Эскорт. 1. 18. Предложение
<< http://www.proza.ru/2018/08/09/143
- Вставай, - прошептала она спустя несколько минут. - Колени болеть будут.
- Я не встану, пока ты не простишь меня, - Женя крепко вцепился в неё, глядя в глаза.
- Мне не за что тебя прощать, - Настя с горечью смотрела в пустоту перед собой.
- Не правда! - он понимал, что сильно обидел её и теперь боялся, что она уйдёт. - Есть за что.
- Ну, хорошо, я прощаю тебя, - она перевела на него взгляд, наполненный отчаяньем и болью. - Вставай.
Поднявшись с колен, Женя, не выпуская её из рук, вошёл в комнату.
- Присядем? - неуверенно спросил он.
- Давай, - она села в кресло, внимательно его изучая.
- О чём ты думаешь? - он первым нарушил тишину.
- О тебе.
- Правда?
- Расскажи ещё про свою маму, - Настя подобрала ноги, обняв их и прижавшись к коленям щекой. - Что она любила, о чём мечтала?
- Любила читать, помню. Вечером, после работы, когда все дела по дому переделает, сядет в кресло и откроет книгу.
- Какую?
- Анжелику.
- Серьёзно? - её брови удивлённо взлетели вверх.
- Да. Выписала себе по почте собрание сочинений. Потом сидела до полуночи, до часу, хотя на работу в пять уже вставать надо. Отец всё ходил, нервничал. Как-то раз не вытерпел, решил узнать, на кого жена его променяла. Спрашивает: "Про что хоть книга-то?", а она ему: "Про то, как Анжелика была верна своему мужу, но её все насиловали".
- Лучше не скажешь! - тепло улыбнулась Настя.
- Это точно, - задумчиво кивнул Женя. - Отец, конечно, посмеялся над ней, но в покое оставил. Сердцем чуял, что чего-то не хватает его принцессе среди деревенской убогости, что чахнет она среди свиней. Ей хотелось красивых слов, нежностей, чтобы из-за неё мужчины сражались. Хотя батя мой воин ещё тот был: чуть что, сразу кулаком в лоб засветит со всей дури. Посмотрит кто криво или руки распустит. Нескольких мужиков таким образом чуть не убил. Но ничего, потом как-то оклёмывались, приходили в себя.
- Ревнивый?
- Ещё как! - усмехнулся он. - Но нежностей говорить не умел, рассыпаться там в комплиментах. Университетов, говорит, не кончал. Всё больше руками действовал. Не в том смысле, что ласкал: за день так намашешься ими, что к вечеру не поднимаются. Да и огрубели они от деревенской жизни. Я в том смысле, что сразу - быка за рога. Да и мать тоже, за день так ухайдакается, что только ляжет на подушку...
- Ухайдакается? Какое интересное слово, живое.
- Наверно, - Женя пожал плечами. - Так сразу и засыпает. Просто любила красивые истории. Любила смотреть исторические фильмы, сериалы всякие. Помню, бежит на обед домой, в смысле, чтобы приготовить дома обед, старалась успеть к началу сериала. Вечером же мы с братом оккупировали телик, иногда отец что-нибудь смотрел. Ну и, чтобы не мешать нам, смотрела повторы по утрам. А чтобы успеть к началу, нужно на работе поднапрячься. Но тяп-ляп нельзя: свиньи всё чувствуют, расти без должного ухода не будут, могут взять да и подохнуть ещё. С кого потом спрос? С неё, конечно. Но умудрялась как-то. Я иногда помогал ей на работе, да так и не понял, как ей это удавалось! Это знаешь, как в "Крокодиле"...
- Где?
- Да такой юмористический журнал был, выпускался в советское время. Родителя всегда выписывали его. А я картинки любил в нём смотреть. Помню одну, как раз на эту тему. Стоят доярки друг напротив друга, в руках у каждой по сорока литровому бидону. Одна другой говорит: "Я вчера как услышала, что Изауру на плантацию пошлют, так и сердце кровью облилось!" Сериал шёл тогда "Рабыня Изаура", потом "Просто Мария", "Богатые тоже плачут", "Санта Барбара". Или наоборот? Сейчас не вспомню уже. Один за другим шли, просвещали трудовые массы. Поплачет над ними мать, утрёт слезу и - бегом на работу. Всё хотела, чтоб я другой жизнью жил, не такой, как она. Хотела, чтобы остался в городе, чтобы работал учителем литературы или истории.
- А ты, значит, актёром стал?
- Я не нарочно.
- Как это?
