ожерелье

 
Колчанова А.Г.    Ожерелье:  сборник эссе.
Изд-во  хххххххххх    2015г.-ххх стр.
Почему «ожерелье» ?  Это не простое ожерелье, а ожерелье из камешков, выброшенных на берег рекой времени и нанизанных на нить воспоминаний.
Камешки большие и маленькие, отшлифованные и «не очень». Независимо от этого, все они дороги автору. 
Иногда жизнь преподносит подарки, которые не унесешь в сумке, не увезешь на большой машине, не спрячешь в кармане. Эти подарки остаются у нас в душе. От этого они не становятся менее  ценными, наоборот, в большинстве случаев, ценность этих подарков намного больше тех, которые можно подержать в руках или надеть на себя».
А, не хотелось ли и Вам  переложить то, что накопилось в душе за годы, на бумагу?
 
В современном мире действуют какие-то новые законы времени,
которые заставляют нас торопиться, стремиться, успевать, — и на такой скорости в карусели жизни многое для нас становится неуловимым. Нам недоступны и пролетающий мимо пейзаж, и бегущие впереди лошадки, и, тем более, их пассажиры...
Читая своеобразные повествования Анны Колчановой, всякий раз погружа¬ешься в осо¬бенное волшебное состояние человека, кото¬рый вдруг оказался один в пустом парке среди угомонившихся аттракционов …
И можно часами бродить между карусельных фигурок, разглядывая следы времени на них, вспоминая или придумывая для каждого, даже едва заметного следа, — свою трогательную историю.
Эти истории не несут в себе бурного развития событий или пылких страстей, в них нет ни детективных расследований, ни сенсаций… Они предельно просты и откровенны. Но в мире этих историй всегда любопытно. Может быть, потому, что всё, о чём они нам рассказывают,
и есть – наша жизнь.
---
C уважением,                Владимир Дерксен — руководитель Центра Развивающих Технологий и активного Отдыха "ПРОСТОР"  г. Пермь 


   Сказки старой «обокружки»
       Принцип колбасы
   Мы — дети застойного времени.
                Застойными называли семидесятые-восьмидесятые годы ХХ столетия.
   Эти годы почему-то об¬ходят внима¬нием,                как не су¬ще¬ствовав¬шие или несуществен¬ные. 
 Но «застойным» этот период в жизни страны и горо¬дов — столич¬ных и про¬винциальных — был только в по¬ли¬тике. Это были годы нашего детства и юно¬сти. Мы ста¬вили перед собой ка¬кие-то цели и стремились к до¬сти¬же¬нию этих целей. 
В те годы в СССР песни группы «BEATLES» были почти под запретом.  Но многие мальчики настолько увле¬кались песнями этого ансамбля, что даже стричься стара¬лись «под beatles».   
Песни группы «Чингиз-хан» счита¬лись антисовет¬скими, но эти песни ли¬лись из окон домов.   
   Запрещены были книги Лидии Чарской. Считалось, что детям пере¬довой социалистической страны нельзя читать эти сентимен¬тальные романы.
Почему-то фильм «Интервенция»  был запрещён, а спек-такль москов¬ского театра «Сатиры» «Интервенция» по¬сто-янно передавали по радио. В семидесятые годы, наконец-то, «с полки» сняли фильм «Комиссар».   
 
   Были среди молодёжи «застойного времени» и «доморощенные ХИППИ».
Весь их протест чаще всего заключался в том, что они — и девушки, и парни — хо¬дили с длин¬ными волосами и «хипповали» — прямо на улице, ино¬гда на автобус¬ных остановках, си¬дели на асфальте.
   Стали входить в моду «джинсы» и «корды».
   Фарцовщики толпились на «толкучке» (эту часть Цен-трального рынка иногда называли «барахол¬кой»), про¬давали за «бешеные» деньги мод¬ные штаны и куртки, пла¬стинки с за¬писями ино¬странных во¬кально-инстру¬менталь¬ных групп.
   Духи «Красная Москва» уступили пальму первен¬ства польским духам «Быть может» или «Может быть». Одни духи были женскими, другие — муж¬скими.
Но в те времена ни одна женщина не отказалась бы по-лучить в подарок пу¬зырёк с вышеназван¬ными ду¬хами. Мужчины пользова¬лись одеколоном «Консул».
И поль¬ский, и француз¬ский вариант были востребо¬ваны.    
Именно в эти годы Николай Боярчи¬ков  подарил но¬вую жизнь Пермскому балету.
 Все —  от мала  до велика, — стре¬ми¬лись по¬пасть на ба-летные спек¬такли.
Пермский драматический театр про¬сто блистал та¬лантли-выми ар¬ти¬стами и талантливыми постанов¬ками
 
   Пермский «Театр юного зри¬теля», де¬лив¬ший зда¬ние театра с те¬атраль¬ной труппой «Пермского куколь¬ного театра», ста¬вил велико¬лепные спек¬такли – пре¬красная режиссура, вели¬колепно подо¬бранный ре¬пер¬туар, пре¬крас-ные артисты. 
  Именно в эти годы прямо на улицах можно было встре-тить парней и де¬ву¬шек с гита¬рами. 
  Бардовское движение тоже было од¬ним из сим¬волов  «застойного пе¬риода».
Мы гордились тем, что СССР счи¬тался самым «читающим» государ¬ством в мире.     Чтобы прочитать ту или иную но¬винку, печатаю¬щу¬юся в журналах, «стояли» очереди.
— Но не книгой единой жив человек
 Во второй половине XX века дели¬катесами были не только плюшки, шаньги, ватрушки.
— Эти ве¬лико¬лепные кулинарные изделия хо¬зяйки стря-пали  дома — на кухне.
   К слову сказать, несмотря на то, что это было очень вкусно, — де¬ли¬ка¬те¬сами эти потряса¬ющие ше¬девры домашней ку¬ли¬на¬рии тогда не счита¬лись.   
К деликатесам относились:
— колбаса, далеко не всегда появля¬ющаяся на при¬лав¬ках
продуктовых ма¬газинов нашего города;
— сыр; — кальмары; — майонез (он тогда продавался в 200-граммовых стек¬лянных банках);— сосиски (чаще всего их привозили из Москвы и Ле¬нинграда)  и т.д.
Потом в Перми появилась сеть мага¬зинов «Колбасы».
В этих магазинах висели палки колбас и большие куски копчёностей.
    Запах в этих магази¬нах был просто завора¬живаю¬щий.
Иногда папа (зная мою любовь к этому про¬дукту) брал меня за руку и вёл в один из  этих магазинов, покупал сто граммов ка¬кой-либо копчёной  колбасы «в нарезку».
Тогда мне ка¬залось, что сто граммов — это немало. Прошло много лет.
   Колбас и копче¬ностей на при¬лавках магазинов — пре¬вели-кое множе¬ство. 
Но вкус кол¬басы — и дорогой, и не очень доро¬гой  — почему-то уже по¬чти нико¬гда не напоминает вкус кол¬басы «из детства».
В какой-то момент стала думать: “А вдруг от воз¬раста за-висит, насколько вкусны те или иные про¬дукты из дет¬ства ?” И тут совершенно случайно в одном из про¬дукто¬вых мага-зинов на глаза попалась «нарезка» кол¬басы, кото¬рую почему-то очень захотелось ку¬пить.    Вкус этой колбасы был вкусом колбасы «из детства».
Значит, дело не во мне — дело в колбасе.
Какое-то время не могла найти в концертных залах и театрах Перми спектакля или концерта «к душе».
Ре¬шила, что уже, видимо, душа не от¬зывается на то, что происходит на сцене.
    Недавно повезло побывать в Петербурге – совсем недолгое время. Главная задача — посетить театры се¬верной столицы.  Четыре спектакля на разных театральных площадках.             И все четыре — заставили душу тре¬петать от вос¬торга.
Молодость — это всегда молодость.
            Мы — дети и молодёжь «застойных времен», в душе остались такими же молодыми.
И всегда можем отличить то,
что ПО-НАСТОЯЩЕМУ ХОРОШО, от ПОДДЕЛКИ.
Как приятно осознавать, что дело не в тебе, а в колбасе.
 
Сказки старой «обокружки»
В шестидесятые, семидесятые годы  ХХ столетия «обокружкой» назы¬вали дома, сосредоточенные внутри квад-рата из  че¬тырех кварта¬лов.
Наша «обокружка»  была между ули¬цами Больше¬вист¬ская (Екатери¬нин¬ская), Жданова (Осинская), Куй¬бы¬шева и Кирова(Пермская).
Это был целый мир. Домов было много. Чаще всего, они были одно и двухэтажные.
В 60-е годы вышел указ Н.С. Хрущева,  запрещаю¬щий дер¬жать ¬ в городских до¬мах скот.    Коров и сви¬ней прирезали, а куриц пе¬ревели на чер¬даки домов и втайне держали их там.
    Иногда мы слышали придушенное кукареканье и кудахтанье, доносив¬ше¬еся с чердаков соседних домов.


 
Никто из соседей не доносил на тех, кто нарушал за¬кон, — как-то не при¬хо¬дило в голову.
На улице Куйбышева, недалеко от ре¬сторана «Нева», под навесом прода¬вали самые вкусные пирожки в мире.
Наша соседка–тетя Вера прямо на улице в огромной ско-во¬роде жарила эти пирожки. 
И  тут же, горячие «с пылу с жару» — прода¬вала.
   Мама за¬прещала мне покупать и есть эти пи¬рожки, так как (и она была, конечно же, права) считала, что это вредно для здоровья.
  У нас с тетей Верой был уговор — она продавала мне два пирожка втайне от мамы. Я старалась их съедать сразу же, чтобы мама не уви¬дела.
Многие жители Перми моего поколения пом¬нят и тетю Веру, и эти по¬трясаю¬щие пирожки.
   По вечерам, получив от ро¬дителей по пят¬на¬дцать копеек на кон¬феты, мы с подружкой гуляли по улице Куйбы¬шева, проходили мимо ресторана «Нева», окна которого все¬гда были плотно за¬шторены.
В то время ресторан казался нам «гнездом раз¬врата». На всю улицу гремела «Мясоедовская».
На крыльце, у входа в ресторан,  стоял швейцар в фу¬ражке и шинели — огромный дяденька, кото¬рый время от времени заходил в ресто¬ран и выно¬сил какого-либо клиента,  затем легко выбрасывал.
 
   Когда мы проходили мимо «Невы»,  пытались пред¬ста-вить себе, что же все-таки на самом деле  происхо¬дит за за-шторен¬ными окнами.    Пройдя мимо ресторана, мы шли в магазин «Гастроном и Я» (я долго не могла понять, при чем тут буква «Я»), покупали по 100гр. кара¬мели и шли дальше.
    На улице Кирова жили наши знако¬мые.
   У них был ма¬ленький домик, окру¬жен¬ный деревь¬ями.  Тут были — и виш¬невое де¬рево, и черемуха, и очень много ку¬стов си¬рени.
Этот до¬мик в те времена ка¬зался мне ска¬зочным. В до¬мике жила семья литовских ев¬реев. Мама гово¬рила, что они наши дальние род¬ственники.
Глава семьи был сиони¬стом, он нигде не работал, все время втайне слушал
«Голос Израиля» и мечтал уехать в землю обетованную.   
Он умер, не до¬ждавшись испол¬не¬ния своей мечты, а вся семья:
жена —  тетя Рая,
два сына — Миша и Соломон,
до¬чери —  Соня и  Бася —
 уехала в Израиль в семидесятые и де¬вяностые годы. 

Но то¬гда, во времена моего детства, тетя Рая все время хозяйничала в своём пряничном домике.
Когда она квасила капусту,  я меша¬лась у нее под но¬гами, потому что знала, что мне пе¬репадет не¬сколько вкусных кочеры¬жек.
Тетя Рая в те времена казалась мне старушкой.
Лет через 25, из Израиля, при¬слали фотогра¬фию. С этой фо¬тографии на меня смотрела довольно-таки мо¬лодая красивая женщина, а не та ста¬рушка в платочке из моего дет-ства.
В домах «обокружки» жило не¬сколько семей двор¬ни¬ков. Тогда, в 60-е и 70-е годы ХХ столетия, жителям деревень разре¬ша¬лось уезжать на жительство в го¬род только в не¬сколь-ких слу¬чаях:
— если хотя бы один из членов семьи устраивался ра¬бо-тать дворни¬ком (в этом случае им даже да¬вали жи¬льё недалеко от убираемого участка, чаще всего не¬благо¬устроен-ное, но они и этому были рады);
 — если жи¬тель деревни поступал в ВУЗ или техни¬кум; —  если женился или выходил замуж за  «горо¬жа¬нина»…
Дворниками в Перми (в те годы) работали вы¬ходцы из деревень обла¬сти. Только в 80-е годы всем стали да¬вать благоустроенное жильё и те, кто обя¬зан был рабо¬тать дворником, чтобы всю семью не выслали из го¬рода, по-лучили свободу выбора.
Нам, ребятам «обокружки», было всё равно, из каких семей кто происхо¬дил. Бегали вместе, иг¬рали в прятки и дру-гие игры, бегали по крышам га¬ражей и дровяни¬ков.
Мы ходили в одни и те же кино¬те¬атры:
• «Звезда» (Комсомольский про¬спект),
• «Комсомолец» (ул. Коммунистическая), 
• «Победа» (ул. Орджоникидзе),
иногда сидели в зале на сту¬пеньках (эти билеты стоили 10 копеек).   И если кто-либо из хозяек в нашем доме пёк пи¬роги, ел эти пироги весь дом.
   На улице Жданова стояли дере¬вян¬ные дома, в одном из этих домов был «шал¬ман».
Мы знали, кто содер¬жал притон, куда местные алкого¬лики несли сворованные дома или укра¬ден¬ные с веревок во дворах вещи, кто за¬мани¬вал девчонок,
не по¬ступивших в фармацевтиче¬ский или медицин¬ский институт, для обслужи¬ва¬ния ко¬манди¬ровочных.
Милиция тоже знала. При¬тон перио¬дически разго¬няли, потом он, как фе¬никс из пепла, возрождался за¬ново.
 
Содержа¬тель¬ницей этого притона была потре¬пан¬ная тетка, ни¬когда не расставав¬шаяся с сумкой, за что и по¬лу¬чила кличку «Сумочка». Периодически «Сумочка» исчезала из нашего поля зре¬ния, так  как работала в тюрьме «подсадной уткой».
Местные алкого¬лики тоже имели свои клички: «Чибис», «Голова»…
Спустя несколько лет я пришла рабо¬тать в НИИ¬УМС.
Почти сразу была избрана заместителем по идеологической работе секре¬таря ком¬со¬мольского бюро от¬деления Математического обеспе¬че¬ния.
Как-то раз, ввиду отсутствия на тот момент секре¬таря, пошла на дружину (так называлось в те годы пат¬рулиро¬вание улиц в вечер¬нее время) с представи¬телями коми¬тета комсомола предприятия.
   Мы обходили трущобы нашей «обокружки».
На обратном пути кто-то из мужчин сказал:  “Ну,  кто может вырасти в таких до¬мах?”.
И сам себе ответил: “Бандиты, алко¬голики, прости¬тутки”.    Эта фраза про¬звучала рядом с моим домом.
 “Спасибо, маль¬чики, — проводили”, — сказала я и по-лучила огром¬ное удо¬вольствие, оглянувшись и уви¬дев их расте¬рянные лица.
 
Не так давно в выставочном зале были представлены ра-боты пермских ху¬дожников, кото¬рые отражали на своих по-лотнах старую Пермь.
В одном из залов уви¬дела картину, на которой был дом, в котором я жила с детства, и мой двор.
Что-то прико¬вало меня к той картине.
    Мне так хотелось забрать ее с со¬бой, но денег та¬ких у меня, конечно, не было.
С каким трудом я уходила от этой кар¬тины,
от моего детства и моей юности,
от родного дома.
 
Осень  «обокружки» 
   Как всегда в сентябре, горожане де¬лали заготовку овощей на зиму.
   На всех улицах города то тут, то там по¬яв¬лялись не-большие торго¬вые «точки» для продажи карто¬феля, мор¬кови, в октябре — капу¬сты.   
Папа брал тележку, — и мы с ним от¬правлялись на «заготовку овощей».
Штук 8 меш¬ков картофеля «на зиму», морковь и свёкла хранились потом в «подполе».
   В нашей квартире подполом было небольшое поме¬ще¬ние рядом с быв¬шей «парадной дверью».  Вход в этот «подпол» был с кухни.
Часть кухон¬ного пола служила крыш¬кой «подпола».
Крышку подни¬мали за железное кольцо. Вниз вела лест-ница, кото¬рая раньше служила для того, чтобы хо¬зяин и его семья могли под¬няться в дом.
 
На углу улиц Большевистская и Куйбышева был лю¬бимый гастро¬ном, в котором работала соседка — тётя Маруся.
Она работала в «конфетном» отделе и угощала ма¬лы¬шей кон¬фетками. A ещё — во дворе этого гастронома (осенью) продавали «дефициты».
К «дефицитам» в 60-е годы относи¬лись: майонез, ку¬ри¬ное яйцо, кон¬сер¬вированные помидоры и огурцы – «импортные».
Хозяйки (наварив, насолив, на¬мари¬новав, насушив, наморозив вся¬ческие «за¬готовки на зиму») ис¬правно сто¬яли в очере¬дях за венгерскими, болгарскими  консер¬виро¬ван¬ными то¬ма¬тами и огур¬цами.    Так вот, осенью кто-то как-то узна¬вал, что во дворе га¬стро¬нома будут прода¬вать «дефициты».
 Взрослые и ребятня, включая ко¬ляски с малы¬шами, двигались в сто¬рону двора гастронома.
Записывались в очередь. Перио¬ди¬чески кто-либо на время уходил, пре¬дупредив  «ответственного-за-очередь» «чтобы не теряли».
 
«Ответственные-за-очередь» даже на ночь оставались во дворе, чтобы оче¬редь не нарушалась.   
Когда чья-либо очередь подхо¬дила, он поку¬пал «дефициты, находящиеся в наличии» по количеству представ¬лен¬ных в очереди членов семьи, не¬взирая на возраст.
На «грудничка» также выдавали и кон¬сервы, и майо¬нез.    Несколько лет спустя га¬строном снесли, на его ме¬сте стали строить дом быта «Алмаз».
    Местные ребя¬тишки ходили «поглазеть» «на стройку».
                Всем было интересно, ка¬ким же он бу¬дет – этот «Алмаз».
 
ПомоеШный кот
          Этот очаровательный белый котенок появился в нашем доме, когда мне было года 4.
Мама уже полгода лежала в боль¬нице. Папа метался между домом и ра¬бо¬той.
А дома его ждали три дочки.
Я была самой малень¬кой.  Дину отдали учиться в интернат, иногда она приезжала домой, а так — почти все время жила там. Старшей сестре было тогда лет 13.
А тут, в доме — ма¬ленький котенок. Беленький, пушистый с двумя чер¬ными полосками между ушей.
Так его и назвали – Пушок. Малыш вошел в дом на правах хозяина.
Когда он подрос, его стали выпускать на улицу.
Вот тут-то и про¬явилась его пиратская натура.    Он бегал по помойкам, несмотря на то, что дома его кормили не¬плохо. Приходил домой грязным, с горя¬щими глазами, иногда со следами битв.
    Гордый был кот. Не признавал несвободы. Иногда гу¬лял дня по три. Но всегда возвращался домой. Был он сильным, жилистым, пушистым и очень кра¬си¬вым, что обнаруживалось, если он давал помыть себя.   
Даже дворняжки из соседних (с нашим) дворов в испуге поджимали хвосты и , повизгивая, прятались, кто, где мог, когда этот король выходил  во двор.  Грязен он был постоянно, блохаст.
             Папа не всегда успе¬вал отмыть этого бандита. Бандитом его называли наши соседи с первого этажа, у которых он с кухни через решетку в окне воровал куски мяса. Они обещали, что если поймают его, то мо¬гут и убить.
Больше всех Пушок любил меня. В холодные ночи он приходил ко мне, залезал под одеяло и согревал своим теплом. Если я сидела на сундуке у печки, Пушок за¬пры-гивал на печку и выглядывал оттуда.
   Иногда он приносил домой охотничьи трофеи. Как-то раз, услышав мяуканье за входной дверью, я подо¬шла, открыла дверь, за ней стоял гордый Пушок, держа в зу¬бах придушенную крысу. 
   Есть её он не собирался, но поймать и придушить — не мог отказать себе в этом удовольствии.
С сильным визгом отскочила я от двери, Пушок про-дефилировал в гостиную, положил свой трофей по¬среди комнаты под стол и гордо удалился спать.
Мы разбежались по своим комнаткам и уговаривали папу выбросить крысу.
Папа  сказал нам, что это охотничий трофей Пушка,— и он (папа) не имеет права выбрасывать чужой тро¬фей – пода-рок семье. Потом он сжалился над нами, взял крысу за хвост и выбросил ее на улицу.
  Когда я в первый раз надолго уезжала, Пушок пошел провожать меня.
Мы прошли достаточно много, я по¬вер¬нулась к нему и попросила идти домой. Он остано¬вился, долго смотрел нам вслед, потом повернулся и понуро пошел домой. Когда я пошла в школу, он тоже провожал меня.
 Потом он исчез. Я очень надеюсь, что Пушок, как все кошки, ушел умирать. Соседи клялись, что не трогали его.
Только через тридцать лет, поглядев в умоляющие глаза дочери, я согласилась принять у себя в доме кошку.                --------------До этого, как бы это ни казалось смешным,  считала это предательством по отношению к другу мо¬его детства.
 
