Флейты Фавны - Заклинатели...

                II.   Флейты Фавна: - Заклинатели…
 
                I. Бамбуковая флейта…

«Видимое – познаваемо…»

Уиндзи замолкла, прервав свой рассказ зачарованной жрице. Обе они, потерявшие точный отсчет времени, вдруг услышали тихие звуки печальной мелодии. Не было слышно привычного птичьего щебета… Замер даже стучащий шорох бамбука. Девушки осторожно подошли к выходу из пещеры. Огромная белая луна заливала сад ослепительным светом. Каждый листок и лепесток персиковых деревьев был отчетливо различим. Аромат цветения по-прежнему разливался в прохладном воздухе. На нижней ступени храма около самого кувшина-источника сидел играющий на флейте фавн.
Скорбное лицо с влажными глазами осунулось и заметно повзрослело. Он был один, Камури рядом нигде не было видно… Взволнованные жрицы замерли перед Сироном… Невидящий взгляд скользнул по их безмолвным фигурам… Оторвавшись от инструмента, его губы шевельнулись и шепотом произнесли:
- Её больше нет… Уже никогда шаги нежной Сиванму не будут звучать среди  этих персиковых деревьев… 
- И это не смотря на завещанное ее богами бессмертие! – почти беззвучно фыркнула Тэфна;
- А она и не умерла, - с трудом вымолвил фавн, протянув чернокожей деве свою флейту…
Уиндзи хотела остановить ее, но та решительно протянула руку и взяла у Сирона бамбуковую плоть белой тигрицы… Она ощутила ее тепло, услышала ее запах… Энергетика и элегантность мощного зверя с душой горной феи воплотилась в частицу звучного стебля… В один миг ночная жрица познала жертвенность ее последней охоты…
- Как это стало возможным? – невольно все же вырвался вопрос из уст черной красавицы;
- Все дело вот в этом, - сказал фавн, беря в руки лежащий рядом, на нижней ступени храма, предмет…
- Черная Корона! – и он поднял ее над головой.  В лунном сиянии заискрился   
 узкий круглый обруч из черного металла в палец толщиной.
На него были насажены тонкие, закругленные, расширенные на концах черные двураздельные листочки, отогнутые наружу. В трех листках, немного большего размера, отмечавших фас короны, сверкали крупные алые  рубины. Выше листочков шли загнутые внутрь полоски того же черного металла. Впереди, там, где были рубины, полоска заканчивалась торчащими вперед зубцами. В каждой стороне на местах, которые на голове соответствовали бы вискам, в полоски были вделаны золотые диски. В центре каждого диска находились камни странного серого цвета, в виде коротких столбиков, с плоско отшлифованными концами. Они мрачно мерцали, затмевая угрюмое горение рубинов. Точно такие же камни были вделаны в задние полоски, соединявшиеся двумя дужками над теменной частью украшения. Особый блеск серых кристаллов исходил из облачков мельчайших крупинок с металлическим зеркальным отливом, распыленных внутри.
Сирон некоторое время полюбовался захватывающей игрой короны в молочном лунном свете и последовал в пещеру. Там он, подойдя к барельефу на задней стене, обыденно водрузил венец на голову одной из божественных фигур. Пространство храма на мгновение озарилось бегущими бликами… Показалось, что каменные стены стали призрачными и раздвинулись… Многочисленные тени хлынули из галерей и склонились подле Черной Короны… Но все это действо быстро прекратилась, а сама корона превратилась в единое целое с челом истукана.    
Будто заранее зная о только что произошедшем, казалось, фавн не обратил особого внимания на случившиеся метаморфозы. Он устало присел на циновку и отрешенным взглядом посмотрел на застывших у входа жриц.
На улице по-прежнему царствовала луна… Бесконечно удлиняющиеся тени жриц терялись в дальних пределах пещеры… В мертвой тишине потрескивали фитили светильников и отчетливо был различим трепет крыльев ночных мотыльков.
- Как  рассказывала Сиванму, - начал говорить Сирон, медленно раскачиваясь всем телом, - на берегах священного Инда обитал некий народ, деяния  которого стерли тысячелетия. Известно лишь то, что этим народом управляли цари, увенчанные чудесной, таинственной Черной Короной. Но, как и бывает зачастую, жернова времени перемололи и царей и народ.
Когда же теперь через полноводный Инд переправлялись войска Македонского, он получил донос от передовых отрядов о Черной Короне.   Считавший себя властелином мира, потребовал, чтобы на него возложили корону исчезнувших царей. Жрецы Вавилона остерегали его о возможной опасности…  Великий расхохотался, будучи уверенным в том, что его отец – не смертный царь Македонии, а бог Дионис… Александр заблуждался… Черная Корона напрочь лишила его памяти… Царь забыл свою возлюбленную и цель своего похода в Индию… Он рухнул на дворцовый подиум без сил и сознания… Венец, соскользнув с головы правителя, покатился прочь… Камури подхватила корону и в зубах принесла ее мне… Никто не осмелился ей помешать… Друзья же, подхватив героя, на руках понесли безвольное тело во дворец…
Как только я коснулся тигрицы, держащей в пасти корону, мы оказались у входа в этот храм… Вода струилась от ступеней в глубину цветущего сада… За которым темнела стена застывшего в ночи бамбука… Камури выпустила венец и вдоль ручья направилась в  заросли… Я бросился за ней,  но след ее там оборвался… На миг в чаще блеснули глаза Сиванму… И сразу же затем послышался плачь  флейты… Чарующей бамбуковой флейты… Она далась мне в руки и я заиграл на ней… Это все, что я отчетливо помню, - закончил Сирон усталым голосом.
Он ничком упал на циновку и заснул мертвым сном. Обе жрицы склонились над ним и простерли руки над обезжизненным телом. Они пытались прочитать и прочувствовать все, что случилось за это время с фавном и тигрицей… Прекрасно понимая, что только прочтение событий в реальном времени может дать истинную оценку минувшего…
- Что рассказала тебе фея Сиванму, бедная бамбуковая флейта? - спросила Уиндзи, взяв ночную жрицу за руку после того, как они отошли от заснувшего фавна;
- Я до сих пор ничего не могу себе ясно представить, о, моя госпожа, - ответила Тэфна, - слишком многое мне предстоит переосмыслить в своем прошлом и сопоставить с  произошедшим сейчас…  Встретим рассвет: он сумеет нам пояснить суть грядущего дня…
                _

Обычное спокойное утро  вновь посетило вход древнего храма… Первые лучи рассветного солнца  шаловливо плескались в журчащей воде источника… Цветущие персики окружали скалистый портал благоухающим ароматом… Гудящие пчелы наполняли местность осмысленной суетой… Окутывающее пространство источало покой и равновесие… 
Уиндзи подняла голову ото сна рядом со спящей ночной жрицей, по-прежнему сжимающей в ладони бамбуковую флейту…  Фавна в пещере не было… Не было его и в саду, куда дневная жрица вышла поклониться взлетающему солнцу… 
Неведомая сила вдруг властно шевельнулась внутри девушки; ноги сами понесли ее в одну из пещерных галерей... Проходя мимо барельефа, боковым зрением заметила, что роковая корона Александра исчезла из композиции... Тьма и прохлада подземелья поглотили Уиндзи… Походка стала летящей и уверенной… Время и пространство перестали существовать… Исчезли начинавшиеся было предчувствия настороженности и опасности… Появилось предвидение удивительного и знакового события… 
Прямо перед ней в светлеющем полумраке возник монах Нагарджун.  На его бритой голове тускло мерцала пропавшая корона. Взяв дневную жрицу за руку, хладнокровный наг буквально через несколько шагов вошел вместе с ней в ранее невидимую  сияющую сферу без четких границ…
 Внутри, на возвышении находилось только несколько увеличившееся тело Сирона…  Он лежал, свободно раскинувшись, в естественной позе на спине, казалось, сраженный глубоким безмятежным сном… Но через его прозрачные кожу и ткани отчетливо просматривались все его внутренние органы… Было видно, как ритмично бьется сердце, разгоняя алую кровь по вездесущим венам и сосудам… Как мерным дыханием колеблются легкие… Как подрагивают глазные яблоки, парящие над не спящим розоватым и слабо пульсирующим мозгом…  Фавн, видимый и доступный каждой своей клеточкой, смотрелся препарированной зверушкой на гигантской ладони… Посланник Асура встал напротив Уиндзи… Между ними находилась распахнутая трепетная плоть беззащитного создания – живая, подвижная и горячая…
Золотые диски короны, примыкающие к вискам Нагарджуна, заискрились и глаза монаха вспыхнули темным светом.
Кисти его рук коснулись поверхности неподвижного тела и без затруднения погрузились в пучину чрева… Жрица отрешенно повторила действия нага, и пальцы ее  притронулись к нежному нутру… Всем своим телом она вдруг почувствовала, что вместе с ней и нагом в Сирона вошло еще множество неведомых существ…  За ее спиной и рядом возникли смутные движения, замелькали бестелесные силуэты…  Вокруг сосредоточенного Нагарджуна так же закружился целый сонм теней… Энергия силы ушедших и грядущих богов черными молниями струилась через пальцы девы и монаха в закипающую кровь фавна…
Продолжилось это недолго… Взгляд монаха померк… Потусторонняя суета вокруг троицы   прекратилась… Сирон, приняв прежние размеры, вернулся в реальность и открыл глаза… 
Он обрел себя по-прежнему  сидящим на ступенях скального храма… Рядом, из каменного кувшина струилась живящая влага… Нежное утро отражалось в воде ручья и мелькало бликами на персиковом цвете…  И опять изящная бамбуковая флейта обжигала ладони фавна.
 Уиндзи вернула корону барельефу, водрузив ее на голову каменного божка с магическим телом нага. И направилась к выходу из пещеры, где уже над священным Индом со всей своей щедростью разгоралось  восходящее светило…
Но ее остановил гипнотизирующий взгляд черной львицы, сверкнувший в спину из тени дальних колонн. Дневная жрица медленно повернула голову и оком змеи погасила глаза зверя. Чернокожая Тэфна послушно вынырнула из темноты и первой вышла к приходящему в себя Сирону.
Он вновь протянул ей флейту, а  она вновь взяла ее разогретую необычным жаром его рук. И на этот раз Уиндзи не сумела предотвратить передачу роковой эстафеты: львица египетской пустыни заняла место горной бенгальской тигрицы.
Первые лепестки сада начали свое кружение на пути к земле… Бамбуковая роща потеряла свой дикий первозданный вид и сквозь ее заросли пролегла широкая каменистая тропа… Теперь снова ко входу в скальное лоно доносилось звучание говорливой волны на перекате…  Долетали порывы свежего речного воздуха…
                _

