Письма без обратного адреса рассказ-быль

Письма без обратного адреса
(рассказ-быль)
Ещё утром день, казалось, обещал быть погожим, но к полудню неожиданно, как это часто бывает у нас весной, быстро набежали тучи и хлынул проливной дождь. Нам с Маратом ничего не оставалось, как поспешно укрыться, успев, однако, изрядно промокнуть, в первом подвернувшемся кафе. Такому повороту дел мы были даже рады. С Маратом мы давнишние друзья, но с годами встречаемся все реже, только от случая к случаю. А тут можно посидеть, поговорить, вспомнить о днях минувших, общих приятелей и знакомых, тем более, что к этому предрасполагал и выходной день.
  Официантка подала нам по чашечке кофе, который оказался как нельзя кстати в этот ненастный час. Было слышно, как за занавешенном оконном стекле продолжает дробно барабанить дождь. В это время распахнулась двухстворчатая дверь и в кафе торопливо вошли два молодых солдата. Сняв фуражки, они уселись поодаль от нас и заказали что-то услужливой официантке.
  - Видать, увольнение получили солдатики, - глянув на них, сказал Марат.
  Я тоже мельком окинул взглядом новобранцев, и вставил:
  - А может на самоволке.
  - Нет, - заверил меня Марат – Видишь, держатся со спокойной уверенностью, без оглядки, не дёргаются. Значит у них всё чин по чину.
  - Может быть, - безразличным тоном ответил я. От теплоты меня разморило и даже потянуло ко сну.
  Тут я заметил, что один из солдатиков вытащил из бокового кармана конверт, торопливо вскрыл, достал письмо и с волнением углубился в чтение. Не ускользнуло от меня и то, как его товарищ пристально, с завистью смотрел на него, тень лёгкой грусти легла на его лицо.
  - Письмо получил, счастливчик- понимающе сказал Марат. – Может из  дома, а может от своей девушки, которая уже заскучала по нём.
  - Всё может быть, - согласился я.
  - А тот, по всей видимости, не дождался драгоценной весточки, - продолжал строить догадки Марат. – Ну ничего, не сегодня, так завтра получит. Представляешь, что значит для солдата, который до того быть может никогда надолго не отлучался из родного дома, желанное письмецо. Меня даже плясать заставляли.
  - Представляю, но ты же знаешь, мне не довелось служить в армии. Только краткосрочные военные сборы прошёл.
  - А я отслужил от звонка до звонка, - ударился в воспоминания Марат, - в ракетных войсках, на Сахалинском полуострове.
  С трудом осилив дрёму, я слушал своего друга не перебивая, понимая, что появление солдатиков настроило его на армейскую тему. Это его излюбленный предмет мыслей и разговоров. «Марат сел на своего конька. А это надолго», - подумал я.
  - Каждое письмо из Нурека, куда моего отца инженера-гидростроителя перевели из Симферополя, правда, я тогда ещё под стол пешком ходил, было для меня настоящим праздником. Но, если признаться, ещё с большим нетерпением я ждал писем из Душанбе.
  - От девушки? – полюбопытствовал я.
  - Да… - замялся Марат. – Хотя, как сказать. Моей девушкой она никогда не была и быть не могла. До того я её ни разу даже не видел.
  - А письма всё-таки слала.
  - О, эта целая история, - выпалил Марат. – Причём очень забавная. Хоть кинокомедию снимай.
  - Расскажи, время у нас есть, - предложил я.
  Тут молодые солдаты встали и пошли к выходу, дождь внезапно прекратился, как и начался. Проводив их взглядом, Марат согласился.
  - Ладно, слушай, хотя я предпочитаю в это никого не посвящать.
  - Как знаешь, – сказал я.
  - Тебе как на духу расскажу. Только ты пожалуйста, не смейся. И постарайся понять всех, кто оказался вовлечённым в эту историю.
  Любопытство стало распирать меня.
  - Только давай сначала перекусим, - предложил Марат.
  - Да, не мешало бы, - ответил я.
 Мы заказали пиццу, поели и Марат, отпив глоток кофе, вначале задумался, а потом начал свой рассказ. Откровения своего друга я излагаюздесь без каких-либо изменений и добавлений.
