очередь. При спусках и подъемах здорово помогали выбитые в скале углубления для опоры ног.
 От скалы, надо было идти по острым скальным грядам, уходящие в море под острым углом. Гряды расположены друг от друга так близко, что между ними не поставишь ступню ноги прямо, под прямым углом можно. Люди вынуждены были идти по острым гребням, которые кроме уклона, находились на разной высоте. На этом участке, длиной примерно метров сто, надо было быть особенно осторожным и внимательным, чтобы не соскочила, не подвернулась нога, так как, вероятность падения  была высока. При падении, кроме ушибов, ссадин и синяков, можно было запросто порезаться об острые гребни. Пройти можно только в кроссовках, кедах, а лучше всего в ботинках на толстой подошве, но кто берет с собой на море такие ботинки. 
Примерно через пятьдесят метров после скальника, начинается пляж с нормальным заходом в море.
Видите, сколько опасностей и неудобств, приходилось преодолевать отдыхающим, чтобы попасть на обыкновенный пляж.
   В восьмидесятые годы, при непосредственном участии Ахтырского горноспасательного отряда, под руководством моего отца, мешавшую всем скалу взорвали, ржавые металлические опоры, швеллеры, ограждения, из воды убрали, и проход на пляж стал свободным. На месте взорванной скалы установили памятник советским летчикам, погибшим во время войны.
Но на «большом» пляже отдыхающих поджидал  неприятный и даже опасный момент – частые камнепады со скал.
В тот же год, когда взорвали скалу, на пляже, под обрывом поставили защитное ограждение от камней, из металлических столбов и сетки рабицы.  Через пару лет, под напором упавших камней, сетка была порвана, столбы повалены.                               

                .  .  .
     Похожая картина наблюдалась с подходами на дальний пляж, который среди отдыхающих  назывался «у самолета». Если стоять лицом к морю, он находится в правой стороне от пирса.
Пляж расположен в маленькой закрытой бухточке, которую также называли лагуной. Отрезок пляжа, на котором можно расстелить покрывало и лечь загорать, совсем крохотный, длиной примерно метров тридцать и шириной не больше пяти-шести метров. Туда приходили в основном те, кто хотел получше загореть или побыть подальше от посторонних глаз, в защищенной от ветров лагуне, было намного жарче, чем на пирсе или на «большом» пляже.
     Еще в моем подростковом возрасте, все мальчишки, уверено рассказывали приехавшим в Щель новичкам, что дыра на ровной поверхности скалы на пляже образовалась в результате врезавшегося в нее сбитого самолета во время войны, правда при этом не уточнялось, советского или немецкого, от этого и пошло название этого места – «у самолета». Это круглое  углубление в толще скалы в полметра и диаметром примерно около трех метров.
 Черт его знает, может, так и было на самом деле, ведь в битве за освобождение Кавказа, в 1943 году в небе Кубани почти ежедневно происходили воздушные бои, а может быть имевшуюся в скале каверну, за годы постепенно размыло волнами при сильных штормах. Обратил внимание, что с годами диаметр и глубина дыры увеличивается. Плавая в этой лагуне, с трубкой и маской не раз видел на дне метровые листы металла похожего на дюралюминий, но кажется, что  во время войны его для строительства самолетов вроде бы еще не применяли, может я не прав, точно не знаю.
     На этот пляж было два пути, по берегу моря и по прилегающей к нему горе. По берегу, идти короче, но проход очень плохой, по крайней мере, с ребенком на руках или если руки чем-то заняты, не пройдешь. По горе идти легко и даже приятно, лесная тропинка идет по тенистому сосновому бору и приводит к обрыву, перед которым, к кривой сосне был привязан  пеньковый канат  для спуска на пляж. Позже, через несколько лет здесь построили  капитальную деревянную лестницу с перилами, необходимость в канате отпала, но зимние штормы быстро оторвали большую часть ступеней, оставшиеся разобрали на топливо для костров, на которых жарили шашлыки, уху и мидий. Ничего, что лестница осталась без ступеней, народ, как и раньше, продолжал спускаться и подниматься по бывшей лестнице, ведь перила с одной стороны остались, потом и  канат вновь появилась.
      За пляжем «у самолета», обогнув небольшой мысок, заваленный огромными многотонными камнями и плитами, отвалившихся от скалы, продолжается череда бухт с «дикими» пляжами, которые тянутся до маяка на мысе Дооб.
 Если по автомобильной дороге от  «Щели» до маяка расстояние составляет десять километров, то по берегу примерно пять, ну может немного больше,  здесь точно посчитать расстояние весьма затруднительно из-за очень искривленной береговой линии. Сходить по берегу из Щели на «Маяк», чтобы оттуда съездить в центр Кабардинки за пивом, новыми аудио кассетами  или еще за чем-нибудь, считалось в порядке вещей.
Этот путь был пройден мною сотни раз.  Это не значит, что столько раз, я ходил на маяк для поездок в Кабардинку, вовсе нет. Просто нравилось ходить одному по практически безлюдным местам. Об этом расскажу немного подробней.
                .  .  .
     Ежегодно, в каждый свой приезд в Щель, ежедневно, если позволяла погода, после обеда, я с брал маску, дыхательную трубку, ласты, старое подводное ружье на резинке и немного фруктов. Обувался в спортивную обувь на резиновой подошве, исключающую скольжение по мокрым камням и  уходил в сторону кабардинского маяка, иногда, в противоположную сторону до Голубой бухты. Питьевую воду с собой не брал, потому что на моем пути в обе стороны было по одному  роднику; солнцезащитные очки также не брал, так как, при интенсивном движении под жарким солнцем, потел, из-за чего очки постоянно наровили соскользнуть с носа и только мешали, к тому же капли пота попадали на стекла и приходилось останавливаться, чтобы их протиреть платком или панамой.
Отсутствовал обычно по четыре-пять часов. Первые годы жена возмущалась моими ежедневными вылазками, но со временем поняла, что меня не переделать, постепенно смирилась и привыкла. Один раз уговорил пойти вместе, но ей не понравились переходы по скользким камням вдоль берега и полное отсутствие людей. Об этом маленьком походе она высказалась коротко - «там нет проходов и ужасно скучно». 
Поясню причины, почему я это делал.
    Первая причина, это движение, так необходимое для здоровья. Идти по камням, подниматься и спускаться, преодолевать выходящие в море остроконечные скальники, перепрыгивать с плиты на плиту, с одной глыбы на другую и тому подобные действия, требуют определенных физических усилий. Для увеличения нагрузки специально выбирал быстрый темп ходьбы, почти переходящей в бег. Говорю почти, потому что, по таким пляжам, бегать в полном смысле этого слова, не представляется возможным, можно оступиться и сломать ногу или при падении разбить голову.  Надо ли говорить, что все это помогало сбрасывать лишний вес, развивало легкие и мышцы ног. В добавление к дневным нагрузкам, по возвращению в Щель, почти каждый вечер играл в волейбольной команде. 
    Если, ежедневно проходишь по одному и тому же маршруту, то поневоле запомнишь, как лучше обогнуть мыс и перейти в следующую лагуну, пройти по самой кромке берега или подняться повыше к скале. Автоматически знаешь, на какой выступ поставить ногу, какие камни или плиты, не смотря на их массивность, на самом деле не  устойчивые и шатаются под ногами, такие камни называют «живыми», по какому карнизу лучше продвигаться, в каком месте удобнее с него спуститься. Все знакомо и отработанно, но это только на период нашего четырех недельного пребывания в Щели. Каждый год картина берега меняется из-за штормов, осыпей и обвалов. Находясь там, часто видел, как после единственного шторма, могут кардинально измениться проходы по диким пляжам вдоль лагун, что говорить об изменениях после сильных февральских штормов.
    На маршруте «Щель–маяк», без изменения оставалось одно знаковое для меня место. Это кривая  аппенинская сосенка, одиноко росшая на боку ровной скалы, имеющей угол уклона примерно 50 градусов, на высоте примерно пяти метров  от уровня дикого пляжа. Сосна находилась на половине пути между Щелью и маяком и в моих ежедневных хождениях, являлась как бы репером, серединной путевой вехой. От подножья скалы до моря примерно десять метров, плюс пять метров вверх, поэтому волны штормового моря, туда не доставали. Подняться к сосне не сложно. Раньше, на ее стволе была закреплена телефонная розетка, с подведенной парой телефонных стальных проводов, и полуметровая узкая доска, заменяющая лавочку. Это был пункт оперативной связи пограничников. В конце девяностых годов проводов и розетки уже не было, но сосна и «лавочка» оставались на прежнем месте.
      Вторая причина, это загорание по ходу движения. Всегда считал, что лучше загорать в движении, чем тупо лежать тюленем на одном месте на пляже. Уходил обычно после обеда, то есть в самый солнцепек. Почему после обеда? Потому что, утром кромка берега находится в тени скал, в некоторых местах солнце появлялось около одиннацати часов утра. При быстрой ходьбе пот лился в три ручья, орошая камни. Когда пот полностью заливал глаза, а на теле, начинал превращаться в мыльную пену,  бросался в море и подолгу в нем остывал.
    Понимал, что в промежутке от  часа дня и примерно до четырех часов пополудни, солнце самое агрессивное и говорят  вредное для здоровья. Но за всю жизнь ни разу не получал солнечный удар, если и были очень редкие перегревы на солнце, то это заканчивалось небольшой тяжестью и звоном в голове, но уже в вечернее время.  На всякий случай, закрывал голову от солнца какой-нибудь панамкой или бейсболкой. Одна из тех панамок, полностью выцветшая от солнца и морской воды,  хранится у меня до сих пор, как напоминание о тех замечательных днях.
