Фрагмент

Жизнь, как лоскутное одеяло, состоит из фрагментов. Ярких и бледных, пёстрых и однотонных, чёрных, белых и цветных. Порой, разглядывая её, вспоминаешь, как появился определённый лоскуток в этом растущем покрывале.

Один из фрагментов моей жизни зовётся Алексеем.

Первая наша встреча была до безобразия банальна. Хорошо бы она состоялась на берегу Чёрного моря, где я за месяц до неё, позабыв о кремах и спреях, с жадностью впитывала горячие лучи, источники желанного загара, и солёную влагу, от которой волосы, отросшие до плеч, начинали завиваться, что мне безумно нравилось.

Но нет, увезти из южного края ещё одно яркое впечатление не получилось. Лоскуток присоединился к одеялу во второй половине сентября после моего возвращения в город, где клёны уже избавлялись от листвы и засыпали ею дорожки возле старого доброго студенческого общежития.

Мы скучно столкнулись в одном из коридоров. Отчётливо помню, как тогда ещё незнакомый брюнет, вышедший из своей комнаты с кастрюлей в руках, внезапно остановился и внимательно оглядел меня, одетую в приталенный брючный костюм бордового цвета, который больше бы подошёл для работы в офисе, чем для поездки в гости к подруге. Не знаю, что поразило его, но я была впечатлена. Нет, не высоким ростом, не спортивной фигурой, а большими карими глазами с длиннющими ресницами, которые по вселенской несправедливости достались представителю сильной половины человечества. Имя счастливчика пока оставалось неизвестным. Как и он сам. Поселившись в новой комнате, этажом ниже от той, что раньше была моим пристанищем и местом споров с другими жильцами, я, студентка третьего курса филологического факультета, успела познакомиться только со своей ближайшей соседкой. Кровать её стояла в метре от моей.

Проживающие за стенками, напротив и через две двери от нашей ещё не успели помозолить мне глаза. А если ближайшие соседи и проходили мимо, то мы не особенно обращали друг на друга внимание и не запоминали подобные встречи. В коридорах вечно кто-то топтался, курил, громко выяснял отношения. Все, прожившие в студенческом общежитии больше двух месяцев, к таким картинам привыкли. А мне предстоял третий год обитания в нём. Изменились лишь этаж и комната. Атмосфера оставалась прежней.

И вот теперь я нос к носу в коридоре столкнулась с красавчиком, у которого были карие глаза. Они до умопомрачительности напоминали те, что до сих пор иногда снились. А, может быть, это только возвращало воспоминания о взгляде парня, с которым, влюбившись ещё в школе, мы какое-то время встречались, а потом расстались.

— Здравствуйте! — непривычно вежливое приветствие отвлекло меня от мыслей о глазах.

Он был красив. Очень красив. И явно знал об этом. Судя по тону и оценивающему взгляду, которым тщательно прошлись по моей фигуре, мной заинтересовались. И причиной тому стали не зеленоватые глаза, которые однажды подруга назвала «болотной топью». Чтобы определить их цвет и не перепутать с карими, нужно было долго приглядываться при определённом свете, а этим никто не занимался в первую встречу. Внимание незнакомца явно привлёк мой классический бордовый костюм, который, вопреки ценному мнению любителей женщин в юбках, удачно подчёркивал достоинства, имевшиеся у хозяйки. На миниатюрную фигуру было грех жаловаться. Особенно, после недели ежедневных плаваний в море и бассейне с солёной водой.

— Здравствуйте! — ответила я человеку, которому безвозмездно досталось всё, что позволяло назвать его красивым по моим стандартам.

Несмотря на схожесть в цвете и форме глаз, он выгодно отличался ростом от объекта школьной влюблённости. И плечи казались шире. И руки — крепче. А вот брови были такими же густыми. Они отлично сочетались с природной смугловатостью незнакомца. Коротко подстриженные волосы не прятали широкий лоб и скулы, встречающиеся у людей с квадратной формой лица.

Я бы могла найти ещё десять отличий, но глазеть в коридоре на незнакомца, державшего кастрюлю в руках, было бы странным. А в сумке уже зазвенел телефон, и в отличие от героя стихотворения Чуковского мне не составляло труда догадаться, кто звонит.

Торопливо миновав застывшего красавчика, я на ходу достала сотовый, чтобы успокоить заждавшуюся подругу привычными заверениями, что скоро сяду в маршрутку. Голос возмущённого абонента и стук собственных шпилек помешали услышать те негромкие слова, которые были брошены мне вслед. И, может быть, к счастью. Парень, как потом оказалось, хотел познакомиться. А я упустила первый шанс. Но он не был единственным, как и эта наша неоригинальная встреча.