  - Вместе со мной в одном взводе служил ещё один парень из Таджикистана. Далером его зовут. Мы с ним быстро сдружились. Как никак земляк, из Душанбе. Не последнюю роль сыграло и то, что мы по случайному совпадению оказались ещё и однофамильцами, оба Зариповы. Даром, что разных национальностей, он таджик, я крымский татарин.
    Далер часто получал письма. Это не означает, что я их мало получал. Но в отличии от меня письма ему поступали не только от родителей, но и от его девушки. По-моему, он их ожидал гораздо с большим нетерпением, чем от отца с матерью. Когда они приходили, старшина громко кричал:
  - Зарипов, письмо!
  Обычно мы оба устремлялись к нему, но сколько раз случалось, что старшина, остановив меня, бросал:
  - Это опять невеста Далера пишет своему касатику. На, держи.
  Схватив конверт, Далер старался быстрее уединиться и читал запоем послание милой его сердцу девушки. Вечером уже в казарме, при тусклом свете, который  раз он  перечитывал их. Однажды я видел, как он при этом вздохнул, улыбнулся чему-то, потом украдкой поцеловал пакетик, которая ещё не так давно держала в руках его возлюбленная. Поймав мой взгляд, он густо покраснел.
  Я ни то, чтобы завидовал ему. Боже упаси, наоборот, я был рад за него. Но нередко в такие минуты грусть захлёстывала меня. До армии была у меня девушка, я ещё в девятом классе в неё влюбился. Вроде и я ей симпатизировал. Мы даже раза два на танцплощадку ходили, в парке гуляли, взявшись за руки. Потом её у меня отбил другой, более хваткий парень, который был бесшабашным мотогонщиком и ему прочили звание чемпиона. Ну и стал бы им, мне-то что. А со своей девушкой я толком и поцеловаться не успел. Наверное, всему виной моя робость, излишняя застенчивость. Ну, а что делать, таким вот уродился. Как бы то ни было, девушку ту я ещё долго не мог забыть, страдал, она являлась мне во сне, вновь и вновь причиняя мне боль. Мне ничего не оставалось делать, как горестно вздыхать. Рубец на сердце и застывшая горечь сохранишь надолго.
  Как-то получив очередное письмо и проходя мимо меня, Далер как бы невзначай спросил:
  - А что, Марат, у тебя нет девушки?
  - Была, да сплыла, - отрезал я и отошёл в сторону.
  Так тянулись безрадостные для меня дни. Но однажды произошло то, что чего я никак не ожидал. После строевой подготовки старшина отработанным зычным голосом крикнул:
  - Зарипов! Получай письмо, голубка принесла. Девушка ждёт не дождётся тебя.
      Далер первым кинулся вперёд. Но старшина так рявкнул на него, что он застыл на месте.
  - Не одному тебе такое счастье. На сей раз письмо Марату.
  - Мне? – поразился я. – От какой ещё девушки?
  - А я почём знаю? – съязвил старшина. – Но что от девушки, это точно. Одно странно, письмо без обратного адреса. Да это не столь важно, главное, конверт пропитан духами. Это говорит о многом.
  Я не знал, что сказать. А старшина всё не унимался. Поднеся конверт к глазам, он зачитал вслух:
  - Елизавета Крылова. Ты чего, Марат, красавец писанный, так долго таил от нас, что у тебя есть девушка?
  Затем не обращая внимания на мою растерянность, всучил мне конверт, понимающе хмыкнул и шутя погрозил мне и Далеру:
  - Ну, кобелины. Становись!
  Я торопливо спрятал письмо в карман и побежал на плацдарм. Мы пошли строевым шагом.
  «Запевай!» - послышалась команда. Мы затянули хором:
           Вьётся, вьётся,
           Знамя полковое.
           Командиры впереди, -
           Солдаты в путь!
           А для тебя родная,
           Есть почта полевая.
  Письмо, словно горящий уголёк, через шинель жгло мне грудь. Кто эта Елизавета? Почему не могу вспомнить? От волнения я шагал невпопад и к неудовольствию идущих впереди, наступал им на пятки.
