Сломанные крылья. Падший

– Говорю тебе, с ним играть бесполезно! Всё равно он всегда остаётся в выигрыше, – проворчал один из офицеров, залпом опустошив свой стакан.
– Я попробую. Чем чёрт не шутит?
– Чёрт может и шутит, а Он играет как сам дьявол! – уж можешь мне поверить.
Игра возобновилась. Большая часть игроков уже оставила попытки и просто наблюдала за происходящим, в предвкушении главного развлечения скрашивая ожидание выпивкой и сигаретами и время от времени поглядывая на девушку, обречённо сидевшую неподалёку, под присмотром двух младших по званию офицеров. Её одежда была в беспорядке. На щеках застыли чёрные дорожки слёз. Помада кровавыми пятнами лежала на губах и вокруг.
Он тоже бросил взгляд на неё. Жестокая усмешка исказила правильные черты лица. Тонкий профиль и глаза хищника, уверенного, что жертва уже попалась – осталось лишь сделать последний выпад… И он сделал финальный ход, как обычно с триумфом завершив игру.
– А я говорил, – вновь подал голос тот самый сердобольный офицер, – Не играй с Дьяволом.

***
– Не надо, по… – её слабый голос был едва различим в хохоте пьяных офицеров.
– Молчать! – звонкая пощёчина на миг стала сигналом к всеобщей тишине, но спустя мгновение раздался дружный смех.
– Я смотрю, умеешь ты обращаться с девушками, – присвистнул напарник, хлопнув его по плечу.
– Не люблю болтливых, – его ладонь закрыла ей рот, в то время как он одним движением овладел распятой на столе обнажённой девушкой.
Офицеры, что ещё недавно стояли рядом с ней, теперь держали руки пленницы, похотливо ухмыляясь. Чёрный поток струился по её щекам, но этого уже никто не замечал. Начало было положено, и всех захватила новая забава.

***
Ближе к середине ночи он отправился к себе, оставив надоевшую игрушку другим офицерам. Он всё ещё был пьян, но вполне уверенно держался на ногах. Переступив порог, не раздеваясь и не включая свет, он прошёл в гостиную. Удобно устроился на софе, ослабляя ремень; и, не снимая сапог, небрежно закинул ноги на подлокотник. Нащупал сигареты и, вытащив одну, закурил, глядя в окно, где в тёмном небе мерцали звёзды. Но не успел он докурить сигарету, как в дверь постучали. Недоумевая, кого могло принести в столь поздний час, он вновь вернулся в прихожую. Открыв дверь, он на миг замер от удивления – на пороге стояла совсем ещё юная девушка, закутанная в плащ. Несколько мгновений он оценивающе смотрел на незнакомку, а затем многозначительно улыбнулся, вопросительно приподняв бровь:
– Вы ко мне?
– К вам, – не поднимая глаз, тихо прошептала девушка.
– Что ж, тогда прошу, – насмешливо проговорил он и галантно распахнул дверь, позволяя гостье войти.
Раздался щелчок закрываемого замка. Он приглашающим жестом указал ей в направлении гостиной. Пройдя вместе с ней к софе, вновь сел. Взяв оставленную сигарету и обнаружив, что та уже погасла, он закурил ещё одну. Вальяжно откинувшись на спинку софы, он с интересом наблюдал, как гостья, нерешительно проскользнув в гостиную, остановилась перед ним, так и не осмеливаясь взглянуть на него.
– Что же привело вас ко мне в столь поздний час? – наконец задал он вопрос, выпуская в потолок струйку голубоватого дыма и не спуская с неё заинтересованного взгляда.
– Я пришла просить вас о помощи, – она на миг подняла на него глаза, но тут же вновь опустила их.
– И чем же Я могу вам помочь? – он засмеялся. – И, кстати, вы вообще знаете, кто Я? Быть может, вам нужна вовсе не моя помощь.
Она замотала головой:
– Нет-нет! – нервно сцепив пальцы, сбивчиво проговорила девушка, – Я знаю, кто Вы! Я видела ваши фото в газетах.