                II. Ночная жрица…
 
393 год до рождества Христова…
«Различные миры порождаются кармой».
Прижав частицу чудодейственного стебля к груди, ночная жрица поспешно направилась в храм. Судя по походке, груз этот был нелегок… Тэфна несла флейту бережно и опасливо, как чужого крохотного детеныша…  Который отныне стал и её жизнью, её судьбой…
Уиндзи пристально всмотрелась в спину уходящей девушки: все мышцы черной красавицы стали зримей и рельефней… На блестящей коже заблестели маленькие капли пота, покрывая упругое тело легким налетом влаги… Движения плеч, рук и бедер обрели звериную грацию и вкрадчивость… Окунувшись в сумрак за порогом, девушка исчезла, как и сами пределы пещеры: и уже лапы матерой львицы коснулись нагретого песка, простирающегося вокруг до горизонта.
Прохлада ночи медленно накрывала засыпающую безбрежную пустыню. Знойная поверхность зыбких дюн быстро остывала под дыханием угасающего неба. Холодные звезды леденящим ветерком скользили по замершим волнам барханов. Огромная кошка медленной рысью приближалась к своей невидимой цели.   
 Достигнув вершины песчаного холма и осмотревшись, она увидела то, к чему стремилась… В освещенном лунным серпиком распадке в кольце гигантской кобры лениво ловил змеиный хвост тигренок, игриво перекатываясь на спинке.
При приближении зверя аспид сделал стойку и угрожающе раздул капюшон, не переставая развлекать малыша. Пригнувшись, львица неуклонно и осторожно стала приближаться к странной парочке. Котенок заметил ее, вскочил на ноги и сделал несколько робких шагов навстречу. В ответ на предупредительное шипение, негромко рыкнула и львица. Змея разомкнула круг своего тела и открыла путь котенку. Тот незамедлительно двинулся к дальней родственнице и доверительно ткнулся в ее опущенную морду. Одним движением языка облизав крохотную тушку, Тэфна взяла его зубами за холку и отправилась восвояси.  Не попрощавшись, и королевская кобра незамедлительно исчезла, будто ее и не было вовсе.
Стряхнув с себя наваждение, ночная жрица очнулась неподвижно застывшей посередине храма… Она еще слышала звенящую тишину и пряный аромат пустыни… Еще ощущала теплый запах и привкус шкурки тигренка…  Остановившийся взгляд ее глаз сфокусировался и встретился с немым взором Уиндзи:
- Я видела это, - прошептала Тэфна.  Теперь я все знаю о бедной Сиванму! – она с трудом шевелила онемевшими губами, судорожно сжимая челюсти. До сих пор не рискуя  упустить свою трепетную ношу.
- Рассказывай, - выдохнула старшая жрица и, взяв под руку свою помощницу, властно усадила ее на циновку.
Но прежде чем Тэфна сообразила с чего начать, из ее сомкнутых ладоней без труда выпорхнула флейта. Она медленно проплыла в воздухе к ближайшей стене пещеры и замерла на высоте глаз над одним из горящих светильников. Его пламя несколько поменяло цвет, более обильный дымок от воскуриваемого масла достиг парящего инструмента. Окутав флейту неплотным облачком, он превратил эту композицию в диковинный цветок…  Розоватый огонь, поднимаясь по колеблющемуся призрачному стеблю, наполнял не раскрывшийся бутон флейты внутренним светом и почти неуловимым ароматом свежих лепестков персикового сада… 
Обе жрицы, взявшись за руки, без особого волнения проследили за рождением нового состояния подруги фавна и настроились вещать, внимать и сопереживать: 
- Царственный Александр призвал Сирона на свое коронование, - наконец заговорила Тэфна.  Понадеявшись со своей свитой просуществ вторгнуться в древнюю цивилизацию. Не как несведущий пришелец, но как свой по праву перворождения.  И вновь человеческая самонадеянность была наказана: великое прошлое не пустило к себе божка - самозванца… 
Сиванму знала суровость законов своих предков и не бросила фавна на произвол судьбы, не позволив ему одному участвовать в этой церемонии.  Она пошла с ним, прекрасно зная, что ее в этой ситуации ждет неминуемое перевоплощение. Ни одна земная сущность не смеет по своей воле прикоснуться к короне-реликвии… Камури-тигрица приняла удар на себя, вмешавшись в суетливые  интересы  смертных… И ее постигла участь многих других небожителей, пожертвовавших своей высокой долей ради какого-то одного существа… Ради бренного чувства…
- Да будет так всегда, - как эхо откликнулась Уиндзи. И подытоживая услышанное, поставила точку в истории Сиванму:
- Свидетельствую тебе, ночная жрица, что сердце фавна отныне полностью принадлежит горной фее, – горячо произнесла она, - ибо состоит оно уже целиком из ее плоти. И все жилы, питающие его, несут в своем токе частицы горячей ее крови.  Сирон начинает это понимать, он начинает чувствовать и слышать мудрую тигрицу… Он живет теперь и ее жизнью…
                _

На самом же деле в фавне очнулась не только одна Камури. Где-то в дальних уголках его восполняемого сознания уже угадывалось приближающееся дыхание черной львицы и стремительный топот ночной кобылицы.
Вместе с ними гудящий рой неведомых существ наполнял сознание Сирона, пронзая его проблесками чуждых воспоминаний… Зарницами забытых побед и болью оглушающих поражений… Таинства чудесных порождений и разочарования безжалостных смертей проносились смятенной душой фавна… Закаляя ее хладным ужасом бесконечности и обжигающим солнцем надежд грядущего дня… 
Сирон ступил в каменное лоно храма. Звучная поступь копыт гулким эхом отчетливо множилась в прислушивающихся галереях. Как только он пересек границу дневного света  и погрузился в сумрак пещеры, просвет входа медленно застил гранитный занавес…
Ни на миг не дрогнуло пламя свечей; так же непоколебимо струился строго вверх терпкий дымок светильников. Жрицы покорно приняли случившееся, смиренно ожидая дальнейшего развития событий.  Козлоногий с трудом добрался до циновки, бросившись на нее ничком. Силы окончательно покинули его. Закрыв лицо руками со страшно вздувшимися венами,  низринулся он в беспамятный сон. Время вокруг замерло и прекратило свой неутомимый бег…
 
                _

                III. Пустынники…

 
750-ый год со дня основания Рима…
37-ой год царствования Ирода Великого…
«Гора Божия, приими матерь с сыном!».