  Наконец, раздалась команда «Вольно! Разойдись!». Я с нетерпением ждавший эту минуту, тут же отбежал в сторону и стал читать. При первых же строках лёгкая дрожь пробежала по моему телу, сердце затрепетало. Весь текст письма я и сейчас помню, как наизусть:
  «Здравствуй, мой дорогой Марат! Прости, что так долго не писала тебе. Я всё не решалась. А нынче не выдержала, потому, что истосковалась по тебе. Ты, конечно, не помнишь меня. Да и не мог помнить, мы даже словом не перемолвились с тобой. Но ты, такой ладный, красивый, всё время стоишь перед моими глазами. Я впервые увидела тебя, когда приезжала из Душанбе в Нурек к своей подружке. Потом я ещё навестила подругу и уговорила её пройтись по улицам, в надежде встретить тебя. Это повторялось несколько раз и однажды мы с тобой столкнулись на перекрёстке. Ты даже бросил на меня мимолётный взгляд, под которым я задрожала как осенний лист. Ты прошёл мимо, а я, оглянувшись на тебя, решила для себя однозначно: «Вот мужчина моей мечты». Словом, я к вящему удивлению подружки, зачастила в ваш город. И опять видела тебя несколько раз, проходящего то одного, то с приятелями на улице. Не единожды я порывалась познакомится с тобой, открыть свою душу, но на такой шаг у меня не хватило смелости. Боялась, что ты меня не так поймёшь. Да и повода для знакомства не было. Я лишь уповала на то, что случай такой представится. Но он никак не представлялся, а вскоре тебя забрали в армию. Я долго искала твой адрес, и всё-таки нашла».
  Я не знал, что и думать. С одной стороны червь сомнения глодал мне душу, но с другой я сердцем слышал голос любви. Кто эта девушка? Почему я не заприметил её, почему упустил? Я бережно сложил письмо в карман.
Потом односторонняя связь на какое-то время прервалась. Не могу объяснить причину своего состояния, но в душе у меня нарастала тревога, я стал раздражителен, досадовать по пустякам. Но всякий раз, когда старшина раздавал письма, я с замиранием смотрел на него. И, наконец, оно пришло, письмо, которое, даже не признаваясь себе, я так ждал. И опять оно было полно тепла, ласки, радужных надежд. Что ни слово, веяние любви и нежности. Я читал, пьянея от каждого слова.
  В конце Елизавета приписала: «Маратик! Я ни сколь не сомневаюсь, что мы обязательно встретимся. Ведь каждому человеку уготовлена своя, единственная любовь, дарованная свыше. Никогда не забывай, что человек рождён для счастья, но его творец, творец всех возвышенных, светлых и добрых чувств, это-любовь. Верю, надеюсь, жду. Елизавета».
  У меня защемило под ложечкой. Маратиком меня называла только мама, и то в детстве. Мне очень хотелось откликнутся, написать ответное письмо. Но все послания из Душанбе были без обратного адреса. Потом было ещё несколько писем, но все такие же, и наша смычка с Елизаветой была похожа на одностороннее движение.
  Все письма я бережно хранил и как Далер, снова и снова перечитывал их. Мысленно я представлял себе Елизавету, Лизу, стройной, с нежным овалом лица, искрящимися глазами, крылатыми ресницами и вьющимися волосами. Может и не такая она, а вовсе другая, ну и пусть. Не с лица же пить воду. Главное – она душевная, а это куда важнее. Признаться, её письма всколыхнули меня, сердце оттаяло, я стал смотреть на окружающий мир другими глазами, с удивлением отмечая, как он многолик и прекрасен. Я даже стал тщательно следить за своей внешностью, к чему раньше относился безразлично. И ещё я думал о том, что когда мы встретимся, как, наверное, будет рада Лиза. Ведь сколько признаний и заверений было в её письмах, в искренности которых я нисколько не сомневался.
  Между тем не замедлил наступить конец срока нашей службы. Демобилизовавшись, мы с Далером вместе поехали поездом в Душанбе. Чтобы сделать сюрприз родным, мы решили не оповещать их о своём прибытии. На железнодорожном вокзале, мы, обменявшись адресами и номерами телефонов, распрощались. Я на попутной машине поспешил в Нурек, к заждавшимся родителям.
  Понятно, мне не терпелось скорее увидеться с Лизой, пообщаться с ней. Я знал, что живёт она в Душанбе, но легче найти иглу в стоге сена, чем человека, не зная его адреса. Конечно, можно было бы обратится в адресное бюро. Но какое-то подспудное чувство удерживало меня от этого намерения. Чего доброго, пойдут ещё суды-пересуды. Городские ворота можно закрыть, а рты людям-нет. Я тешил себя мыслью, что Лиза непременно даст о себе знать, ведь отыскала же она меня на Сахалине, меж Охотским и Японскими морями. А в Нуреке найти меня проще прощего. Тем паче, у неё здесь есть подруга, которая наверняка знает меня. День шёл за днём, но долгожданной вести всё не было. Лиза словно испарилась. Я даже забеспокоился, может она приболела или какие-то другие обстоятельства не позволяют ей пока выйти на меня.