– Хорошо, с этим разобрались, – звякнуло стекло бокала, наполняясь тёмно-янтарной жидкостью. – И чего же вы хотите?
– Помогите моей сестре!
Он вновь засмеялся:
– Я полагал, что помощь нужна вам.
Девушка совсем разволновалась, стиснутые пальцы на фоне её чёрного плаща побледнели.
– Она… Она попала… – было заметно каких усилий ей стоило сохранить самообладание.
Он был уверен, подними она сейчас глаза, в них бы стояли слёзы. Но он не собирался облегчать ей задачу, надменно заметив:
– Продолжайте! Я жду! Или вы полагаете, что я буду ждать всю ночь?
Он повертел в руке бокал, опустошив наполовину. В сумраке комнаты медленно тлел огонёк сигареты, бросая алый отблеск на его тонкие пальцы.
Она наконец собралась с духом:
– Сегодня мою сестру задержал патруль. Я знаю, что она попала к вам! Помогите мне! Мы… Мы уже планировали уехать… Мы не… Она ничего не сделала…
Не слушая, он внимательно изучал стоящую перед ним. Так значит, это сестра сегодняшней куколки… Что ж, сестрёнка даже симпатичнее. И моложе. Гораздо моложе…
При этих мыслях в его глазах загорелся огонёк, а на губах заиграла жестокая улыбка. Она, конечно, не видела, но это не предвещало ничего хорошего.
– Хватит! – оборвал он её. – С чего вы взяли, что я буду вам помогать? Это рискованно! – высокомерно взирая на неё, он помедлил, прежде чем продолжить: – Что мне с того, что очередная девка попала к нам? Вам и самой прекрасно известно, почему она попала к нам. Да и вы, придя сюда, рискуете оказаться по соседству с сестрицей.
Он в упор посмотрел на взволнованную девушку, которая при последних словах на миг подняла на него испуганный взгляд.
– Чем вы занимаетесь? – вдруг спросил он.
– Я… – она не ожидала такой резкой смены темы разговора и не нашлась сразу, что ответить.
– Да, так чем?
– Ничем, – едва слышно проговорила она, – Мы уже давно безработные.
– Что ж, поставим вопрос иначе. А чем вы занимались? Где работали?
– Я преподавала.
– Что?
– Музыку.
Это больше походило на допрос. И он его продолжил:
– Вы на чём-то играете?
– Да.
– На чём?
– Я…
– Отвечайте, когда я вас спрашиваю!
Он оставил в очередной раз погасшую сигарету, продолжая изучающе смотреть на неё.
– Скрипка.
– Вы играете на скрипке?
– Да.
– А сестра? Чем она занималась?
– Она тоже преподавала.
– Что? Тоже музыку?
– Нет. Родной язык и литературу.
Он усмехнулся. Вспыхнуло пламя, озаряя его лицо, делая его жестокую усмешку ещё более зловещей.
– И какой же это – «родной» язык?
Девушка совсем смутилась, едва слышно пролепетав:
– Тот, на котором мы беседуем с вами.
– Если ваша сестра попала к нам, то, похоже, это не родной язык для неё.
– Но… мы уже планировали уехать… Нас уволили сразу после того, как было объявлено…
– Да-да, можете мне не рассказывать, – ему это уже наскучило, и он резко прервал надоевшую игру. – Так если я помогу вам, чем вы собираетесь расплачиваться за столь рискованное предприятие?
Он видел, как она покраснела и, чуть замешкавшись, потянулась к поясу на плаще… Плащ скользнул вниз…
Окинув взглядом тело покорно замершей в ожидании девушки, он про себя отметил, что эта малышка определённо лучше сложена, чем её сестра, а вслух цинично бросил:
– Заманчивое предложение, но такое же я могу получить от любой шлюхи, и мне даже не придётся за это платить, – усмехнувшись, он чуть прикрыл глаза, наблюдая за её реакцией.
– Мне… – она растерянно стояла посреди гостиной, такая хрупкая и манящая в ночном сумраке.
