Челезяка

ЧЕЛЕЗЯКА
часть первая
its true my form is something odd
but blaming me you blaming God


что без страданий жизнь поэта





Стихотворение, сочиненное Адамом (орфография автора)

к таму таимому светилу
я устримлю сваи стапы
оно штоб нас абоих залатила
штоб толька были я  и ты
атринул я мутанток страсных
дастоин большего ведь я
а именна всяких девушек прикрасных
штоб их толька была до х...



Несколько человек стояло рядом с огромной дверью где-то в полутемном тоннеле. Среди них можно было заметить женщину с вьющимися белокурыми волосами. Ее лицо с властными чертами  позволяло заподозрить в ней. Не знаю кого заподозрить. Мужчины оживленно жестикулировали и восклицали. Они отирали пыль со стоявшего рядом терминала. Один из них дернул моторчик и тот запричатал затарахтел.  Небольшое пространство перед дверью осветилось ярким светом. Дверь, покрытая толстым слоем пыли, была поистине огромна -  высотой около 20 метров и 30 в ширину.
-Получилось! Мы нашли ее, нашли ее! Ты слышишь! Это она!!!
Руки их дрожали от нетерпения, глаза были полны слез радости. Женщина оставалась бесстрастна. Она наблюдала за происходящим своими большими бледно-голубыми глазами.
Мужчины попытались открыть дверь с терминала. Что-то зашумело и часть терминала пришла в движение. Открылось небольшое углубление.
-он требует, чтобы сюда поместили руку, - растерянно сказал мужчина.
Другой тут же положил руку в углубление.
На мониторе последовательно появились несколько сообщений:
ИДЕТ АНАЛИЗ ДНК-конструкции.
В доступе отказано.
В доступе отказано.
Мужчины с ужасом наблюдали за сообщениями монитора.
Затем раздался негромкий неприятный звук, вроде какого-то сигнала. Монитор погас, углубление закрылось массивными створками, и свет погас.
В кромешной тьме раздались рыдания мужчин. Женщина сказала:
-Хватит хныкать. Идемте. Нужно найти эту чертову кровь.
 


Золотой век
Я помню такой случай. С серьезнейшим видом Саккуб снял сапог. Видимо, он хотел придать моменту торжественность. Послышался запах давно не мытых ног, и мне стало противно и смешно. Медленно Саккуб развернул  грязную портянку и явил мне свою шестипалую ступню. Я не сразу разобрал, что к чему, пока он не начал пошевеливать пальцами. И я понял, что их слишком много. Я еле сдержал рвоту тогда. Я старался сохранять самообладание и тоже делал значительное лицо. Саккуб помолчал и размеренно произнес:
-ты единственный среди нас полноценный человек. Ты чист.
Саккуб имел в виду, что у я был свободен от каких-либо мутаций.
-Я редко кому это говорю, но ты – наша надежда. Наше будущее. Залог наших здоровых детей. Ты еще очень молод, но знай – каждая женщина нашего поселка – твоя. Включая мою дочь. Это только твоя привилегия. Без тебя у нас не будет шанса на спасение. 
Что ж, я очень польщен, что Саккуб избрал меня осеменителем нашей общины. Возложил на меня сие сладкое бремя соития с грязными мутантками в надежде зарождения чистого потомства. В надежде, как, видимо, возмечтал Саккуб, что наша община будет прародительницей нового человечества. А он – патриарх. А я – священный осеменитель. И пронеслась пред глазами картина: я, седой старец, в окружении играющих вокруг внуков и правнуков. Вся община - мои потомки, за исключением пары отвратительных старух – священных матерей, которых я покрыл первыми. Такая восхитительная перспектива!
Конечно, я был удивлен, что Саккуб по доброй воле раскрыл мне свое уродство. Ну, то есть, он вроде как был в глазах общины непогрешим. Никто, конечно, не говорил, что вот, мол, Саккуб точно не мутант, но как бы это само собой подразумевалось. Наш непогрешимый лидер, мудрый и справедливый. Я тоже в принципе полагал примерно тоже, но с легкой конечно же коррекцией в сторону. То есть у меня не было слепого восхищения Саккубом как у общей массы общины, этого быдла. Но я тоже думал: вот, дескать, мужик привел сюда сирых и убогих мутантов, основал лагерь, организовал защиту, так и так. Саккуб, устремив влажные очи в небо, прохаживался по поводу Неведомого и Неизъяснимого. Вообще он старался выглядеть соответсвующе, был  бородат, в шортах и в очках без стекол – «безумный проповедник». А жена его была непривлекательна необыкновенно. Стриженая под мальчика, с сединой, с опухшими слоновьими ногами, своими ножищами.  Опять же торжественность момента слегка была подпорчена косоглазием Саккуба.
Им повезло, что они нашли чистую воду. Саккуб понял, что в их ситуации именно это главное. И вот они рыскали по пустыне в поисках вожделенной влаги. У них закончилось все – припасы, вода, несколько человек уже сдохло, когда они увидели этот ручей. По деревенской легенде, он на время стал соленым от их счастливых слез. Около ручья и было основано это первобытное поселение.
Было в общине сокровище – средство передвижения с дизельным двигателем. То есть никакой электроники – Саккуб с подозрением относился даже к электрическому фонарику. Просто рама, проржавевший кузов, 6 огромных колес и монструозный дизель. Когда-то это было то ли автокраном, то ли бурилкой, а ныне просто колымагой широкого предназначения. Управлял этим чудовищем некий Атт, чемодан знаний и умений, светоч общины. Он был немногословен и обильно волосат. Его супруга – нечто обесцвеченное в льняной накидке ходила всегда на полусогнутых. Видимо, настолько сильно благоговела перед своим волосатым Аттом. С обожанием постоянно взирала. Я даже не знаю, какой у нее голос, поскольку не помню, чтобы она что-нибудь говорила. И вот такая встает картина: мудрый Атт, грязная волосатая скотина, с самодовольным видом спрыгивает с высоченной подножки машины, а эта простоволосая дуреха уже семенит к нему, все глубже приседая по мере приближения к светочу, отраде ее гноящихся очей.  Да, все что мне в нем нравилось – так это его кожаная тужурка и потрясающие боты. Говорят, что его обувь не смог прокусить даже ящер, которым здесь пугают всех детей – дескать, не ходи за околицу, там серый ящер зубами щелк. А наши бабы вожделели по поводу льняной накидки полоумной супруги Атта.
Первое, что я помню в своей жизни – это полумрак пыльного помещения, откуда-то сверху пробивается  свет. Вокруг меня – множество народу, все сидят в молчании и созерцают меня. Только чьи то руки нежно касаются меня, поворачивая так и сяк к зрителям.  Вот и все что я помню. Остальные детали этой сцены рассказал мне впоследствии Атт. С его слов я даже бы и не должен помнить вообще ничего о том моменте. Мне, дескать, было еще слишком мало лет. Меня только обнаружили и принесли в дом Саккуба. И начали обследовать. Ну, то есть увидели обычного человеческого младенца и обалдели. Потому что они уже давно не видели обычных человеческих младенцев. А видели различных уродцев. И вот эта свинья Атт предлагает меня слегка разрезать.
-Да, - говорит он мне, - грешен, Адам. Ты мне сразу не приглянулся почему-то. Я не поверил, что ты человек из плоти и крови. Я много слышал о различных искусственных существах, уничтожавших даже города, не то что наш обовшивевший поселок. И вот я предлагаю – давайте его слегка надрежем и посмотрим, что внутри.
В этот момент, к счастью, я пукнул. Это младенческое дерзновение было просто таки как дуновение древних лугов, усыпанных, как говорят, различными цветами и растениями. И Саккуб расплылся в улыбке. Напряженные рожи сограждан общинников - они стали напряженными после слов этого говенного мудреца Атта, - оттаяли, носы стали вбирать в себя мною испорченный воздух. Все удовлетворенно закивали. Атта задвинули в угол, а меня торжественно завернули в эту приснопамятную хлопковую ткань.
-А потом – дальше рассказывал Атт, - а потом на тебе появился прыщик, что-то вроде фурункула. Тут уж и я вздохнул с облегчением. Я помню, когда выдавил из тебя гной, просто чуть не плакал от счастья. Сначала то меня поразило, что ты уж больно идеальный малыш. Ну, понимаешь, никакого дефекта кожи, ничего. Как кукла. И Атт опять начал, в который раз, бубнить про то, что он в свое время таких кукол навидался – Боже упаси. Атт рассказал, что меня, мол, нашли у ворот в поселок. Откуда я взялся у ворот, кто меня принес и подкинул – понятно неизвестно. Ага. Я так себе и представляю. Вокруг не души, одна наша чертова пустыня. А у нас у ворот нечто вроде высокого сарая – сторожевая башня. Там живет какой-то старый хрыч. И он, соколиный глаз, говорит, что проснулся от моего плача. Его огромные лохматые собаки, которые чуют на километры какую-нибудь сколопендру, в этот раз якобы ничего не учуяли. Они, дескать, спокойно сидели буквально в 20 метрах от меня и игнорировали. И вот, этот старый хрыч сграбастал меня и поволок к Саккубу. А я был завернут в хлопковую ткань, точнее во фланель. У нас в общине это редчайшая ткань. То есть настолько, что мой образец был первым.
И вот, уже когда я подрос достаточно, Саккуб передал мне, как некую реликвию, обтерханную фланелевую рубаху, на которой были изображены странные, видимо мутировавшие коровы с длинными шеями. Коров конечно у нас не было но я был наслышан. Его супруга, дескать, сшила рубаху  из той ткани и все это время они ее свято хранили. Ткань, видимо, была когда-то красной, а в момент торжественной передачи – бледно-розовой. Наверное, все-таки Саккуб иногда поддавался искушению и облачался в эту нежнейшую фланель. К рубахе был пришит большой карман из синтетической мешковины. В кармане я обнаружил засохшее растение с маленькими пузатыми листьями и частично облетевшим цветком. Это меня удивило, т.к. на многие километры вокруг я ничего подобного не видел. Наверное, супруга Саккуба, достаточно мистически настроенная особа, поместила это растение в карман с каким-нибудь туманным смыслом. Наверное, она и сама не поняла своей куриной головой зачем. Хотя, что говорить, было приятно. По крайней мере, это редкое растение можно у нас хорошо продать.   

Пластик
Мы варили пластик. Лепили из него, тянули нити, плели, потом снова варили этот пластик. Наверное, мы даже ели этот пластик. В общем, кругом – булькающий пластик. Мы делали из пластика посуду, лопаты, ножи, одежду, мешки, строительный материал. Когда кто-нибудь умирал, вся синтетическая одежда снималась и пускалась на переработку. Супруга Саккуба считала это кощунственным, но ее никто особо не спрашивал. Среди доступного для обработки материала пластик был пожалуй единственный. Ржавого металла найти было в принципе можно, но мы не знали что с ним делать и как его переработать. Другое дело пластик. То есть наверное рядом была какая-то древняя свалка. Еще до меня кто-то из наших крысенышей, то есть разведчиков припасов, выведал это месторождение пластика. И вот мы туда ходили. Как они говорили опаснейшие рейды за пределами общины. Трусы какие. Я тоже ходил в эту помойную яму неоднократно и ничего, самое страшное что могло произойти — это какая-нибудь оголодавшая ящерица хватала тебя за ляжку. Но этим дурням надо же было что-нибудь эдакое, дескать мужское достижение. Теперича типа ты мужик, раз сходил к этой вонючей помойке. Так оно было: приходишь, а там норы, довольно глубокие, и короче выносишь из них бутылки, пакеты, всякую древнюю продуктовую упаковку. А воняет, надо сказать, что надо. Все эти пакеты были наполнены черной зловонной жижей, что было в свое время продуктами питания. Некоторые содержали уже не жидкость, а что вроде камня внутри. И вот мои дражайшие сообщинники берегли эту помойку как зеницу ока, и копали там незаметные норки чтобы мало ли  конкуренты не прознали про этот запашистый клондайк.
Дерева было очень мало. Саккуб, кустарь-любитель народных промыслов, вырезал из драгоценного куска дерева какую-то статуэтку. Он говорил – это корова. Он говорил, что видел в свое время это исчезнувшее животное. И вот теперь, как память и как надежду что этот вид не умер до конца, он вытачивал свою буренку. Саккуб сказал, что если найти хоть одну, то это – большой шаг к нашему возрождению. Я же возделывал свое тело.
А еда. Уму не постижимо, что мы ели. На нашей пустынной почве почти ничего не росло. А то, что росло, делало это с большим нежеланием. Где они раздобыли настоящей черной земли я не знаю. Это было до меня. Но благодаря этому куску земли в большой степени питался наш поселок. И охраняли это соответствующе.
То ли старый журнал, который отдал мне Атт, так глубоко тронул меня, то ли еще чего, но я страстно хотел покинуть поселок, этих бородатых мужланов с их архаическими телегами и каменными топорами. И еще. Я, пусть это грубо звучит, жаждал попробовать полноценную женщину. Я видел таких в журнале. Полноценную, как я сам. Красивую, ухоженную, не голодную. Чтобы я ее смог развернуть как книгу и погрузиться, так сказать, в чтение.  Книга, к слову. Тоже ценнейшая вещь. Рассказывали, что на некоторые экземпляры можно выменять целую машину. За пластмассу, будь у тебя ее хоть тонна, никто книгу не продаст. Даже не посмотрит на тебя. Саккуб ненавидит книги. Он сказал, что убьет всякого, у кого увидит книгу. Хотя это он напрасно беспокоился, так как общинники книги отродясь не видели. Я узнал о книге от того же Атта.  Я знал, что Атт, единственный из всех нас, хранит какую-то книгу, но он даже не разу не показал мне ее. Атт научил меня читать в тайне от общинников. Он же сказал мне, что мир не ограничен нашим чертовым поселком. Он говорил, что в крупных поселениях можно найти целые залежи книг и на этом неимоверно разбогатеть. Он сказал, что сам бы не прочь провернуть подобное дельце, но уже староват для этого. Атт сказал, что множество шаромыжников пытаются разжиться таким способом и среди них есть опаснейшие субъекты.  Но, как мне показалось, Атт настойчиво подводил меня к мысли, что, мол, мне нужно поскорее убираться из поселка и заниматься делом, а не гнить здесь. Видимо,  Атт не разделял взгляды Саккуба по поводу моего призвания. Может быть, этот сукин сын сам имел виды на наших баб. Это и не удивительно, если посмотреть на его полоумную ведьму. Как-то Атт в условиях сугубой конспирации  показал мне обтерханную книжонку. Он сказал это поэзия. Я даже ее почитал тайком. Оно меня быстро утомило. Что за глупость — излагать свои мысли в дурацкие столбики. Только потом почему то у меня стало что-то шуметь в голове и меня странным образом потянуло что-нибудь такое же складное изобразить. И вот тогда появилось оно — мое знаменитое «К тому таимому светилу». Я конечно плохо представлял себе что такое светило, но в этой книжонке авторы систематически прохаживались в сторону каких-то там светил. Ну и я тоже решил туда же, что я рыжий что ли.
Наконец, Атт мне сказал: «Ты готов». Я думал, что в ту минуту, а у меня действительно мурашки пробегали по коже, Атт передаст мне книгу. Он передал мне ржавые стальные ножницы. То есть я стал воином. Меня посвятили в рыцари-палладины завшивленной общины. Я, наверное, должен был упасть и расцеловать его перепончатые лапы.
-Конечно, это не композитное оружие, - сказал он. Но, по крайней мере, это настоящая сталь, которая прослужит долго. Откручиваешь винт – и у тебя 2 достаточно острых ножа.
Я готов был плюнуть ему в рожу. Я рассчитывал, что он хотя бы одарит меня своими чудесными сапогами. Теперь придется отчаливать в моих  онучах. И зачем Атту, этому скоту, сапоги, если он водитель нашего монстра?
Конечно, до своего ухода я не стал пренебрегать предоставленными мне широкими возможностями по женской части. Я потерял невинность с дочерью Саккуба. Я не помню, как ее точно звали, кажется Зея или Зия. Она была действительно не дурна и прятала от меня в темноте свои мелкие мутагенные погрешности. Я не стал уточнять, что у нее там – перепончатые ноги или 2 ануса. Просто выплеснул свое драгоценное семя в эту вагину, ублажил, так сказать, старика. Со слезами на глазах она меня благодарила, что, мол, я предпочел ее среди других очаровательных мутанток.
Мне сказали, что одна дура была на меня даже в обиде, если можно так назвать эти затравленные слезливые взгляды, полные горечи старой девы. Она гордилась тем, что ее уродство, как и у дочери Саккуба, не бросалось в глаза, не то что у остальных. У нее не было ушных раковин что ли. И она замечательно скрывала отсутствие оных замысловато убранными волосами. Она даже сказала, что в принципе ждет меня, и что моя связь с дочерью Саккуба нам не помеха. Она, дескать, все понимает. Кто я и кто она. Ее дверь для меня всегда открыта. Я отклонил ухаживания. Не скажу, что я особо ценил наши отношения с дочерью Саккуба, просто боялся какого-нибудь мутагенного сюрприза – что во тьме любовного ложа нашарю у нее 3-ю грудь. Уродства меня в ту пору до некоторой степени утомили.  А другие уродки даже боялись подойти ко мне, не то что заговорить.
Хотя светило было скрыто за пыльной пеленой, за мглистой дымкой или дымчатой мглой, тем не менее я определенно понимал, что подобен этому светилу.

