Соперники

Автор: М. Уинтерз Хэйсен

(из цикла «Старые байки матушки Уинтерз»)

Rivals

Большинство учащихся в престижной гимназии Коппервеля соревновались между собой во всем. И это было естественно, поскольку мальчики являлись отпрысками самых богатых и влиятельных людей в стране, если не во всем мире. В истории заведения еще не было таких противников, как Обри Додсворт и Монтгомери Олден. С виду эти два парнишки с разницей в полгода оставались хорошими друзьями. Однако за этой видимостью скрывалось жестокое  соперничество.
С самого начала обучения каждый из них старался обогнать другого в учебе, спорте и школьной репутации. Обычно, но не всегда, Обри получал более высокие оценки по академической успеваемости, в то время как Монтгомери частенько превосходил его в спорте. Следует отметить, что оба мальчика вполне дополняли друг друга. Достигнув половой зрелости, они конкурировали за внимание юных леди. Итак, ребята преуспевали в этом деле на равных, поскольку одни девушки предпочитали начитанность и ум Обри, а другие грубую силу Монтгомери.
Весной 1890 года Обри и Монтгомери окончили Гарвард и отправились в мир нью–йоркского общества. Являясь отпрысками «потомственных» семей, каждый из них знал, что его ждет работа. Весной того же года старые друзья повстречали Камиллу Уинстон, красивую и умную девушку и дочь самого успешного банкира на северо–востоке. Обри был сражен ею. Естественно, что и Монтгомери, видя интерес друга, стал за ней ухаживать. Молодые люди неумолимо преследовали свои цели, одаривая Камиллу подарками и докучая ей музыкой и стихами.
Через шесть месяцев ухаживаний Обри пришел к выводу, что свою жизнь он должен связать с Камиллой. Однажды вечером он пригласил ее во вновь открытый ресторан «Мэдисон Сквер–Гарден», где они ужинали и танцевали  вечер напролет. Позже он отвез ее в Центральный парк, где собирался сделать предложение. Обри был уверен, что Камилла примет его предложение, и спрятал в  нагрудном кармане обручальное кольцо, купленное у Тиффани.
– У меня есть для тебя подарок, – сообщил Обри, когда парочка наслаждалась теплом весенней ночи.
– Еще один? Не стоит, ты же знаешь, – затем она кокетливо улыбнулась, но, увидев в его протянутой руке маленькую коробочку, нахмурилась и отвернулась.
– Это то, о чем я думаю? – спросила она тихим голосом.
– Да, дорогая. Мне бы следовало встать перед тобой на колени и просить руки, но не знаю, как это сделать в карете.
– Вот уж не думала, что ты меня любишь.
– Зачем же я все эти месяцы встречался с тобой?
– Монти сказал, что интересуется мной, вы ведь всегда были соперниками.
– Ерунда! Конечно, мы иногда приударяли за одними и теми же девушками, чтобы увидеть, кто победит, но я никогда бы не сделал тебе предложение ради спора.
Обри попытался обнять Камиллу, поцеловать и дождаться долгожданного «да», но девушка увернулась.
– Перестань, – ревниво сказал он. – Другие девушки для меня ничего не значили. Ты единственная, кого я полюбил.
– Довольно, – крикнула она. – Из этого ничего не получится. Этот спор тебе не выиграть.
Обри внимательно смотрел на Камиллу и побоялся того, что та скажет дальше.
– Я люблю Монти, а тебя всегда считала другом.
Несмотря на сильное огорчение, Обри сдержался, ибо сильное чувство соперничества было превыше всего. Ни Камилла, ни Монтгомери никогда не узнают, как ему было больно. Вместо этого он засмеялся.
– Что ж, – сказал он, положив коробочку в карман, – иногда ты выигрываешь, иногда теряешь. Похоже, что в этот раз Монтгомери победил.
Через восемнадцать месяцев Обри присутствовал на свадьбе своего давнишнего друга и соперника. Хотя он и не мог смириться с потерей Камиллы, но внешне сохранял спокойствие и после церемонии пожелал молодым удачи  в жизни.
Спустя полгода Обри женился на симпатичной и добродушной девушке из высшего общества и, хотя не испытывал к ней большого чувства любви, поверил, что брак окажется взаимовыгодным.
*   *   *
Едва молодые люди устроили свою семейную жизнь и заняли центральное положение в мире бизнеса и финансов, их соперничество, несомненно, продолжилось. Каждый покупал дома в Нью–Йорке и Лондоне, а особняки в Ньюпорте были столь же огромными, как у Брейкеров. Как и многие в их обществе, они коллекционировали произведения искусства и часто отчаянно сражались друг с другом на аукционах. Но самым серьезным соперничеством между двумя старыми школьными друзьями оставалось празднование дней рождения. С каждым годом торжественные вечера становились более дорогими, изысканными и  необычными.