– Впрочем, если ты меня убедишь…
– Я вас умоляю, мне… Мне больше не к кому обратиться… Вы – моя единственная надежда! – ночная гостья вдруг упала на колени, подняв на него полные слёз глаза.
– Ну, я не совсем это имел в виду, но направление вполне верное, – он поманил её к себе, расстёгивая брюки. – Нет, оставайся так, на коленях, – скомандовал он, когда девушка хотела встать, чтобы подойти ближе.
Она подползла к нему, не поднимаясь с колен, и замерла напротив.
– Ну и чего ты ждёшь? Особого приглашения?
– Я не знаю, что я должна делать.
Он с удивлением уставился на неё. А затем расхохотался так, что она вздрогнула.
 – Да, будь ты шлюхой – денег ты бы не заработала! Хорошо, что ты скрипачка.
Он насмешливо смотрел на неё, и вдруг его осенило:
– Ты что, никогда не была с мужчиной?
Она опустила голову, так ничего и не сказав, но этого было достаточно.
А это уже интересно… и даже больше, чем интересно… С этими мыслями он осушил недопитый бокал и поднялся, глядя на неё сверху вниз и хищно улыбаясь…

***
– Прекрати хныкать! – его прерывистое дыхание, смешанное с запахом алкоголя и сигарет, раздалось у неё над самым ухом. – Разве ты сюда пришла не для этого?
Документы видимо придётся переделать… вскользь заметил он про себя, прижимая её к холодной, тщательно отполированной поверхности… Да, бумагам, что он смахнул со стола, прежде чем взять её, похоже пришёл конец – впрочем, едва ли кого-то удивили бы кровавые пятна.
Хотя слёзы так и продолжали струиться из-под её опущенных ресниц, она притихла, покорно уступая его натиску. И когда наконец он в полной мере удовлетворил свою страсть и выпустил её из стального обруча своих объятий, она медленно сползла со стола, оседая на пол. Она сжалась, подтянув острые коленки к груди, уткнулась в них и, обхватив бледными пальцами тонкие лодыжки, продолжала плакать, время от времени всхлипывая.
Приведя в порядок форму, он вернулся к низенькому столику, стоящему рядом с софой. Наполнил бокал.
– За тебя! И твой новый опыт! – он осушил бокал и вновь наполнил его, опустившись на софу. – Иди сюда, – позвал он.
Но она не среагировала, так и продолжая сидеть на разбросанных бумагах.
– Я сказал, иди сюда! – в его голосе зазвучали металлические ноты.
Этот бескомпромиссный тон заставил её подчиниться. Она с усилием поднялась и вновь приблизилась к нему, остановившись точно так же, как в начале своего визита – замерев напротив, стараясь ладонями прикрыть свою наготу.
Взглядом он указал на пол перед собой. Она послушно опустилась на колени, так и не поднимая глаз. Собрав в кулак её волосы, он заставил её поднять голову, так что она на миг взглянула в его безжалостные глаза.
– За меня! Мужчину, подарившего тебе новый опыт! – он сделал глоток и склонился к её губам, вместе с поцелуем вливая крепкий напиток ей в рот.
Она непроизвольно сглотнула, терпкая жидкость обожгла горло, и она закашлялась.
– Похоже, пьёшь ты тоже в первый раз, – он отпустил её волосы и усмехнулся, наблюдая, как её грудь покачивается, пока она пытается успокоить кашель.
Когда ей это удалось, она украдкой взглянула на него, встретившись с его ледяным взглядом и тут же опустив глаза. Он взял её за руку, притянув к себе, и, заставляя перебраться ближе, посадил её к себе на колени. Расслабленно откинувшись на спинку софы, он наблюдал за ней, потягивая свой излюбленный напиток. Время от времени его ладонь небрежно скользила по её телу, исследуя каждый сантиметр обнажённой кожи, а его пальцы бесцеремонно проникали в самые потаённые уголки, от чего она вздрагивала, на миг затаив дыхание. Поставив пустой бокал на столик, он потянулся за сигаретой.
– Вы поможете моей сестре? – наконец робко подала голос она.
