Би-жутерия свободы 208

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 208
 
Женщин Марик Мастур-бей-Привсех знал как свои пять фаланг волосатых пальцев времён Гражданской Войны в Испании, последнюю он знал даже лучше. Что было отражено в неподъёмном труде, созданном им «И на ладошках будут волосы расти!». Ну да что там долго говорить, этот человек-легенда с достоинством разменял XX век на 21-й чек, не окешив его (свидетельницей тому фальшивоминетчица, плясавшая под его «дудку», она же писательница, работавшая под девизом «Ни дня без строчки», Берта Мунд-Штук).
А теперь разрешите мне совершить небольшой экскурс в прошлое Марика Мастур-бей. После принятия слабительного для интенсификации мозговой деятельности он помчался в сторону турецкой границы, надеясь успеть к ночной смене караула у полосатого, как зебра, столба. Вдруг задул неожиданный ветер, принесший застоявшийся запах из двухэтажного лифта, как будто кто-то вылил на себя ушат одеколона, расчёсывая надлобье и за ушами.
Пережив лёгкое головокружение, принятое им за предзнаменование чего-то ещё не осознанного, Марик попытался изменить по ходу событий свой судьбейный курс. Выгодно перепродав по дороге Родину, он слинял в направлении просветлённого будущего в товарняке, гружённом сибирскими пельменями для супермаркетов прибрежной полосы. Мастур-бей – человек с чёрствым характером и подмоченной репутацией мечтал, преодолев свою природную жадность и социальные неурядицы, открыть неподалёку от пляжа больницу на 18 коек – по числу ещё не отрубленных пальцев на его руках и ногах (Было время, когда он скитался по безжалостному Востоку. Хотя оказаться в роли тени «призрака коммунизма», перебегающей дорогу трейлеру, ему вовсе не хотелось).
Марик даже в страшном сне не мог представить, сколько трудностей выпадет ему на чужбине. Он догадывался, что кто был ничем, тот станет всем... поперёк горла. Сверчки неизвестности трещали по швам его покрытого рыже-ватным пушком черепа. Две недели он ждал, когда боль отпустит его в самоволку или вне очереди, после знакомства с нравоучительной женщиной, только для того, чтобы убедиться, что неоспоримая оправа очков на его бесконечном носу способна оживлять ползущие петлями чулки (сам проверил в кинотеатре в последнем ряду на детском сеансе).
Снедаемый крайним любопытством, Марик не подозревал, что в панике теряются рабочие места, при увеличивающейся занятости сексом в стране, которая выбирает непонятно какого президента, интересующегося кардинальными вопросами экономики, в том числе, что чувствует белая сдоба в гарлемской школе перед тем, как её съедят. И если президент думает,  что стоит ему подтянуть резинку на спортивных штанах и благосостояние народа в стране улучшится, то он глубоко ошибается – публичное увлечение стрельбой по Мишелям из репчатых луков с колена не прекратится.
Да, действительность отвергает «Отверженных» вроде героев Гюго и нашего уважаемого гостя и приближает Апокалипсис, в котором ему отведено не последнее место. Затаённые девичьи вздохи, занятых в увлекательной индустрии производства неизгладимых впечатлений, разорвала цикадная трескотня натруженных ладошек, в простонародье величаемых аплодисментами.
– Спасибо, девочки. Хорошо, что Марик дошёл до садика с международной ссадиной на душе, бездушно разбитого кем-то в английском вкусе около здания Организации Обделённых Дотациями. Мистер Мастур-бей наконец-то нашёл достойное место в новой жизни в Гомерике. Он часто останавливался у огромной скульптуры африканского слона с лопухами ушей, чтобы поблагодарить Всевышнего за африканское чудо, сотворённое до сих пор  неопознанным скульптором с благоволения генсека Кофия  Баннана впритык с «Домом на Ист-ривер». Теперь Марик получил возможность подолгу искоса разглядывать гениталии слона, обсаженные по всем правилам суровых квот ханжеской морали густым кустарником и восторгаться вслух: «Вот это выдвиженец!» Его восклицание тут же было подхвачено и взято на вооружение бесценной цепочкой рекламных агентств наряду с рядовыми подолгужителями. В связи с этим предлагаю учредить премию имени нашего друга и благодеятеля. Прошу, девочки, поприветствовать Марика – человека, научившегося самостоятельно в лежачем положении отгонять плохие мысли от надоедливых мух, и запатентовавшего прибор ночного видения женских прелестей в день своего восьмидесятитрёхлетия. Конечно, он не греческий дискобол на постаменте и с него давно сошла спесь и сполз позумент, но нельзя отрицать, что ему принадлежит новая интерпретация «Возьмёмся за руки друзья за неимением другого...». Между дрочим, он последний, кто держит знамя гумаонанизма высоко над головой и ему принадлежит гимн воинствующего мастур-Батыра «Справлюсь без тебя», обращённый из безнадёжного качества в безбрачное католичество, не считая того, что в своё время Марик достиг вершин в сексе, взымая мзду за репетиторство, а ведь когда-то он проработал пять лет воспалительным директором выгодного предприятеля! Под устрашающим взглядом зав. аплодисментами Клима Годзилы в образовавшихся из ветреных головок кулуарах послышались приглушённые голоса, повествующие о былом могуществе мистера Мастур-бей, который в свободное от своего основного занятия время занялся фарисейством, чтобы окончательно не свихнуться.
