Ей так хотелось...

Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь однажды заглянул в её окно. Другие наклеивали на стёкла пленку, отгораживались от мира плотными шторами, воздвигали железный занавес в виде рольставен. Вера убрала всё, что могло помешать прохожему разглядеть её уютную  крохотную кухню. Даже цветы покинули привычный подоконник, переселившись в комнату, единственное окно которой уныло таращилось на заросший кустами палисадник.

Верина мама любила цветы. Больше всего герань. Особенно красную. В любом виде — на окнах в горшках, на диванном покрывале, на картинах художников. Художники тоже любили красную герань, и мама часто посылала Веру на поиски очередной репродукции, которая помещалась в рамку и  вешалась над кроватью. Через некоторое время её сменяла новая, тоже с геранью.

Вера помнила их все. Особенно дорога ей стала «Женщина с геранью» Каролины Августы Лорд. На тёмном трагическом фоне одинокая старушка, неуловимо похожая на маму, держит в руках горшок с цветком. О чём думает она? Что видится ей? Из окна льётся яркий свет, но мир снаружи её не интересует. Она любит полумрак своей квартиры, красную герань и  дочь Верочку.

На улицу мама не выходила. Отговаривалась больными ногами, плохим зрением, изношенным сердцем. Но Вера знала, что мама просто-напросто боится людей. Сама говорила, как они злы, бессердечны и завистливы. Стоит только расслабиться, и они раскинут свои сети, сожрут как сжирает паук угодившую в паутину муху. Людей следовало опасаться, обходить за несколько метров, а разговаривать только по необходимости.

Месяц назад мамы не стало, и Верина жизнь потеряла смысл. Жить как раньше она не могла. Исчез стержень её существования, дающий опору и уверенность в завтрашнем дне. Если бы Веру спросили, любила ли она маму, та бы только пожала плечами, потому что не знала, что такое любовь. Мама была единственным человеком в её жизни, она была её жизнь. Поздний ребёнок, Вера, смутно помнила то время, когда мама ещё работала и водила дочку не в детский сад, а в контору, где с утра до вечера стучали под руками женщин клавиши печатных машинок.

Мама вышла на пенсию, когда Вера заканчивала девятый класс. Перешагнула порог квартиры после последнего рабочего дня и больше никогда из неё не выходила, наделив дочь полномочиями посредника между ней и миром за окном. Инструкции для выходящей «в свет» Веры были предельно точны. Обычно поход в магазин и обратно с подробным перечнем покупок и указанием ни с кем не говорить кроме продавцов. По дороге не следовало останавливаться, сворачивать в сторону и заниматься посторонними вещами. Задержись Вера хотя бы на пять минут, и мама не находила себе покоя.
- Ты слишком наивная и доверчивая, - учила она. - Ничего не стоит тебя заговорить и обмануть. Никогда не выходи на улицу рано утром и поздно вечером. Держись широких освещённых улиц. Там ты всегда сможешь убежать.

Почему мама отпускала её, если так боялась внешнего мира? Она говорила, что Вера ещё молодая и должна иногда проветриваться, чтобы укрепить иммунитет и не подорвать здоровье, находясь в четырёх стенах душной и пыльной квартиры.
Учиться после школы Вера не пошла. «Умом не вышла», - утверждала мама. Вера обижалась. Почему не вышла? Конечно, звёзд с неба она не хватала, но училась без «троек». Аттестат заполняла вереница ровных «четвёрок».
- Это всё из-за твоей памяти, - возражала мама. - Память у тебя хорошая, а сообразительности — ноль. Зачем тебе учиться? Только мучиться.

Вера и не мучилась. Сидела подле мамы, вязала крючком кособоких животных из толстой пряжи, читала книги и смотрела телепередачи про то, как страшно жить на свете. На экране постоянно кого-то убивали, грабили и насиловали. Вера передачам верила и в магазин выбегала в самых крайних случаях. Только став взрослой она начала подозревать, что всё не так плохо, но укоренившийся внутри страх заставлял всё глубже закрываться в собственную раковину в глубине небольшой квартирки.
- Когда я умру, - распорядилась мама, - включи газ на кухне, ляг на кушетку, закрой глаза и засыпай. Больно не будет. А одна ты не проживёшь.

