Мариам

 

                Попрощавшись со своей сменщицей, Мариам незаметно проскользнула мимо дремлющей дежурной по этажу, спустилась в приёмный покой, кивнула охраннику и вышла из здания больницы. Полночь, начало первого... Теперь, главное, — успеть на последний троллейбус, а то придется тащиться пешком на другой конец города. Остановить машину на свою более чем скромную зарплату медсестры, Мариам позволить себе не могла. Но на этот раз всё обошлось. Пару минут ожидания, взмах рукой знакомому водителю, четверть часа в полупустом троллейбусе,  громкое шипение дверей...

             Конечная...

            Мариам двинулась знакомым маршрутом через дворы однотипных пятиэтажек и тут с удивлением заметила, как от одного из подъездов ближайшего дома отделились три темных силуэта. Что делать? Развернуться, побежать обратно или пройти мимо, как ни в чем не бывало? Может, она все же преувеличивает, и эти трое просто идут по своим делам? Остановившись в нерешительности, Мариам, наконец, поняла, что молодые люди направляются именно к ней. Присмотрелась. Лет по двадцать пять. На хорошем алкогольном градусе.
— Привет, — крикнул один, заплетающимся языком, — куда путь держим?
— Куда держите вы, мне неизвестно, а я иду домой, и вам советую. 
— Нам домой рано. Хотим еще немного оттянуться. Может, составите нам компанию? А? Девушка?
— За девушку спасибо, но меня дома ждут.
— Кто?
— Сын.
— Так ведь он спит, наверное, и потом у него бухла-то нет, а у нас вот  еще два пузыря.
            Один из парней показал две бутылки вина. Мариам не знала что ответить. Ситуация накалялась, но тут, к счастью, в разговор вмешался третий. Выступив из-за спин своих друзей, он неожиданно улыбнулся.
— Кого я вижу! Мария Максимовна! Вот эта встреча! А я смотрю вы, или не вы. Ведь в палате я вас только в косынке видел, даже не знал какого цвета у вас волосы.
— Ну, вот теперь узнал.

            Она сразу вспомнила смешного паренька Пашку Виноградова, который лежал у них с переломом руки. Всё страдал от неразделенной любви. Полез к девушке на балкон и сорвался.
— Мария Максимовна, давайте мы вас проводим.
— Не стоит, Паша, я уже почти пришла. Вон мой дом.
— Ну, мало ли что, вдруг хулиганы.

              Она зашагала вперед, Павел рядом, остальные на три шага позади.
— А ты, что здесь делаешь, Паш, ты же вроде в другом районе живешь?
— Точно. Здесь я совершенно случайно. Девушку провожал.
— Уж не Оксанку ли свою?
— Нет. С ней покончено.
— Значит, не зря я тогда вела с тобой душеспасительные беседы?
— Ой, не зря, Мария Максимовна. Много я тогда понял. Спасибо вам.
            Он вдруг посмотрел на нее долгим изучающим взглядом.
— А может, вы мне свой телефончик оставите, а что? Встретимся, поболтаем…

            Мариам рассмеялась.

— Ты в своем уме, Паш? Тебе сколько лет?
— Двадцать шесть. Почти.
— А мне-то уже тридцать два… Почти.
— Ну и что? Разница небольшая.
           Женщина опять рассмеялась.
— А как ты отнесёшься к тому, что у меня сын учится в девятом классе?
— Серьёзно, в девятом?
— Пятнадцать лет, парню.
— Эх, рановато вы стали мамой, Мария Максимовна!
— Уж как получилось. Теперь-то ничего не изменишь. — Мариам остановилась. — Ну, вот мы и пришли.
— Вы здесь живете?
— Да, давай прощаться.

            Павел попытался поцеловать женщину в щечку, но та ловко увернулась. Возле подъезда крикнула.
— И не приставайте больше к девушкам.
— Нет-нет, — загалдели ребята, — больше не будем. До свиданья, Мария Максимовна.
— До свиданья.

            Она старалась не называть своего настоящего имени-отчества. «Мариам Максутовна» выговаривалось с трудом и вызывало много вопросов. Примерно так же вел себя и ее сын. Названный в честь дедушки Максутом, он, как правило, представлялся Максом и о том, что он наполовину башкир, не догадывались даже самые близкие его друзья.

             Своего отца Мариам не помнила, маму она потеряла в четыре, поэтому в ее детской головке сохранились лишь воспоминания о каком-то далеком башкирском поселке, о домике с садом, о веселой детворе, с которой она бегала по лужам и о строгой тёте Зухре, так внезапно появившейся в ее жизни. Сестра отца, она быстро оформила над племянницей опеку, распродала всю мебель, дом, участок и увезла маленькую Мариам сюда, в небольшой городок на юге России.
 
             Здесь девочка постепенно забыла все башкирские слова, незаметно перешла на русский, говорила, в отличие от своей тёти, без акцента и, если бы не отметка в свидетельстве о рождении, в графе «национальность», от своих русских сверстниц она бы не отличалась.

             Не отличался от своих друзей и ее сын. Светловолосый, голубоглазый, Максут был похож на своего отца, веселого паренька Володьку, с которым у Мариам еще в пятнадцать лет вспыхнул бурный роман, закончившийся тем, о чем девочки потом сильно жалеют и проливают ночами целое море слез.

             Но сейчас, поднимаясь по лестнице в свою квартиру, Мариам не могла думать ни о чем, кроме, как о встрече со своим сыном. Паренек уже со второго класса был приучен к самостоятельности. Возвращаясь после школы, сам переодевался, разогревал себе обед, сам делал домашнее задание, и сам ровно в девять ложился спать. Мама лишь контролировала его, названивая чуть ли не каждый час из ординаторской по телефону.

             А в пятнадцать — и эта необходимость отпала. Максут не только мог обслужить сам себя, но и без лишних напоминаний ходил в магазин, убирался в квартире, пылесосил, не забывая при этом и о своих прямых обязанностях: старался учиться без троек. Бесцельно по улице не шатался, а если и встречался с друзьями, то обязательно докладывал матери: куда идет, насколько и зачем.
            
             Представить, что в час ночи сына не окажется дома, женщина просто не могла и, тем не менее, это было так. Она стояла возле открытой двери комнаты Максута, куда подошла на цыпочках, смотрела на заправленную постель и не верила своим глазам. Несколько секунд Мариам собиралась с мыслями, пытаясь понять, что происходит, где ее сын? Она звонила ему часов в шесть, спросила, всё ли в порядке, и он ни словом не обмолвился о том, что куда-то собирается.

             Мариам пробежала по всей квартире, везде зажгла свет, заглянула в каждый уголок: вдруг где-то лежит записка? Клочок бумаги, одно слово, но нигде ничего не обнаружила. Села в коридоре на табуретку. Сердце бешено колотилось. Что делать, куда бежать, кому звонить? Она знала пару телефонов его друзей, но имеет ли она права будить ребят ночью? Переполошатся их родители, начнутся расспросы, выяснения-объяснения.
               
              Тогда что? Звонить в больницу, но она только что оттуда пришла, в милицию — еще хуже. Бежать на улицу, проверять дворы, а там Паша с компанией… Мариам в отчаянии заламывала руки не в силах ни на что решиться, ходила из угла в угол, пыталась хоть что-то разглядеть в темном дворе сквозь окно и когда уже собралась идти на поиски сына, в дверном замке осторожно повернулся ключ.

             Максут вошел, смущенно улыбаясь.
— Мама, ты уже дома? А я хотел тебя встретить после дежурства. Думал, вместе домой поедем или прогуляемся. На улице весна, конец апреля...
— Угу, на улице весна и, значит, мать можно доводить до нервного срыва? 
— Но, мам…
— Ты хоть представляешь, что я подумала, когда не застала тебя в постели?
— Но, мам, я же хотел…
— Хотел меня встретить? Извини, но я что-то не припомню случая, когда бы ты меня встречал после дежурства.
— Ну, надо же когда-нибудь начинать.
— Нет, не надо. Я прекрасно добираюсь сама. А ты должен думать о школе. Времени — второй час. Завтра тебя не добудишься.
— Мама, со своими дежурствами ты забыла о днях недели. Завтра — воскресенье.

            Мариам ненадолго задумалась, потом продолжила:
— И всё равно это не дает тебе право заявляться домой среди ночи. Объясни, наконец, где тебя носило?
— Слушай, мам, давай поговорим завтра, я просто с ног валюсь. Мне, правда, пришлось идти пешком от твоей больницы.
— Вот как? А во дворе, между прочим, пьяная компания шатается. 
— Где? Я никого не встретил.
— Значит, на этот раз тебе повезло.
— Ничего страшного, мам, если что, я за себя постоять смогу.
— За себя-то сможешь, а о матери ты подумал?
— Мама, я о тебе думаю дни и ночи напролет. Давай спать.
             Он поцеловал женщину в щечку и отправился в свою комнату.

             Мариам долго не могла уснуть. Всё думала, думала. Вот и её сын становится взрослым, уже пятнадцать. Наверняка влюбился в какую-нибудь девушку, а сказать об этом матери не решается. Побежал тайком на свидание, потом, наверное, провожал на другой конец города и уйти сразу не смог, всё смотрел на окна, ждал, когда его любимая погасит свет. Вот и всё объяснение. Ну, а завтра надо будет попробовать выяснить подробности. Только бы девушка оказалась из хорошей семьи, а не какая-нибудь там вертихвостка. Окрутит парня и как его спасать?

            Во время завтрака Мариам никаких вопросов не задавала, говорила с сыном на общие темы, всё надеялась, что он сам начнет нужный разговор, однако Максут делал вид, что вчера ничего страшного не произошло. Когда же мама решила поинтересоваться, какие планы сынок строит на сегодняшний день, и паренек ответил, что сегодня у него очень важная встреча, Мариам не выдержала.
— Ну, и как ее зовут? — спросила она напрямую. — Только не юли. Я ведь прекрасно понимаю, что вчера ты встречался с девушкой. И сегодня, видимо, тоже собираешься к ней.

            Молодой человек вздохнул.

— Да, мам, от тебя ничего не скроешь.
— А зачем скрывать? Расскажи всё как есть. Где познакомились, куда ходили, о чем говорили?
— Мы вместе учимся, мам, так что знакомы мы давно.
— Учитесь в одном классе?
— Да.
— Кто же это?
— Иринка Митина.
— Митина? Что-то я не помню ее родителей. Они ходят на собрания?
— Не знаю. Она живет с отцом, за городом в частном секторе.
— А мама?
— Про нее она ничего не рассказывает. Скорей всего  — развод. Но почему она осталась с отцом — непонятно.
— И ты что же вчера ее до дома провожал? Это же далеко.
— Ну, не мог же я ее бросить на полпути. 
— Тоже верно. Ты мне вот что скажи — у вас там всё серьёзно?
— Пока не знаю. Но она мне нравится.
— А ты ей?
— И я, тоже.
— Когда у людей взаимные чувства — это хорошо. Только…
— Что?
— Только глупостей не наделайте раньше времени.
— Каких глупостей, мам, ты о чем?
— Всё о том же. У вас, у молодых сейчас это просто. Мозги отключаются. Раз, два и готово. Получите, распишитесь! «Уа, уа»! Была мамой, стала бабушкой.