Откровенные вздохи, полные сожаления, сменились вялыми ностальгическими хлопками. В гостиную неслышно вплыл тщедушный,  подтянутый на ошейнике галстука франтоватый старик Мастур-бей-Привсех, в до блеска надраенных штиблетах цвета вылупившегося птенца, малиновом фраке и с неизменным сиреневым в зелёный горошек галстуком-бабочкой на высохшей шее. Даже в помещении он не снимал подсолнечных очков, завистливые языки поговаривали, что у него Бельмондо в глазу. Страстно зажатая в зубных протезах алая роза призывно торчала из узкого прореза искривленного натянутой (пластическим хирургом) улыбкой рта. На отвороте пиджака красовалась планка «За проникающее сердечное ранение с заворотом кишечника», гравировка на ней гласила: «Подстраиваясь под женщину, вы закабаляете себя, пытаясь заколебать её!»
Старый бизон занял привычное место и, подтянув гетры к раздвоенному подбородку, где пергаментные участки пигментации пожелтевшей кожи сменялись вощёными, вальяжно развалился на диване, обтянутом наскоро выделанной кожей бездыханной зебры. Прикрыв слезящиеся глаза в очках ладонью (он любил в лицах рассказывать, как впервые овладел собой и драил «палубу» когда никто не подсматривал), Марик бормотал сквозь увядающую от его прерывисто-гнилостного дыхания розу о своём председательстве на педерастичном бракосочленении мистера Икс с миксером И – греком, который в любви втроём, как правило, представлялся вторым пилотом, когда на сцену «выплывали расписные» отношения.
Он не раз также порывался декламировать собственные недоработанные кайлом стишки и неэквивалентно закончил:
 – Извините, девочки, что прибыл на пять минут раньше. Надеюсь вы согласитесь, что у многих прохожих идиотские лица, поэтому я, поборник всего нового, воспользовался общественным транспортом. Я часто сталкиваюсь с превосходящими силами моралистов, но в присутствии женщин с сильно потрёпанными за щёчки лицами впадаю в детство, хотя активно поддерживаю движение гетер против сокращения их натруженных рабочих мест чрезмерным вкладом полукружий засахаренных лимонных долек.
– Девушки зааплодировали.  Мастур-бей поднял сухую руку в сторону – то ли погреть в тёплом воздухе, то ли, чтобы отёки сошли, то ли приветствуя, то ли просто защищаясь от нападавших на него фантомов. Он напоминал робота с отёком электронного мозга, в которого заложили программу любви к себе, или даже Прометея, без цепей промотавшего крупозное состояние здоровья
 Марик – человек большого говорильного аппарата и маленького пениса, путавший бонзай с бонзами и благосклонность с неблагонадёжностью, по солнечным дням носил кепку-восьмиклинку козырьком назад, чтобы затылок не припекало. Но сегодня было пасмурно и он забыл её дома в коридоре на красной гвоздике.
Бася Ихьбинхудрук заёрзала, и сидя умудрилась припасть на ногу, значительно оголив щедроты тела, не забыв при этом заманчиво разгладить фалды штапельной юбочки на коленках. Марик этого не заметил или сделал вид, что не обратил внимание.
– Я всегда выступал за гуманное отношение к женщине в целом, при условии, что у неё имеется жёлтый проездной билет на жёлтое такси, и посвятил не совсем святую жизнь нарушению прав человека в пользу женщин. Я же не людоед какой-нибудь, у которого бабы вызывают пищевое отравление. Поэтому я нашёл в себе мужество сделать посильный подарок очаровательным женщинам в «День Щедрых Кошельков», в день 8 Марта. Оно совпало с днём моего вырождения, когда я отстранился от их тел, так и не решив, является ли инфляционное настроение дамы в момент состыковки поводом для подорожания её? И да здравствует её Величество королева Спиралька, которая в тяжёлые минуты приходит нам, девушкам, на помощь! А такие минуты влекут за собой тяжёлые мысли, приносящие пролежни, так что переворачивайтесь и выбирайте одно из двух: или невинность, или инициатива. Всего вместе не бывает, но отдавая клиенту должное, не забывайте о личной гигиене. Скажу откровенно, не вскрывая их, меня это не устраивает в обществе, где смысл поменяли на умысел, но спасает вера в то, что я не уклонист, а также цементирующая роль днепропетровской мафии на разгульный подход к жизни. Придёт время, и я самоуничтожусь в малоинтересном инфаркте миокарда. Возможно сейчас я несу ерунду, но это оттого, что я уже не способен заниматься ею.