– Я подумаю над этим, – на мгновение голубоватая дымка окутала его, медленно рассеиваясь.
– Мне лучше уйти, – она уже собиралась подняться, когда он опустил руку на её бедро.
– Я тебя никуда не отпускал, – пальцы другой железным обручем сжались на её запястье.
Она попыталась вырваться, намереваясь закричать… Ну уж нет! Если попала к нему в руки – сопротивляться бесполезно. Он опрокинул её на софу, зажав рот ладонью. И, склонившись над ней, отчеканил:
– Слушай меня внимательно, повторять я не буду. Ты останешься здесь и уйдёшь только тогда, когда Я тебе позволю! Поняла меня? Кивни, если поняла, – она смотрела на него во все глаза и, несмотря на неудобное положение, кивком ответила на его вопрос.
Он ослабил хватку. Скользнув пальцами по её губам, приподнял её заплаканное лицо за подбородок и продолжил:
– Будешь вести себя тихо. Очень тихо. Чтобы твоего присутствия не замечал никто – даже Я. А выкинешь какой-нибудь фокус… – жёсткая усмешка искривила его губы, и ещё сильнее сжав свои ледяные пальцы на её изящном подбородке, он холодно прошептал, наклонившись совсем близко: – Выкинешь какой-нибудь фокус – переедешь жить в казармы – будешь развлекать солдат. И можешь мне поверить, их вкусы и манеры далеки от совершенства. – Он отпустил её, наблюдая, как она в страхе замерла, с ужасом глядя на него, а он удовлетворённо заключил: – Полагаю, тебе всё ясно.
Эмоции, отразившиеся на её бледном лице, были вполне красноречивым ответом.
– Вот и умница!
Он улыбнулся, предвкушая новое развлечение, которое хоть на время развеет его скуку.

***
– Сам справишься? Не хочу тащиться в такую даль! И тебе не советую! – напарник скучающе сидел на подоконнике в его кабинете и курил.
– Кто-то же должен работать! – со смехом он подошёл к окну и тоже закурил, разглядывая стремительно пустеющие с сумерками улицы.
– Ну как хочешь, – он щелчком швырнул сигарету, проследив как та, миновав проезжую часть, упала на брусчатку тротуара, устроив маленький фейерверк из тлеющих звёздочек, моментально потухших в сумраке надвигающейся ночи.
– Стоит проверить, что там – в квартире у арестованной – вдруг найдётся что-то важное.
– Вот если бы там нашлось что-то интересное! – напарник хохотнул.
– Ещё пара-тройка красоток? – он тоже засмеялся, отметив про себя, что тот недалёк от истины, за тем исключением, что красотка была одна и уже давно пришла к нему сама.
Он затянулся, медленно выпустив голубоватое облачко. Дым туманом рассеивался в сгущающейся темноте, заползая в открытый проём окна, где они разговаривали. Напарник потянулся за очередной сигаретой, когда он между прочим поинтересовался:
– Кстати, а куда делась та куколка, чей домик я собираюсь посетить?
– Увы, куколка сломалась.
– Так быстро?
– Да, не удалось даже толком поиграть.
– И давно?
– Уже отправили на фабрику сломанных игрушек. В переработку.
– Хрупкая игрушка попалась. Жаль. Но – мне пора, не хочу возиться с этим до глубокой ночи.
Они вместе вышли из здания, исчезая в опустившейся тьме – каждый в своём направлении.