             Максут рассмеялся.

— Мам, да мы просто гуляем. Даже не целовались еще.
— Вот и не спешите. Сначала надо узнать друг друга получше, а уж потом переходить к поцелуям.
— Ладно, мам, я учту все твои замечания.
— Обязательно учти, я на тебя надеюсь.

             Этим же вечером, когда Максут ушел на свидание, его мама, решив не откладывать в дальний ящик, сразу же позвонила домой Елене Николаевне, классному руководителю сына, с тем, чтобы навести справки об Ирине Митиной и вскоре узнала, что девочка она, в общем, положительная. Учится неплохо, но, как и все дети в ее возрасте, слишком много витает в облаках. Думает больше о своей внешности, чем об учебе.
— Девчонки, все как одна, словно с ума посходили. Только и разговоров, что о нарядах да о мальчиках. А ведь впереди экзамены, и как мне их настроить на серьёзную работу, ума не приложу. Вы меня понимаете, Мария Максимовна?
— Прекрасно понимаю. А скажите, папа Митиной на родительские собрания ходит?
— Нет, ни разу не видела. Ни его, ни маму.
— Так ведь он, я слышала, один дочь воспитывает.
— Да, девочка живет с ним. Он ее каждое утро подвозит к школе на шикарном внедорожнике. Но, ведь мама-то у нее есть. Почему она не интересуется жизнью дочери? Непонятно.
             Они еще немного поговорили об успеваемости Максута и попрощались.

             Мариам с неохотой набрала номер мамы одного ученика, которая всё про всех знала. Такие мамы, как правило, бывают в каждом классе. Ни один слух не проходит незамеченным мимо их чутких ушей. Валентина Игнатьевна подняла трубку и, как только услышала фамилию «Митин», сразу оживилась.
— Митин? Как не знать? А вы разве не слышала эту историю?
— Какую историю?
— Как?! Ведь тогда весь город бурлил. От этого Митина жена сбежала, причем уже вторая. Первая вместе с ребенком исчезла, Даже дело против него завели. Думали, что это он их где-то в лесу закопал.
— О Господи, страсти-то какие! И чем дело кончилось?
— Не знаю. Говорили, что она вроде бы сама позвонила, сказала, что жива-здорова. А сбежала, потому, что издевательства больше не могла терпеть. Так или нет, но обвинения с него сняли.
— А вторая?
— Вторая сбежала по той же причине. Только на этот раз ребенка бросила.
— А как же материнский инстинкт?
— Влюбилась, скорей всего, а тот, наверное, условие поставил: или я, или ребенок. Она и выбрала… Но, это только мои догадки, а что там на самом деле, — никто не знает.
— Да, иногда любовь так ослепляет…
— Тут не в слепоте дело. Я же вам главного не сказала. Дочка-то эта, не его совсем.
— Как это?
— А вот так. Жену он с ребенком взял. Девочку удочерил. Вот так и живут вдвоем.
— Да, нелегко ему приходится.
— Ой, не скажите. Он мужчина еще не старый, а рядом  девочка подрастает. Не ровен час тут и до беды недалеко.
— Вы что, Валентина Игнатьевна, он ведь отец.
— Отец, да не родной. Я вот о чем сейчас подумала. Нам надо комиссию из родителей организовать, да нагрянуть к нему, проверить жилищные условия дочери.   
— Вы думаете, стоит?
— Конечно. А вдруг там уже что-нибудь нехорошее происходит. Потом скажут — куда смотрела общественность! Что тогда ответить?
— Да, вы, наверное, правы.
— Конечно, права. Надо бы этим вопросом заняться вплотную. Завтра же и начну.

             Когда Максут появился дома, а на этот раз, как и обещал,- в одиннадцать, радостный, счастливый, довольный, Мариам не решилась рассказать ему о том, что узнала об отце Ирины. Спросила только, как прошло свидание?
— Всё нормально, мам, погуляли, поговорили, потом я ее проводил.
— Что, опять до дома?
— Нет, за ней отец приехал.
— Ты его видел? Вы познакомились?
— Он из машины не выходил, а за тонированными стеклами ничего не видно.
— Интересно, и чем он занимается?
— Иринка сказала, что он предприниматель.
— Вот как, и что же он предпринимает?
— Она и сама толком не знает. Занимается каким-то бизнесом. Купил, продал, разницу в карман положил.
— А у них какие отношения?
— У Ирки с отцом? Нормальные. Я, кстати, узнал, почему она живет с ним, а не с матерью.
— И почему же?
— Она сказала, что у них с матерью всегда были натянутые отношения. Ну, а когда родители расстались, она сама решила жить с отцом. Да это и понятно. Он ее слишком балует. Отвозит, привозит, подарочки дарит. Ты знаешь, она ведь одета лучше всех в классе. У нее мобильник последней модели, а у меня вообще телефона нет.
— Теперь понятно, почему он из машины не вышел. Его любимая девочка встречается с сыном обыкновенной медсестры.
— Мама, а как же любовь?
— Насчет любви не знаю, а вот телефон тебе действительно нужен. Хотя бы самый простой, чтобы всегда быть на связи. Ты присмотри себе какую-нибудь модель недорогую, а я денег займу.
— Не надо, мам, мне Иринка свою старую трубку уже отдала.
— И ты взял?
— Она всё равно его выбрасывать хотела…
         
             Он вытащил из кармана и показал матери маленькую блестящую коробочку.
— Ух, ты! Какой красивый! Наверное, дорогой?
— Не знаю. Я ей пообещал, что запишу туда только один единственный номер — её номер.
             Мариам хотела спросить, а мой, домашний, ты записать не хочешь, но промолчала. Парень влюблен, думает только о своей Иринке, зачем ему мама?
       
             Неделя пролетела как один день. Снова дежурства, снова больные с их бесконечными просьбами: «Сестра, сестренка…», а дома — бесконечные звонки от Валентины Игнатьевны. Мариам уже пожалела, что позвонила ей тогда. Женщина, неизвестно откуда узнавала всё новые и новые подробности из жизни отца Ирины и охотно делилась ими с «подругой».
 
             Мужчина был женат не два раза, а целых три, и все жены от него сбегали по причине невыносимого характера. А занимается он, и это ей точно известно, какими-то «темными делишками». Что-то связанное с контрабандой то ли драгоценных металлов, то ли наркотиков.
— Поймите, Мария Максимовна, если человек имеет доступ к наркотикам, то вполне логично предположить, что он и сам ими балуется.
— Это вам тоже точно известно? — спросила Мариам, с иронией, но женщина не обратила на это внимания.
— Нет, это только мои догадки. В любом случае, проверить в каких условиях живет девочка — наша прямая обязанность.
— Что же мы, вот так просто возьмем и ворвемся к человеку в дом, начнем заглядывать в каждый угол, устроим допрос с пристрастием? А если он нам дверь не откроет?
— Не посмеет. Мы общественность. Я уже разговаривала с Еленой Николаевной, и она меня поддержала. У нее намечено родительское собрание по итогам года. Этот Митин, наверняка на собрание не придет, и вот тогда мы и отправимся к нему.
— Мы — это кто?
— Родительский комитет и классный руководитель. Вы с нами?
— Не знаю. Если у меня не будет дежурства…
— Ради такого случая от дежурства надо отпроситься. Пора, пора этого супчика вывести на чистую воду.
— Хорошо, что вы мне напомнили. У меня тут как раз супчик на плите. Я побежала, пока. 

             После майских праздников в палатах отделения травматологии свободных мест, как правило, не бывает. Больные лежат в проходах, в коридорах и даже в ординаторской. Что поделать… Трудящиеся отмечают дни своей солидарности. Отмечают весело, — так, что «скорая» не успевает ездить на вызовы. Переломы, вывихи, ушибы, гематомы... Врачи назначают лечение, санитары с утра до вечера накладывают гипс. Для Мариам наступили особенно тяжелые дни. Одна ее сменщица уволилась, вторая заболела, ей пришлось работать без выходных. Хорошо главврач, если была возможность, иногда отпускал медсестру пораньше.
 
             В один из таких вечеров Мариам появилась дома около девяти. Вошла и в изумлении замерла в дверях. Ее дорогой Максут и какая-то девушка, видимо Ирина, мирно спали на диване перед работающим телевизором. Радовала одно: оба были в одежде. Мариам прошла на кухню, поставила чайник, присела к столу, задумалась. И как теперь быть? Разбудить, накричать или спокойно поговорить, объяснить, как надо вести себя в пятнадцать лет?
             Объяснить?
 
             Так ведь она сама начала встречаться с Володькой в пятнадцать. Правда у нее тогда не было родителей, а с тётей Зухрой   отношения не заладились с самого начала. Той нужны были только деньги от продажи дома и сада, а когда она их получила, девочка стала ее просто раздражать.
 
            Мариам вспомнила, как еще в девятом классе, решив прогулять физкультуру, сказалась больной. Вышла на улицу, домой идти не хотелось. Да и что там делать — выслушивать бесконечные претензии «любимой» тётушки? И тут, на остановке троллейбуса к ней подошли две девушки. На вид лет двадцать, может, чуть больше. Спросили, как зовут, она ответила. Девушки тоже представились: «Надя и Света».
— Ты куда-нибудь спешишь, Маш?
— В общем, нет.
— Хочешь поехать с нами?
— Куда?
— Понимаешь…— Надя замялась, — Тут такое дело… В общем, у Светки есть парень, но он никуда не ходит без своего друга, а друг, в свою очередь, не может оставить своего младшего брата.
— Ого, прям, Санта-Барбара какая-то!
— Точно, — подтвердила Надя. — У нас была третья подружка, но она с Володькой поругалась, и вся компания развалилась.
— И теперь, как я поняла, вы предлагаете мне познакомиться с этим Володькой?
— А что? Он парень хороший, веселый, смешной.
— А если он мне не понравится?
— Не понравится — уйдешь. Тебя же насильно держать никто не собирается.
            Мариам задумалась. А почему бы и не попробовать. Вдруг этот Володька и вправду неплохой паренек. А, если что, то она вполне сможет дать отпор. Приходилось уже отбиваться от местной шпаны и не раз.