От дуновения свежего жаркого воздуха Уиндзи открыла глаза. В разверзшийся  вход небольшой пещеры мощной волной вливались солнечный свет и запах пустыни. Звенящая тишина знойного пространства оттенялась только шорохом песчинок, которыми играл довольно-таки ощутимый ветерок.
В этот же момент в узком проходе появилась немолодая изможденная женщина с ребенком на руках. Поддерживающая ее под руку Тэфна в слепяще-белоснежной накидке что-то тихо приговаривала ей на ухо. Дневная жрица живо шагнула навстречу и взяла из слабеющих рук женщины протянутое ей дитя. Они провели пришелицу в дальний предел убежища, освещаемого единственным светильником. На каменном возвышении была расстелена пышная циновка. Рядом стояла плошка с молоком для малыша и большой кувшин для омовений. Тэфна, подхватив  кувшин с водой, повела свою подопечную к площадке перед галереей.
Уиндзи с мальчиком на руках вышла на порог. Вход в пещеру расколол скалу где-то на середине пологого склона, идущего вдоль отвесной стенки огромного монолита предгорья. Сразу же за этим распадком хаотично громоздились безжизненные отроги невысоких обветренных гор. Перед распадком, переметенным невысокими барханами, растекалась пустынная даль. Уступчатый камень у основания входа скупо увлажнял небольшой ключ с прозрачной водой. Чуть в стороне фавн бронзовым мечом торопливо окапывал небольшое финиковое деревце. Подняв взмокшее лицо на жрицу, острием лезвия ткнул в сторону песков. Там вдалеке в раннем вечернем мареве в сторону гор тянулась цепочка воинов с лошадьми на поводу…
- Это за ним, - сказал Сирон с придыханием, кивнув на ребенка и продолжая яростно вырубать корни из каменистой земли;
- А зачем же тебе дерево? –  проснулось в жрице простое женское любопытство;
- Увы, но оно важная составляющая людского пророчества. Надо уважать откровения старцев:  «Божиим повелением в горе устроилась пещера, заструился источник воды, а у входа в пещеру выросло многоплодное финиковое дерево» - фавн процитировал первоисточник и наконец-то выхватил растение из почвы!
- Не очень-то оно похоже на «многоплодное», - не унималась Уиндзи, на минуточку упуская из поля зрения приближающийся вооруженный отряд;
- Пора уходить отсюда, - вымолвил Сирон на ходу, занося саженец в пещеру, – Тэфна приведет их сюда, но внутрь войти они не посмеют…
В продолжение его слов мимо скользнула черная львица, игриво сверкнув желтыми глазами, и не  спеша потрусила в сторону приближающейся угрозы. 
- Зачем мы здесь, что это за место и как долго были вне времени? -  начала окончательно приходить в себя дневная жрица, тревожно вглядываясь в глаза фавна;
- Не сейчас, бери под локоток праведную Елисавету, а я возьму на себя Иоанна и заветное деревце. Ибо, боюсь, она меня пока не воспринимает как родного! – неожиданно развеселился Сирон.
Забрав у жрицы ребенка, удерживая его левой рукой за перевязью меча, фавн  с  молодым фиником в правой ладошке скорым шагом двинулся в галерею. За ним, не отставая, поспешили в подземелье и женщины.
Уиндзи ощущала мелкую дрожь всего естества Елисаветы: её кроха в руках неведомого существа… Сама же она увлекаема Провидением в преисподнюю неизвестно кем без видимой цели и защиты… И нет ни сил, ни воли противиться чему бы то ни было, ни возможности попросить помощь… Иоанн же чувствовал себя в своей тарелке, одной ручонкой ухватив рожок Сирона. Его оживленный лепет несколько умиротворяли драматизм происходящего.  Крепкая рука прижимала младенца к горячему  телу языческого полу бога, источавшего силу, уверенность и надежду…
Переход был скоротечным и необременительным. Через некоторое время идущие уловили аромат и отблески светильников храма. Покидая своды галереи, жрица отметила мерцающие огоньки на кристаллах Черной Короны, ожившей на каменном наге. Что бы как-то успокоить вконец растерявшуюся женщину Уиндзи передала ей ребенка и вывела  на ступени храма.
 Их взорам предстал по-прежнему благоухающий персиковый сад, обрамленный изумрудной стеной бамбука… Журчащий источник, изливающийся из кувшина… Все вокруг было наполнено щебетом птиц и близким шелестом волн величественной реки… Мир и покой витали в воздухе на склоне дня… Тем временем улыбающийся фавн всё тем же мечом вплотную к ступеням разрыхлил землю и вкопал принесенный саженец финика. Буквально через несколько минут деревце откликнулось трепетом возрождающейся листвы… Ветви дрогнули и наполнились соком… Несколько свежих побегов проклюнулись сквозь зеленеющую кору.
Это маленькое чудо окончательно убедило Елисавету в не случайности происходящего с ней… Вдобавок, совсем уж нежданно к ним вкрадчиво присоединилась Тэфна в своей белоснежной накидке покорительницы пустыни! Теперь уже ночная жрица увлекла вконец утомленную мать с засыпающим сыном под спасительный кров. 
                _

Уиндзи впилась вопрошающим взглядом в безмятежные глаза Сирона. Фавн ободряюще провел руками по кроне деревца и жестом пригласил жрицу присесть на ступени:
- Мое пробуждение было не менее странным, как и твое, - заговорил он спокойным и примиряющим тоном, - послушай же:
- Приходя в себя от беспамятства, я не сразу осознал, что иду почти в полной темноте. Рядом, под руку со мной, семенил Нагарджуна. Его правая ладонь была направлена вперед, и под ее напором расступалась земная твердь, образуя узкую галерею. По пятам  следовала черная львица… Отчетливо слышалось ее дыхание и недовольное сопение: в зубах она несла Черную Корону. Наверное, где-то невдалеке за нами двигалась и ты…  Было полное понимание того, что мы подняты по тревоге и спешно бросаемся в бой.
Через некоторое время монах притормозил и выпустил мою руку. Омыв ладонями лицо, он прижал их к каменной стене перед нами. Какое-то мгновение его кисти и камень вокруг вспыхнули темным багряным огнем. Смотреть на него было невозможно. Раздался оглушительный треск и скала раскололась… Через небольшую извилистую пещеру в противоположном входе блеснул свет дневного солнца…
У подножия предгорья перед нашими глазами до самого горизонта расстилалась каменистая пустыня… Редкие кусты и островки жухлой травы переметались клиньями рыжих песков. Но это было  только начало… Монах высвободил корону из пасти львицы, и та вновь обрела человечий облик. Не говоря ни слова, Тэфна, закутанная с ног до головы в белую тунику-накидку, скорым шагом устремилась вниз по долгому склону. Совсем скоро ее фигурка затерялась в мареве разгорающегося дня…
Тут же я почувствовал, как сзади на мою голову посланец Асуров водружает Черную Корону…  Сын Бога постучал в мое сердце! – это все, что я могу сказать тебе сейчас, о, жрица…  И они в молчании переступили порог скального храма.
                _

Тэфна отошла от циновки, на которой мирным сном почивали Елисавета со своим отроком.
Вопрошающий взгляд дневной жрицы воззвал черную красавицу к ответу: - Что это было? 
Уиндзи приобняла ночную жрицу за плечи и вывела из пещеры. Запах волшебного вечера ударил им в ноздри: аромат сада отрешал от бренности мира… Вечернее небо околдовывало звездным рисунком… Прохлада воздуха, стрекот цикад и прощальные свисты птиц завершали прощание с дневным зноем…
- Рассказывай! - жестко настояла основательница Храма;
- Я знаю немного, - без особого волнения ответствовала Тэфна и потянулась всем своим великолепным телом… Но даже и этого мне хватит, что бы запомнить мое сегодняшнее пробуждение на всю оставшуюся жизнь!
- Монах  Нагарджуна растолкал меня этой царственной жестянкой ни свет, ни заря…  Все кристаллы и камешки короны играли мрачным светом и мерцанием… Он настоял на моем зверином облике и после этого разбудил фавна… Мы не знаем, сколько прошло времени или времен в течение нашего забвения… Но тем не менее, мы без промедления выдвинулись в путь!
Я ринулась в пустыню на поиски скитающейся женщины с ребенком… Буквально у нее по пятам двигался  отряд из десятка воинов в полном вооружении… Приведя отчаявшуюся мать к пещере и проводив вас, мне пришлось заняться разъяренными солдатами… 
История же, предшествия этому такова, «когда пришли волхвы с востока с расспросами о родившемся Царе Иудейском к Ироду Великому… В гневе и страхе последний послал в Вифлеем своих воинов, чтобы они избили там всех младенцев мужского пола.
Не забыл он и о младенце Иоанне из Хеврона, о котором уже слышал много чудесных рассказов. Замышляя убить отрока Иоанна, он послал в Хеврон убийц. Когда началось избиение младенцев в Вифлееме, вопль и стоны дошли и до Хеврона.  Елисавета вместе с Предтечей Иоанном ушла в Хевронские горы. Захария же совершал службы в Иерусалимском храме. Воины, не найдя никого в Хевроне, возвратились к Ироду… Тот велел узнать у священника Захарии, где скрывается младенец. Захария же отвечал пришедшим, что о местонахождении своего сына он не знает… И что сам он, Захария, не боится смерти от рук Иродовых наемников, так как верит, что Господь примет его душу. За эти слова он был убит между алтарем и жертвенником, и кровь его на мраморном полу сделалась как камень, в свидетельство преступления Ирода.» - вот что  удалось добиться у командира преследователей…
- Где он,  этот герой, Тэфна? – чуть с насмешкой спросила дневная жрица;
- Он, как и остальные бывшие с ним, по-прежнему остается в пещере у пределов Хевронских гор…  В той, что появилась таким чудесным образом… У них нет ни сил, ни смелости явиться к царю не выполнив приказа…
- Кто же он такой и почему именно ему выпала доля убить невинного ребенка? – заинтересовалась этим человеком Уиндзи;
- Римский наемник – грек по имени Пандера или Пантера… Диктатор Ирод настоял на  участии этого легионера, поручив ему возглавить преследование младенца Иоанна…
- Приведи его сюда, - повелел Сирон…
 Через некоторое время статный и мощный воин в сопровождении черной львицы предстал перед фавном… Было заметно, что он с трудом владеет собой, в большей мере лишен свободы и воли совершать какие-либо осознанные движения. Стоило ли его спрашивать о чем-то сейчас?  Конечно же - испросили…
- Что вело тебя по следу этой женщины? – был краток и строг фавн в своем вопросе…
                _

