Рыбалка с мажором

(Рассказ Семеныча)

Издревле культура излюбленного мужского досуга на лоне природы пестрит разнообразием баек и анекдотов. И кто знает, правдивы ли некоторые из них? Сколько же загадок таит в себе сие занятие! Что есть большее удовольствие для рыбака, чем приврать о событиях и количестве улова!? И как же гораздо на выдумку племя рыбаков, ибо любит свое увлечение до безумия!
…………………………………………………………………………………………………..………………….
Да, много нынче развелось... "этих"!
В общем, будет рассказ.
Кому что, а нам с мужиками - рыбалка! Посидеть, рыбку поудить, водочки там, сальца, огурчиков да байки послухать. Вот Егорыч у нас - мастер. Ох и мастер же он байки травить!
Значит, собрались мы надысь с мужиками ехать , а тут к моей Верке племянник из города прикатил. Навроде как к тете на побывку, ети его матерь, прости Господи! Ага. Ну, приехал и приехал. Глянул я на его.... Из тех, короче... Из "этих". И тут, главное, Верка мне и говорит, мол, возьмите мальчика с собой, пусть он, говорит, хоть среди нормальных мужиков побудет, может, и исправится! Ага! Горбатого могила исправит. Ну, та в истерику. А я терпеть этого не могу, бабий вой этот. Что делать, взяли мы его, в общем.
С самого с ранья встали, пошел я старушку мою заводить, (у меня Нива на ходу), и тут, значит, выходит этот... Илюша, прости меня Господи! Я чуть не прыснул! Рубаха на ём цветастая такая, джинсики в сапожки заправил и рюкзак, слышь, рюкзак на зади у его - как у моей малой, у Ленки! И пахнет от его - ну, чисто вот как от бабы! Тьфу!
Ну, я виду не подаю, снасти, плащ-палатку закинул. Егорыч с Митричем назади едут.
Я в дороге этак люблю, чтоб с музычкой. Включил, значит, радево. Все честь по чести, шансон. Пассажир-то мой как услыхал, аж сморщился весь, скукожился, точно лимон надкусил. Полез в свой рюкзачок, достал чтой-то там, в ухи запихал и сидит, как дурак, Боже ты мой, тыквой своёй качает. Все одно как полоумный, вот те крест!

По пути заехали до Ефима. Он навроде лесничего в тех краях.
- Здорово, Ефим! Как клев нынче? - спрашиваю. А он нам:
- И вам не хворать, мужички! Клев - что ж, хороший клев. Да вот только есть одно...
- Что? - спрашиваем.
- Да медведь, говорит, ходит! Двух собак в поселке, зараза, подавил, черт косматый! А вы где становитесь? На Чертовой полянке?
Мы ему:
- Ну, да! А что, Ефим? Проверять, что ли, будешь?
- Да не, говорит, так... Для порядку! А то зашли бы, первачу отборного... того...
- Не, - говорим. - Свое горючее имеется! Едем. К вечернему клеву поспеть. А медведей твоих не боимся! Ружьишко имеется! Прощевай, Ефим.

Приехали, значит, к полянке, у речки разместилися, палатку разбили, удим, стало быть. А этот Илюша, кикимора такая-растакая, ходит вокруг и своим этим... (айфоном, айдоном? Черт его разберет!) щелк-щелк! Щелк-щелк! Ага! Встанет, как баба, губки бантиком, в эту щелкалку свою уставится и опять: щелк-щелк!
И так, понимаешь, обрыдло нам евоное присутствие, ну, до чертиков! Я, значит, мужикам и говорю, мол, давайте, мужики, его, стервеца, проучим хорошенько! Те, мол, да как? Да и очень просто, говорю. Спрячемся, значит, а как эта кикимора из палатки выйдет, увидит, что нету никого, - испужается. Ну, а мы зарычим и выбегим из-за кустов-то! Мужикам мой план понравился. Ага. Наварили ухи, выпили пивка, дождались, пока этот Илюша в палатку зайдет и - в засаду!
Сидим, значит, в кустах, как партизаны какие, и, понимаешь, Митричу приспичило. (Пиво, видать, взыграло!) Я, говорит, отойду. Куда, говорю, счас пужать будем! Не ровен час из палатки объявится! А Митрич уперся, мол, да сколько уже оно там, чудище лесное, сидит, а мне невтерпеж! Тут и Егорыч вслед за ним.
И только они, значит, расчехлились, слышим, рычит ктой-то. У меня ажно ёкнуло в серёдке и под коленком задергало! Никак медведь?! Ага! Притихли мы - ничего. Навроде как померещилось. А тут вдругорядь, ей-богу, как рык какой из кушерей и что-то большущее так и прет через эти самые кушери прямиком на нас! Мы с мужиками, не сговариваясь, как дали дёру. Выскакиваем, а этот Илюша-кикимора, ети его матерь, и когда успел из палатки выйтить?! Стоит, глазенками луп-луп! Кукла чертова! Ну, подбегаем к палатке. Митрич, как оглашенный, мечется по полянке, ружье ищет. А про штаны-то забыл! Так и бегает, стало быть, со спущенными да благим матом орет. Я топором вооружилси. Стоим, поджидаем зверя-супостата. И тут из кушерей выходит, черт его возьми, Ефим! И здоровущую бутыль первача обнимает! Твою дивизию!
- А чтоб ты, старый, провалился! Куды тебя понесло через кушери-то!? Нет, чтоб по дороге! Мы ж тебя чуть не прибили!
И сами ржем, как кони. Мужики портки натягивают, от смеху давятся. Только кикимора наша моргает глазищами - ни тебе Боже мой! Ага.
А дед стоит, тоже смеется для компании.
- Не, - говорит, - мужички, никак не можно! По дороге пойду - враз меня моя старуха выследит! Она, брат, у меня, что тебе разведчик, глазастая! Вот и приходится к людям различным, понимаешь, маневром добираться! Я теперя, мужички, что тот Маугли, по джунглям ошиваюсь, только бы от половины моей подалее!

Мы гостя ушицей попотчевали, разлили первача на четверых, а Илюша этот сидит у костерка поодаль. Ефим нам подмигивает и говорит ему, мол, а вы, уважаемый, не желаете отборного первачу ?
Тот плечиком дернул нервно, дескать, брезгует! У, кикимора! А потом этак осклабился и говорит: "А у меня, говорит, смузи!". Нет, ну слышь? И еще так противно-противно: "смуууузи"! Тьфу ты, пропасть!
Ну, мы от него и отстали, сами с собой, значит.
Эх, хорошо на рыбалке! Хоть и не без случаев, а все-таки. Оно, конечно, хоть и неловко вышло, срам, но кто ж знал?! Ничего-ничего! Это ему не в городе по клубам! Пущай знает, как настоящие мужики отдыхают!
А то - ишь, много их поразвелось - "этих"!