Комплекс бедности
То, с чем Вы столкнётесь в этом маленьком исследовании, не является ис¬тиной в последней инстанции, не претен¬дует на какое-либо обобщение.
Просто –  это крик, крик души, которому так хочется вырваться наружу, и уже давненько.
Комплекс бедности.
Это словосочетание впервые я услышала недавно, причём применительно к себе.  “У тебя сохранился комплекс бедности”, –  сказала мне новая знакомая после достаточно продолжитель¬ного общения.
Я, конечно же, задумалась, ведь эта вскользь брошенная фраза очень сильно за¬дела моё самолюбие. В последнее время по¬явилась возможность анализировать то, что происходит со мной, моими близкими, под¬вергать анализу со¬бытия, которые происходят либо со мной, либо с теми, кто рядом со мной.
По полочкам раскладываю и делаю понят¬ным для себя многое из того, что казалось неподвластным и непонятным.
Итак, два понятия: бедность и нищета.
Так что же между ними общего и что отличает одно от другого.
Ещё раз хочу подчеркнуть, что это моё собственное умозаключение, не претен¬дующее на обобщение.
 Бедность — это состояние кошелька.
 
И это совершенно не стыдно.
                И если не «комплексовать» по поводу того, что ты не можешь себе позволить купить понравившу¬юся шубку, т.к. твой кошелёк этого не осилит, будем считать, что эта про¬блема решаемая и это, во¬обще-то, не горе.
В детстве мы умели абстрагироваться от этих проблем.
Ну, не могут родители купить по¬нравившуюся куколку. Да и не горе.
Можно слепить куклу из пластилина и любить эту куклу не меньше, чем  купленную в магазине, шить ей из тряпо¬чек  наряды.
Сами бы дети и не догадывались об этом разделении общества на разные уровни. Переход из одного уровня — в другой был достаточно трудным, а иногда и бо¬лезненным.
Дома нашей обокружки были насе¬лены людьми примерно одного финансо¬вого уровня, одного общественного поло¬жения.
Достаток в семьях был примерно одина¬ков, — и пока я не пошла в школу,  не ощущала ка¬кой-то разницы. Мама, понимая, что когда-либо мне при¬дётся выйти из-под её кры-лышка, воспи¬тывала меня по определённым (иногда очень жёстким) правилам:
• Никогда ни у кого ничего не просить, даже если тебе это очень хочется, а ро¬дители  не  имеют возможности это дать;
• Никогда никому не завидовать, это очень плохое качество, может иско¬веркать душу;
• Стараться не есть в другом доме (даже если ты не просишь, а тебя угощают), потому что мы не нищие, — у нас и дома есть, что поесть.
 И это при том, что все, кто приходил к НАМ в дом,  уже не сопротивляясь, шли к нашему круглому столу, за которым мама угощала гостей такими яствами, кото¬рые они и в жизни-то не пробовали. Из одной курицы мама могла приготовить несколько потрясающе-вкусных обедов; кури-ные потрошки, куриная кожа и сало тоже шли в ход.
Как-то раз кто-то из моих гостей, увидев в тарелке со щами, приготовленными на курином бульоне, куриные горлышки и крылышки, выразил удивление, т.к. в его доме эти потрошки просто-напросто вы¬брасывали.
Много лет спустя к моей дочери в гости зашла подружка. Конечно же, мы её уса¬дили за стол. На обед был любимый кури¬ный супчик с потрошками.
Девочка отодвинула тарелку, с удивле¬нием глядя на плавающие в бульоне аппе¬титные (с нашей точки зрения) куриные горлышки. Её мама готовила обеды лишь из куриной грудки.
                Мы не настаивали.                Де¬вочка всё же пересилила себя, заметив, с каким аппетитом мы уплетаем это блюдо. “А это вкусно”, — с удивлением сказала она и съела весь суп, без остатка, не забыв обглодать отварные горлышки.  -------------
Пойдя в школу, я столкнулась с разде¬лением на «наши» и «не наши».
Достаток в нашем доме был намного ниже достатка в семьях многих моих одноклассников, да и статус был разным.
В те времена в школах было принято ходить в форменных платьицах. Мои фор¬менные платьица были искусно перешиты мамой из форменных платьев моих стар-ших сестёр.
Конечно же, верхняя одежда одно¬классниц отличалась от моей. Мне тоже хотелось иметь такие милые одёжки.
НО … Получив определённое воспитание в семье, я твёрдо решила (для себя) «завидовать не буду, ведь это разрушает личность».
Вот окончу школу, получу высшее об¬разование, — и тогда буду покупать себе  и маме красивые наряды и обувь.
Успокоила себя, прогнала зависть зелёную из души и дум. Гордо отвергала всякие «подачки». Заставила родителей отказаться от матери¬альной помощи, которую оказывали школьникам,  достаток в семьях которых был ниже, чем у других.
“Мы не нищие”, — выдала я в ответ на просьбу учителя передать родителям записку о заявлении на материальную по¬мощь.
«Бедность — не порок». Так называ¬ется одна из пьес драматурга А.Н. Островского, чьё творчество восхищало меня.
Можно быть достаточно преуспеваю¬щим человеком и, одновременно,  НИЩИМ.
Во все времена были люди с разным достатком, предпочитающие при¬нимать, иногда выпрашивать подачки. Зависть занимает в данной ситуации свою определённую нишу.
Лишь бы она, эта за¬висть, не была чёрной. Тогда это очень опасно. Во времена моего детства считалось, что принимать в подарок уже ношеные детские одёжки, неприлично.
“Мы не нищие”, — гордо заявляли мамы и бабушки, хотя, уже сейчас пони¬маешь, что это было глупо.
Почему бы не принять милые, незано¬шенные одёжки, достающиеся по наслед¬ству от уже выросших ребятишек.
Правда, в те времена детская одежда стоила очень дёшево.
Но купить её было сложно, т.к. продава¬лась она нечасто.
Принимали такое подноше¬ние лишь люди, находившиеся за чертой бед¬ности.
         Остальные — гордо отказывались.  Сложные 90-е годы ХХ столетия научили к этому вопросу относиться по-иному. После того, как одна моя знакомая — дама из очень обеспеченной семьи, выразила радость при упоминании о том, что её маленькому сынишке отдали милые одёжки, я поняла, что принимать такие подношения вовсе не стыдно, тем более, в те годы цены на детскую одежду зашкали¬вали.
Но просить, — как и в былые времена, никогда себе не позволяла.
 А одежки и другие вещи после вы¬росшей дочки доставались детям и внукам моих друзей. Я знала, что они не обидятся, а обрадуются.
Вроде бы, из вышесказанного следует, что я всё понимаю, да и достаток в МОЕЙ семье позволяет одевать дочь и одеваться самой красиво и модно.
Но, тем не менее, вывод, сделанный чело¬веком из моей новой, достаточно успешной жизни, о «комплексе бедности», как ржавчина, въевшемся в мою душу, объясняет многое из моих поступков, моего мироощущения.
Следы от уколов, полученных в детстве и юности, остались и сейчас.
Никакие замазки, кремы, гели не в силах стереть их из души.
Главное, не растить их, не холить и лелеять. То, что было в течение всей жизни, не сотрешь ластиком. Надо прини¬мать себя таким, какой ты есть, стараться не врать себе и окружаю-щим.
Если уж в тяжёлые времена ты не скатился до «нищеты», то не надо «червоточить» душу разными определени¬ями.
Не стоит принимать близко к сердцу обиды от людей, которые для тебя не очень-то много и значат.
 И не нужно «вползать в прокрустово ложе» лишь потому, что кто-то хочет тебя туда затолкать.
Главное, не поступаться гордостью, пусть это будет гордость «бедного человека».
Гордость — это всеобъемлющее понятие, не признающее границ и уровней.
Будь честным, будь гордым, не позволяй себе унижаться, старайся не унижать других.
Вот этих принципов нужно придерживаться,
не стоит из-за минутных благ предавать себя — потом не простишь себе этого.
Это был крик души – простите,
если сможете,
поймите, если захочется. 
Тоже человек
Конец застойных времен. Улица Большевистская. Весна. Уже не день, но ещё и не вечер. Людей на улице немного.
Общее внимание привлекает небольшая группа милиционеров.
  Два молодых милиционера в чине ка¬пи¬тана осторожно ведут под руки пол¬ковника, явно пере¬бравшего горячитель¬ных напитков. Идти сам — полковник не в состоянии.      Папаха упала ему на глаза. Немногие попадающиеся на их пути люди, пряча улыбки, стараются быстрей пройти мимо.
 И тут, на пути этой живо¬писной группы — двое «синяков» — двое спившихся людей, в од¬ном из которых с трудом можно признать женщину.
Они стоят и с состраданием глядят на полковника, даже не скрывая своего любопытства. Милиционеры приближаются к «синякам» и, не останавливаясь, — на ходу, тихо, но довольно-таки жестко пытаются прогнать зрителей: “Проходите, нечего тут смотреть”.
Спившаяся, чумазая тётка, ничуть не стесняясь окружающих, глядя с пониманием и сочувствием на пьяного полковника,
громко произносит в ответ на по¬пытки милиционеров прогнать их:
“Да что Вы, он ведь тоже человек”.
 
Делим по-братски
Училась я тогда, кажется, в 6-м классе.
Мама почти всегда была дома.
Ну, по крайней мере, мне в то время  не приходилось не только готовить, но даже разогревать себе обед.
 Как-то в голову не приходило, что не всем девчонкам и мальчишкам мамы подавали обед. Их папы и мамы днем  работали, поэтому многие мои сверстники были приучены к самостоятельности.
Как-то раз я пришла в гости к своей подружке. Та была дома. Кроме неё, дома была только её сестра, на два года постарше нас.
Когда я поднималась по лестнице на второй этаж (лестница тоже была в их квартире), они чем-то были заняты в кухне. Из кухни доносились вкусные ароматы.
Поднявшись по лестнице, я зашла на кухню.
На большой сковороде, стоявшей на элек¬трической плитке, жарилась невиданной красоты яичница.
Сёстры стояли около плитки, глотая слюнки в ожидании окончания действа.
Блюдо готово. Старшая — предложила младшей поделить яичницу «по-братски», т.е. пополам. Та согласилась.
Яичницу поделили. Сели обедать.
Старшая сестра быстро управилась со своей долей.
Младшая — смаковала каждый кусочек, поэтому её доля на тот момент почти не уменьшилась. Старшая — предложила младшей поделить то, что у той было в тарелке, «по-братски», т.е. пополам.
Как отказать старшей сестре — согласилась.
Всё повторилось сначала.
Кто бы мог подумать, что всё повторится ещё раз?
И каждый раз младшая, предполагая, что это уже в последний раз, — и больше у неё не отберут часть её доли яичницы,  не спешила расправиться с остатками обеда.
Снова и снова она делилась с сестрой своей долей и даже не заплакала, хотя слёзы стояли в глазах.
Я оказалась случайным свидетелем этого «спектакля»… И почему-то не вмеша¬лась, почти что загипнотизированная тем, что происходило у меня на глазах.
А трагедия это была,
драма или комедия — я для себя
так и не решила.
 
 
Насмешка Джоконды
ДЖОКОНДА, "МО;НА  ЛИ;ЗА ДЕЛЬ ДЖОКОНДА  (итал. Mona Lisa del Gioconda) — шедевр живописи, картина, написанная Леонардо да Винчи (1452—1519), выдающимся художником Итальянского Возрождения...
     В те 70-е,80-е годы ХХ столетия был  такой феномен — пермские бабушки, ночевавшие в театральном скверике  у Оперного театра, отмечались в очереди за билетом на балетный спектакль и очереди за куском сливочного масла в Центральном гастрономе (на одной стороне ладони – номер из одной очереди, на другой — номер из второй).
 1974 г. В нашу страну — Советский союз — с огромными предосторожностями доставили  картину Леонардо да Винчи —   ДЖОКОНДА.  Экспозиция  была в Москве, в музее им. А.С. Пушкина.  Москвичи и гости столицы по нескольку суток стояли в очереди, чтобы увидеть эту картину. Тем летом, успешно сдав выпускные экзамены в школе, я тоже была гостем столицы. Меня бы не поняли  дома, если бы я не побывала в музее и не полюбовалась  великой картиной. Нам с подружкой очень повезло: в очереди мы простояли всего несколько часов, нас даже добрые люди отпустили пообедать, пообещав сохранить очередь, что, кстати, и выполнили.       
Очередь подошла. Мы с трепетом зашли в огромный затемненный зал, по всему периметру которого стояли люди - в-черном.
       Очередь медленно продвигалась по залу, где почти под потолком висела небольшая, снизу похожая на открытку, великая картина.
Если кто-либо пытался остановиться, чтобы хоть чуть-чуть  получше  рассмотреть великую картину.—  «МО;НА ЛИЗА ДЕЛЬ ДЖОКОНДА», раздавалось тихое, но вполне слышимое «проходите, проходите».
Чем-то это действо напоминало посещение мавзолея  В. И. Ленина, только там тихий текст был «ступеньки, ступеньки…», чтобы, не дай бог, никто не споткнулся и не наделал шума.
Вышедшие на улицу «любители прекрасного» растерянно поглядывали друг на друга.
В тот момент многие осознали сермяжную правду, которая состояла в том, что незачем было так долго мучать себя стоянием в очереди. Но через  какое-то время поняли, что некоторый смысл все-таки в этом был.
В интеллигентной компании было модно, томно закатив глаза, снова и снова вспоминать о том, как «я видел Джоконду».
PS: Честно сказать, что-то было в том, что в то время люди стояли подолгу в очереди для того, чтобы соприкоснуться с прекрасным  и, может быть, я просто завидую тем людям, кто, даже находясь на большом расстоянии от этой великой маленькой картины, смог  почувствовать энергетику, которой она  была пропитана .
***

 
Детство кончилось
    Здравствуй, Нюся
Посвящается безвременно ушедшему от нас другу
Уходят, уходят, уходят друзья. Одни в никуда, а другие — в князья. Уходят мои друзья…
Александр Галич
Моё имя не нравилось мне с самого детства. Напрасно добрые взрослые приводили всяческие взрослые аргументы для того, чтобы убедить меня, что у меня очень красивое имя. Один из аргументов: “Твоё имя имеет множество вариаций – Анна, Нюра-б-р-р, Нюта — ничего, вроде бы, Анюта, Нюся и …”.  А мне почему-то нравились совсем другие, очень популярные во времена моей юности имена: Наташа, Лена. Вот у моей бабушки было три имени.
Последнее имя — Хая, означающее «жизнь».
А у меня — одно, неизменное.
Нюсей меня называли двое моих одноклассников. Только им я позволяла так себя называть. Признаюсь, мне это было даже приятно.
Иногда от них мне прилетали записки, которые начинались с греческой буквы ; (ню).
;ся, привет…
…………
Эти мальчишки никогда не обижали меня. Помогали, если просила. Олежек мог выслушать в трудную минуту и поддержать.
Школьное время пролетело.
 Сразу после окончания школы Олежек, один из всего класса, не поступил в ВУЗ. -----
Вот, всем классом, мы и провожали его в армию.
В конце вечера он пошёл провожать меня. Сказал, что будет писать письма.
Года не прошло.
Я спешила по делам. А, надо сказать, классе в девятом зрение у меня ухудшилось, но очки носить я тогда стеснялась, тем более на улице я и без очков ориентировалась.
 Правда, иногда от друзей и знакомых получала выговор за то, что не здороваюсь с ними. Прощали, когда призналась, что зрение упало.
Ну вот, спешу я куда-то, – и вдруг: “Нюююююсяяяя”.
– “Это не меня. Колька в поездке, Олежка – в армии”. Бодро бегу дальше.
И опять: “Нюююююсяяяя”.
Ко мне бежит оооооооооочень высокий военный.
Пригляделась. 
Это был Олег, приехавший в отпуск.
Отпуск быстро растаял.
И опять: “Здравствуй, Нюся, поздравляю тебя и твою маму с праздником…”.
Тёплые послания из армии. Я храню их не один десяток лет.
Олег вернулся, поступил в университет.
Он построил свою жизнь.
 Вырастил троих сыновей…
------------------------------
А я не хочу верить, что больше не услышу
его голос: “Здравствуй, Нюся”.
 
Кукуруза
Университетские годы не прошли для меня и сокурсников даром не только потому, что это были  годы накопления знаний по профессии, но и потому, что это были годы становления личности.
Мы уже, вроде бы, и взрослые; но детство крепко держит нас в своих ручках, не желая отпускать, да и мы сами не очень-то рвёмся полностью от него отойти.
Лето в студенческие годы — маленькая жизнь. Летом, после сессии, можно просто отды¬хать или поехать в «строительный отряд», чтобы заработать деньги и научиться чему-либо, помимо основной профессии.
Словосочетание «строительный отряд» относилось не только к настоящим строительным отрядам, где студенты строили дома, фермы и другие строительные объекты, но и к работе в Молдавии и на Украине, в колхозах и совхозах, в качестве дешёвой рабочей силы на полях и в садах.
К «строительным отрядам» относился, например, отряд пионерских вожатых и проводников вагонов.
1975 год. Нам уже 18 лет. Летом многие из нас решили поработать в Молдавии.
Почти все из нас предполагали, что мы будем (не перетруждаясь) собирать яблоки и виноград.
“Наедимся вволю фруктов”, – глотали слюнки студенты, собирающиеся на два месяца поменять Пермь на Молдавию. Тогда всё было серьёзно.
Во главе нашего отряда стояли командир и комиссар.
Среди тех, кто поехал тогда в Молдавию, почти не было студентов, родители которых жили в деревне. Эти ребята знали, что такое «труд на полях», тем более заработать в этом отряде было невозможно.
На лето большинство деревенских ребят записывались в настоящие строительные отряды. Там они могли хорошо заработать и научиться штукатурить, работать с деревом и многому другому — тому, что могло пригодиться в дальнейшей – взрослой жизни.
Вот мы в пригороде Тирасполя. Большое здание интерната распахнуло перед нами двери.
Неплохо.
В столовой нас очень вкусно накормили.
Неплохо.
Потом ознакомили с тем, чем мы будем заниматься на следующий (и ещё два месяца) день.
Расписание:
— подъём в 5-30;
— 1-й завтрак в 6-00;
— работа на полях с 6-30 до 9-30;
— 2-й завтрак в 10-00;
— работа на полях с 10-30 по 13-30;
— обед в 14-00;
— свободное время с 14-30 по 21-00;
— линейка в 21-00;
— отход ко сну в 22-00.
В общем-то, неплохо. А сколько свободного времени…
Ограничения:
— в Днестре купаться нельзя (на улице+40 градусов), т.к. в воде может быть инфекция;
— в канале, проходившем через весь город, купаться нельзя — опасно;
— ездить в Кишинёв, Одессу — нельзя (просто нельзя);
— возвращаться из Тирасполя нужно  не позднее 20-30 (на вечерней линейке должны присутствовать все … посещение театра отпадало само собой).
-----------------------------------
— В Днестре — купались.
— В канале — купались.
— Вечерние линейки частенько игнорировали.
------------------------------------------
 