Знакомство в итоге состоялось через третьих лиц, одно из которых было явно заинтересовано в личном общении со мной. По классике жанра на эту роль лучше всего подошёл друг Толя, живший с красавчиком в одной комнате.

Он решил пойти окольными путями и сначала свести знакомство с Соней. Той самой девушкой, с которой мы делили территорию, продукты, бытовые проблемы.

И лучшего места, чем кухня, придумать для этого дела, видимо, не представлялось возможным.

Как-то раз помешивая шипящую в масле картошку, Толя мило улыбнулся моей рыженькой соседке и невзначай спросил:

— Девушка, а вы же из четырнадцатой комнаты? Я не ошибаюсь?

Соня сразу заподозрила подвох, но на невинный вопрос ответила правдивое и простое:

— Да.

— Тогда, значит, с вами живёт та девушка. Светленькая. С чёлкой на правый бок. Такая невысокая. Короче, миниатюрная.

Будучи филологом, как и я, Соня оценила последнее прилагательное. По её рассказам, она тогда вмиг раскусила суть подвоха и невозмутимо ответила:

— Со мной.

— А как зовут таких симпатичных девчонок? — Толя был сама любезность, но к цели продвигался методично.

— Меня — Соня, а соседку — Алёна.

Толик явно обрадовался быстро полученной информации и поспешил забросить новую удочку.

— А у меня есть друг, — с улыбкой заявил он.

— По имени Алексей, — раздалось в дверях, и пред Сонины голубые очи предстал объект моей новой симпатии.

Он не стал тянуть резину и напрямик заявил:

— Мы с вами соседи, а соседи должны дружить. Предлагаю ради такого дела устроить совместное чаепитие. С бубликами, баранками и шоколадом.

Заявление было прямым и требовало чёткого ответа.

И тут Соня на беду или счастье вспомнила, как часто я в последние дни поглядывала на дверь комнаты, расположенной напротив нашей. Как находила разные предлоги, чтобы прогуляться по коридору, когда там раздавался этот бархатистый голос. Как я осторожно выспрашивала у неё о ближайших соседях.

Решив, что это вреда не принесёт, она пригласила ребят к нам на чай тем же вечером.

И они пришли. С бубликами, баранками и шоколадкой «Алёнка», которая явно была выбрана не случайно.

Алексей прихватил с собой ещё и гитару. Это стало новым пунктом в списке моих очарований.

Я безумно любила людей, умело перебирающих струны. А если они ещё и обладали таким потрясающим тембром, то восхищению не было предела.

Алексей играл и пел отлично. Мой бывший, которого он мне временами напоминал, такими талантами не обладал. И образ школьной любви стал гаснуть в памяти с той минуты, когда сосед под гитару исполнил всем знакомую «Восьмиклассницу».

Алексей показался интересным собеседником. Порой у него в речи мелькали пошлые шуточки, но я старалась этого не замечать. Внешнее обаяние вкупе с музыкальными способностями перевешивало минутно проявлявшуюся нахальность.

В разговорах выяснилось, что у Сони есть парень, который учится в другом городе, Толя свободен, как сокол, но не прочь найти соколицу, а Алексей год назад расстался с девушкой.

Встречались они, по его словам, больше трёх лет, но отношения себя изжили, а ревность с её стороны изрядно выносила мозги.

Теперь он собирался отдохнуть от серьёзных отношений в ближайшие года два.

Это заявление, словно нож, полоснуло мои нервы. Несерьёзных отношений я никогда не хотела и не понимала. А вот к Алексею с каждой минутой тянуло. Не как металлические стружки к магниту, а скорее, как лягушку к ужу.

Помню, мне рассказывала бабушка, что бедное земноводное почти само идёт в пасть под так называемым «гипнозом». Позже выяснилось, что лягушка принимает движение раздвоенного язычка ужа за муху, и, желая пообедать, сама становится едой.

Я не хотела, чтобы меня просто слопали. И поэтому единственным способом избежать такого исхода стало решение ни в коем случае не показывать Алексею возникший к нему интерес.

А со временем, как я тогда понадеялась, симпатии сойдут на нет. В лучшем случае они перерастут во что-то. Например, в дружбу. Правда, этот вариант правильнее было бы назвать «идеальным». И им я пыталась себя обмануть.

С того вечера Алексей и Толя частенько захаживали к нам в гости. Порой я или Соня просили их выполнить элементарную мужскую работу, с которой сами не в состоянии были справиться. Например, прибить полку, обвалившуюся в шкафу. За это мы угощали парней блинами и вареньем. А порой и свежим борщом или куриной лапшой. Студенты, живущие в общежитии, такую награду с радостью принимали.

И всё бы было идеально в этой жизни, если бы не мои растущие симпатии к Алексею. Растущие вопреки здравому смыслу.