Побег
Вообще то, я был хорошо развит физически. Как я уже говорил, я возделывал свое тело. Ухаживал за зубами, волосами, ногтями. Настолько, насколько это было возможно в условиях грязной общины. Я занимался физическими упражнениями, даже иногда напрашивался на варку пластмассы, чтобы тело было в надлежащей форме. Я видел в древнем журнале, каким должен быть человек. Атт научил меня нескольким приемам обращения с моими ножницами. Большей частью это были запугивающие выкрутасы руками.
-Большинство путников в наших окрестностях, - говорил Атт,  - это убогие трусоватые мародеры. Они рыскают группами. Если можно избежать физического конфликта и траты энергии, лучше избежать. Этих людишек можно испугать вот такими фокусами.
Атт продемонстрировал мне несколько способов вынимать ножницы и крутить их в руке.  Потренировавшись, я смог сам проделывать фокусы не хуже Атта. Возможно даже лучше.
Эта дура, дочь Саккуба, как-то поняла, что я собираюсь слинять. Это было ночью. Мы занимались любовью, и я вот-вот собирался кончить. Тогда я был особенно активен в плане секса. Мне предстоял долгий путь, и я хотел вдоволь натрахаться, можно сказать, впрок. Я даже, стыдно сказать, отымел девушку без ушей. То есть подумал как-то: почему бы и нет. Наверное, как прозорливо рассудил я, в пустыне мне не будет на каждом шагу встречаться готовая отдаться женщина. А если да, то сначала должно стошнить от ее внешнего вида, а потом повторно, когда увидишь все это дело без одежды. Мне, к слову сказать, об этом рассказывал Атт. Очень любопытно, какие разные мутации бывают у баб. Некоторые даже особенно ценятся в борделях, и сопливые работорговцы рыщут по пустыне в поисках подобных уродок. Плюс природа, так сказать, не стоит на месте и часто преподносит нечто совершенно эксклюзивное по части мутаций. Но мне было именно любопытно, не более. Напротив, я думал, как они могут - с подобными. Меня бы точно вырвало. Ну и, короче говоря, я немножко пошарился с безухой. А теперь, в свои последние ночи решил покувыркаться с Зеей. Она мне внешне все-таки больше нравилась.
И вот я, как рабочий-плавильщик, методично отделываю мою дражайшую мутантку, и чувствую, что сейчас будет такой приход – мама дорогая. То ли, я не знаю, звезды как-то по-особенному легли, то ли Марс вошел в какую-нибудь фазу и стал более активен, но оргазма такой мощности я не испытывал еще никогда. Это было как озарение, нечто даже, как мне в тот момент вздумалось, мистическое. Меня окатило невиданной волной удовольствия, оно проникало во все закоулочки моего тела. Это было странно, но я понял, что с Зеей творится нечто похожее. Одновременно, ну совершенно синхронно со мной. Она с силой прижала меня к себе, чтобы я вошел глубоко-глубоко. Если бы я тогда не был так захвачен всем этим – чуть, честно говоря, слезы не брызнули из глаз, я бы точно подумал, что мой фаллос, наверное, смог бы выскочить у нее изо рта. Так она меня на себя насадила. И вот после такого-то, когда у меня еще кружилась голова, она, моя Зеюшка, заявляет:
-Я знаю, Адам, ты хочешь уйти.
Я сначала даже ее не понял. Я был поглощен произошедшим, так сказать. Постепенно смысл ее слов дошел до меня. Я подумал: вот те на. А если баба скажет своему папашке? Он же меня на цепь посадит. А она, будто читая мысли, ляпает:
-Я ничего никому не скажу, даже отцу.
И она меня начинает уверять, что, мол, если нужно, конечно, иди. И, говорит, я чувствую, тебе это нужно. Но, говорит, я верю, что обязательно вернешься. Конечно, думаю я, как же. Во всяком случае, она будет меня ждать.  Я в тот момент уже окончательно пришел в себя. Я сидел и тяжело дышал. А она таращилась на меня. И не плакала, нет, но слезы стояли в ее глазах, как вода стоит в озере под пустынной луной.
Атт говорил – раньше, давно, небо было голубое. Представьте, заявить такое. Голубое небо. Мне тогда опять захотелось плюнуть ему в рожу – заливать такое. Это еще ладно – думал я тогда, сказать, что в древние времена были участки суши, целиком покрытые травой и иными различными растениями. Но вот про небо – я даже представить себе не мог. А потом он сует мне этот журнал и тычет своим заскорузлым пальцем в картину. Тут то я и поплыл. Я, наверное, именно тогда окончательно для себя и решил, что я или сдохну, или найду вот такое небо. Тем более Атт мне сказал, что оно и сейчас обязательно есть. Иначе, говорит, мы не могли бы дышать. Где то есть и небо и солнце и зеленые растения. Я не понимал как это может быть связано — мое личное дыхание и какие-то там зеленя. И конечно глаза мои мне говорили обратное,  но...
И вот я во фланелевой рубахе, с ножницами на поясе, в новеньких онучах тронулся в путь. Можно было уйти только под утро, когда старый хрыч, наш сторож, спал. Его собаки приветливо помахали мне хвостами. Глядя на их морды, я чуть не прослезился. Я достал вяленую ящерицу и отдал псам.  Синтетически штаны, как и следовало ожидать, при долгой ходьбе натирали промежность. Я пытался найти в общине что-нибудь получше, чтобы оберегать свои драгоценные гениталии, но увы. Те немногие, кто имели образцы натуральных тканей, не хотели с ними расставаться. Зажопили. Хорошо еще, что я подготовился. Я сам сделал себе штаны из тончайших волокон. Целый день торчал у кипящего пластика. Но, тем не менее, и мои тончайшие портки оказались грубоватыми для моей кожи. Был в общине и торговец, он же по совместительству сторож, уже известный старый хрыч. Он же потихоньку занимался доморощенным врачеванием. Доканывал тех несчастных, которых угораздило прихворнуть. Старый хрыч был официальным лекарем. Занимался врачеванием и Атт, но он использовал «древние» методы, которые не приветствовались Саккубом. Поэтому Атт все делал «втихаря», но люди у него более-менее очухивались. И он называл свои старания «медициной». Я знал, что у старого хрыча есть композитный титановый клинок. То есть, единственный кусок титана в общине. Я попросил продать мне его. Сказал, что щедро заплачу, имея в виду барахло папаши Саккуба. Хрыч говорит: не продается. Я опять наседаю: ты, говорю, только спишь, седая башка, зачем тебе клинок. Я же охотник, и вообще, кто он а кто я. А он мне: пошел вон, мальчишка. Вот скотина!  Никакого уважения к выдающемуся человеку.
Позволю себе лирическое отступление. Я понял, что даже на фоне иных не-мутантов я был необыкновенно хорош собой. У меня были черные как смоль волосы, свисающие до плеч – так мне шло. Стриженный я выглядел несколько по-детски. Так вот: густые волосы свисали до плеч. Единственное, что выбивалось из общей гармонии – это несколько крупноватые оттопыренные уши. Все остальное – и нос, и огромные глаза, и чувственные рот, - все было на уровне. Даже, как я уже говорил, выше этого самого усредненного уровня. Тело тоже было соответствующее – гибкое, поджарое, атлетическое. Некоторые, конечно, говорили, что я несколько сухощав – так что ж, пусть.
Я по инерции выхватил свой ножичек и повертел, как учили. В это время ящерица, конечно же, не теряла времени зря, подбежала ко мне и тяпнула за ногу. Пол ноги, наверное, отхватила, скотина. Я ударил ее что было сил своей палкой по морде. Гвоздь удачно вошел ящерице прямо в глаз. Я был спасен! У меня была куча мяса этой паскудной ящерицы. Плюс – шкура!