1-й рабочий день.
Нас распределили по бригадам. Рабо¬тать мы должны были в семеноводческом совхозе—филиале Кишиневской сельско-хозяйственной академии наук. Какие там — фрукты.
Совхоз-то занимался, в основ¬ном, выращиванием овощей, арбузов, дынь.
Вечером предыдущего дня нас преду¬предили, что в целях безопасности, мы должны укрывать от палящего молдавского солнца ноги по щиколотку и плечи, т.к. эти части тела сильнее других подвержены ожогам.
Одеты мы были, кто как. После вечер¬него предупреждения я оделась самым подходящим (для сельских работ) обра¬зом: коротенькое платьице с рукавчиком «фонарик», на ногах — белые носочки и блестящие шлёпанцы на танкетке.
Местное население получило большой заряд веселья при взгляде на нас.
Думаете, только я тогда оделась подобным образом?
Конечно же, — нет.
После первого завтрака мы поехали на ра¬боту в больших крытых машинах. Приехали.
Нам показали фронт работ — огромное поле, засаженное какими-то зелёными листиками — (сказали) капустой.
Наша задача состояла в том, чтобы пропо¬лоть капусту.
Каждому дали в руки странное орудие, напоминавшее нечто, виденное большинством из нас только в учебнике ботаники.
Попытались объяснить, как это орудие действует.
Я взяла в руки эту деревяшку с железякой на конце и изо всех сил пыталась делать то, чему меня только что научили.
Иду этак по полю, в красном платьице, в белых носочках и блестящих шлёпанцах. Продвигаюсь, конечно же, медленно.
И вдруг слышу: ”Девочка, а ты сапку-то раньше в руках держала?”.
Оказалось, за мной уже давно наблюдала женщина — работник совхоза. Она-то и решила мне помочь.
Конечно же, сапку я в руках раньше не держала. Мало того, не подозревала, что странная конструкция в моих руках назы¬вается «сапка».
Добрая женщина метров сто показывала мне, как полоть капусту.
“ Поняла? ”, — спросила она.
Услышав мой нахально - утвердительный ответ, оставила меня наедине с «устройством для прополки».
Я опять двинулась самостоятельно вперёд.
Естественно, мои действия со стороны вы¬глядели жалким подобием прополки и вы¬зывали у «специалистов» или жалось, или смех, или то и другое вместе. 
Я двигаюсь дальше и вдруг опять слышу: ”Девочка, а ты сапку-то раньше в руках держала?”.
Оказалось, за мной уже давно наблюдал мужчина  — работник совхоза. Он-то и решил мне помочь. Добрый человек метров сто показывал мне, как полоть капусту.
Ура, едем на второй завтрак.
И снова — сапку в руки и — пошла.
----------------------------------------
После обеда — никто не отказался от ти¬хого часа-двух-трёх.
Утром следующего дня чуть не плакали, разглядев загар:
— плечи белые;
— место, где были носочки, тоже не заго¬рело;
— то, что загорело — уже коричневого цвета.
Самое смешное — несмотря на то, что сбросив носочки и фонарики, я храбро под¬ставляла солнцу плечи и ноги в течение 2-х месяцев, загар всё равно полу¬чился разной степени насыщенности.
Понемногу привыкли к тяжёлой работе. После прополки капустного поля с месяц не появлялись в тех краях.
Каково же было наше удивление, когда мы, проезжая мимо нашего капуст¬ного поля, увидели разросшиеся вилочки капусты.
Честно говоря, мы и не надеялись, что после прополки что-либо вырастет, потому что тогда, случайно срубив капустный росточек, мы (по общему согласию) присаживали его обратно, чтобы нас не наказали. Делали мы это довольно-таки часто.
От сердца отлегло, когда увидели красиво-зеленеющее поле капусты. Чаще всего мы работали на полях, со¬бирая элитные плоды огурцов и помидо¬ров.
Километровый рядок — попробовали бы Вы пробежать с двумя полными вёдрами на ближнюю сторону поля – ящики, куда нужно было высыпать со¬бранные нами плоды, стояли только по краям поля. Пололи, собирали, — работа есть работа.
 «Без дрожи» уже не могли смотреть на огурцы и помидоры.
Как-то раз задачу поменяли. Мы должны были собирать семена лука.
Впервые увидела целое поле высоких лу¬ковых перьев.
На кончиках перьев были шапочки с семенами. Этот лук специально высаживали «на семена».
Каждому из нас выдали по большому бумажному мешку, куда мы должны были складывать «шапочки» с семенами.
Что-то заставило меня в процессе сбора поднять голову и рассмотреть то, что происходило на луковом поле. 
Это очень напоминало сцену из кино¬фильма о рабах.
Загорелые «рабы» с бе¬лыми повязками на головах медленно дви¬гались по полю, собирая семена лука.
Шапки семян почему-то очень напоми¬нали коробочки с хлопком на хлопковых плантациях.
Страшновато всё это было.
После трудового дня на луковых план¬тациях, долго не могли отделаться от шлейфа лукового запаха, который навяз-чиво следовал за нами.
Признаюсь, чтобы как-то разрядить обстановку во время работы и как-то раз¬веселить членов бригады, пересказывала им сюжеты книг, реальные сюжеты из жизни.
И мне хорошо, и людям приятно.
Слушал мои рассказки и приставлен¬ный к нам в качестве распределителя ра¬бот сту¬дент Кишинёвской сельскохозяйственной акаде¬мии.
Развезёт всех по полям, выдаст днев¬ную норму работ — и опять к нам —  рассказки  мои слушать.
Я и не предполагала, во что это может вылиться.
Тот день начинался, как и все преды¬дущие — после первого завтрака мы рас¬селись по машинам и поехали на работу. Совхозный бригадир (тот самый моло¬дой молдаванин) ставил очередную бри¬гаду студентов на участок работы; осталь¬ные ехали дальше.
Наша бригада тоже до¬ехала до места работы. Мне было дано указание «не выходить с ними из машины».
Так всех и расставили по местам. Только я и совхозный бригадир ехали всё дальше.
Наконец машина остановилась.
Мы вышли. Это был край кукурузного поля. Наш совхоз на весь мир славился «своей сахарной ку¬курузой».
Поле кукурузы напоминало джунгли.
Бригадир вручил мне сапку и дал ука¬зание «полоть кукурузу», которая была намного выше моей макушки, — и уехал. В радиусе нескольких километров — ни одной живой души.
Иду я этак по джунглям кукурузы, «сапаю» какие-то сорняки. Попробовала початок кукурузы — вкусно.
        Вот так — до приезда бригадира штук двадцать початков «уговорила».
Через какое-то время, когда я уже вконец отчаялась, появилась наша машина, из неё выпрыгнул бригадир,  взял из моих рук сапку и выдал:
“Значит так, я буду кукурузу «сапать», а ты мне сказки рассказывай”.
Так вот, в чём была причина моего «кукурузного одиночества»…
 
Ну, так и сделали:
— он «сапал»;
  — я ему сказки рассказывала.
И так — до обеда…….
По дороге до¬мой я несколько раз просила водителя оста-новить машину.
Спросите «зачем?».
Отвечу:
”А Вы НЕ ПРОБОВАЛИ ЗА ОДИН РАЗ
СЪЕСТЬ 20 ПОЧАТКОВ КУКУРУЗЫ,  — А?”
 



 
Попутчики
    70-е годы ХХ столетия. Поезд — основное средство связи между городами. Иногда за один или два дня   можно было узнать довольно-таки много о людях, с кем довелось делить купе в плацкартном вагоне. Впитывала эти истории, как губка. Зная, что, скорей всего, больше не встретимся, соседи по купе, не стесняясь,  рассказывали о своей судьбе, которая переплелась с судьбой всей страны.
История первая
      Мне 20лет. Поехала в Юрмалу отдыхать. Поехала одна.
       Со мной в купе вагона поезда – немолодой мужчина и пожилая женщина. Женщину провожала тоже уже не очень молодая дама. Проехав несколько часов молча, разговорились. Соседи по купе вдруг стали вспоминать о войне. Он был с Украины. Во время войны жил с матерью в селе. С болью в голосе рассказал, как он, еще мальчишка, видел и запоминал все, что творилось вокруг.
В село вошли фашисты. Выбрали старосту из местных жителей.
Село было зажиточное. Дома крепкие. И вот старосте приглянулся дом, он пошел к немцам и доложил, что хозяин этого дома – коммунист.
  Тех, кто жил в этом доме, расстреляли. А дом достался старосте. Мужчина тогда объяснил мне, что «если бы свои  не предавали,  людей погибло бы намного меньше».
 
Предавали не только старосты или полицаи, но и просто жадные до чужих вещей, завистливые люди. Для меня это стало открытием. 
Прослушав историю соседа, подключилась к разговору и ехавшая с нами женщина.
“Вот вы видели провожавшую меня женщину? “,—  спросила она. И не дождавшись ответа, продолжила: “Это моя племянница, из нашей деревни только нам, двоим, удалось  спаслись”.
 Была эта женщина из Белоруссии. Жили с родителями в деревне. Зачем-то понадобилось ей, тогда молодой девушке, сбегать в соседнюю деревню. Задержалась там на несколько дней. Когда вернулась домой, ее встретило пепелище.
Жителей в деревне не было – никого. Ей хотелось найти хоть кого-нибудь.
 В небольшом перелеске у колхозного поля услышала тихий плач. Пошла туда. И, к счастью, увидела спрятавшуюся в кустах  9-летнюю девочку.
Девочка была ее племянницей. Она-то ей все и рассказала. Рассказала, что пришли в деревню фашисты, собрали весь народ и погнали в лес. Среди тех, кого гнали, были мужчины, не успевшие уйти на фронт, старики,  женщины, дети.
 Отец девочки взял на руки маленького сына и  пошел вместе со всеми. Когда стали расстреливать, он бросился с ребенком в лес, девочка  побежала за ними. Отца нашла пуля немецкого солдата. Малыша тоже пристрелили.
 
Из всех, кто был там, спаслась только она, тихонько, как мышка, просидевшая в кустах. Деревню потом спалили.   Вот и остались они вдвоем. После войны старшая из девушек вернулась в Белоруссию, а ее племянница  так и не смогла убедить себя вернуться в родные места.   
История вторая
      Студенческая пора. Очень хотелось побывать в  Ленинграде.
Сами, без путевки, поехали в этот прекрасный, независимо от времени года,  город.
Попутчиками была очень милая пожилая супружеская пара. Жена — уже немолодая деревенская женщина.
Муж — шустрый дяденька невысокого роста. Он постоянно старался во всем угодить жене. Все время интересовался ее самочувствием. Мы даже позавидовали им.
Немногие из наших знакомых смогли сохранить такие отношения за столько лет брака. Муж пошел в вагон-ресторан,  который находился через несколько вагонов от нашего.  Пока он ходил, женщина рассказала нам историю своей жизни.
   До войны они с мужем, столяром-краснодеревщиком, жили в деревне. Родилось у них двое детей. Жили неплохо. Муж был мастером, каких поискать. Зарабатывал неплохо. 
Жить бы да жить,— но тут началась война. Его забрали на фронт, как и других мужиков. В деревне остались одни бабы. Голодали. Старались как-то вытянуть ребятишек.
 
Муж пропал без вести. Помощи ждать было неоткуда. Работала она, как и все деревенские бабы, на износ. Удалось выжить, вырастить детей.
Война подошла к концу, но в деревнях еще долго были ее отзвуки — голод, нищета. Многие правдами и неправдами выбирались в город.  Она не поехала.
Тем временем подросли дети, выучились, жизнь потихоньку начала налаживаться.  Война – не на пользу, унесла  здоровье;  из молодой, крепкой женщины она превратилась почти в старуху.
    И тут в деревне появился гость – ее бывший муж. Оказалось, не погиб он на фронте. Участвовал в боях за Ленинград. Познакомился там с женщиной, после войны остался в Ленинграде, благо, такие мастера, как он, всегда и везде востребованы.
Так и жили они с новой женой вдвоем; детей им бог не дал. Да тут горе случилось, жена умерла.
И остался он один-одинешенек на всей Земле. И вспомнил он про свою брошенную семью. Разыскал жену. Дети выросли, обзавелись семьями,  жили отдельно. Упал в ноги своей первой жене. Попросил прощенья. Сказал, что будет беречь и любить ее до конца жизни. И она согласилась поехать  к нему, в Ленинград.
Но теперь она была королевой. От ее желания зависело, как им дальше жить. Бывший муж готов был носить ее на руках. И вот ехали они, два уже очень пожилых человека, в Ленинград. Вот так судьба расставила все по своим местам.  Только через много лет этот человек понял, какое преступление совершил он, предав семью, жену, детей и решил искупить свою вину всей своей оставшейся жизнью.
***










 
А, почему бы и нет,—
                подумала я и решила пойти в поход в Октябрьские пещеры. Это дикие пещеры недалеко от станции  Валежная  Пермской области (Пермского края). Очень интересные пещеры. Многие начинающие спелеологи, да и просто чайники, любят эти пещеры.      
Было это, когда учились мы в 8 классе. Много не понимали. Почти ничего по-настоящему не боялись. Это был тот самый переходный возраст, когда бросает из стороны в сторону, заставляет совершать необдуманные поступки.
Именно тогда практикантами по физике в нашей школе были два 20-летних мальчика, которые нам-то казались взрослыми серьезными молодыми людьми. Были они заядлыми спелеологами. Вот и предложили дикорастущим восьмиклассникам гуманитарной английской школы пойти в поход в Октябрьские пещеры. Многие из нас тут же согласились. Да почти все.
К счастью для многих родителей учеников наших двух 8-х классов, в этих семьях имелись домашние телефоны, по которым классные руководители смогли объяснить им, насколько опасен был предстоящий поход. Дети этих родителей в поход не попали. С родителями  15 учеников учителя связаться не смогли. Мы засобирались в поход. В 1971 году декабрь был какой-то странный. Постоянно были оттепели. Лед на речках толком не успел замерзнуть. 

Над снегом на дорогах был наст. Мама долго убеждала меня, что сапоги на каблуках совершенно не подходят к походу с рюкзаком за плечами.
Но меня переубедить тогда было невозможно. Я не представляла себе, как я куда-либо пойду в обуви без каблуков. Мама не стала переубеждать — поняла, что бесполезно, не стоит тратить силы. С каблуками все решилось достаточно просто и быстро. В какой-то момент одной ноге стало комфортно. Выяснилось, что каблук, не выдержав такого издевательства,  отпал где-то сам, второй обломили для пары.
Урок первый – в поход на каблуках не ходят. Преодолевая препятствия в виде наста и тонкого льда на речках, добрались-таки до деревни. Бригадир колхоза предложил переночевать в его избе на полу. Дежурные приготовили нечто потрясающе-вкусное из смеси рыбных и мясных консервов,- и мы крепко заснули.
На следующий день полезли в пещеру. Прыгали в колодцы и ползали по «шкуродерам» — узким и длинным проходам в пещерах. В какой-то момент пришло  ощущение огромной каменной толщи над собой,— и появился страх. Больше я по шкуродерам ползать уже не хотела, да и страсть к пещерам сразу прошла.
А к походам – нет. То, что мы увидели во время этого похода, можно, конечно, увидеть в книжках с картинками, но прочувствовать — нет.
 
Этот поход научил нас многому, главное, показал, что такое настоящая дружба и взаимовыручка.   
                Вот так и пристрастилась к походам, поняла, что это самый лучший вид отдыха.
А, почему бы и нет,—   
        подумала я и напросилась в поход в Октябрьские пещеры. Это было, когда мы учились  на третьем курсе университета. Случайно услышала, что третья группа прикладников (мех-мат, специальность прикладная математика) нашего курса собирается праздновать 8-е марта недалеко от Октябрьских пещер.
Меня поставили предпоследней. Решили лыжи не брать. Весело доехали до станции Валежная. Вышли где-то часов в пять вечера. Уже темнело. В сумерках двигались, вроде бы, вперед. Возвращаясь через несколько дней домой, видели нашу «дорогу жизни», глубокие ямы, которые не засыпал снег за несколько последующих дней.
По ямам можно было определить, что мы кружили достаточно долго. Сдаваться не хотелось. Пройдя один-два шага, проваливались в глубокий снег. Причем, мы, легкие девочки, проваливались чаще, т.к. ножка у нас была меньше. Через некоторое время я обернулась к замыкающему, который безропотно доставал меня из очередного сугроба и попросила бросить меня, он молча помотал головой.
Шли молча, подстраиваясь под слабых. Когда увидели впереди пригорок, просто скатились с него. И тут, когда уже силы были на исходе, увидели тех, кто шел нас встречать.
 
Оставшиеся силы улетели в неизвестном направлении. Подъехавшие лыжники поставили перед собой на лыжи по одному несчастному и привезли нас в деревенскую избу, туда, где нас уже ждали друзья из Педагогического и Политехнического институтов. Студенты-медики, пройдя какой-то отрезок пути, повернули назад.
 В тот момент нам казалось, что мы и шагу не способны сделать после такого перехода. Тем не менее, часа через два  лихо отплясывали с друзьями. Но на следующий день ни в какие пещеры мы не  пошли, просто отдыхали и готовились (морально) к возвращению. Друзья снабдили нас лыжами,— и путь назад до станции показался нам просто волшебно-легким. Было это в 1977 году.
Прошло 5 лет. Самым запомнившимся походом за эти годы был лыжный поход по зимнему лесу Карелии.


 
Счастье
  «Долго будет Карелия сниться…».
          Для меня счастье — быть в ладу с собой. Это я уже сейчас поняла. Мне повезло — было это в моей жизни, точно было, в Карелии.
          Мне 24 года. С сентября по декабрь училась в Питере на ФПК, по приезде мне пояснили, что неис-пользованный отпуск за предыдущий год нужно ис-пользовать в первом квартале следующего, чем неска¬занно удивили, т.к. тогда я считала, что в отпуск ходят только летом.
Пошла в гостиницу «Турист», где нахо¬дился в те времена офис туристической фирмы, кото¬рая распространяла путевки по категорийным  марш¬рутам по стране. На глаза попалось объявление о пу¬тевках в Карелию – 8-дневный лыжный поход по ле¬сам и озерам Карелии. Ну, купила я эту путевку (на лыжах я к тому моменту уже несколько лет не стояла), сработал принцип «храброго зайца», т.е. всего боимся, но идем. Мама, конечно, не обрадовалась, но попро¬сила лишь ехать поездом, а не лететь на самолете.
 Мой тогдашний друг, узнав о путевке, в выходные тренировал меня – учил съезжать с гор; съезжала я в основном на пятой точке,  после чего в понедельник на работе с трудом могла сидеть на стуле.
В Карелию поехала через Москву в пальто и с чемо¬даном.
Наконец-то добралась до Петрозаводска. Поезд при¬ходил туда вечером. До гостиницы нужно было ехать на троллейбусе на другой конец города. Правда, этот конец города был через четыре остановки; дней через десять мы с легкостью пешком преодолевали это рас¬стояние, но тогда уже так хотелось быстрей до¬браться до гостиницы, что словосочетание «другой конец го¬рода» как-то пугало.
Вот и она, самая лучшая гости¬ница Петрозаводска – гостиница «Карелия». Вечером, в день приезда, в баре гостиницы должно было состо¬яться знакомство группы друг с другом и с инструкто¬ром. Боже, как мне все не понравились. Мысль «и чего меня сюда черт занес» постоянно крутилась в голове. Я чувствовала, что народ как-то сразу нашел общий язык, я со своей кислой физиономией произвела на них не лучшее впечатление, это было понятно сразу.
На следующий день нас отвезли на базу, выдали лыжи и комбинезоны,— и мы пошли. В первый же день при съезде с горы я опять со всего маху приземлилась на отбитый еще в Перми копчик, побелев от боли, встала и пошла — кому тут были нужны мои слезы. Спина бо¬лела от кое-как сложенного рюкзака. Вечером первого же дня девушки-туристки из Киева показали мне, как складывать рюкзак, Галя из Подмосковья поняла, что я-человек, которого приятно опекать,— и мы ко-взаим¬ному удовольствию стали общаться,— и все как-то стало менять окрас с черно-серого на светлый.
Ин¬структор наш, несмотря на молодость, оказался пре-восходным человеком и инструктором. Мы за ним были как за каменной стеной.    
 
Понемногу лыжи повезли меня, а не я – лыжи, это оказалось просто здорово. Рюкзак уже не напрягал. Оглядевшись вокруг, я поняла, что в основном вокруг меня очень хорошие люди, а среди них лучший – он, мастер спорта по лыжам из Тарту. Как-то само собой получилось, что он все время был где-то рядом. Нам было, о чем поговорить с этим мужчиной, который был старше и мудрей меня. За восемь дней похода мы смогли разглядеть, кто и чего стоит.
Был в нашей группе мужчина-Венечка лет сорока, который ходил по категорийным (в основном 1 кате¬гории) маршрутам с целью найти подходящую ему в жены девушку;  где-то уже на 2-й день похода нам стало понятно «не там ищет».
Вот, например, я за¬ехала под елку и провалилась в глубокий, рыхлый снег вместе с лыжами, рюкзаком и палками и сама уже не могла оттуда выбраться.
Проезжавший мимо Венечка поинтересовался, как я себя ощущаю в этом сугробе  и, пробормотав «крепкая девочка, сама выбе¬решься», поехал дальше. Следом за ним шел моряк, попавший на наш маршрут исключительно потому, что не смог поехать на Домбай,  взял меня за шкирку, отряхнул от снега (вместе с лыжами и рюкзаком), по¬ставил на лыжню — «поезжай».
Нам повезло, мы ви¬дели настоящее цветное северное сияние, две ночи подряд в тех местах оно было, причем в первую ночь все вокруг было малиновым, а во вторую - бирюзовым. 

Инструктор Олег не поле¬нился, поднимал каждого, натягивал теплую одежду и выгонял на улицу насла¬диться зрелищем. Мы, ко¬нечно, пытались отби¬ваться, это плохо удавалось.
 Все рано или поздно кончается,
 вот и наш вось¬мидневный поход по сказочно-красивому зимнему лесу Карелии подошел к концу.
 Мы настолько привыкли друг к другу, что и в Петрозаводске до последнего дня путевки старались быть вместе.
         Олег прибегал со следующего маршрута к нам каждый день и водил нас в Петровский ре¬сторан - гордость Петрозаводска и в бар «Калевала», где в те дни барменом был «настоящий карел». Все вечера мы танцевали. Поход не прошел даром,— сил, оптимизма — с лихвой.
По Петрозаводску меня носили на руках. Все было чудесно,— нам было хорошо,— и этот свет мы раздавали окружающим. Мы не строили каких-то пла¬нов на будущее, не заморачивались насчет прошлого, жили настоящим,- и оно, это настоящее, было самым настоящим,— самым настоящим счастьем.
С тех пор прошло уже тридцать лет, но мне все равно иногда кажется: позвонят в дверь,
на пороге по¬явится ОН и скажет: «Здравствуй, Анюточка, - как ты».
А, почему бы и нет,— 
   подумала я,— и решила записаться в школу НТП — начальной туристической подготовки (было мне уже почти 30 лет). Там все было серьезно. Всех пришедших разбили на группы и предложили инструкторам выбрать маршрут для первого похода.   Команда подобралась разношерстая.
Толком не познакомились. Инструктор предложил нам собраться у него дома и всем вместе пойти на первую электричку, чтобы доехать до станции Тихая. Деревня,  куда мы направили стопы, располагалась в нескольких километрах от станции.
   Электричка на этой станции стояла одну минуту, т.к. в деревне тогда жителей не было, тем более, дело было зимой, летом дачники приезжали, но и их было не так много. 
Дома в деревне были брошены. Один из этих домов облюбовали для себя туристы. Починили печку, крышу, вставили стекла в оконные рамы.
Дом постепенно приобретал  жилой вид (к сожалению, наезжавшая в деревню молодежь устраивала костры из деревенских домов, не пожалела и наш).  Доехав до станции, получили команду быстро выпрыгивать.
Когда очередь дошла до меня, поезд тронулся. Только крик «прыгай…..» вывел из ступора; прыгнула, за мной — все оставшиеся.
Встали на лыжи. Дороги тогда уже не было. Минут через 10 крепления сломались.  Идти на лыжах уже не могла.
Наши молодые люди крутились около хорошеньких девочек-художниц. Им было не до меня с моими трудностями.
Я сняла лыжи и, проваливаясь в глубоком снегу, со слезами на глазах, молча, поползла вперед.
Дошли до избы.  Расположились, кто где. Встал вопрос, кто будет готовить еду. Продуктов с собой взяли немеряно. Но никто не хотел готовить. Если бы инструктор распорядился, мы бы,  конечно, подключились,— и все встало бы на свои места, но ему этого делать не хотелось, пустил все на самотек.
При обилии продуктов, ходили голодными. Мужчины починили крепление на моих лыжах. Настроение у всех было не самое праздничное.
 