  К слову, я не мог не заметить, что в городе девушки, будь то знакомые или нет, нередко бросают на меня пристальный взгляд. Но это нисколько не волновало меня. Я жаждал встречи с ней, Лизой, вроде уже близкой девушкой, но образ которой всё ещё для меня был покрыт мраком неизвестности. Что я о ней знал? По существу, ничего, только то, что она живёт в Душанбе, и что в моём городе у неё есть подруга. Но одно не вызывало у меня сомнений, а именно, что она сердечная, кроткая и доброхотная. И всё же, в сердце у меня порой шевелилась ревность. «Где ж она гуляет, моя вольная луна?» - думал я.
  Поинтересовался я и судьбой девушки, когда-то мне нравившейся, но предпочетшей другого. Оказывается, вскоре после расставания со мной она вышла замуж за того парня, мотогонщика, но судьбе было угодно так, что он погиб во время тренировок на горной трассе. Мне стало искренне жаль их обоих.
  Устав ждать позывных от невесть куда пропавшей Лизы, я как-то по делам приехал в столицу и, выкроив время позвонил Далеру. Он очень обрадовался, сразу же узнав меня по голосу.
  «Ты где сейчас, брат?» - спросил он меня. – Возле чайханы «Рохат»? Жди меня, я сейчас подъеду на такси».
  Мы встретились у входа в чайхану и крепко обнялись.
  - Слушай, Марат, - сказал Далер, - Буквально за пять минут до тебя звонила моя бабушка, бабушка Амина и попросила приехать как можно раньше и починить ей перегоревший электрочайник. Давай сначала заедем к ней, это недалеко, а потом посидим где-нибудь и отметим нашу встречу, дружище.
  Бабушка Амина жила в ветхом двухэтажном каркасном доме с небольшим отгороженным двором. Такие дома в городе, где как грибы после дождя растут высотные здания, под стать нью-йоркским небоскрёбам, теперь встречаются нечасто. Когда мы туда пришли, то увидели беззаботно играющую во дворе детвору, в углу виднелся сарайчик, откуда доносилось кудахтанье кур.
  Старуха от радости аж руками всплеснула, завидев внука, с улыбкой посмотрела на меня и провела нас в гостиную.
  - Это мой друг Марат, - представил меня Далер. – Мы вместе служили в армии.
  - Как? – с интересом обернулась  ко мне бабушка Амина, - тот самый, про которого ты не раз писал в своих письмах мне?
  Я метнул быстрый взгляд в сторону Далера. В ответ он посмотрел на меня глазами невинной овечки и смущённо развёл руками.
  - А вот чаем я вас пока угостить не могу, соколики мои. Придётся подождать, чайник как назло опять перегорел, хотя вроде ещё новый, я его три года назад купила. Ну ничего, Далерчик быстро починит, он у нас на все руки мастер.
  При последних словах старухи я почувствовал неподдельную гордость.
  - Да, я мигом, - заверил её Далер. – Не волнуйтесь, бабушка.
  - Ну, успеется, - сказала та, не сводя глаз с ненаглядного внука, - посидим ещё. А пока ты будешь возиться с чайником, мой хороший, я задам корма курам. Ох, и прожорливые. Не напасёшься зёрен.
  - Какие ещё куры? – удивленно вскинул брови Далер.
  - Да Лизиных, соседки. – уже на пороге обернулась бабушка. – Третьего дня, как я оправилась от гриппа, но хворь ещё полностью не прошла. И вот, пока я ходила в аптеку, она мне записку в двери оставила.
  - Записку? – переспросил Далер.
  - Да, где-то здесь была.
  Старуха засеменила на кухню и вернулась с клочком бумаги, водрузила на кончик носа круглые очки и стала читать вслух:
«Амина, я дважды заглядывала к тебе, но не застала тебя. И где тебя носит? Я на пару деньков уезжаю к дочке в Курган-тюбе. Соскучилась по внучке. Пожалуйста, присмотри за моими курами, подкармливай их. Мешочек с зерном я оставила за курятником. До свидания, Елизавета».