Обгореть на солнце не мог, так как приезжал в Щель обычно в июле или августе, уже хорошо загоревший (кроме вышеописанного случая моего девятичасового стояния на скале), и только добавлял смуглость. Кстати о вреде загара. Что такое загар? Загар это защитная реакция организма на вредные ультрафиолетовые излучения. Последние исследования английских ученых показало, что загорать на солнце, не только не вредно, но и полезно, так как это продлевает нам жизнь, сокращая риск приобретения сердечных заболеваний и диабета. Что интересно, эти эксперименты проводились с людьми преклонного возраста, старше 50 лет, более подверженных таким недугам.
Как показали результаты, чем больше времени человек проводит на солнце, тем более высокой оказывается способность его кожи синтезировать витамин Д (D), который защищает от этих заболеваний.
То же самое, подтверждается исследованиями Каролинского института Стокгольма, которые проводились с 40 тысячами человек. Оказывается, что риск возникновения тромбов в кровеносных сосудах, у тех, кто любит «пожариться» на солнце, на 30 % меньше, чем у тех, кто прячется в тени.
    Третья причина - подводная охота. В районе Щели всегда были купальщики, которые распугивали рыбу, кроме того существовала небольшая угроза ранения какого-нибудь купальщика моим подводным ружьем. У меня было очень старое, подводное ружье, в котором пика заряжалась натягиванием круглых резинок, которые периодически менял. На конец пики по резьбе наворачивался трезубец или пулевидный наконечник. Отец, не раз предлагал забрать его подводный пистолет с комплектом капсул, но я привык к своему примитивному, но испытанному оружию.
 Многие годы у меня не было проблем с наличием ласт и масок для подводного плавания. Как уже пояснял, мой отец был командиром противофонтанного отряда. При ликвидациях газовых фонтанов, его бойцам приходилось работать в загазованной среде, для чего применялись акваланги. С ними шли в комплекте ласты и маски, которые были без надобности и их сразу же списывали. Вот их то, я и использовал, меняя по мере надобности, ведь в процессе эксплуатации ласты имеют способность постепенно расслаиваться и рваться, а маски пропускать воду и биться стекла. Тоже самое делали и другие работники отряда. Так, что мне оставалось покупать только дыхательные трубки. Раньше все они были алюминиевые и короткие, потом начали появляться пластиковые удлиненные, владельцам которых я завидовал, но купить не мог, из-за их отсутствия в продаже.
 Знал несколько мест под водой, где при солнечной погоде и тихом море, на больших каменных плитах, покрытых водорослями, всегда паслись ерши и бычки.
Стрелять ершей не сложно, они подпускают к себе достаточно близко, здесь главное не промахнуться, также их можно нанизывать ручной пикой с трезубцем. Средние ерши обычно бывают по пятнадцать-двадцать сантиметров. Когда несешь на кукане, на пример сразу трех ершей, то окружающие смотрят с уважением, вот молодец настрелял рыбин, хватит на хорошую уху. Хотя в действительности, большая часть их тела приходится на не пропорционально большую голову, после отрезания которой, остается совсем маленький кусочек. Ерши шли на уху целиком, но даже после добавления в нее лука, чеснока, черного перца, лаврового листа и столовой ложки водки, она все равно немного отдавала запахом сырости.
Бычки также подпускают к себе близко, но почем-то здесь они были маленькие, не более десяти сантиметров в длину и поэтому не хотелось с ними связываться. Мой брат ловил их, только удочкой и у него это хорошо получалось. Бычки шли на жареху и на сушку, иногда их добавляли в уху с ершами.
Стрелять кефалей намного сложней, они проносятся мимо на приличной скорости, небольшими стайками, примерно по пять-шесть штук, не успеешь развернуться, поднять ружье и прицелиться,  как они уже не досягаемы, поэтому приходится стрелять, навскидку в стаю, наудачу. На кефалей везло редко, если их подстреливал, то в основном в расщелинах.
Зеленух не стрелял, они считаются не съедобными, хотя в каком- то рассказе Лавренева о Черном море, красочно описывается уха приготовленная именно из них. В их окраске преобладает светло-зеленый цвет, но присутствуют голубоватые и красноватые оттенки, которые особенно хорошо видны под водой.
Не могу похвастаться, что являюсь хорошим подводным охотником, но, по крайней мере, в морозилке нашего холодильника на базе всегда была рыба.
Крабы водятся в в береговой зоне, при появлении людей прячутся под большими камнями, откуда их можно выманить маленькой удочкой или куском лески с кусочком мяса или колбасы на крючке. Если повезет, то можно было подстрелить крупного краба на глубине.
  Плавание с трубкой и маской доставляло большое удовольствие, даже если возвращался без добычи, но при условии такого дна, как в Щели.   
 Четвертая и самоя главная причина, это безлюдность берегов. Конечно, люди изредка встречались, но зачастую бывало, что за несколько  часов, проведенных на берегу и в море, не видел, ни одной живой души, не считая чаек-ларисок, у которых она вряд ли имеется.
Вот за эти часы  уединения,  возможность остаться одному наедине с самим собой, морем, солнцем, голубым небом, раскаленными солнцем скалами, стоило приходить на «дикие пляжи и вообще приезжать в Христову Щель.
                .  .  .
     В один из своих ежедневных походов, я отдыхал после подводной охоты, развалившись под ровной, наклонной  скалой. На тонкой проволоке, придавленной крупным камнем, в воде трепещется раненный ерш.  На обозримом берегу ни души. На море штиль, никакого прибоя. Лишь иногда, чуть-чуть слышны всплески воды, лижущей прибрежную гальку. Я полностью растворился в неге, подставив себя солнцу.
Сквозь полудрему услышал  мужские голоса, наверное, кто-то идет в Кабардинку, подумал я. Приподнял голову, посмотрел  влево, вправо. Никого нет. Через пару минут, опять услышал приглушенные голоса. Явно, где-то близко, не громко разговаривали два мужчины. Поднялся и пошел к воде, чтобы от туда  посмотреть на гору и увидеть говоривших людей. В тот момент, когда шел к воде, четко услышал на горе металлический лязг, такой, как при закрытии люка, после чего наступила тишина. На хорошо просматриваемой горе, с редкими соснами выше скалы, также не было ни одного человека. Слуховыми галлюцинациями никогда не страдал. Думаю, что это были пограничники в секрете, устроенном в скале.
Сейчас пограничников не видно, вдоль берега патрули не ходят, наверное, контроль над берегом и морем ведется в основном приборами.
                .  .  .
   Однажды при возвращении с очередной подводной охоты, на моем пути возникло непредвидимое препятствие. На узком скалистом отрезке берега, ползла не большая, чуть больше полуметра, змея.
 Судя по окраске и полосе по спине, это была кавказская гадюка. Степные гадюки в этих местах не водятся, лесные гадюки крупнее и имеет на спине зубчатую полосу. Кавказская гадюка живет в расщелинах скал, под большими камнями, в гнилых пнях. Хотя она уступает в размерах своим сестрам-гадюкам, но из них самая ядовитая.
 Ширина  прохода, ограниченного с одной стороны скалой, с другой морем, была  не более двух метров. Поведение гадюки  было, каким- то странным. Допустим, что она, во время охоты за ящерицей или мышью, сорвалась со скалы вниз, что было маловероятным. Но почему то, она не пыталась ползти по берегу, чтобы найти нормальный подъем в гору и затем в лес, а лезла в море. Надо сказать, что к этому времени, море начало слегка штормить. Все попытки гадюки заплыть в море, заканчивались не удачно, каждый раз, очередной волной ее выбрасывало на берег. Проходить мимо нее, в опасной близости, мне почему-то, не хотелось. Обойти ее по морю, в этом месте, не представлялось возможным.
Наблюдал за ней минут пятнадцать, пока не понял, что мой путь перегорожен надолго. Сколько еще придется ждать, пока она выдохнется или волны добьют до смерти о камни, но как известно, гадюки очень живучие. Господи! Прости мою душу грешную. Пришлось убить ее камнями.
                .  .  .
     И еще об одной встрече на «диком» пляже. Совершая променад в сторону  Голубой бухты, столкнулся с семьей «дикарей», отцом и его детьми подростками лет тринадцати-четырнадцати, парнем и девушкой. Их мама в это время готовила обед возле палатки на скале, поэтому я ее не видел.
  Меня прямо таки поразил цвет их кожи. На море летом всегда достаточное количество хорошо  загоревших людей, имевших загар от бронзового до темно-шоколадного. Но у этой троицы кожа была иссиня–черного цвета, как у негров Гвинеи - Бессау или другой страны экваториальной Африки. Разговаривая с ними, не заметно присматривался к чертам их лиц, пытаясь найти признаки негроидной расы. Но, передо мною были   человеческие особи, явно славянского происхождения.
  Сюда  приехали на своем «Москвиче», не помню точно, откуда, толи из Суздаля, толи из Владимира,  но в моей памяти осталось, что из города входящего в Золотое кольцо России.  Машина надежно спрятана в кустах на горе, можно пройти рядом и ее не увидеть. Здесь живут в палатке три недели, на берег спускаются и поднимаются к палатке по веревке. Каждый день ловят рыбу, крабов, мидий, этим и питаются. Нет, они не голодают, ведь имеется необходимый запас круп и консервов, воду берут с родника. Планируют пробыть еще дней десять, но такая первобытная жизнь, так им нравится, что не хочется уезжать и если получится, попробует договориться со своим начальством о продлении отпуска.
Я поинтересовался, как за такой не большой срок они умудрились так загореть. Глава семейства, недоуменно пожал плечами, что вообще-то, они ни разу специально не загорали, как это принято на пляжах, но весь световой день, с утра до вечера, проводят на солнце.