Плен
Конечно, с пищей было путешествовать не легко. Но эта ноша была не в тягость. Особенно бутылки с этой жидкостью. Я хотел сначала выбросить. Попробовал на вкус – горчит. Но при этом – пахнет хлебом. Я немножко попробовал, чтобы утолить жажду. Прошелся - ничего. Выпил еще.  И так мне стало хорошо. Я дошел до таких мест где мы и не бывали отродясь. В частности я обнаружил большое помещение полное невиданных мною ранее металлических устройств. Конечно, хорошо было бы захватить что-то с собой, но по видимому, все что можно было унести, было уже унесено. И вот я ошалело ходил в этом помещении, где сверху свисали огромные крючья странного предназначения. Налюбовавшись на эти железяки я продолжил свой  путь. И вот, я вижу, как какая то швабра тащится по пустошам как я.  Я присмотрелся – довольно миловидная мутанточка оказалась. Она тоже остановилась и молчит. Видимо, была удивлена, увидев среди говенных пустошей такого как я. И вот я уже намеревался раздвинуть ее опрелости и как следует прочистить все ее трущобы, тупички и закоулочки. Я же изголодался. Я тогда не думал: откуда, мол, она здесь, что делает. Ну, конечно, получил сзади удар по голове. Я не ожидал. Тем более – откуда? Кругом же пустоши. Мой череп был на редкость крепким и выдержал удар. Я резво развернулся. Я увидел отвратительнейшего мутанта – его пупырчатый индюшачий нос свисал, наверное, до земли. Видно было, что он озадачен тем обстоятельством, что я не вырубился от его удара. Ну, я, конечно, я решил его припугнуть. И достал свои ноженки. И произвел соответствующие выкрутасы. Эта сволочь рассмеялась мне прямо в лицо. Стыдно сказать, он еще и плюнул мне в лицо. И я уже, конечно, хотел полоснуть его своим оружием, но почувствовал резкую обжигающую боль в руке – мутант как-то умудрился жахнуть меня первым своим острым как бритва клинком. Я выронил ножницы, посмотрел, как кровь фонтанирует у меня из руки, и потерял сознание.
Очнулся я в темном помещении. Рядом сопели ящеры. Я понял: хозяева держат огромных ящеров. Мне Атт рассказывал – некоторые держат этих свирепых ящеров. Используют их как охрану, иногда употребляют в пищу. И вот, значит, рядом сопят эти сволочи, я буквально вижу их тени. И думаю: в этот раз пищей буду я. Но рана моя была перевязана, и это давало мне некоторую почву для надежды.
Утром меня приволокли в светлое просторное помещение.
-Смотрите, госпожа, какой редкий товар – ни одного изъяна.
Носатый мутант показывал меня уродливой женщине, я даже не берусь описать ее уродства. Я понял, что попал к работорговцам.
Женщина что-то гнусаво ответила. Видимо, ее потрясающие лицевые уродства мешали ей нормально говорить. Поэтому эта дура изъяснялась короткими приказными фразами. И, вот, она что-то буркнула. Эта носатая скотина, ее подчиненный, кинулся сдирать с меня одежду. Я было пытался воспротивиться, но сопротивление мое было быстро сломлено: носатый сильно ударил меня кулаком в лицо. Баба опять что-то буркнула. Не порти, мол, товар, а то из зарплаты вычту. Когда меня раздели, баба подошла ко мне, ощупала меня везде, мерзкая тварь. Мне даже приказали открыть рот. После осмотра уродка отдала носатому какое-то распоряжение. Носатый стал возражать.  Баба стала кричать, в общем, они горячо поспорили. Как я понял – из-за меня. Это было смешно: уродка гнусавит, носатый шепелявит.
Меня перевели из скотного помещения в дом – в комнатку без окон. К вечеру меня навестил носатый.
-тебе оказана великая честь. Госпожа выбрала тебя для себя. Каждую ночь ты должен будешь ублажать ее.
И вот он стоит и трясет передо мной своим огромным шнобелем. И я понимаю, какая участь мне уготована. Она пленена моей красотой. Я, можно сказать, бриллиант среди коллекции ее рабов. И она покамест решает оставить меня при себе. Тем более что давненько у нее никого подходящего не было, и она изголодалась. Она, наверное, долго не насытится. И меня начинает бить мелкой дрожью. Носатый, явно удовлетворенный моей реакций, злорадно уведомил меня, что если я не справлюсь со своими обязанностями, то он лично с превеликим удовольствием меня прикончит. Но перед смертью он скушает мои внутренние органы. Это, дескать, ему полезно для здоровья. Я ему говорю, что мое естество, согласно закону природы, не в силах выполнить поставленную задачу. На что носатый усмехнулся и сказал, что я еще не видел ее прелести, скрывающиеся под одеждой. Вот тогда то я все пойму до конца. Насколько сложна задача моя и моего естества.
Она сказала, что если я не прекращу воротить от нее морду, то она решит эту проблему по-своему. Она немножко отшлифует мне лицо так, что ее мурло покажется мне фантастически красивым. Во исполнение задуманного она достала ящик с инструментами странного вида. В глазах ее появился какой-то, как мне показалось, нездоровый садистский блеск. За то, что произошло дальше, мне очень стыдно. Но я, как человек исключительной честности, не могу умолчать об этих прискорбных фактах. Да, стыдно сказать, но я немножко смалодушничал. Утратил присутствие духа. Я молил о пощаде. Я говорил, что, конечно же, не против исполнить, что от меня требуется. И я ничего не имею против мутантов вообще и против нее в частности — лукавил я. Однако, я убеждал ее, мне нужно слегка освоиться, привыкнуть к ней. И все пойдет как по маслу. Тем более я нахожусь в состоянии стресса, препятствующим некоторым образом подобным утехам. Возможно, я даже пустил слезу. Эта уродка рассмеялась и велела прислуге, еще одному отвратительному существу, принести мне некий отвар. После того как я выпил горькой гадости, я понял, что смогу «обслужить» даже старого лишайного ящера, не говоря уж о человеческих особях, независимо от пола и от степени мутаций.
Она была действительно ненасытна. Будто бы уже лет триста никто не пристраивался к ее многочисленным отверстиям. Она даже призналась мне, что хранила ингредиенты этого отвара для особого случая. Когда она увидела меня, она сразу поняла, что этот случай настал. И раздевала она меня при первом знакомстве так – для проформы. Уже знала, что я - это то самое, что ей всегда так  хотелось. Она сказала, что ее предки – то ли отвратительная мать, то ли не менее страшная  бабка изобрели этот отвар, чтобы их род не прекратился. И, вообще, если смотреть шире, мутантам ее племени было очень не легко по части секса. Слишком уж сильны были мутации. Их друг от друга, видимо, слегка подташнивало. Поэтому, во имя сохранения жизни, как она высокопарно выразилась, ее страшные предки колдовали над этим снадобьем. И вот прекрасный результат – ее племя поразительно размножилось и теперь имеет большой вес на этом клочке пустыни. Лично у нее процветающее дело – работорговля. Со временем я даже приобрел  некоторое влияние. Самое страшное, что я к этому привык и мне такое существование у зажиточной мутантки в качестве дилдо некоторым образом нравилось. Скажем более мягко: оно меня устраивало. И так бы я и сгинул в этом месте, если бы ни один случай. Как-то раз я подслушал разговор моей чудовищной патроны и Носатого. Не скажу, что подслушал случайно, врать не буду. Он говорил ей о неких «дерзновенных». Я думал – она рассмеется ему в лицо. Однако она стала предельно серьезной, как только зашла речь об этих «дерзновенных». Носатый говорил, что я могу быть их шпионом, что меня нужно срочно убить. Он видимо был не доволен моим растущим влиянием и своим, соответственно, падающим. Баба, конечно, защищала меня и говорила: мол, с чего он взял, что я – это они, «дерзновенные». Носатый сказал: вот увидишь. Не смотря на полное отсутствие аргументов, баба призадумалась. Она, нужно отдать ей должное, говорит:
-Убить его  я тебе не дам.
Носатый, видимо, на это и  не рассчитывал и тут же ей предлагает другой вариант:
-Тогда, госпожа, продайте его «конструкторам», я все организую. Он там у них благополучно сгинет. И к тому же они отлично платят. Я знаю, что сейчас они ищут не-мутанта. За чистого они готовы платить бешеную цену. Пока им никто ничего достойного не предложил.
-Он не заслуживает такой участи, - говорит она. – Даже последняя крыса Кираусса не заслуживает быть подопытным существом у этих исчадий.
-Госпожа, может быть, осмелюсь сказать, вы допустили ошибку. Может быть вы привязались к этому рабу? – говорит Носатый и сам совершает ошибку. Тон моей защитницы меняется и она шипит ему как потревоженные ящер:
-Не лезь не в свое дело.
Варгел ходил по комнате и разводил руками. Изображал, скотина, что он встревожен судьбой этой бабы, что он, мол, беспокоится и переживает за ее благополучие. Видно, что Варгел нервничал: шнобель его начинал лосниться. Наконец, он говорит вкрадчивым голосом:
-Хорошо, и что же вы предлагаете? Будем ждать «дерзновенных», когда они покрошат нас в фарш? В таком случае я не отвечаю за вашу безопасность, госпожа.
-Хорошо, я продам его – говорит она еле слышно. Я понимаю, что это решение далось ей с большим трудом.  - Но только не конструкторам, слышишь, Варгел?
Носатый Варгел энергично трясет своим шнобелем.
Я все понимаю. Мне становиться предельно ясной моя дальнейшая судьба. Варгел вывезет меня на ближайшие невольничьи торги и обязательно продаст «конструкторам». И хотя я впервые о них, как впрочем и о дерзновенных, услышал, но мне совсем не хочется оказаться их подопытным материалом. В ту ночь я очень старался угодить Асане. Я практически превзошел самого себя, обслужив каждое отверстие по несколько раз. Утомленная и блаженная, она откинулась на подушки. Я хотел было отправиться восвояси, но заметил в ее взгляде что-то необычное. Она вздыхала, смотрела на меня с сугубым восхищением – обычно она тоже таращилась с восхищением, но сегодня она просто на меня молилась. Из глаз у нее сочились слезы. В конце концов она разразилась рыданиями.
-ты даже не представляешь, как сложно мне с тобой расстаться. Я люблю тебя до изнеможения. Хотя я понимаю, кто я для тебя. Что тебя от меня тошнит. Вы ведь скоты чувствуете, как мутанты хотят вас полапать.  Вы ведь это знаете.
У нее дрожали руки.
-Но я не могу. Варгел прав. Я не знаю кто ты такой. Чего ждать от этого. Я человек разумный и логический и, не смотря на то, что это разорвет мне сердце – прощай.
И она опять разрыдалась, зарывшись в подушки.
После такого душераздирающего зрелища, я окончательно все понял. Что называется приплыли. И я решаюсь на побег. Долго я обхаживал огромных ящеров, которые в случае чего разорвали бы меня на куски. Я кормил их и  запоминал, как с ними обращается скотник. Вскоре ящеры перестали набрасываться на меня. Однажды ночью я схватил манатки – а мне уже давно за доблестный труд она возвратила всё, даже драгоценную рубаху – я схватил свой скарб и был таков. Я сразу же прокололся. Ящеры действительно вели себя поначалу спокойно. Однако, из-за страха и нетерпения, чуть миновав их, я побежал к высокому забору. Я рассчитывал, что перемахну его без труда. Но ящеры, как я понял потом, инстинктивно среагировали на бегущее существо. Трое из четверых тварей бросились за мной. И бежали они на удивление быстро. Я успел заскочить на забор, но ящеры уже наделали достаточно шума, гремя своими цепями. Я не принял во внимание что во время проживания у госпожи я мог немного или чуть больше чем немного поправиться. И этот забор стал несколько более трудным препятствием чем я рассчитывал.  Я проваландался там ровно столько чтобы ящеры практически настигли меня. И конечно, я недооценил Варгела. Он уже много лет занимался похищением живых существ для работорговли. Он умеет искать, он знает этот район, как свои не знаю сколько пальцев. И, наконец, он страстно меня ненавидит и использует любую возможность, чтобы разделаться со мной.
Я успел отбежать от крепости Асаны на какую-то сотню метров. Они выпустили ящеров. Я чувствовал как один из них, сопя от возбуждения, нагоняет меня. Я знал, что они специально недокармливают ящеров, чтобы они были свирепей и в каждом живом существе чувствовали добычу. Выбор у меня был не велик – или быть съеденным ящером или – и это если все сложится удачно – или попробовать запрыгнуть на один из камней, которые виднелись вдали. И, понятное дело, ждать, когда охрана Асаны прибудет и утихомирит своих ящеров. В последнее время я хорошо питался и, конечно, немного раздался в теле, совсем чуть-чуть. Тем более, Асана говорила, что ей нравиться трогать мой нежный жирок, как она говорила. Тем не менее, при беге эта незначительная прибавка в весе  давала о себе знать. Я задыхался. Ящер нагонял. Мне казалось, что я чувствую, кок воняет у него из пасти. Я из последних сил ускорился, в глазах замелькали белые точки. Наконец, я вскарабкался на камень. Успел. Ящер остервенело мотался внизу. Вскоре подбежали еще двое и стали скромно поджидать в сторонке, плотоядно поглядывая в мою сторону, в то время как их товарищ и руководитель продолжал бесноваться подле меня. Не заставил себя ждать и Варгел. Я увидел прыгающие фонари и столб пыли. Варгел и соратники прибыли на открытом вездеходе, изъеденном ржавчиной. Я уже знал, что подобнее средство передвижения – большая редкость. Как правило они принадлежат бандитам или богатым торговцам. Хотя зачастую названные категории совпадают. Так вот, Носатый прибыл на вездеходе, свистнул ящерам и те мгновенно убрались восвояси. Варгел стащил меня с камня и принялся избивать. Он наносил очень сильные удары, бил остервенело. Мне показалось, что у него на руке настоящий металлический кастет.  Я понял, что мои предположения верны, когда он рассек мне лицо. Я чувствовал, как у меня свисает щека, и я понял: дело не ладно. Мне показалось: была какая-то неизвестная причина, чтобы так меня отделывать. Да, я получил влияние Асаны, да, попытался бежать. Но в глазах Варгела, пока мои собственные не залило кровью, я видел какую-то лютую ненависть, несопоставимую с известными мне мотивами. Это даже не была просто жажда моей смерти. Для этого ему было достаточно нанести один удар своим острейшим тесаком. Моя голова тотчас покатилась бы по песку. Но Варгел явно наслаждался, избивая меня. Я думаю, если бы не она, Варгел бы меня убил. Все бы у него склеилось. Но вслед, все это я уже помню не очень хорошо, появилась Асана, верхом на каком чудном животном. Такого голоса у нее я еще не слышал. Варгел сразу прекратил избиение, но тем не менее от всего пережитого я потерял сознание.
Очнулся я уже в стойле для рабов, совместно с другим ее товаром, моими товарищами по несчастью – отвратительными мутантами. Я понял, что Асана, это эгоистическое чудище, не простила мене попытку побега. Признаться, в разгаре наших отношений я привирал, что испытываю  к ней какие-то чувства. И действительно, я уже видел в ней человека и мог обихаживать ее безо всякого отвара. Вот, говорил, я ей и доказательство моей любви. В это время она нежно касалась меня своими отвратительными ручищами и что-то гнусаво ворковала. Конечно же, я просто хотел получить большую свободу передвижения и поэтому плел ей разные небылицы. Но эта дура, я удивился, поверила, развесила уши и аж расцвела. Ну вот теперь ей вроде стало понятно что к чему. И я был в рабском стойле. И она, в сердцах, я думаю, уже не против, чтобы Варгел продал меня конструкторам.
Одна старая рабыня-мутантка тогда рассказала мне о Варгеле. Началось с того, что я пытался приладить мою щеку обратно. Рожа у меня, как я уже говорил, была раскроена почти надвое. Боль была адская. И вот, я ее приставляю, а она опять опадает. И так несколько раз. Эта старуха, сидевшая рядом, поинтересовалась, кто, мол, меня так. Ящеры, мол, или неужели резаки. Спросила она шепотом. Я тогда впервые услышал это слово – «резак», но значения не придал, было не до того. Я старухе говорю – Варгел. Она захихикала. Я ее чуть не придушил, старую колымагу. Она говорит: тогда, мол все понятно, что к чему. Я ее спрашиваю:
-Чего тебе понятно, старая дура?
Она покачала головой и говорит:
-Ай ай ай, человечек. Я знаю Варгела с рождения, он из моего племени. Ты я вижу, из чистых, мальчик, не воздержанный на язык. Но я слишком стара, чтобы не прощать подобное. Так вот, Варгел родился как и ты – без единого изъяна. У нас все ахнули. В нашем племени – избранный! Большие надежды на него возлагали. Ну, и он, я думаю, мой мальчик, тоже полагал себя подобным образом. И он старался. Ну вот годам к 6 начали мы замечать, что у нашего избранного Варгела что-то не то с носом. И вскоре, и мы, и он сам поняли – что он такой же мутант, как и мы. Рассказывать тебе наверное об этом не стоит – нос Варгела ты видел сам. Больше всего эта перемена конечно уязвила Варгела. Мы то погоревали и успокоились, а Варгел был сам не свой. Конечно, как так? Тебя почитают как вождя, а потом ты низвергнут до уровня обычного общинника. Тебя уже ставят в наряд по варке пластика, в охрану, в охотничью бригаду. Те женские особи, которые хранили себя для тебя, вдруг игнорируют твое носатое отталкивающее мурло и отдают предпочтение иным более благообразным мордам. Конечно, это оказало сильнейшее влияние на Варгела. Он стал истово ненавидеть чистых. Он сделал из себя безжалостного убийцу и охотника. Именно он нас повезет на торги. С чем я нас с тобой и поздравляю.
-Но как же ты. Он же должен знать тебя. Ты говорила, что вы из одной общины. Как же он может продавать тебя?
-Ну, он же работорговец. К тому же он не смог ужиться с нами после того, как стало ясно, что он как все. Наверное, он меня и не помнит.
-Хм. А что ты знаешь о «дерзновенных», о древний сосуд знаний, старая замасленная книга, прошедшая многие руки, истертая до дыр?
Вообще то я спросил это, чтобы прекратить разговор со старухой. Я устал и хотел отдохнуть от всего. Я думал, старуха разозлится на такое неподобающее общение и отстанет. Пусть даже плюнет мне в лицо. Но старуху передернуло, будто ударило током. Она перешла еле слышный шепот:
-Это страшные твари, «дерзновенные». Они, я думаю, питаются плотью живых существ, живой плотью. Убийцы. Безжалостные. Я не знаю, почему они это делают. Истребители живого. Они не берут в плен, не занимаются работорговлей. Просто убивают и все.
Я ее слушал вполуха. Мне было странно, что она вдруг начала распространяться, пустынная змея. Ну, я подумал, раз старуха продолжает нашу светскую беседу, я ее из вежливости спрошу:
-Неужели с ними нельзя договориться?
-Легче договориться с голодным ящером, чем с ними. И вообще мой мальчик, нужно сказать, что мало кто остался в живых после знакомства с ними. Я думаю, это восстали духи пустыни. Духи мстят. Духи не довольны тем, что мы сотворили. И вот они поедают все живое. Нужно сходить к Камню и попросить прощения. Обязательно нужно сходить. Я думаю, что 1000 единиц пластика смогут нам помочь. У тебя есть пластик? Может быть, у тебя есть что-то лучше обычного пластика? Нет, мой дружок, я не имею в виду твою маленькую штучку, твою маленькую непоседливую штучку.
Старуха кокетливо хихикнула. Я понял, что бабушка давно дружит с этой страшной дрянью - пластиковой водкой. И все ее россказни – чистые бредни. Придумала тоже. Резаки, духи пустыни.