– Опять эта суета с днями рождения! – пожаловалась однажды жена Обри. – Честно, чем ты становишься старше, тем больше напоминаешь ребенка. Когда же ты повзрослеешь и  перестанешь доказывать, что лучше Монтгомери Олдена?
Обри закатил глаза и с состраданием посмотрел на нее. Его брак был не таким уж гладким, как он надеялся, так как жена оказалась женщиной волевой, а не податливой мечтательницей. Родившиеся в семье Додсворт двое детей доставили огромную радость и  дали законных наследников, но ни жена, ни дети не принесли Обри счастья.
Супружеская жизнь Монтгомери ничем не была лучше. Вскоре после свадьбы Камилла узнала, что муж ходит на сторону и частенько потворствует своим слабостям. Она поняла слишком поздно, что он никогда ее не любил, а стала лишь призом в споре. Женщина была подавленной и начала пить. Однажды вечером, вернувшись с вечеринки, подвыпившая молодая жена упала с центральной лестницы в их доме на Парк–авеню и сломала шею. Недолго горевавший вдовец не женился снова, и не из–за разбитого сердца, как рассуждали многие, а из–за ограничения свободы в браке.
*   *   *
В день своего пятидесятилетия Монтгомери Олден задумал грандиозный банкет. На расходы не скупились, и, хотя список гостей был относительно небольшим, сумма оказалась заоблачной. По этому случаю он арендовал один из самых дорогих отелей Нью–Йорка, внутренний двор которого наполнили подкрашенной в голубой цвет водой и поставили декорации Венеции. Искусственный канал освещали более трехсот венецианских фонарей, и тысячи роз плавали на поверхности воды. Два десятка его близких друзей, включая Обри Додсворта, сидели в огромной, отделанной шелком гондоле. Пятнадцать поваров со всего мира готовили редкие деликатесы, которые подавали официанты, одетые гондольерами. Кульминационным моментом вечера стала ария из оперы в исполнении великого Карузо*).
После того как Монтгомери произнес речь и поблагодарил гостей за присутствие, на спине слоненка доставили огромный пятифутовый торт. Как только хозяин торжества отрезал кусок, из скрытых клеток в воздух взмыли сотни белых голубей. Когда праздник подошел к концу, Монтгомери встал на край «сходни» и попрощался с каждым гостем.
– Отдаю тебе должное, – с завистью сообщил Обри. – Это был отличный вечер.
Монтгомери широко улыбнулся и пожал руку своему сопернику.
– Я знаю. Посмотрим, как ты все устроишь.
Для Монтгомери означало многое услышать похвалы от друзей. Еще было невозможно предугадать, что же задумает Обри. «Нет, – с гордостью думал Монтгомери, – мое пятидесятилетие запомнят на долгие годы».
*   *   *
Оставалось шесть месяцев до празднования юбилея Обри, и нью–йоркское общество с нетерпением ожидало известия о его планах. Даже у тех, кто и не надеялся получить приглашение, появилось к этому событию крайнее любопытство. Вечера, устраиваемые Обри и Монтгомери, всегда описывались  в разделе светской хроники и щекотали нервы читателей.
С того самого момента, как Монтгомери устроил свой «вечер Венеции в Нью–Йорке», Обри не находил покоя и старался переплюнуть успех своего друга. По иронии судьбы, именно Монтгомери дал ему подсказку. Старые друзья были приглашены на открытие нового мужского клуба и сидели в гостиной, на стенах которой висели головы диких животных.
– Мне кажется, что за нами наблюдают, – пошутил Обри.
– Хуже того – охотятся, – хихикнул Монтгомери. – Если бы я знал, что мы находимся в сафари, то надел пробковый шлем.
Таким образом появилась тема празднования пятидесятилетнего юбилея Обри под названием «Африканское сафари». Пол банкетного зала одного из нью–йоркских дорогих ресторанов был покрыт песком, огромные деревья и тропические растения в горшках создавали атмосферу джунглей. По этому случаю из зоопарка Бронкса взяли несколько диких животных, конечно, при условии, что их будут держать в клетках и обращаться должным образом. Для развлечения гостей Обри даже нанял чернокожих исполнителей песен, которые играли роль африканских  жителей, и экзотических танцоров в откровенных костюмах из листьев тропических деревьев.
Отсутствовал лишь один гость: Монтгомери Олден не был на торжестве. Во время вечера некоторые гости  справлялись о нем.
– Не беспокойтесь, – обещал Обри. – Он прибудет, так как не пропустил еще ни одного моего дня рождения с тех пор, как мы ходили еще в коротких штанишках.
Но часы шли, а Олдена все не было.
– Надеюсь, что с ним ничего не случилось? –  спросил мэр.
– Он появится, – продолжал настаивать Обри. – Ешьте, господа.