Я тогда в первый раз решила больше по походам не ходить. Но, когда позвали, все-таки пошла.
Потихоньку все встало на свои места. Мы познакомились. Поняли, кто и чего стоит. Подружились. Знали уже, с кем можно, а с кем не стоит ходить в походы.
   25 лет – это немалый срок для нашей крепнущей год от года  дружбы.
А, почему бы и нет,—
подумала я, когда позвали на сплав по реке Усьва в июне. Пошла отпрашиваться у заведующего кафедрой.
 “От вас можно ожидать чего угодно”,- ответил на мою просьбу он, но отпустил, правда, не на три недели, а на две. Это был не обычный сплав. Целью  путешествия было создание всесоюзного планового маршрута по реке Усьва. Нас взяли, в основном, для того, чтобы мы готовили обеды.   Компания, как всегда, подобралась разношерстая.
Во главе всего стоял Виктор Иванович Котов – глава туристического клуба «Компас». Он взял с собой  серьезных мужчин, чтобы те оборудовали стоянки.
На хвост этой команде пали мы - выпускники Школы НТП (начальной туристической подготовки). Кто только тогда не шел в эту школу — и выпускники ПТУ – ребята лет 15-16, и медики, и шоферы, и рабочие заводов,
и инженеры, и  преподаватели ВУЗов, и  воспитатели детских садов, и студенты.
 В этом походе
со многими мы встретились впервые. Во главе «колонны судов» шел большой катамаран «Шкраказябра», за ним — два ПСН (плот спасательный, надувной). 
Мы плыли на ПСН-ах. ПСН-ы  должны были идти рядом друг с другом, чтобы в случай чего помочь друг другу.  Один из ПСН-ов налетел на что-то острое и стал сдуваться.
Мы подплыли к какому-то островку. Мужчины стали ремонтировать «судно».
 
Все это затянулось до вечера.  Так как нам заняться было нечем, пристроились на надутую автомобильную камеру и тупо убивали друг на друге комаров, со стороны, думаю, это напоминало обезьян,  которые друг на друге ловят блох.
  К вечеру капитаны решили сдуть порванный  ПСН, мы потеснились и уже к ночи доплыли до стоянки. Народ с большого катамарана бродил по берегу злой и голодный. Дело было в том, что в этот день МЫ были дежурными.
Никто не  стал разжигать костер и готовить еду до нашего прибытия.  Ждали нас. Голодные, промокшие, в темноте мы приступили к приготовлению еды. Я и мальчик из ПТУ Олежка должны были что-то приготовить в таких условиях. Решили сварить рожки и открыть консервы. С консервами – ладно. Главное,  не прогадать с количеством рожков. Олежек с надеждой посмотрел на меня. Тогда он еще не знал, как меня зовут. “Повар”,— прошептал он, — “сколько рожков-то забрасывать”.
В то время я и сама не знала, сколько нужно рожков на такую большую компанию. Подвести народ нельзя.
Стала считать: “Нам с папулей нужно четыре горсти, значит, по две на брата, сосчитала народ, умножила на два”. Вот это количество рожков забросили в кипящую воду,  считая по горстям. Рожки сварились.
Вторая трудная задача заключалась в том, что рожки нужно было отбросить. Тогда еще не подозревала, что в таких условиях рожки можно отбрасывать через пилу. Сливали воду в речку. И вдруг слышу шепот Олега: “Повар, рожки уплывают”.
 
“Ладно, не все же уплыли”,— также шепотом ответила я. Хватило всей голодной компании. А с Олежкой мы тогда подружились, несмотря на разницу в возрасте — я была старше его в два раза. Он даже стал опекать меня.
Были трудности в этом походе, были незабываемые солнечные деньки, туристическая баня из палатки. Через две недели мы с подружкой сошли с маршрута, на перекладных добрались до дома. Потом часто ходили в небольшие походы вместе с ребятами, с которыми познакомились на этом маршруте.
А, почему бы и нет,—
подумала я, когда меня позвали на туристический слет на выходные. Тем более, компания подобралась хорошая. 
Со многими из них мы ходили на сплав по реке Усьва. Кто-то узнал, что в выходные недалеко от поселка Курашим

будет проходить туристический слет. В пятницу вечером собрались на Перми II, электричек до Курашима уже не было.
Где наша не пропадала, сели на электричку до Кукуштана.
Там пешочком всего-то километров восемь до Курашима, неужели не дойдем.
“Дойдем”,— решили мы и запрыгнули в электричку.  Выйдя на последней станции, увидели вдалеке всполохи от костров. Подумали: “Похоже, и в  Кукуштане тоже кто-то туристический слет устраивает”.
Пошли по шпалам дальше. Километров, правда, оказалось шестнадцать.  Но отступать некуда. Составов ночью было немного. Услышав шум, отходили в сторону. Шли долго, устали, конечно.
Я присела рядом с путями отдохнуть.  Провалилась в сон. Вдруг кто-то схватил меня за руку, оттащил в сторону. Мимо нас с грохотом прошел пассажирский поезд.
 Спасибо Олежеку. Если бы не он…
  Пошли дальше. К утру доползли до Курашима. Тишина встретила нас. Выспавшись и позавтракав, сели на электричку и поехали обратно,  в Кукуштан.  Именно там и проходил туристический слет. Тот, кто нам про него рассказал, ошибся, но ему, в отличие от нас, повезло. В том, последнем электрическом поезде ему кто-то подсказал, что он ошибся.
А для нас – это был очередной опыт – дружбы и упорства.
Вот и очередной отпуск. Куда бы податься. Как всегда в таких случаях пошла в турагентство гостиницы «Турист» и сразу выбрала – лыжный поход по Заполярью.
 
Ультрамариновые краски
на самом деле существуют в живой природе. Это открытие я сделала для себя в Запо¬лярье.
Когда мы сошли с трапа самолета в Мурманске,
я была просто шокирована тем, что в феврале месяце тут было +1 градус, у нас в это время было где-то —20.
Более грамотные люди пояснили: “Так здесь же Гольфстрим”. Подготовка к 10-дневному лыжному походу шла уже на турбазе «Тулома». Ни в Мурманске, ни в по¬селке Тулома нет деревьев — «вечная мерзлота».
А зимой посреди города и поселка можно увидеть настоящую драгоценность — теплицы с живыми цветами и подсветкой. Во время перехода от полярной ночи к полярному дню закаты и рас¬светы расцветают такими красками, какие и при¬думать-то невозможно.
Ты просто замираешь, впитывая в себя это море красок. Поход был сло¬жен, в основном потому, что нам очень не повезло с инструктором.
 
Он получал удовольствие, страв¬ливая группу друг с  другом, унижал туристов, по¬стоянно намекая большинству, что они — балласт,— из 30 туристов, вышедших на маршрут, до конца маршрута дошли 18.
Моральный прессинг выдержать могли далеко не все. За теми, кто сходил с маршрута, приходил «Буран», отвозил их на базу.
В конце концов, я не выдержала и на вечернем обсуждении дня жестко предложила группе встать в другом порядке на маршруте : сильным и более слабым встать че-рез одного.
Видимо, в меня вселилась такая необъяснимо-дикая мощь, что никто не посмел возразить.
Мы дошли, все 18; это была наша общая победа над самими собой, над ситуацией и над этим подлым «человеком», которому были доверены наша жизнь и здоровье.
Когда на середине горы я уви¬дела прекрасный закат и решила сообщить всем об этом, лыжи уехали из-под меня, снизу крикнули: “Бросай палки; лыжи и палки дотащим”.
На четвереньках, с тяжелым рюкзаком за плечами я доползла до вершины по рыхлому снегу, повторяя про себя текст, которым когда-то поддерживал меня один из моих знакомых туристов: “Не плачь, Анька, у тебя впереди светлое будущее”.
 
А, почему бы и нет,—
Подумала я и решила в выходные поехать с друзьями на рыбалку в Алебастрово.
Шелуха воспоминаний
 Начиная с 1986 года, 
в течение пяти лет, по выходным, брала рюкзак,   ехала на Пермь II и с друзьями уезжала дня на два туда, куда позовут.
Иногда на перекладных ездили в Свердловск (Екатеринбург), чтобы побродить по пригородным лесам и посетить пещеры, как-то раз, за выходные успели съездить на северный Урал, чтобы побродить там по горам и лесам. Иногда ехали относительно недалеко – в Алебастрово,  на рыбалку, в любое время года.
 
Частенько ездили в поселок со смешным названием Кривое на реке Чусовая, к известному в те времена всем пермским туристам дяде Феде.
Конец зимы. Толком не договорились, брать ли с собой лыжи.
Собрались составить компанию друзьям-рыболовам. Они позвали нас съездить с ними в Алебастрово на рыбалку. Утром, в субботу, проспала, наскоро позавтракав и прорвавшись через заслон в виде папы у дверей квартиры, схватила рюкзак.
О лыжах даже не подумала. Бегом, с рюкзаком, – на трамвай.  Минут через 10 на   Перми II.
Выпрыгиваю из трамвая. В этот момент диспетчер громко объявил об отправлении моей электрички.  Подбежала к таксисту. Объяснила ситуацию. Он проникся моей проблемой. Моментально домчал до станции Пермь I. Подождала немного. Подошла электричка. Добралась по заполненным до отказа пассажирами вагонам до своих. Увидев меня, они, мало сказать, удивились. “Ну, ты как всегда”,—  проворчали  все-таки обрадованно.
Доехали до нужной станции. Вечером лед на реке был достаточно крепким. Быстро дошли до нужного места, туда,  где собирались ставить палатки. День прошел замечательно. Ослепительное солнце играло со льдом.
В лесу стояла тишина. Рыболовы поработали на славу.   Сорожек  наловили немало... Но все когда-нибудь кончается. Нужно было добираться домой.
 
Днем солнце подтопило лед на реке. Идти без лыж по такому льду было уже тяжеловато. В тот раз старшим в нашей команде был неплохой человек. Ведомым он был замечательным, но вести за собой народ таким, как он, не рекомендуется.
     Его никогда не интересовало, тяжело ли другим идти  в том же темпе, что и он. Он шел, почти не оглядываясь на тех, кто шел сзади. Я отбилась от честной компании, т.к. этот темп был не для меня.
Шла тихонько вдоль берега, глотая слезы, в надежде, что рано или поздно дойду до станции и как-то доберусь до дома. Рыбаки с удивлением и состраданием глядели на меня, а я молча топала вперед в надежде дойти.
Когда уже почти отчаялась, за мной вернулся один из друзей, взял меня за руку и предложил идти так, как я могу.  «Если что, уедем сами, без них»,— сказал он.
Я шла на автомате, сил уже не было даже ответить ему. Силы оставались только на то, чтобы передвигать ноги.  Чуть позже вернулась подруга, сняла с меня рюкзак и понесла его на гору, чтобы мне было легче идти.
На электричку опоздали. Тот, кто шел во главе нашей компании, был очень зол, а мне уже было все равно. Перешли через мост,  к станции Сылва, там электрички еще ходили. Спустя какое-то время,  пришла в себя.
В тот момент опять решила  забросить все эти  вылазки на природу, мол, не тяну, сил не столько, сколько у других. Благо, справилась с  хандрой.
 
Единственное, что я для себя решила — больше НИКОГДА не ходить в походы с этим, в общем-то, неплохим человеком.
Еще раз убедилась в том, что очень важно, кто ведет команду,  человек может быть сильным, знать все маршруты, но если он не ВИДИТ тех, кто идет за ним, ему НЕЧЕГО делать во главе любой команды.
А, почему бы и нет,—
Подумала я и решила пойти в «двойку» на гору Ослянка
Двойка
Двойка (на языке туристов)- это поход вдвоем
      На севере Пермского края есть государственный природный заповедник  «Басеги», или иначе, заказник «Басеги». Охраняются растения от полного исчезновения, большей частью мхи и лишайники, занесенные в Красную книгу.
У подножья гор, охраняющих заказник, течет река Усьва, любимое место для сплава на плотах и катамаранах пермяков и гостей города. На противоположном берегу – тайга. Пройдя через тайгу, можно дойти до горы Ослянка. Недалеко от горы есть «барак», в котором  летом, во время сенокоса, живут заключенные.
Туристы облюбовали этот «барак», отдыхают там, когда в качестве объекта для исследования выбирают гору Ослянка. 
 
В те времена я частенько забегала в туристический клуб «Компас», чтобы пообщаться с друзьями,  примкнуть к какой-либо компании, собирающейся в очередной поход.
 В тот раз Димыч кликнул клич: “Девчонки,
 кто пойдёт со мной в двойку на Ослянку”.
Несмотря на осеннюю октябрьскую погоду, которая и в Перми-то доставала, откликнулось несколько человек.
Я не особенно рассчитывала на победу, т.к. туристом я тогда была начинающим, «ходить по азимуту» вообще не умела, а поход планировался именно  «по азимуту».
Странно, но Димыч почему-то выбрал меня. Потом я спросила у него, почему он сделал тогда такой, на общий взгляд (и на мой тоже)  странный выбор. Он не стал скрывать.
“При обилии недостатков, есть у тебя два  достоинства:
 — ты можешь приготовить пожрать в любых условиях;
 — если выберешь, за кем идти, идешь и не спрашиваешь постоянно, почему мы туда идем, и не даешь советы”,— ответил он. 
Собрались и поехали.
Добрались до домика КССников (контрольно-спасательная служба) на средней Усьве, отметились там перед походом. Добрый человек вызвался подбросить нас на мотоцикле до леса. Мотоцикл перевернулся. Отделались легким испугом. Выбрались из-под перевернувшегося мотоцикла.
 
Рюкзаки – за спину, пошли. Вдруг Димыч остановился. Гляди, медведь-шатун перед нами прошел, считай,— повезло. Шли, почти не останавливаясь, по насту, который намерз на траву. Иногда Димыч разводил небольшой костер.
Отдыхали, шли дальше. К вечеру дошли до «барака». Переночевали. Наутро Димыч засобирался на гору. Если честно, горы я не люблю. Удовольствие получаю лишь от лыжных походов, сплавов по рекам и пеших переходов. Горы, пещеры люблю оглядывать, не залезая.
Частенько с компанией туристов ходили в поход, чтобы пойти на какую-нибудь гору или, чтобы полазить по пещерам. Я предпочитала спать в палатке рядом с горой или пещерой. Мне нравилось общение с друзьями, нравилась природа, нравилось идти куда-то в хорошей компании. Вот и тут я резко отказалась лезть в гору.
Надо отдать должное Димычу, он хоть и рассердился на меня, но смог удержаться от каких-либо высказываний в мой адрес. Пошел один, довольно-таки быстро вернулся, объяснив, что было очень скользко. Через много лет он выдвинул несколько другую версию: “Я подумал, если со мной что-нибудь случится, ты-то точно погибнешь”. Двинулись в обратный путь. Туристические ботинки, взятые напрокат, хоть и не жали, но натирали ноги. Пока шли вперед, это было не очень заметно.
Пошли назад,— стали натирать очень сильно. Стиснув зубы,  шла за Димычем, не пищала. Нужно было спешить, чтобы успеть уехать на вахтовом автобусе дотемна.              При всем своем «топографическом  кретинизме» в какой-то момент поняла — заблудились. 
Молча, круг за кругом, шла за ведущим, призывая всех богов, чтобы помогли выбраться на дорогу.
Вышли. Как с того света возвратились. И только тут до меня дошло, что если бы с Димычем (не дай бог) что-нибудь случилось, погибли бы мы оба: я-то в «путешествии-по-азимуту» ничего не понимаю, кроме «север-юг, запад-восток» на компасе.
На удивление, быстро пришел вахтовый автобус. Добрались до КССников. Они приняли нас как родных. Перед крыльцом домика вылила из обуви кровь. Зашла в дом. Отлежались в тепле. Двинулись на электричках домой. В третьей по счету электричке разругались. Говорят, что так часто бывает. Пришлось постоянно сдерживаться.
 «Двойка» — это непросто. Конечно же, через какое-то время помирились.
Ps:  Когда «костлявая» протянула ко мне руку, удалось оттолкнуть ее от себя. Вернувшись, узнала, что за меня молились в православных храмах, в костеле, в синагоге, в мечети, а один мой друг попросил  Будду защитить меня. 
А, почему бы и нет,—
    Подумала я и пригласила друзей, собравшихся в туристическом клубе «Компас», к себе в гости. Частенько по четвергам шли мы в свой клуб, радовались друзьям при встрече. Шли к кому-нибудь в гости.
 
Манная каша
    В тот раз встреча была почему-то в конце рабочей недели. Можно было остаться ночевать. Тем более, папа уехал на выходные к моей старшей сестре.
Пришли в нашу маленькую двухкомнатную «хрущевку». Быстро приготовили ужин. Пели песни под гитару, общались. Народу в тот вечер собралось где-то около двадцати человек. Никому не хотелось расходиться по домам.
Припозднились. Нужно было думать, кого и куда уложить спать. Первыми папин диван заняли шустрые матерые туристы – Димыч с Марковым. И тут же сделали вид, что заснули, чтобы никто их не сдвинул с такого шикарного ложа. Так как они заняли такое выигрышное спальное место, подушек им не дали. Остальных пристроили на полу в гостиной, постелив туристические коврики, кое-кто из подружек пристроился на моем диване.
Хватило места всем. Привыкшие без проблем засыпать в поездках под лавочками в электричках, в палатках в морозы, на железнодорожных станциях, постелив туристические коврики и спальники прямо на полу, где-нибудь в укромном уголке, все быстро заснули.
Утром я встала первая-все-таки хозяйка дома. Проблема — как накормить завтраком такую компанию. Пошла на кухню. Тут взгляд упал на диван, где посапывали Димыч и Марков. Обе головы покоились на подушках.
 
Эти шустрые молодые люди, дождавшись пока все заснут, тихонько просочились в «тещину комнату» и нашли подушки, которые и я-то не смогла найти с вечера. Улыбнулась и тихонько, чтобы не разбудить  спящих друзей-туристов,  прошла на кухню.
Сварила огромную кастрюлю манной каши и огромную кастрюлю киселя. Проголодавшаяся публика стала просыпаться. Все встали, поставили большой стол посреди комнаты, каждый из присутствующих получил свою тарелку манной каши и чашку киселя. Все, кроме Димыча, весело заработали ложками. Димыч посмотрел на тарелку, сморщился и сказал, что манную кашу не любит, а с киселем вообще никогда не ел и есть не собирается, т.к. думает, что  это  невкусно.   
“Не хочешь, не ешь”,— ответила я. Желающих поделить тарелку каши оказалось немало.  “Сам съем”,— нахмурился Димыч и ловко заработал ложкой, запивая кашу киселем. Съел все, без остатка.  “Хм, и не думал, что это может быть так вкусно”,— сказал он.
*************ПРОШЛО 18 ЛЕТ**************
А, почему бы и нет,—
подумала я, и засобиралась в Карелию летом 2006 года.
 
О-ох и А-ах
      Было бы просто несправедливо не вспомнить интересный случай, произошедший со мной в Карелии  в 2006 году.
25 лет после похода по лесам зимней Карелии я мечтала побывать там летом. Мечтала почему-то безо всякой надежды. Просто нарисовала себе розовую мечту и иногда возвращалась к ней.
А тут вдруг подумала: “А, почему бы и нет”, пошла в туристическое агентство, купила путевку и поехала.                Карелия летом – это фантастически-красивое место.
 Рафтинг по реке Шуя дал возможность разглядеть красоту рек и лесов летом. Соловецкие острова навевали грустные мысли об истории этих мест. Путешествие на лодках по мраморным каньонам завораживало.
 
Петроглифы, сохранившиеся с давних времен, восхищали.  Где только мы не побывали за 6 дней. 
Но возвращение на катере с острова Валаам почему-то запомнилось лучше всего. Погуляв по острову, мы отправились к нашему маленькому закрытому белому катеру, рассчитанному на 10 человек,  с тем, чтобы вернуться на нем в Беломорск, где была наша гостиница. Ничего не предвещало грозы. Мы расположились на своих местах, от усталости даже немного задремали.
И вдруг началась настоящая гроза—с громом и молнией. Катер летел по открытой водной глади,  разрезая волны. Молнии ударяли в борт нашего маленького судна.
 Стало попросту страшно. С ужасом ожидали мы нового нападения молний. «О-ох», —  раздавалось с мест. Каждый раскат грома тоже вызывал общее  «О-ох».
 Мы замерли от страха. Катерок наш казался  песчинкой, с которой играли волны, ветер и молнии, молнии ...  На удивление  одновременно,  все мы посмотрели вперед, туда, где за штурвалом  сидел капитан.
 Нам была видна лишь его спина. Спина внушила нам уверенность в том, что мы без проблем доедем до места назначения. И при появлении новой молнии все одновременно прочувствовали потрясающую, ни с чем несравнимую красоту этой картины – молния разбрасывает свои лучи на волне у борта катера. И в следующую минуту пугливое «О-ОХ (как нам страшно)»  сменилось восторженным единогласным «А-АХ (ах, как здорово)».
 