Резаки
Это было, наверное, самое безрадостное мое утро. Всю ночь мы тряслись в телегах. Нас везли на невольничий рынок в Кирраус. Я уже знал, что за мной прибудет издалека специальный покупатель. Собственно говоря, Варгел к тому времени еще не набрал достаточного количества рабов для торговли. Обычно он с такими мелкими партиями из поместья Асаны не выезжал. Такая честь была оказана именно мне. Варгел жаждал сплавить меня заезжему купцу, богатейшему работорговцу, который поставлял либо очень крупные партии рабов для каких-то масштабных работ, либо как в моем случае, брался за что-то совершенно эксклюзивное. Все знали, что единичные экземпляры торговец берет для конструкторов. Все знали, что на этой сделке торговая история раба заканчивалась – больше его никто нигде не встречает. Торговец никогда не торговался, и вообще производил неоднозначное впечатление. В наших краях, на наших торгах такие люди были большой редкостью. И опять же появление торговца в Кирраусе я связывал только со своей особой. Когда мы въезжали в город, я смотрел вверх на пыльное небо, которое нехотя светлело. Ящер, тащивший повозку постоянно оглядывался и таращил на нас свою продолговатую морду - созерцал меня и других рабов. Ящер хотел кушать. Как мне показалось, это был именно тот ящер, который преследовал меня при попытке побега.
Кирраус, будь это при других обстоятельствах, поразил бы меня. Я еще никогда не был в старых городах. Кирраус и был собственно говоря старым городом, точнее поселением на руинах старого города. О Кирраусе у нас в общине ходили легенды. Туда уходили и не возвращались. И вот я видел это сам – величественные сооружения в несколько этажей. Говорят, что это только верхушки их жилищ, а остальное засыпано песком. Десятки метров песка. Невольничий рынок в Кирраусе представлял собой выставку уродств. Столько отвратительных созданий вместе я еще нигде не встречал. Торговцы галдели, покупатели щупали товар. Действительно, подумалось мне, чистый экземпляр здесь большая редкость. Вокруг я видел только мутантов.
Своего покупателя я заметил издали. Я окончательно понял: я обречен. К нам приближался мутант высокого роста. Глаз у него не было. Лоб, а ниже глазные впадины, затянутые пульсирующей пленкой.  И покупатели и продавцы почтительно расступались перед этой скотиной. Когда он подошел ближе, я разглядел  на его лице металлические детали. Словно когда то ему снесло пол башки и теперь он довольствуется искусственной рожей. Что было достаточно правдоподобно, если учесть то, на кого он работал. Он переговорил с Варгелом и подошел ко мне. Он тщательно осмотрел меня, щупал кости, оторвал начавшую присыхать щеку и сказал: Хорошо. Потом он надавливал мне на глаза, принюхивался к потовым железам. Потом он неожиданно порезал мне руку, выдавил каплю крови, попробовал на язык и вновь сказал: Хорошо. Осмотрев меня, торговец отошел к Варгелу. Видно было, что тот тоже слегка струхнул, дурак, при виде подобного покупателя. Варгел что-то говорил, а Покупатель медленно кивал головой. То ли Варгел рассказывал, как он меня «добыл», то ли втирал ему, что, мол, у него такого товара сколько хочешь, заказывайте. Покупатель все кивал, а Варгел все тараторил.
Внезапно я заметил, что на южной стороне рынка что-то происходит. То ли давка, то ли драка, в общем, беспокойство. В тот же момент я услышал высокочастотный звук, похожий на свист. Скорее даже не услышал, а почувствовал. Я увидел, что мой покупатель необыкновенно насторожился, а Варгел увлеченно продолжал  говорить. Я увидел, что многие мутанты с выражением крайней паники на лицах побежали кто куда. Потом я увидел их. Эту картину я запомню на всю жизнь и даже, если доживу, старцем я буду просыпаться от  подобных видений в холодном поту.
Несколько небольших блестящих шаров, как мне показалось металлических, вкатились на площадь с разных сторон, большинство с южной. Из шаров выскочило нечто наподобие струн, соединенных в окружность. Эти струны с огромной скоростью стали вращаться вокруг шара, образуя сверкающую, прекрасную режущую сферу. Шар подкатывался к человеку – и всё, человек исчезал. Только фонтан крови. Первый удар приходился на ноги, а потом весь человек за мгновение превращался в огромную лужу, опадал, как брошенная тряпка. Были слышны ужасающие предсмертные вопли, отовсюду брызгала кровь. Я был в оцепенении  и не мог пошевельнуть ни рукой ни ногой.   Я видел, как шар подкатывался к моему соседу. Он в это время обмочился, и я видел как намокают его штаны. В следующее мгновение меня окатило фонтаном крови. Я бессильно осел на землю. Я не то что не пытался что-нибудь предпринять – я был в полном ступоре. В отличие от меня Варгел и мой покупатель пытались сопротивляться. Варгел кинулся со всех ног к какому-то строению, а покупатель выхватил автоматическое оружие древнего образца. Мне показалось, что оружие он направил не на атакующие шары, а на меня. В тот же момент его сзади атаковал шар. То ли он носил сверхпрочный бронежилет, или в него был вживлен металлический панцирь, но шар застрял в нем где-то в районе груди, чуть не дойдя до головы. Вся остальная часть тела была превращена в красную кашицу. Одна из струн продолжала вращаться, образовывая маленький освежающий фонтанчик. В это время один из шаров покатился ко мне. Я закусил губу и постарался не обмочиться. Почему то тогда это показалось мне важным. И тогда у меня еще пронеслось – наверное это ужасно больно. Я зажмурился, но ничего не произошло. Я открыл глаза и увидел этот шар перед собой. Он некоторое время находился рядом, а потом покатился прочь. Вскоре все шары покинули площадь. Было очень тихо, только слышалось нежное журчание крови. По площади текли настоящие ручьи крови. Какое-то время я на это смотрел. Потом у меня вырвалось что-то наподобие хриплого вскрика. Я посмотрел на свои руки – они ходили ходуном. Я вдруг понял, что я почти откусил нижнюю губу. Кровь капала на мою драгоценную фланель. Она опять стала красной. Только крапчато-красной. Я хотел встать, но ноги меня не слушались. Я несколько раз падал, но все-таки мне удалось подняться. Я бесцельно пошел в стоящее рядом строение. В углу, на большом металлическом ящике сидел Варгел. Его тоже трясло. Нос стал синего цвета. С него капала какая то ужасная слизь. Он облизнул сухие губы и, пошатываясь вышел на площадь. Меня он как бы не замечал. Как в бреду Варгел повторял: нужно взять его голову, они за нее хорошо заплатят. Это не человечишко-лягушонок.- я понял, что это он обо мне -  Я продам ее и можно будет начать свое дело.  Я продам ее.
Варгел подошел к останкам покупателя. Может быть он не видел, что там застрял этот шар. Может быть он на что-то надеялся. Но когда Варгел подошел, единственная оставшаяся струна стала бешено вращаться и срезала Варгелу ноги по колено. Он взвизгнул и пополз на своих обрубках обратно в это строение. Я так понял, что это была контора Асаны в Кирраусе. Шару каким-то образом удалось справиться с преградой в теле покупателя, и он удачно раскрошил остатки грудной клетки и голову и покатился за Варгелом. Я услышал легкий хлопок и далее методичные хлюпающие звуки. Взяв оружие Покупателя, я последовал за ними. Внутри все стены конторы были забрызганы кровью Варгела. Сам Варгел лежал на металлическом ящике. Он почти успел на него забраться. Почти – ему отхватило оставшиеся ноги и таз. Вышедший из строя шар продолжал лениво вгрызался во внутренности Варгела. Я знал от Атта о древнем автоматическом оружии и умел теоретически с ним обращаться. Я нажал на спусковой крючок, но ничего не произошло. Умирающий Варгел лениво – во всяком случае мне так показалось -  следил за моими манипуляциями. Я снял с предохранителя и выстрелил. Пуля попала Варгелу в голову. Я не знаю, чего больше в этом было – желания прекратить его страдания или желания расквитаться. Наверное, последнего. После смерти Варгела шар как ни в чем не бывало выкатился из строения и пронесся мимо меня.
Так я познакомился с резаками.

Кирраус
После встречи с резаками я повзрослел наверное сразу лет на 10. Я сразу все понял для себя. Мне хотелось только одного – вернуться в мою общину. Единственное, что тогда помешало мне это то, что в южном направлении скрылись резаки. Не смотря на то что меня почему то они не тронули, причем сразу 2 шара одинаково отнеслись к моей особе, несмотря на это я встречаться с ними больше не хотел.
После атаки резаков я стоял на площади и слушал журчание крови. На месте, где предполагалось быть останкам покупателя я заметил некий предмет. Маленькое металлическое устройство в форме пирамиды. Я понял, что эта штука была в  покупателе, мне показалось что в его голове. Видимо, Варгел именно из-за этой пирамиды хотел забрать голову. Я тогда еще был в довольно странном состоянии. Чувство страха схлынуло и появилось что-то противоположное, соединенное с эйфорией. Поэтому я взял этот предмет рукой. От предмета исходила легчайшая вибрация. Когда я взял его в руку я заметил, что предмет источает свет. Причем до того как я его взял он был красным, и видимо я принял это за отсветы разлитой повсюду крови. В когда предмет очутился у меня на ладони, его свет стал зеленым.
А потом я шел и шел. Я волочил за собой это страшное древнее оружие, и прохожие мутанты отшатывались от меня в ужасе. Мне было все равно. Собственно говоря, возникшая после чудесного спасения от резаков эйфория еще долго сопровождала меня. Мне нравилось, как мутанты отшатываются от меня, кто-то затравленно смотрит из окна, прячут детей. Я шел, с ног до головы забрызганный кровью их сородичей. Я тогда не осознавал что я тащил за собой в пыли. Насколько редка и грозна для окружающих была эта штуковина. Мне, конечно, Атт говорил о том, что найти подобное оружие – большая редкость, что оно практически отсутствует в продаже. Я видел мутантов вооруженных примитивным оружием ближнего боя и преисполнялся сознанием собственного достоинства. Я уже водрузил эту вещь на плечо. Убийство Варгела уже отдавалось во мне легким приятным пощипыванием кончиков пальцев.
Вопрос о том, что представляют собой резаки, откуда они и почему пощадили именно меня – он мне тогда не приходил в голову. И почему Покупатель, обладая столь сокрушительным оружием, способным противостоять – о, я уверен,  - даже резакам, почему он, презрев собственную жизнь, решил убить меня, - об этом я также не задумывался. Не менее глупо, конечно же, я поступал, демонстрируя жителям Киррауса, что я обладаю древним сокрушительным оружием дальнего боя. Все это – сильнейшее потрясение от увиденного, осознание какой-то сильной энергии, появившейся после убийства Варгела и обладание оружием, способным в одно мгновение причинить смерть любому известному мне на тот момент органическому существу – весь этот сплав чувств как-то уживался во мне. Если можно так сказать я был не в себе. Моя нервная система была сбита с толку столькими одновременно обрушившимся на нее факторами. Проснувшись, я понял, что протрезвел. Я мог  оценить ситуацию. Я тогда принял единственно верное решение. Во чтобы то ни стало я решил вернуться в общину, вернуться к моим утехам, к стаду тихих мутанток, жаждущих соития с прекрасным Адамом. Конечно, я уже не досчитался нескольких зубов, и лицо мое наполовину изуродовано, но, я думаю, это не помешает занимать мне прежние позиции священного осеменителя. Материнское тепло Зеи, страстность безухой.  О, Духи Пустыни, да сколько еще скрытых сокровищ и священных тайн хранили в себе мои подопечные мутантки, отводящие в смущеньи от меня глаза. О, что я потерял? О, дерзкие мечтанья деревенской юности! О дерзновенность глупца!
Я не помню, как и где я уснул. Не помню, сколько спал. Я проснулся от сильного холода. Меня тряс грязный мутант с наростами в виде больших бородавок по всему телу. Он говорил, что «моя хорошая» замерзнет, «моя хорошая» умрет. Что мне надо вставать и идти на лучший постоялый двор в Кирраусе, где именно сейчас потрясающие скидки для таких как я.
-Вставай и иди, моя хорошая – талдычил бородавчатый. Ну, вставай.



 Конструкторы
Это было слишком много для меня, слишком много. Я физически чувствовал, как от меня уходит рассудок, как я теряю способность здраво рассуждать. Страх заволакивал мои физические и духовные горизонты, сам стержень моей жизни смещался с оси и я уже забывал кто я и зачем я. Все тело мое было как ватное и я едва мог пошевельнуть рукой.  На меня смотрел результат их экспериментов во плоти. С виду это был обычный ящер, только очень крупный. Когда я увидел его и понял, что он не привязан, я чуть не обделался. Наверное, только потому, что уже давно толком не ел. Я понял, что схожу с ума: мне казалось, что ящер осмысленно смотрит на меня и следит за моим пробуждением. Когда он заговорил, я потерял сознание. Очнулся я под нежное воркованье ящера, что мол, кончай дурака валять,  впервой, что ли, видишь комбинированное существо.
-Посмотри у меня заднюю ногу, по-моему, я ее повредил – спокойно сказал ящер. -Что-то мне мешает.
Я с трудом осмотрел лапу ящера. Действительно, там был большой нарыв. Срывающимся голосом я сообщил ему об этом. Ящер удовлетворенно кивнул. «Так я и думал» - сказал он. Я понял, что меня, видимо, сильно ударили по голове. Я застонал и начал бить себя по щекам.
Меж тем ящер продолжал спокойно говорить:
-Знаешь, а я и не жалею. Конечно, я теперь лишен многого. Да. Но, с другой стороны, ты бы видел, каким я был раньше. Я родился с такой сильной мутацией, что практически не мог двигаться. Да, для них я был легкой добычей.  Теперь они захотят меня продать для охраны какому-нибудь богатею. Наверное, загонят меня по меньшей мере за 1000 единиц.
Ящер вздохнул и обреченно добавил:
-Побыстрей бы, а это эти лиходеи здесь очень плохо кормят.
После этих слов ящер с интересом посмотрел на меня. Я понял, что он прикидывает, что я буду неплохой прибавкой к его скудному пайку. Что это та новая возможность комбинированного существа, которой не грех воспользоваться. Я стал шарить вокруг. Конечно же, они забрали мое оружие.
-Если бы они не были такими недотепами и неучами, - продолжал ящер - ты бы увидел, что я сейчас улыбаюсь. Ну да, у меня промелькнула мысль о том, что ты – не только разумное существо, но и несколько килограмм свежего сочного мяса. Но я обладаю человеческим мозгом и скорее разорву ящера, чем брата по разуму и несчастью. Здесь, в Кирраусе, они не могут полностью интегрировать человеческий мозг в органический объект. Поэтому я не могу управлять своими мимическими мышцами и соответственно не могу улыбаться и хмурить брови. Я даже обеспокоен моим голосовым модулятором. Шарлатаны. Вечно пьют эту пластиковую водку, а потом принимаются за эксперименты. Подлецы. Я сам поплатился за свою глупость и алчность. Я хотел себе тело, такое как твое. Это конечно в идеале. Ну, по крайней мере, я был согласен на мутанта без ярко выраженных уродств. Видишь ли, я хотел общаться с женщинами. Хотел попробовать вкус жизни во всей ее полноте. Ну, и попробовал. Тогда я мог хотя бы мыслить и умудрялся сравнительно неплохо зарабатывать. По крайней мере, на пластиковую водку мне хватало. Я постоянно валялся в углу этого вертепа, так называемого постоялого двора. В основном меня принимали за вонючую кучу разлагающихся отходов. Лучше тебе не знать, как я тогда выглядел. У меня была только одна способность - слышать, но зато какая. По сути я и был набором ушей разного калибра, я был огромным уродливым много-ухом. Ты не представляешь, как это – быть ухом. Ты действительно не представляешь. Но мой слух превосходил по всем параметрам слух любого. Я являлся поставщиком информации. И на свою беду стал сотрудничать с конструкторами. Сообщал им об интересующих их существах. И я заказал им тело. Меня не интересовала судьба существа, сохранять ему жизнь или нет. Я даже сделал предоплату. Наверное, это и было моей ошибкой. 
Я постепенно начал понимать ящера.
-И они всунули ваш мозг в пустынного ящера?
-Как видишь, - уныло сказал ящер.
В этот момент вдали коридора открылась дверь. В светлом помещении, судя по всему это была операционная, я увидел резака. Металлический шар мирно лежал на секционном столе. Я сглотнул и поежился. Мне показалось, что ящер внимательно следил за моей реакцией. Из операционной вывезли нечто, накрытое простыней, обпачканной кровью. Человек с лысой головой закатил укутанное в простыню нечто в нашу клетку и ушел, шаркая ногами и что-то бормоча.
-Сними с него эту тряпку, – прошептал ящер.
Я не шелохнулся.
-Сними, быстрее, слышишь, пока это не очнулось и нас всех здесь не пожрало. Ты не представляешь, что эти опойки могут нафантазировать.
Я осторожно снял простыню. 
И я узрел, какие фантазии воплощает в реальность их хромающий технический гений.   
  Передо мной был гибрид человека и инвалидного кресла. Они были соединены в единое целое. От человека были руки, голова и грудная клетка. Дальше располагалось кровавое месиво, в котором угадывался позвоночник, из которого торчало множество проводов, собранных в единый кабель.  На месте, где надлежало быть сердцу, было вживлено устройство размером со старинную монету, окруженное чем-то вроде металлической паутины. На месте желудка располагался грязный стеклянный контейнер с мутной зеленоватой жижей.  Провода из позвоночника вели к старому инвалидному креслу.  Человек-кресло сидел с опущенной головой, забинтованной грязной тряпкой.  Изо рта бежала длинная слюна. Когда он  поднял голову, я узнал в нем Варгела. С ужасом я ждал, когда он, вернее то, что с ним сделали, увидит меня. Варгел обвел глазами нашу клетку, посмотрел на ящера, на меня. Взгляд его ровным счетом ничего не выражал.
-Эй, Варгел, как ты там? – спросил я.
Он продолжал бессмысленно шарить глазами по клетке.
-Отстань от него, – встрял ящер. – Видишь, мозг не прижился.
-У него не может быть мозга. Я в него стрелял. В голову, – признался я.
Ящер внимательно посмотрел на меня:
-Да, тогда все понятно, сходится.
-Что?
-Они его состряпали для поганых гонок. Я не знаю, что тогда они ему впихнули. Ставить плату было бы слишком дорого. Наверное, ему достался мозг в лучшем случае от собаки.  А ты поспи, я вижу, как все  разом на тебя навалилось, - ласково говорил ящер.
Я стал медленно засыпать. Мне снился Саккуб с его завшивленной бородой, снилась его жена со слоновьими ногами, снилась Зея. Я ласкал ее дивные груди, я вдыхал ее изумительный запах. Меня разбудили методично повторяющиеся звуки. Жужжание, доходящее до взвизгивания на пике и затем – бум, жужжание – бум. Я увидел, как Варгел, или я не знаю как это называть, бился головой о прутья решетки. При этом к моем ужасу, Варгел говорил, причем не своим голосом. Я не мог понять, что же такое произносит Варгел. «Неприятно, неприятно» - вдруг отчетливо прозвучало. И далее снова: жужжание – бум – «Неприятно».
-Осваивается, - сказал ящер.
-Может быть, он хочет умереть?
-Не думаю, - авторитетно заявил ящер.
Вскоре в клетке появился лысый. Он приказал мне идти с ним. На мытарства Кресла он внимания не обратил.
-Я же говорил, что ничего не выйдет с глазами, – крикнул он кому-то невидимому мной. – И на кой черт было ставить голосовой модулятор, а?
-Сам забыл подключить глаза, косорукий, - пробурчали из-за стены.
Мне показалось, что говорил простуженный ребенок. Голос продолжал:
-Вот и всунул, что под руку попало. Модулятор для собаки-отпугивалки. Которая только гав-гав может. Не помнишь, что ли.
Лысый выругался и плюнул в сторону голоса. Он пробормотал, что теперь ЭТО никому не продать.
-Только потратили зря комплект, - ворчал он. - Плюс одну из наших единиц органического сырья. Если не удаться кому-нибудь это сбагрить, придется разбирать. Хотя бы вернем неорганические комплектующие. 
Еще раз смачно выругавшись, Лысый вспомнил обо мне.
-Надо бы тебя заштопать, чтобы ты не сдох раньше времени. Пошли, что ли, и так ты нам подкузьмил. Мы обещали, что товар будет без изъяна. И надо же было тебе где-то раскроить себе рожу. Угораздило.
-То есть меня еще куда-то отправят? - спросил я с тщедушной надеждой. Я опасался, что  я предназначаюсь как вместилище мозга для моего соседа ящера.
-Проговорился я, да. Ну, это ничего. Кроме нашего старого друга ящера, тебе здесь не с кем делиться информацией. А он это любит, по старой памяти, - Лысый рассмеялся. –
-А я тебе вот что даже скажу, – Лысый икнул и меня обдало смрадным духом пластиковой водки. –Я тебе скажу, что ты у нас на особом положении. Ты – штучка тонкая, для нашей конторы в Центре. Что они там с тобой сделают, я не знаю. Бррр. Уж на что я человек не брезгливый, но в Центре наша братия выделывает с материалом такое – ух! Мы ж тут у них как заготовительная контора. Скупаем, ловим, ну и, признаюсь, похищаем материал. А в минуты поэтического  вдохновенья мастерим что-нибудь. Для души. Ну, и конечно скрывать не буду, для реализации. В бюджет этих скупердяев из Центра, видишь ли, пластиковая водка не входит. – Лысый вновь икнул. – А без оного продукта работа у нас застопоривается.
Лысый помолчал и молвил:
-Ты что выбираешь, руки художника или медицинский ветеринарный робот? – сам понимаешь, он старенький, спроектирован для крупного рогатого скота и следственно, шьет несколько грубовато. Да, или же руки художника.
Он икнул и меня опять обдало смрадом пластиковой водки. Я понял, что под художником икающий субъект имел в виду себя. Я посмотрел на тронутые коррозией крупные, не по мне, детали ветеринарного механизма, и выдавил из себя:
-Руки художника. 
-Отличный выбор! Эй, скотина, неси инструмент, – крикнул Лысый кому-то за стеной.
Там энергично зашевелились, забрякали. Лысый меж тем мечтательно произнес:
-Вот ты думаешь,  почему я тебя не связал и прочее. А я тебе скажу, хотя ты и не спрашиваешь. Я ввел тебе мышечный релаксант. Может быть, даже чуть перестарался. Ты даже не сможешь вырвать себе волос.
Да, видимо он слегка перестарался. Мне уже было трудно дышать, не говоря о том, чтобы пошевельнуться. Или, как он сказал, бездарь, вырвать себе волос.
Тут оно вкатило ящик с инструментами.
Он называл ее Марта.
Я не знаю, отчего я не обращал внимание на боль. То ли от действия мышечного релаксанта, то ли от созерцания Марты. Лысый нетвердою рукой шил мне лицо, и я понимал, что он уродует меня. Марта прислуживала. После процедуры Лысый сполоснул меня пластиковой водкой и удовлетворенно произнес:
-Ну, вот, почти как новенький. По крайней мере, относительно его лица никаких особых указаний не поступало.
Следующая часть повествования достойна быть самостоятельным разделом. И он, несомненно, должен быть озаглавлен как:

Техническое обслуживание Марты
Лысый прислонил меня к стене. Я понял, что он воспринимает меня как предмет мебели, как еще один секционный стол, не более. Я мог вдоволь на нее насмотреться. Марта представляла собой маленькое сложносочиненное существо. У нее было круглое, как луна, лицо с россыпью старушечьих морщинок. У нее был потрескивающий детский голос. Меня уже не так впечатлило отсутствие у нее руки и ноги.  После мудрого размышляющего ящера меня было не легко удивить. Больше удивляла непропорциональность Марты. Ее голова была слишком велика по отношению ко всему остальному: к ржавому колесику, замещающему ей правую ногу, к акробатической шарнирной конструкции, выполняющей функции левой руки, и, наконец, к ее тщедушным морщинистым ручке и ножке, обитавшим во всем этом в единственных числах. Этот неуклюжий механизм достаточно проворно передвигался. Вот она серой утицей проковыляла мимо. Вот Марта спешит обратно, с надеждой вглядываясь в немигающие глаза своего начальника. 
Эти ее проржавевшие рычажки, видимо, западали. Лысый осторожно поставил Марту перед собой. Хотелось бы сказать – посадил, но к Марте этот глагол не применим: Марта была лишена возможности сидеть из-за своего колеса. Он осторожно опустил один из ее рычажков. Из Марты с тихим журчанием полилась густая зловонная жидкость. Я понял, что присутствую при интимном моменте жизни этого комбинированного существа – процессе испражнения. Видимо, Марта была лишена возможности сливать переработанные питательные вещества самостоятельно. Прискорбно. Он освободил зажимы и извлек из нее емкость, похожую на старую пол-литровую стеклянную банку. Он небрежно поставил извлеченный сосуд перед ней. Марта сноровисто разделала тушку небольшого ящера и сложила питательную массу в контейнер. К моему удивлению, эта маленькая комбинированная карлица была оснащена небольшой циркулярной пилой. Она орудовала своим приспособлением довольно ловко – ящер превратился в фарш в считанные секунды. Меня пробрал озноб: я не хотел бы оказаться на месте маленького ящера. Он влил пластиковой водки в емкость. Марта быстро взбила содержимое контейнера другим своим странным приспособлением. Он вставил емкость в Марту и вновь бережно опустил рычажок. Жижа забурлила. Сложносочиненная карлица довольно заурчала.
Тут Лысый заметил, что я за ними наблюдаю.
-Это мой первый опыт, произнес он так будто говорил о самом сокровенном. Я тогда был молод. Во мне еще не было посторонних железяшек. Я был молодым амбициозным конструктором с созидательными идеями спасения человечества. И вот мы вышли на сбор биологического материала, это был мой первый рейд. Наши как раз расковыряли какую-то лабораторию со странными большеголовыми мутантами. И я нашел ее. Там был какой-то взрыв. Я уже не помню причины. В общем, была куча мертвых и умирающих окровавленных тел. И тут я увидел ее. Она еще подавала признаки жизни. Я не сдал ее с общей массой для обеспечения базы биологическим сырьем. В тайне от своих старших собратьев я ее прооперировал. Я знал тогда не много. Но я пытался сделать все, чтобы вернуть ее к жизни. В ответ они сослали меня, сослали нас, сюда.
Я не прослезился. Я посмотрел на Марту и сказал:
-А может быть, все-таки, ей лучше было бы умереть?
Лысый некоторое время молча смотрел на меня, а потом спросил ее:
-Марта, ты как считаешь, может быть, тебе лучше было умереть?
Марта подняла на меня свое круглое как луна лицо и отрицательно покачала головой. Она сама нажала какой-то свой рычажок, и в ней опять забулькало. Она  внезапно сморщила свое старушечье личико – то ли от наслаждения, то ли от боли, - и сказала потрескивающим голосом: «Нет».
Если бы мог, Лысый бы в этот момент точно бы улыбнулся. Но он не мог. Как я понял, и немигающий взгляд, и отсутствие мимики было  следствием неполной интеграции чего-то во что-то. Которые в свою очередь являлись следствием несовершенства технической базы периферийного конструкторского бюро. Лицо его было тоже стариковским, с глубокими морщинами. Я сразу заметил, что, не смотря на общее благообразие такого лица – в древности такие страдальческие рожи доставались обычно святым мученикам – что-то меня в нем настораживало. Вскоре я понял что. Он смотрел не мигая, не улыбаясь, не хмурясь. Я вспомнил слова ящера и все понял. Про себя я отметил, что у Марты с мимикой все в порядке. Для меня она стояла несомненно выше этого вспыльчивого алкаша. Я подумал, что только преданность и благодарность не позволяет ей взять верх над ним. Она умнее, лучше оснащена. К сожалению, она лишена способности самообслуживания, но я уверен она как-нибудь выкрутилась бы. В конце концов, сделала бы себе новое тело. Но видимо, она ценит его участие и сохраняет этот устаревший шарнирный агрегат, поскольку он сделан Его руками. Опять же, благодарность и преданность, которой можно позавидовать. 
-Он всегда был заносчивой скотиной, - вдруг заговорил Лысый. Вынюхивал все, этот твой покупатель. Брр — он  поежился. Ты ведь видел его морду с этими его локаторами. Зараза какая.  Хотел тебя продать в Центр помимо нас. Он нас, сука, называл пьяньчужками. Говорил, гад, что мы своим существованием позорим великое имя «комбинаторов». Я бы его… Если бы он не был таким опасным. И вот, он хотел загрести на тебе деньжат. Впарить тебя нашим старшим коллегам. Планы у него были. Планы на наши, по существу, с Мартой денежки. Но, я слышал, - он захихикал - его расщелкали эти твари – он указал на металлический шар.
Было очень необычно смотреть на то, как он смеется. Передо мной было это его каменное стариковское лицо, и пустые водянистые глаза. И с таким вот лицом он скрипуче похихикивал, старая комбинированная телега.
-Хотя это довольно странно, - продолжал он. Несмотря на его отношение к нам, он  был неплохой воин. И вот его уделали какие-то шарики.
Лысый пожал плечами и пнул шар. Он поймал мой испуганный взгляд, обращенный на резак.
-Это наше будущее, - самодовольно сказал он. Нас с Мартой явно заберут в Центр за такую находку. Прочнейший материал. Наши инструменты бессильны.
-И как же вы раздобыли его?
-ты не представляешь – он просто лежал. Он вышел из строя и спокойно дожидался нас. Вот удача-то!
-а вы не задумывались, что он, скажем так, спит. С какой то может быть целью?
Лысый, казалось, на мгновение протрезвел. Он пытливо посмотрел мне в глаза, и вперил взгляд в шар. Потом опять на меня.
-Эээ, ты это брось. Брось, слышишь. По всем нашим приборам внутри у него нулевая  активность. Нашелся тут.
И тут же Лысый крикнул ей:
-Эй, скотина, запри этот шар в ящик в дальней комнате.
-а в него, в человека-кресло, вы что, засунули мозг собаки? - спросил я.
-Мозг собаки? Хахаха. Мозг собаки. Идея, отличная идея. Нет, тех ресурсов мозга, которые у него остались, вполне достаточно для движения. Хаха. Но по сути его мозг не стоит даже мозга пустынного ящера.  Важнейшие для разумного существа участки разрушены. Но для нас нужна только одна способность – контролировать движение. Все остальное излишне. У нас, надо сказать, целая система по сбору биологического материала, - хвастливо продолжал Лысый. Только вот эти гребаные шары не оставляют и кусочка. Вот хотя бы это – Лысый лениво махнул в сторону клетки, Я понял, что речь идет о Варгеле, - удалось раздобыть. И нА тебе, этот гнилой обрубок не видит! А ведь точно взяли бы бабло на бегах. Я это так себе и представлял.
Лысый приласкал Марту. Он поглаживал ее редкие седые волосы, сальные и свалявшиеся. Он тихо и мечтательно произнес в мой адрес, почти не глядя на меня:
-Скоро мы тебя немножечко разберем. Для транспортировки. Ты не бойся. Я предвкушаю миг, когда возьму твой еще теплый мозг и упакую в хрустящую пластиковую форму. Обычно мы разбираем материал наживую, но тебя велели предварительно усыпить. Уснешь – и все.  А проснешься уже другим, если можно так будет о тебе сказать, человеком.

Асана
Я многого тогда не понимал. Что я, сопляк,  в городе торговцев и контрабандистов. Вокруг меня искусные охотники на людей. Причем все кинулись искать именно меня, как дорогой товар. Единственное, что они боялись – мое сокрушительное оружие. Единственное, что они ждали – когда я усну. Были ли у меня какие-то шансы. Конечно, нет.
Возвратившись в клетку, я поведал обо всем Ящеру. Тот разразился длинным монологом по поводу услышанного.
-Они собирают, как они говорят, биологический материал. Рыскают повсюду. Бывает, забирают и не совсем трупы. Попробуй, усни на улице. Или, например, ногу подверни. Тут их все боятся. У них целая команда заготовщиков. Лучшие, наверное, охотники. Сами то они так, недоучки. Главное их сокровище – этот древний медицинский робот. Они его пуще всего стерегут. Хотя, если бы кто-то и выкрал, все равно никто им управлять не умеет. Это их знание, конструкторов. Что есть, то есть.
-И что, получается сами то они не…
-Да они сами палец пришить не смогут, не то что комбинировать. Хотя Братец в молодости подавал надежды.  Это все эта штуковина, которую они прячут. Она, эта штуковина, у них иногда дает сбои. В последнее время все чаще. Так там вообще что получается – туши свет. Это у него рожа то от этого не своя, я слышал. Чего-то робот не то наделал. Отхватил нашему юному врачевателю пол-башки: нос, губы,  глаза, часть лицевого скелета. Одним словом, снес ему рожу одним махом. И скальп содрал, да. Я его помню, когда он не был комбинированным. Симпатичный малый. Ну, вот, под рукой была только рожа этого старика, которую ты можешь на нем видеть.  Ну, и конечно Центральная их контора не оставила в беде – прислали эти его глаза. Он видит и на огромное расстояние, и в темноте, и замечает тепловое излучение. Только, я слышал, его из-за этих удивительных глаз мучают страшные головные боли.
-Ты сказал - Братец?
-Братец и Сестрица – они так себя называют. Хотя, конечно, они не брат и сестра. Что им вздумалось – я не знаю. Обозленные уродцы.
Варгел, по-прежнему пребывавший в образе инвалидного кресла, продолжал в том же духе. Тюкался о стены и уведомлял нас, что ему «неприятно». Мне тоже было неприятно.  Главное мое оружие – неотразимая мужская привлекательность. Но здесь была только Марта, которую с трудом можно было отнести к какому-либо полу. К тому же, лицо мое теперь было не в лучшем виде. Отчасти благодаря стараниям Братца. Наверное, желания Марты на мой счет могли сосредотачиваться в другом. Я думаю, разобрать меня по частям и разложить по полочкам получившийся биологический материал – это то, что надо. Мне кажется, тут для нее было настоящее наслаждение. Да, мое оружие здесь определенно теряло всю свою эффективность. Конечно, мне было страшно. Я, конечно, боялся умереть. Но еще большее недоумение, и еще больший страх вызывала у меня возможность страшного преображения. Как это – очнуться комбинированным существом? Я не хотел этого знать, совсем не хотел.
Левая рука, в которую эта сволочь вкатила свое снадобье, начала опухать. Через какое-то время к ней уже нельзя было притронуться. Лысый, сперва не обращавший на это внимание, увидев мою синюю руку изрек:
-как бы он не сдох раньше времени. Придется ставить комбинированную руку. Марта принялась горячо возражать:
-они оштрафуют нас за порчу товара. Зачем ты вкатил ему эту гадость? Ты же знаешь что ткани после этого отмирают.
-заткнись. Я думал это все не так быстро произойдет. Теперь надо спасать остальное. Включай ЕГО.
-ЕГО? У нас же нет наркоза? Это заказной товар, штучный. А что если товар сдохнет от болевого шока? А что если...
-Заткнись. Он молод и здоров. По крайней мере был здоров до того как попал ко мне.
Судя по  тому как это было сказано Лысый наверное должен был изобразить на лице некое подобие улыбки. Но в силу обозначенных выше причин улыбка у него не вышла. Это  была самая страшная человеческая гримаса, которую я когда либо видел. По крайней мере тогда мне казалось именно так. Он внимательно посмотрел на меня и изрек:
-Будем оперировать без наркоза. Тебе придется потерпеть.
Марта покачала свой большой головой.
-Хватит истерик, дура! - закричал он. Неси материал. Лучшее что есть.
Марта куда-то поковыляла,  причитая:
-Было бы из чего выбрать, то, конечно, лучшее, а тут то ведь придется шить что есть.  Как бы оно не стухло совсем. Холодильник то того и гляди...
Что со мной тогда творилось трудно описать. Я буквально весь ходил ходуном, руки и ноги тряслись.
Лысый скептически оглядел меня и сказал Марте, которая прикатила с контейнером.
-Как бы все-таки он не подох. Я введу ему немножко препарата.
-не выдумывай со своими препаратами. И так из за твоих препаратов товар почти потеряли. Вот все что осталось — тут Марта протянула ему контейнер. - вот оно твое лучшее и единственное.
Лысый отшатнулся от запаха.
-Давай введем ему тот что для его транспортировки — предложил Лысый
-А разделять его потом что, наживую будем? Тогда нас лишат вознаграждения за нарушения условий контракта!
-Тогда давай разделаем его сейчас, какая разница. Чего ждать то?
-Чего ждать? Умный какой. Холодильник почти не работает. Товар испортим. Сейчас нельзя.
Лысый выглядел совсем подавленным.
Ладно, я постараюсь кое-что сделать — заявила Марта.  У меня припасены на черный день некоторые ингредиенты. Наверное этот день настал. Ему конечно не будет все равно. То есть будет очень больно — бесстрастно продолжала Марта. Но заражения не будет.
 Марта напоила меня отвратительно пахнущей слизью. Я был вроде как в сознании и одновременно где-то не с ними. Без этой гадости мне наверное было бы все это не вытерпеть. Они заволокли меня в большую комнату, где стоял невиданный агрегат. Уложили меня на эдакий каменный постамент. Включили ЕГО. Будто сотен крючьев — так мне казалось — разом вцепились в меня.
-вот гад, я думал он сразу потеряет сознание — воскликнул Лысый.
Но я, к сожалению, все это видел. Я не мог двинуться но видел это. Как это металлическое чудовище сноровисто, но тихо подъехало ко мне.  Я почему то смотрел на все это как завороженный. Когда робот стал отделять мою руку я потерял сознание.