   Да, конечно, утреннее и вечернее солнце, как известно, считается самым приемлемым для загара и полезным для здоровья, дневное солнце жжет, палит и калечит. Если находиться под солнцем от восхода до заката, можно приобрести отличный загар, но не такой же, как у моих новых знакомых (смотри выше).  Ну не могут люди европеоидной расы иметь такой цвет кожи, живя под солнцем хоть круглый год или много лет подряд, даже имея супервосприимчивость кожи к ультрафиолетовому излучению.                Непонятки! Пришлось успокоить себя мыслью, что, наверное, с ними произошла какая-та генная мутация.
                .  .  .
Возвращаюсь к теме недостатков.
Вторым существенным недостатком отдыха в Щели, является периодическое загрязнение моря нефтепродуктами. Эти экологические нарушения имеют место быть не только в акватории нашей базы, они  характерны для всех приморских районов, имеющих по близости нефтеналивные терминалы или рейды танкеров.
    Вообще-то в районе Христовой Щели вода в море очень чистая, по крайней мере, воспринимается чистой, визуально. Она намного  чище, чем в селе Дивноморском или в соседней Кабардинке, не говоря уже о популярных Геленджике и Анапе, где  на городских пляжах, прошу прощение за натурализм, морская вода на половину разбавлена мочой. Но, ведь кроме этого существуют сбросы сточных вод и нечистот, о которых отдыхающие не задумываются и не догадываются, где они находятся. Обращали ли вы внимание на то, что жители курортных городов и поселков, не купаются в черте города, тем более на общественных пляжах. Разве это не является своеобразным индикатором неблагополучия водной среды вблизи черноморских курортов.
    Несколько лет подряд, между Щелью и мысом Дооб, я встречал одну и ту же компанию, состоящую из нескольких семей из Новороссийска. Они приезжали на одно и тоже безлюдное место со своими детьми разных возрастов. После регистрации  у пограничников, разбивали свой маленький палаточный лагерь на ровной площадке, в сосновом бору перед обрывом горы, под которой был родник, к морю спускались по канату. Жили по две-три недели и все это время ходили полностью обнаженные. Запомнился один момент. Я сидел и разговаривал на берегу с семейной парой средних лет, когда от их лагеря, спустилась по веревке и подошла их дочь, лет четырнадцати. Наверняка, что сверху, она увидела разговаривающего с родителями незнакомого дядьку (меня), видимо застеснялась и спустилась на пляж в купальнике, за что сразу же была отругана родителями. Пришлось девчонке раздеваться. Так вот, все они приезжали туда, только по причине чистой морской воды.      
. Такая же группа «дикарей» (не помню, откуда они приезжали), с постоянным составом, обитала на другой стороне от Христовой Щели, примерно в трех километрах  от пирса, в сторону Голубой бухты (это не та негроидоподобная семья). С ними, также не однократно общался.  Они мне поведали, что таким «диким» образом отдыхали в различных местах, в окрестностях Новороссийска и в Анапском районе, но здесь им нравится больше, из-за безлюдности берега, чистоты моря, относительной близости к цивилизации.
Мне нравиться отдыхать таким способом, но не нравится, что основное время уходит на заботы о хлебе насущном. 
                .  .  .
Продолжу о загрязнении моря. 
Отчего морской воде в районе Христовой Щели быть грязной,  если промышленных сбросов и бытовых стоков в море нет, населенных пунктов  в радиусе десяти километров также нет, отдыхающих людей мало, реки и речушки, которые могут приносить различный мусор или какую-нибудь химию, здесь отсутствуют. Могу только представить, какая здесь была чистая вода в  девятнадцатом веке.
Но, надо отметить, что в конце девяностых годов, на расстоянии примерно один километр от кабардинского маяка, появилась труба большого диаметра, выходящая из межгорной щели и уходящая  далеко в море. Ее предназначение и что она выносит в море, тоже не знаю, но наверняка, что-то нехорошее.   
   Иностранные танкеры,  пришедшие за нашей нефтью в Новороссийский нефтеналивной порт  Шесхарис (переводится с адыгейского языка, как «проводящий жизнь на коне»),  по несколько недель стоят в очереди на рейде перед входом в Цемесскую бухту.
За время длительной стоянки, на каком-нибудь танкере,  могут помыть свои танки (емкости под нефть) от парафинистых отложений, оставленных от предыдущей партии нефти. Для этого насосами берется забортная вода, и под давлением, используя штуцера, моются стены и дно емкостей  и эти смывы сбрасывают  в море. Если танкер стоит один, не санкционированных сбросов не будет, но обычно танкеров накапливается до десятка и бывает даже больше, тогда попробуй определить, который из них является нарушителем правил охраны окружающей среды. 
В случае, если такие факты своевременно устанавливаются экологами Новороссийского пароходства и подтверждаются, на капитанов судов налагаются  большие штрафы. Подобные нарушения продолжаются до настоящего времени. Командный состав  и экипажи иностранных танкеров, там,  у себя  дома «за бугром», чуть ли не все  поголовно являются гринписовцами и ярыми поборниками  защиты природы, но в России, им на  нашу природу наплевать.
     Если сбросы смывов с танкеров происходят не очень далеко от берега и море при этом спокойное, то нефтяная пленка не успевает свернуться в комки и достигает береговой линии пятном или полосой на поверхности воды. Рано или поздно, это пятно окажется на берегу и прибрежные камни становятся черными от нефти.
 Бывает, что у чаек, ныряющих в воду за рыбой, от нефти склеиваются перья, из-за чего не могут летать и погибают от голода. Таких бедолаг, обреченных на смерть,  приходилось видеть воочию.
     Хорошо, что море имеет способность к самоочищению и нефтепродукты на поверхности моря формируются в шарообразные образования типа смолы, которые волнами  выбрасываются на берег. На берегу остаются смоляные «яблоки» и «арбузы». На солнце они расплавляются и растекаются. Люди нечаянно наступают в эти подтеки и разносят по всему берегу. Существует реальная возможность выпачкаться в этой смоле, расстелив покрывало для загара или просто присев на берегу на камни.
 Точно такую же картину можно наблюдать по всему побережью от Новороссийска до  Туапсе, аналогичная ситуация в районе батумского порта.
                .  .  .
    Возвращаясь с подводной охоты с двумя подстреленными ершами на кукане, обратил внимание, что в море  возле пирса не видны головы купальщиков. Понятно, опять к берегу принесло  какую-то гадость.
Из-за плохого дна по обеим сторонам  пирса, не желая  ранить ноги при выходе из моря, решил подплыть к пирсу и подняться по лестнице. С пирса радостно сообщили, подошла нефтяная полоса. Из воды не было видно, где заканчивается ее граница, поэтому, подплыв к самому краю черной ленты, спросил, у стоящих на пирсе людей, какая ширина полосы. Ответ был, примерно метров двенадцать-четырнадцать. Самонадеянно решил пронырнуть эти метры под водой, ведь ласты здорово ускоряют движение. Нырнул, но в легких не хватило воздуха (надо бросать курить) и буквально за пару метров до чистой воды, пришлось  выныривать.
При виде моего лица и тела, черных от нефти, народ на пирсе пришел в неописуемый восторг. Как говорится, «публика неистовствовала». Если бы там находились незнакомые люди, наверное, реакция на мой вид была бы более сдержанной, но большинство присутствующих были моими знакомыми и коллегами.
Пока проходил по пирсу и далее в душевую, наш добросердечный народ показывал на меня пальцем и смеялся, с новоявленного афроамериканца, дети смотрели, широко раскрытыми, от удивления и испуга глазами. Пришлось голову, лицо и тело три  раза мыть соляркой (очень боялся, что выпадут волосы, слава Богу, обошлось), а затем несколько разными шампунями и мылом. Добытых ершей пришлось выбросить.
   В тот вечер в столовую на ужин не пошел, чтобы не портить людям аппетит из-за исходящего от меня амбре. Вечером еще несколько раз принимал душ, спать был вынужден на раскладушке возле домика. Провонявшиеся соляркой мочалку и губку, жена выбросила.
Утром во время завтрака в столовой, маленький мальчик, сидящий с родителями через столик от нас, громко крикнул: »Мама, мама, смотри! Вон тот дядя, который вчера был негром».
                .  .  .
    После шторма или урагана, прошедших где-то далеко, море может принести к берегу древесные остатки в виде веток, щепы, сосновой коры, сосновых лап, а то и целых деревьев и прочего, не тонущего мусора.
Иногда море прибивает к берегу такое же  самое, что и после шторма (кроме деревьев), но  это не результаты стихии, а остатки древесного мусора с иностранных судов-лесовозов, после проведенного смыва. Вроде бы мелочь, но когда море усеяно чуть ли не сплошным слоем коры и щепы, согласитесь со мной, купаться не очень комфортно. Повторюсь, что плавающие лесовозы иностранные
Изредка, на довольно больших площадях своей поверхности, море приносило  миллионы мертвых и живых божьих коровок.
    Как-то занимаясь подводной охотой в лагуне «у самолета», как раз напротив той самой дыры в скале, не заметил, как попал под приплывшую с моря, плотную, не прозрачную целлофановую пленку, из-под которой никак не мог вынырнуть. Пока искал просвет между огромными листами пленки, честно признаюсь, что в тот момент, запаниковал, что мне не хватит воздуха, потому что, на воде она занимала площадь примерно сотню квадратных метров. Наверное, такое же ощущение испытывает человек, попавший под лед, с той разницей, что здесь вода была теплой, а пленка не лед и приподнималась руками.
    Такие неприятности могут быть в любых местах Черного моря, ведь все это творения людей, то есть наши с вами.
В настоящее время Черное море признано экологически не благоприятным для рыбного промысла. Бывает, что пойманная рыба имеет запах нефти. Зафиксированы случаи наблюдения дельфинов – альбиносов, что говорит об их мутации.
               

                ПИРС

    В Щели было два места, которые, выражаясь современным сленгом, можно было бы назвать, как тусовочные.