  Дочитав записку, бабушка Амина положила её на стол и сказала:
  - Я быстро управлюсь. Потом вернусь и угощу вас чаем с малиновым вареньем.
  Когда за старухой закрылась дверь, Далер поспешил на кухню чинить чайник. Скуки ради я стал бегло оглядывать комнату, обставленную старомодной мебелью. Случайно мой взгляд упал на клочок бумаги с протёртыми сгибами на столе, и я буквально…обомлел. На меня словно ушат холодной воды вылили. Записка была написана тем же почерком, что и письма без обратного адреса, которые я получал в течении почти года. Судорожно схватив записку, я поднёс к глазам. Сомнений быть не могло. Один к одному, буква в букву. Я бы узнал этот бисерный почерк с загогулинами и через сто лет. Ведь каждое из тех писем я перечитывал по многу раз. С остекленевшими глазами я неотрывно смотрел на клочок бумаги и ничего не соображал. Что это такое? Как всё это понять? Какая загадка кроется за этим? Эта мысль сверлила мне мозг, я был в полном смятении.
  Раздался голос Далера:
  - Всё, порядок. Чайник ещё не один год прослужит моей бабуле.
  Я обратил на него невидящий взор.
  - Тебе что, нездоровится? – участливо спросил Далер. – Ты аж побледнел.
  - Да нет, видать устал с дороги, - нашёлся я.
  Но потом нервы не выдержали, и я спросил, указывая на записку:
  - Кто это написал?
  Не подозревая о том, что у меня творится на душе, Далер ответил невозмутимо:
  - Бабушка же сказала. Это баба Лиза, в соседнем подъезде, в восьмой квартире живёт. Я её ещё знаю с сызмальства. Такая славная старушка, всем норовит помочь. Мухи и то не обидит.
  Я был озадачен ещё больше. Какая связь может быть между этой запиской и письмами без адреса?
  Тут вернулась бабушка Амина и засадила нас за стол, то и дело подливая нам чай, подслащённый малиновым вареньем. Посидев немного, мы, несмотря на уговоры старухи побыть ещё, стали прощаться. Когда мы вышли на большую дорогу, Далер предложил зайти в ресторан, чтобы отметить нашу встречу. Но я отказался, сославшись на неотложные дела. Хотелось побыть одному, наэлектризованному, мне казалось, что голова вот-вот расколется от неотступных мыслей.
  Несколько дней, я ходил как очумелый. Но разгадка тайны писем без адреса представлялась мне неразрешимой. По всему видать, она кроется в восьмой квартире ветхого двухэтажного каркасного дома в Душанбе.
  Скоро я снова был в столице и ноги сами понесли меня к знакомому зданию. Во дворе было всё также, весело щебеча играли дети, в дальнем углу, запертые в покосившемся сарайчике, кудахтали ненасытные куры.
  Не обращая ни на кого внимания, я по деревянным ступенькам быстро вбежал на второй этаж. Вот она, восьмая квартира. Я с минуты постоял в нерешительности, потом с потаённым волнением негромко постучал. Должен же я, наконец, вырвать терзавшую меня тайну, разорвать этот заколдованный круг. За дверью послышалось шарканье шагов. Звякнула цепочка и дверь отворилась. На пороге, вытирая руки о клетчатый фартук, стояла благообразная, седовласая, невысокого роста старуха. Но когда наши взгляды встретились, я был поражён. У неё были зеленовато-голубые, не потускневшие с годами и с удивительным для  её почтенного возраста почти детским любопытством глаза. Увидев незнакомого человека, она спокойно спросила:
  - Из горсвета, что ли? Да всё уплачено уже, как только пенсию получила, сразу же погасила долг.
  - Нет, я не из горсвета, - ответил я. – Мне нужна Елизавета Крылова.
   Старуха искренне удивилась.
  - Елизавета Крылова, это я. – сказала она. – А вы по какому делу?
  Отступать уже было некуда и я, словно вскользь, бросил:
  - Видите ли, я Марат, Марат Зарипов.
  Услышав это, старуха на миг застыла в замешательстве. Затем, взяв себя в руки, сказала:
  - Ах, это ты, ну, заходи, заходи, Маратик.
  Я вошёл следом за ней и в маленькой, чистой кухне присел на подставленный ею стул. Она села напротив и внимательно посмотрела на меня. Мы оба молчали, не зная с чего начать, как поступить дальше. Наконец, я спросил:
  - Не ждали?