Такое ощущение было у меня впервые. То есть когда она твоя и не твоя. Рука. Было, конечно, больно, да. Но все таки я выжил. А еще она теперь была с блестящими металлическими пластинами. Если бы я у кого-то увидел такую руку я бы наверное, завидовал и любовался. Но видеть это в себе. Я все смотрел и смотрел на пластины. Они были настолько отполированы, что я видел в них свое отражение. Мое некогда прекрасное лицо пересекал грубо зашитый шрам.  За этим занятием меня и застала Марта. Эта уродливая карлица тихо вкатилась ко мне и таращилась на меня. Я, оглядывая этот предмет,  вроде как свою руку,  не сразу ее заметил.  И эта карлица заговорила со мной:
-Красивая она да, твоя новая рука?
-Да - растерянно пробормотал я чтобы что-то ей ответить.
Это лучший наш комплект. Он не хотел, но я настояла.
Я так понял что мне по ее мнению оказана какая то особая  честь с ее стороны. Я насторожился, ожидая сюрпризов от уродливой карлицы и не понимая по какой причине я был удостоен этой чести.
-твоя рука стала сильней и между тем она все равно твоя. Кости мы заменили на специальный сплав. Конечно, одна рука это не очень хорошо, лучше было бы заменить обе. Ведь так нарушается развесовка и ты теперь будешь немножко перекошен налево.  Но к сожалению второго столь качественного комплекта у нас не было.  При этом чувствительность твоей кожи сохранена, в частности чувствительность кончиков пальцев сохранена полностью. Это бывает теперь редко — заключила она  видимо со знанием дела.
-твоя рука гораздо лучше моих жизненных механизмов — она вздохнула и любовно посмотрела на мою руку.
Меня передернуло. Действительно ее жизненные, как она выразилась, механизмы, это было что-то. Я не понимал какие причины двигали ею. Почему она решила одарить меня их лучшим комплектом? Почему она вот сейчас со мной разговаривала?
-ты думаешь почему я так делаю — вдруг говорит она.
И смотрит на меня своими огромными глазами. Я впервые рассмотрел ее несуразную огромную башку. Мне стало страшно даже думать когда она рядом.
-я делаю это потому — методически продолжала Марта — что ты какой-то особенный. Нет, чистых и так далее я навидалась. Но в тебе я что-то чувствую, как и в нем.
Она кивнула в ту сторону, откуда раздавался храп спящего во хмелю Братца. После чего не проронив больше ни слова и оставив меня несколько озадаченным, она укатила восвояси. Конечно, когда-то я полагал что я не менее чем наследный принц, но теперь, после всего произошедшего, это меня не очень  то волновало. Вскоре я услышал знакомое журчание этой колбы, которая заменяла ей желудок. Как я понял в колбе опять встретились старые друзья — останки ящера и пластиковая водка. Поскольку храп братца я все еще слышал, стало ясно, что Марта все таки имела какую-то возможность самообслуживания.

Следующим утром произошло чудо. Да, оно бывает иногда. Как правило, раз в жизни. Меня выкупила Асана. Я плакал. Я готов был выполнять функции ее дилдо всю свою жизнь. Я стыдливо прятал в одежде свою механическую руку. Я полюбил если не  тело Асаны – это было все-таки выше моих сил, то ее душу, это точно. Ну, уж если не полюбил, - хватит высокопарных полу-лживых каденций, - то оценил ее благородство, да.  Асана заплатила за меня огромные деньги. Но просила ее больше не беспокоить. Она знает о Варгеле – я его убил. А он был ей как брат. Это он поднял их бизнес и прочее.  Она знает, что меня не тронули резаки. Об этом судачит весь Кирраус. Не выжил никто, кто был внизу на площади. Только я. С верхнего этажа мутант видел все картину. Видел как меня не трогали резаки и как я убил Варгела. Я не знаю кто ты, и не хочу тебя больше видеть. Так она сказала.
-А что мы ИМ скажем? - Марта значительно указала наверх скрюченным пальчиком.
-Да скажем, что его сожрал ящер, что они нам сделают. Только командуют. Лучше бы финансировали как следует. Ты представь, сколько всего мы сможем себе позволить!
-они это так просто не оставят.
-оставят, не оставят главное этого гада, покупателя, больше нет.
Я видел как Лысый сомневается — продавать ли меня. Как он смотрит на Марту.
И вдруг она говорит:
-Хорошо.
Ее слово как-то по-особенному прозвучало в тишине. Это было неожиданно. По моим щекам катились слезы. И впервые было какое-то необычное чувство. Я не скажу чтобы оно мне очень понравилось. Но что это было впервые — когда отчего-то к горлу подступают слезы — это точно.
Я видел, как Асана бережно выкатывает то, что когда-то было Варгелом. Я пытался ей объяснить, что я продырявил его мозг. Что это уже не то. Совсем не то. Я говорил, что они состряпали Кресло для участия в специальных гонках, которые проводятся в Кирраусе. Они хотели продать его организаторам. Они сказали, что у него мозгов меньше, чем у пустынного ящера. Только то, что нужно для движения.
Она так и не взглянула на меня.

Огни большого города
Я благодарил судьбу. Мне казалось, что сейчас то вот мы заживем с Асаной. Я, привлекательный молодой человек, который уже многое понял, уже научился ценить многое, так сказать. И она, отвратительная уродка с благородной душой. Обеспеченная. Меня это, в принципе, устраивало. И вдруг меня, вместо того, чтобы сопроводить в роскошный экипаж Асаны, меня волокут к каким-то черномазым отродьям, к какой-то бригаде, отправляющейся на каменоломни, или на подпольные водочные заводы, или еще черт знает куда на бесчеловечные работы. Я узнаю, что Асана продала меня фабрикантам! Она перепродала меня, причем за бесценок! Почему-то особенно последнее обстоятельство сильно меня уязвляло.  Асана продала меня на фабрику на т-500. Все это было через посредников. Ее лично я так больше и не увидел. Вернее видел конечно ее из окна. Еще до того как меня запродали на фабрику. Видел как она сидела вместе с Варгелом или точнее сказать креслом. Или Креслом. Я не знаю как сказать. Она и Кресло долго сидели вместе. Она смотрела куда-то в пустыню. Они понятно молчали, наверное он не мог слишком много отгружать по части слов. Хотя мне показалось я услышал что-то вроде: я же умер. Что то в этом духе. Потом мне говорили что он все таки смог попросить ее выполнить его последнюю просьбу. Видимо просьба была выполнена. И я действительно утром перед отправкой на фабрику я последний раз увидел их сидящих на террасе, устремив взоры, или по крайней мере один взор,   в пустынную даль, где признаться, и смотреть не на что. На следующее утро она там была одна.
О, как быстро мы забываем все те уроки что преподносит нам жизнь. Буквально несколько дней назад я  был готов вернуться в общину. Бежать домой без оглядки.  Несколько дней назад во мне поднялись неведомые ранее мысли и чувствования. Несколько дней назад меня чуть не убили резаки а затем конструкторы, у меня появилось что-то новое и пугающее.  Да, и я хотел вернуться в общину. Теперь, увидев т500, я полагал это малодушием. Я говорил себе: эти достойные труса мысли позади. Кто видел т500 меня сразу поймет. Как я отметил уже фабрика располагалась на высокой платформе, то есть резакам туда было не добраться. Это как то успокаивало. А еще моя новая рука, которая так испугала меня спервоначалу, теперь  вызывала восхищение и зависть. Правда только лишь в среде рабов. Я определенно был сильнее многих из-за руки. Какие там дерзновенные когда вокруг столько всего.
Если бы я увидел платформу т-500 до Киррауса и при других менее беспокойных обстоятельствах, я бы наверно умер от разрыва сердца. Такой огромной казалась мне т-500. Собственно говоря, т-500 была не одной огромной платформой, а несколькими, стоящими рядом. Это был огромный город в небе, стоящий на высоких сваях. Даже после того как все засыпало песком, он возносился ввысь. На платформе хранился какой-то древний ресурс. Он остался еще здесь в огромных хранилищах. Благодаря ему мог существовать весь этот сложный механизм т-500 – подъемники, фабрики, холодильники. Все работало на так называемых «дизельных генераторах». Вообще, я был страшно удивлен, увидев все эти механизмы. Вот почему двигалась эта наша бурилка. А мне то тогда это представлялось чудом.  После нашей общины, мне казалось я попал в иное измерение. Общинники казались мне законченными тупицами, а здешние, жители т-500, хотя я их и опасался представлялись, наверное богами. Этой жидкости оставалось менее 100-й доли общего объема хранилищ, но этого с лихвой хватало для поддержания той жизни, которая здесь существовала. И говорили, хватит еще надолго. Неподалеку от т500 был заваленный песком древний город, где были хранилища книг, частично разграбленные. Были жилые кварталы, дороги, древние рестораны, театры. Потом, спустя многие годы, я понял, что весь успех т-500, весь его потенциал скрывался в исключительно в устройствах древних, которые новые жители т-500 смогли освоить и в запасах топлива т-500, с помощью которого эти устройства можно было активировать.  Но тогда они точно казались мне сверх-существами, и я презирал общинников, в особенности Саккуба, за их непроходимую тупость и ограниченность. Это была недосягаемая высота.  Работало несколько подъемников. Иначе попасть на т-500 было невозможно. Меня купили для работы на фабрике по производству пластиковой водки. Я был их рабом. Тем не менее, теперь я чувствовал: со всех сторон ко мне испытывают неподдельный интерес. И может быть я и не какой-то там сверх-уникум но, тем не менее, уж точно отличаюсь в лучшую сторону от грязных мутов.
Первое время мое состояние, не смотря на тяжелый труд, можно было назвать эйфорией. Но работа была действительно тяжелая – таскать сырье в цех производства, а оттуда таскать готовую продукцию на склад. Причем все это находилось на разных уровнях. Приходилось постоянно подниматься и спускаться, и опять подниматься. А еще этот грохот. Я долго не мог привыкнуть. Вся платформа была металлической и когда везешь тележку с пластиковыми ведрами и подкладными суднами то стоит неприятный металлический лязг. А ведь не я один таскал эти тележки. А когда прешь водку, которая тяжелей сырья, то звук, понятно еще сильней. Вообще я впервые увидел этот предмет — подкладное судно на т500, на них были приклеены бумажки и я прочел. Эти судна и ведра добывали внизу в древнем городе. Говорят там были целые залежи этих чертовых ведер. К тому же на такой верхотуре постоянно завывал ветер и частенько лифты и люльки двигались верх-вниз, лязгая и гудя. При этом надо сказать что общинное поселениье да и в принципе Кирраус это довольно таки тихие места. То есть там вы как бы ничего такого особенного не слышите. Каких-то там необычных громких звуков и прочая. Конечно я не беру в расчет экстраординарные случая — атаки резаков. К тому же на фабрике были сильные испарения какого-то едкого вещества. Во рту постоянно было сухо, несмотря на окружающую влажность, и щипало глаза. Но пить не давали. И вот так мы с красными глазами ползали туда-сюда. Все поручни, стены были покрыты коррозией. Вернее даже не коррозией, то есть не от воды, а были повреждены тем же самым, что разъедало нашу кожу, глаза, всех нас. Мои руки покрылись волдырями, которые постоянно чесались. К тому же коллектив состоял из мутантов, которых набрали, наверное, на скотных дворах. Все они были ужасно воспитаны. Их интересы ограничивались темой грубого скотского секса, едой и выпивкой. Вечерами, после смены они постоянно пили эту страшную водку и ходили сомнамбулами. К тому же, процветало мужеложство. Нельзя было спокойно заснуть. Я, наверное, месяц не спал, стараясь уберечь свою честь. Эйфория прошла. Я быстро уставал, и был близок к отчаянию.