– Не нужно говорить дважды, – ответил сенатор. – Не пойму, что я кушаю, но очень вкусно!
– Это подлинная африканская кухня, – с гордостью заявил хозяин торжества. – Тушеное блюдо специально приготовили для нашего небольшого ужина.
Никто из гостей не заметил, что у самого именинника аппетита не было.
– Что ж, – воскликнул финансист и известный олигарх, – когда я был в Техасе, то ел мясо бизона и гремучей змеи. Не представляю, чтобы мясо тигра или жирафа так отличалось.
Закуска закончилась, и мужчинам предоставили широкий ассортимент вин и шампанского. Гости с полными животами в унисон поднимали свои бокалы и чествовали юбиляра.
– Желаю вам прожить еще пятьдесят лет, – сказал мэр. За его приветствием последовали возгласы: «Речь! Речь!». Затем гости замолчали, когда  Обри поднялся со своего места.
– Как и большинство присутствующих в этом зале, меня отправляли учиться в лучшие заведения, я женился на девушке из высшего общества и унаследовал бизнес своей семьи. Я стал по всем показателям успешным человеком, в основном из–за того, что добавил несколько миллионов в семейный карман и стал отцом детей, которые продолжат династию Додсворта. Я исполнил свой долг.
Он остановился и сделал глоток вина.
– В нашей великой стране многие люди завидуют нам. Они видят красивые одежды, дорогие машины и элегантные особняки и думают, что мы счастливы. Бедные, сбитые с толку дураки! Мы не знаем о счастье больше их. Мы просто делаем несчастье более комфортным. В конце концов, разве не лучше быть одиноким и несчастным в огромном коттедже в Ньюпорт, чем на пятом этаже в квартире в доме без лифта на Хеллз–Китчен?
Гости, думая, что Обри подводит их к умному кульминационному моменту, кивали и хихикали. Но Додсворт не шутил, он обнажал свою душу.
– Счастье, если оно есть, это лишь предмет потребления. В свои пятьдесят лет я лишь чуточку подобрался к нему. Однако оно ускользнуло от меня, и я видел его мельком.
Теперь некоторые гости стали переглядываться между собой. Эти гордые, преуспевающие бизнесмены не привыкли к выставлению напоказ сентиментальных эмоций.
– Я никогда еще это не говорил ни единой душе, но в молодости, окончив Гарвард, я влюбился с первого взгляда и, как оказалось, навсегда. Судьба распорядилась так, что девушка полюбила и вышла замуж за моего друга детства. С тех пор я потерял всякую надежду стать счастливым.
В зале послышался звон хрусталя, когда смущенные гости стали наполнять бокалы.
–  Стоя перед вами в этот праздничный вечер, я хочу заявить, что он последний. Четыре месяца назад мне поставили диагноз: рак в  последней стадии.
Несколько гостей с открытыми ртами внимательно смотрели на него в надежде на то, что это окажется продуманной, хотя и безвкусной шуткой.
– Я решил, что если мне суждено умереть, то смерть должна что-то значить. Когда мой давнишний соперник предложил руку Камилле, она поверила, что тот искренне любит ее. Однако все было не так. Он женился, чтобы досадить мне. Поскольку и этого оказалось мало, он сделал ее короткую жизнь одинокой и несчастной. Я многие годы ждал, чтобы отомстить за ее и свое унижение.
– Что ты несешь? – требовательным голосом спросил сенатор.
– Я говорю, что если мне суждено идти к Создателю раньше своего срока, то я не отправлюсь один.
Холодная злая улыбка расплылась на лице Обри.
– Ведь я говорил вам, что сегодня вечером здесь будет Монтгомери Олден? – хозяин вечера засмеялся так, будто ему нечего было терять. –  Так вот, мой дорогой друг Монти и давнишний соперник стал основным блюдом на самобытном африканском ужине: каннибальским угощением.
*   *   *
Обри Додсворта арестовали в тот же вечер за убийство Монтгомери Олдена. Нет сомнения в том, что высокооплачиваемые нью–йоркские адвокаты смогли бы спасти его от смертной казни на почве временного помешательства, но несчастный миллионер умер от болезни еще до начала суда.
Почти пятьдесят лет Обри и Монтгомери были заняты постоянным соперничеством. Для Обри состязания и волнения закончились, когда он потерял любимую девушку.  В день смерти он гордился тем, что остался победителем в соперничестве всей жизни. Он считал «Венецианский» праздник Монтгомери самым звездным событием в нью–йоркском высшем обществе. Он так и не узнал, что тот вечер вскоре  забудут, а  трагическое «Сафари» Обри Додсворта запомнят на многие десятилетия.
¬¬____________
 *) Такой вечер действительно был устроен финансистом Джорджем А.Кесслером в 1905 году в лондонском отеле «Савой»
Апрель 2005 г.
Перевод с англ.