– Ах, эта неугомонная старость с её непревзойдённым остроумием! Ах, этот непревзойдённый мастер ручной работы! Ах, это не возбраняющееся состояние восторга, берущее верх над старческим слабоумием! – отозвалась на неуместную шутку Марика мадам. – Клим, – попросила она, – поставьте гостю его любимую песенку, только не помните о неё свой смокинг. Думаю, мелодия не вызовет нареканий со стороны присутствующих своим текстом, и в нашем почётном госте что-нибудь разбудит, например, остановит чудесное мгновение и заплатит за проезд. Его история – это посыпанная опилками и политая артистическими слезами цирковая арена, на которой когда-то всё ходило колесом.  Вспоминается посещение им венеролога лет двадцать назад. Врач принял его радушно, как старого знакомого. Увидев Марика в упадочническом состоянии духа, он резюмировал: «Что вы всё волосы на груди в отчаянии рвёте, и облысевший скальп пытаетесь с головы сорвать? Вашему изношенному организму 80 лет, донашивайте его». С тех пор мистер Мастур-бей стал появляться у нас значительно реже из-за того, что начал курировать дурдом «Бижутерия свободы», обитателей которого узнаваемое радует, а новое пугает.
– Отнюдь. Кто это выдумал, что я не внимателен и не оглаживаю взглядом острые углы подбородков посетителей? – раздражённо заметил Клим и с трудом перекинул замлевшую ногу на левое бедро хозяйки, как бы напоминая  девушкам, что его функция «Искать, искоренять, найти и выгодно продаться!» всё ещё правомерна, и остаётся в мужской силе. При этом он напрягал память, но вклинившиеся мысли, не осознавали, которая из них первична и не совладает с последующей. В кулуарах незатейливого мозга Годзила-Становой понимал, что ему собственноручно придётся заниматься имеющейся в наличии живностью при рассмотрении особо важных тел и он пытался сообразить, как теперь относиться к метастазам коррумпированных слов хозяйки.
Но нет худа без топора, и в голове Клима высветилась первая строчка: «Бог шельму метит...» из напрашивающегося на кончик пера эссе Станового о меченных атомом «Нимфы и нимфетки Конфеттэна», благо, что сам он был родом из страны Поливания... грязью, и нуждался в переподготовке «Не мытьём, так катаньем».
Девушки-проказницы с подтянутым неослабевающим интересом глядели на вытянутую при родах крампонными щипцами физиономию Марика Мастур-бея – человека, дожившего до возраста, когда рука на себя не поднимается, и ждущего когда простывший след проказниц закашляет.
Они вспоминали сбитня-шофера Витька из Носорожья, занимающегося их извозом и свернувшего не одну шею поклонникам его жены Диззи, что вызывало у неё проливные слёзы.
Девушки приталено вздыхали по родному дому терпимости без забитого Климом порога чувствительности. Им, как болотным лягушкам, стоило обзавестись тихой заводью, где не водилось чертей. Их так и подмывало вступить в связь с таксистом, этаким поцарапанным морским котиком, несмотря на информацию, что Витёк с Диззи, неудачно обнявшись, вошли в кленч «Молоком разливай» и задержали поцелуй, предусмотрительно держа языки за зубами – с того и повело их скособочившийся роман в сторону.
Исполнительная Бася Ихьбинхудрук, не раскрывшая своей сокровенной тайны, но избегавшая подозрительные взгляды сверстниц, презрительно фыркнула и вынула из усыпанного бриллиантами ридикюля сложенную вчетверо брошюрку «Как стать хозяйкой интересного положения». Развернув её, она пошевелила распухшими губами, покусанными клиентом, и прочитала: «Чтобы избавиться от нежелательной беременности, следует выполнить вис на перекладине, вниз головой, и делать это, пока стопы не упрутся в лопатки». Ей с легко объяснимой тоской вспомнились моряки и «Улица Красных Фонарей», где она в лёгкой спецовке получила начальное сексуальное образование, недолюбливая назойливых клиентов в среднем по одной минуте.

В амстердамском порту корабли разных стран
Смотрят в звёздное небо, как пьяный в стакан,
Их качает на рейде в студёных волнах,
И вздыхают гиганты в своих призрачных снах.

В амстердамском порту в ритуале без слов
Разбрелись моряки на огни кабаков,
Чтобы женщин найти, штормы моря забыть,
Песни рвано горланить и глотки залить.

В амстердамском порту в пьяной драке моряк
Умирает, ударившись головой о косяк.
В ту же пьяную ночь им был зачат другой,
      Неизвестно с какой, данной странной судьбой.

В амстердамском порту перекрёсток дорог,
Там она наравне с ним пьёт пиво и грог,
Свой мистический танец любви одному
Дарит тысяча первому только ему.

В амстердамском порту нет ни фьордов, ни скал,
Показалось, нашёл то, что всюду искал.
Я поставлю на все, куш приличный сорву,
На Летучем голландце с тобой уплыву.

Но крупье оказался не идиот,
Ставки он в «деревянных», сказал, не берёт.
      Мне от пули навек пересохло во рту
В амстердамском порту, в амстердамском порту.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #209)