                IV. Таинства Палестин…

 Зоря новой эры от Рождества Христова…
«Величит душа Моя Господа и
 возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем...»

Голос Сирона вернул легионера к действительности… Странное оцепенение покинуло его… Взгляд обрел ясность и осмысленность… Плечи расправились и рука потянулась к мечу… Чары палестинской пустоши рассеялись, а вместе с ними исчезли и оружие, и доспехи пораженного воина. В свете восходящей луны перед взором диковиной троицы стоял растерянный молодой человек в мятой тунике и пыльных сандалиях.
Естественно, у него были весьма веские причины чувствовать себя не в своей тарелке! Перед ним на ступенях скального храма восседал мифический полу бог эллинов… С обнаженным торсом, заросшими кудрявой шерстью чреслами… Поблескивающими в лунных бликах рожками и копытами… По бокам же, рядом с ним сидели две хрупкие девушки со злыми красивыми лицами… Причем одна из них только что, на его глазах, перевоплотилась из ночной львицы в чернокожую колдунью…  Из того самого свирепого зверя, который ясным днем гонял их по пустыни… А на ночь запер в пещере, как испуганных жертвенных баранов…
- Велением царя Ирода Великого мне с моим отрядом было поручено доставить к нему жену иерусалимского священника Елисавету с сыном, - скупо доложил воин еще неокрепшим голосом;
- Или убить их, как сделали вы это с Захария? – гневно подключилась к допросу наемника дневная жрица;
- Мы солдаты Рима, - со сдержанной гордостью ответил Пантера, - служителя же при скинии зарезали царские дружинники-идумеане: они очень не любят иудеев из Авиевой череды…
После этих слов Тэфна поднялась со ступеней и грациозно приблизилась к пленнику. Властным взглядом заставила преклонить перед собой колени и положила ладонь на его опущенную голову. Легкая дрожь, охватившая испытанного бойца, выдала ощущения его затылка и шеи от тяжести мощной львиной лапы!       
- Он не смог бы причинить вреда Елисавете и ее ребенку, - поведала ночная жрица через некоторое время.
– Диктатор Ирод умышленно возбуждает в подвластном народе ненависть к римским захватчикам, в том числе - к Пантере! - продолжила она, обращаясь и к поникшему легионеру.
- Наушники царя донесли, что этот воин, очевидно, стал земным отцом ребенка возлюбленной им юной Марии… Которая, в свою очередь, является двоюродной сестрой праведной Елисаветы, удивительным образом зачавшей и родившей в преклонных годах. Весть об этом чуде, предсказанном Иаковом, приблизило пришествие Примирителя… Настало оно еще и потому, что и седмины Данииловы приходили к концу... Все говорило за скорое явление обещанного пророками иудеев Избавителя-Мессии, и народ ждал и уповал, что Он явится и избавит их от ненавистного римского ига. Стало быть, и царствования Ирода…
«Все сии зачатия были возвещены ангелом и совершились по благодати Божией, но притом не иначе, как чрез беседу между благовестником и зачинающими, ибо Сам Бог требовал и соизволения зачинающих…» - эхом отдавало в сознании Тэфны…
 Она отошла от воина и вновь присела на ступени рядом с дневной жрицей. Тут же обе они вопрошающе посмотрели на фавна.
- Ангелы не живут в траве…  с цыплятами,.. – глубокомысленно изрек Сирон, не отрывая глаз от своего земляка… В принципе, понимая, что и его сущность с подобным внешним видом вполне могла определенными людьми восприниматься как ангельская…
- Вот что, Пантера, - начал он немного подумав, - возвращайся в пещеру к своим людям… Будете вы там в безопасности и нужды ни в чем не испытаете… Устройтесь на  ночлег, выспитесь и отдохните. Но тот, кто покинет каменный кров, уже вернуться туда не сможет.  И останется наедине с пустыней, уповая только на свои силы и милость богов.
Львица подтолкнула грека носом в спину, и они в молчании проследовали через пещерный храм в дальние пределы Хевронских предгорий проторенной магической дорожкой.
                _