Дядя Федя
        В первый раз увидела я этого человека в 1971г.  Это был крепкий, немолодой уже мужчина. Жил в поселке Кривое.  Хозяин он был справный.
Держал домашних животных. Дом его был крепким. Только почему-то держался он всегда особняком. Случайно от местных девчонок и мальчишек услышала:“Вон, предатель идет”. Это относилось к тому самому мужику, помню,  звали его Федор. Долгое время ничего о нем не слышала. Да и не к чему это было. Конец 80-х, ХХ столетия.
С друзьями-туристами в выходные решили съездить отдохнуть в Кривое.  Говорили про какого-то дядю Федю, у которого в избе можно переночевать. Добрались до избы. Встретил нас на пороге не старик, а очень старый мужчина. Стариком его ни в коем случае нельзя было назвать.
Тогда еще держал он корову и теленка. Один обихаживал дом и хозяйство. Навертели пельменей. За столом все вместе посидели дружно, с хозяином. Он был неразговорчив.
 Общался в основном с теми, кого знал давно. Но принял нас как родных. Я сразу поняла, что это тот «предатель» из моего детства. Стала спрашивать  о нем, у тех, кто дружил с дядей Федей.
Они тоже не очень много могли рассказать мне об этом человеке. Но через небольшой промежуток времени, в 1987году, когда во всей стране разрешили открыть то, что скрывали от нас о времени культа личности И. Сталина. Одной из жертв этой машины стал и дядя Федя. 
Во время Великой отечественной войны он, житель  Подмосковья, был призван в армию. Попал в плен. Бежал из концентрационного лагеря. Был участником Движения сопротивления во Франции. После войны вернулся домой.
        Ему не разрешили вернуться домой. Жить разрешили только в глухой деревне, на Урале. Семья с ним не поехала.
Вот так он и оказался в поселке Кривое. Шлейф «предатель»  тянулся за ним.
И только в 1987г. ему вручили награду за участие в движении сопротивления, во Франции.
Признали, что он был не предателем Родины, а героем. Конечно, никуда он не переехал, хоть уже и имел такую возможность.
Награда нашла героя, хоть поздно, но хотя бы при жизни, нашла. 
Он был одним из многих.
***



 
SHOP-туры в Москву в советские времена
практиковались по¬чти из   всех про¬винциальных горо¬дов страны.
Чаще всего это были «путевки вы¬ходного дня», проф¬союз оплачивал эти путевки,— и народ ехал в столицу с целью купить де¬фицит¬ные товары и продукты.
 Дефицитом в провинциальных горо¬дах были лимоны, апельсины, колбаса, со¬сиски и т.д. Причем в те вре¬мена происходили довольно-таки странные вещи. При полном отсутствии тех или иных про¬дуктов в магазинах, в холо-дильниках граждан эти продукты водились почти по¬сто¬янно. Но съездить в Москву (ез¬дили в основном на поезде), тем более за счет пред¬приятия, хотелось мно¬гим.
 1-й SHOP-тур в Москву
Мы уже работали,— и вот моя однокурс¬ница, рабо¬тавшая тогда на предприя¬тии «Пермь-нефть», по¬звала меня с со¬бой в Москву с коллективом от¬дела.  Наш фирмен¬ный по¬езд «Кама» прибы¬вал в столицу где-то часов в 10-00, а из Москвы мы должны были уехать в тот же день — часов в 11(23-00) вечера. 
   Целый день в Москве — это же уйма вре¬мени, за кото¬рое можно было купить «море» дефицит¬ных това¬ров и продуктов.
Многие «тури¬сты» даже брали с со¬бой домашние тапочки, чтобы  успеть обежать как можно больше магазинов. Тогда-то и выделился наш микро коллектив.
Мы с подругой и двое наших коллег-программистов почти все время мотались на такси по магазинам «Березка», чтобы на валюту купить духи жене одного из молодых людей.
Как назло, духов известных марок в магазинах в этот день не наблюдалось. 
Решили купить хоть какие-нибудь,   положившись на мой вкус.
Ку¬пили.    Поехали к брату счастливчика   (брат жил в Москве, же¬нившись на моск¬вичке).
Шура похва¬стался покупкой,— и тут жена брата, сморщив свой московский носик, вынесла несколько флаконов насто-ящих французских духов, которые пода¬рил ей муж. Настроение было основа¬тельно под¬пор¬чено.
Ненадолго задержавшись в гостях, мы нашли какой-то тихий скве¬рик, взяли пива и мило посидели там до самого ве¬чера.
На поезд мы чуть не опоздали. Из дефицитов в наших сумках — 1 кг. лимонов и 1 кг. апельсинов.
 
Пассажиры из нашего вагона хвастались друг перед другом тем, что им удалось «отхватить» в столичных магазинах,    а удалось много…   
А поездка нам  все-таки по¬нравилась.
Поэтому я решила уже на своем предприятии организовать что-либо по¬добное.
2-й SHOP-тур в Москву мы организовали благодаря профсоюзной организа¬ции НИИУМС, согласившейся взять на себя рас¬ходы за по¬ездку в Москву по «путевке выход¬ного дня». Поездка со¬стоялась, было много желающих, тем бо¬лее мы расска¬зали будущим «туристам» о том, что обрат¬ный  поезд  убы¬вает из Москвы в 23-00, не узнав в туристиче¬ском бюро, так ли это на самом деле. Оказа¬лось, что на этот раз было за¬планировано гораздо бо¬лее ограни¬ченное пребывание в Москве. С 10-00 до 18-30. Если учесть, что «Кама» опоз¬дала на 2 часа,— с 12-00 до 18-30.
Когда обманутые нами (мы не хотели этого) люди узнали, сколь короткое время им предстоит находиться в Москве, они сначала растерялись, но потом четко спла¬ниро¬вали, кто и куда побежит за товарами и продуктами.
 
Мы опять «затарились» апельсинами и лимонами, по¬няли, что больше ничего не успеем и двинулись в сторону вокзала(так нам казалось) на метро (времени было в обрез).      Уехали не в ту сторону, потом все-таки нашли  правиль¬ный марш¬рут, вы¬скочили на перрон.Перрон был пуст, если не считать лужу, по¬среди которой лежала раз¬битая бутылка вина. Тут на перрон стали выпры¬гивать НАШИ коллеги.
Ну, в об¬щем, если бы «Каму» не опоздали подать, половина нашей группы отстала бы от поезда. Обиженные нами коллеги почти сразу стали разыскивать того, кто об-манул их, ска¬зав в Перми, что обратный поезд будет поздно вечером.
Мы притаились, опасаясь гнева со¬трудников, т.к. почти никто из них ничего не успел купить в Москве.  Они де-лились груст¬ными воспоми¬нани¬ями о том, «чего им не хватило» в том или ином мага¬зине.
Наша молодежная компания провела вели¬колепные 3 дня в поездке, не¬много сожалея о той раз¬битой впопыхах на пер¬роне бу¬тылке с вином.
Но бу¬тылок хватило и на праздник, — у кого-то из нас в тот день был день рож¬дения, и на игру на пустых бутыл¬ках, — мастер-класс по которой провел с нами наш комсомольский лидер — Сережа Ландо. По¬езд опоз¬дал в Пермь на 6 часов, т.е. прибыл в 24 часа.  Мы (молодежь) ра-достно встречали каж¬дый столб, у ко¬то¬рого останавливался состав.                Остальные «туристы» — сожалели о зря потраченном времени.            А мне поездка опять по-нравилась, иначе я не по¬ехала бы в свой
3-й SHOP-тур в Москву
ППИ. 1988г. Кафедра АТ. Меня зачем-то выбрали ответственной за спортивные достижения  или за культуру сотрудников.
Наш профсоюзный босс как-то сумел сделать так, что все сотрудники ка¬федры, кроме нас двоих, отказались ехать  по путевке «выходного дня» в Москву.
    Поезд уходил с вокзала Пермь II глубокой ночью. В купе доехали до столицы. Че¬рез день часов в 12-00 были уже на вокзале в Москве.
 В те времена по пу¬тевке выходного дня в столицу люди ездили с кон¬кретной целью — купить то, что почти невозможно было купить дома, по¬этому к «туру» готовились зара¬нее — одним из ат¬рибутов были домаш¬ние тапочки (чтобы не уста¬вали ноги при беготне по ма¬газинам).
На перроне нас встретил представи¬тель мос¬ковской туристической фирмы,  кото¬рый отвечал за нашу группу, и пред¬ложил пойти позавтракать (это вхо¬дило в стои¬мость поездки).
Согласились с его предложением лишь мы с другом.  Мы с удовольствием позавтракали.
Нам повезло — в столовой нам вру¬чили две палки копченой колбасы (по стоимости, это соот¬ветствовало сумме денег, выделенных на завтрак всей группе).
   Посоветовавшись друг с другом, куда податься, мы поехали в магазин «Ванда».
 
Купили настоящий польский ро¬машковый крем для рук, кое-какую бижу¬терию и мужской одеколон «Консул». Потом с чув¬ством испол¬ненного долга поехали на ВДНХ, пообе-дали там, прику¬пили настоящую «Фанту», настоя¬щие чипсы, сели на ла¬вочку у фонтана и за¬снули на сол¬нышке.
   Спасибо добрым людям, нас никто не беспокоил, про-спали мы этак часа 3-4.
Нужно было возвращаться на вокзал. И тут мне пришло в голову, что ведь нужно же что-то ку¬пить,— и мы купили мне голубые но¬сочки в тон летней юбке и усталые, но довольные по¬ездкой по¬шли на перрон к нашему поезду.  Поезд тронулся.
Соседки по купе попро¬сили меня при¬мерить то, что они купили своим дочерям.
Чего только они не наку¬пили.
Пересмотрев свой «улов», дамы удо¬влетворенно и расслабленно окончили про¬смотр.
И тут до них дошло, что мы-то им ни¬чего не показали, а ведь тоже были «целый день»  в Москве.
Они попросили нас показать им, что же мы-то везем домой новенького.
Мы скромно продемонстрировали куп¬ленное в «Ванде».
 — И тут одна из женщин чуть не заплакала, глядя на настоящий польский ромашковый крем для рук:
“А я-то —  за нашим,  в ГУМе пол¬дня просто¬яла”.
 
Когда же они увидели «Фанту» и чипсы, не смогли сдержать зависти по по¬воду наших покупок.
   Тогда, в 1988г., в провинциальных горо¬дах и «Фанта», и чипсы были чем-то почти недоступным для простых граждан.
За три дня поездки мы получили свой кусочек мос-ковского солнца, прекрасно отдохнули.          
А от воспоминаний об этой поездке и сейчас (хоть и прошло много лет)
 — душа наполняется  теплом. 

Женские истории
Женская работа
Вопрос — «папа, а что должен уметь мужчина, кроме основной работы?».
Ответ — «мужчина должен уметь хорошо нарезать хлеб».
Папе было уже 72 года, когда мы с ним остались без мамы.
Прихожу как-то после работы домой. Гордый папа несёт мне деревянную вешалку для пальто, которую ему сделали его друзья.
“Прибей-ка её в прихожей”, — слышу от него.
Беру гвозди-сотки, молоток, вешалку…
Гвозди вошли в кирпичную стену довольно-таки быстро. Немного времени спустя вешалка красовалась в прихожей.
В нашем старом доме нам с мамой при¬ходилось и печку топить, мне
(иногда) — воду носить.
Папа, полжизни проживший на Украине, с таким агрегатом как «печка» раньше не сталкивался, топить печку — наша с мамой обязанность.
Пилить, колоть дрова папа тоже не умел. Как-то раз ему доверили сложить часть поленницы. Поленница моментально развалилась.
Игрушки из дощечек делала мне мама.
Наш папа — прекрасно, профессионально исполнявший свою любимую работу (он был осмотрщиком вагонов на железной дороге), мужскую работу «по дому» делать не умел или «не хотел».
Это была наша с мамой обязанность.
А по поводу гвоздей-соток — этому-то я как раз  научилась не сразу.
 Госуниверситет.
 Специальность «прикладная математика».
Это с октября по июнь.
Лето — особая статья. Какая разница, знания по какой специальности ты полу¬чаешь в университетских стенах. Летом — ты просто «студент».
Чем заняться — решай сам. Выбор есть. После второго курса — 2 смены в пионер¬ском лагере «Костёр», что под Очёром.
2 СМЕНЫ В ПИОНЕРСКОМ ЛАГЕРЕ — для девятнадцатилетней девчонки — непросто.
Зато на заработанные мной деньги родители смогли купить чёрно-белый телевизор «Рекорд». 
Мои сотоварищи-студенты, всё лето (оставшиеся после сессии два месяца) от¬дыхавшие на море, в деревне у бабушки, на даче и т.д., в сентябре поехали в колхоз.
Тот, кто летом работал в «стройотря¬дах» разного направления, отработав пер¬вые две недели сентября «в пользу универ¬ситета», имел право отдыхать последние две недели сентября.
В том году, пустив «под нож» боль¬шую часть деревьев и кустарников, клумб с розами и тюльпанами парка уни-верситета, на этом месте начали строить «химический корпус».
Нам — доверили шпаклевать окна, красить какие-то решётки. В тот день всё было как всегда.
После обеда к нам подошёл бригадир с незнако¬мым нам мужчиной. Тот попросил нас вы¬слушать его предложение.
Предложение: “Оставшуюся от отра¬ботки неделю по-работать на «Пермском домостроительном комбинате», причём за немалые по тем временам деньги. За эту неделю можно за¬работать «на кримплено¬вое платье», т.е. рублей на 15 больше, чем наша стипендия за месяц”.
  Кто бы отказался.
Предупредили родителей.
На следующий день — поехали. Посе¬лили нас в «красном уголке» «бамовского домика» (именно созданием этих домиков комбинат сла¬вился в те годы).  На следующий день мы приступили к ра¬боте. 
Сначала нам доверили «сталкивать плиты из дерево-стружечной плиты в огромные ящики, прибивать крышки к этим ящикам гвоздями-сотками».
Первая часть работы получилась почти сразу.
Вторая—не сразу.
Молоток почему-то так и норовил по¬пасть не по гвоздю, а по пальцу. Плакать нельзя, хоть и больно. 
Пошли в ход заботливо-положенные ма¬мами носовые платки.
После неверного удара из кармана до¬ставали носовой платок, разрывали его на несколько частей, перевязывали одним лоскутком палец, — остальные аккуратно складывали обратно в карман — «на всякий случай».
Через два дня нас «повысили» — дове¬рили сколачивать сами ящики. Сколотив из досок днище и прибив одну из «боковиной», втроём ставили «конструкцию» «на попа». Потом сколачивали дальше.
Затем нас «перебросили» на следую¬щий участок работы.
Нашей задачей было «складывать доски в пакеты». Что такое «доска» знают многие.
Что та¬кое «пакет досок» — далеко не все. Нам выдали длинные железные крючки. Дали зада¬ние «ловить» крючками доски, которые дви¬гались к нам по конвейеру.
На конвейер они падали сверху, из цеха, отвечающего за распи¬ловку брёвен на доски. Близко к конвейеру под¬ходить было опасно — движущиеся по кон¬вейеру доски могли стать авторами таких фиолетово-чёр¬ных «синяков», что надо было быть очень осторожными.
В ведо¬мости по технике без¬опасности мы расписа¬лись, тем самым освободив предприятие от ответствен¬ности за наше здоровье и воз¬ложив эту ответственность на свои плечи.
Вернёмся к «пакетам досок».
 — Ловко уворачиваясь от едущих навстречу к нам досок, нужно было заце¬пить крючком нужный объект,
быстро отпрыгнуть от конвейера и направить доску на вертушку, с помощью которой доска опускалась вниз в нужное место.
Туда же отправлялись следующие доски этого же размера (сороковки или трид¬цатки, или двадцатки, в зависимости от высоты среза доски).
Через какое-то время внизу, под вертуш¬кой, вырастал параллелепипед из досок.
Создав один пакет, переходили к созданию следующего.
Именно тогда, во время создания этих «пакетов…», мы чётко для себя уяснили, для чего мы учимся.
Чтобы так не работать…
 
Хотя «навострились» работать на конвейере не хуже опытных рабочих.
Иногда мы работали в ночную смену. Молодым всё по плечу. Если не ныть.
В «нашем бамовском домике» жили и другие временные рабочие. Например, студенты из политехнического института. Конечно же, мы с ними подружились.
Если не было ночных смен, по ночам они умудрялись подрабатывать, разгружая вагоны с овощами и фруктами.
В тот раз они пошли разгружать вагоны с виноградом, а нас попросили сварить картошку.
Мы пообещали.
В нашем распоряжении был инвентарь:
— одна табуретка;
— одна плитка электрическая;
— один большой эмалированный таз;
— одно большое эмалированное ведро.
С вечера мы создали из всего этого инте¬ресную конструкцию:
— на пол (по технике безопасности) поставили таз;
— на него — плитку;
— на неё ведро с водой.
 
В воду забросили картофель — много, чтобы всем хватило, — планировалось десять едоков. После этого включили плитку. Прикрыли ведро с картошкой — табуреткой — чтобы сварилось быстрей.
Парами дежурили «по часу», чтобы не за¬снуть и не пропустить прекрасного мгно¬вения закипания воды в ведре.
Остальные в это время сладко спали.
Через час дежурные менялись.
— Нам уже не хотелось есть.
— Нам очень хотелось спать.
— Мы уже ненавидели эту картошку.
— А вода всё не закипала.
— Мы ненавидели эту воду.
НО…Мы ОБЕЩАЛИ.
Где-то под утро — вода закипела.
Картошка сварилась. Вернувшиеся с работы мальчишки валились с ног от усталости и есть картошку НЕ ХОТЕЛИ.
Дежурные девчонки разбудили остальных девчонок.
 Сопротивлявшихся  —  всё равно будили.
 
Не могу вспомнить ничего более противного (из еды), чем горячая, несолё¬ная (соли не было), без масла (масла не было),без хлеба (хлеба не было) КАРТОШКА после бессонной ночи. …….
Неделя как-то быстро закончилась.
Деньги нам заплатили, честно выдав обещанную сумму.
Только где-то с месяц, мы не носили юбки и платья, чтобы не демонстрировать синяки на ногах, оставшиеся после ушибов досками.
Пальцы на руках зажили.    Сноровка по вбиванию гвоздей — плюс. Две недели отдыха в сентябре — ЕЩЕ какой плюс.
Только ЧТО ЖЕ ТАКОЕ  «Женская работа»,
а что —  «Мужская»,— КТО БЫ ОБЪЯСНИЛ.
 
Потерпите, женщина, или бабское братство.
 
1990 год. Тяжелое время.
Многие наши друзья уез¬жали из страны, т.к. чувствовали, что впереди будут годы смутного времени. Прощались перед отъездом, как навсегда. Отыграв летом веселую свадьбу, мы с мужем отправились в свадебное пу¬теше¬ствие на Полярный Урал.
Столько валунов в одном месте с тех пор я нигде не видела. Благо, ботинки нам выдали настоящие — гор¬ные, они-то и спасали наши ноги в по¬ходе.
Я как всегда упрямо шла последней, не ныла, но вперед не выбивалась. Муж всегда был рядом со мной. Иногда для поддер¬жа¬ния моего духа да¬рил мне эдельвейсы. Я упрямо двига¬лась в конце команды только вперед.
 
И тут впе¬реди — пе¬ревал.
Сначала я решила, что ин¬структор пошу¬тил, сказав, что через этот перевал мы и пойдем.
Оказалось, это не было шуткой. Я тя¬жело вздох¬нула и пошла. Наверху была такая красота. Насто¬ящие альпийские луга с маленькими маками, аню¬тиными глазками и эдельвейсами. Вид сверху просто заворажи¬вал.
Все дороги внизу казались тоньше нити.
       Один из привалов был около карликовой оль¬ховой рощи. Карликовая ольха была нам по пояс, а карлико¬вая бе-реза — это вьющееся по земле рас¬тение  с корой и ли-сточками, как у настоящей бе¬резы. На гору Черную я от-казалась идти, предпо¬чла поспать в па¬латке.
И в сон меня клонило по¬стоянно и непре¬рывно. Поход подходил к концу. Нужно было перейти бур¬ную речку. Вода в ней была ледяная. Куда деваться, лодок не было, мы надели кеды,— и я вме¬сте со всеми — с рюкзаком за плечами — собра¬лась дви¬нуться вперед через речку на другой берег.
 И тут молодой муж под¬бежал ко мне и приказал взо-браться ему на спину. Он со¬брался перене¬сти меня через речку. Если бы я пошла сама, неиз¬вестно, что было бы с нашей дочкой. Муж во время похода постоянно с подо-зрением гля¬дел на меня, а в конце похода не вы¬держал и спро¬сил, не жду ли я ребенка.
 