К счастью, вскоре я нашел выход. Все-таки ресурсы моего мозга были гораздо мощнее куринных мозгов моих сотоварищей, которые спивались и наслаждались грязной плотью друг друга. Дело в том, что пластиковая водка пользовалась повсеместно огромным спросом. Т500 не было исключением. Я понял, что можно тырить водку. Главное – найти способ.
Я носил водку на себе - в тонких пластиковых пакетах. Пластиковая водка – в пластиковых пакетах. Водку пьешь, пакетом закусываешь. Когда я сливал водку через трубочку, казалось, что  я себя страстно себя оглаживаю и параллельно мочусь. Я не очень хотел заниматься этим. Не хотел больше никакого риска. Обстоятельства заставили: у меня выпали почти все зубы. Эти приключения в Кирраусе не прошли даром. Я смотрел на себя в осколок с трудом раздобытого зеркала. Волосы мои начали седеть, лицо пересекал уродливый шрам, рот ввалился. Я оскалился и увидел отталкивающую картину: покрасневшие десны, где одиноко торчало несколько почерневших пеньков. К тому же, из моего рта страшно смердело. И опять ко мне стали возвращаться мысли, извините за тавтологию, о возвращении в общину. То есть утром когда я шел на фабрику, я подумывал о возвращении. А вечером, когда шел в бордель или кабак, я подумывал о том, чтобы остаться. С одной стороны я знал слишком много, но правильно ли я использовал свои знания. И была ли цена за мое знание слишком высока?  Решал ли я сам или решали за меня? Я смотрел в зеркало – и видел страшное комбинированное существо. И вот я стал носить водку этому торговцу. Он мне неплохо платил. Я смог сделать себе зубы. Эта скотина обманула меня. Наобещал титан. На самом деле это была обычная сталь. И теперь во рту у меня был всегда кисловатый привкус от  моих металлических зубов. Но было и другое что поразило меня в своем отражении. Ведь, еще раз говорю, нам не так часто удавалось увидеть свое качественное отражение. Поэтому проходило некоторое врем между сеансами созерцания себя и в силу этого ты отчетливо мог отметить те различия в своей внешности, что случились. Вроде как давно я не виделся сам с собой. Вот так свои седые волосы я и увидел неожиданно для себя. Я поначалу очень боялся что конструкторы меня таки разыщут. Ведь их контора была и на т500. Но, видимо, водочники себя тщательно скрывали. Разные преступные элементы охотились за тайнами  производства водки из пластика. И вот они, а соответственно и мы шкерились.
Конечно, это было накладно – постоянно пользоваться услугами борделей. Я хотел найти какой-нибудь объект, чтобы  можно было снимать напряжение. Дать разрядку алчущей плоти. И чтобы это было безопасно. Не надо терять голову. Это как голод – не станешь же отнимать у первого встречного торчащий из сумки батон.  Я понял, что это не община. Существа здесь хотели видеть не только внешность – хотя и она уже прихрамывала, но я все же был гораздо пригожей большинства уродцев с длинным перечнем разнообразных мутаций. Существа здесь ценили лишь денежное вознаграждение. Говорят, полагается быть времени, когда герой встретит свою возлюбленную. И они будут жить долго и счастливо, нарожают детей и умрут в один день. Говорят, полагается быть таковой встрече в самых что ни наесть романтических деталях, исполненных  бежевой и кремовой красками с добавлением интенсивно розовой по вкусу. По-моему, это чушь. Удел односторонних картонных повествований о выдуманных героических товарищах. Я, как ни выглядывал свою зазнобушку, ничего, кроме отвратительных,  продажных, но влекущих меня мутанток не наблюдал. Конечно, я видел обворожительную. И не одну. С волосами, даже с роскошными волосами до плеч. Когда я попытался…
на этом незаконченном предложении абзац моих тогдашних заметок обрывается. Я вижу расплывающиеся буквы – будто бы сюда упала капля некоей жидкости и ее поспешно стерли рукавом.
Я конечно стал умнее. Я теперь осторожней относился к отправлению этой естественной надобности – совокуплению. Носиться, потеряв голову, не наблюдая опасности – нет уж. Периодически – хотя и не скажу, что у меня был выделен отдельный день недели – я посещал  бордель. Со временем я изучил весь его скудный ассортимент. Всех тех, на кого откликалось мое мужское естество. За исключением пары отвратительных существ неопределенного пола. Говорят, их состряпали конструкторы специально для таких целей. И что вышло даже страшнее, чем ожидалось. И что на них какая-то огромная очередь. Даром не надо. Я думаю, мне бы не помог даже отвар Асаны. Но это было довольно накладно – таскаться в бордель.  Как я уже отметил , я хотел найти себе что-нибудь попроще для постоянного и бесплатного совокупления. Я высмотрел одну малахольную особу с белым и сырым как тесто лицом. Она таскала свою полуслепую бабку туда-сюда по платформе. Каких-либо чудовищных, бросающихся в глаза мутаций я у нее не заметил. А пальцы я уже давно не считал. Подумаешь. Я приметил, что вещички у нее порядком износились. Да и жрать им, видно, было тоже особенно нечего. Вот я и подвалил с конструктивным предложением. Она хлопала своими ракушками-глазами. Вернее она медленно смежала их как створки. Я чувствовал, как протекает ее мозговая деятельность, как кровь ненадолго прихлынула к мозгу и что-то там начало коловращаться. Она думала. Хлоп. Хлоп. Наконец, она выдавила из себя:
-У меня бабушка.
Я уведомил ее, что бабушка нам не должна быть помехой. Не должна стоять на пути у священных инстинктов. Так что наше первое совокупление происходило в присутствии этой полуслепой бабушки, которая сидела в углу, демонстрируя нам свой нервный тик. Она часто-часто кивала головой и что-то бормотала. Более фригидной женщины я еще не знал. Я набросился на нее как дикий зверь. Я ее пользовал во всех возможных вариантах. Во всех ракурсах. Покрывал ее жгучими лобзаньями. Между тем ее конечности оставались удивительно холодны. Я помню ее синюшные ладони и такие же ледяные ступни.  Кажется, ящер отзывчивей откликнулся бы на мою накопившуюся страсть. И вот я стал посещать эту анемичную особу в белых носках. Посещал ее запотевшие глаза, два бледно-голубых жука, ползущие друг за другом. Ее белое и сырое лицо. Ее ладони, ее ступни. Ее плачущую кивающую бабушку. Ее белые носки.
Так я ее и запомнил – синеока, беловолоса, в белых носках – единственном своем достоянии. Это было лучшее, что я мог в моем положении раздобыть. 
Вот так, посредством одного маленького светловолосого существа я добывал свои оргазмы. Было бы преувеличением, если бы мы сказали, что это была любовь. Рассудив здраво, я пришел к выводу, что такая схема предпочтительней грязноватых мастурбаций. И вот, значит, чувствуя томление, я направлялся в отсек  с двойками и восьмерками, и, как правило, отоваривался достаточно пресным сексом. То, что существо тоже каким то образом переваривало эти встречи и процедуры, и, может быть, даже кое-чем поделилось со своей слепой бабушкой, меня мало трогало. Было так: томление – процедура – расслабленное возлежание на грязных простынях.
Последующее примечание: И если бы у врат рая апостол Петр с укоризной погрозил пальцем и прикрыл бы эдемскую калитку, я вполне искренне возопил бы: За что?
 Я подумал, что она умерла. Она неподвижно сидела, охватив свою чашку руками, опустив голову. Волосы ее ниспадали так, что лица было не видно. Вот в таком виде она замерла. Эй – сказал я ей и легонько толкнул ее. Я подумал, что она отбросила копыта. Ее голубые глаза и рот, который почти сливался с лицом – до того бесцветные были у нее губы. Я хотел сказать губы у этого существа, но подумал, что это будет слишком. Она не требовала от меня ни яблока, ни чистой воды, ни экзотического дрожжевого хлеба. Если я приносил А – она ела. Если Б – тоже ела. Она медленно жевала, уставившись перед собой. Изредка она поглядывала на меня, и каждый раз словно бы удивлялась моему присутствию. Звали ее невообразимо. Я бы даже прочитать это не смог. Элайя. А может Лиайя. Лилайя. Элиайя. Я как правило обращался к ней просто: эй. Элайя-Элиайя поднимала на меня свои бесцветные невыразительные как стена общественной уборной глаза и созерцала. Она навела свои окуляры на меня с трудом видимо фокусируя свою хромающую близорукость. И, значит, глянула. Она излила в меня все свое святое чувство аки бледного голубя, такого же чахоточного как она сама. Она посмотрела на меня. Она смотрела на меня с какой-то непонятной укоризной.
Кроме того, со временем она стала остервенело заниматься любовью – будто бы работала, будто бы хотела угодить какому-то начальству. Меня это признаться пугало. Ее скудные волосы липли к вискам, пот старания выступал у нее. Она с готовностью раздвигала все свои опрелости, куда бы я не пристроился. В позе «она на животе» мне были видны ее оттопыренные уши, выглядывающие из волос. Ее торчавшие ребра. Она была удивительно худощава. Глядя на ее выступающие кости, я понял, что видимо – основной рацион ее и ее достопочтенной бабушки составляют мои угощения при встречах. Поэтому я стал давать ей деньги и важно  говорил: купи себе что-нибудь. Она благодарила  и брала. Все таки, рассуждал я, даже при этих тратах отношения с ней обходится гораздо дешевле услуг борделей. Ее фригидность исчезла. Видимо тогда она просто была очень голодна. Наши отношения начали обрастать ненужной эмоциональностью. Я понял, что нужно сматывать удочки и искать замену, что будет, нужно признать, не легко.
Конечно, меня к этому подтолкнула ее бабушка. Я предполагал, что эта старушенция слепа,  глуха, безумна и одной ногой стоит в Аду. Даже не одной ногой, а увязла там по пояс. На мутантском кладбище, как говорится, ее давно с фонарями ищут. Оказалось, что старая карга еще вполне функционирует. Однажды она меня напугала, гадина. После соития с ее внучкой я стоял и благодушно наблюдал в окно манящую толчею платформы. Порядок у нас заведен был такой – пока мы совокуплялись, старуха ждала внизу. Она ее куда-нибудь усаживала или прислоняла и мы находили ее после процедуры в таком же положении. Она вообще-то еле ходила. Ползала, как старый больной ящер.  Я думал, что наверх ей вообще не подняться. Я использовал для подобных процедур пустующие бараки на окраине платформы. К себе я водить ее не хотел. Так было в этот раз. Моя анемичная особа уже ушла. И я наслаждался видами. Гул большого города, выкрики торговцев, гомон – все ласкало слух и глаз. Внезапно кто-то коснулся моего плеча. Кто-то положил руку мне на плечо. Я выронил чашку с чистейшей водой и оглянулся.
Передо мною стояла она. Старуха. Я увидел ее череп – темечко с сальными волосами, меж которыми сновали вши. Некоторое время она стояла вот так – с опущенной передо мной головой, а я оторопело таращился на ее завшивленные волосы. Она медленно подняла на меня свое лицо, эту измятую проржавевшую лохань. У нее были большие черные глаза. Как две бочки с древним сырьем – нефтью. Мне стало не по себе. И тут она заговорила. Нужно сказать, что раньше я ни разу не слышал, чтобы она говорила. Еле слышное бормотанье, когда не разберешь то ли у нее сопит носоглотка, то ли бурчит в животе, то ли она что-то беззубо балабонит   – да, но не голос. А у нее оказался неожиданно приятный глубокий голос. Удерживая свою корявую почти черную руку на моем плече, она сказала:
-Почему ты видишь в них только упаковку для влагалища?
Я клянусь, она так и сказала. Это был даже не вопрос а утверждение. Причем с выражением сожаления. Дескать, я сожалею, мой мальчик, что ты так дурно воспитан. Она продолжала:
-Тебе не нужно так поступать. Я бы поняла, если бы передо мной был обычный платформенный раб, но ты? Тебе здесь не место.
Я подумал, что она меня с кем-то перепутала. Я ведь и был обычный платформенный раб в поисках влагалищного секрета, куда бы я мог комфортно окунать свой пенис.