***
Ему необходимо было заехать домой за бумагами, которые он в спешке оставил на письменном столе. Открыв дверь, он вдруг уловил звуки музыки, что доносились из глубины квартиры. Забыв на миг о работе и о документах, он тихо закрыл дверь, бесшумно повернув ключ в замке. Похоже, что она включила граммофон, но он не узнавал мелодию… Он миновал прихожую. Гостиная была пуста, и граммофон безмолвствовал. По возможности стараясь не выдать своего присутствия, он подошёл к двери спальни. Звук усилился. Как можно аккуратнее он открыл дверь и, скользнув внутрь, замер, в изумлении глядя на представшее перед ним зрелище…
Она самозабвенно играла на скрипке. И не замечала ничего вокруг. Казалось, для неё не существовало ни этого мира, ни этой квартиры – ни этого страшного времени, ни этого ужасного места, в котором она вынуждена была жить. На мгновение она предстала перед ним каким-то мимолётным видением… В струящемся светлом платье она была подобна некому неземному созданию, что явилось ему по ошибке – низойдя из небесных сфер в самые глубины ада… где он заточил её, вынудив подчиняться его воле и исполнять все его прихоти. Быть может, именно поэтому в этой музыке звучала такая несбыточная тоска – тоска по тем высотам, что она когда-то вынуждена была оставить. И теперь так безутешно горевала о них, поведав свою песнь скрипке.
И в этот миг в неистовом порыве печали, она неожиданно развернулась и открыла глаза… Скрипка всхлипнула, словно продолжив её сдавленный стон изумления и страха… И он увидел в её глазах такую смесь эмоций, что создалось впечатление, будто он застиг её в борделе, а не за занятиями музыкой.
Она едва не выронила инструмент – так что он был вынужден моментально подхватить, словно в замедленной съёмке, выскальзывающую у неё из рук скрипку, а другой рукой поддержать её саму. Смычок поставил звонкую точку во всей этой сцене, ударившись о паркет.
В установившейся тишине она смотрела на него во все глаза. И он узнавал этот взгляд – так смотрят те, чьи тайны ты открываешь, обнажая самое страшное или постыдное, когда проникаешь в самое сокровенное, сдёргивая покровы.
– Сыграй ещё, – он хотел наклониться за смычком.
Но она в ужасе попятилась от него, качая головой.
– Что с тобой? Ты делала многое для меня, куда менее безобидное, чем это, – он поднял смычок и потянулся за брошенной на кровать скрипкой.
Но она лишь качала головой, и ужас в её взгляде становился почти осязаемым.
– Играй! – он протянул ей инструмент.
Ледяной тон его голоса заставил её вздрогнуть и растерянно заморгать. А затем она вдруг разразилась плачем.
– Не заставляйте меня играть… – сквозь рыдания едва различимо прошептала она. – Пожалуйста…
Он был в недоумении. Она никогда так не плакала. Даже когда он насильно овладевал ею, а она была вынуждена беспомощно подчиняться ему, в её рыданиях не было такой безысходной тоски.
Он положил скрипку и смычок на кровать. И молча вышел, всё ещё слыша, как она всхлипывает.
Заперев входную дверь, он вспомнил, что забыл документы, которые намеревался забрать.
– Да и чёрт с ними! Это не так срочно.

Домой он вернулся под утро, найдя её в гостиной, спящей на софе. На ней было любимое им бельё, в котором он периодически заставлял её встречать его со службы, скорее открывающее, чем скрывающее что-либо. Но только в этот раз таких указаний не было.
Что происходит, хотел бы я знать? – думал он, глядя на полуобнажённую девушку, спящую в алом свете торшера.

***
Время от времени он, бывало, заходил домой в дневные часы, всякий раз надеясь вновь услышать ту музыку. Но с тех пор она более никогда не брала в руки инструмент. Или, быть может, она просто стала осмотрительнее, и всякий раз, несмотря на его тихие появления, всегда знала о его присутствии. Как бы то ни было, больше ему не удалось ни разу застать её за игрой на скрипке.
Но однажды, в очередной раз вернувшись домой раньше, он обнаружил её сидящей на полу. Вокруг валялись в беспорядке его документы, а она сжимала в кулачке единственный лист и беззвучно плакала. Он сразу понял, что именно она держит в руке.
Он подошёл, остановившись напротив. Она подняла на него глаза. Сначала затуманенные слезами, они вдруг преобразились.
– Ты обманул меня! – в порыве ярости она вскочила, желая ударить его. – Она уже мертва! Мертва!
Он перехватил её руки. Но утихомирить её оказалось сложнее, чем он думал. Он никогда не видел её такой прежде.