Раннее утро началось с щебета ребенка, сопровождаемого странными звуками. Дремавшая в пол глаза чернокожая жрица осторожно выглянула в просыпающийся сад… Отрок Иоанн,  дотягиваясь до опустившейся ветки с созревшими финиками, снимал первый урожай. Рядом с ним, подслеповато моргая, топталась огромная сова и глотала предлагаемые им плоды… Полуторагодовалый голый и босоногий мальчишка одной ладошкой бесстрашно раскрывал мощный клюв пернатой подруги… Зажав в другом маленьком кулачке очередное угощение…   
Тэфна, почувствовав на своем бритом затылке дыхание фавна, замерла и прошептала омертвевшими губами:
- Посланница царства ночного Солнца, плывущего в ладье по подземному Нилу… Неужели она решила забрать с собой этого ребенка?
- Нет, моя дорогая, - успокаивающе ответил Сирон, слегка придерживая ее за горячие плечи, - сегодня это твоя гостья…   Так уж, попалась под щедрую ручку Иоанна! И почему так мрачно? На моей родине эта мудрая птица не покидала свиту блистательной богини Афины…
- Ночная ведьма, - уверенно присоединила свое кельтское видение предмета обсуждения дневная жрица, - странная птица сегодня в нашем цветущем саду, предвестница смерти!
Сова чутко среагировала на шепот за кулисами и, тяжко взмахнув крыльями, скользнула в густую тень бамбуковой чащи.
Увидела этот полет и вышедшая из храма Елисавета… Женщины не верят в чужие предрассудки: в иудее сова лишь признак дневной слепоты демона ночи Лилит.  Вовсе не это тревожило мать-беглянку. Реальная угроза их с Иоанном жизням казалась неминуема.. . И что готовило грядущее - являло жутковатую тайну. Она умылась из источника, присела около него и позвала сына. Мальчик подбежал, оживленно лепеча и показывая рукой в сторону зарослей. Обняв дитя, Елисавета со слезами на глазах, посмотрела на притихшую троицу мифических персон. И тут же, почти невольно, уста ее разверзлись и поведали дивную историю:
- Пресвятая Дева поспешила поделиться своею радостью со мной, придя в город Иутте мой близ священнического города Хеврона. Встретила я ее тем же необычным приветствием, с которым обратился к ней Ангел:
- "Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего", хотя, как сестра, я знала о данном Мариею обете девства.  А затем внезапно радостно воскликнула:
-  "И откуда мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне?"  И вырвались у меня эти слова потому, что когда голос приветствия Марии дошел до слуха, младенец, носимый мною, радостно взыгрался во чреве. Младенец мой, не иначе, конечно, как под наитием Св. Духа, восчувствовал близость иного Младенца… К явлению которого в мир он должен будет приготовить человечество, и произвел необычайное движение в утробе моей. От младенца, носимого в утробе, перешло и на меня по благодатному прозрению; узнала я, какую радостную весть принесла Мария… И прославила ее, как Богоматерь, словами архангела Гавриила. Ублажая ее за веру, с которой она приняла ангельское благовестие… Как бы противопоставляя эту веру неверию мужа моего Захарии.
Из всего этого Марии стало ясно, что ее тайна открыта мне Самим Богом. В чувстве восторга и умиления от мысли, что время пришествия долгожданного Мессии и избавления Израиля уже наступило.  Пресвятая Дева прославила Бога дивной вдохновенной песнью, которая постоянно воспевается теперь у нас в ее честь за утренним богослужением - "Величит душа моя Господа и возрадовался дух мой о Бозе Спасе Моем...".
Мария, отклоняя всякую мысль о своих личных достоинствах, славила Бога за то, что Он призрел на ее смирение…  И в пророческом предвидении предрекает, что ее за эту милость к ней Господа будут прославлять все роды. Эта милость Божия будет простираться на всех боящихся Господа.
Далее она славила Бога за то, что обещание, данное отцам и Аврааму,  исполнилось и Царство Мессии, столь ожидаемое Израилем, наступило…  Смиренные и презираемые миром последователи Его восторжествуют… Будут вознесены и исполнены благ, а гордые и сильные будут низложены и посрамлены. И не дождавшись рождения сына моего, Пресвятая Дева возвратилась домой…», - закончила взволнованная рассказчица. Взрослым взором наградил фавна и мальчик Иоанн.               
- Тэфна, она поможет тебе найти ребенка Марии, - заговорил Сирон звучным и уверенным голосом, указывая на Елисавету, - позаботьтесь о младенцах.
Ночная жрица теперь уже окончательно поняла и отчетливо представляла, что ожидает ее в ближайшее время. Опять поднималось в ее памяти тусклое ночное солнце над черными берегами подземного Нила… И теперь уже спасительная ладья вновь переносит безгрешные души из многострадальной земли синайской на древнюю твердь Египта.   
Львица пустыни не смогла и не захотела ослушаться фавна… Вприпрыжку она скрылась в хевронском проходе и через некоторое время вернулась с семью воинами. Трое из отряда римских наемников покинули пещеру и исчезли навсегда из жизни своих товарищей. Елисавета, в сопровождении вооруженного конвоя следом за ночной жрицей,  двинулась в дорогу по указанной им галерее…
Путь подземельем к неизвестной цели пугал даже мужественных головорезов Пантеры… Но уверенная поступь женщины, которая являла собой реальную угрозу для могущественного Ирода, вселяла в них хоть какую-то надежду на благоприятный исход путешествия по катакомбам. Недолгий поход привел их к системе гротов под небольшой пещерой, которая была несколько просторнее предгорной - спасительном приюте беглянки.
Пещера располагалась близ ворот, за городом, у источника Давидова. Она принадлежала к полю вифлеемской жительницы, бывшей в родстве с Марией и Иосифом. В бурю сюда загоняли скот и укрывались от зноя и непогоды пастухи. В стене было высечено углубление, в которое засыпали корм скоту. В этом убогом пристанище, вдали от людей и совершилось великое таинство.
В глазах Иосифа вспыхнул великий страх, когда посреди ночи из двери в западной стене пещеры из ниоткуда появились перед ним Елисавета и Тэфна в окружении воинов в полном вооружении. В расширенных зрачках главы семейства отражался мятущийся язычок пламени одинокой свечи. Но воины, молча пройдя мимо него, тут же вышли на воздух и выстроились в боевое оцепление у внешнего входа.
Когда же они вышли, Елисавета обняла Обручника и взволнованно прошептала:
- Вставайте, просыпайтесь, бери младенца и матерь его, и бегите в Египет! И будьте там, доколе не скажут тебе, ибо Ирод хочет искать младенца, чтобы погубить его!
- Ну, с матерью и младенцем ты погорячилась, - вступила в разговор Тэфна, - они уйдут с нами. А вот Иосиф пусть собирает пожитки и уходит сейчас под нашей охраной! Пантера со своими людьми знают, куда и как следует идти.
Мария, не говоря ни слова и не спрашивая ни о чем, взяла из яслей Йешу на руки и подошла к ночной жрице. Мгновенно поняв друг друга, три женщины стремительно спустились в грот и прежним маршрутом направились в скалистый храм.   
Воины помогли старику впрячь в повозку двух волов и, уложив немногий скарб, без какого-либо огня двинулись через спящие окрестности. Несколько овец и баранов безропотно включились в кортеж, запылив следом.
Вифлием Галилейский, одно из красивейших мест в Палестине, был переполнен. Малейшие жилые углы были использованы. Никто пока и не обратил внимания на движущихся людей с поклажей. Бывший Ефрафа – Плодородный - живописно расположился на скалистой возвышенности. Откуда открывались живописные виды во все стороны. Невеликая крепость была окружена садами и хлебными полями. Холмы ее обсажены виноградниками, смаковницами, миндальными и оливковыми деревьями. Город Хлеба за крепкими стенами кесаря окружали благоухающие долины, устланные травой, украшенные анемонами и другими цветами…
Путь беглецов в египетскую землю лежал через пограничную Рафию. Порт и город на берегу средиземного моря близь северо-восточной оконечности Синайского полуострова был уже вне власти диктатора Иудеи…
Путники не встали ни на одну из трёх караванных троп, идущих из Рафии через Синай. Скрываясь от погони, которую все же мог послать вослед им царь Ирод, они ночами шли непроторенными дорогами, вернувшись к берегу моря к западу от города Эль-Ариш. Воины расстались со значительной частью лат и оружия, скрыв под плащами бедуинов армейскую выправку.
Следующей точкой, к которой Иосиф со товарищами двинулись вдоль берега моря на запад, был Пелузий… Большой город на берегу самого восточного рукава Нила, восточные ворота Египта на морском пути к Палестине и Сирии. Ни в Рафии, ни в Эль-Арише, ни в Пелузии никаких следов своего пребывания они не оставляли.
Продолжая свой путь вдоль рукава Нила на юго-запад, ранним утром беглецы вышли к городу Бубастису, где по-прежнему царила богиня Бастет. Ее дряхлеющий храм стоял внутри города на острове, образованном двумя каналами, отведёнными от Нила. Остров был окружён каменной стеной, украшенной статуями. При их появлении около канала от противоположного берега отделилась большая лодка и направилась к ним. Лодочник, осторожно причалив, молча скупым жестом, пригласил чужеземцев на борт. Его шустрый помощник взялся за ненадобностью продать оставшийся скот на местном базаре. Иосиф и семеро воинов, погрузив в судно перевозимые вещи, двинулись к новому пристанищу. Почти на середине пути вода вдруг покрылась крупной рябью… Земля шевельнулась… Стены главного храма покачнулись, с них обрушились камни и несколько видимых статуй… В еще спящем городе раздались людские вопли и рев животных. Десятки больших и маленьких крокодилов в панике выбирались на берега канала…
                _

                V. Изгои…
 
«Благословение будет посреди земли, которую благословит Господь Саваоф,
 говоря: благословен народ Мой — Египтяне»

Ночная жрица вывела из сумрачной галереи женщин с ребенком в прибрежный  храм, наполненный мерцающими огнями светильников и ароматом воскурений. Мария положила ребенка рядом со спящим на циновке Иоанном, прикрыв обоих своей накидкой. Мальчики, почувствовав взаимное присутствие, прижались спинками друг к другу и дружно засопели. Есть ли другое более умиротворяющее зрелище, чем безгрешное дитя? В этот трогательный момент к умиленным женщинам подошли фавн и дневная жрица.
В первых лучах наступающего утра эта пара своим видом поразила даже Тэфну, стоящую чуть поодаль от детской. Хрупкая и грациозная Уиндзи своей легкой походкой разяще отличалась от могучего Сирона, печатающего копытную поступь.  Изящная женственность и звериная мощь мужского начала приближалась к притихшему и обеспокоенному семейству. Два космических тела входили в человеческие судьбы пришельцев, застывших на самом краю бесконечности бытия. Соприкосновение удивительных, вне времени, хозяев и нашедших их приют гонимых смертных наконец-то произошло…
Тэфна, встав между сближающимися группами мифических существ, положила руки на плечи Марии и Уиндзи… Их разноплановая энергетика в ней слилась и согласовалась… Через какое-то мгновение они уже знали друг о друге все… Запредельная тревога за своих сыновей иудейских женщин мигом растворилась в вековом спокойствии и уверенности полу богов…  Все, что им  предначертано свыше, было с благодарностью и  смирением принято…         
Теперь пути их расходились по всевышнему предназначению. Роль же и действия  каждого означали только степень значимости будущего их сосуществования.
Между тем, день становился все ярче и солнечнее. Дети наконец-то проснулись, открыли глаза и уткнулись в материнские руки. Женщины вынесли отроков в цветущий сад, навстречу будущему и свету… Омыв их в водах источника, сестры опустили мальчиков на теплую землю… Взявшись за руки, погодки уверенно направились к щедрому дереву… Вкусив первые плоды, весело рассмеялись и продолжили теребить податливые ветви со зрелыми финиками. Беспечный щебет птиц и теплый ветерок начинающегося дня предвещали покой и процветание жизни целого сонма существ…
Но появился еще один звук, органично вписавшийся в пестрый фон звучания нового дня…  Чуть тревожная и торжествующая мелодия ненавязчиво рассеивалась под кронами сада… Дети повернулись ко входу в храм, откуда истекала песня флейты… На ступени вышел Сирон, держа на  ладонях оживший бамбуковый инструмент… 
Йешу, сделав шаг вперед, протянул ручонку в направлении фавна… Тут же флейта смолкла и мимо фавна из пещеры к детям скользнули две гигантские кошки… Бенгальская тигрица и черная львица покорно улеглись у ног ребенка:
- Не смотрите на меня только как на младенца. Я совершенный муж, и надлежит всем диким зверям сделаться ручными предо мною – внятно и убежденно заговорил Йашуа. - Волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их…
Изумленные женщины оглянулись по сторонам после этих взрослых слов, заметив рядом с собой не менее озадаченных происходящим Сирона и Уиндзи. В сумраке пещеры за спиной дневной жрицы мелькнуло и бесстрастное лицо  Нагарджуна… Но и в их адрес вонзилась фраза вещего младенца:
- Хвалите Господа вы, сущие на земле, драконы… - после которой монах-рептилоид, хмыкнув, удалился восвояси во мрак подземный…
Не изменив своему человеческому облику, Уиндзи инстинктивно отступила в тень широких плеч фавна. Сирон же, сжимающий флейту холодеющей кистью, был бледен и безмолвен. Его сердце не билось, и кровь обратилась в лед…   Белая тигрица встревожено муркнув и лизнув на прощание Йешу, стремглав подбежала к фавну. Аккуратно забрав пастью свое бамбуковое отражение из его слабеющей руки, она скрылась в пещере… Мелодия флейты стихла… Фавн тут же качнулся к реальности: Сиванму вновь вдохнула в него жизнь плотью своей животворной.
  - Ну, что же, с добрым судным днем, - подвел итог последним событиям Сирон, чем вернул и Тэфну в людскую ипостась. – Вижу, что детвора уже достаточно окрепла в своих убеждениях. Пора им приниматься за свои предначертания…  Нужно только правильно выбрать аллюр, дорогая, - он, прощаясь, привлек Пустынную Львицу к своей груди. 
Мария с притихшим отроком на руках последовала следом за ночной жрицей к одной из галерей. Через несколько мгновений покидающие временный приют скрылись в мягком полумраке открывшегося им пути.
Не было в расставании с ними ни грусти, ни тревоги: чарующая капля грядущего срывалась с небес… И надо было успеть подставить страждущие уста под глоток живительной влаги.
                _