Вера слушала маму, постепенно убеждаясь в собственной беспомощности. Не доверяя памяти, она даже записала в блокноте: «Когда мама умрёт, включить на кухне газ, лечь на кушетку и заснуть». А потом в одной из страшных передач увидела сюжет, как в  многоэтажном доме взорвался газ. Погибли несколько человек, в том числе маленький мальчик. Вера задумалась и с недоверием взглянула на листок блокнота. На следующий день ведущий объявил, что взрыв произошёл из-за жильца верхнего этажа, решившего покончить с собой из-за несчастной любви. Сам он, кстати, выжил. Вера вырвала листок из блокнота и разорвала на мелкие кусочки.

Сегодня она сидела в кухне за столом, покрытым клеёнкой в красно-белую клетку, и мечтала, чтобы кто-нибудь заглянул в её окно. Два дня назад ей исполнилось сорок три. У неё не было никакого образования кроме школьного. Она ни дня не работала и очень редко выходила на улицу. А в груди неуёмное желание жить билось со страхом одиночества и желанием включить газ, лечь на кушетку и постараться заснуть.

Организовать похороны оказалось самым простым делом в новой Вериной жизни. Агент из ритуальной службы сам явился в дом, предложил свои услуги, и Вере оставалось только отдать ему отложенные мамой деньги. Как выяснилось позже, переплатила. Ну, и ладно! Сама бы всё равно не справилась.
Сложнее было вычеркнуть маму из памяти. Забывать Вера не хотела, но и помнить оказалось слишком больно. Посмотришь на сиротливо приткнувшиеся в углу прихожей тапочки, и на глаза сами собой набегают непрошеные слёзы. А кружка с незабудками? Зайдёшь в кухню, попадутся на глаза её голубенькие цветочки, и никакой чай в горло не полезет.

Потому Вера и решила избавиться от маминых вещей. Вынесла во двор, расставила в ряд как на рынке. Поколебавшись, написала от руки на альбомном листе «Берите, что хотите! Это бесплатно». К вечеру во дворе ничего не осталось, а Вера с удивлением обнаружила в дверной щели сторублёвую купюру и записку с одним-единственным словом «спасибо». Вот глупая! Вещи можно было продать, а она раздала.

Самым трудным, почти невыполнимым стал поиск работы. Вера долго изучала брошенную в почтовый ящик бесплатную газету с объявлениями и единственное, что смогла отыскать — вакансию продавца в универсаме. Весь следующий день Вера убеждала себя, что быть продавцом несложно и совсем нестрашно. В этой профессии можно найти много хорошего. Наконец-то она научится общаться с людьми, перестанет шарахаться от них, отводить взгляд. Хочешь не хочешь, а придётся здороваться с покупателями, улыбаться и называть цену. Может быть, ей удастся стать такой, как все. Вера думала, что справится с кассой. Чего там справляться? Сиди и сканируй, а умная машина сама посчитает и сообщит, какую сдачу выдать. Ещё нужно будет получить медицинскую книжку. Вера посещала врачей только в раннем детстве, так давно, что уже и не помнила. Мама говорила, что врачи — костоломы и пьяницы, лечат только за деньги и то плохо. Вера побаивалась, вдруг найдут у неё какую-нибудь страшную болезнь, но мысли эти от себя гнала. Ходят же другие люди по больницам, и ничего, не все умирают.

Преисполнившись решимости, Вера отправилась на собеседование. Накануне тщательно вымылась, собрала в высокий пучок длинные начинающие седеть волосы, выстирала и погладила единственный костюм в мелкую клетку. Пиджак экзекуции не перенёс и беспомощно сжался. Вера покрутила его в руках, примерила и осталась довольна эффектом — до стирки он болтался на ней бесформенным мешком. Правда плечи слегка перекосило, а лацканы словно провернули через мясорубку. Под костюм идеально подошла белая блузка с кружевным воротничком. Желтоватые разводы на боках скрыл пиджак, а отсутствующую верхнюю пуговицу заменила крупная чёрная брошь с красными маками.

Образ завершали светло-коричневые чулки (с крохотными затяжками, почти новые) и грубые туфли с бантами на низком квадратном каблуке, больше подходящие молоденькому пажу при королевском дворе, чем грузной сорокатрёхлетней барышне.
Вера повертелась перед зеркалом, мазнула по губам столетней дурно пахнущей помадой и, сложив в узкий лакированный клатч немногочисленные документы, побежала навстречу новой жизни.