             Девчонки привезли ее к невзрачной пятиэтажке.
— Эту квартиру снимает Светка, — пояснила ее подруга, — она нездешняя. Приехала из области…
— Может, ты еще расскажешь, всю мою биографию? — спросила Светлана незлобно.
— Нет, твою биографию я рассказывать не буду.
— Вот и не рассказывай.
— Вот и не буду.

             Девушки поднялись на последний этаж. Вошли в квартиру. Ничего интересного. Обычное съёмное жильё. Допотопная мебель, старенькие коврики, скрипучие стулья, стол, накрытый клеенкой. Во второй комнате продавленная кровать, комод.
             Девушки сразу отправились в ванную, вышли в легких халатиках. На кухне застучали ножами. Потом вынесли большое блюдо с нарезанными овощами, поставили тарелки, приборы, стаканы, а вскоре в дверь позвонили.
 
            Мариам заметно нервничала, но Володьку узнала сразу. Он был самый молодой и самый застенчивый. Познакомились. Ребята поставили в центр стола бутылку вина, именуемую в народе «огнетушителем». Открыли, разлили по стаканам. И всё это под дежурные шуточки и кривые усмешки.  Светлана со своего «Витеньки» просто глаз не сводила, уж не знала, как и угодить. Крутилась перед ним юлой, так что смотреть было неловко. А вот Надежда с Валерой общались спокойно. Было понятно, что между ними никаких чувств нет. А встречаются они только по необходимости. Что же касается Володьки, то тот до новой девушки, сидящей рядом, даже пальцем боялся дотронуться. Ни он, не Мариам практически не пили. Только чокались и мочили губы.

             Первой из-за стола вышла Светка. Включила музыку, потащила своего ненаглядного танцевать, однако не прошло и пары минут, как парочка уединилась во второй комнате. Володька, сильно смущаясь, тоже пригласил Мариам на медленный танец. Хотя танцевать совершенно не умел. Просто переминался с ноги на ногу, держась от девушки на «пионерском» расстоянии.
 
            После того, как из второй комнаты вышла Светлана, а за ней и Виктор, уединиться решили их друзья. Правда, пробыли они там совсем недолго. Выходя, Валера обратился к брату:
— Володька, твоя очередь. Покажи-ка, на что ты способен.
            Паренек испугался не меньше Мариам. Наклонился и шепнул в самое ухо:
— Пойдем, просто посидим. А то меня потом засмеют.
             Мариам подумала, уж с этим Володькой-то я как-нибудь справлюсь.
— Пойдем.

             В комнате они присели на смятую кровать. Долго молчали, потом паренек признался:
— Ты мне понравилась, Маша, ты такая необычная.
— И ты мне понравился, — призналась она. — Хочешь, поцелуй меня в щечку.
— А можно?
— Конечно.

             С этих детских поцелуев начались их совсем недетские отношения. А теперь с таких же невинных поцелуев начинаются отношения его сына с девушкой, которую Мариам совсем не знает.
             Она вошла в комнату, тронула Максута за плечо, и тот вскочил, как ошпаренный.
— Мама, ты? Сколько времени?
— Вот пришла пораньше, а вы уже спите.
           Девушка тоже проснулась. Села на край дивана, опустив голову.
— Мама, мы стали смотреть какой-то скучный фильм и незаметно уснули.
— Мы?
— Ой, мам, познакомься, — это Ирина, я тебе про нее рассказывал.

             Наконец, девушка посмотрела на Мариам заспанными глазами, и взгляд этот был настолько трогательный, настолько милый, что женщина не смогла сдержать улыбки.
— Вы меня, ради Бога, извините, — начала Ира, — Я не хотела. Макс настоял. Сказал, что вас нет дома…
— Если Макс настоял, то и извиняться незачем. Он здесь такой же хозяин, как и я. Пойдемте на кухню, выпьем чаю, посидим.      
— Хорошо, я только причешусь.
         
             Чай Мариам заварила покрепче, так, чтобы ребята окончательно проснулись. Поставила вазочку с печеньем, разлила по розеткам варенье. Ирину усадила за стол напротив себя, чтобы можно было ее хорошенько рассмотреть. Начала с обычных вопросов: что, где, когда, потом очень осторожно затронула тему отношений с матерью.
— Я слышала, ты с папой живешь?
— Да.
— А мама? Она тебя навещает?
— Не-а.
— Ты же, наверное, по ней скучаешь?
— Я больше скучаю по бабушке. Ведь до семи лет я жила у нее. Даже в школу хотела там идти.
— Там, это где?
— В Тропарево. Есть такой поселок городского типа, километров пятьдесят отсюда. Папа настоял, чтобы я переехала в город. Мы тогда жили в маленькой квартирке. Даже, наверное, меньше этой.
— Неужели бывает что-то меньшее? — улыбнулась Мариам.
             Ирина коротко рассмеялась.
— Еще как бывает. Это уже потом мы в большой дом переехали. Папа кредитов набрал, поэтому и работает теперь с утра до вечера.
— А кто же у вас готовит, убирается?
— Аглая.
— Кто это?
— Женщина лет шестидесяти. Она занимается всеми домашними делами.
— Скажи прямо, — подал голос Максут, — домработница.
— Ну, можно и так сказать. Только в своей комнате я ей убираться не разрешаю. Однажды она уже убралась. Я потом полдня свои вещи искала. Спрашиваю ее — где мои джинсы, такие с дырками на коленях? А она — зачем они тебе, они же все рваные, я их в тряпки выбросила. Представляете?
 
            Ирина звонко рассмеялась. Мариам смотрела на нее и чувствовала внутри какое-то необыкновенное тепло. Эта девочка нравилась ей всё больше и больше. Она, оказывается, совсем не избалована. По крайней мере, материнской любви ей явно не хватает.
— Слушай, Ира, а ты бабушку навещаешь?
— А что мне ее навещать, у нее там своих подружек хватает, а главный ее друг — змий зелёный.
— Так она что — увлекается…
— Я когда маленькая была, как-то не обращала на это внимания, ну а потом приезжать стала всё реже и реже.
— А ты к нам почаще заходи! Будем вместе чай пить, разговаривать. С моим-то, — она кивнула в сторону сына, — особенно не поговоришь. Закроется у себя в комнате и сидит часами на пролет.
— Правда? А мне кажется, что Макс наоборот очень разговорчивый. Нет, я серьёзно. Мне с ним никогда не скучно.
— Вот вам, пожалуйста, — вставил Максут, — две женщины и два совершенно противоположных мнения.

             Неожиданно маленькое помещение кухни наполнила нежная трель звонка. Ирина достала свой модный телефон, ответила:
— Привет, па… хорошо. — Потом пояснила. —  Звонил отец. Сейчас за мной приедет. Договорились встретиться около кинотеатра. Макс, ты меня проводишь?
           Парень сразу поднялся. В прихожей Мариам нежно прижала девушку к себе. Еще раз напомнила, чтобы та приходила к ним почаще.
— А если поругаешься с моим оболтусом, — сказала она, шутя, — приходи ко мне. Договорились?
— Договорились.

             Оставшись одна, Мариам прибралась на кухне, и вновь погрузилась в воспоминания. Первое время они с Володей встречались на квартире у Светланы. Ребята приходили всё в том же составе, отпускали всё те же шуточки, и даже вино покупали одной и той же марки. Не менялся и сценарий: сначала легкое застолье, потом хозяйка квартиры приглашала Виктора на танец и, почти сразу же, уходила с ним в другую комнату. За ними следовали Надя с Валеркой, и уже потом наступала очередь третьей пары.

             Владимир понемногу освоился, осмелел. Целовал свою девушку хоть и неумело, но уже по-настоящему. Признавался в любви, говорил нежные слова, восхищался её красотой, и Мариам это очень нравилось. Да и какой девушке не понравится, когда ее называют «настоящей богиней».

             Наступило лето, каникулы, время праздного безделья. Володька, втайне от брата, договорился со Светланой, и та показала ему, где прячет ключ от квартиры. Теперь влюбленные стали встречаться только вдвоем. Без шумной компании, без вина,  без музыки, без танцев их отношения быстро перешли на новый уровень.
 
             Девушке всё это не очень нравилось, но отказать своему парню боялась, вдруг уйдет, вдруг разлюбит, вдруг найдет другую, а уже в конце августа Мариам почувствовала разительные перемены в своем организме. Пожаловалась Володе и зря. Что может сделать пятнадцатилетний паренек? Только испугаться. Он и испугался, «залег на дно», на звонки отвечать перестал.
 
             Мариам не знала, что предпринять. В школу ходила через раз. Могла прямо на уроке, почувствовав тошноту, выбежать из класса. А через пару месяцев, когда на ее живот начали коситься не только одноклассники, но и учителя, из школы пришлось уйти. Она всё чаще пропадала на квартире у Светланы. Та, так и не дождавшись ответных чувств от Виктора, уехала домой, а квартира, оплаченная на год вперед, всё еще числилась за ней.

             Мариам страдала от безденежья, даже падала в голодные обмороки и, наконец, решила обратиться за помощью к тетке. Но стоило ей намекнуть на то, что она имеет право на часть денег, вырученных от продажи родительского дома, как женщина изменилась в лице.
— Да как ты смеешь говорить о каких-то деньгах, — кричала она. — Ты, неблагодарная свинья! Те копейки, которые я тогда получила, давно истрачены. Всё на тебя спустила, между прочим. А ты еще что-то требуешь! Да, где бы ты была сейчас, если бы я тебя не приютила? По детским домам болталась? Убирайся отсюда, с глаз долой.
— Куда, куда мне идти? — пыталась возражать девушка, не понимая, что только подливает масла в огонь.
— Иди к своему мужику, который тебя обрюхатил. Пусть он тебя и содержит.
— К какому мужику, о чем вы говорите?
— Тебе лучше знать, какому.  Или ты надеялась, мне подкинуть своего недоноска? Не выйдет! Я и так на тебя все свои лучшие годы истратила. Даже замуж выйти не смогла!
— Наверное, никто не брал, и я здесь ни при чем.
— Что?!
             Женщина замахнулась, и наверняка ударила бы свою племянницу, если бы в это время на плите у нее что-то не зашипело.
Она кинулась в кухню, а Мариам, решив воспользоваться моментом, быстро прошмыгнула в комнату. Ей хотелось собрать свои вещи и уйти, однако открыв шкаф, она замерла в недоумении. На полках аккуратными стопками были сложены вещи только тёти Зухры. На плечиках в соседнем отделении своей одежды Мариам тоже не нашла. Не нашла она ничего и в нижних ящиках, а вот тяжелое дыхание разъяренной женщины за спиной почувствовала очень отчетливо.
— Ты что здесь копаешься?! — завизжала тётя Зухра. — Тебе кто дал право копаться в моих вещах?
— Я ищу свою одежду.
— Какую одежду? Все твои тряпки я давно выбросила на ближайшую свалку. Иди, поищи их там. Может, что-нибудь и найдешь.
— Но, как же так?
— Повторяю, убирайся из моей квартиры.
             Женщина больно ткнула Мариам в грудь костяшками согнутых указательных пальцев. Один раз, второй, третий. Девушка кинулась к выходу, выбежала на лестницу, а в след ей всё неслись и неслись проклятья.