  - Сказать правду, нет, не ждала, - ответила она без обиняков.
  - Спасибо за откровенность, - не сводя с неё глаз, сказал я. – Ну, и как вам живётся, уважаемая?.. Простите, не знаю, как величать вас по отчеству.
  - Живём, пока живётся. Хотя свой век я уже, можно считать, отжила. Намедни мне восемьдесят стукнуло, деточка. А там как Бог на душу положит, исполненная достоинства, ответила она. – А по батюшке Андреевна я. Но ты можешь называть меня просто – баба Лиза. Меня так все зовут.
  Когда-то это была красивая, статная женщина, но предательская старость отпечаталась в виде сетки мелких морщинок на висках и под глазами, глубоких складок на челе и в уголках рта. Но я понял, что у меня язык не повернётся называть её бабой Лизой.
  - Елизавета Андреевна –спросил я напролом, - зачем вам это было нужно? Зачем вы поступили так?
  - Ты это о чём, Маратик? – вопросом на вопрос ответила она, хотя, надо полагать, понимала, что этого разговора не обойти.
  Беспечность, с которой были сказаны эти слова, задела меня. Я готов был возмутиться, но сдержался. А может она просто хотела казаться такой.
  - А вы не догадываетесь? – в моём голосе прозвучали язвительные нотки. – Зачем вы так зло подшутили надо мной, разыграли, дурачили, как гороховое чучело?
  - Ах вот ты о чём? –зардевшись, она потупила взор.
  Я ждал ответа. Елизавета Андреевна по-прежнему рассматривала на узор на стертом полинявшем половике. Затем сощурив глаза, она посмотрела мимо моего плеча:
  - Зло подшутила говоришь? Нет, это не так. Я же хотела, как лучше. Для твоего же блага.
  Я был изумлён:
  - Хотели, как лучше? Для моего же блага? Как это понять?
  Старуха задумалась и тем же тихим голосом сказала:
  - Да, Маратик. Слушай меня внимательно. Мой покойный муж был кадровым военным офицером, царствие ему небесное. Его не раз переводили с одной войсковой части в другую. Следуя за ним повсюду, я видела молодых солдат. Видела, как они нуждаются в доброй весточке, как радуются им. И не только от родителей, так как уже выросли из этого возраста. Им нужно нечто другое. Ты же понимаешь, о чём я? Они хотят любви, но не только материнской, они уже, как бы это выразиться, пресытились ею.
  - Понимаю, - кивнул я.
  - Вот я и захотела, чтобы ты уверовал, что ты парень, что надо, захотела поддержать тебя, пусть хоть таким способом, который я выбрала. Ты уж прости меня, Маратик.
  - И вы, не мудрствуя лукаво, решили написать мне? – усмехнулся я криво.
  - Да, - старуха кажется не замечала моей иронии.
  - Но почему письма были без обратного адреса?
  Улыбка тронула блеклые губы старухи:
  - Я не хотела, чтобы ты когда-то узнал, что это был обман. Была уверена, что мы никогда не увидимся. Была уверена, что отслужив и вернувшись домой, ты найдёшь себе достойную пару, выберешь девушку по вкусу.
  - Да, но как вы узнали обо мне, как нашли мой адрес? – удивлению моему не было конца.
  - Случайно, -  улыбнулась Елизавета Андреевна. – Я частенько заглядываю к Амине, больше и некуда. Мы с ней не один год живём по соседству в этом доме, обе вдовствуем. Любим почаёвничать, посудачить. Каждое письмо, полученное ею из армии от внука, Далера, в котором она души ни чает, было для неё настоящим подарком. Сияя от радости, она делилась со мной обо всём, что он пишет. Может я сначала чай поставлю, а то я совсем тебя заговорила.
  Старуха было засуетилась, но я остановил её жестом:
  - Нет, нет. Продолжайте.
  - В одном из писем он сообщил, что вместе с ним служит ещё один парень из Таджикистана, однофамилец даже. Но вот незадача, написал он, у Марата незадолго до призыва в армию, с любимой девушкой осечка вышла. От этого он страдает, ходит вечно отрешённый, безрадостный, замкнутый. Так недолго и рассудком тронуться.
  Тут я вспомнил слова бабушки Амины, обращённые к Далеру при нашей встрече с ней: «Это тот самый Марат, про которого ты писал?»