Офис сети магазинов располагался в новом серебристо-хрустальном бизнес-центре. Вера никогда не была рядом с ним, только видела издалека возвышающуюся над районом стеклянную башню. Внутри пахло кофе, дорогим парфюмом и выпечкой. Вера растерянно оглянулась. На первом этаже, в глубине притаилось небольшое кафе. «Так вот откуда запах!» - подумала она и успокоилась. Запах еды всегда действовал на неё расслабляюще. В ответ на название фирмы хмурый охранник зевнул, попросил паспорт, а после, нажав кнопку, указал куда-то вдаль и пробормотал: «Третий этаж, до конца».

Вера поехала на лифте. И это было так здорово, потому что лифт был стеклянным, весь, включая пол. Сердце замирало от восторга, и Вера подходила к нужной двери радостная и уверенная, что всё будет хорошо.
В длинном коридоре на кожаных диванах сидели люди. Они обернулись на стук Вериных каблуков, окинули взглядом, кто-то еле слышно хихикнул. «Нервничает», - решила Вера. Она примостилась на краешке дивана, не решаясь спросить, кто последний и что это за очередь. К счастью через пять минут прибежала розовощёкая женщина и на её вопрос, кто последний, все как по команде обернулись и указали на Веру, успевшую к тому времени прочитать висевшую на двери табличку - «Собеседование».

- Значит, хотите у нас работать? - сидевшей напротив девушке на вид было не больше двадцати.
Вера кивнула, мечтая, чтобы пытка поскорее закончилась. В кабинете было нечем дышать, и по её спине струился пот. Вера запоздало подумала, что надо было подушиться перед уходом, от неё же несёт сейчас как от лошади.
- Почему вы хотите работать именно у нас?

Вера сглотнула:
- Я хочу работать в торговле... - робко ответила она.
- Да, но почему именно у нас? - девушка вертела в руке карандаш, что ужасно отвлекало. - Есть много мест, где зарплата выше. Например, ювелирный магазин, магазин одежды, нижнего белья...
Вера вспомнила про свои белые растянутые трусики и бесформенный лифчик. Дышать стало труднее.
- Ну, ладно! Опыта я гляжу у вас нет. Муж, дети?
Вера покачала головой.
- И не было? Странно, почему тогда не работали раньше...
- Мама, - выдавила из себя Вера. - Мама болела...
- Ну, не всю же вашу жизнь она болела.

Вере захотелось бежать, вскочить с этого дурацкого стула, пронестись по ступенькам и не останавливаться до самого дома. Зачем все эти вопросы? Дурацкие анкеты, которые ей дали заполнить? «Кем вы видите себя через пять лет?», «Ваш жизненный девиз», «Ваша жизненная позиция». Её что, в разведку отправляют?
- Всё это замечательно, - девушка откинулась на спинку кресла изучая собеседницу, - но, боюсь, вы не сможете у нас работать. Я же вижу, торговля не ваше. Попытайте счастья на производстве. В ресторан можно пойти, посудомойкой.
- Какой ресторан?
- В какой-нибудь, мало ли ресторанов... да вы не переживайте. Ваши контакты у нас есть, мы вам перезвоним, сообщим о решении.

Вера встала и, как во сне, вышла из кабинета. «Наверное, я килограмм на пять похудела», - подумала она и только на улице вспохватилась, что не написала номера телефона, потому что мобильного у неё не было. Мама говорила: «Опасное излучение». Метнулась было назад, но вспомнила, как внимательно девушка читала её анкету, и всё поняла. Это не её мир. Нечего было и пытаться.

На улице прямо под знаком «Курение запрещено», привалившись к стене, стоял молодой охранник.
- Не взяли? - поинтересовался он.
Вера откинула со лба мокрую чёлку, кивнула.
- Не бери в голову! Не стоят они того! Молоко на губах не обсохло, а строят из себя невесть что! Сидят целыми днями на заднице, кофе хлещут, а от нормальных людей рожи воротят. Ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству очки втирают! - парень подмигнул, и Вера растаяла. Её восхищали люди, способные непринуждённо ввернуть в речь цитату из любимой книги.
- Сигаретку? - парень протянул ей пачку.
Больше всего на свете Вере хотелось взять сигарету и постоять здесь под запрещающим знаком, разговаривая с этим смешливым и нагловатым парнем. По маминой классификации настоящий альфонс. Но она не курила, потому только махнула рукой и ушла.