              Измученная, усталая, зареванная, она приехала на квартиру, упала ничком на кровать и пролежала так несколько часов. А вечером   неожиданно приехала Надя. Вот уж воистину не знаешь от кого ждать помощи. Та привезла нехитрой провизии. Приготовила, накормила, успокоила. Надежда вселила надежду. Она, оказывается, в своё время окончила акушерские курсы, так, что бояться нечего. И Мариам постепенно успокоилась.
 
            Она стала вспоминать, как нелегко протекала ее беременность, но звонок в дверь заставил ее возвратиться в сегодняшние дни. Пришел Максут. С порога спросил:    
— Мама, тебе понравилась Иришка? Скажи, — отличная девчонка!
— Да. Девочка хорошая, и я спрошу тебя напрямую — у вас уже что-нибудь было?
— Нет, мам, ты что.
— Я-то ничего, а тебе скажу еще раз — даже в мыслях ничего не затевай, не теряй голову.
— Голова пока на месте, мам, не переживай.
—  Легко сказать — не переживай, а я вот переживаю. Пообещай мне, что ничего не случится. Пойми, я этого просто не перенесу.
— Обещаю, мам.
             Он приложил руку к груди и отправился в свою комнату.

             Мариам по-прежнему работала без выходных, но теперь Максуту звонила постоянно и на домашний, и на мобильный. И каждый раз слышала одно и то же: «Да мы тут с Иришкой…». «Ну, прям, не расстаются ребята, — думала она,— словно приклеены друг к другу. С одной стороны, серьёзные чувства — это хорошо, но с другой… Что, как поругаются? Молодые, у них это в одночасье случается и начнется: выяснения, страдания, переживания, слёзы. А иногда и до суицида доходит…»
 
             Чтобы не думать о плохом, Мариам старалась занять себя работой. Больные, больные, больные и их бесконечные посетители с неизменными апельсинами...  Но, не только… Иногда приносили и во фляжках, и в термосах, и даже в грелках кое-что покрепче. Вот тогда-то за ними и нужен глаз да глаз.

            Не успеешь с одними попрощаться, уже другие подтягиваются. Ни присесть, не отдохнуть… И вдруг в самом конце приемных часов входит он… Её Володька. Мариам даже подумала, уж не переутомилась ли она? Может, померещилось? Ну, очень похож. Такая же короткая стрижка, глаза, легкая щетина и эта улыбка — простая, открытая, застенчивая.
— Могу я навестить своего товарища, Олега Рудина? — Мне сказали, что он в вашей палате лежит.
— Володя?! — вырвалось у Мариам невольно.
— Нет, я Александр. Александр Аверин. К Олегу Рудину можно?
— Конечно, — опомнилась женщина, — пожалуйста, проходите.

             Все полчаса, пока друзья весело болтали, Мариам не сводила с Александра глаз, и он это заметил. Уходя, подошел, спросил загадочно:
— Мне кажется, что я напомнил вам какого-то вашего знакомого?
— Да, одного одноклассника, — выдумала она на ходу, — его звали Владимир.
— Вот как, а ваше имя я могу узнать?
— Меня зовут… — она вдруг назвалась своим настоящим именем — Мариам, и быстро добавила, но можно Мария, можно Маша.
— Нет, — ответил мужчина, — Мариам мне нравится больше. Мариам — это так загадочно, так необычно. Вы, наверное, нездешняя?
— Вы правы, я из Башкирии.
— А там, в Башкирии, все женщины так же красивы, как вы?
           Мариам почувствовала, как начинает заливаться краской.
— Вы извините, мне надо работать.
            Она повернулась и пошла в палату. За спиной услышала:
— А вы когда заканчиваете, Мариам?
— Поздно.
— Поздно, это когда — в одиннадцать, в двенадцать, в час?
— В полночь. И меня встречает муж, — зачем-то соврала она, хотя с удовольствием увиделась бы с этим мужчиной еще раз.

             Около одиннадцати в палате затихли. Мариам могла бы с чистой совестью отправиться домой, но почему-то задержалась. В ординаторской присела перед зеркалом, достала косметичку, целый час подкрашивалась. Зачем? Так, на всякий случай. К остановке подошла в начале первого. Заметила вдалеке искрящиеся усики троллейбуса и тяжело вздохнула.

            Наверное, впервые в жизни ей хотелось, чтобы троллейбус опоздал, или вообще не приехал. Но, тут, словно из ниоткуда, прямо перед ней остановился автомобиль. Дверь распахнулась. Она услышала знакомый голос, предлагающий ей сесть в салон, и внутри у нее всё сжалось.
— Скорее, Мариам, — поторопил ее Александр. — Мы задерживаем общественный транспорт.
            Он наклонился, протянул руку, и женщине ничего не оставалось, как принять приглашение.

             Машина рванула с места. Александр повернул голову и всё с той же непосредственной улыбкой, спросил:
— Куда едем?
— Пока прямо.
— Понял, от поворотов воздержимся, — и после паузы. — А вы без косынки и халата выглядите еще привлекательней и еще моложе. Я даже расстроился.
— Почему? — еле слышно спросила Мариам.
— Да потому, что я для вас слишком стар. Мне-то уже тридцать восемь, а вам, наверно, чуть больше двадцати.
— Мне тридцать два, — призналась женщина.
— Не может быть! Я бы вам не дал и двадцати пяти. Не понимаю, куда смотрит ваш муж. Отпускать девушку, одну, ночью...

             Мариам вспомнила обо всех своих неудачных романах, которые кончались сразу, стоило ей рассказать о том, что она воспитывает сына, поэтому сейчас ей захотелось сразу поставить все точки над «и»…
— Я не замужем, но живу не одна.
— С хомячком?
— Да, и хомячку этому уже пятнадцать.
— Пятнадцать лет — это же отлично. Не надо носик подтирать, не надо в угол ставить, не надо нотации читать. Пятнадцать? С девочками встречается?
— К сожалению, — да.
— Почему, к сожалению? К счастью. У парня начинается самостоятельная жизнь. Наконец-то, мама может и о себе подумать. Или вы решили, поставить крест на своей личной жизни в тридцать два?

            Мариам промолчала. Она бы с удовольствием начала встречаться с достойным мужчиной, но является ли таковым Александр? И он словно прочитал ее мысли.
— Мариам, я скажу без лукавства. Вы мне очень понравились. Понравились еще там в больнице. Я человек свободный, непьющий, кроме праздников, конечно. Зарабатываю нормально, жилые метры имею, так почему бы нам не попробовать подружиться? У вас, когда выходной?
— А что?
— Сходим куда-нибудь в приличное место. Посидим, поговорим, потанцуем.
— Я работаю сейчас без выходных. Сменщица заболела.
— Не беда, подождем, когда она выздоровеет.
— Здесь направо.
— Понял, направо.

             Пока машина крутилась по узким дворам, оба молчали, а уже у подъезда Александр спросил:
— А она серьёзно болеет?
— Кто?
— Сменщица.
— Обещает на днях выйти.
— Отлично. Можно я завтра за вами заеду?
— Зачем?
— Довезу до дома.

             Мариам могла бы сказать, конечно, приезжайте, я буду только рада, но она сказала совсем другое:
— Мне, правда, неудобно. Ну, зачем вы будете меня возить?   
— О! Скромность — отличное качество. Вы дадите мне номер вашего мобильника?
            Мариам второй раз за сегодняшний день покраснела.
— К сожалению, у меня нет мобильного телефона.
— Ничего страшного. Я буду вас ждать завтра в то же время, что и сегодня. Договорились?
— Ну, если вы настаиваете?
— Я настаиваю.
            Он неожиданно поцеловал ей руку.
— Спокойной ночи, Мариам.
— Спокойной ночи.
   
             Она вышла из машины, до подъезда постаралась пройти как можно грациозней. В самый последний момент все же решила обернуться и махнуть рукой. На площадку второго этажа влетела, словно на крыльях. Прильнула к окну. Машина уже отъезжала. Её красные огоньки некоторое время кружили по двору, но вскоре окончательно исчезли за поворотом, а Мариам всё стояла, всё вглядывалась в темноту, не в силах заставить себя отправиться домой.

            Она всё ещё ощущала на своей руке этот неожиданный поцелуй. Странно, но за всю свою недолгую жизнь ей никто и никогда не целовал рук, а это оказалось так приятно. Мариам вдруг почувствовала себя не просто обычной медсестрой, а настоящей женщиной! Женщиной, достойной любви.

            Она думала об этом постоянно: и когда входила в квартиру, и когда заглядывала в комнату к спящему сыну, и когда ложилась в постель. Она засыпала, и перед её глазами вновь и вновь возникало лицо Александра — лицо человека, так внезапно ворвавшегося в ее жизнь. Он улыбался, брал ее руку, нежно касался губами и желал ей спокойной ночи.

           «Спокойной ночи, Саша», — шептала она одними губами, не понимая, почему всё ее тело находится во власти какой-то необъяснимой сладостной неги, чувства, в которое погружается человек, полюбивший впервые, внезапно и по-настоящему.

             Весь следующий день Мариам провела как в тумане, думая только об одном  — о предстоящей встрече. Она даже отважилась подойти к мужчине, которого накануне навещал Александр. Подошла, спросила о самочувствии и, как бы невзначай, напомнила:
— Веселый к вам вчера приходил посетитель. Это ваш знакомый?
— Кто, — Михалыч? Мы вместе работаем. Ставили в одном доме сигнализацию, Он-то по лестнице спустился, а я спрыгнуть решил. Вот и спрыгнул. Сколько теперь тут лежать?
— Перелом ноги — сложная травма. У всех период выздоровления протекает по-разному. Но положительные эмоции еще никому не мешали, а вы вчера так смеялись.
— Да, это всё Михалыч. У него анекдотов запас — на любой случай. Мертвого рассмешит.
— Ну, хорошо, отдыхайте.

            Мариам отошла.

          «Михалыч»… Почему «Михалыч»? Впрочем, мужчина часто называют друг друга по отчеству. Ничего удивительного. Вот встретится с ним сегодня и спросит.
             Встретится? А что, если он не приедет? Что, если вчера он просто пошутил? Да, мало ли какие дела могут быть у человека? Почему он, собственно, должен ее встречать?