Сердечко Тэфны трепетно билось под сводами египетской галереи… Она осторожно, почти на цыпочках, ступала по своим же следам, отчетливо различимым на тысячелетнем прахе… Покинувшая родной удел совсем еще угловатой девочкой, обратно возвращалась заметно повзрослевшей красавицей.  Вернуться в окружение знакомых стен было и щемяще желанным, и удивительно настораживающим… Жрица прекрасно понимала, что не увидит ни одного знакомого лица… Вдобавок ко всему, любое движение смертных между подземными богами обязательно аукнется.
Совсем другие чувства владели Марией: с одной стороны она ощущала спокойствие и силу, исходящую от Йашуа…  С другой – неизведанность следующих шагов, цели и перипетии исхода подземного путешествия. Некоторое время под ровными гладкими сводами Идущие испытывали некоторое волнение. Но вскоре монотонность ходьбы и  однообразие поверхности галереи отвлекли их от тревожных ожиданий.
Уже наступало легкое утомление, когда очертания прохода изменились. В стенах  стали попадаться совсем небольшие входы, ведущие в темные ответвления. Иногда приходилось пересекать большие залы, граничащие, по всей видимости, с другими обширными помещениями. Стало понятно, что они достигли участка подземелья, где люди бывали довольно частыми гостями. Были ли это основания исчезнувших храмов или спрятанные вдали от взоров черни места упокоения знати – неизвестно… Скорее, и то и другое… Главное, что все окружающее было покрыто тишиной и мраком. Только шорох шагов женщин отдавал в таких местах слабым эхом.
Галерея сужалась… Оставаясь чуть выше человеческого роста с небольшим, но явным, уклоном по ходу движения… Вдруг они подошли к границе, где царствовала абсолютная чернота. Мария оглянулась: такая же чернота медленно нагоняла их и сзади…
- Тьма египетская! – остановившись, оглушительным шепотом произнесла шокированная мать;
- Ты знала об этом? – таким же шепотом, но более спокойно, спросила ее замершая на месте Тэфна...
Их говор и взволнованность разбудили дремавшего Йашуа. Ребенок выскользнул из материнских объятий и сонной походкой направился к стенке галереи. Ни одна мать в такой ситуации не выпустила бы из рук малое дитя… Мария как-то отрешенно позволила своему сыну сделать это. Едва его ноги коснулись пола, окружающие недра дрогнули… Тысячелетняя пыль взметнулась неизвестно откуда взявшимися потоками свежего воздуха… Пахнуло речной водой… Запахами нагретой земли и цветущей зелени… В окружающей темноте вспыхнули тысячи огоньков холодного неживого свечения…
В это мгновение раздалось легкое журчание, и ароматная детская моча тонкой струйкой резво побежала по уклону коридора. Синхронно с движением этого ручейка  угасали таинственные огоньки… Стремительно растворялась «тьма египетская»…  Почти иссякая, струйка уткнулась в появившийся впереди лестничный марш, высеченный во всю ширь галереи. Выход довольно круто уходил вверх. Ступени из цельного камня местами были уже стертыми… Видимо, тысячи подошв и тысячи лет прошлись по ним безжалостным наждаком прошедших эпох. 
Женщины с двух сторон взяли мальчика за руки и стали медленно подниматься к свету. Через несколько минут, разомкнув небольшие створки скрипучей двери, они оказались внутри задней комнаты храма Бастет.

                _
      
Тэфна выпустила из ладони сжатый кулачок Йашуа и наглухо прикрыла гостеприимную дверь с края гранитного портала… С трудом угадывались лучившие когда-то рельефы с изображением праздника хеб-сед… Яркие краски фресок уступили место всем оттенкам старинного камня высоких стен…  Через боковой проем они вошли в гипостиль, оформленный множеством изящных колонн…    
С противоположной стороны зала навстречу к ним двинулась группа мужчин… Иосиф, сопровождаемый верными спутниками, не поверил своим глазам… Перед ним воплоти в чужеземном храме, в нескольких днях изнурительного пути каким-то чудом оказались хрупкая жена и маленький сын…
Наконец, в ярких лучах восходящего солнца, проникающих сквозь колонны, они сблизились… Йашуа, подойдя к Пантере, потрогал его меч, обозначившийся под накидкой… И, повернувшись к Иосифу, разжал кулачок…  На детской ладошке двумя камешками лежали анк и скарабей, вырезанные из сердолика…
- Наверное, подобрал внизу! – предположила Мария и попросила воды у вокруг стоящих. Но в ответ увидела только смущенные улыбки – воды никто не припас. Тогда мальчик очертил круг на полу, и в месте этом забил источник холодной воды.   Изумлённым же родителям своим еще раз проникновенно молвил Йашуа:
- Не смотрите на меня только как на младенца!
После такой эпичной фразы веселые детские глаза игриво взглянули на оторопевшую Пустынную Львицу! Испив воды, Мария со вздохом великой озабоченности окинула взором застывших зрителей и подняла ребенка на руки. Подошедший лодочник взял ее с Иосифом под руки и повел вон из храма… Остальные незамедлительно последовали за ними. 
Видя такие чудеса, родители испугались… Решив, что если на родине, разыскивая Йашуа, Ирод убил всех младенцев вифлеемских, то и египтяне могут обидеться за поругание божественного места. Иосиф и Мария приняли решение покинуть Бубастис.
Тэфна исполнила свою роль проводника, передав ответственность за судьбу семьи в руки Иосифа. С ними остались четыре воина, обеспечивая надлежащую защиту изгнанникам.
Троих же, во главе с Пантерой, ночная жрица уводила с собой назад на берега многоводного Инда. Обнявшись на прощанье, вновь обращенные египтяне двинулись к лодке.
                _

Обратный переход Тэфны в компании римских бойцов много времени не занял… Дорога в пещерный храм была не трудной и не долгой. Где-то через час были на месте: их ждали… 
Елисавета, наблюдая за игрой Иоанна в саду, обсуждала с Сироном свои оперативные планы. Понятно дело, в ближайшее время ей с ребенком нельзя появляться в  публичных местах… Самый предпочтительный вариант - переждать всплеск интереса к Младенцу где-то на периферии владений Ирода… Так и поступили: фавн по заветной галерее сопровождал страждущую пару в спасительную пещеру в предгорьях Хеврона…  Опеку и охрану семейства было поручено все тем же Пантере со товарищами. Но как только они двинулись в путь, в храм решительно влетела прикормленная сова.
- Это Вахана! – вскрикнула Уиндзи, - пернатое воплощение местной богини Дурги! Она провожает души к сокровенным тайнам магии и ночи…
Сова отнеслась к такой реакции присмиревших зрителей вполне спокойно и короткими перелетами возглавила движения к пустыне. 
                _