Уже дома взглянула на себя в трюмо и устало опустилась на пол. Бледное лицо с красными от жары щеками, мятый костюм, коричневые советского производства чулки, вся в пыльных пятнах лакированная сумочка. Вещи срывались и со злобой запихивались в шкаф, в самый дальний угол, с глаз долой. В дальнем углу обнаружилась мамина шаль, крупной вязки горчичного цвета. Вера разрыдалась, уткнувшись лицом в колючую шерсть.

Если бы мама была рядом! Она бы непременно подсказала, помогла или просто успокоила, сказав, что кругом враги, злые люди. Не нужна Вере никакая работа, проживут на пенсию. Им слава Богу, много не надо. Зачем только она потащилась на это собеседование? Может, и правда стоило послушаться маму, включить газ, лечь на кушетку и постараться заснуть?
Кроме шали в шкафу обнаружилась пачка денег. Бережливая мама не доверяла банкам. Вера вытерла нос, пересчитала тысячные купюры и успокоилась. На первое время хватит. Потом потянула за кончик шали и принялась её распускать. Отыскала крючок и всю ночь вязала из получившейся пряжи длинного тощего зайца. Набила ватой, пришила глаза-пуговицы, вышила нос со ртом, на грудь приколола бант с собственной туфли.
- Вот ты какой, Нафаня! - уже под утро улыбнулась Вера, и заяц отправился жить в кухню на просторный подоконник.

На следующий день Вера отправилась в центр занятости. Женщина в кабинете повертела в руках её документы, отчитала за безделие и долго искала что-то в компьютере. Наконец протянула Вере два направления, по которым Веру впоследствии так и не взяли. Также как и по следующим двум, и по следующим...

Вера получала крохотное пособие, почти не выходила из дома, и в голове её как заклинание стучало: «Включить газ. Лечь на кушетку. Постараться заснуть». Она упорно гнала от себя подобные мысли и принималась мыть свою кухоньку. Потом надевала халат в голубой рубчик и садилась у окна пить чай. Ей мечталось, как кто-нибудь из проходящих мимо повернёт голову, заглянет в окно и удивится чистоте и опрятности её квартиры.
- Какая красивая у вас кухня, - скажет он, - уютная. А заяц-то какой прекрасный.
- Спасибо, - ответит Вера и пригласит незнакомца на чай.
Необязательно, чтобы это был мужчина. Вера давно оставила надежду на любовь и собственную семью. Мама говорила, что не стоит выходить замуж. Мужчины все козлы, изменники и пьяницы. Так чего мучиться?

Народ шёл мимо дома сплошным потоком, но никто никогда не заглядывал в окна. Вера сидела в красивом халате, пила чай и думала, как так произошло, что она оказалась выброшенной из этого мира. Ведь были бунты, крики, угрозы уйти из дома. Мать владела идеальным оружием — больным организмом. Если Вера уйдёт у неё случится инфаркт, инсульт, она умрёт от голода и жажды. И Вера с каждым годом становилась всё тише и тише, впав в конце-концов в состояние полного равнодушия. Только по ночам её посещали странные жаркие желания, в которых стыдно было признаваться даже себе самой. Вскоре и они прошли.

Веру взяли мыть подъезды. На работу она уходила рано утром, возвращалась ещё до полудня. Впереди был целый день, грустный, нудный, одинокий. В один из таких дней Вера решила: Хватит! Топнула ногой, погрозила кулаком кому-то невидимому и решительным шагом двинулась на кухню. Ей не хотелось включать газ, ложиться на кушетку и засыпать. Память ещё сохранила кадры разрушенного взрывом дома. В шкафчике у холодильника лежали мамины таблетки. «Проглочу все до единой!» - решила Вера, перешагивая через порог. И в этот момент её тапочек на оставшейся позади ноге расклеился, раскрыв пасть. Вера зацепилась за порожек и полетела вперёд, приложившись лбом к столешнице.

Лёжа ничком на полу, она подумала о том, что зря бежала, что мамины таблетки давно выброшены, и в доме не найти даже анальгина. Захотелось смеяться, но смех отчего-то не шёл. Вера устроилась поудобней и решила не вставать. Зачем? Ей и так неплохо. Последнее, что пришло ей в голову перед тем, как она потеряла сознание было «Никто так и не посмотрел в моё окно».