            Мариам так много об этом думала, что даже ни разу не позвонила домой, однако все ее опасения оказались напрасными. Не успела она подойти к остановке, как уже знакомый автомобиль, притормозив напротив, широко распахнул свою дверцу. Не дожидаясь приглашения, Мариам уселась на переднее сиденье, и буквально задохнулась от удивления, когда почувствовала на своей щеке нежный поцелуй.
— Привет, Мариам, — произнес мужчина, — ты не представляешь, как я соскучился. Весь день места себе не находил, думал только о тебе. Нет, правда, ты сидишь рядом со мной, и я просто не могу поверить своим глазам.
   
            Она хотела спросить: «Мы разве перешли на «ты»?», — но такое неожиданное вступление сбило ее с толку.
— Скажи, Мариам, твоя сменщица еще не вышла на работу?
— Пока нет.
— Тогда, может быть, отправимся в какой-нибудь ночной клуб?
— Александр, я же вам говорила в прошлый раз, что у меня сын.
— А, он что, всё ещё слушает мамины сказки на ночь?
— Нет, но я всё равно пока не готова.
— Хорошо, настаивать не буду. Куда едем? Домой?

             Мариам кивнула, и Александр уверенно тронулся с места. Говорил без умолку. Рассказывал о себе, вспоминал разные смешные истории, так, что Мариам с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться, а у самого подъезда, Александр вновь поцеловал её руку, пожелал «спокойной ночи» и вновь попросил разрешения встретить ее завтра.
— Вы меня так совсем избалуете, Александр.
— А, может быть, мне это доставляет удовольствие. Приятно баловать такую потрясающую девушку. Значит, завтра на том же месте?
— Ну, если вы хотите…
— Я хочу, я очень хочу.

         …Он начал встречать ее каждый день. Здороваясь, целовал в щечку, желая «спокойной ночи», касался губами руки, и Мариам действительно очень быстро к этому привыкла. Привыкла она и к тому, что Александр ничего не скрывал, рассказывал обо всём открыто, не таясь, и вскоре Мариам узнала, что работает он в составе небольшой бригады, которая занимается благоустройством частных домов. Установка кондиционеров, окон, сигнализации — вот небольшой перечень услуг, которые они предоставляют состоятельным владельцам коттеджей.    
— Заказов много, оплата наличными, так, что жаловаться не приходится.

             Что же касается семейного положения, то женат он был всего один раз. Гражданский брак до этого можно считать недействительным.
— Гульнара с самого начала как-то странно себя вела. От похода в загс отказывалась, о свадьбе ничего слышать не хотела. Не прошло и пары месяцев, как однажды она просто исчезла, и все мои попытки ее разыскать ни к чему не привели. Дома она не появлялась, друзья в недоумении пожимали плечами, и  что я только не предпринимал, даже написал заявление в милицию, — всё бесполезно.

— А второй брак, — официальный? — спрашивала Мариам.

— О! Здесь всё было по-другому. И загс, и свадьба, и белое платье, и фата. А через неделю молодая жена предлагает  мне съездить к ней домой. Тут, недалеко. А почему бы и не съездить, тем более недалеко. Приехали и вдруг, навстречу девочка выбегает, лет пяти: «Мама, мама»… Вот так поворот. Что делать? Ну, не разводиться же? Пришлось как-то привыкать…
— И долго пришлось?
— Пять лет мучений, скандалов, выяснений и, в итоге, — неизбежный развод.

              Казалось бы, вот она свобода, гуляй, живи, твори, но это только казалось. Одному-то еще тяжелее. Встретил случайно девушку, влюбился, прямо с первого взгляда, начал ухаживать, приглашать на свидания, а вот что у нее на душе — никак не пойму.
— Кто же это?
— Не знаю. Работает медсестрой, скромная, тихая, нежная, зовут необычно — Мариам. Всё хочу ее поцеловать, но боюсь, вдруг она будет против?

            Они сидели в машине, возле ее дома и Мариам опустив голову тихо произнесла:
— Она не против…
             За первым поцелуем последовал — второй, за ним — третий. Александр шептал ей слова любви, и Мариам отвечала ему тем же.
— Может, поедем ко мне? — предложил он.
— Нет, Саш, не сегодня.
— Но, почему?
— Ты знаешь, почему.
— Сын?
           Мариам кивнула.
— Слушай, а не пора ли мне с ним познакомиться?
— Ну, не ночью же?
— Хорошо, давай завтра. Завтра у тебя выходной. Пригласи меня в гости. А что? Встречаемся почти месяц, а я твоего сына в глаза не видел.
— Ты прав, вам давно пора познакомиться. Только, я должна, сначала узнать, какие он строит планы на завтра. Ты приедешь, а его нет. Давай я тебе завтра позвоню.
— Отлично, договорились, буду ждать твоего звонка.

             За завтраком, Максут заявил однозначно, что сегодня встречается с Иришкой и отменять свидание ради того, чтобы познакомиться с каким-то там хорошим человеком, не будет.
— Мама, мы еще вчера с ней договорились.
— Ну, хорошо, познакомитесь в следующий раз, ничего страшного.
             Она позвонила Александру и сообщила о том, что сегодня, к сожалению, ничего не получится.
— Почему не получится? — не согласился мужчина. — Давай встретимся, сходим в ресторан, поужинаем, отдохнем.

           Немного поразмыслив, Мариам согласилась. Готовилась весь день. Выбирала наряд, крутилась перед зеркалом так, что даже Максут удивился.
— Мама, а ты куда собираешься?
— Ну, не всё же тебе одному на свидания бегать. У меня тоже могут быть встречи. Или ты считаешь, что я уже никому понравиться не могу?
— Нет-нет, мам, я, наоборот, очень рад.
 
             Максут ушел в пять, а через час за ней заехал Александр. Встретил ее у подъезда, сразу оценил потрясающий наряд, но с сожалением добавил:
— Представляешь, объехал сейчас три ресторана, хотел заказать столик заранее, и нигде нет свободных мест. Но, мы можем просто погулять или сходить в кино.
— Или подняться ко мне, — предложила Мариам. — Сына всё равно дома нет, и когда он появится — неизвестно.
— А что? — улыбнулся мужчина, — тоже неплохой вариант.

        … Они просидели на кухне за маленьким столиком не менее трех часов. Пили сухое вино, болтали и смотрели друг на друга сквозь пламя горящих свечей, а ровно в девять в замке входной двери стал поворачиваться ключ.

              Мариам мгновенно поднялась, включила свет.
— А вот, кажется, и Макс. — Она быстро убрала бутылку, а два фужера поставила в раковину. — Значит, сегодня вы всё-таки познакомитесь.
             Александр встал, одернул пиджак, приготовился к встрече с пятнадцатилетним парнем, но когда в кухню первой заглянула Ирина, мужчина непроизвольно открыл рот.
— Ой! Папа? Ты как здесь оказался?
— Я… я зашел к своей знакомой, а ты?
— Подожди, пап, ты что, знаешь Марию Максимовну?
            Мариам была удивлена не меньше. Она буквально потеряла дар речи. Только хлопала ресницами и переводила взгляд с одного на другого. Максут, появившийся в кухне и оценивший ситуацию, задал самый естественный вопрос:
— Что здесь происходит?

             Первой нашлась Ирина.

— Познакомься, Макс — это мой отец. Александр Михайлович.
— Александр Михайлович Аверин. — пояснил мужчина.
— А ты, — Ирина, — подала голос Мариам, — ты же, кажется Митина?
— Ну, да. Это фамилия моей мамы.
— Ах, вот оно что. Ну, наконец-то, разобрались. Ну, что же мы стоим. Давайте присядем к столу.
— Мама, мы здесь все не уместимся. Надо стол переносить в гостиную.
— Не надо ничего переносить, — остановил парня Александр, — поехали лучше к нам. Машина у подъезда, двадцать минут, и мы на месте. Ты согласна, Ир?
— А что, хорошее предложение.
— А не поздновато ли? — засомневалась Мариам.
— Девять часов, детское время, — рассмеялся Александр, — В одиннадцать я вас доставлю обратно.
— Поехали.            
   
            Таких огромных гостиных Мариам не видела никогда. Зал — метров сорок. Большой мягкий  диван, кресла, камин, полукруглая стеклянная лестница на второй этаж. Женщина словно попала в другой мир. Поражала своими размерами и кухня. Ирина сразу принялась хозяйничать. Пока закипал чайник, расставила чашки, в центр стола водрузила торт, который они купили по дороге. Максут всё это время крутился рядом.
— Помнишь, Макс, мы с тобой всё мечтали — вот было бы хорошо познакомить наших родителей. А они, видишь, без нас познакомились. Пап, а тебе нравится Мария Максимовна?
— А тебе? — спросил в свою очередь мужчина.
— Очень. Она для меня просто как мама.

            В кухню, после осмотра дома, вошла Мариам и сразу спросила: «О чем речь?» Ответила Ирина.
— О вас, тетя Маш, о ком же мы еще можем говорить с папой, как не о вас?
             Мариам предложила свою помощь, но девушка отказалась.
— Вот выйдете за папу замуж, переедете к нам, тогда и будете здесь  хозяйничать.
— Ого, смотри, Саш, какая у нас молодежь подрастает. Уже всё за нас решили.
— Согласен, им палец в рот не клади, всю руку отхватят.

             Ирина предложила всем располагаться за столом. Разлила чай, нарезала торт. Под бесконечные разговоры, застолье продолжалось около двух часов. Потом компания разделилась. Ира повела Макса на второй этаж показывать свою комнату, а Мариам стала прибираться на столе. Хотела вымыть посуду, но Александр ее остановил.
— Зачем портить руки, есть же посудомоечная машина.
— Слушай, у тебя такой потрясающий дом.
— Тебе правда нравится?
— Ну, не сравнить же с моей квартиркой.
— Хочешь ко мне переехать?
— В качестве домработницы?
— В качестве полноправной хозяйки! Видишь, и Ирина тебя принимает, и с твоим сыном у них хорошие отношения. Как же всё удачно складывается…
— Вот это меня как раз и настораживает.
— Почему?
— Не знаю. Какое-то тревожное предчувствие. Отвези нас домой. 
            
            Над предложением Александра она думала несколько дней. Переехать к нему означало стать его гражданской женой. А как к этому отнесётся Максут? Александр говорил, что для него тоже найдётся комната, но ведь в соседней спальне будет находиться его девушка. Вдруг он захочет навестить ее среди ночи? А сторожа рядом с его дверью не поставишь. Но, с другой стороны, если ребята захотят остаться наедине, их никакой сторож не остановит.

             Мариам никак не могла принять решение, а тут ещё ее попросили подменить ушедшую в отпуск медсестру из соседнего отделения. Пообещали большую премию, она и согласилась. Опять начались дежурства практически без выходных.