Присев на ступени храма перед безмолвным цветущим садом, дневная и ночная жрицы внимали фавну. Сирон омыл руки в источнике, провел ладонями по лицу и промолвил: 
- Только что мы ступили на волнующую и страшную тропу необычных  деяний и страстей… Боги хотят изменить мир людей… Нам поручили судьбы некоторых из них… Ни я, и ни вы определяете их цели и поступки… Мы просто должны быть рядом: знать о них и следовать за ними… Верить в их помыслы и миссии, слышать их и быть услышанными ими… Черная Львица, все ли ладно в царстве твоих фараонов? 
Не задумываясь, Тэфна плавно начала излагать:
- Во пребывании в Египте братство ессеев обеспечит Иосифа, Марию и их сына всем необходимым. Их сопровождают как гостей... Они также представлены собранию ессеев, где научились молитвенной церемонии.. Вкушению освященных хлеба и вина… Во время церемонии официального представления Иосиф помещен среди половины круга мужчин по правую руку… Мария, его жена, среди женщин по левую руку. Там они с обретенными братьями ели хлеб и пили вино, и все вместе пели священные гимны. Затем Иосиф дал обет перед старшим из братства, что он навсегда отказывается от любого права на ребенка… Который впредь принадлежит ордену.
После этого его ознакомили с приветствиями и знаками святого братства, находящееся в оппозиции к фарисеям и саддукеям. Они проводят свои встречи далеко от городов в собственных монастырях… Носят белые одеяния и владеют целительными свойствами трав и камней. Некоторые из ессеев известны как терапевты, члены его живут в смешанных общинах, но соблюдают безбрачие… Живут раздельно, но каждую седьмую неделю после ужина распевают гимны и танцуют до зари…
Община поселила семейство в доме или, вернее сказать, в пещере, где находились в полу две подъемные двери, ко¬торыми сходят в пещеру. В священном мраке этого вертепа есть все необходимые условия для жизни… В средине его, на передней стороне, значительное углубление в стене, где Мария покоит младенца. Сама же почивает на каменном ложе, смежном с этим углублением. По левой стороне, за небольшою стенкой, в четырехугольном углублении, нахо¬дится довольно просторная для небольшой семьи  путников трапезная. Рядом трапезной, в нише продольной стены, вделана плита с углублением, назначение которой соответствует древ¬нему обычаю: перед столом и после него, а также и утром, делать омовения. На правой стороне от колыбели, также за небольшой стенкой, помещена купель… И, наконец — на другой, продольной стене — сделано углубление, в котором хранились одежды. Вертеп имеет в квадрате не более трех сажен… Вроде бы и устроены на первое время…
Кроме всего прочего, не просты приютившие их ессеи… Наиболее совершенная из всех сект в Палестине: члены ордена следовали по пути отказа от насилия и имели высокую моральную репутацию среди евреев… Вегетарианцы и не совершают жертвоприношение животных. Все это ведет к предположению, что ессеи -  буддисты, хранящие втайне происхождение своего учения и влияния, оказываемое на них.
Буддийские миссионеры появились в Египте вскоре после походов Александра Македонского… Через двести лет после ухода Будды Шакьямуни, как раз перед временами Александра, буддисты разделились на две ведущие секты — тхеравадины и сарвастивадины. Между ессеями-терапевтами и ессеями-кумранитами с одной стороны, и тхеравадинами и сарвастивадинами буддистов — с другой, осязается тесная связь… Они предаются изучению, созерцанию, анализу и медитации, Йашуа научиться следовать их примеру…
- Думаю, что и есеям придется многому научиться у этой парочки, - задумчиво промолвила Уиндзи. – Уж слишком не простая кровь течет в их жилах:
- Она свойственна мудрым людям, которые умеют быть в гармонии с собой и окружающим миром… Владеют рецептами фундаментального здоровья, умеют обновлять свою душу и тело. Это лишь один штрих, который намекает на причастность  Марии к божественным знаниям, которыми владели галльские друиды-мольфары.  Следует учесть, что друид Иосиф, как и Мария, даже в зрелом возрасте выглядит по-молодецки.
 Больше тысячи лет назад южные галлы, известные, как филистимляне и "народы моря", завоевали северную часть Палестины. Они назвали ее Галлией—Галлеей—Галилеей. Жизненному пространству своей новой родины галлы-филистимляне дали собственные  имена.


                VI. Воцарение…

779-ый  год со дня основания Рима…
15-ый год правления Тиверия…
«Каждый по тому, кто что просит, то и получает;
кто ищет, тот находит;
и кто стучит, тому отворят»

Само Провидение хранило Иоанна от влияния грешного мира, мирских представлений, далеких от истины. Взрослея вдали от искаженных человеческих представлений, юноша не знал и ложных страхов. Не влияли на него и понятия о личной безопасности, в которых действует право сильного. Потому что с младых ногтей ему не дано было знать, что такое быть слабым… Все навыки рукопашного боя, схваток на мечах и копьях ему ежедневно прививались его опекунами… Юноша рос бесстрашным человеком и завидным бойцом. Он часто видел у вечернего костра около входа в пещеру могучего Сирона. Время от времени тот приходил в эту мужскую компанию, приводя с собой на охоту черную львицу. Пока Тэфна рыскала в предгорье в поисках добычи, фавн рассказывал пастушку истории из своего похожего детства.
Вахана сопровождала львицу, бдительно наблюдая в бесшумном полете за окрестностями. И громко ухала, обозначая достойную жертву. Как правило, львица валила или горных козлов, или пару-тройку крупных зайцев… Пантера с побратимами быстро разделывали дичь и тут же жарили парное мясо… Ни фавн, ни жрица не притрагивались к кровавой пище… Они лакомились глотком молока и горсткой свежего сыра. Зато сова ни в чем себе не отказывала, склевывая глаза и мозги поверженных животных…
Так и проходили дни за днями, легко укладываясь в быстротекущие годы… Тем более, что никто особо и не обращал внимание на течение времени. Ибо оно в этой части пустыни обуславливалось только незыблемым движением звезд. Обитатели заветной пещеры жили восходами и закатами солнца… Лунными фазами, которые предрешали  окот и стрижку стада, приход холодных ветров и всходы свежей травы в горных падях. Еще его ход отражался на лицах бывших солдат Рима: заметная седина серебрилась в их мужественных бородах, становившихся все длиннее…
Однажды фавн пришел на обычные вечерние посиделки с Уиндзи… Дневная жрица уже давно просила показать ей подросшего и возмужавшего мальчика-отшельника и сказочные места, которыми постоянно восхищалась лиричная Тэфна… Конечно же, подумала Уиндзи, по сравнению с ее привычной испепеляющей Сахарой иудейская пустошь должна была казаться чернокожей красавице почти цветущим садом…
Когда стелящийся предутренний туман начал смешиваться с дымком догорающего костра из сумрака пещеры на глаза бдящих явился гость нежданный…  Лицо монаха Нагарджуна выражало покой и сдержанное удовольствие от приятной встречи… За его спиной угадывались еще два силуэта… Когда же и они вышли к слабеющему огню, стали ясно различимы ночная жрица, держащая за руку заметно повзрослевшего Йашуа… Всем своим обликом в белой накидке юноша с нешуточным загаром напоминал египетского жреца… С наголо побритой головой, в простых сандалиях; с каким-то необычно отрешенным лицом, глубоко ушедшего в себя человека… У окружающих было полное понимание того, что сложившаяся ситуация и персонажи его вниманию в данный момент не принадлежат…
У всех, кроме Тэфны – она находилась приблизительно в том же состоянии. Похоже, что для Сирона эта сцена была ожидаема: он спокойно взял Иоанна за руку и подвел к дружелюбному монаху. Атлетичный пастушок, впадая в аналогичную нирвану, послушно подчинился воле фавна. Не замечая никого, подошел к Йашуа и они плечом к плечу начали удаляться во тьму подземного мира… 
Не говоря ни слова и церемонно откланявшись, Нагарджуна незамедлительно двинулся следом… Явно контролируя направление и темп их движения, монах-рептилоид, тем не менее, предоставил им видимую свободу шествия. По кивку фавна следом за этой троицей двинулись и четверо безоружных воинов, но уже вполне осознанным и решительным шагом.   
Приходящая в себя Тэфна обессилено присела к костру и вопросительно взглянула на Сирона. Таким же взглядом к нему обратились очи дневной жрицы. Понимая многое из только что произошедшего в их присутствии, женщинам, как обычно, хотелось бы узнать подробности и возможные мотивации столь удивительных даже для них событий.
- Мы увидим их еще в ближайшее время, и что предстоит испытать этим мальчикам, чем удивить мир смертных? – нетерпеливо затараторила Уиндзи;
- Я и не заметила, как сбегала в Египет и обратно, приведя сюда уже завороженного Йашуа! – взволнованно добавила свой полу вопрос, полу сообщение Тэфна;
- Мы с вами только соучаствуем в этом действе, - развел руками греческий полубог, - думаю, что даже молчаливый хитрец Нагарджуна проведет их только за кулисы подземелья… А что будет с ними там, и что написано им на роду – темна вода во облацех…
На утренней зоре они покинули опустевшую обитель, которая с тех пор ни кому неведома, никому незрима. 
                _