***
Сидевшая у изголовья кровати женщина улыбалась. Вера растерянно заморгала. Кто это? Ангел? А вокруг новая жизнь где-то в параллельной вселенной, где рядом с ней есть человек, готовый заботиться, слушать и понимать.
- Я Ира, - пояснила женщина. - Ира Игнатова из пятого дома. Помнишь? Мне в детстве бабушка всегда косички заплетала, а ленточки всегда разного цвета брала. В одну розовую вплетала, в другую — голубую. Говорила, так красивей.

В памяти ожили картинки. Девочка с длинными светлыми косами бежит по двору.
- Вера! - кричит она, подбегая к дому. - Выходи гулять!
Мама оттесняет Веру от окна, заталкивает в щель между столом и холодильником, приоткрывает форточку и кричит, чтобы девочка перестала хулиганить. Вера видит удивлённый взгляд, слышит своё имя:
- А Вера выйдет?
- Иди отсюда! - повторяет мама. Девочка поворачивается и уходит. За её спиной блестят на солнце банты, голубой и розовый.

- Один раз я тебя даже испугала, вечером, а ты убежала, - продолжила Ира.

Ещё картина. Вере семнадцать. Она спешит домой, задержавшись в магазине. Начинает темнеть, и ей передаётся страх матери, твердившей, что сумерки — любимое время маньяков и прочих тёмных личностей. Вера почти бежит.
- Подожди! - кричит кто-то. Сзади её догоняет девушка с длинными светлыми волосами, собранными в высокий конский хвост. Вера не хочет с ней разговаривать. Она почти во дворе, и мама наверняка смотрит в окно, ждёт её. Если увидит с посторонним, станет ругаться. Вера ускоряется, девушка тоже. Она кричит что-то, но Вера не хочет слушать.
Дома она обнаруживает, что пропала её перчатка, красивая светло-бежевая, отороченная мягким мехом. Обидно до слёз.

- Ты тогда перчатку обронила. Я хотела отдать, а ты убежала.

На следующий день перчатка обнаружилась на придверном коврике. Она лежала на светло-розовой салфетке, а внутрь кто-то вложил маленькую шоколадку «Алёнку». Шоколадку Вера сразу съела, а обёртку потом долго хранила в ящике стола, подальше от мамы.

- Мы с Филипком обычно здесь не ходим, - продолжала Ира. - Просто однажды улицу затопило, мы и отправились в обход. А тут твоё окно и заяц. Он так Филипку понравился, что мы теперь всегда мимо ходим и с зайцем здороваемся.
- Филипок? - удивилась Вера.
- Мой внук.
В кресле сидел мальчик лет четырёх и грыз сушку.
- Привет! - сказал он.
- Привет! - отозвалась Вера.
- Мы сегодня тоже пошли с зайцем поздороваться, смотрим, а там ты лежишь, - объяснила Вера. - Пришлось стекло разбить и залезть. Ты не бойся. У меня у мужа золотые руки. Он завтра тебе новое вставит. Ты лежи. Сейчас скорая приедет.

Врач скорой долго ворчал, хмурился, а под конец пробормотал что-то вроде того, что звонят зря и машину гоняют.
- Порадовался бы, что с человеком всё хорошо, - возмутилась Ира. - Только синяк на лбу.
На следующий день пришёл Ирин муж. Молча вставил новое стекло. Также молча выпил предложенный Верой чай и ушёл.
«Вот и всё, - подумала Вера. - А я даже не знаю, где они живут».

Через неделю в дверь позвонили. На пороге стояла Ира с Филипком.
- Прости, что давно не заходили, - сказала Ира.
- Я болел, - объяснил мальчик и протянул Вере большую обувную коробку. - Тебе подарок.
- Ой, это у меня бабушка вязать любила и после неё столько ниток осталось. Выбрасывать жалко было, они и лежали. А вчера я вспомнила про зайца и подумала, что ты вязать любишь. Вот мы с Филипком и решили их тебе подарить.
Вера взяла коробку, выбрала из неё самые красивые нитки и связала из них зайчиху и пару маленьких зайчат. Посадила их на подоконник рядом с зайцем. Ведь никто не должен быть один. Правда?
А сама Вера только училась жить. Разговаривать по мобильному с Ирой, гулять по парку, собирать с Филипком яркие кленовые листья и просто быть счастливой.