             Лето, город опустел. Люди на дачах, на море, за границей и вдруг поступает потерпевшая: глаз не видно, сплошные гематомы, по телу ссадины.
— Что с вами?
— Упала.

            Ну, конечно, упала. А то не видно, что сожитель от души поработал кулаками. Больше вопросов не задавали. Обработали раны, ввели успокоительное, в палату отвезли, велели отдыхать. Мариам несколько раз к ней подходила, всё в лицо вглядывалась, а узнать смогла только через неделю, когда синяки спадать стали. Возле кровати присела, улыбнулась:
— Привет, Надь, как самочувствие?
— Маша, ты?
— Я.
— Ты здесь работаешь?
— Как видишь.
— А я тебя тогда искала, искала, даже к тётке твоей ходила.    
— И что она?
— Не знаю ничего, говорит. Я и подумала, что ты, наверное, к себе на родину уехала.
— Да, были у меня такие мысли, но вот, осталась. Живу, работаю, сына воспитываю.
— Ты что же замуж вышла?
— Нет, пока одна. Но не буду скрывать, предложение есть.
— Хороший мужчина?
— Вроде бы неплохой.
— Смотри. Сто раз подумай. Все они сначала неплохие, а потом видишь, что с нами делают.

           Надежда показала на своё лицо.

— Да, не повезло тебе. Заявление будешь писать?
— Бог с тобой, какое заявление. Он меня тогда вообще убьёт.
            Женщины помолчали, думая каждая о своём, потом Надежда немного оживилась.
— Ну, хватит обо мне. Расскажи, как поживаешь? Воспитываешь сына, а кто отец?
— Как кто? Володька. Ты же сама у меня роды принимала.
           Надежда приподнялась на локтях и выпучила глаза.
— Ты это серьёзно?
— Не пойму, а что тебя так удивляет?

            Ответить подруга не успела, в палату вошел лечащий врач. Пока он осматривал больную, Мариам вспомнила вдруг, как тяжело протекала ее беременность, особенно последние месяцы. Вспомнила она и о том, что Надежда изо дня в день повторяла как заклинание одно и тоже: «От ребенка необходимо избавиться». Как? Очень просто, его надо подкинуть в роддом. Там снаружи есть специальный ящик — бокс. «Бэби бокс».
— Положим туда ребенка, и о нем позаботятся. Тебе всё равно с ним идти некуда. Из этой квартиры нас скоро попросят. Мы и так уже здесь целый месяц лишний живем. Тётка тебя на порог не пустит, да еще в милицию сообщит. А как узнают, что я тебе рожать помогала, за решётку могут упрятать. Это же всё незаконно.

             Мариам было тогда так плохо, что она соглашалась на всё, лишь бы ее мучения закончились. И в один из дней они закончились. Молодая мама, наконец-то, родила, и Надя сразу унесла ребенка в другую комнату. На все просьбы Мариам показать ей малыша, Надежда говорила твердо, что ей не надо к нему привыкать.
— Пойми, увидишь ребенка один раз и уже не сможешь с ним расстаться.
 
             Мариам рыдала, сцеживала молоко в стакан. Надя входила, переливала эликсир жизни в бутылочку с соской и уходила кормить младенца. А уже к вечеру она неожиданно вышла из комнаты с большой красной сумкой, с надписью «Спартак», сказала коротко: «Пора», — и Мариам, успев одеть лишь длинную юбку прямо поверх ночной рубашки, накинуть куртку и сунуть ноги в ботики, поспешила за ней.

             В такси она ехала рядом с водителем, но постоянно смотрела назад, туда, где расположилась Надежда с сумкой на коленях. Из глаз у Мариам постоянно текли слёзы. Она семенила на ватных ногах вслед за уверенно шагающей подругой  среди больничных корпусов, и, уже не сдерживая рыданий, умоляла показать ей ребенка. Однако Надя её, как будто, не слышала. Возле пресловутого ящика, она остановилась лишь на пару секунд, осмотрелась по сторонам и поставила сумку вовнутрь.
— Всё, теперь побежали скорее.

            Она схватила подругу за руку и буквально потащила  за собой. Очнулась Мариам только в троллейбусе. Надежда помогла ей сесть, велела ехать к тётке, сама же осталась поджидать свой автобус.
           «Ехать к тётке? — повторяла про себя девушка, — почему я должна ехать к тётке? Я не хочу ехать ни к какой тётке».
             Она выскочила на следующей остановке, из последних сил побежала обратно, падала, поднималась, кружила по территории больницы, однако сумки на месте уже не оказалось. Мариам охватил тихий ужас. Где он? Где мой ребенок? Она стала бегать вокруг корпуса, толкать каждое окно на первом этаже и удача неожиданно ей улыбнулась. Одно из окон оказалось незапертым.

              Мариам с трудом влезла в помещение, поняла, что это душевая, вышла в коридор и стала ломиться во все двери. Несмотря на смертельную усталость, она была уверена, что не остановится ни перед чем, пока не отыщет своего младенца. И после, наверное, десятой попытки, дверь перед ней распахнулась.

             В небольшой комнате, перед высоким столом стояла пожилая женщина в белом халате и бережно пеленала грудного ребенка, а в углу, прямо на полу стояла открытая красная сумка с надписью «Спартак». Ошибки быть не могло. Мариам подбежала, схватила малыша, прижала к груди и быстро заговорила:
— Это мой, мой, я передумала, передумала, вы понимаете, я передумала. Если вы попробуете сейчас его отнять, то вам сначала придётся убить меня.

            Ребенок захныкал, и молодая мама тут же дала ему грудь. Удивительно, но малыш сразу нашел сосок и замолчал. Глядя на эту трогательную картину, бабушка не смогла сдержаться и пустила слезу.
— Не беспокойся, доченька, никто у тебя ребенка не отнимает. Передумала, значит передумала. Рожала-то где?
— Дома.
— А кто ж помогал?
— Подруга.
— Значит, документов никаких нет?
— Нет.
— Ну, ничего страшного. Документы оформим задним числом. Говори свои данные. Как зовут, сколько лет?
            Бабушка взяла специальную бирку и аккуратно вывела. Мариам Максутовна Камулина, пятнадцать лет. Десятое, ноль третье… Мальчик…
— Ой, рано, рано ты дочка мамой решила стать. Нелегкое это дело. Пеленать-то умеешь?
— Пока нет.
— Ну, тогда давай вместе.
            Они запеленали ребенка по всем правилам. Бабушка одела на запястье малыша бирку с датой и именем роженицы и повела Мариам в палату.
— Ты только не шуми. Все уже спят давно. Завтра утром я принесу тебе ребенка для кормления. А пока отдыхай.

             Дарья Никитична, так звали ночную дежурную родильного отделения, своих детей не имела. Бог не дал. Поэтому к молоденькой мамочке прониклась самыми светлыми чувствами, а когда Мариам выписывали, бабушка ни минуты не задумываясь, привезла ее вместе с Максутом к себе домой. Так началась их совместная жизнь.
 
            Ребёнка поднимали вместе. Сначала Мариам лишь иногда подменяла бабу Дашу в больнице, потом устроилась на постоянное дежурство. В девяносто Дарья Никитична слегла, а через год Мариам достойно проводив её в последний путь, так и осталась жить в квартире, но уже на правах наследницы. И вот теперь спустя пятнадцать лет она случайно встретила Надежду, — ту, которая принимала у нее роды.

            Врач закончил осмотр, дал нужные рекомендации и пожелал больной скорейшего выздоровления. Мариам дождалась, когда он выйдет, села на край кровати и уже приготовилась рассказать подруге, как спасла тогда своего ребенка, но Надежда ее перебила.
— Слушай, Маш, я так перед тобой виновата, ты даже не представляешь, как я мучилась угрызениями совести, как я пыталась тебя найти, чтобы извиниться, но ведь ты куда-то пропала. Я так виновата, Маш, если можешь, — прости меня.
— Да подожди ты извиняться, объясни толком, в чем ты виновата? Своего мальчика я забрала в тот же вечер, его не успели никому отдать.
— Маша! — женщина некоторое время собиралась с духом, потом тихо произнесла. — Маша, у тебя родилась девочка.
— Что?! Как девочка? Ты с ума сошла? Какая девочка? Мальчик! У меня родился мальчик, Максут. Я видела сумку, открытую сумку из которой его достали. Там еще была надпись — «Спартак», большие белые буквы на красном дерматине. Ты просто забыла, Надь, ты всё забыла. Не пугай меня, прошу.

           Надежда закрыла лицо руками и долго не могла произнести ни слова. Лишь спустя пару минут, к ней вернулся дар речи.
— Это всё придумала Светка, — начала она глядя в сторону. — Ты же помнишь, как она по Витеньке убивалась. Узнала, что ты в положении, вот и решила твоего ребенка присвоить.
— А зачем ей мой ребёнок?
— Чтобы своему ненаглядному предъявить. У самой-то, у нее ничего не получалось. А тут такой случай.
— Ничего не понимаю, — призналась Мариам. — причём здесь Виктор и ребенок?
— Я ей то же самое твердила, а она ни в какую. Вот скажу, говорит, Витеньке, что ребеночка от него родила, тогда он точно ко мне примчится. Какой отец не захочет на своё чадо посмотреть?  Она и всю схему придумала. Я должна была роды принять и уговорить тебя ребёнка в больницу подбросить, так, чтобы ты потом претензий предъявить не смогла. Я тогда малыша твоего накормила, спать уложила, а к тебе с пустой сумкой вышла. Там только одеяльце скрученное лежало и пару толстых книжек для веса. Мы с тобой — за порог, а Светка — в квартиру. Ребенка хвать, — и домой к себе. А там ее мамаша уже встречала.
— Подожди, подожди, — остановила ее Мариам, — ты говоришь, что сумка была пустая?
— Я говорю, что твоего ребёнка Светлана умыкнула.
— А откуда же тогда взялся мальчик?
— Вот это для меня тоже загадка. Скорей всего, пока ты на троллейбусе ехала, пока обратно бежала, кто-то в это время успел своего малыша в ящик положить. Другого объяснения нет.
— Подожди, а сумка?
— А что сумка? Открыли, посмотрели, ничего не нашли. Подумали, что кто-то пошутил. А убрать не успели.