Я уверила его, что ему мерещится. Верну¬лись домой с мас¬сой впечатлений. К этому вре¬мени наша ка¬федра переехала на комплекс ППИ. Добираться было сложно.
Я постоянно хо¬тела есть.
Удивлялась, по¬чему, несмотря на то, что едим мы с му¬жем в од¬ной столовой, меня травят, а его нет. Ходила в бассейн.
Мальчики на кафедре тоже что-то запо¬дозрили. Подослали ко мне де¬легата, который скромно задал  во¬прос, не жду ли я ре¬бенка.
   Ему я тоже сказала, что им мерещится. Но в какой-то момент муж чуть ли не за руку привел меня в жен¬скую консульта¬цию, где я, стесняясь, сказала, что мо¬ему мужу мерещится, что я беременна, но что, ско¬рей всего, это не так.
Осмотрев меня, док¬тор сооб¬щила, что мой муж прав уже в течение 4-х месяцев.
   С доктором мне не повезло. Когда я пришла к ней в первый раз, она удивила меня вопросом: “Как, Вы в та¬ком возрасте (мне было 33 года) решили рожать?”.
Мой ответ «а дальше будет еще больше»  ее удивил.
Все 9 ме¬сяцев моей беремен¬ности я была очень счаст¬лива. Все меня оберегали и относились очень нежно.
Только пери¬одические посещения мною врача пор¬тили эту благость.
 
Каждый раз, вместо того, чтобы получить какую-либо консультацию, я выслушивала очень стран¬ные умоза-ключения молодого доктора о том, что таким престаре¬лым дамам, как я, и вообще не к чему рожать. 
Она очень удивлялась, если у меня было все хорошо. На всякий случай предупре¬ждала, что я не должна  хорошо себя чувствовать, что это лишь временно, а потом все равно все бу¬дет плохо. Но ей не удалось запугать меня.
Перед каждым похо¬дом к врачу я объявляла временную голо¬довку, но по¬сле – шла в бар при универсаме и наедалась бутер¬бродами, чтобы спокойно дойти до дому.
Окулист, осмотрев меня, на всякий слу¬чай предупре¬дила, что во время родов я могу ослепнуть.
Я им всем не верила. Мне было хорошо. Я ждала ре¬бенка.
Он (я-то точно знала, что это будет девочка, и я назову ее Полей) будет самым луч¬шим ребенком в мире, самым кра-сивым и умным и, главное, счастли¬вым.
Буду я верить этим злоб¬ным теткам?
Да ни за что. Перед де¬кретным от¬пуском моя доктор, осмотрев меня, сказала,что, несмотря на то, что чувствую я себя хорошо и что анализы у меня в норме, я не должна радо-ваться, ведь «вчера женщина с этим диа¬гнозом в реани¬мации умерла».
С каким «с этим» мне никто не пояснил.
 
Я ска¬зала доктору, что если уж так нужно, я согласна лечь в больницу, чтобы мы с ребен¬ком выжили. Доктор не стала меня класть в больницу.
 “Посмотрим”,— сказала она. Позже в кар¬точке про¬чи¬тала просто шедевр: «от госпита¬лизации отказа¬лась, проведена беседа о послед¬ствиях отказа от госпитализа¬ции». А если бы я —  с перепугу — у нее в кабинете рожать стала.
… Время прошло незаметно.
   Перед женским праздником 8 марта получила приказ: “Срочно в больницу, срочно рожать”.
Приказа ослушалась. Сда¬лась в конце марта. Девочка должна была родиться пер¬вого апреля.
Областную больницу выбрала по¬тому, что точно знала, что там, если что не так, делают кеса¬рево сечение, не применяя щипцы.
Мне нужен был здо¬ровый ребенок, а я все вытерплю для этого. Это был 1991 год.
В те годы роддома пустовали, никто не хотел ро¬жать. Время было непонятное,— и народ замер в ожида¬нии перемен. Мне ждать было некогда. В те времена в основном рожали или такие, как я, или мо¬лодые девочки, кото¬рые не очень-то задумывались о будущем.
В област¬ной больнице был собран народ со всей Пермской обла¬сти, па¬латы были полны.
 
 Ничего своего брать не разре¬ша¬лось. Все было очень строго. Правда, при этом сту¬денты и слесари рас¬хаживали по коридорам в улич¬ной обуви, но к ним строгости не относились.
Были в то время в областном роддоме и прекрас¬ные доктора и акушерки, и чудовища в бе¬лых ха¬латах, которых и близко к роддому подпускать было нельзя.
Мне выдали прелестный халатик из простынной ткани белого цвета, по всему халату стояли милые зе¬лененькие печати «Минздрав СССР».
Те, кто не знал, как меня зо¬вут, гово¬рили про меня: “Та, которая в «Миздраве»”.
Вместо обуви — кожаные тапочки 40-по¬следнего раз¬мера. Нас ежедневно осматривали. Иногда воз¬вращались по¬сле этих осмотров все в крови. Были там в то время две «фашистки», мы их так и называли. Им достав¬ляло удо-вольствие мучать женщин, оказав¬шихся в их времен¬ной власти.
В дородовой палате было нас восемь человек. Удиви¬тель-ным было то, что мы сразу подружились,  по¬могали, друг другу как могли. Вот – завтра первое апреля. Нача¬лись схватки. Позвали врача.
Та назначила «но-шпу внутривенно»; схватки прекра-тились. Я две недели «перехо¬дила». Дочка родилась на две недели позже срока.
----------- А в отделении происхо¬дили какие-то странные вещи.
Никто не рожал. Иногда привозили «с улицы» рожениц, а «свои» не ро¬жали.
Хо¬дили кругленькие,  смотрели телевизор и не рожали...
И тут вдруг как по мановению вол¬шебной палочки «стали рожать».
Врачей и акуше¬рок не хватало. По ко¬ридорам бегал ошарашенный количеством рожениц пер¬сонал. Наша палата не отставала.
У Люськи – молодень¬кой девочки, у которой год назад по вине вра¬чей — не поймали быстро-выпрыг¬нувшего пар-нишку—погиб сын, начались схватки.
Мы «отловили» пробегав¬шую мимо акушерку, за¬ставили по¬дойти к Люське.     Люську транс¬портировали в предродо-вую палату, по¬ложили на ничем не при¬крытую клеенку и ушли. –
Когда акушерка ушла из предродовой па¬латы, мы принесли Люське ее одеяло, простынку и подушку и сели неподалеку, чтобы не дать погиб¬нуть ее будущему ре¬бенку.
Суматоха в отделении продолжалась.
И тут мы  углядели, что с нашей подружкой в пред¬ро-довой палате происхо¬дит что-то не то. Что нам остава¬лось.
 
Взявшись за руки, мы встали поперек ко¬ридора в надежде поймать кого-либо из врачей или акушерок.
В наши сети через некоторое время попала сама за¬ве-дующая отделением.
Не дав ей ускользнуть, мы уго¬во¬рили ее пройти в предродовую палату  к нашей несчаст¬ной Люське. «Женщине плохо»,— бубнили мы, подтал¬кивая доктора к нашей подружке.
Она по¬няла, что от нас ей не отделаться. Прошла к Люське и, поглядев на ту внимательно, твердо произ¬несла:
“Женщине не плохо, женщина ро¬жает”.
Люся, схва¬тив подол рубашки, босиком  тихонько пошла за док¬то¬ром, чтобы не выронить по дороге ребенка.
Она ро¬дила Машку.  Только че¬рез полгода педиатры выяс¬нили, что при рожде¬нии Машке повредили ключицу. Все по¬правили. Машка выросла в прелестную де¬вушку.  Через две недели после первой попытки вы¬рваться на свет, моя дочка снова попыта¬лась это сде¬лать.
Женщина, которую нельзя назвать вра¬чом, осмот¬рела меня (после ее осмотра я чуть не погибла), ска¬зала медсестрам, чтобы мне вкололи внутривенно реланиум.  Ни на минуту я не могла уснуть.
Утром это чудовище в бе¬лом халате от¬крыло дверь палаты и, по¬смотрев на меня, произ¬несло человеческим голосом: “Тебе все еще ме¬ре¬щится, что ты рожаешь?”, сдало смену и ушло домой.
Подружки взяли меня под руки и отвели в предродовую палату. Мучения продолжа¬лись до трех часов дня.
При¬чем мне было приказано мол¬чать и не мешать спать дру¬гим роженицам, кото¬рым «дали сон».
Ну, я жевала про¬стынку и мол¬чала. Ко мне иногда заходили, брезг¬ливо выдерги¬вали про¬стынку из моего рта и уходили.
Потом мне сказали, чтобы я шла в операционную.
 Боси¬ком, в одной ру¬башке, я прошла через весь кори¬дор к операци¬онной. После операции маленькую дочку унесли, даже не по¬казав мне. Потом меня погрузили на трехногую кро¬вать, на спинку кото¬рой повесили тот самый халат с «минздравом».
Привезли в другую палату, где лежали уже ро¬дившие женщины.
Подружки, которым уда¬лось родить самим, уже раз-гуливали по коридорам и готовились к выписке.
Первое, что они мне помогли сделать, — это поменять про¬стыню, на которой меня привезли после операции, на чистую, а также выкрали из шкафчика симпатич¬ный яркий халатик взамен «минздрава».
 
Тапочки заменить было нечем, так я до конца заточе¬ния и бродила в уродливых  «мокроступах». Утром сле¬дую¬щего дня мамашам привезли младенцев, кроме моей дочки.
Я тихо спросила у доктора-педиатра: “Как там девочка Колчанова?”. В ответ получила: “У нас нет де¬вочек или мальчи¬ков, у нас — ребенок”. “Как там ребе¬нок Колча-нов?”,— переспросила я….“Состояние ребенка близко к относи¬тельно-удовле¬творительному”,— ответили мне.
На следующий день я получила не¬сколько более обна-деживающий ответ: “Наметилась положительная дина¬мика”.
Как бы все потихоньку налаживалось. Был, правда, очень серьезный минус. Нам, тем, кому делали операцию, пола-галось в первые дни есть только куриный бульон и пить морс.
С морсом про¬блем не было. Я захва¬тила с собой банку с клюквой. А насчет куриного буль¬она в 1991 году –  посложней.
Муж не мог купить курицу и не мог обеспечить меня бульоном. Сестре все это было неинтересно. А я плакала голодными слезами, т.к. в столовой бульон нам не да¬вали. Лишь потом я случайно узнала, что бульон да¬вали для нас док¬тору, который нас опериро¬вал,— и док¬тор из по¬илки должен был нас подкармли¬вать. Были и та¬кие доктора, которые это делали.
 Но не все. По¬этому большинство прооперированных женщин го¬лодали.   
 Многие жили в области. К ним  не могли ездить ча¬сто. Я позвонила подруге,— и она каждый день но¬сила мне по два тер¬моса. В одном — чай с молоком, в другом — бульон.
Когда я при¬шла в себя, то вместе с дру¬гими го¬рожанками подкармливала подру¬жек из области.
Потом мне стали приносить мою дочку. Я мечтала, чтобы нас поскорей выписали домой.
После операции я частенько ночью про¬сыпалась, чтобы мне заново сделали пе¬ревязку. Вот и в ту ночь я просну¬лась и со скоростью черепахи поползла к аку¬шерке. Проходя мимо лифта, я увидела стоявшую около лифта моло¬денькую женщину, ей даже некуда было при¬сесть, т.к. все стулья на ночь растащили по палатам.
Я поинте¬ресовалась, что она там делает.
Девочка сказала, что ее привезли на ско¬рой и попросили по¬дождать. После перевязки я поползла обратно в па¬лату. Девочка,  скрючившись, стояла на том же ме¬сте.
Мне пришлось развернуться и снова ползти к аку¬шерке. Та забыла об остав¬ленной у лифта де¬вочке и сладко спала.          Я разбудила ее и заставила встать и пойти к лифту.
Утром в коридоре встре¬тила молодую женщину.
Она поблагодарила меня за помощь и сказала, что меньше чем через час после моего вмешательства ро¬дила де¬вочку. Мед¬ленно, но верно, дело шло к вы¬писке. Чтобы шов поджил,  назначили УВЧ.
Медсестра предупре¬дила, что может быть немного больно, но:
 “Вы потерпите, женщина”.
Вот я и терпела, пока от меня чуть не пошел дым. Медсестра просто за¬была про меня.
Я простонала: “Подойдите, пожа¬луйста”.
Отключив аппарат, медсестра пробур¬чала: “Могли бы и раньше позвать, чего долго терпели-то”.
Всех, кто был со мной в палате, — выписали. Я тоже с нетерпением ждала счастливого часа. Как-то спросила, когда меня выпишут. Медсестры посмот¬рели на меня свысока и сказали, что ско¬рей всего не скоро, т.к. я не совсем обыч¬ная женщина – «старородящая». Увидев мое погрустневшее лицо, ре¬шили подбодрить:
“Не волнуйтесь, у нас были женщины, которые по два-дцать лет  не рожали, а потом получилось”.
Я не могла удержаться от сарказма:
“А есть женщины, которые в 33года выхо¬дят замуж, а в 34-рожают”.
 Они были настолько удивлены, что мне стало смешно.
И вот как-то часов в 11, в ра¬бочий день, моя врач сказала мне, что если ребе¬нок готов к выписке, то можем идти домой.
Вот тут я, почувство¬вав запах свободы, не могла уже сдержать эмоции.
Начала до¬званиваться до  род¬ных. 
Они смогли забрать нас с доч¬кой только во вто¬рой половине дня.
Часы до освобож¬дения каза¬лись го¬дами.
   И вот она — долгожданная свобода.  Боже, даже не могла представить, как буду счаст¬лива просто пройти по улице.
   Ведь вопреки всему – мы победили. Нас трое.
Даже воздух вокруг пах как-то по-весеннему чудесно. Это была не послед¬няя победа.
  Но это была победа. Победа жизни над злобой.
Жизнь продолжалась.
 
 
Женщина, последняя степень па¬дения
Оптимизм - удивительный опиум, из себя самого добываемый.  И. Губерман
   Женщина «после сорока» — это особое суще¬ство.
В определенный момент хочется рассмотреть себя в зер-кале поближе, потом понимаешь, что лучше отойти подальше.
Все время в метаниях. Тем более, слух утон¬чается.
 И когда случайно слышишь на работе фразу ру¬ководства: “тех, кто после сорока, — будем убирать”, тут же примеряешь ее на себя.
Начинаешь грустить.
    Потом молодой сотрудник признается тебе в любви, — восстаешь из пепла.
  И так постоянно. Одно время, пришлось до работы добираться на электричке.
  Забе¬жали с дочкой в последний момент перед убытием электропоезда. Падаю на скамейку.


В голове мысли только о том, как бы не опоздать на работу, успеть от¬ве¬сти дочь в школу.
Мужчина, сидевший рядом, вдруг спро¬сил: “Что вы делаете сегодня вечером, не могли бы мы встретиться”.
Коллегам по работе со смехом рас¬ска¬зала об этой случайной встрече. Вывод сделала сама:
“Первая степень падения — уже в электричках знако-мятся”.
   Меньше чем через год, спешу утром на работу. Под¬ходят вьетнамцы. Предлагают познакомиться.
       Вывод: “Вторая степень падения — дальше только бомжи… “.
Вечером, после работы, бегу на электричку. Как назло, электричку поставили на дальний путь.
Мало того, на первом пути стоит пассажирский поезд. Придется идти через грязный тоннель. С опаской спустилась в вонючий  тоннель.
На выходе – на ступеньках распо¬ло¬жились бомжи, выпивают, закусывают. Не обойти.
И вдруг: “Девушка, а не составите ли нам компанию “,— скромно так, не грубо.
Собралась с духом — по¬благо¬дарила за предложение, попросила подви¬нуться,
— и давай бог ноги оттуда.
Злые зеркала
Итак, честно скажу, — заставили, можно сказать, вынудили, записать это.
А дело было так.
Сижу дома. Весна. Солнышко светит. Казалось бы, вот это можно назвать раем.
Отвлёк телефонный звонок.
Вот всегда так. То сидишь дома, ждёшь телефонный звонок. Звонка нет. Грустишь, придумываешь всяческие «грустяшки», заодним обижаешься на всех и вся, чувствуешь себя никому не нужным (ОЙ).
А тут, наоборот, хочется побыть наедине с самым дорогим человеком – самой собой. Телефонный звонок был не ко времени.
Но трубку не снять нельзя. Вдруг что-нибудь важное. Пригласили на столетний юбилей.
Представляете? – На столетний.
Быстро догадалась, что просто сло¬жили два юбилея по 50 лет каждый. 100-летие бывает редко.
 На моей памяти – ни разу. Подошла к ситуации серьёзно. Решила купить себе наряд, не скупясь на траты. Сначала пошла в Центральный уни¬версальный мага¬зин, что в центре города. 
Здание этого магазина строили  достаточно долго, мы с подружкой  по вечерам специально ходили понаблюдать за строительством са¬мого большого (по тем временам) магазина про¬мышлен¬ных товаров.
Современный ЦУМ очень отличается от старого, он больше напоминает рынок.
Переходя из отдела в отдел, примеряя множество одёжек, только расстраивалась. В ЦУМ-овских зеркалах выглядела я на редкость неук¬люжей, толстой. Не спасала примеряемая (достаточно дорогая, хоро¬ших брендов) одежда.
Вы думаете, я грустно удалилась домой, обвешанная комплексами, как новогодняя ёлка – игрушками.
Не тут-то было. Нужно приподнять, да просто поднять настроение и купить себе достойный наряд. Городской транспорт для того и существует, чтобы быстро до¬мчать туда, куда тебе нужно.
В тот раз городской транспорт не подвёл. Автобус действи¬тельно домчал меня до остановки, откуда я легко «долетела» до «магазина для полных». Почему-то в тот момент я была един¬ственным посетите¬лем, храбро разгуливающим по магазину в поисках под¬ходящей одежды.
Продолжалось это не¬сколько минут, до тех пор, пока хо-зяйке магазина это не надоело.
 
Она поинтересо¬валась, что я делаю в этом ма¬газине, при этом огляды¬вая меня с удивлением.
Когда я призна¬лась, что хочу приобре¬сти наряд не кому-либо, а себе, она пре¬зрительно поглядела на «потенциального клиента» и объяснила ему (то есть мне),  что на таких, как я, в их магазине,  одежды просто не бывает.
Что мне и было больше всего нужно в эту ми¬нуту.
Ага, значит, я не толстая, значит, я могу надеяться на покупку достойного наряда.
Получив определённую дозу адрена¬лина, поехала в сторону дома. Около дома – магазин. Наряд был по¬добран доста¬точно быстро.
Зеркала подсказали, какой из предло¬жен¬ных нарядов подошёл лучше.  …Берём.
Столетие прошло весело, мой наряд привлекал вни¬мание дам-гостей.
Через несколько дней после праздника пришла в магазин, для того чтобы выра¬зить благодарность про¬давцу за то, что – и наряды у них в магазине красивые, и зер¬кала – добрые.
 
Кто бы мог подумать, что и зеркала  бывают добрыми и злыми, но это так.
Подружки, не верьте злым зеркалам.
Если наряд Вам подходит, в добрых зерка¬лах Вы себе точно понравитесь.
А если что-то там, в магазинном зер¬кале, «не так», то это просто «зеркала злые».  Найдёте магазины с «добрыми зер-калами», – и они помогут Вам подобрать наряд,
точно помогут, – и настроение Ваше поднимется.
Праздник получится,
 ручаюсь.
 
Последнее место ссылки белой вороны
Белая  ворона  —    метафора, кото¬рая исполь¬зуется в русском языке идиоматиче¬ским образом  для обозначения лица, имеющего поведение или систему цен¬но¬стей,  отличные  от других лиц своей общ-ности.
Статус «белая ворона» в том или ином виде имел ко мне непосредственное отноше¬ние в тече¬ние всей жизни.                В элитной школе с английским уклоном дочь осмотрщика ваго¬нов частенько чув¬ствовала себя инородным телом.
Окончив школу, мы разошлись  по разным ВУЗам страны.
Я —  девочка из английской школы.
 В старших классах друг с другом раз¬говаривали мы на сленге – смеси рус¬ского и английского языков. Гонору было не за¬нимать стать.
Довольно-таки быстро поняла, что если  не научусь разговаривать с окружающими меня людьми на нормаль¬ном рус¬ском языке и не спрячу свои «аристократичные  замашки» подальше от людских ушей и глаз, то так и оста¬нусь «белой во¬роной» в сту¬денческой среде.
     Университет позади, НИИУМС и кафедра «Автоматики и телемеха¬ники» тоже остались в «той жизни».      Там я ощущала себя своей, снова стала поз¬волять себе встав-лять в разговорную речь элементы куртуазных текстов и англий¬ские слова и выражения.
90-е годы.
Все, кто про¬шел через них,  не смогут за¬быть, что тогда многие из нас вынуждены были не жить, а выживать.
 Сложно было разобраться в этой неразберихе.
Большинство инженеров НИЧ вынуждены были уйти с кафедры. Нужно было зараба¬тывать на жизнь.
В 94 году ХХ  столетия мне нужно было возвращаться к работе, дочке уже исполнилось 3 года.
За 3 года  «компью¬теры ушли далеко впе¬ред».
Наш друг по¬звал меня работать на ВЦ  Об¬ластного во-енкомата в долж¬ности «оператор ЭВМ», но выполнять функции про¬граммиста. Нужно было изучать новые для меня си¬стемы.
Сначала никак не могла взять прежний темп в разработках про¬грамм, но  потом разозлилась на себя и до-вольно-таки быстро стала программиро¬вать. 
Где наша не пропадала.
Окружающие меня люди – офи¬церы Областного военкомата казались мне пришель¬цами с другой планеты.
Многого не пони¬мала.
Опять – «белая ворона».
Только адапти¬рова¬лась, как опять жизненные обстоятельства заста¬вили ис¬кать новую работу в связи с переездом на новую квартиру. Мы переехали туда, где дочка могла, не боясь машин и со¬бак, ка¬таться с горок зимой.
Летом всё вокруг было зеленым. Воздух поражал своей све¬жестью.
Плюсов много, но и без минусов не обошлось.
Все детские садики, распо¬ложенные ря¬дом с домом, были ведомственными.
И, либо нужно было работать на желез¬ной дороге, либо платить за пребывание ребенка в детском саду столько, сколько я и за месяц не зарабаты¬вала.
 Всегда нужно стараться найти выход из со¬здавшейся ситуа¬ции. Решила, что с моим высшим универ¬ситетским обра¬зо¬ванием,  мне удастся устро¬иться уборщицей на какое-либо предприятие железной дороги.
Честно го¬воря, я была уверена, что та¬кие кадры, как я, про¬сто необходимы.
            Не тут-то было.
Оказывается, устроиться уборщицей на предприятия железной до¬роги было тяжелей, чем занять место ка¬кого-либо начальника. Опять при¬шлось задуматься.
Добрые люди посоветовали устроиться в детский сад воспитателем. 
Тогда и ребенку там местечко найдется. Неподалёку от нашего дома был детский сад, директор  кото¬рого очень любила брать на работу «мамаш» с высшим образованием….
После собеседования  получила место «воспитателя детского сада». Уволилась из военкомата. В один из понедельников должна была выйти на работу. Телефона у нас тогда не было. По делам  звонила от соседки по лестнич-ной пло¬щадке.  До понедельника остава¬лось два дня.
В четверг вечером соседка постучала в нашу дверь…
Она сообщила мне, что на ОПМС-14 (впоследствии случайно узнала, что мно¬гие расшифровывают это название как ПОСЛЕДНЕЕ МЕСТО ССЫЛКИ) – опытную путевую машинную станцию № 14, срочно требуется программист; ставки та¬кой, конечно же, нет, но возьмут «подснежником» на ставку инженера-меха¬ника выправочно-подбивоч¬ного оборудова¬ния – ВПО. На следующий день пошли мы на ПМС.
Шли долго, переходя через множество путей. Дошли.
Руководя¬щий состав предприятия долго беседовал со мной. Больше всего им не понравилось, что у меня малень¬кая дочь.
“А, не будет ли ваша дочь часто бо¬леть?”,— это был главный вопрос.
На мой ответ: “Все дети болеют”,— по¬лучила: “Наши дети не болели”.
 