Первое, это большая асфальтированная площадка перед столовой, второе место, пирс.
Питание в столовой было трех разовым, в две смены, соответственно народ приходил в столовую шесть раз (три прихода в первую смену, столько же во вторую).
  Обычно люди приходили заранее, сидели на лавочках, установленных по бокам площадки, а кому не хватало мест стояли занятые разговорами, читали афишу кино и объявления. Делали покупки в магазинчике Клары Ивановны.
В ожидании ужина, некоторые играли в настольный теннис, для которого стояли два стола на площадке, чтобы сыграть партию, надо было занимать очередь, другие играли в бадминтон.  Некоторые мужчины и парни не отходили от магазинчика, покупали вино, пиво, с которыми пристраивались за двумя высокими столиками, предусмотрительно выставленные многоопытной Кларой Ивановной.
Все находились в ожидании официантки, которая должна  появиться на входе в столовую  и громко крикнуть «Проходите!».
 После окончания ужина второй смены, площадка перед столовой полностью пустела, не считая рабочего базы занятого поливкой цветов из шланга.
   Из Кабардинки изредка приезжали два грека, которые привозили с собой небольшой мангал, замаринованное мясо в большой кастрюле и все необходимое для шашлыка. Они располагались возле пирса и готовили шашлыки. Эти приезды продолжались в течение трех сезонов, потом прекратились.
     Если пирс днем являлся лежбищем «морских котиков», то по вечерам он превращался в неофициальный центр молодежного досуга. На лавочках сидели группками парни и девушки, слушали, как поют и сами пели под гитары, танцевали под кассетные магнитофоны, пускали по кругу бутылки вина, некоторые в отдалении слушали по приемникам вражеские «радиоголоса», западные рок-группы и попсу. На территории базы радиоприемники брали плохо из-за гор, которые экранировали радиоволны, зато на пирсе было раздолье для приема множества зарубежных радиостанций. Иногда я приходил сюда со своим «олимпийским» ВЭФом, специально послушать «голоса» и музыку.
    Отдыхающие старшего поколения считало, чуть ли не своим долгом, в завершении вечернего променада перед сном, прийти на пирс и хотя бы просто постоять в вечерней прохладе минут пятнадцать - двадцать, облокотившись на перила, подышать чистым целебным морским воздухом, полюбоваться  лунной дорожкой на водной глади или огнями стоящих на рейде кораблей, некоторые купались и ныряли с пирса.
Освещение на пирсе отсутствовало полностью, что по вечерам привлекало молодежь, лучшим другом которой, как известно, является темнота.
     Вспоминается случай связанный с пирсом, происшедший со мной по собственной неосторожности.
Мы приехали в очередной раз в «Щель» на отдых . Прибыли  днем в самую жару. Занесли сумки в дом, жена разложила  в холодильнике продукты и мы помчались на море.У меня было только желание, как можно  скорее окунуться в воду, а жене, кроме этого, было интересно посмотреть, кто приехал отдыхать из старых знакомых.
     На пирсе,  сразу залез на перила, примерился куда прыгать, а надо было попасть в расщелину между двух каменных гряд, где глубина позволяет нырять. Вода была прозрачной, дно просматривалось хорошо. Оттолкнулся от перил, сваренных из труб и покрытых краской, в результате одна нога поскользнулась на мокрой поверхности, и вошел в воду, чуть-чуть изменив траекторию. Что в результате? Уже под водой  по касательной задеваю скальник своей дурной головой, ударяюсь плечом, меня разворачивает, как-то умудряюсь чиркнуть лицом по этой гряде и на мгновение отключаюсь. Хорошо, что вертикальная гряда плотно покрыта бурыми водорослями, которые  какой- то, хоть в очень малой степени, но смягчили удар. Вынырнув на поверхность,  увидел расходящуюся от меня по воде кровь, а на пирсе испуганное лицо жены. Голова разбита, в ушах стоит гул, лицо, плечо и даже грудь с содранной кожей. Страшного для здоровья ничего не было, но вид был еще тот. Пару дней пришлось ходить с забинтованной головой, пластырями на лице и плече, потом снял, потому что было стыдно перед знакомыми за то, что  не смог нырнуть, как положено,  да и как с повязкой на голове купаться в море.
     Сначала пирс был длиной примерно метров 15-18,  шел он параллельно берегу, и имел одну лестницу для спуска в море. Позже над ним установили  деревянный навес от солнца, после чего, он  стал любимым местом послеобеденного отдыха старшего поколения. Многие расстилали на досках надувные матрацы, покрывала и семьями падали спать, мужики которые не хотели спать играли в нарды, не забывая прикладываться к пиву или вину, разговаривали шепотом. Те, кто хотел купаться и загорать, собирались в эти часы справа от пирса, а чтобы спящим людям не мешать, не пускали на пирс даже своих детей. Именно в этом месте, возле небольшого мыска,  часто плавала пара белых лебедей.
       Позже пристроили новую часть пирса, под прямым углом к старому, при этом пирс удлинился  в море метров на тридцать. Покрытие было из досок 50 мм, которые были все пронумерованы, потому, что осенние штормы часто сносили настил в море, их потом вылавливали на лодке и весной закрепляли на пирсе по порядковым номерам. Обычно сильные штормы бывают поздней осенью и зимой, пик приходится на январь, февраль.
      В начале пирса стоял поворотный подъемный кран с цепной  талькой для спуска и подъема спасательной шлюпки. Много сезонов на ней плавал и катал детей матрос-спасатель,  земляк из Ахтырки, мой хороший знакомый грек Николай Запияди.
Очень редко  к пирсу подходили глиссеры и за плату предлагали перевезти желающих в Геленджик на базар и обратно. Желающие были всегда, это не на автобусе трястись по горам, да и на берег посмотреть со стороны моря приятно.
        Однажды, находясь на пирсе, наблюдали за тренировочными занятиями пограничников. Мимо нас, в сторону большого пляжа,  прошла группа погранцов, примерно из двадцати человек. Не много не доходя до начала пляжа, прозвучала какая-то команда лейтенанта, из-за отдаленности мы не расслышали, какая именно, и все двадцать человек мгновенно исчезли, создалось впечатление, что они буквально растворились в воздухе. Мы понимали, что все они здесь, просто залегли в складках скал, но это было проделано за две секунды и очень профессионально. Как мы не пытались разглядеть в бинокль хоть одну зеленую фуражку или торчащий ствол автомата,  но бесполезно, перед нами были одни голые скалы и никакого намека на присутствие людей.
                .  .  .               
 Запомнился еще один эпизод, косвенно связанный с пирсом.
Последние дни  августа 86 года. Щель на половину опустела, скоро первое сентября. Родители, бабушки и дедушки повезли своих чад готовиться к школе, большинство студентов также разъехались. По той же причине жена с сыном уехали домой, а у меня еще было несколько дней отпуска, поэтому остался, чтобы не упустить последние теплые деньки уходящего лета.
     31 августа, последний календарный день лета, начало двенадцатого часа ночи,  погода начала портиться, небо затянуло тучами, море немного волновалось.
     Наша небольшая компания парней, проводила время  на пирсе. Сидим спокойно так, никому не мешаем,  разговариваем, без спешки, по очереди прикладываемся к бутылочке с вином, по ходу дела, слушаем, модных в то время, исполнителей итальянской эстрады. Все присутствующие были между собой старыми знакомыми, вместе работали, двое из них были  моими одноклассниками, поэтому тем для нашего общения было предостаточно.
    Видим, что с берега в сторону пирса кто-то приближается с включенным  ручным фонариком. Говорю, что наверняка это «белая мышь» в смысле комендант,  который каждый день всех разгонял с пирса около двенадцати часов ночи. Все мы, уже давно не дети, но от греха подальше, бутылки с вином все же, припрятали. Точно, это был он, Евгений Иванович Стрельцов собственной персоной. Осветил всех нас фонариком, увидел меня и говорит (здесь называется моя фамилия), мол, опять я тут организовал посиделки, и мешаем людям  отдыхать. Естественно, мы стали заверять, что просто тихо сидим и слушаем негромкую музыку, совершенно  никому не мешаем и не собираемся мешать, а к двенадцати часам здесь нас не будет. Так оно и было на самом деле. Смотрите, говорит комендант, еще приду и проверю и если я (показывает пальцем на меня) его обману, он пожалуется моему отцу, и пошел продолжать свой вечерний обход.
     Стало смешно и немного грустно. Вот представьте сами. В то время я уже был взрослым мужчиной, имеющий двух сыновей,  по жизни, твердо стоящих на ногах, но в то же время, как сопливый пацан, стою и выслушиваю предупреждение, что если буду плохо себя вести, пожалуются моим родителям,  все это, смиренно выслушиваю и со всем соглашаюсь. Объяснялось все это очень просто. Уважая своего отца, не хотел,  чтобы из-за меня у него  были какие- то, даже мелкие неприятности. Ведь комендант мог ему преподнести информацию в ином свете, так зачем мне его расстраивать.
    Наша компания  продолжила общение, хотя настроение было испорченым.
Около  двенадцати ночи, точное время не скажу, справа от пирса в стороне Новороссийска увидели в небе осветительную  ракету, одновременно с ней, со стороны Геленджика,  на полном ходу пронесся пограничный катер.
    С пирса весьма ограниченный обзор Цемесской бухты, ее закрывает выступающая в море, высокая скала, поэтому видна только часть Малой земли (Мысхако), гора Колдун и Широкая балка, которая по морю, справа от Новороссийска, а от нас слева, то есть  место, откуда была выпущена ракета, мы не видели.  Увиденное,  прокомментировали как ночные учения пограничников или задержание нарушителей, еще немного посидели и разошлись по домам.