- Ну как? Когда школу заканчивал, нужно было определяться. В голове - туман, родители предоставили полную свободу: иди, куда хочешь, поможем, чем сможем! Я и кинулся по дурости. Я же в ДэКа часто выступал, особенно - в последние школьные годы. Спрашиваю у мужа директрисы, куда бы мне себя такого красивого пристроить? А он возьми да скажи: "А ты в "Кулёк" иди, там парней с руками отрывают, да и девок - выбирай не хочу, девять этажей!" Последнее всё перевесило. Написала директриса мне рекомендацию, взял из районного отдела культуры направление, гитару в руки и - поминай как звали! Когда поступал, преподаватель мне сказал, чтоб пробовал на театральное отделение. А шёл-то я на массовые праздники - массовик-затейник, так сказать. То ли он разглядел что-то во мне, то ли наоборот, ничего не разглядел - я так и не понял. Но на театральное поступил. И закрутил на целых три года шарманку с девчонками и водкой. Очнулся - однокурсник в плечо тычет, поехали, говорит, со мной в Питер поступать. Ну ладно, думаю, всё равно уже здесь делать нечего, в деревню назад грязь месить неохота, терять нечего, думаю, была не была. Питер, так Питер, мне хоть Париж - одна малина. Приехал сюда как старовер: борода лопатой, волосы на голове под горшок, только разве что курил - этим отличался. В одном месте белый как снег старичок попросил меня Карабасом закричать, ну я и выдал ему соловьиную трель - сразу меня на второй тур перебросил. Но пропинал балду, как всегда, не готовился дальше, ну и слетел. Старика того там уже не было, другие в комиссии сидели. Говорят, показывайте, что у вас. А у меня кроме меня-то ничего и нет! Ну что, говорят, погуляйте годик-другой, подумайте, чего вы хотите и приходите тогда к нам. Я в другое место кинулся, опоздал, вваливаюсь в аудиторию, взмыленный, борода на плече, гитара под мышкой - там уже вовсю работа кипит. Кто, спрашивают, следующий. Я, отвечаю, и делаю шаг вперёд.
- Как в "Операции Ы"?
- Типа того. Ну давайте, говорят, удивите нас. Баня, говорю. Раздеваться стал: рубашку скинул, брюки, за трусы принялся. Слышу - шевеление в зале пошло, стулья заскрипели, смешки посыпались. Главный дядька предостерегающе крякнул. Пора, думаю, остановиться со стриптизом. Имитирую, что в баню зашёл, водички на камни подкинул, парку поддал. Забрался на верхний полок, всё это на полу происходило, сижу, греюсь. Жар уши скручивает, пот по глазам течёт, щиплет, смотреть не даёт. Сижу я, значит, минуту, другую, что делать дальше - не знаю. Заозирались в зале ребята, поглядывают на главного, а он - ни в какую, смотрит на меня, ждёт, как я выкручиваться буду. Тут я по-настоящему взмок, пот на лбу выступил, по спине капли побежали. Ну, думаю, всё - сваливать пора, сворачиваться надо: если сейчас рвану, может, на поезд ещё успею. Э, кричу я, кто там светом балуется?! Свет, типа, погас в бане. Выхожу наощуп, одежду найти не могу. В смысле она есть, но как будто бы её нет. Ах ты, гандон штопанный, заорал я! Ну щас ты у меня получишь! Это, типа, мой брат стащил одежду. Прикрываю я причинное место руками, выбегаю из класса. Коллеге своему машу из-за дверей, мол, одежду захвати. Заходить внутрь стыдно, а в трусах-то на вокзал не пойдёшь. Выносит он мои пожитки, говорит, что зовут меня, внутрь приглашают. Выхожу я с охапкой в руках, встаю в трусах по стойке смирно. Кто такой, спрашивает главный дядька, откуда. Я по-комсомольски грудь колесом как в горн протрубил: такой-сякой из тридевятого царства прибыл к вам для повышения квалификации! Смотрит на меня, посмеивается. Куда, спрашивает, побежал? На вокзал, говорю. В каком смысле, спрашивает: хотел знать, куда я из бани-то побежал. Рано, говорит, на вокзал собрался, оставайся у нас. Так вот я и стал актёром. Даже преподавал потом, там же, где учился. Но мама не застала этого, как раз в то время умерла, как я устроился на кафедру. Не увидела сына своего учителем, пусть и не истории и литературы. Несколько лет не виделись: то одно, то другое. Всё думал, что успею, что всё ещё впереди, а вот - нет, оказалось. Впереди только смерть.
Женя замолчал и погрузился в тяжёлые мысли. Настя взяла его за руку.
- Она у тебя была просто замечательной мамой! Дай Бог такую каждому!
- Лицом к лицу лица не увидать, - вздохнул он.