И все-таки, меня взяли, не без испыта¬тельного срока, конечно. В тот момент я была почти счаст¬лива.  И в понедельник вышла работать не в дет¬ский сад, а на ОПМС-14.
В то время на ПМС-14 было 4 «полудохлых» ком¬пью¬тера. Все они были заражены компьютерными вирусами.
Около этих компьютеров кормилась це¬лая команда, называвшая себя про¬грамми¬стами.
Кто-то из них и на самом деле рабо¬тал программистом на других пред¬прия¬тиях  же¬лезной дороги.
Они разработали не¬сколько специ¬ализированных про-грамм и тиражировали их на множество предприя¬тий, затем сопровождали.
       Это сопровождение обходи¬лось пред¬приятию «в копе-ечку».
И в один прекрасный день у руковод¬ства, наконец, со-зрело решение: ”Нам нужен програм¬мист”.
Вот тут-то я и пригодилась.  Проблема с детским са¬дом решилась благодаря 2 факторам:
— один из родителей работал на железной дороге;
— второй ремонтировал телевизоры, про¬игрыва¬тели в детском саду, постоянно перепечатывал устав садика. Если дочка, не дай бог, заболевала, сразу после того, как нам выдавали справку, что она может посещать детский сад, доктор рекомендовал  не сразу ее, слабенькую, туда вести.
 
 Задумаешься тут —  а как с ра¬ботой?
Нашелся добрый человек.
Мама одного из моих друзей-туристов заменила моей дочери бабушку. Мы отводили к ней дочку, пока девочка не выздоравливала, — и мы могли (без страха за её здоровье) снова водить её в детский сад.
Вернёмся к ОПМС-14.
    После нескольких дней эйфории мне  стало понятно, что порядки на предприя¬тии, куда я устроилась, не соот-ветствуют моему восприятию подобной действитель¬но¬сти.
Во-первых, те, кто тогда «кормился» за счет обслужи¬ва¬ния компьютеров на пред¬приятии, смотрели на меня как на врага.        А я-то со своими устаревшими представлениями «о компьютер¬ном братстве» — вначале пыта¬лась наладить с ними контакт.
Они предупредили бухгалтеров, что я могу испортить программы на компью¬тере, даже не работая за ним, т.е. как только я поработаю за одним компьюте¬ром, всё на другом пор¬тится.
—  И это, учитывая, что на ОПМС-14 в то время никто и не подозревал о существо¬вании компью¬терных сетей.
Главный бухгалтер попросила меня в бухгал¬те¬рию не заходить.
Я удивилась, но по¬обещала дер¬жаться от бухгалтерии подальше.
 
1:0 – не в мою пользу.
Во-вторых, к моему удивлению, (в то время) к компь-ютерам и к ком¬пьютер¬щикам на ПМС большин¬ство от-носилось с опаской
— «твой компьютер нас облу¬чает», «новые компьютеры покупаем,  на зар¬плату де¬нег не хва¬тает».
Много чего наслушалась я от тех, кого стара¬лась тянуть за собой в будущее, для кого разрабатывала пакеты прикладных про¬грамм, кого обучала работать на компьютере.
   Я никак не могла по¬нять, что же такое происходит вокруг меня.
Все было чужое и (по¬вторюсь) непонятное.
 Новый  – 1996 – год был уже на под¬ходе. В преддверии праздника, сотрудники управления обсуждали, как они будут его отмечать.
Секретарь начальника, обходя меня, лично подхо¬дила к каж¬дому и приглашала на праздник.         
Я поняла, что меня на праздник почему-то не при¬глашают. По¬том мне объяснили, что чести быть при¬гла¬шенным на «корпоратив» удостаиваются лишь те ра¬бот¬ники управления, которые отработали здесь не менее трех лет.
Потом этот срок снизился до года. ….
Смутное было время – 90-е годы ХХ столетия.
Однажды руково¬дители совершенно серь¬езно об¬суж¬дали вопрос о том, приглашать ли бухгалтера, чей муж — уважаемый ру¬ководством мастер, проработал здесь не¬малый срок, а она сама не проработала и года, на  праздник.    Решили, как исклю¬чение, при¬гласить.
           Все это каза¬лось мне каким-то ненастоя¬щим. 
Начальник пред¬приятия (не желая обидеть, на всякий случай) объяснил мне, что всем понятно, что я на ОПМС-14 — «белая ворона».
Я и впрямь была там белой вороной. Сначала обижа¬лась, расстраивалась, потом стала от¬носиться по-другому.
Если бы я ушла оттуда, дочку пришлось бы забрать из детского сада. Позволить себе этого я не могла.
Поэтому решила бороться «за место под солнцем».
И там нашлись люди, которые стреми¬лись к новому. Работать с ними было очень интересно. Компьютеров стало больше. Мои и стан¬дартные про¬граммы загружались на компьютеры.
 Единствен¬ное, что меня смущало, это то, что мой компьютер, соответ¬ственно, и мое рабочее место находились в техническом отделе предприятия.
                Не все инженеры приняли эту но¬вую для них технику и меня вместе с ней. Калькулятор, по их мнению, намного лучше подхо¬дил для работы, да и вреда, и шума от него не было.
 
Мой рабочий стол находился на сквоз¬няке между ок¬ном и дверью. Меня начали «выдувать», держа одно¬временно дверь и окно открытыми.           ------------И выдули.
Пройдя по зданию ПМС,  я нашла место под «свой кабинет». Это был небольшой кусок кори¬дора  с ок¬ном, розеткой и лам¬пой.
С предложе¬нием переде¬лать эту часть неиспользуемого кори¬дора в кабинет «компью¬терщика» пошла к начальнику предприятия. Ошарашенный таким напо¬ром, он согласился.
И уже совсем скоро в конце коридора на втором этаже управ¬ления по¬явилось нечто странное.
Это был отго¬роженный кусок коридора со встроенным столом для компь¬ютера, полочками над ним и желез¬ной дверью, обшитой сна¬ружи «вагонкой».
Дверь нужно было постоянно закрывать на ключ, иначе она, под собственной тя¬жестью, все время открывалась. Размер за¬кутка совпадал с шириной стола, от¬крытая дверь была рядом со мной.
                Я ее закрывала. Поначалу любопытствующие стучали в дверь, чтобы узнать, «чем же я там занимаюсь».
  Увидев, что я рабо¬таю, со вздохом удаля¬лись.
Все пытались придумать назва¬ние  моему закутку.
Я называла его гнездом, а начальник на сове¬ща¬ниях называл  «компьютерным залом».
   Инте¬ресно и то, что в тех. отделе пере¬стали откры¬вать одно¬временно окно и дверь – выдули, так зачем же продолжать. Не хочу сказать, что там работали ка¬кие-то злые люди, которые ненавидели меня за что-то. Нет, просто я им мешала.
Кому нужна в кабинете белая ворона.
Со временем я завоевала доверие мно¬гих своим отношением к работе и людям.
Ма¬стера ПМС восхищали меня своим отношением к работе, интересом к ней. На их плечах и на плечах ра¬бо¬чих и держа¬лось это предприятие.
Для мастеров я напи¬сала программу по обработке «наря-дов».
Благодаря про¬грамме, мастеров пере¬стали обманывать при начислении зара¬ботной платы.
Компьютер выдает го¬товый документ, — не отвертишься. Я написала пакет программ по вагон¬ному парку пред¬при-ятия.
С выпиской «нарядов» быстро закон¬чили. Кому-то это было невыгодно. А с вопросами по «вагонному парку» мастера часто подходили ко мне.
  И когда меня незаслуженно оби¬дели, а мастера случайно оказа¬лись свидетелями скан¬дала, они встали на мою защиту. Утром следу¬ющего дня я не успела на служебный ав¬тобус.
Почему-то эти серь¬езные мужики решили, что раз меня нет в автобусе, зна¬чит, я заболела из-за скан¬дала. 
В течение всего дня они приходили ко мне в закуток с шоколадками и другими пода¬рочками, ин¬тере¬совались, как я,           и, убе¬дившись, что все в порядке, гово¬рили, что они всегда вста¬нут на мою защиту, если меня кто-нибудь посмеет обидеть.
Меня уже стали приглашать на празд¬ники, сове¬то¬вались о покупке новых ком¬пьютеров. И даже по¬слали учиться на курсы глав¬ных механи¬ков в Свердловск.
Читая мою анкету, где я ука¬зала, что при¬ехала на курсы «главных механиков», что образова¬ние имею самое что-ни-на-есть выс¬шее, что ставка у меня (после сокра¬щения) — сле¬сарь-ремонтник пятого раз¬ряда, с удивлением по-интересовались, а не стыдно ли мне писать насчет зани¬ма-емой  должности.
   А мне и не было стыдно, пусть другие стыдятся.      По¬сле окончания курсов привезла на предприятие новую про-грамму, уста¬но¬вила на компьютере глав¬ного меха¬ника, научила его работать в этой про¬грамме.
Многие инженеры и бухгалтеры уже постоянно  ра¬бо¬тали на компьютере.
Внедрялись новые на тот мо¬мент си¬стемы. Словосочетание «План счетов» уже не пугало. ------Многие доверяли мне.
 Но, тем не менее, уклад этой ор¬ганиза¬ции никак не вязался с моими представ¬лениями о ра¬боте.  И как только дочь «доросла до школы», я положила «заявление об уходе по соб¬ственному желанию»  на стол начальника.
 Никто не ожидал такого поворота собы¬тий.
Во время безработицы уходить с такого предприятия самому — по собственному желанию, по мнению многих, было глупо.
Но при том, что я уже не чувствовала себя на ОПМС 14 чужой, дольше работать там я не собиралась.
Не хотелось уже и на очередной празд¬ник идти, но мне было сказано, что начальник вписал мою фами¬лию в спи-сок,— и я не имею права не пойти на меро¬приятие.
 Я не жалею о том, что работала на ОПМС. Для меня три года работы там было настоящей «школой жизни».
  До этого все шло непросто, но как бы по–накатан¬ному:  — английская школа,  — университет, — НИИУМС,
— кафедра «автоматики и телемеханики»,
— вычислительный центр областного воен¬комата.
А тут — все совсем по-другому.
Другое, ка¬залось бы, мироощущение.
Нелегко было, но вычерки¬вать из жизни эти три года я не собираюсь.
Они не про¬шли для меня даром.
----------  Белая ворона взмахнула крыльями и поле¬тела, думая,  что на свободу.
 
    Улетая, оставила 11 рабочих, загружен¬ных серьезной математикой компьютеров, гра¬мотных компьютерных пользо¬вателей (кто хотел, научился), думаю,  добрую память о себе. Когда через несколько лет потре¬бова¬лась помощь,  те мастера, к кому обрати¬лась, были рады помочь.
Недавно встретила начальника ОПМС-14.
           Он рас¬ска¬зал, что у них – новый про¬граммист и что характер у этой дамы, не в пример моему, — тихий, уступчивый.
Уви¬дев улыбку в моих глазах, усмех¬нулся и сказал:  “Так ведь по¬нятно, она на все готовое пришла”.
 
 
Новое тысячелетие  уверенно шагает вперёд.
Новое тысячелетие — уже не новое, а наше.
Оно, это новое тысячелетие,  даже в самом начале своего пути сделало мне несколько незабываемых по¬дарков, о ко-торых очень хочется  рассказать всем.
Дуэт
Это были обыкновенные, и в то же время, необыкно-венные выходные дни.
                Профсоюзная организация Центральных электриче¬ских сетей Пермэнерго предло¬жила сотрудникам съез¬дить по льготным ценам на экскурсию по не¬скольким городам Пермского края.
Поехали.
Дочка — со мной. Это не возбранялось.
Предполагалось посетить г. Соликамск, г. Чердынь и ещё много того, что полагалось по программе.
В Соликамске много времени прово¬дить не планиро-вали, только пообедать и ехать дальше.
Но…Спасибо экскурсоводу…
Она предложила нам заехать в галерею художников Олейниковых, о которых мы (к стыду своему) даже не слышали.
Семён Иванович и Надежда Олейниковы создали гале-рею прямо в род¬ном городе, выбрав для неё красивое двух-этажное здание, где они и представляли экспози¬цию своих полотен, и жили сами.
Женщина-экскурсовод созвонилась по сотовому теле-фону с Семёном Иванови¬чем, получила его разрешение на посеще¬ние галереи, пред¬ложила нам посетить гале¬рею и получила наше на то согласие.
— Никто из нас даже не мог предполо¬жить, что именно эта часть нашей поездки окажется самой главной, самой восхити¬тельной; в душе осталось ощущение со¬прикос-новения с чем-то необыкновенным. 
Автобус подъехал к самым дверям кра¬сивого двух-этажного здания, выгодно от¬личавшегося от рядом сто¬ящих зданий. Над входом — горельеф красивой жен¬щины – Надежды Олейниковой.
Экскурсовод позвонила по сотовому те¬лефону. В дверном замке заскрипел ключ. Двери радушно распах¬нулись.
На пороге стоял немолодой, спортив¬ного вида мужчина – хозяин галереи.
Пригласил в дом.
С Надеждой Олейниковой познако¬миться нам не до-велось, познакомились лишь с её творчеством – прекрас¬ными картинами, вышитыми гла¬дью.
 
Эти кар¬тины, вы¬звавшие наше вос¬хищение, были затянуты тонкой плён¬кой (чтобы спа¬сти от пыли). Располагались они в самых верхних ря¬дах экспозиции.
Семён Иванович встретил нас, как род¬ных. Показал станок, на котором вот уже много лет готовил краски из камней и стекла, показал сами краски.
А потом мы под¬нялись на второй этаж, –  и хозяин дома стал показывать нам свои картины и расска¬зывать об истории со¬здания этих шедевров, написанных камен¬ными красками. Нам показалось, что перед нами — настоящий волшебник.
Мы шли за ним по пятам, стараясь не от¬стать и не пропустить ни одного слова из его рассказа, околдован¬ные волшебным искус¬ством экскурсовода-создателя ше¬дев¬ров, развешанных на стенах галереи.
Рассказал он и о том, что галерея заново открылась лишь недавно, объяснил, отчего такие предосторожности при входе в гале¬рею. Чуть более года назад местные «бизнесмены» заду¬мали выгнать галерею из занимаемого здания и сделать в этих стенах игровой клуб.
Узнав об их планах, хозяин галереи ответил отказом на все предложения и закрыл дверь на замок, открывая лишь своим знакомым –  тем, кому доверял.
 Это не остановило «мафию местного пошиба», тем более что на их пути стоял только Семён Иванович.
 Целый год они выживали галерею из родного дома, но ни картины, ни их автор не покинули дом. Целый год ве¬лась борьба за здание.
 
И лишь через год вмешательство В.В. Путина помогло вы-дворить пришельцев с чужой территории.
В конце своего рассказа об этой эпопее Семён Ивано¬вич высказал неординарное суждение: “Я сочувствую этим людям; они несчастны, хоть и не хотят это пони¬мать”.
Этот вывод поднял Семёна Ивановича в наших глазах ещё выше. Обаяние и величие этого человека по¬коряло.
Дочери моей тогда было лет 13. Она спросила у меня, нельзя ли купить картину.
Я уверенно ответила: “Конечно же, нет, у нас нет таких денег”. Наш разговор услышала проходящая мимо женщина-экскурсовод. Она обнадёжила ребёнка, предложив девочке выбрать понра¬вившуюся картину и попросить хозяина продать.
Семён Иванович назвал  совершенно смешную цену.
На картине есть надпись «На память от художника Олейникова С.И.», ниже прописана дата по¬дарка. Это и на самом деле было больше похоже на по¬дарок, чем на продажу.
Девочка прижала к себе картину.
На следующий день, вечером — мы возвращались до¬мой через Соликамск. Кто-то попросил водителя авто¬буса оста-новиться около галереи.
 После упреждающего звонка сопро¬вождавшей нас дамы несколько человек побежали к галерее.
В автобус они вернулись счастливыми, осторожно неся в руках только что куп¬ленные картины. Вернулись в Пермь. На работе в понедельник дели¬лись впечатле¬ниями от поездки. С восторгом рассказывали о художнике и человеке с большой буквы – Семёне Ивановиче Олейникове.
Всё остальное, что мы узнали во время поездки, меркло на фоне знакомства с этим человеком.
Во вторник мне показали газету «Звезда», в которой был некролог, сооб¬щающий о том, что Семён Иванович Олейников умер.
Как обухом по голове.
И только после этого вспомнила — навязчивое ощу¬щение дымки над головой  Семёна Ивановича, что заставляло уже то¬гда, в Соликамске, сжи¬маться сердце.
И ещё – в галерее всё время как бы зву¬чала музыка. Неважно, что настоящей му¬зыки не было, музыка зву¬чала в наших душах. Эту музыку нам подарил автор картин.
С тех пор прошло немало времени.
Но и сейчас,
при воспоминании об этом человеке,
 о его искусстве, его ге¬роизме
душу начинает заполнять волшебная музыка. ---------------------- 
Строгановский дворец Государственного Русского музея, Санкт-Петербург. В тот день там был арт-салон. После посещения арт-салона спуска¬емся к выходу.
У выхода — небольшое объявле¬ние «ПРИРОДА — ВЕЛИКИЙ ХУДОЖНИК! Выставка Алексея Алексеевича Фольборта (США)».
Любопытно – кто это. Грех не посетить выставку, тем более бесплатно.
Зашли в первый зал.
Ух ты! Прекрасные фотокартины.
Ходили как завороженные.
Движемся из зала в зал, разглядывая картины. И снова, начиная с первого – дальше.
Уходить не хотелось.
Картины напоми¬нали нам что-то знакомое, узнаваемое, извест¬ное.
 И вдруг: “Смотри, этот камень на фотокартине напо-минает Демон Врубеля.
 Да она так  и называется”.   Потрясённые увиденным, в тот момент не заметили сидящего в первом зале немолодого седовласого мужчину.
Это был автор картин. Моё любопыт¬ство с некоторого времени не знает границ.
 
Не заморачиваясь, подошла к Алексею Алексеевичу. Десять лет в английской школе не прошли даром. Потекла милая беседа.
 Я выразила своё восхищение представ¬ленными рабо¬тами. Он рас¬сказал о том, что пращуры его родом из  России.
Дедушка был есаулом и в конце граж¬данской войны уехал из России. Да так и не вернулся туда.
 Отец Алексея Алексеевича уехал в Америку. Сам фотохудожник всю жизнь работал архео¬логом, — и именно его ос¬новная работа дала ему воз¬можность ви¬деть то, что простой человек может нико¬гда не увидеть.
Пещеры, горы, камни, встретившиеся на его жизненном пути в большом количестве, помогли увидеть, раз¬глядеть в этих камнях сюжеты уже существующих кар¬тин.
Выйдя на пенсию, он решил создать книгу фотокар¬тин,  в основе сюжета кото¬рых — фотографии этих необыкновенных камней.
И призвал он фотографов и ху¬дожников всего мира помочь ему в созда¬нии такой книги.
              И откликнулись фотографы и художники.
Книга со¬здавалась.
Глядя на его картины, я опять почув¬ствовала звучание музыки, которую слы¬шала в себе, когда погружалась в ощуще¬ние от картин Семёна Ивановича Олейникова.
 
 
Взахлёб рассказывала я художнику Фольборту о худож-нике Олейникове.
Он был знаком с его творчеством и вос¬хищался им.
С тех пор два великих художника для меня всегда где-то рядом.
Их творчество как бы соприкасается
 одно с другим.
А музыка, возникающая при погружении в эти кар¬тины,
 плещется в душе,
не позво¬ляя ей стареть.
 