    Утром , как обычно, сразу после завтрака пошел на море. Подойдя к  пирсу, обратил внимание на то, что с правой стороны вдоль берега, стоят незнакомые мужики, на расстоянии примерно метров по пятьдесят друг от друга и почему то внимательно смотрят в море. Удивило, что все они оставались одетыми и как видно раздеваться не собирались, хотя с самого утра солнце припекало вовсю.
    Спрашиваю у знакомых, кто эти люди  и что они высматривают в море. Мне говорят, а ты разве не знаешь, что ночью затонул большой пассажирский корабль, именно там, откуда пускали ракеты, примерно напротив маяка, людей утонуло великое множество, а эти мужики высматривают в воде утопленников.
Вспомнил вчерашний катер, ракету над морем и  до меня дошло, что ночью мы стали косвенными свидетелями  операции по спасению людей с тонущего судна.
Мужики оказались милиционерами в штатском из Новороссийска и Геленджика, на берегу их периодически меняли. На следующий день за ними приехал автобус. Море не отдало утопленников.
Весь световой день первого сентября в небе над морем кружили вертолеты и самолеты проводя поисково-спасательные работы, в надежде обнаружить спасшихся людей. Кстати одного мужчину нашли живым в море через 18 часов после крушения.
    Только через два дня после случившегося, страна узнала о катастрофе круизного лайнера «Адмирал Нахимов», который, в трех километрах от кабардинского маяка, столкнулся с сухогрузом «Петр Васев», шедшего в Новороссийск с зерном на борту из Канады. Почему-то эту страшную трагедию, повлекшую за собой многочисленные жертвы, в газетах и по телевидению называли просто аварией.
    В последующие дни волны выбросили на берег огромное количество обуви, пакетов, расчесок, щеток для волос, тюбиков с губной помадой и других мелочей, которые не тонут в воде. Пройдя пару километров в сторону маяка, можно было увидеть прибрежные камни и плиты, окрашенные белой краской. Эта была краска из бочек с погибшего корабля, ведь во время рейса, под руководством боцмана,  члены команды всегда что-то подкрашивают.
     В следующий сезон нам говорили, что купаться в районе от Христовой Щели до кабардинского маяка, запрещено из-за обнаруженной в море трупной палочки, но официального запрета не последовало и все купались как обычно. Уверен, что никакой трупной палочки не было, ведь, водолазы подняли всех погибших из внутренностей корабля и со дна моря.
   Мой бывший одноклассник, который в то время жил в Новороссийске, рассказывал о днях последующих за трагедией страшные вещи: о переполненных трупами холодильниках – рефрижераторах на 15-м  пирсе торгового порта, о тысячах погибших , об оживших «покойниках» в этих холодильниках, о сошедших с ума водолазах и многое другое. Как говорится, слухи были сильно преувеличенными.
      На месте трагедии еще три года велись водолазно-поисковые работы.  Если отойти  от пирса вправо за скалу, были хорошо видны большие бакены и заякоренное спасательное судно, какие конкретно проводились работы на затонувшем корабле, мы не знали. Но, вполне вероятно, что после подъема тел погибших, проводились работы по не допущению утечек и выхода на поверхность и откачке дизельного топлива из танков «Адмирала Нахимова». Новороссийцы говорили, что с утонувшего корабля срезали мачты и трубу, чтобы он не представлял угрозу для кораблей.
      Во время поисковых работ на судне «Адмирал Нахимов» погибли два водолаза, а перед этим у одного водолаза, после подъема сотни трупов, психика не выдержала и он начал вести себя не адекватно. Действительно, не каждый сможет перенести картину, когда видит сотни утопленников стоящих вплотную друг к другу в коридорах корабля.Эти люди пытались выбраться на палубу, но в проходе образовалась пробка, поэтому, захлебнувшись, они остались стоять. Хотя понятие «стоять», здесь не совсем подходит, судно на дне находится под большим креном. После гибели второго водолаза, было принято решение работы свернуть.
    По официальным данным в ту ночь погибло 423 человека, спаслись 836, но народная молва утверждала, что на судне было много не учтенных пассажиров и говорилось от семисот до восьмисот погибших и более. Это конечно не правда, имею в виду предпологаемое число погибших, но было правдой,  что на борту действительно находились не учтенные пассажиры, хотя их количество сильно преувеличенно. Почему то в те дни, прокатился слух, что среди утонувших опознан популярный  певец Лев Лещенко.
    Вполне вероятно, что кто-то смог спастись самостоятельно, доплыв до берега. По крайней мере, один такой факт был установлен. Имеются письменные показания таксиста из Кабардинки, который подтвердил, что в ту роковую ночь к нему в машину сели двое молодых мужчин в мокрой одежде, без обуви, которые рассказали, что спаслись с тонущего судна, добравшись вплавь до берега. Поиски этих мужчин результатов не принесли.
    По спискам пассажиров и членов команды было 1259 человек. После подъема 423 тел погибших,  вместе со спасенными людьми общая сумма совпала, поэтому оставшихся  на затонувшем судне «лишних» 65 покойников тогда поднимать не стали, чтобы не ломать официальную статистику и не поднимать шумиху.  Непонятно мне, если потом подняли с корабля всех остальных, как определяли, кто из них учтенный, а кто нет, и как объясняли их смерть родственникам и близким, если официально других погибших там не было.  Вот такая была человеколюбивая, гуманная политика «чести и совести нашей эпохи».
    В последующие годы, меня не раз посещала такая мысль. Почему, когда  мы спокойно сидели на пирсе, изредка прикладываясь к бутылкам с вином и травили  анекдоты, а в то же самое время, на достаточно близком от нас расстоянии, сотни людей гибли в море, никто из нас ничего не почувствовал,  ни у кого не появилось, даже малейшего ощущения душевного дискомфорта, а ведь от умирающих, агонизирующих, людей на воде и под водой, исходили флюиды предсмертного ужаса. Может быть, чтобы это почувствовать и ощутить, необходимо было, чтобы среди погибающих были близкие люди?
       Утонувший корабль  был старым, построенный в Германии до второй мировой войны, в то время он носил название «Берлин» и был санитарным судном немецкой армии, в 1945 году подорвался на мине и затонул в Балтийском море.
    В 1946 году корабль был поднят и перешел во владение СССР.  После капитального ремонта и перестройки на верфях ГДР, в 1957 года, получил новое название «Адмирал Нахимов» и начал совершать регулярные круизные рейсы по Черному морю. Я его видел в детстве в Ялте и будучи взрослым, два раза в новороссийском пассажирском порту.
Интересный факт: все корабли с названием «Адмирал Нахимов», а их было четыре, бывшие во флоте в разные периоды (до революции и в советское время) – погибли.
     Проведенное комиссией расследование, восстановило по минутам все маневры обоих кораблей до их столкновения.
В Цемесской бухте «Нахимов» приостановил движение на десять минут в ожидании катера с опоздавшими пассажирами на борту (начальник управления КГБ по Одесской области с супругой, которые тоже погибли ). Если бы этой остановки не было, трагедия бы не произошла.
     Сейчас, некоторые исследователи паранормальных явлений, предполагают, что проишедшей трагедии способствовали ультразвуковые волны. Дело в том, что с давних времен, в районе Цемесской бухты, неоднократно отмечены факты не адекватного поведения капитанов и экипажей судов, которое приводило к столкновениям. Были зафиксированы случаи одновременной потери сознания групп докеров в Новороссийском грузовом порту, с симптомами воздействия на их организм ультразвуковых колебаний, которые человеком, не воспринимаются на слух.
    Если со стороны открытого моря, в сторону Цемесской бухты, такие ультразвуковые колебания были, то после отражения от гор Маркотхского хребта, они могли сфокусироваться на лайнере, при этом мощность их воздействия на людей, многократно увеличилась. Это не значит, что люди будут падать без сознания или кататься от болей в голове и сердце от так называемого пресловутого «голоса моря». Нет, это не обязательно, но они не смогут правильно оценить окружающую действительность, в том числе реагировать в нужной степени на возникшие угрозы и риски. Были случаи, когда, находясь в таком состоянии, стоящие за штурвалом опытные моряки, не могли визуально определить расстояние до приближающихся к ним судов.
Но, это, все пока на уровне гипотезы.
    На момент гибели корабля, это был его последний плановый рейс. После окончания своего прощального круиза,  5 сентября он  должен был отправиться на разборку и переплавку в порт приписки город Одессу.
     Оба капитана, виновные  в причине этой трагедии,  получили срок заключения по 15 лет каждый, но вышли на свободу через 6 лет. Старпома капитана погибшего лайнера, который, находился на капитанском мостике и  непосредственно руководил выходом судна их бухты, не судили, по причине его смерти. Сразу после столкновения, он спустился в свою каюту, заперся в ней и никаких попыток к своему спасению не предпринимал. 
    На основе этих событий был снят художественный фильм «Армавир» с Шакуровым в главной роли. В этой психологической драме показан тот ужас, который испытали пассажиры лайнера и постдраматический синдром, оставшихся в живых. Для меня осталась не понятной замена названия судна «Адмирал Нахимов» на «Армавир».
   Сухогруз «Петр Васев» в дальнейшем был переименован в «Подольск» и сейчас ходит по морям под флагом маленького, средиземноморского островного государства Мальты.
   Первого сентября каждого года, на место гибели лайнера, подходит катер с родственниками и близкими погибших. В море опускаются венки и цветы.
               
               
                КОМЕНДАНТЫ

     Как я уже рассказывал, в течение многих лет, бессменным комендантом базы в Христовой Щели работал Стрельцов Евгений Иванович. Сейчас уже точно не помню, кем он работал раньше до своего комендантства (кажется был военным), да это не суть важно. Я его знал  еще со своих  детских лет и уже тогда он мне казался стариком.
Мы  давно вышли из детского возраста, стали взрослыми, заимели своих детей, а он совершенно не менялся, как будто бы неумолимый бег времени его не касался.