             Мариам встала. Хотела выйти, но  передумала. Подошла, спросила ледяным голосом:
— Значит, мою малышку Светлана воспитывала?
— Воспитывала? Это громко сказано. Витёк-то ее, как о ребенке услышал, так телефон-то и сменил. Пропал. Ни слуху, ни духу. Светка с твоей девочкой возиться не стала, маме воспитывать поручила. Сама занялась активными поисками. Мужа себе подыскивала. И ты знаешь, нашла. Попался один на крючок. А уж она-то перед ним расстаралась, паиньку из себя разыграла, в глазки ему заглядывает, каждое слово на лету ловит, он, дурачок, и поплыл…
— Кто же это?
— Кто — не знаю. На свадьбу она меня пригласить не соизволила. И с этого времени я с ней не виделась. Много чести…
— И как же теперь мне ее отыскать?
— Понятия не имею. Съезди к ней в Тропарево. Это недалеко. Километров пятьдесят. Поселок маленький, все друг друга знают, может, кто и подскажет, где живет Светлана Митина.
— Митина?! — чуть не выкрикнула Мариам.
— А что тебя так удивляет? Её фамилия Митина, ты разве не знала?
— А девочку, девочку как она назвала?
— Ой, дай Бог памяти… Кажется, Ирина. Точно — Ирина.

            Чтобы не упасть Мариам схватилась за спинку кровати. Перед глазами у нее всё поплыло. Получается, что Ирина, девушка которую удочерил Александр, — ее родная дочь! Или, может, всё-таки совпадение? Но как тогда объяснить то, что бабушка Ирины живет в Тропарево, и девочка воспитывалась там до семи лет?
 
           Невероятно! Ирина Митина — ее дочь!

           И как теперь себя с ней вести? Всё рассказать, а вдруг она не поймет, вдруг обидится? В пятнадцать лет узнать, что твоя мама, твоя настоящая мама, — это мама парня, с которым ты встречаешься. А кто же тогда Максут? Господи, какая-то совершенно нереальная история!
 
            Мариам не могла прийти в себя до конца дня, а вечером, когда её встретил Александр, всё ему рассказала. Она была так взволнована, что периодически замолкала и пыталась сдерживать слёзы. А в конце не удержалась и всё-таки расплакалась.
— И что теперь делать я просто ума не приложу! — говорила она сквозь слезы. — Молчать не могу, и рассказать Ирине обо всём тоже боюсь. Вдруг она меня не простит!

— Интересно, и в чем ты виновата? Тебя, молодую, глупенькую, неопытную обманули две подружки-веселушки с нечистой совестью. И на одной из них, я, к моему глубокому сожалению, был женат. Ты знаешь, теперь я понимаю, почему Светлана с дочерью практически не общалась. Со стороны их отношения напоминали отношения соседей по коммунальной квартире. За любым советом, с любой проблемой Ирка всегда ко мне бежала. Знала, что я её пойму, успокою и поддержу.
— Спасибо тебе, Саш, я таких мужчин, как ты, никогда не встречала. Ведь получается, что ты вместо меня воспитал и вырастил мою дочь…

            Голос Мариам опять задрожал, и Александр, прижав женщину к себе, быстро заговорил.
— Ну, хватит, хватит. Я не совершил никакого подвига. Так на моем месте поступил бы каждый.
— Нет, не каждый. Воспитывать молоденькую девушку — это, действительно подвиг и не спорь. Вот только, что мне теперь делать? Я же должна не только Ирине всё рассказать, но и с Максом как-то объясниться. Ведь получается, что его-то я не рожала.
 
            Александр ненадолго задумался, потом предложил, как ему показалось, отличный выход из положения.
— А давай представим, что ты… ты родила двойню. Мальчика и девочку. Родила и сразу впала в беспамятство. Ведь такое случается?
— Иногда случается.
— Ты впала в беспамятство, а врачи решили этим воспользоваться и передали твою девочку другой роженице — Светлане Митиной.
— А зачем они это сделали?
— Зачем? Действительно, зачем? А если… если допустить, что ребенок Светланы погиб при родах. И погиб, заметь, по их вине, из-за врачебной ошибки. Ведь врачи иногда ошибаются?
— Бывает. Ведь они не святые.
— И вот, чтобы скрыть свою врачебную ошибку, иначе бы им грозило увольнение, или ещё чего похуже, они и совершили эту подмену. У твоего Макса, когда день рождения?
— Десятого марта.
— Отлично. И у Ирины тоже десятого. Пусть наши дети побудут братом и сестрой. От этого их отношения, я думаю, станут еще глубже и еще чище. А потом, когда настанет удобный момент, мы им всё расскажем.
— А когда он настанет?
— Не знаю. Пускай хотя бы для начала школу окончат. А там будет видно. Согласна?
            Мариам тяжело вздохнула.
— Согласна. 

            Наступил последний месяц лета. Южный город оказался во власти невыносимой жары. Заказы на установку кондиционеров поступали с завидной частотой. Александр  еле успевал ездить на вызовы. Тогда-то он и решил подключить к работе Максута. Для бригады лишняя пара рук никогда не помешает, а для паренька лишняя копейка — хороший повод, чтобы не просить денег у матери. Макс с удовольствием согласился и работа закипела.
 
            Неожиданно попросилась в отпуск и Аглая. Достала бесплатную путевку в санаторий. Решила подлечить застарелые болячки. Так что Мариам пришлось подменять ее на кухне. Не у дел оставалась только Ирина.

             Вставала она поздно. Завтракала и сразу начинала помогать Марии Максимовне. Они много говорили, болтали, смеялись, сближаясь с каждым днем всё больше и больше. Теперь Мариам незаметно присматриваясь к ней, находила всё новые и новые подтверждения того, что Ирина действительно ее дочь. Такие же чёрные волосы, которые девушка зачем-то периодически осветляла, восточные брови, превратившиеся в две узенькие полоски после выщипывания… Похожи были и глаза, и нос, и фигура, и походка и манера говорить. Но, вот начать непростой разговор у Мариам всё еще не хватало смелости.  Помог случай.

           Максут уже практически переехал в дом Александра.
Так было легче с утра отправляться на вызовы. Выделили ему комнату на втором этаже, прямо напротив комнаты Ирины. И однажды под вечер, решив пожелать сыну спокойной ночи, Мариам случайно увидела, как молодые люди  целуются, и невинными эти поцелуи назвать было нельзя даже с большой натяжкой.
 
            Посоветовавшись с Александром, они вместе решили, что разговор больше откладывать нельзя. Весь следующий день Мариам про себя повторяла свой монолог, отвечала на вопросы, которые дети могут ей задать, тем не менее, вечером, после ужина, когда все расселись в гостиной, для «важного сообщения», Мариам так разволновалась, что все слова вылетели у нее из головы.
— А я знаю, что вы хотите нам сообщить, — сказала Ирина смеясь. — Вы ждете ребенка?
— Нет-нет, Ир, ты не угадала.
— Тогда что?

             Женщина мялась, заламывала руки, краснела, и, наконец, ей на помощь пришел Александр.
— Мария Максимовна рассказала мне, что  к ним в больницу поступила одна женщина, которая решила открыть ей свою ужасную тайну.
— Тайну? — чуть не подпрыгнула Ирина. — Ух, ты, как интересно, а что за тайна?
            Александр посмотрел на женщину.
— Говори, Мариам.
— Слушай, может быть, ты? У тебя так хорошо получается.

            Мужчина тяжело вздохнул.  Его рассказ о женщине, подменивший младенцев пятнадцать лет назад, и желающей теперь снять грех с души, был кратким и лаконичным. В конце он обратился к дочери с предложением:
— Теперь ты можешь с чистой совестью называть Марию Максимовну своей мамой, а Макса — братом. Вот как всё отлично разрешилось.
— Ты считаешь отлично? — спросила Ирина.
            
            От ее веселого настроения не осталось и следа.
— В любом случае, на Мариам ты обижаться не должна. Она ничего не знала.
            Ирина встала и, не глядя ни на кого, поднялась к себе. В полной тишине было слышно, как в замке ее двери повернулся ключ. Мариам направилась было к ней, но тут свои вопросы  начал задавать Максут.
— Мам, ты, что правда родила двойню?
— Это не такой редкий случай, чтобы удивляться. Рожают и по три, и по четыре ребенка за один раз.
— Получается, что ты родила двойню и ничего не почувствовала? Разве такое возможно?
— Я вижу, ты мне не веришь? Тогда присмотрись к своей девушке, а потом ко мне. Уверяю тебя, ты найдёшь много общего.
— Согласен, но если я ее брат, то почему мы не похожи?
— Ты похож на своего отца, а она на меня. Неужели так трудно догадаться?
— Слушай, Макс, — вступил в разговор Александр, — твоей маме сейчас очень непросто, а ты донимаешь ее подозрениями. Сходи лучше, успокой свою сестру.
— Сестру? — переспросил Максут. — Звучит как-то странно. Боюсь, что я не скоро к этому привыкну. Хм. Ирка — моя сестра?

            Он поднялся наверх, постучал, но девушка ему не открыла. Не открыла она и своей так внезапно объявившейся матери, и даже Александру поговорить с ней не удалось.
— Не расстраивайся, — успокаивал он Мариам, — первый шаг сделан. Теперь остается только ждать. Ей сейчас нужно время, всё осознать понять и принять. А это не просто.

             Из комнаты Ирина вышла только утром. Умываться, завтракать не стала. Сразу куда-то ушла. Мариам не успела сказать ей ни слова, хотя очень надеялась на этот утренний разговор. Она плохо  спала этой ночью, поэтому в  полдень, так и не дождавшись Ирину, решила уехать домой. «Не стоит показываться девочке на глаза, — подумала она. — Пусть немного остынет, придет в себя, а уж потом…»

             Александр приехал к ней этим же вечером и не один. В квартиру вошли Ирина и Максут.
— Ты что же это, Мариам, решила сбежать от собственных детей?
— Нет, просто решила немного отдохнуть. Да и вы от меня уже порядком устали.
— А вот Иришка другого мнения. Приехала из Тропарево, и первым делом — где Мария Максимовна?
— Ты была в Тропарево?
— Да, хотела навестить свою лже-мамашу, задать ей пару вопросов.
— Навестила?
— Нет. Чтобы ее навестить, надо ехать в Удмуртский край. Там ее колония располагается.
— Она что, в колонии?
— Уже третий год прохлаждается и еще семь осталось.
— Откуда же ты это узнала?
—  Бабушка просветила. Она как раз с похмелья была, и за бутылку выложила всё как на духу. О том, что я им не родная и она, и дочь ее знали это с самого начала. А почему молчали? Боялись ответственности. Вдруг дело заведут.
— Ну, на Светлану, как я поняла, дело и так завели. Не знаешь, что она натворила?
— Нет, не интересовалась. Сколько я себя помню, мы никогда не интересовались делами друг друга. А вас, тётя Маш, я пока мамой назвать никак не могу, может потом, когда-нибудь…
— Я понимаю, я всё понимаю и не обижаюсь.
— Это хорошо, когда люди понимают друг друга и если честно, я очень рада, что у меня теперь есть настоящая мама. Можно я вас обниму.
— Можно.
— А меня, — подал голос Макс,  — ведь я твой брат.
— Ну, и ты иди сюда. Пап, а ты что так и будешь там стоять?
             Мужчина попробовал обнять сразу всех троих, потом рассмеялся, и его примеру последовали остальные.