  - Ну, а адрес как вы узнали? – нетерпеливо спросил я.
  - Просто. Как-то Амина на минуту отлучилась, оставив конверт с письмом, а я записала адрес. А потом всю ночь корпела над бумагой, выискивая нужные слова и утром отправила письмо.
  - Надо же придумать такое, - поразился я.
  Старуха опять улыбнулась и продолжила свой рассказ:
  - Вначале я хотела ограничится одним письмом, но вскоре после этого Амина поведала мне, что товарища Далера, который, наконец, получил весточку от любимой девушки, словно подменили. Марат подтянулся, пишет внук, расправил плечи, глаза блестят.
  Я слушал, не зная, какое чувство больше вскипает во мне – негодование или благодарность. Ведь что ни говори, она хотела мне добра.
  - Так вот, - продолжила Елизавета Андреевна. – Когда я узнала об этой новости, я очень обрадовалась. Я поняла, что сделала правильно и на следующий день опять отправила письмо по заученному адресу. Знала, что ты ждёшь его. А кашу, как говорится, маслом не испортишь.
  Из передней послышался бой настенных часов. Старуха на минуту замолкла.
  - А вы не подумали, что это безнравственно, глумление чистейшей воды, непрошено так глубоко влезать в мою жизнь. Ведь всё тайное становится явным. Не подумали, что ваш обман рано или поздно, всё равно откроется, обернувшись болью для меня. Это всё равно, что дать больному надежду на выздоровление, а потом опять отнять её.
  Старуха отвела глаза, лицо её покрылась испариной. Потом она перекрестилась и еле слышно пролепетала:
  - Я хотела наполнить светом твоё сердце, чтобы ты не потерял надежду, веру в жизнь. Мой покойный муж часто говорил: главная сила человека, это – сила духа. И всё же, наверное, ты прав. Правда на твоей стороне. Кажется, я, должна просить у тебя прощения.
  Мне стало стыдно за резкость моих слов, я вспомнил, что передо мной сидит старая женщина. Она сидела со страдальческим выражением лица. Да и никакого злого умысла против меня она не помышляла. В того же время я не хотел верить, что той Лизы, которую я рисовал в своём воображении и страстно мечтал о встрече с ней, нет. То есть, она есть, но это вовсе не она. Все оказалось миражом, я, сам того не ведая, пытался поймать золотой луч солнца. Мне казалось, что я ступил в полыхающий огонь, так хлынула горячая кровь в голову. Круг замкнулся. Но я постарался взять себя в руки, выдержал паузу и как можно спокойнее сказал:
  - Будет вам, Елизавета Андреевна, в ту пору мне и впрямь было тяжело и ваши письма согревали мне душу, озарили мою жизнь радостью, пробудили во мне добрые чувства. Я успел познать, пусть хоть и призрачную, но всё же любовь, любовь которая пролилась, как быстротечное облако ростками надежды в моей душе. Мир, в которой вы меня погрузили, был прекрасен. Ибо, хотя, как теперь понимаю, я лепил иллюзорные мечты, всё же ощутил дыхание взаимной любви, её неудержимое притяжение, услышал обещание большого, необъятного счастья, воспылал неодолимой страстью. Он внезапно представился мне обновлённым, светлым, насыщенным радужными чаяниями, преломляясь в тысячацветных радугах ослепительного блеска. Я вам за это даже благодарен.
  Старуха просияла лицом. Она посмотрела на меня взглядом нежной матери.
  - Как я рада, что ты  не затаил на меня обиду. А то бы я до последнего вздоха мучилась. Но ведь я хотела, как лучше…
  Я пристально взглянул на старуху. Я вспомнил её слова в одном из писем, адресованных мне: «Человек рождён для счастья».
  - Так-то оно так, - сказал я. – А вот, что я должен был думать о Лизе, которой след простыл?
  Старуха опять отвела глаза в сторону.
  - Ведь в письмах она признавалась в любви мне, а я в это поверил, - с грустью добавил я.
  Старуха опять виновато потупила глаза.
  - Ну, знаешь, Маратик, в жизни всякое случается. Особенно у вас, молодёжи. Ты получал письма от её имени, а она потом встретила того, кто предназначен ей судьбой, и та поступила, как велит сердце. Так бывает. Время лучший исцелитель от любых ран.