    Это был комендант, как говорится, от бога, да и на базе он был для всех почти что богом. Свои обязанности выполнял прекрасно, можно сказать образцово. Его боялись, но уважали, его слово всегда было последним и решающим по всем хозяйственным и организационным вопросам.
   От него зависели места расселения по домикам при заездах на базу людей, а это много значило. Ведь всем хотелось поселиться как можно ниже на горе, как можно ближе к пляжу. Он мог закрыть глаза на наличие  лишнего человека (сверх людей указанных в  путевке) приехавшего с семьей и обеспечить его кроватью, постельными принадлежностями, поставить на довольствие в столовой или отправить его домой. Определял, в какую смену семья будет питаться в столовой (было две смены), обеспечивал работу транспорта  ,  столовой, организацию досуга (кино, концерты, экскурсии и тому подобное), мог уволить провинившегося работника из персонала (такое было не один раз).
    Каждый вечер, при любой погоде, он совершал обязательный, ставший почти ритуальным, обход всей своей вотчины. Если шел сильный дождь, набрасывал на себя прорезиненный плащ с капюшоном и вперед. Несмотря на преклонный  возраст, поднимался до последнего ряда домиков, установленных  почти на вершине горы. Проходил между рядов домов, выслушивал пожелания и жалобы отдыхающих, постепенно спускаясь вниз, шел к дома других организаций (на базе все долевики находились под его началом), расположенных вдоль ручья. Последними объектами проверок были лагерь горноспасателей, общежитие обслуживающего персонала, домик сторожей, помещение дизельной, а это почти километр в горку. Делал замечания,  как он считал нарушителям порядка (как мне на пирсе). Ложился спать далеко заполночь. И так каждый день, в течение сезона (с 1 июня по 1октября).
Ни один человек не мог обвинить коменданта в корыстных побуждениях, хотя возможностей нагреть руки, было предостаточно.
    Каждый сезон  с ним находилась его супруга. В дела мужа она не лезла, занималась готовкой, стиркой и другими женскими делами. Жили они в одной небольшой комнате при домике-складе, там же и питались. В столовую он ходил только для  проведения ежедневных проверок текущих дел на кухне. Магазинчик Клары Ивановны, также находился под его неустанным контролем.
    На площади перед столовой стоял информационный  стенд, на котором краской были написаны правила внутреннего распорядка базы отдыха. Для коменданта они имели такое же значение как для старшины роты воинский устав. Он всегда требовал, чтобы все соблюдали указанную в правилах режимность и дисциплину, но зачастую они нарушалась отдыхающими. Если какая ни будь веселая компания, с песнями и хохотом, шла на море, то по мере приближения к домику коменданта, все непроизвольно замолкали и старались в тишине, как можно быстрее проскочить это место. Он как-то, так сумел себя поставить, что даже великовозрастные дядечки, чувствовали себя перед ним нашкодившими школярами.
    Иногда его требования к дисциплине были явным перебором и отдавали самодурством. Приведу такой пример. В одно лето, мы отдыхали вместе с нашими знакомыми из Абинска, которые жили в одном с нами доме в лагере горноспасателей. Глава семьи Роберт Цкханян, работал  заместителем районного прокурора Абинского района, то есть по районным меркам, «большой» человек. Стрельцов об этом не знал, не мог же он знать профессии и должности всех отдыхающих в Щели.
Роберт пришел в столовую в шортах и попался на глаза Стрельцову. Он отвел Роберта в сторонку и предупредил, чтобы это было в первый и последний раз. На что тот ответил, кто вы собственно такой, чтобы мне указывать, как одеваться, в конце концов, я пришел в шортах не в театр, а нахожусь на море, в итоге  получился небольшой скандальчик.
        Не читал должностную инструкцию коменданта, но мы наглядно видели результаты его работы. При его правлении, база всегда была чистой и ухоженной, причем не только в видимой части территории, но во всех отдаленных и укромных уголках. Цветы на клумбах каждый день поливались, земля на них ,периодически рыхлилась и пропалывалась, мусор вывозился ежедневно, продукты для столовой поставлялись вовремя и в полном объеме, библиотека работала четко по расписанию, врач мед. пункта всегда находился на своем рабочем месте, инженерные коммуникации находились в технически исправном состоянии, а если, что-то ломалось, то оперативно ремонтировалось. Под особым контролем находилась столовая, точнее ее холодильное, морозильное оборудование и компрессорная. Можно только представить последствия, их выхода из строя.
Отдыхающие видели только верхушку айсберга его деятельности, а сколько было сделано в «мертвый сезон» с его обязательным участием, об этом знали не многие.
     Евгений Иванович был своеобразным человеком. Абсолютный трезвенник, яростный враг курения, поборник чистоты и порядка во всем. Обслуживающий персонал базы гонял с утра до вечера.    
    За все годы его нахождения в Христовой Щели никто, никогда не видел, чтобы он хотя бы один раз купался в море или загорал. Не знаю в чем тут причина, может быть здоровье не позволяло, но факт, остается фактом. Цвет его кожи был без намека на загар и это при условии проживания в двадцати метрах от пляжа, под знойным, южным солнцем. Стройный, подтянутый, походка быстрая и стремительная, хотя ему было далеко за семьдесят.
   Он всегда ходил в белых рубашках с короткими рукавами, в белых отутюженных брюках, в белых туфлях, на голове белая летняя шляпа в дырочках. Вот из-за своих белых одеяний, отсутствия загара и равнодушия к морю, вернее купанию в нем, мы его прозвали «белая мышь». Это прозвище за ним закрепилось на годы.
                .  .  .
     Ко мне,  комендант был не равнодушен, в том смысле, что  хорошо зная моих родителей, тестя и тещу, а меня он знал с самого детства, считал своим долгом следить за моим моральным обликом, поэтому из лучших побуждений, не раз пытался меня повоспитывать. Это было не только в Христовой Щели, но и при наших случайных встречах в стенах УБР или на улицах Ахтырки.
Приведу типичный пример. 
Все наши соседи по лагерю горноспасателей ушли в летний кинозал смотреть кино. Этот фильм я видел, поэтому остался готовить шашлык, чтобы после кино, все дружно поужинали.
 Дымок от мангала медленно тянется по Щели и доходит до летнего кинозала (расстояние по прямой метров семьдесят), где триста человек смотрят фильм. По возвращению, соседи рассказали, что многие зрители   начали принюхиваться к  шашлычному аромату, вертеть головами в поисках его источника и непроизвольно, рефлекторно  сглатывать слюну, как собачки Павлова, со словами «м-м-м, какой за-пах!». Комендант видит, что люди  отвлекаются от экрана, переговариваются между собой, доносящийся запах их дразнит и дурманит, поднялся и пошел в наш лагерь, потому что прекрасно знал, где находится ближайший мангал. 
Именно там застает меня, за очередным переворачиванием шампуров над дымящими углями.
-Так и знал, что это ваша затея.
Хотя он знал меня с малолетства, но будучи человеком воспитанным, всегда обращался ко мне на вы. Начались грозные, не лишенные пафоса, обвинения,  что я срываю плановое культурное мероприятие, потому что народ не может смотреть фильм  в такой нервозной обстановке (читай запах шашлыков) и вообще не понятно, почему все нормальные люди в кинотеатре, а вот вы, похоже опять занимаетесь подготовкой к очередной пьянке, если так будет продолжаться, придется пожаловаться моему отцу.
Вроде бы и смешно, но он был далек от чувства юмора, и все его высказывания были на полном серьезе. Но, я на него не обижался, потому, что все эти «придирки» были не от вредности его характера, а  от устоявшихся стереотипов на морально-этические  ценности и критерии  жизненных позиций, которым он никогда не изменял.
                .  .  .
     В конце девяностых годов, Евгений Иванович ушел на заслуженный отдых.  Его сменил незнакомый нам, какой-то толстый мужик, которому было  наплевать на проблемы отдыхающих, но зато не маленькая толпа его близких и дальних родственников занимала четыре комнаты двух больших домов и жили они на «халяву», то есть питались бесплатно, а он сам, большую часть  времени проводил на пляже или вообще отсутствовал на базе. Говорили, что за взятки он устраивал на базе любого желающего со стороны, но без закрепления к столовой. Контраст между предыдущим и нынешним камендантами был более чем разительным.
Потом наступил длительный период, когда я не работал в Ахтырском УБР, поэтому не мог приезжать в Щель.
Периодически, в разные годы, отдыхая на Черноморском побережье, приходил в Шель пешком от маяка, но не более, чем на день.
 Бессменная заведующая столовой, Вера Константиновна, была всегда рада меня видеть, и пыталась бесплатно накормить до отвала, при этом не блюдами из меню, а отдельно приготовленными, она знала, что мне нравится. Своим подчиненным давала команду:
-Девочки, обслужите моего дорогого гостя по высшему разряду,
далее следовали указания, что именно приготовить
 Деньги за обед брать категорически отказывалась, стоимость обеда никогда не говорила, как-то раз проговорилась, что ей просто стыдно брать с меня деньги. Я понимал, что один человек столовую не объест и убыток не нанесет, но все же было стыдно кушать на халяву и всегда старался заплатить. В таких случаях, дожидался, когда Константиновна отойдет от меня по делам, выспрашивал у официанток примерную стоимость мною съеденного и после прощания с Константиновной, оставлял деньги на столе.
                .  .  .
     Последний раз посчастливилось побывать в Щели в августе 2006 года со своим  братом Владимиром. После двухнедельного пребывания в Дивноморске, вернулся в Ахтырку и кое как, уговорил жену брата, отпустить его съездить со мной отдохнуть несколько дней в Щели.