Я разговаривала о них только с Соней. И она авторитетно заявила, что это просто отголоски воспоминаний о бывшей любви, которую по иронии судьбы звали тем же именем.

Но разницу между бывшим парнем и своим соседом я видела. Первый так и остался просто Лёшей. Второго же я называла исключительно Алексеем. И никак иначе.

А вот для поселившейся в нашем крыле студентки художественного отделения он стал Лёней.

Александра была высокой изящной блондинкой с выразительными серыми глазами. Глядя на её тонкие руки, плавные движения и королевскую осанку, можно было предположить, что предками такой особы были исключительно аристократы. И красивую художницу совсем не волновало, что Леонид и Алексей не одно и то же. Зато видного гитариста это поначалу задевало. На кухне мы частенько становились свидетелями его вежливых замечаний по поводу приписывания чужого имени. Но Александра всякий раз лишь мило улыбалась и цитировала строчку Шекспира о розе, которая всё равно пахнет розой, как ты её ни назови.

— Классики были умными людьми. Почитай, — повторяла она и грациозно удалялась.

И однажды Алексей, придя ко мне, попросил взять ему в библиотеке книжку, в которой есть эта строчка. Он учился на технической специальности и «Ромео и Джульетту» не читал. Даже в школе.

А уж в библиотечном отделе художественной литературы самый старший работник за все годы своего стажа ни разу не видела технарей.

Мне было нетрудно выполнить просьбу, хотя внутри зашевелилось неприятное чувство. Оно нашёптывало, что это из-за Александры он читает книгу, которая его раньше совсем не интересовала. Оно, ухмыляясь, дразнило, что интерес ко мне, если и был, то давно исчез. Оно кололо изнутри, говоря, что я сама добилась того, чего хотела. Алексей не узнал о моих чувствах. Но легче ли стало от этого?

Ответ был очевиден.

Меня по-прежнему тянуло к Алексею. Я, как и раньше, услышав знакомый голос, под любым предлогом отправлялась на кухню в надежде пересечься с его обладателем. Мной не подавалось ни малейшего ответного флирта Толе, который усердно строил глазки. Хотелось казаться гордой и относиться к предмету собственной симпатии, как к другу, но вместо этого получалось ещё сильнее привязываться к нему, как к парню, который очень нравился. Это было, как в стихотворении Пушкина. «Не к лицу и не по летам». Но дни бежали, а моё взросление и следование по дороге, указанной разумом, всё ещё не наблюдалось.

Я пыталась уйти с головой в учёбу. Вблизи уже маячила сессия. Часы, проведённые в библиотеке до её закрытия, помогали не только подготовиться к зачётам и экзаменам, но и не видеть Алексея. Помогали не прислушиваться, стоя рядом с дверью, в надежде, что раздастся в коридоре или на кухне голос, от которого сердце банально ускорялось. Помогали не бороться с бессмысленным унынием при виде моего красавчика, выходящего утром из комнаты Александры.

У неё, по слухам, где-то был парень. Как и у Сони. Но моя соседка, каждый день болтая с милым по телефону, и думать не могла о ком-то другом. А вот Александра спокойно дружила с Лёней, который нередко ночевал у неё. Но по выходным, по словам её соседок, эта девушка с радостью уезжала к своему парню.

Одно другому совсем не мешало.

Так продолжалось до того памятного воскресения, когда я появилась в общежитии только вечером. Большую часть этого дня мы вместе с моей одногруппницей провели у неё в квартире, готовясь к сложному экзамену по русской литературе. Домой я возвращалась уставшей, нагруженной кучей учебников и совсем не готовой к той новости, которая там поджидала.

Первым, кто попался на глаза, был Алексей. Он сидел в коридоре, прислонившись к стене, и наигрывал на гитаре мелодию, от которой хотелось скорее выть, чем петь.

На вопрос «Что стряслось?» я получила огрызочное «Всё нормально. Люди бывают гадами, бабы — стервами. А так всё в норме».

Но на его лице отчётливо читалось: «Меня не трогать! Иначе прибью!»

Риск, может, и благородное дело. Но явно не в таких случаях.

Мне хотелось пригласить его к себе на тот же чай, чтобы всё аккуратно выяснить. Но интуиция подсказывала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому я осторожно прошла мимо и, очутившись в своей комнате, набросилась с расспросами на Соню, полагая, что она, будучи всегда в курсе последних событий, должна что-то знать и теперь. Соседке, и правда, стала известна причина хандры Алексея.

Всё оказалось до смешного простым: к Александре приехал на выходные её парень.

Они вместе готовили на кухне, ворковали, никого не замечая, целовались в коридоре и вызывали зависть у одиноких студентов и студенток. Об Алексее никто не вспоминал. Александра с ним едва поздоровалась, словно они мельком знакомы.