– Ты обманул меня! Ты сказал, что поможешь! – она снова зашлась в беззвучном плаче, а затем вырвалась и, сжимая кулачки, не разбираясь, забарабанила по его груди.
Он вновь хотел перехватить её руки, но она увернулась, стоило ему сделать попытку.
– Ты говорил, что поможешь мне! А сам просто использовал меня! – она в очередной раз отпрянула от него, безутешно рыдая. – Я ненавижу тебя! Ты чудовище! Самое низкое существо, из тех, кого я встречала!
– Можно подумать, ты многих встречала! – жёстко парировал он.
Он в одно мгновение оказался рядом с ней, стоило ей ослабить бдительность в попытке осознать смысл сказанного. Ему удалось перехватить её руки, попутно заметив на них кровь. Похоже, она поранилась о металлические элементы на форме, когда колотила его. Вероятно, у него от этих ударов тоже останутся синяки. Удерживая её запястья, словно в железных оковах, он завёл ей руки за спину, с силой прижимая её к себе. Но она не унималась.
– Прекрати! Слышишь! Прекрати немедленно! – ему стоило больших усилий удерживать её, несмотря на её хрупкость. – Ты всё равно её не вернёшь! – его громкий, хорошо поставленный голос словно отрезвил её. Она сникла и снова заплакала, уткнувшись ему в грудь.
Он держал её, боясь отпустить, так что у него онемели пальцы от этой хватки. Спустя время она чуть успокоилась, он освободил её руки, но она так и осталась стоять, уткнувшись в намокшую от слёз форму. А затем глухо спросила:
– Ты был с ней – с моей сестрой?
– Да. Мы играли. Я выиграл. Я был первым в очереди.
– Когда?
– В ту ночь, когда ты пришла сюда.
– Ты мне лгал. Всё это время. Ты мне лгал!
Последние слова она выкрикнула, поднимая на него заплаканное лицо. У неё начался новый приступ. Ему едва удалось обхватить её, сомкнув руки вокруг неё так, чтобы она не могла их поднять и вновь начать колотить его. Она вырывалась, хотя и безрезультатно. И тогда, после безуспешных попыток освободиться, она на мгновение замерла. А затем… она пронзительно закричала… Он мигом зажал ей рот ладонью одной руки, другой всё так же обручем обхватывая её тело. Но сдерживать её и закрывать рот, оказалось делом нелёгким. И отпустить он её не мог, потому что чувствовал – она готова продолжать кричать… А время было не самым лучшим. Соседи и так наверняка услышали шум, доносящийся из его квартиры. Конечно, ему ничего не стоит сказать, что попалась несговорчивая шлюха. Даже чопорные матроны никогда не осмелятся не то, чтобы сделать замечание, а даже взглядом повести неодобрительно в его сторону. Он это знал. Но если она снова начнёт кричать… Это объяснить будет гораздо сложнее.
И тогда – на миг высвободив её, прежде чем она успела набрать в лёгкие воздуха, чтобы вновь закричать, – он ударил её. Она потеряла сознание, и до того как начала падать, он подхватил её и отнёс в спальню. Опустив её на кровать, он вышел. Захватив в соседней комнате аптечку, он сделал ей укол. Пусть спит. Иначе добром это всё не закончится не только для неё, но и для него. Уложив её поудобнее и укутав покрывалом, он вышел, оставив дверь приоткрытой. Облокотившись о косяк, он пошарил по карманам. Нащупав сигареты, обнаружил, что они частично намокли. Он усмехнулся. Изучив содержимое пачки, извлёк одну и закурил. Взглянув на беспорядок, царивший в гостиной, недовольно поморщился. Несколько раз глубоко затянулся, тонкой струйкой выпуская дым из лёгких и вновь заполняя их голубым туманом. Дойдя до столика и затушив окурок, он наполнил бокал и, прихватив его с собой, занялся приведением в порядок хаоса, что царил в документах.