          …Начался новый учебный год. Утром Александр отвозил детей в школу, вечером  забирал обратно. Отношения у ребят были прекрасные. Они считали себя братом и сестрой, вместе делали школьные задания, вместе разбирались со сложным материалом и, хотя стояли друг за друга горой, ничего лишнего себе не позволяли.
 
             Глядя на них, Мариам просто нарадоваться не могла. Получается, что теперь им никакие сторожа не нужны. Она уже практически переехала к Александру. Вместо Аглаи, которая попросила расчет, она сама занималась хозяйством, детьми. Но работу свою в больнице пока не бросала. Дома бывала редко, и однажды, заехав переодеться, еще на лестнице услышала, как надрывается телефон.
            
             Звонила всё та же Валентина Игнатьевна, председатель родительского комитета класса. Поздоровалась и сразу завела знакомую песню. Митина, Митина, Митина…
— Вы знаете, до меня дошли слухи, что этот её отец, точнее — отчим, выгнал свою домработницу и теперь сожительствует с какой-то вульгарной особой, которая, вы не представляете, требует от девочки, чтобы та называла её матерью.
— Откуда же вы черпаете эти слухи?
— У меня свои каналы, и, поверьте мне, — это достоверные сведения. Бедная девочка. Одно слово «мачеха» должно звучать для нее как пощечина, а от нее требуют невозможного. Называть мамой постороннюю женщину. Нет, каково! А если девочка что-нибудь с собой сделает? Со всей ответственностью вам заявляю, мы обязаны вмешаться. Пора прекратить это издевательство.
— Вы правы, — согласилась Мариам, — пора прекратить.
— Отлично. В ближайшее воскресенье я намерена собрать группу активистов, во главе с классным руководителем и проверить, наконец, условия проживания ученицы. Вы готовы к нам присоединиться?
— Конечно, только я приеду самостоятельно.
— У вас есть адрес?
— Да, адрес я знаю.
— Тогда встречаемся в полдень.
— Договорились.

            Мариам решила поставить точку во всей этой истории. Иначе эта женщина так и будет названивать ей, передавая всё новые и новые слухи. Она рассказала Александру о предстоящем визите и попросила его приготовиться к неприятному разговору.
— Опыт общения с клиентами у меня большой, так, что можешь не волноваться.

             И всё же Мариам немного волновалась. К встрече гостей приготовилась заранее. Убралась, накрыла чайный стол, оделась скромно, но достойно. А ровно в полдень в воскресенье комиссия из пяти человек во главе с Еленой Николаевной вошла в просторную гостиную Александра Михайловича Аверина.

             Хозяин вышел к ним широко улыбающийся, пахнущий дорогой французской водой. Представился и поздоровался с каждой женщиной в отдельности. Первое впечатление, похоже, произвел положительное. Предложил не стесняться, проходить, чувствовать себя как дома, и женщины сразу разбрелись, осматривая каждый уголок. Казалось, что пока им нравилось всё. Не унималась лишь Валентина Игнатьевна.
— Интересно, и кто занимается уборкой всех этих помещений? Здесь только пылесосить надо, наверное, полдня. Неужели вы заставляете наводить частоту вашу дочь, вернее, — падчерицу?
— Моя дочь, — он сделал ударение на слове «дочь», — моя дочь занимается учебой, а чистоту наводит робот-пылесос.

            Александр взял пульт, направил его в определенное место и из своего укрытия выехал небольшой круглый предмет, который начал двигаться по полу, следуя определенной программе. Женщины некоторое время наблюдали за его перемещениями, пока пылесос не отправился к себе на базу подзаряжаться.

            Кто-то из гостей спросил, настоящий ли огонь горит в камине?
— Нет, — объяснил Александр, — это имитация. Подсвеченный снизу пар от сухого льда. Совершенно не опасен, но зато как красиво, особенно вечером в темноте.

— А вот этот красивый пейзаж на стене? — поинтересовалась одна из женщин, указав на картину размером не меньше двух метров по диагонали, с потрясающим изображением горного водопада. — Вы что, любитель живописи?

— Это не пейзаж, — улыбнулся папа Ирины. — Это плазменная панель. Телевизор. Заставка меняется каждый час. Согласитесь, это куда лучше, чем смотреть на черный пустой экран.
    
— Прекрасно, — подытожила Валентина Игнатьевна. — Прекрасно, а могу я ознакомиться с условиями проживания вашей пад… вашей дочери?
— Пожалуйста, поднимитесь на второй этаж. Там ее комната.

            Женщина поднялась по стеклянной лестнице в гордом одиночестве. Все остальные члены комиссии удобно расселись на мягких диванах и непринужденно болтали, обсуждая необычный интерьер.

             В комнате Ирины Валентина Игнатьевна находилась минут десять. Вышла расстроенная, но готовая к новым обвинениям.
— Девочка запугана, — подытожила она, — ничего внятного сказать не может.
— А что вы хотели от нее услышать? — спросил ее отец.
— Вопросы здесь задаем мы, — парировала женщина.
— Пожалуйста, задавайте.

             Валентина Игнатьевна смерила мужчину презрительным взглядом.
— Я слышала, что вы недавно выгнали женщину, которая занималась домашним хозяйством. Кто же теперь вам готовит, уж не вы ли сами?
— Нет. Готовит и занимается всеми домашними делами моя жена, мама Ирины.
— Какая жена? Какая мама? Что вы меня путаете? Вы же разведены.

             Из кухни вышла Мариам, поздоровалась и пригласила всех к столу немного перекусить. Все сразу оживились. В гостиную спустилась и Ирина. Подошла к Мариам. Громко, чтобы все услышали, спросила:
— Мам, тебе нужна моя помощь?
— Нет-нет, я уже всё приготовила.
             Мариам повернулась и направилась в кухню с низко опущенной головой, боялась, как бы гости не заметили её повлажневших глаз. Ведь Ира обратилась к ней, как к матери, впервые.

             После чаепития «высокая комиссия» уходила в самом прекрасном расположении духа, признав условия проживания Ирины Митиной более чем удовлетворительными.  Недовольной осталась только Валентина Игнатьевна, однако с этого дня она не позвонила Мариам ни разу.

***

             На этом историю маленькой девочки, приехавшей из далекого Башкирского поселка в неприметный городок на юге России можно считать законченной, если бы однажды, возвращаясь вместе с Александром из супермаркета, внимание Мариам не привлекла маленькая старушка, которая без стеснения копалась в мусорном баке, пытаясь, видимо, отыскать для себя что-нибудь съестное. Глядя на ее сгорбленную фигурку, сердце женщины сжалось.
— Притормози, пожалуйста, — попросила она Александра, и, когда тот остановился, сказала, —  мы сегодня столько накупили провизии, давай поделимся чем-нибудь с этой бабушкой. Мне кажется, она голодает.
— Ну, если ты считаешь нужным, — пожал плечами мужчина.
             Мариам положила в пакет несколько мясных нарезок, колбасу, сметану, молоко, батон свежего хлеба и вышла из машины.

             Старушка повернулась не сразу. В пакет, который ей молча протянула незнакомка, заглянула с осторожностью, а когда подняла глаза, Мариам чуть было не лишилась чувств. Перед ней стояла тётя Зухра. Седые волосы, потемневшее лицо, провалившиеся глаза… На свою племянницу взглянула лишь мельком и, конечно, ее не узнала.
Последний раз они виделись еще до рождения Ирины.

             Но что могло случиться за это время? Почему ее «любимая тетушка», которая выгнала ее тогда на улицу, теперь сама превратилась в бездомную старушку? Мариам только и успела спросить, чем она может ей помочь, как бабушку окружили непонятно откуда взявшиеся собратья по несчастью, отняли пакет и куда-то повели.

            Мариам поспешила возвратиться в автомобиль, а уже на следующий день вновь появилась в этих мрачных, неприветливых подворотнях. Свою тётю нашла без проблем. Женщина сидела возле заброшенных гаражей, глядя в одну точку и состояние её назвать вменяемым было невозможно даже на первый взгляд. По крайней мере, на скорую помощь, которую вызвала Мариам, она никак не отреагировала. Молчала она и всё то время, пока племянница везла её в больницу, раздевала, мыла, укладывала в постель, ставила капельницу. Годы, проведенные на улице, в полуголодном состоянии, давали о себе знать.

              Только на третий день женщина начала постепенно оживать.   
Узнала, наконец, свою племянницу... Мариам приходила к ней каждую свободную минуту и кормила буквально с ложечки. Тётя Зухра аккуратно принимала все препараты, прописанные докторами, а уже через неделю стала подниматься, гулять по коридору. Тогда-то Мариам и узнала, что же с ней случилось на самом деле. Она услышала старую как мир историю…

             Повстречала мужчину, влюбилась, привела к себе, накормила, обогрела, обласкала… Подумала: вот он, — тот единственный, которого она ждала всю свою жизнь. Вот только с бизнесом у него что-то не ладилось. Приходилось брать кредиты под залог квартиры, много кредитов. А когда банки ей стали отказывать, любимый неожиданно исчез, прихватив с собой всё ценное из квартиры. Потом судебные приставы забрали и саму квартиру. Мужчину-то потом нашли, только предъявить ему оказалось нечего. Ведь деньги любимая женщина ему передавала добровольно. А почему ушёл? Странный вопрос – сначала полюбил, потом разлюбил, это же не преступление. Сердцу ведь не прикажешь.

             Через месяц больную выписали. Мариам сразу предложила ей поработать в этой же больнице, но у тёти Зухры возникло встречное предложение. Она, оказывается, давно уже мечтает возвратиться к себе на Родину, в Башкирию.
— Там у меня сестры, братья, в обиду не дадут, и дело какое-нибудь найдется. На билет бы только наскрести, а там…
            
              Отговаривать ее Мариам не стала. Купила билет, привезла целую сумку новой одежды, дала в дорогу денег, проводила на вокзал, а у самого вагона тётя Зухра неожиданно дала волю слезам.
— Я ведь тебя тогда выгнала. Беременную… На улицу! Какой ужас! До сих пор себя простить не могу. А ты мимо меня не прошла. Руку протянула. Спасибо тебе, доченька. Если бы не ты, сгинула бы я в этих подвалах. Если можешь, прости ты меня непутевую, ладно?
— Что теперь говорить, тётя Зухра, дело прошлое! Бог простит, а я зла не держу.
             Мариам махнула вслед отъезжающему поезду и поспешила домой. Иринка уже три раза звонила, два сообщения написала.
А что звонила-то?
              Соскучилась…