Могучий Инд все так же стремил свои воды в темные пучины океана. Дневное и ночное светила сменяли друг друга на непоколебимом небосводе, когда с печальной вестью в персиковый сад вышел Пантера… Он заметно изменился после своего безмолвного ухода из Хевронского прибежища:
- Выросши в пустыне на полном уповании Всевышнему, Иоанн и в отношениях с людьми полностью полагался лишь на Бога, нисколько не боясь реакции обличаемых им фарисеев, книжников, и даже царя Ирода с коварной его сожительницей Иродиадой, - летописным языком начал излагать закаленный боец суть дела.
-   Иоанн, находясь в темнице, слышал от своих учеников о делах Йашуа, более слов доказывающих истинность его, Иоаннова, свидетельства о нем. Свидетельство дел Йашуа имело такую силу влияния на людей, что многие пришли к Нему и говорили, что Иоанн не сотворил никакого чуда; но все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно… И многие там уверовали в Него, - истово продолжал Пантера.
Теперь он был тщательно выбрит и подстрижен. Под его просторными одеждами угадывались и нательные доспехи, и короткий римский меч. Лицо много повидавшего и пережившего воина было взволновано и гневно. Он вопросительно взирал на Сирона, стоя перед ним в напряженной позе, ожидая, как казалось, решительных и немедленных действий. Фавн сидел на ступенях пещерного храма, за его спиной неподвижно закаменели обе жрицы, еще не понимая всего того, что так разгневало и вывело из себя Пантеру. Немного успокоившись, тот обстоятельно поведал о последних мирских событиях со своим подопечным:
- После усекновения честной главы Иоанна нечестивая Иродиада не позволила предать ее погребению вместе с телом. Надругавшись над ней, закопала в своем дворце в «безчестном месте». Тело же мы тайно забрали и погребли. Благочестивой Иоанне, жене царского домоправителя Хузы было известно, где Иродиада закопала честную главу. И она тайно взяла святую главу, положила ее в сосуд и погребла на горе Елионской - в одном из поместий Ирода. Я хорошо знаю это место, - закончил свою сбивчивую речь бывший легионер, немного выговорившись и успокоившись.
- К обезглавливанию приговариваются люди за самые ужасные преступления. А всё потому, что такая казнь якобы лишает человека души и посмертного существования, - начал свои пояснения Сирон, отвечая на немой вопрос растерянных жриц. - У иудеев четыре вида казни: забивание камнями, обезглавливание, удушение и сжигание. К усекновению головы прибегают за убийство и идолопоклонничество;
-  Согласно повериям моих египтян, душа живет в голове, а обезглавливание полностью уничтожает душу. Нашему мальчику хотят уничтожить душу! - вмешалась взъярившаяся черная ламия;
- Реинкарнацию обычно связывают с буддизмом, но еврейская теология также учит, что душа проходит через реинкарнацию. По Каббале, в душе есть 613-ть различных каналов, которые связаны с конечностями и сосудами. Когда душа присутствует в земной форме, то смертный человек сталкивается с выбором в течение всей своей жизни. При правильном с точки зрения морали выборе часть души очищается, при неверном — наоборот. Душа может попасть в Эдемский сад, только когда все 613-ть  каналов будут очищены. Эдемский сад… - мечтательно отвлекся фавн. Но тут же вернулся к действительности и жестом указал Тэфне на вход пещеры. Подхватив под руку Пантеру, та решительно двинулась в путь.   
 Когда до царского дворца дошли слухи о проповеди Йашуа и совершавшихся им чудесах, Ирод вместе с женой Иродиадой пошли проверить, на месте ли глава Иоанна. Не найдя ее, они стали думать, что Йашуа – это воскресший Иоанн. Об этом их заблуждении знали все – отныне чета была наказана пожизненным ужасом совершенного.
                _

- Многие матери зачинают детей, но мало таких, коих зачатие прославлялось бы и запомнится людьми. Только три матери, во чреве которых совершившиеся зачатия станут предметом удивления для всего мира. Одна из них – сестра моя Елисавета, - с таких слов  начала свой разговор Мария, встретив в своем скромном жилище Тэфну и Пантеру. - Все сии зачатия были возвещены ангелом и совершились по благодати Божией, но притом не иначе, как чрез беседу между благовестником и зачинающими, ибо Сам Бог требовал и соизволения зачинающих;
- Мария, знаешь ли ты о причинах несчастья, постигшего Иоанна? – спросила ночная жрица свою давнюю знакомую. Внешне почти не изменившаяся в течение нескольких десятков лет женщина, предстала перед полночными посетителями совсем другим человеком. На ней не отразились скитания по городам и странам, долгие и разлуки с первенцем и мужем… Лицо ее были просветлено знанием своего предназначения… Глаза -  освещены покорностью и готовностью к самопожертвованию…
- Не считай эту смерть обычным человеческим несчастьем, Тэфна, - продолжила мать Йашуа, - это всего лишь предтеча тому, что свершиться скоро и неотвратимо… Простите меня, но я должна теперь сосредоточиться только на Сыне нашем… 
После этих слов они покинули Марию, направившись под покровом сгустившейся темноты к Елионской горе. Пантера быстро нашел укрываемое место и достал скорбный сосуд.  Властная ламия  взяла его из рук воина и не без труда двинулась в обратный путь, отослав всех четырех бойцов в распоряжение Марии:
- Идите и служите ей по-прежнему, ибо именно ваша поддержка будет необходима нешуточная… Если она так уверена и настроена на неизбежное зло от своего ортодоксального народа. Пусть хоть Рим будет к ней снисходителен…   
                _

Войдя в пещерный храм из узкой, смыкающейся за ней, иудейской галереи, внутри Тэфна никого не обнаружила. Выйдя на порог, заливаемый отвесным лунным светом, она увидела – ее ждали… Совиное уханье первым нарушило тишину мрачной тризны… Вахана сорвалась с небес и, тормозя крыльями, подлетела к самым ногам жрицы… В ответ та поставила принесенный сосуд на крыльцо прямо перед застывшей птицей тьмы… На ступень ниже молчаливый Нагарджуна расстелил свою яркую монашескую  накидку… Уиндзи стояла чуть поодаль, держа в руках Черную корону… Сирон, склонившись, взял сосуд и распечатал его горловину у источника… Слив бальзамирующую терпкую смесь в его воды, достал отрубленную голову и установил на накидке монаха.
Черты лица Иоанна не были обезображены смертью… Печать мира и покоя застыла на его спящем лике… Краем полотнища Рептилоид накрыл мироточившую усекновенную главу… Ночная жрица, выполняя часть ритуала, забрала из рук Уиндзи корону для передачи ее фавну…
- Ты понимаешь, что ты делаешь? – спросила ее дневная жрица, напомнив тем самым судьбу принцессы Персикового сада;
- Понимаю, - твердо ответила чернокожая египтянка и передала Сирону начинающую теплеть от пылающих рук ее роковую Корону.
Полубог водрузил легендарный венец на прикрытый тканью череп, бережно придерживая  ладонями и контролируя равновесие скорбной композиции… К нему присоединился Нагарджуна и они начали медленно приподнимать с хладного камня коронованный саван. На высоте человеческого роста сия плащаница вдруг приобрела очертания человеческого тела… Черная Корона уже без посторонней помощи держалась на вершине окрепшей плоти… Внутреннее пространство пещеры осветилось колеблющимся пламенем светильников, оживляя бамбуковую флейту Сиванму… Под ее плавную мелодию монах увлек призрачную фигуру Иоанна через порог, направляясь в дальний конец пещерного храма… Проходя мимо барельефа древних предшественников, высеченного на скальной стене, он отдал корону сопровождающей их Тэфне. Черная вершительница судеб вернулась на свое место и вновь окаменела на глазах пораженной жрицы.   
За медленно удаляющимися по одной из галерей силуэтами неспешно двинулась и черная львица… На ее мощной холке, впившись безжалостными когтями, покачивалась упокаивающая сова Вахана… Звук флейты нарастал, становясь пронзительно печальным и протяжным… Вслед этой вереницы теперь уже неведомых существ смотрели осиротевшие фавн Сирон и дневная жрица Уиндзи…  Но не было в их взорах ни прощальной печали, ни грядущего уединения… Они верили и ждали скорого перевоплощения и возвращения всех ушедших на установленные круги своя.

                Эс. Мартынов