***
После случившегося она стала ещё более молчаливой. И даже безэмоциональной. На любые вопросы отвечала рассеянно, что бы он ни творил, она безропотно исполняла любой его каприз. Но беспокоило его не то, что это было весьма скучно, неожиданно он понял, что его заботит её состояние. Хотя, что с этим можно было бы сделать, он не представлял. Дома он бывал всё меньше, тем более что с усилением патрулирования необходимо было проводить подготовительные работы с новичками, проверяя все данные кандидатов.
Он как всегда вернулся посреди ночи, когда весь дом уже давно был погружён в сон. Открыв входную дверь, он сразу же окунулся в какую-то неестественную тишину. В прихожей, как и в гостиной, царил мрак, плотные портьеры не пропускали ничего извне. Дверь в спальню была полуоткрыта. Сквозь неё, эфемерной дорожкой скользя по тёмному паркету, струился призрачный свет, постепенно растворяясь в сгущающейся тьме. Он прошёл туда, где был источник этого едва уловимого потока.
Когда он распахнул дверь, создалось впечатление, что она спит, но что-то было не так… И постепенно иллюзорная картина уступила место реальности. Она лежала в луче лунного света в своём светлом платье – в том самом, в котором она была в тот день, когда он услышал, как она играет. Такая же эфемерная и неземная. Руки у неё были в ссадинах и кровоподтёках, и, бросив взгляд на пол, он понял их причину – у кровати он увидел сломанную скрипку – струны были порваны, а на острых щепках засохли алые капли.
И в этот миг он осознал, что в комнате неестественно тихо – так, что он почти не слышит её дыхания. Он стремительно бросился к ней. Выругался, наступив тяжёлым сапогом на обломки инструмента, что ещё недавно, в этой самой комнате, звучал под её хрупкими пальцами удивительной музыкой. Бледная, она почти не дышала. И тут он увидел разбросанные по покрывалу таблетки и несколько пустых шприцев.
От осознания, что случилось, он пришёл в ужас. Наверное, впервые он испытал это давно забытое чувство – чувство, что уже долгое время было несвойственно ему. Страх. Всепоглощающий страх, что лишает рассудка. Он наклонился, внимательно прислушиваясь. И всё же смог различить едва уловимое дыхание. Нет, это призрачное видение ещё не успело ускользнуть. Значит, ещё не всё потеряно и есть шанс…
Когда она пришла в себя, он сидел рядом, устроившись на краю кровати и внимательно наблюдая за ней. При взгляде на него, в её глазах мелькнул страх, а потом они наполнились слезами.
– Пожалуйста… Зачем… Зачем вы вернули меня? Вам мало… мало всего случившегося? – её сбивчивая речь прерывалась всхлипами. – Почему вы не отпускаете меня? Почему?!
– Идиотка! Зачем ты это сделала? Ты могла умереть! – он отвернулся, стараясь справиться с охватившими его эмоциями, а затем, вновь повернувшись, взял её за плечи и посмотрел ей в глаза. – Зачем?
Его пальцы непроизвольно сжались на хрупких плечах, окутанных тонкой тканью. Она напряглась, обречённо глядя сквозь него, и тут же в отчаянии разрыдалась.
– Я этого и хотела! Умереть! Почему?! Почему вы не дали мне умереть?! – истеричные вскрики перешли в тихие всхлипы, но вдруг, распахнув глаза и устремив на него полный ужаса взгляд, она в панике проговорила: – Теперь вы отправите меня в казармы – к солдатам! – и её голос задрожал ещё сильнее.
Он видел, что она силится что-то сказать, но не может. В этот миг он заметил, что она начала задыхаться, в страхе глядя на него, – и он видел за этой пеленой всю ужасную картину, нарисованную её воображением. Его голос смягчился:
– Тихо. Успокойся. Дыши! Сейчас всё пройдёт. – Он приподнял её, усадив в кровати, облегчая ей возможность свободно вдохнуть: – Какая же ты идиотка… Тихо. Вот так, – одной рукой он обнял её за плечи, другой гладил по голове, стараясь успокоить, но это оказалось не так-то просто.