    Собственником базы тогда еще оставалась Южно-Российская противофонтанная часть (бывшая Грозненская).  База уже не принимала отдыхающих, потому что продавалась новым владельцам, но весь обслуживающий персонал, кроме работников столовой, находился на месте. Попасть туда простым отдыхающим было совершенно невозможно, пришлось подключить старые связи отца, да и нынешнего начальника противофонтанной части я знал много лет, поэтому у нас все получилось.
    Мы приехали на машине брата, имея при себе записку от начальника ВПФЧ  для коменданта. Охранники на въезде связались по радиопереговорному устройству с комендантом, который дал команду впустить немедленно.
      Комендантом, а в последние годы существования базы, эта должность именовалась директор, была моя старая знакомая по Ахтырке, Лидия Семеновна. Несколько лет  она работала директором книжного магазина, постоянным покупателем которого я являлся, а её дочь училась в одном классе с моим старшим сыном.
    Она нас встретила, как близких родственников, поселила в лучшем доме ( дом последнего коменданта) рядом с пирсом, все это безплатно. У нас были две комнаты, два холодильника, которые забили мясом, фруктами, пивом и вином. Рядом с домом стоял большой  мангал с навесом от дождя.
База была совсем пустой, не считая пяти человек отдыхающих, двое из которых были государственными инспекторами Ростехнадзора (бывший Госгортехнадзор).
       Пробыли там совсем мало, всего трое суток, на четвертый день уехали, но эти дни до сих пор вспоминаю с большим удовольствием.
Погода стояла прекрасная, на небе ни единого облачка, на море полный штиль, вода прозрачная и теплая. Набрав с собой фрукты, вяленую рыбу и пиво,  уходили на весь день в лагуну  «у самолета». Брат оставался верен своему любимому делу на отдыхе - целыми днями ловил рыбу на удочку, я же, до одурения, плавал с трубкой и маской, стрелял ершей, ловил крабов и собирал мидий, которых потом жарили на углях костра, или уходил далеко по берегу в сторону маяка. Божья благодать, да и только!
     За три полных дня, проведенных на «диких» пляжах, всего два раза видели там людей. Один из них был мужчина средних лет, приближение которого видел из далека. Он медленно брел по берегу, прикрывая плечи полотенцем, часто останавливался, разглядывая прибрежные скалы и возвышающиеся над ними, покрытые соснами, горы. Когда добрался до нашей лагуны, подошел ко мне и начал задавать вопросы, какая рыба здесь водится, на что ловится, где мы здесь живем и тому подобное. Его вопросы и поведение указывало, что предо мной стоит абсолютный новичок в наших местах. По внешнему облику и речи, сразу определил в нем кацапа, а по обгоревшей красной коже, что приехал буквально на днях. Так и, оказалось, он приехал два дня назад на турбазу «Маяк» из Муромской области, за вчерашний день успел сильно обгореть. На Черном море, и вообще на юге, впервые в жизни и даже не мог себе представить, какая его здесь ждет красота. «Мне кажется, что я попал в рай!», это его слова.               
На счет рая, он, конечно, сильно загнул, но было приятно услышать, от человека, приехавшего из далека, такой лестный отзыв о наших местах. В душе немного ему посочуствовал, что он, за все свои прожитые годы, ни разу не был на юге и был обделен притягательной силой Черноморья, что можно увидеть хорошего в дремучих муромских лесах, хотя как знать, ведь в каждом месте есть своя, одна ему присущая прелесть.
    По вечерам готовили шашлыки, салаты, варили уху и под хорошее вино, засиживались за разговорами, далеко за полночь.  Вот именно такой отдых мне по душе.
 
               
               


                ПРОИСШЕСТВИЯ

        За длительный период отдыха в «Щели» происшествий было совсем не много, если не считать происшествиями потерю ювелирных украшений во время купания в море, переломы рук, ног, ранений глупых голов при ныряниях. Расскажу о нескольких запомнившихся моментах,  хотя их также  можно считать  совсем незначительными. 
    Начну с себя. По окончанию средней школы и провала на вступительных экзаменах на истфак Кубанского госуниверситета (историю и географию сдал на отлично, но завалился на математике, надо понимать, что будущим историкам без математики никак нельзя), я отдыхал в «Щели» один, с конца августа и до десятого сентября. Впереди ждала работа электромонтера связи на АТС. Из-за  начавшегося  учебного года в школах, техникумах и ВУЗах, база отдыха была практически пустой.
У нас сложилась веселая компания из волгоградских парней-горноспасателей  и нескольких девушек, работающих в столовой, моих землячек из Ахтырки (они работали по графику-день, через день). Днем мы проводили время на море, вечером развлекались в бильярдной и на пирсе.
   Как-то  утром пошли всей компанией на дальний пляж в сторону Геленджика. Мелкогалечный пляж, был шириной метров десять-двенадцать и ограничивался, как и все пляжи в тех местах, высоким  обрывом горы, наверху покрытой пицундской сосной.
    Искупавшись в море и полежав на камушках, мне, почему-то сделалось скучно. Захотелось, как-то разнообразить времяпровождение, совершить что-то неординарное.
 Совершенно спонтанно, решил подняться по обрыву на эту гору, к чему и приступил незамедлительно. Это я делал не для того, чтобы привлечь к себе внимание девушек или выглядеть героем, а просто от элементарной скуки. Эта была совершенно глупая, обдуманная затея, не подтвержденная оценкой риска и вскоре, ее плоды не замедлели появиться.
  Поднявшись уже довольно высоко, увидел, что передо мной находится гладкая, почти вертикальная стена, высотой примерно метров пятнадцать, с выступом  у подножия по всей ее длине. Пройдя по выступу, ширина которого была примерно тридцать сантиметров, до конца стены, понял, что выше пути нет.
   Спускаться вниз было опасно, можно было переломать руки, ноги  и если быть честным, страшновато, ведь если не удержищься и полетишь кубарем вниз, можно разбить голову и вообще погибнуть. Короче, так и остался стоять на этом выступе-карнизе, не зная, как быть дальше. Через три часа наша компания пошла на обед, помахав мне руками. Я кричал, чтобы они помогли мне спуститься, но, они пошли по самой кромке берега, где шум прибоя глушил мои крики, поэтому не расслышали.
Примерно через два часа на берегу появилась вереница туристов, шедших от Геленджика в сторону маяка. Опять начал орать. Естественно, что они меня тоже не слышали и даже не видели, зато я их слышал прекрасно. Но вот один турист поднял голову, увидел меня и передал по цепочке, что на скале сидит какой-то парень. Одни начали приветственно махать руками, другие кричать «привет!» или «ну как там, на верху?» и проследовали дальше. Опять остался один. Стоять на узеньком выступе было малоприятно. К раскаленной на солнце скале не прислонишься, садится нельзя – получишь ожог. Ноги дрожали от напряжения. Представил себя Прометеем, которого Геракл освободил от оков. Для полного совпадения  не хватало кровожадного орла из Неберджая, который бы клевал мою печень, но, слава Богу, орла здесь не было, летали только чайки, которым, пока оставался живой, я был безразличен.
     Примерно около пяти часов пополудни на пляже  опять появилась наша компания, которая успела пообедать, немного вздремнуть в вагончиках, пережидая полуденную жару и ближе к вечеру, вернуться на прежнее место. Расположились на пляже под моей скалой, но никто не удосужился посмотреть на верх. Пришлось сделать небольшие камнепады, чтобы меня заметили. Наконец то, до них дошло, что я торчу на этой скале целый день не от хорошей жизни и сам не смогу ни подняться, ни спуститься. Двое парней вернулись  на базу, там попросили у коменданта крепкую веревку. Назад пошли не по берегу, а по горе, чтобы вытащить меня сверху. Примерно часа через два часа, они появились на краю обрыва надо мной и сбросили веревку вниз, которой обвязал себя, второй конец они закрепили на сосне и вдвоем за веревку, помогли мне подняться.
    В этот день я сильно обгорел на солнце, вдобавок от коменданта узнал про себя много чего нового и интересного. В тот день, в общей сложности, я просторчал на скале девять часов.
                .   .   .
      На следующее лето в той самой бухте, где провел весь день на скале, пошел в море поплавать с ластами. На берегу ни одного человека. Волнение моря было примерно бала два.
Надел ласты, и уплыл довольно далеко от берега, когда вдруг ногу свела судорога. Естественно никакой иголки или булавки, чтобы уколоть сведенную судорогой мышцу,  с собой не было. Как мог, массировал мышцу, но боль не проходила. Начал грести назад, но из-за волн и сильной боли в ноге, к берегу почти не приближался. постепенно  начал выбиваться из сил. Как назло волнение моря усиливалось. Рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Никогда не был  хорошим пловцом, постепенно начал выбиваться из сил, в голову полезли мысли, что, наверное, этот заплыв последний в моей жизни.
 Но бывает же, такое везение. В нескольких десятках метров в стороне увидел подпрыгивающее на волнах, бревно и погреб к нему. Подплывя ближе,  понял, что это вовсе не бревно, а обыкновенный телеграфный столб, который стал для меня спасительным. Залезть на него верхом, не получилось из-за его вращения. Держась одной рукой за столб, второй начал  интенсивно массировать и щипать, сведенную судорогой, ногу, в итоге, боль постепенно  уменьшилась или я с ней свыкся. Продолжая левой рукой держаться за столб, правой рукой греб, как только мог, при этом  и активно работал  ногами. Постепенно начал приближаться к берегу. Но прошло не менее сорока минут, прежде чем  вышел из моря и упал на камни, сил уже почти не осталось.
Позже в Новороссийске в церкви поставил свечку во спасение раба божьего Вячеслава.
                .  .  .