  Снова воцарилась тишина. Нарушив её, я сказал:
  - Нет, та Лиза, которую я открыл для себя, не могла так поступить. Я всё равно найду её.
  Я это сказал с такой мальчишеской запальчивостью, так вызывающе, что Елизавета Андреевна даже рассмеялась:
  - Обязательно найдёшь. И она где-то заждалась тебя.
  Вслед за хозяйкой рассмеялся и я. Атмосфера разрядилась, напряжённости как не бывало.
  - Из ваших уст прямо в божьи уши, – сказал я.
  Затем посмотрев на часы, я стал откланиваться, но Елизавета Андреевна решительно остановила меня:
  - Без супчика, я тебя не отпущу, голубчик. Разогрею только. Уважь меня, старую.
  Я посидел ещё немного, мы говорили на обыденные темы. На прощание в дверях Елизавета Андреевна протянула сухую морщинистую руку и я, низко склонившись, поцеловал её. Так началось наше неожиданное знакомство, перешедшее затем в большую человеческую дружбу.
  В кафе стало шумновато, приближался обеденный час, посетителей стало больше. Рассказ Марата затянулся, но он настолько захватил меня, что я не замечал времени.
  Подошёл официант и спросил, не нужно ли чего. Мы попросили ещё по чашечке кофе. Мне не терпелось узнать эпилог этой необычной истории.
  - Ну, и что же дальше?
  Марат, достал пачку сигарет, закурил, глубоко затянулся, выпуская клубы дыма. Затем поймав на себе неодобрительный взгляд какой-то дамы, быстро погасил её.
  - А что дальше, ты и сам знаешь, - проведя рукой по рано облысевшей голове и расслабив тугой узел галстука на жилистой шее, сказал он. – Я встретил свою настоящую любовь, свою суженную, как и предсказывала Елизавета Андреевна. У нас сейчас куча детей растёт, один милее другого. Ни одна частица моего сердца не может жить без них. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
   Лицо Марата засияло улыбкой довольного своей жизнью человека.
  - Конечно, я как порядочный человек, - подытожил он, - поведал жене о своей первой несостоявшейся детской любви, не стал утаивать и историю с письмами без адреса. Вначале она была в недоумении, затем отнеслась ко всему этому спокойно, с пониманием, за что я ей очень признателен. А то ведь мы разучились спокойно и достойно реагировать на хорошее.
  Официант принёс кофе, Марат отпил глоток и продолжил:
  - Всякий раз бывая в Душанбе, я старался навестить Елизавету Андреевну, привозил ей наши нурекские гранаты, которые славятся сочностью и очень ей нравились. Жила она скромно и уединённо, довольствуясь пенсией покойного мужа, чем очень гордилась.
  - Как-то Амина мне говорит, - рассказала она однажды, - тебе то что, пенсию за мужа получаешь, он у тебя полковником был, а мой всю жизнь простым хлебопекарем работал, зато в доме был достаток. А я в ответ: так-что оно так, да только замуж я выходила не за полковника, а за младшего сержанта. Всякий раз, когда я уходил от неё, она, стоя у входа, смотрела мне вслед и долго прислушивалась к звукам моих шагов, пока я спускался по лестнице. И всегда я уходил от неё с просветлённой  душой. Увы, этой обладавшей добрым и отзывчивым сердцем женщины, уже нет в живых. Но она и сейчас во мне сияет, как сказал поэт, «величеством своих доброт».  Про письма без адреса мы с ней больше никогда не заговаривали, словно их и не было вовсе.
  Марат снова сделал глоток из чашки.
  - Только один раз я пожурил Далера. Мол, если бы не ты, не было бы этой запутанной истории. Далер тогда удивился.
  - А он-то тут причём?
  - Если бы он не писал обо мне своей бабушке, Елизавета Андреевна ничего не знала бы обо мне.
  - Что верно, то верно, - согласился я. – Но он ведь ни сном ни духом не ведал, что из этого выйдет?
  Мы допили кофе, пора было вставать, мне надо было зайти ещё в парикмахерскую, а то в будничные дни не всегда удаётся выкроить часик-другой.
  - Вот и всё, - заключил Марат свой рассказ.  - Правда забавно, смехотворно? Просто комедия с этими письмами без обратного адреса.
  - Нет, - возразил я. – Это была святая ложь.
Такова проникновенная, трогательная история, которую поведал мой друг в придорожном кафе, куда нас загнал неожиданный проливной дождь.