А поздно ночью он заявился к нам в комнату. Пьяный. С гитарой. Просил налить ему чая и послушать «обалденную песню». Но вместо неё стал тут же рассказывать, как это плохо — влюбляться в стерву и быть обманутым.

Потом гость завалился на мою кровать. Как мы ни пытались сдвинуть его с неё, успехом это не увенчалось. Даже двум хрупким девушкам такое дело оказалось не под силу. Пришлось звать на помощь Толю. Тот мигом откликнулся на просьбу, успев сообщить, что одним спасибо не отделаемся. Деловито взвалив на себя пьяного товарища, он потащил его в их жилище. Соня лаконично заметила, что от богатыря у Толи не только высота и широкие плечи, но и недюжинная сила.

Про гитару, брошенную на кресле, все забыли.

Алексей вернулся за ней на следующий вечер. С покрасневшими глазами. Небритый, опухший и хмурый. Столь унылая картина даже у Сони отбила всякое желание съязвить по поводу незваных гостей. В руках у него была шоколадка «Алёнка». С мрачным видом вручив её мне, Алексей извинился за недавнее бесцеремонное поведение, забрал гитару и удалился.

А я, глядя ему вслед, внезапно поняла, что безответность моих чувств на самом деле счастье.

Мужчины, хватающиеся за бутылку при неудачах, никогда не внушали доверия и желания попытаться покорить их. Ещё в детстве бабушка и мама учили обходить таких стороной, когда вырасту. И до развода родителей, видя пьяным приходившего домой отца, я понимала, что женщины дело говорят.

Теперь мне было жаль Алексея, но уровень восхищения им начал снижаться. И почему-то даже не хотелось винить в чём-то Александру.

Вспомнился рассказ Толстого «После бала». Впервые я начинала понимать, что на самом деле ощущал в финале главный персонаж. Алексей, как и придуманная классиком Варенька, были не виноваты в разочаровании, постигшем меня и Ивана Васильевича. Они никому ничего не обещали и не были должны. Но червь этого разочарования всё равно поселился внутри. Как ни странно, ему удалось то, чего не смог добиться голос разума. Паразит медленно начал высасывать соки из моей безответной влюблённости.

С этого дня я уже реже ловила себя на мысли, что хочу почувствовать руки Алексея на своей талии и прижаться к широкой груди. Теперь чаще замечалась пошлость в некоторых его шутках.

Но внутри всё по-прежнему сжималось при виде грусти в карих глазах. В такие минуты появлялось желание подойти, поговорить, поддержать. И всё-таки даже ему суждено было улетучиться вместе с сомнениями и нерешительностью в тот понедельник, когда я увидела Алексея целующимся в коридоре с Александрой. Оба были слишком увлечены, чтобы обращать внимание на кого бы то ни было. Его руки ласкающе гладили её по спине. А поцелуй явно не походил на грубый. Словно и не было того вечера, тоскующей гитары, пьяного угара и слов про стерву.

А ведь ещё вчера к Александре вновь приезжал в гости её парень, и она счастливо ему улыбалась, жаря на кухне котлеты.

После зрелищного поцелуя, увиденного в коридоре, за пальму первенства среди моих чувств стали бороться горечь и пустота. Победила последняя.

Я уже не ощущала разочарования, боли. Внутри стало пусто, непривычно спокойно и даже легко. Словно удалось сбросить какую-то тяжёлую плиту, ранее навалившуюся сверху и мешавшую свободно дышать.

Я успешно сдала сессию и благополучно уехала на короткие каникулы в свой родной город. В семейном кругу об Алексее часто вспоминать не пришлось. Он порой снился мне поющим под гитару «Восьмиклассницу», но, просыпаясь утром, я вспоминала другую картину. И очарование гасло.

Наверное, правду говорят, что влюблённость либо становится настоящей любовью, либо переходит в страсть, либо просто затухает. В моей жизни тогда случилось последнее.

После каникул я вернулась в общежитие. На протяжении всего второго семестра мы часто виделись с Алексеем. Но прежних чувств я уже не испытывала. Порой только во время случайных мимолётных бесед с ним в ускоряющемся ритме сердца слышались их отголоски, но и те быстро затихали, стоило только появиться на горизонте Александре.

А когда в город вместе с цветением сирени, тюльпанов и нарциссов триумфально вошёл очередной май, я познакомилась с человеком, который через два года стал моим мужем. Он ни разу не напомнил мне Алексея. И все фрагменты, появлявшиеся в жизни потом, ничуть не походили на тот один, связанный с соседом, в которого была влюблена на третьем курсе университета. Не покривлю душой, сказав, что ни разу ещё не пожалела об этой разнице.