     Как-то раз, на той самой горе (см. главу «Первый приезд»), рядом с базой, я учинил в пожар в лесу, который начался от неосторожно, брошенного мною окурка. Загорелись сухие сосновые иголки, покрывающие толстым слоем всю землю. Огонь быстро разбегался по сторонам. Я топтал его ногами, пока не понял, что одному не справится. Пришлось звать на помощь жену и сына, благо это было не далеко от жилых домов, мы в тот заезд жили в последнем верхнем ряду. Общими усилиями, используя воду из пожарной емкости, через полчаса, возгорание потушили. Сосны практически не пострадали. Площадь возгорания составила примерно две сотки. Я нервничал из-за пограничного катера, стоящего напротив очага возгорания. Наверняка с него был виден дым. Думал, что они разглядели в бинокль наши мечущие фигуры и могли связаться с погранзаставой, которая, в свою очередь, вышла бы на связь с нашим комендантом и были бы мне большие неприятности. Слава Богу, обошлось без последствий.   
                .  .  .
      В начале восьмидесятых годов ночным штормом выкинуло на рифы шведский сухогруз. Это было совсем  близко от Христовой щели, метров триста с левой стороны от пирса, если смотреть на него с берега.
    Базовский дизелист и матрос-спасатель (не Коля Запияди), пили самогон в помещении дизельной, когда кто-то рассказал им о  кораблекрушении. Они сразу поняли, что шведам с аварией, без них как не справиться.
  Приняв для вдохновения и поддержки сил, еще по стакану, направились к морю,  руководить спасательной операцией. Поднялись на гору и подойдя  к краю обрыва напротив судна, начали свистеть и орать, чтобы на них обратили внимание, те обратили, после чего стали показывать жестами «тупым» иностранцам, как надо действовать, что бы снять корабль с мели. Однако «руководить» им  пришлось не долго. Сзади подошли пограничники, которые прятались в кустах, наблюдая за судном,  и и несколько раз попросили вернуться на базу. Пьяные «спасатели» от них только отмахивались и продолжали орать морякам. Пограничники последний раз, по-хорошему приказали им вернуться на базу. Безрезультатно. Погранцы заломили им руки и одели наручники. По своей связи, вызвали ГАЗ-66 и увезли на заставу.
На следующий день пришлось моему отцу (матрос-спасатель был работником горноспасательного отряда) и заместителю начальника по общим вопросам нашего УБР (дизелист находился в длительной командировке от буровой бригады), ехать на поклон на погранзаставу и просить отпустить своих сотрудников. По возвращению, этих горе «спасателей» уволили за пьянку в рабочее время.
                .  .  .
         Мальчишка лет двенадцати свалился с обрыва. Это должно было привести к неизбежным трагическим последствиям, но ему здорово повезло. На пути падения, примерно в шести метрах от кромки обрыва, прямо из скалы росла маленькая кривая сосна, за которую тот успел зацепиться двумя руками, затем нашел точку опоры для ног.
 Это произошло рядом с пирсом, поэтому на берегу моментально собралась толпа отдыхающих. Женщины охали и ахали. Кто-то из мужчин побежал к коменданту за веревкой, что бы спуститься к мальчику сверху. Остальные стояли на берегу и советовали ему попытаться подняться самостоятельно по трещине в скале, такая возможность была, но было заметно, что мальчишка ситуацию воспринимает не адекватно и от страха,плохо соображает.
Из толпы отдыхающих вышел молодой, спортивного вида, парень и начал ловко подниматься верх по скале. 
Поднявшись до сосны, парень что-то ему долго говорил, но пацан обхватив сосну, мотал               
головой, вроде как не соглашался. Потом,  все же потихоньку отпустил сосну и очень осторожно и неуверенно  начал подниматься по трещине в верх. Было видно, что он сильно боится. Парень помогал  и страховал   его сзади и при этом все время что-то говорил, что именно не было слышно. Они оба благополучно поднялись. 
Когда парень вернулся на пирс, некоторые даже ему рукоплескали как спасителю и хвалили, особенно женщины. Кто-то спросил, что он говорил мальчишке на скале. Тот только заулыбался:
- В таких случаях надо брать лаской и только лаской.
Вечером, случайно оказался рядом с этим парнем, в очереди к Кларе Ивановне, за чешским пивом. Спросил, что там он нашептывал пацаненку на скале.
Парень, сдул пивную пену из кружки, сделал большой глоток пива и улыбнулся: 
- Сначала пытался по-хорошему уговоривать его отцепиться от дерева, но от страха, тот ни чего не соображал и не соглашался, ты же видел, как он мотал головой. Ладно, думаю, не хочешь по хорошему, придется по-плохому.  Тогда говорю. Слушай ты, гаденыш, если сейчас же не расцепишь свои руки, я так тебе врежу, что может быть, не успею тебя поймать, свалишься вниз и разобьешься, к чертовой матери! Ты понял меня, урод? Короче просто взял его на испуг и как видишь, сработало.
Смешно. Это называется,  взять лаской, парень то оказался не плохим психологом.
  После этого случая комендант дал команду установить на горе перед обрывом забор из сетки - рабицы.
                .  .  .
       В те же годы, возле базы случился настоящий лесной пожар. Отдыхающие на пирсе увидели большое задымление в лесу на вершине горы (если смотреть в сторону моря, то это с левой стороны). Комендант вручил по огнетушителю каждому из восьми добровольцев, и мы по тропинке полезли в гору. Подниматься с заправленным огнетушителем, держа его обеими руками, подниматься вкрутую гору, было совсем не просто, это не рюкзак на спине. Резиновые сланцы постоянно спадали с ног. Наконец поднялись на вершину, где вовсю полыхал огонь, и приступили к тушению. Некоторые огнетушители не сработали, а исправные смогли потушить пламя лишь на не большой площади. Хорошо, что огонь не успел подняться по стволам деревьев, выше человеческого роста и не было ветра. Если бы на соснах начала гореть хвоя, то есть, пожар из низового перешел бы в верховой, мы бы ничего сделать не смогли, в таких случаях надо быстрее убегать.
Горящий слой прошлогодней  хвои на земле затаптывали ногами, огонь на стволах сосен сбивали ветками. Примерно через три часа  пожар был ликвидирован. Довольные, и гордые собой, ощущая себя героями-огнеборцами, пошли вниз к морю смывать с себя грязь и копоть пожара.
Вечером, перед началом киносеанса, комендант рассказал о случившемся пожаре всем отдыхающим, похвалил нас и прочитал короткую лекцию по пожарной безопасности в лесу.
                .  .  .
    Однажды, когда основная масса отдыхающих находилась на море, наши жилые домики    посетили залетные воры. Это  были двое молодых парней. Они поочередно взломали двери в четырех домиках и забрали деньги и наиболее ценные вещи. Одна пожилая женщина, случайно увидев это, подняла шум. Парни бросились бежать. Одного догнали и скрутили, шедшие на пляж двое мужчин. Второго не смогли догнать и он сумел скрыться в лесу. У пойманного воришки нашли половину украденного. Комендант через пограничников вызвал милицию.
Из Кабардинки на УАЗике приехал милицейский  наряд. Милиционеры взяли показания у потерпевших, преступника в наручниках  увезли в  Кабардинку. После этого случая многие стали забирать с собой на пляж деньги и наиболее ценные вещи. Это был единственный случай воровства за всю историю сущесвования базы в Христовой Щели.
Я остановился на тех моментах,  которым был свидетелем или участником.

                ФИНАЛ

       В настоящее время всеми нами любимая база отдыха «Красные огни» куплена, как сейчас говорят, москвичами. В данном случае понятие «москвичи» не является определением жителей города Москва. Это обобщенное название коммерческих и других структур, зарегистрированных в столице.
Ими скупается все, что в будущем может принести доход, в любой точки России и за рубежом.
 В последние годы москвичи скупили и продолжают скупать многие объекты курортной инфраструктуры и пустые земельные участки по всему Черноморскому побережью Краснодарского края, при этом цены круто взлетели вверх. Стоимость одной сотки земли возле моря сопоставима с ценой на землю во Флориде, в 2005 году цена одной сотки земли стоила 40 тысяч долларов.
     В 2006 году, мой старый знакомый по Ахтырке, с которым учились в школе параллельных классах, в последние годы занимается посреднической деятельностью при продаже недвижимости на Черноморском побережье, захотел со мной встретиться. При встрече он показал свои любительские видеозаписи, перенесенные на диск, об объектах недвижимости, выставленных на продажу на побережье от Анапы до Туапсе и в глубине Сочинского района, в местах будущей Олимпиады 2014 года.
 Я был удивлен их количеству и разнообразию выставленных на продажу объектов. Предлагались бывшие, когда- то в эксплуатации, некоторые  корпуса домов отдыха и пансионатов, целиком детские лагеря, базы отдыха и кемпинги, а также новые виллы, бунгало и шале. В конце записи  были показаны земельные участки под строительство в районе Сочи. Каждый объект комментировался его состоянием и ценой, поэтому я могу предположить примерную стоимость базы отдыха в Христовой Щели. По его просьбе я предал диск в агентство недвижимости в Иркутске.
     В последние годы, для всех нас Христова Щель стала запретной зоной. Поговаривали, что новым хозяином базы является московское управление ФСБ   Большая часть деревянных жилых домов была демонтирована. Все пластиковые дома, расположенные на горе, были целиком вывезены на тралах, для чего по вершине горы, была специально отсыпана дорога из щебенки.
 База до сих пор не работает, возможно, ее покупка было вложением, чьих то «шальных» или криминальных денег.
Мне жаль буровиков Кубани и их семьи, которые больше никогда не смогут отдохнуть в этом замечательном уголке Черноморского побережья. Очень жаль, что погасли «Красные огни», вечная им память.
     Поставил себе задачу, если буду в тех местах, обязательно пройду по берегу от кабардинского маяка до Христовой Щели и постараюсь попасть на ее территорию, даже при наличии ограждения и охраны. Хочется посмотреть, какой она стала и заодно узнать, кому принадлежит.