Особенности автобусных туров по дальнему зарубежью
«Ни о чем не жалею, никому не пожелаю».
     В последние  годы  многие россияне решили рас¬смот-реть поближе
PLACEs of INTEREST(достопримечательности) зарубежных государств, о посещении кото¬рых в относительно-недавние времена многие и не меч¬тали.   
   А тут – можно, можно почти всем, только деньги не забудь заплатить.
И по¬ехали. Многие, в надежде посе¬тить как можно больше городов и стран за неболь¬шой промежуток времени, стали склоняться к автобусным турам по Зарубежью.
У этих туров был один большой плюс. Знание иностранного языка, даже между¬народного английского не являлось обяза¬тельным. И туристы оказывались (и оказываются, до сей поры) почти в пол¬ной власти груп-поводов. Дай  бог, чтобы повезло.
Чаще групповоды - это тетеньки с большим кошель¬ком (который расправ¬ляет свои складочки по мере приближения конца маршрута) у пояса.  Запуганные ту¬ристы боятся отстать от своего групповода или от экскурсовода, которому из рук в руки  руководитель группы их передает.
   Групповод ненавязчиво предлагает за определен¬ную сумму (чаще это 5 EURO)  посетить с туристами какие-либо интерес¬ные места, посещение которых не входит  в  тур.
 Большинство, в страхе отстать от группы, соглаша¬ются на все предложения деловых тетенек и дяденек. Некото¬рым туристам, выбравшим для отдыха авто¬бусный тур, везет – они попа¬дают в хорошие руки добросовестных групповодов.
Эти люди  прекрасно знают места, по ко¬торым идет автобус, и услаждают слух пассажиров своего автобуса рассказами о стра¬нах и городах,  по ко¬торым этот автобус движется.
   Одной  из серьезных проблем автобус¬ных туров –  тоже искусственно создавае¬мых – является проблема обеда.
   Проблем с завтраками нет.  Завтраки в гостиницах, где ночуют туристы, им обес¬печены.                С обедами слож-ней.
И тут тоже все зависит от человека, ко¬торый от¬вечает за вверенную ему группу туристов. Иногда эти люди пере¬дают свою группу в руки экскурсовода, а сами с чи¬стой (или не очень) совестью двигаются в сторону достойных едален, бросив группу на произ¬вол судьбы.
Экскурсовод проводит экскурсию, затем дает группе так называемое свободное время – часа полтора – максимум – два, с тем чтобы туристы могли  самостоятельно погулять по го¬роду.
Туристы заранее пре¬дупреждены групповодом, что вовремя не при¬шедшие к моменту заявленного отправ¬ления авто¬буса  граждане России, будут оставлены с тем, чтобы как-то само¬стоятельно – это в чужой-то стране,
 
это с мини¬мальным или нулевым знанием ино¬странных языков – добраться до места но¬чевки.
А людям хочется кушать, а они не знают, где бы поесть – и чтобы вкусно, и чтобы не очень дорого, и чтобы недолго обслужи¬вали. Неплохие запросы, не правда ли.
Вот и мечутся рос¬сийские граждане в надежде найти подходя¬щую едальню,  да еще, чтобы не опоздать к отправлению ав¬тобуса.
Найдя какую-никакую едальню, народ быстро обе¬дает и бежит к автобусу в страхе заблудиться, в страхе «а вдруг не дождутся». За день в автобусном туре можно посетить до пяти городов. Все сли¬вается. Потом почти невозможно вспом¬нить, чем тот или иной город или замок отличаются друг от друга. Выручают фо¬тографии и видеофильмы.
 Еще одна очень важная проблема – туалет. Туалеты чаще всего платные. Мало того, на посеще¬ние туалета отводится не очень много времени.
Грамотный «автобусный турист» четко знает, что независимо от желания, посе¬щать предлагаемые бес¬платные туалеты нужно обязательно, а то может и не слу¬читься воз-мож¬ности по дороге. При объявлении об остановке и воз-можности посетить  бесплатный туалет, туда тут же вы-страивается очередь из рос¬сий¬ских граждан.
Приехав домой, мы отфильтровываем в памяти эти недоразумения, отводя им второй план. Помним лишь бесподобные красоты Швейцарских Альп  и потряса¬ющую экскурсию по Зальцбургу, которую уже много лет проводит  бывший россий¬ский, а теперь австрий¬ский гражданин Андрей, и ова¬ции в конце экскурсии.
 Помним огромные пенистые валы Рейнского водо¬пада.    Но подспудно, в закромах памяти откладываются немного смешные, немного грустные истории, связан¬ные с этими поездками.
Эти истории не пополняют наши зна¬ния об истории и красотах посещаемых стран, но в дальнейшем могут использо¬ваться в каче¬стве примеров в учебном по¬собии, как туристам в ав¬тобусных турах обезопасить себя от непорядочных рос¬сийских группо¬водов и их жадности.
   СКАНДИНАВИЯ.
  Туристам было предложено (за 5 EURO) посетить строящийся в Стокгольме  трамплин.
После посеще¬ния на реплику: “Так ведь там одни леса”, — получили ответную реплику групповода: “Что Вы хотите, он же строится”.    Следующим предложением было (за 5 EURO)«погулять вокруг замка», посещение которого не было за¬пла¬ниро¬вано.
Туристы вернулись после прогулки во¬круг замка не-много растерявшиеся, ничего особенного они там не увидели.
В Копенгагене (за 5 EURO) туристам было предло¬жено романтическое путешествие, целью которого было «осмотреть город  с высоты птичьего полета».
“Там же только крыши видно”,— наконец-то, высказа¬лись тури¬сты. 
Групповод ответила: “А Вы что хотели ”.
Дама-групповод взяла на себя обязанности экскурсо¬вода, проводившего экскурсию в замок Эльсинор  (эта экскур¬сия обошлась нам в  40EURO).
 Величавое строение, в котором жил Гамлет –  принц  дат-ский, – герой пьесы великого Уильяма Шекспира.
Мы готовы были впитывать в себя этот волшебный воздух.
Это трогательное ощущение было пре¬рвано экскурсово-дом, привлекавшим к себе внимание пуб¬лики.
            Вкратце прозвучало следующее: “Гамлет,  да, гово-рят, Гамлета вообще не было, да и самого Шекспира, гово¬рят, вообще не было, в замок хотите сходить, да там нет ничего интересного“.
   Честно сказать, мы с подругой скоопе¬ри¬ровались.
Моё знание английского языка и ее пре¬красное качество – умение ориентиро¬ваться в любом городе,  а также то, что в предыдущих поездках мы смогли изжить страх перед «заграницей»,
— помогли нам отвергнуть  не самые лучшие предложения дамы-групповода, дали возможность само-стоятельно бродить по паркам и дворцам, посетить службу в лютеранской кирхе и ка¬толическом костеле.
 

То, что Вы сейчас прочитали, — отнюдь не антиреклама
для  автобусных туров по ЗАРУБЕЖЬЮ.
Просто постарайтесь получать радость от того, от чего Вы запланировали ее полу¬чить,  и не давайте    НИКОМУ  эту радость даже уменьшить.
Берегите себя.
 
AMAZING WOMAN FROM URAL, или как я в Венгрии мыла поела
       Не так давно, решили мы с приятель¬ницей съез¬дить в отпуск в Венгрию, вер¬нее сказать, это она ре¬шила и предложила мне составить ей компанию.
Компания хо¬рошая, грех отказываться. Венгрия — очень красивая страна.
С 20ч. 30мин., как по заказу, в Будапеште насту¬пает ночь. Сразу зажигается море ог¬ней, освещающее мосты через Дунай и саму вели¬кую реку.
  Зрелище вечернего Будапешта впечат¬ляет. Время пребывания в Венгрии пролетело мгновенно. В день, ко¬гда мы должны были уезжать, а уезжать мы должны были вечером, наконец-то ре¬шили съездить в торговый центр Кампона, известный еще и тем, что в нем распола¬гается огром¬ный Тропикариум-Океанариум.
До этого самый боль¬шой аквариум, ко¬торый я видела,— был ак¬вариум на острове Утриш,  недалеко от Анапы.         
   Но океанариум  в торговом центре Кампона потря¬сает.
Под завораживающую музыку, прямо у вас над головой, мед¬ленно проплывают огромные акулы. Немаленькие по размеру, скаты прижимаются к стеклу аквариума и вы¬глядят нарисованными.    По¬сле посещения океана¬риума уже просто ничего больше не хотелось делать, а тем более бродить по от-делам торгового центра  в надежде купить что-либо.
 
Но в карманах осталось небольшое количе¬ство форин¬тов, везти которое домой было просто глупо.
Форинты нужно было потратить за остав¬шееся до по¬езда время.
Я заскочила в один из от¬делов магазина, поинтересовалась у продавца, нет ли в их отделе чего-либо на мою фигуру.
В ответ получила ясное «Nо».  После чего вышла из от-дела, решив довезти оставши¬еся форинты до Москвы.
И тут, совершенно неожи¬данно, ко мне подскочил молодой человек, предлагая попробо¬вать мармелад (это я так ре¬шила).
    К слову сказать, в венгерских больших торго¬вых цен-трах, как и в наших, между отделами стоят не¬большие ки-оски, в которых продаются конфеты, чай, парфю¬ме¬рия.
 Тот прозрачный брусочек, который протя¬нул мне мо-лодой человек, показался мне кусочком мармелада.
   Я его надкусила. После этого наши лица — мое и его, стали чем-то похожи.  Это был не кусочек марме¬лада.
 Это было фруктовое мыло.
Молодой человек растерянно посмотрел на меня и произнес: “О, amazing woman, amazing woman” .
    К этому времени я уже пришла в себя и почти не за-думываясь, ответила:“From URAL“, уточняя, что удивительная женщина приехала с Урала. Он захохотал: “Amazing woman from Ural ,  amazing woman from Ural”.
 
Но даже в этой ситуации он не забы¬вал о том, что должен про¬дать товар.
               По-ан¬глийски (спасибо учителю английского языка, это не соста¬вило трудности для меня) я объяс¬нила ему,            что денег у меня «всего-ничего».
В резуль¬тате, прекрасное фруктовое мыло досталось мне по но¬миналу.    Видимо, я была первой, кто попробовал продавае¬мое им мыло «на зуб».
После этого моя компаньонка по дан¬ной поездке долго со смехом рассказы¬вала, как она наблюдала, как мы с юным продавцом хохотали и об¬ни¬мались.
    Никаких выводов из данной истории де¬лать не нужно, а просто посмеяться, пред¬ставив себе, как я в  Венгрии мыло поела.

 
Зарядка
«Вдох глубокий, руки шире, не спешите, три-четыре.
Бодрость духа, грация и пластика.
Общеукрепляющая, утром отрезвляющая,
Если жив пока еще, гимнастика»
В.С. Высоцкий
Начнём с того, что на свете существует нечто под названием «лень».
Нет, я не собираюсь спорить со слово¬сочетаниями: «лень – двигатель про¬гресса», «лень–это признак молодости». 
НО иногда лень выступает в роли вре¬дителя.
Быть пионерским вожатым (вожатой) совсем непросто. Согласившись две смены подряд на эту работу, не совсем понимала, на что иду. Одна из функций вожатого – по утрам проводить зарядку с детьми из отряда.
Я провела зарядку, вспомнив кое-что из СВОЕГО «пионерского детства». Вроде бы, получилось неплохо.
К вечеру мои мышцы отозвались ноющей болью на те, совсем простые дви¬жения из зарядки, которую я провела утром.
Всё болело. Без ноющей боли не обхо¬дилось ни одно движение.
За три недели лагерной смены мышцы привыкли. Даже удалось, как в детстве,  перелезть через невысокий лагерный забор (чтобы сократить дорогу).
Зарядка придала мне бодрость и пла¬стику моим мышцам.
 Дома, конечно, ЛЕНЬ опять победила.----
Жизнь летит, не остановишь. Какая там зарядка по утрам. Пеленки, распа¬шонки.  Бег по кругу. Лишь бы всё успеть, никуда не опоздать.
С тех 19 моих лет прошло ещё 25 – тоже моих.
А, не заняться ли лечебной физкульту¬рой?
Почему бы и нет.
1-е занятие. Вначале – небольшая зарядка. Лёгкие движения, несложные прыжки.
Ногу свело судорогой. Сижу на полу, плачу от нестерпимой боли и обиды.
Тренер подошла, сильными руками размяла ногу. Месяца через полтора я смогла выпол¬нять всё как все.
«Не страшны дурные вести, - мы в ответ бежим на месте.
В выигрыше даже начинающий.
Красота: среди бегущих, первых нет и от¬стающих.
Бег на месте    – обще примиряющий».

Птичьи истории
Пешеходы
Слово «пешеход» у многих ассоциируется с людьми, которые в определённый момент не сидят в автомобиле или в другом транспорте, а идут по тро¬туару или пере¬ходят через дорогу.
 Но в последнее время стала убеждаться в том, что племя пешеходов включает в себя особей, отнюдь не относящихся к роду че¬ловеческому.   Вот идёт по пешеходному переходу ворона, идёт медленно, важно, не торопясь.
 Водителям приходится ждать, пока эта серьёзная птица перейдёт через до¬рогу.
И откуда она знает, что переходить до¬рогу нужно именно в этом месте?
Синички и трясогузки тоже пере¬бегают через до¬рогу по пешеходному пере¬ходу, именно перебе¬гают, — ха¬рактер у них такой — не могут медленно передви¬гаться, всё спешат куда-то.
Голубь - птица городская.  Голуби считают себя пол-ноправными членами общества горожан.
Через дорогу голуби переходят по-деловому, не от-рываясь на всякие глупости.
Если есть в нужном месте «зебра», — не спеша пере¬ходят по ней.
Если «зебры» нет, — не спеша переходят через до¬рогу там, где удобней им.
Очень интересно бы¬вает глядеть на этих пешеходов, задавая себе, — не им же — вопрос:  “Почему не пере¬ле¬тают, а именно пе¬реходят через до¬рогу наши кры¬латые соседи? “.
Частенько нарушают правила дорож¬ного движе¬ния собаки, то и дело чуть не запрыгивающие под ко¬лёса. Собаки, которые совсем недавно поте¬ряли хозя¬ина, ведут себя намного умнее, чем уже заматеревшие на воле.  Недавние домашние любимцы тоже предпочи¬тают переходить через дорогу по пешеход¬ному пере¬ходу,чаще перебегать, но иногда именно переходить, предпо¬чи¬тая подождать, когда пойдут люди.
Хуже всех на дорогах ведут себя кошки.
 
Они и здесь ощущают себя королевами, думают, что все должны уступать им дорогу, независимо от того, от¬куда и насколько неожиданно они вы¬скочат.
Можно предположить, что кошки счи¬тают, что даже если они прыгнут под ко¬лёса машины,
  водитель обязан любым способом уберечь кошку, даже с риском для жизни водителя и риском «убить»   доро¬гой его сердцу автомобиль.
 Живая природа приоткрывает завесу над тайнами, не открывая этих тайн, но заставляя задуматься
— о чём????? 
Каждого  — о своём.

Гарем
Лето.
Место действия — одна из немногих деревень, в кото¬рой живут — не только бабушки и де¬душки.
  Деревня жива, в основном, благодаря со¬седству с большим санаторием, в кото¬ром жители могут найти работу, и фореле¬вым хозяйством, тоже обеспечивающим часть населения работой.
Команды гусей нахально цепляются к прохожим.
Местное население их не бо¬ится и гоняет, а отдыхающие, иногда поз¬воляющие себе выйти за стены санатория, стараются обходить гусей стороной.
        Гуси не стесняются исподтишка под¬бираться сзади к прохожим и пытаются засунуть свой любопытный клюв в дам¬ские сумки.
Не привыкшие к такому от¬ношению горо¬жане (горожанки) с криками убегают от гусей, пытающихся настигнуть их, чем доставляют несказан¬ную радость мест-ному населению.
Деревенские мужики по ходу дают советы, вроде, «да не бегайте вы от них» или «да не сделают они вам ничего»  и хохочут над убегаю¬щими от гусей дамами, даже не предпри-нимая по¬пытки им помочь.
Деревня живет. Многие жители держат живность  — куриц, коз, гусей и даже ко¬ров. Утром пастух ведёт на выпас стадо ко¬ров, которые заполоняют всю дорогу, ко¬торую им вежливо уступают водители лег¬кового автотранспорта и пешеходы.
Петухи кукарекают по утрам, исполняя роль будильников. Местные курицы облюбовали лужайку, расположенную рядом с небольшой гости¬ницей за стенами санатория.
Гостиница окружена забором из металли¬ческой сетки, вкопанным в землю.
Казалось бы, никакая местная живность  не сможет прорваться на солнечную лу¬жайку. Но, тем не менее, один петух и штук десять куриц каким-то образом всё-таки просачивались на запретную террито¬рию.
 И в один прекрасный день мы стали свидетелями того, как и где курицы про¬рывались на облюбованную  ими  лужайку.
В тот раз петух уже по-хозяйски разгу¬ливал по ту сторону сетки, рядом с ним бродили и кудахтали куры.
Лишь одна несчастная, взъерошенная курица, видимо забыв, где подкоп, бегала вдоль забора.
Петух громко кукарекал, явно ругая глупую неумеху.
Та металась взад-вперёд вдоль забора, пытаясь найти заветное местечко.
Это продолжалось довольно долго.
Наконец-то, она нашла место умело присыпанного землёй и травой подкопа.
Наклонила голову, лапками разгребла заветную щёлочку под забором и про¬никла на заветную территорию.
Мгновенно пополнила ряды подруг.
Петух замолчал.
Весь гарем  в сборе.
 Чего ж кукарекать.
Чайка городская
Видимо, что-то всё-таки объединяет нас с братьями и сёстрами нашими меньшими.
Частенько можно услышать «ты прямо как плюшевый мишка», или «ты как обезьянка».
Поэтому, когда мой начальник, когда-то бывший для меня просто другом, назвал меня (мило улыбаясь при этом) «чайка ты моя городская», мне стало приятно, особенно в первый момент.
Потом я стала задумываться над этим определением, – и когда до меня дошло, что под «чайкой» в данном контексте имелась в виду обыкно¬венная «городская ворона», мне захотелось «убить» бывшего друга.
Сообщество «городских чаек» до¬вольно-таки пред-ставительно.
Во время «туров по зарубежью» они ча¬стенько попадают в руки групповодов, нацеленных достать из чужих кар¬манов и переложить в свои — как можно больше EURO за дополнительные услуги типа «за подъём на автобусе на гору вместо вос¬хождения пешком», причём почти никто из туристов не отслеживает, что всё ранее уже оплачено. Граждане покорно складывают в про¬тянутую пух¬ленькую или худую руку честно заработанные деньги в надежде по-лучить дополнительную услугу на отдыхе.
В автобусном туре по Европе нашу группу сопро¬вождала дама с БОЛЬШИМ КОШЕЛЬКОМ на поясе, куда исправно скла¬дывала EURO, полученные от напу¬ганных российских граждан за какие-то странные до¬полнительные.
Как-то раз нам предложили провести экскурсию в Мюнхене, — и это при том, что и так за день объе¬хали пять горо¬дов.
Звали эту даму Галочка.
И как-то привилось «ВСЁ ДЛЯ ГАЛОЧКИ».
Т.е. у туристов во время пу¬тешествия создалось ощущение, что это не Галочка отрабатывает проплаченные нами деньги за её услуги в качестве груп¬повода, а мы – «чайки городские» – всегда что-то ей должны и скла¬дываем, и складываем в её лапку EURO.
Европейская валюта как-то незаметно перекочёвывает в большой матерчатый кошелёк, привязанный к поясу Галочки. 
К концу поездки этот кошелёк приобретает всё более пухлые формы.
То же самое повто¬рилось и во время поездки по Скандинавии, и во время пу¬тешествия по Венгрии.
А если задуматься, то реклама, льюща¬яся изо всех щелей по всем телевизионным программам (слава богу, кроме канала «Культура») рассчитана как раз на «городских чаек». Откуда-то с 25 кадра на тебя устави¬лись «галочки», которые загля¬дывают в твой карман с целью пожи¬виться. 
Уважаемые «городские чайки», Вы не одиноки.
 Включайте чувство юмора.             
Это поможет Вам овладеть очками, помогающими разглядеть «галочек»
и улететь от них до того,
как они успели поживиться
за Ваш счёт. 
 
Оглавление

 Сказки старой обокружки                4
   Принцип колбасы                4
   Сказки старой «обокружки»                9
   Осень  «обокружки»                16
   ПомоеШный кот                19
   Комплекс бедности                22
   Делим по-братски                30
   Насмешка Джоконды                32
Детство кончилось                34
   Здравствуй, Нюся                34
   Кукуруза                37
   Попутчики                47
     История первая                47
    История вторая                49
А, почему бы и нет                52
   Счастье                56
   Ультрамариновые краски                67
   Шелуха воспоминаний                69
  Двойка                72
  Манная каша                76
  О-ох и А-ах                78
 Дядя Федя                80
SHOP-туры в Москву в советские времена                82
  1-й SHOP-тур в Москву                82
  2-й SHOP-тур в Москву                84
  3-й SHOP-тур в Москву                86
Женские истории                89
Женская работа                89
Потерпите, женщина, или бабское братство.                97
Женщина, последняя степень падения                110
Новое тысячелетие                130
Дуэт                130
Особенности автобусных туров по дальнему зарубежью                138
AMAZING WOMAN FROM URAL, или как я в Венгрии мыла поела    144
Зарядка                147
Птичьи истории                149