- Такую - увидать! Ты просто других не знаешь!
- Знаю, милая, знаю. Всяких повидал. Но когда живёшь с человеком вплотную, не видишь его, не ценишь, сколько он всего для тебя делает. Кажется, что так и должно быть. А когда его не стаёт, словно прозреваешь. Только поздно, слишком поздно, и ничего уже не изменить, не исправить. Не вернуться назад, не сказать ей миллион раз "спасибо". Да что там - "спасибо"?! - голос его дрогнул и из глаз потекли ручейки. - Всё бы бросил, жизнь бы свою переписал, только бы жила, только бы не болела. Она ведь болезненная у меня стала с этой работой, всё здоровье своё там угробила. Но никогда не слышал от неё ни стонов, ни жалоб: всё тихо, всё про себя.
- Сильная какая! - восхитилась Настя.
- Перед смертью отцу моему сказала, чтоб не жил один - знала, что не сможет. Подобрала ему подходящую партию, завещала, чтоб только на ней женился, на подруге детства её. Та уж мужа схоронила, одна жила, дети все разлетелись, кто куда. Тяжело одной.
- Тяжело, - понимающе кивнула она.
- Перед смертью мать звонила ей, знала, что последние дни доживает, всё рассказала. Та организовала похороны, со всеми договорилась. Мы только гроб на руках несли да в могилу его опустили. Так вот и осталась она при отце, через три месяца расписались.
- Быстро.
- Смотря для кого, - сокрушённо выдохнул он. - Мой брат просил остаться с батей, боялся, что тот повесится. А у меня студенты, только-только курс дали. Да и что я с ним делал бы - с отцом? На пятки ему наступать? Кормить из соски? Что он, маленький? У меня своя жизнь. Мне её надо устраивать, долги за комнату отдавать. Уехал я обратно, решил, как Бог даст: сможет - выдюжит, жить будет. Спасибо подруге матери, жене его нынешней - вовремя появилась, понесла на своих плечах бремя потери, безропотно слушала несколько лет, какой хорошей была моя мать. А ей же хочется не про мать - про себя, про живую. Слышать, что она есть, что нужна, что её любят, ценят её, уважают! Там, конечно, на этой почве кино потом началось, сериал под названием "Брачные игры или седина в бороду - бес в ребро". Но это уже другая история. Я тебе потом как-нибудь расскажу, если захочешь.
- Хорошо, конечно, - улыбнулась она, крепко сжимая его ладонь.
- Спасибо, что слушаешь меня, - подняв голову, он благодарно посмотрел на Настю красными от слёз глазами. - Мне ведь и правда не с кем поговорить. Оглянулся я: ничего вокруг нет, как выжженная равнина. Сам ведь всё сжёг, всех оттолкнул от себя. Сколько людей мне помогали, сколько добра сделали для меня, а я всё воспринимал как должное, что мне все должны до самой смерти.
- Это не плохо, знаешь - выжженная равнина, зато всё видно вокруг, можно заново строится, ничего не мешает. Гораздо хуже, когда завалы всякой дряни, хлама всякого: и деть некуда и что делать с этим - не знаешь, - она замолчала, закусив губу.
- Настя? - тихо спросил Женя.
- Да? - ответила она откуда-то издалека, не поднимая взгляда.
- Оставайся у меня, - его сердце сжимал страх потерять её.
- Мы ведь обсудили, - усталость сегодняшнего дня обрушилась на её плечи со всей тяжестью.
- Ты, наверное, квартиру снимаешь? - осторожно спросил он.
- И что? - бесконечная грусть и усталость лились из её глаз.
- Переезжай ко мне, - несмело предложил он, боясь натолкнуться на категорический отказ. - У нас, правда, коммуналка, зато платить тебе не придётся. Живи просто так. Живи за разговоры со мной. Не торопись отвечать, подумай!
- Хорошо, - Настя медленно сняла с его руки свою ладонь. - Но ничего не обещаю.
- И не надо, - вскочил Женя и подбежал к двери, снимая с крючка запасную связку ключей. - Но ключ я тебе всё-таки оставлю, так, на всякий случай. Вдруг надумаешь заглянуть в гости, на кофе. Или отдохнуть, перехватить часок-другой. Или просто поговорить, о Булгакове или о чём другом...
- Хорошо, - не имея больше ни сил, ни желания с ним спорить, она безропотно взяла ключи.
- Спасибо, - потерянно произнёс он.
- За что?
- Что не отказала.
- Не за что, - устало улыбнулась она и, обняв его за бёдра, прижалась к нему.
Эскорт. 1. 19. Прощание
>> http://www.proza.ru/2018/08/11/1183
Свидетельство о публикации №218081001091