Стоило ей чуть-чуть восстановить дыхание, она вновь заплакала:
– Я прошу вас, не надо!.. Умоляю, пожалуйста… Я… Я сделаю всё, что вы скажете, только не… – у неё снова перехватило дыхание, так что она не смогла закончить фразу, лишь град слёз усилился, скользя по бледным щекам и падая на смятые покрывала.
Он взял её за плечи и как следует встряхнул:
– Успокойся! Слышишь! – его строгий голос на миг был услышан, она осмысленно посмотрела на него, и он добавил: – Ты останешься здесь – со мной! Прекрати плакать!
Но это возымело действие лишь на миг, а затем, вырвавшись из его рук и забившись подальше в изголовье кровати, она закричала:
– Вы снова обманываете меня! – и разрыдалась.
– Послушай меня, – он потянулся к ней, но она ещё сильнее прижалась к жёсткой спинке, нервно обхватив колени и сцепив пальцы так, что они стали белее, чем её платье, и в ужасе качая головой.
Тогда, изловчившись, он всё же сгрёб её в охапку, лишая возможности двигаться, а тем более причинить вред ему или себе, и яростно зашептал ей на ухо:
– Я обещаю тебе! Слышишь! Обещаю! Я никому тебя не отдам! Ты только моя! И ты останешься со мной! Навсегда! Слышишь меня? Навсегда!
На мгновение её тело ослабло в его руках, и он испугался, что по неосторожности лишил её сознания, переусердствовав с давлением. Но не успел он ничего предпринять, как в гнетущей тишине тихо зазвучал её голос:
– Но зачем вам это?
Он разжал руки, ослабляя объятие, но так и не нашёлся, что ей сказать. Вместо этого он вдруг выпалил:
– Не стоило ломать скрипку.
– Да, пожалуй, – так же неожиданно отозвалась она.
– Я найду тебе другую. Я хочу услышать ту музыку. Хочу, чтобы ты сыграла для меня.
Она молчала. Но почему-то он был уверен, что это – её «Да». Похоже, есть такие вопросы, на которые ответом может быть лишь тишина…

***
Ночной мрак ещё не отступил, окутывая плотным покрывалом окружающее пространство. Ему так и не удалось уснуть после всех предшествующих событий. Он лежал, уставившись в потолок, и слушал её тихое, ровное дыхание… Мгновения быстро ускользали. Он думал о том, как вывезти её из страны. И словно почувствовав поток этих невесёлых мыслей, она обняла его, положив голову ему на грудь. Он машинально погладил её по волосам, всё ещё размышляя, какова будет цена за его безрассудство… И усмехнулся… Его за это точно не погладят по головке…
– Что-то случилось? – её пальчики скользнули по его лицу.
– Всё хорошо. Спи, ещё очень рано, – он обнял её за плечи, тихо покачивая.
Он обязательно найдёт способ увезти её. Любой ценой он вытащит её из этого ада! Даже если есть лишь шанс на миллион – он его найдёт!

***
Кровавые отблески разрозненными фрагментами застыли в ледяной тьме, создавая огненный узор на холодном полотне безмолвной ночи. Она скользнула к нему, положив скрипку на алую обивку софы, где он задумчиво сидел, на миг погрузившись в свои размышления. Она опустилась перед ним на колени, пытаясь заглянуть в глаза. Когда он наконец отвлёкся от мрачных образов, что неотступно следовали за ним, то увидел, что она сидит на полу напротив и внимательно смотрит на него. В памяти пронеслись сцены прошлого, глубокими тенями ложась на его лицо.
– Прости меня…
– Я простила… А ты… Прости себя…
– Я не могу.
– Что ж, думаю, моего прощения хватит…
– Полагаешь, этого достаточно?
– Да. Уверена – нам хватит на двоих и одного прощения.
Он улыбнулся, наблюдая, как белоснежными крыльями взметнулся лёгкий шёлк её платья, её хрупкие руки скользнули по гладкой поверхности скрипки, а тонкие пальчики уверенно сжали смычок… И в ледяном безмолвии до него донеслись звуки музыки… Её Музыки, что преображала так искусно сотворённый им когда-то персональный ад…

#МозаикаГрёз #ХрустальныеОсколкиПамяти