 Франсис Шер и трупные крысы.
 Они пребывали у моста над бездной, о охранники, стражи нашего алкогольного парадиза. Возвышаясь над нашим ржавым обиталищем, они были снедаемы чувством вселенской похоти, субстанция которой поникла в каждую щелочку славного города, в каждую его складку. Поговаривали что охранники  жили одной большой семьей.  Их начальника звали Ульрих. Большой рот и тонкие губы. Большой нос.  Большие голубые глаза. Белые волосы. Весь большой и мускулистый. Мне сказали, что он предпочитает мальчиков. Что он, де, сам отбирает аппетитных мужиков на рынках рабов. Коллекционирует. Конечно, размер моей безграничной благодарности Асане несколько  уменьшился. Так сказать, безбрежное море моей благодарности наполовину высохло.  Он просил, чтобы его называли Амадис Великолепный. У него была слабость – ему были нужны ухаживания. Он жаждал романтических отношений. Сначала были подарки. Это был первый тревожный сигнал. Он вкрадчиво говорил: я хочу угостить тебя кое-чем, малыш. Он имел в виду не только пиво. Нужно отдать должное этому гомику, он был очень щедр со своими любовниками. Пиво было одним из самых дорогих продуктов на платформе. И он угощал своих жертв пивом, поглаживая руку собеседника и томно заглядывая в глаза. Финальной стадией его ухаживаний было дарение кольца, которое он непременно снимал со своей руки. Он делал это весьма пошло – поглаживая свой жирный палец, словно фаллос.  Мне говорили, что я выношу водку очень неумело. И что об этом все знают. Но мне все сходило с  рук, поскольку Амадис Великолепный был ко мне не равнодушен. Я с ужасом ожидал приглашения поужинать в интимной обстановке. Он уже вручил мне первый знак своего гадостного расположения – нежнейшую хлопковую куртку. Слава Духам пустыни, Ульрих свалил с платформы. Отправился на деловую встречу в отдаленье, которая, как поговаривали, сулила ему немалые барыши.
У меня оставалась одна надежда, чтобы уберечь свою честь — свалить с проклятой фабрики.
Я стал бродить по кабакам и выискивать эту возможность. Местные жители отгружали мне много информации, но большей частью всякую хрень, преданья старины глубокой. Так, одна шамкающая дура в лохмотьях докладывала мне о приснопамятных временах, когда дескать, не то что меня, а даже моих бабушек и дедушек еще не было. Вот, я подумал, заливает, хранительница гнилых общинных преданий. И вот она, раскрыв свое смердящее едало, вещала о гигантских мухах. Вот, дескать, сынок, в самом то начале – не знаю что она имела в виду – насекомые мутировали до невероятных размеров. И прямо спасу от них никакого не было. Почему то именно от мух, которые преуспели по части мутаций больше всех.  И эти мухи атаковали людей.
–Никому не пожелаю пережить такое, - нудила она и зыркала на меня своими слезящимися глазами. Старуха умолкла и  был вынужден даже слегка подтолкнуть ее увядшее вдруг повествование. Честно говоря я любил слушать разные сказки и небылицы. Я спросил ее, что же было потом.
-Потом? – старуха вздрогнула. Потом они все, к счастью, передохли. Мы находили их кладбища. Они будто прилетали роями в одно место и там умирали. Мы ходили мимо их огромных панцирей и было очень страшно. Но потом я поняла что такое страшно по-настоящему. Это когда пришли полчища дерзновенных, отродий этого фанатика Якова.
Тут старуха опять умолкла. Я ее вновь подтолкнул и спросил:
-какого такого Якова?
Однако старуха окончательно впала в забытье. Глаза ее остановились и ее било мелкой дрожью. Было такое впечатление, что бабка отдает концы. Я поскорей собрал манатки и вышел из гнусного кабака, чтобы меня не обвинили будто я что-то сделал с этой старой калошей, истасканным вместилищем мутантского фольклора. Видимо это был не мой день. После заморозившейся старухи меня ждало еще более  жуткое зрелище.
Эту собачонку я видывал на т500 неоднократно. Она постоянно тявкала и однажды даже тяпнула меня за ногу. И вот я увидел его. Я знал, что этот огромный мужик был кем-то важным на платформе. И вот я вижу как эта собачонка накидывается и на него. Он разрубил надоедливую собачонку напополам. Оборвался ее ограниченный универсум. Ее лай выписывал собственный рисунок в палитре звуков т500, рисунок как правило уродливый. И вот он вдруг разом исчез. Никто ни скажет что испытал сожаление. Но утрату чего то привычного с минорной составляющей в конце – да. Клинок его разрубил собаку на две части и не коснулся даже земли. Настолько точно было рассчитано усилие. Она еще загребала лапами песок – точнее одна ее половина загребала лапами, но она была почти целиком уже в другом измерении, где не нужны не мутнеющие глаза, ни чуткие уши торчком, ни ее теплое, слишком теплое дыхание.
Это было неожиданно. Она, как всегда, тявкала. Пустое существо, тщедушный производитель толики биологических отходов. Она тявкала всегда, на всех проходящих. Я удивлялся, как ее еще не прибили. Я бы сам лично с упоением уничтожил бы ее, если бы не обстоятельства. Она тявкала до хрипоты, не ленилась и ночами,  причем выкладывала кучки своих фекалий прямо на дороге. Ее морда была поистине ужасна. Будто бы ее кто-то большой глодал, но так и не дожевал. Какие-то ужасающие изменения черепа и в особенности лицевого скелета. Господь дланью своею во гневе смешал ее морду, смял ее, как мы сминаем в отчаянье важные бумаги, но позабыл довести начатое до конца и устранить существо. Вот оно так и зудит после этого небесного огорчения в удручающем своем облике. У меня, как говорится, пропал дар речи. Проходившие женщины вскрикнули, а он даже не шевельнулся. Он подождал пока ее кровь стечет с клинка,  аккуратно вытер его и неспешно продолжил свой путь. Раскрытые рты горожан сопровождали этого молчаливого, но решительного господина.
Я подошел к  разрубленной собаке. Она все еще скалила свои мелкие зубы и кровь заливала все три ее слезливых глаза. Она глядела на меня и я видел как она умирает, как ее никчемная жизнь улетучивается на моих глазах. Потом подошел человек в лохмотьях и боязливо озираясь, сложил ее останки в свой вонючий мешок.  Видимо, он промышлял тем, что собирал всякую мелкую падаль и сбывал ее за гроши конструкторам. Тем видимо и жил.
-вот кто мне нужен — воскликнуло что-то внутри меня и я засеменил за собачьим убийцей.
Я заметил что он вошел в контору рейдеров, тех кто промышлял поиском всякой всячины внизу, в древнем городе. Я знал что фабрика у них покупала пластик при его нехватке. Те же тазы, ведра и подкладные судна. На конторе красовалось объявление о наборе рекрутов. Вот мой шанс свинтить с фабрики — подумалось мне. Расхрабрившись, я вошел. Собачий убивец сидел, закинув свои ноги на стол.  Приглядевшись к нему я с ужасом и каким-то восхищением заметил на его лице и руках металлические детали.
-я по поводу работы, - хрипло сказал я и как бы невзначай приподнял рукав моей хлопковой куртки, демонстрируя свою комбинированную руку. Дескать, у нас есть что-то общее.
Он скептически оглядел меня с головы до пят и сказал:
- я бы не поставил на тебя и пол единицы пластмассы.
Я старался выглядеть как можно уверенней: хмурил брови, надувал щеки и все такое прочее.  Он мрачно сплюнул и сказал что-то про фуфло-однодневку. Он бросил мне какое-то продолговатое устройство, но я не поймал и устройство больно ударило меня по лбу. Так, что я упал.
-хватай крысобойку, дурень, да смотри снова не упади. Я смотрю твоя левая рука несколько тяжелей правой и все норовит свалить тебя с ног - сказал мой собеседник и цинично рассмеялся.
 Я поспешно поднял устройство, которое оказалось очень тяжелым.
-надеюсь, тебя хватит хотя бы на неделю. Предупреждаю – от отряда – ни на шаг. Ищем пластик. Будешь подворовывать – пеняй на себя. Первое время работаешь без оплаты, но на наших харчах. Согласен?
Мне предложили перейти в рейдеры! С этой действительно рабской работы по  переноске тяжестей мне предложили перейти в рейдеры! Я знал, что рейдеры – на особом положении. Им разрешалось покидать не только фабрику, но и платформу. И если это еще нельзя было назвать в полном смысле свободой, то ее тенью это было уж точно.  Они занимались поисками сырья снаружи.  Я понял, что поймал удачу за хвост. Захлебываясь слюной, я говорил: да. Вернее: ДА. Они были охотниками за сырьем и за теми, кто мешал добывать это сырье – на трупных крыс.
Оказалось, что его зовут Франсис Шэр, КИ №1. Я конечно тогда особо не представлял почему он добавляет к своему имени еще какую-то дребедень типа КИ №1. мне подумалось, что это все из-за желания выпендриться и добавить себе значимости. Хотя значимости ему и так с лихвой хватало. Его вычурное имя «Франсис» сначала навело меня на пугающие мысли о педиках и Амадисе Великолепном. К счастью, все это оказалось напрасными опасениями.
Уже потом мене сказали, что рейдеры долго не живут. У них, мол, сильная текучка. То одному крыса что-нибудь отъест, то другой выпадет из люльки. Один из несчастных даже успел обложить оставшихся в люльке по матери, прежде чем достиг дна. Рассказывали также о том, сколь опасно спать внизу. Один пьяный рейдер заснул там, а проснулся тогда, когда крыса доедала его половые органы. Теперь он работает в каком-то местном заведении в качестве прислуги: убирает помещения и удаляет из бара перепивших, сопрягая с последним изъятие денег и ценностей. Говорят к тому же, он оказывает сексуальные услуги. Того, что не доела крыса, ему видимо хватает. А может быть, кого-то распаляет это его уродство, как бы сказал краснорожий Ульрих – легкая пикантность.  Я этому не удивляюсь.
Первое время усопшие рейдеры слыли героическими личностями, но потом их стало слишком много. В памяти горожан их лица слились в единый одутловатый лик с темными подглазниками, периодически икающий и рыгающий. Теперь героического антуража было не наскрести даже и с десятка подобных прохиндеев. Жажда побегать по дну с крособойкой наперевес бередила  душу разным приблудным гопникам. Так было опозорено некогда святое имя рейдера. Так это подразделение превратилось в отряд алкоголизирующихся смертников. Именно в это лихое время я и попал туда. к тому же крысы тогда были особенно люты и найти желающих было почти невозможно. Только я всего этого не знал. Но было уже поздно что-то менять. Будь что будет.
Ночь я провел не спокойно. Мои если можно так сказать коллеги ухмылялись. Они скоты делали на меня ставки – сколько я продержусь. Самая распространенная была 5 дней. То есть по их мнению мне оставалось жить 5 дней. Ночью я даже всплакнул. Рейдеры всегда выходили ранним утром. Так, чтобы попасть на дно – в нужное место дна – в наиболее светлое время. И успеть засветло вернуться. И вот мы шли по пустынной платформе. Рейдеры громыхали своими сапожищами и посмеивались, глядя на меня. Свои крысобойки они несли совершенно легко, словно это была пластиковая ложка. А не огромная металлическая штуковина, стреляющая тяжелыми стержнями. Впоследствии я узнал, что это оружие называется арбалет. Обливаясь потом, я тащил крысобойку, тащил общую еду, которые эти сволочи взвалили на меня. Все еще спали, нежились в своих постелях,  а мы уже тащились куда-то. Хотя, нужно сказать, что меня впечатлила тогда платформа – непривычно тихая, без жителей она казалась еще больше. Она была словно покинутая. Отчужденная. Нам пришлось разбудить охрану на подъемнике. Франсис пнул охранника. Тот вскочил и начал суетиться – готовить люльку к спуску. Я боязливо зашел в люльку. Я еще никогда не спускался с платформы. Я вцепился в поручни и смотрел вниз. Рейдеры похихикивали. Люлька покачивалась, дул сильный ветер, но их, казалось, это мало заботило. Они стояли в совершенно свободных позах и  тихо переговаривались.
-сегодня продолжим по основной линии, - говорил Франсис. - Мы должны исследовать ее до конца.
Кто-то с ним не согласился и они принялись спорить.
-это же очень далеко. Да еще в таком составе. - Он, собака, кивнул на меня. - И ты думаешь, что туда, куда мы не смогли прорваться с Джадом, а он был ветеран, он был опытный охотник, мы сможем добраться с ним? Не лучше ли обследовать ближайшие окрестности. Ведь еще есть прилегающие линии. Есть порт наконец.
Франсис злобно цыкнул и рейдерский старый пердун боязливо умолк. В этакой тишине только лишь под жужжание лебедки и завывание ветра мы спускались все ниже и мурашки на моей спине становились все больше. Внизу была вроде бы обычная пустыня — песок и все такое, но как мне объяснили гораздо более опасная.
-это из-за близости Старого города — говорили мне. - В городе есть пища и соответственно есть крысы. Ты их увидишь — обнадеживали меня. Долгое время мы тащились через барханы пока показался Город. Заваленный в песках он казался мне величественным и потусторонним. Мы шли между каких-то железяг которые чуть торчали из песка  и Франсис сказал, что это засыпанные песком портовые краны.
Адам, Джон — супермаркет, гостиница, - отдавал приказы Франсис.
Джон кивнул мне и послушно потрусил в заданном направлении.
-вечно новичкам самая легкотня, бля,-  услышал я сетования старого пердуна за своей спиной.
Передо мной раскинулась невиданная ранее картина. В тумане поднимались  очертания древних сооружений. С платформы все казалось не таким внушительным. Я видел лишь вершины этих сооружений. Я видел перед собой огромную нору, которая вела  вниз — к первым уровням города. В этой норе было множество мелких ответвлений. Свернув в какой то темный и узкий проход мы вскоре оказались в помещении, которое Джон называл супермаркет. Он оказался огромным, наполненным всякой всячиной. Приказано было брать пластик во всех его проявлениях. Нагрузившись уже упомянутыми ведрами и какими-то пластиковыми лотками, мы двинулись далее. В одном из помещений Мы обнаружили залежи тех самых «подкладных суден».  Как он сказал, они раньше использовались для отправления естественных надобностей. На мой вкус это было совершенно неудобно. Вместе с тем этих лоханей было так много, будто древние жители только то и делали что усиленно срались  и ссались. Обследуя помещение, я наткнулся на странное изображение человека, прибитого к кресту и взял его себе. На выходе из норы меня ждал страшный сюрприз. На меня набросилось существо, величиной с нашу общинную собаку.  Я только и услышал крик этого труса Джона: «Крыса!». И увидел что называется его сверкающие пятки. 
Не затем я избежал смерти от резака и не затем избежал участи биологического материала у Братца. Уж точно не затем, чтобы быть сожранным крысой, пусть и гигантской. Она вцепилась в мою комбинированную руку. Но особой боли я не почувствовал.  Я что есть силы укусил ее за лапу. Превозмогая позывы рвоты, я вцепился в ее холодную конечность, с царапающимися когтями и торчащими волосами. Крыса лениво подрыгала ногой, продолжая вгрызаться в меня и видимо полагая, что ее лапа по-прежнему в безопасности. Я что есть мочи сжал зубы. Я грыз ее так, будто бы это была ароматная закопченная нога ящера, будто бы я голодал  не один месяц. Крыса взвилась и на долю секунды замерла. Потом она стала метаться из стороны в сторону. Не тут то было. Я уже продвинулся выше. Тут крыса оставила мою комбинированную руку и переключилась на вполне себе обычные части тела. Она  что есть силы вцепилась в меня и начала беспощадно кусать. Она старалась развернуться и тяпнуть меня за лицо. Во мне вдруг что-то такое сработало. Когда я почувствовал во рту ее хлещущую кровь, во мне что-то сработало. Страх ушел и появилась невероятная страсть. Она уже не сопротивлялась, а тихо лежала подо мной, попискивая. Силы все приходили и приходили. Наконец, раздался хруст. Я что-то сделал с ней. Она разом ослабла. Ее било мелкой дрожью. Из пасти хлынула кровь. Мне потом сказали, что я прокусил ей основание черепа. Я увидел, что рядом стоит Франсис и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Повезло что крыса была одна. Повезло что я удивительным образом избежал заражения какой-нибудь страшной инфекцией. Считалось что все крысы инфицированы. Повезло что у меня были стальные зубы. Но тем не менее все признавали, что голыми руками ухряпать трупную крысу – достижение.
Я помню, как вместе с кровью на меня хлынула моча трупной крысы. Она мне отомстила, даже подыхая. Моча была очень едкой и обожгла мне лицо. Уже до этого случая я знал, что моча трупной крысы хорошее обеззараживающие средство. Тем не менее, скажу по секрету, не следует обрабатывать мочой трупной крысы гениталии. Кожа там очень тонкая и есть места вообще лишенные защиты, а представляющие собой одну лишь слизистую. Я, признаюсь, пытался обработать свой орган указанным средством после посещения борделя. После этой грязной – но уж очень искусной, честно говоря, - потаскухи у меня образовались покраснения на головке. И я решил обработать их этой мочой. Батюшки святы, что со мною творилось. Я взвился, наверное, под самый потолок от боли, меня пронизавшей. После этого мой детородный орган распух и ощущение ужасного дискомфорта долго меня не покидало.
Возвращаясь к моей крысе, скажу, что после того как я умертвил одну, появились щетинистые морды еще по крайней мере пяти таких же крыс. Франсис среагировал молниеносно. За считанные секунды все твари были мертвы. У каждой в глазу торчало по устрашающей железной штуковине. Франсис немедленно стал для меня кумиром. Он был силен, быстр, высок, богат, по своему красив. Что еще желать? На дружеской попойке после этого рейда, который оказался весьма удачным по части добычи и обошелся без потерь, Франсис порядком напился и стал разговорчив. Я завороженно глядел на его металлические детали, сглатывая слюну. У крыс нет никаких шансов в отношении  Франсиса — подумалось мне тогда.
-это был их самый главный подарок,  говорил он, прихлебывая водку. Мы жили далеко отсюда. Наверное, в такой же общине, в которой вырос ты. У нас был  взбалмошный руководитель, который из достижений научно-технического прогресса признавал только иголку. Но моему отцу повезло. Он нашел это. Можно сказать он проявил себя как мародер, но это все слова. Тогда все были мародеры, как впрочем и сейчас. Вот он  и набрел в пустыне на это. Я уж не знаю, зачем он забрел так далеко от лагеря  - пошел ли охотиться, заблудился ли, или решил зайти как можно дальше, лечь в песок и умереть. Умереть, чувствуя как ящер начинает обгладывать твою ногу.  И вот, он набрел на эти трупы. Это были трупы не простых нищих общинников. «Уже посмотрев на их одежду, я понял что имею дело с владыками мира сего» - заявлял папаша. Кто-то с кем-то встретился, они немножко повздорили, и вот итог – протухшая мертвечина. Победителей не было. все сливки достались моему достопочтенному папашке.  Он был уверен, до самой смерти твердо убежден, что пред ним явилось чудо в виде этих окоченевших высушенных на ветру тел. Папаша быстро, лязгая зубами и посматривая по сторонам, нахватал имущества. Там были и книги, и одежда прекрасных тканей, и изысканная пища. И все это добро он припер к нам домой и припрятал. Несмотря на мамины вздыхания и страстные поглядывание в направлении этих вещей, несмотря на угрозу отлучения от близости, папаша хранил вещи до моего совершеннолетия. Он тогда, помню, сказал, что время мол, пришло, пора наступила. Он встал в торжественную позу, слегка выставив левую ногу. Он произнес:
-все что мы с мамой можем сделать для тебя – это комплект интеграции. Хватит, мы жили в нищете. Так хоть ты поживешь по-другому. Ты не будешь умным, но нерешительным и физически слабым рохлей как твой отец. И глупой, наивной и беспомощной как твоя мать.
На этих его словах, помню, мамаша всхлипнула. Я укоризненно посмотрел на отца. Он на меня не смотрел. Будто бы он предвидел все это и ему было совершенно не интересно в который раз смотреть одну и ту же серию.
-Я знаю, найдутся те кто возразит. И мне это решение далось с трудом — сказал отец и замолчал.
-Мы потратим эти деньги на комплект №1 – вдруг выпалил он. – мы дадим тебе шанс выбраться из этого дерьма – он энергично тряхнул кулаком. – Дадим шанс!
Надо сказать, что в то время комплекты интеграции были несколько более доступны. Но тем не менее нужно было заплатить деньги уже за информацию, что они существуют и что вообще это такое. И вот родители в течении нескольких лет разузнавали эти подробности, продали найденное отцом барахло и отложили фантастическую сумму на мой №1. И вот, на совершеннолетие я его получил. Сначала я отымел всех барышень, потом испепелил нескольких конкурентов, потом стал собирать дань, а потом мне это наскучило. Меня несколько раз пытались убить, но скажу тебе, что с КИ это не так то легко сделать. Потом была одна некрасивая история. Появилась новая девушка и я ее полюбил. Если можно так сказать. То есть сначала то моя любовь выражалась в желании ее трахнуть, засадить поглубже. А потом, я увидел, что она не очень то впечатлена КИ, что она не торопиться со мною лечь. Я взял ее силой. Это было моей последней ошибкой. Я взял ее силой, а она взяла, да и сбросилась с обрыва. Я в гневе убил нескольких бродяг. Я даже не помню сколько. А может и не бродяг. Вообще, завидев меня жители прятались по домам. И когда я утихомирился, немножко подкрутив свои винтики, когда я стоял над пропастью и вглядывался в ее распластанное тело, я понял что я ее действительно любил. После этого я уехал. Я долго скитался. И вот осел здесь, на т-500. И теперь самое главное — он икнул, - и говорю я тебе это не потому что ты постоянно подливаешь мне водки.
Я не сразу понял к чему клонит счастливый обладатель КИ №1.  Я несколько опасался гомосексуальных устремлений жителей т500 и поэтому опять весь насторожился. Франсис  рассмеялся.
-я не думал что ты такой пугливый. Извини, но ты немного истаскан для меня. Вроде как молод, а вроде как и старикашка. Нет, я не об этом. Просто ресурсы КИ №1 дают его обладателю возможность чувствовать что-то особое в любой ситуации. И я теперь это чувствую. В общем ты понял, что я чувствую. Как ты о себе говоришь — я избранный и все такое и бла-бла-бла.
Я сглотнул. Мне опять стало неуютно как когда-то. Когда кто-то читает твои мысли.
-так вот, главное. Конечно, ему требуется энергия. И это вроде бы на первый взгляд нормально. Но вопрос в том, что при нехватке основного питания эта искусственная надстройка начинает воспринимать человека как биологическое топливо. В несколько дней ты будешь похож на сухофрукт и в считанные часы погибнешь от обезвоживания.  Это конечно, никогда не произойдет, если есть иной источник постоянного питания. Если есть аккумулятор. Так сложилось, что  аккумуляторы стали едва ли не более редкой вещью, чем сам КИ. Есть один сигнал, что КИ начинает забирать твою энергию. Это сильная жажда. Даже после того как ты попьешь, тебя мучает жажда. Это очень опасный знак.
-Как выглядит аккумулятор? — осторожно спросил я и снова сглотнул набежавшую слюну.
Он посмотрел на меня с усмешкой.
-ты же знаешь.
Он приблизил свое лицо к моему так что меня обдало смрадом от пластиковой водки. Посетители кабака даже привстали ожидая видимо разборки между нами и моего скорого уничтожения.
-он такой треугольный и светится как?- спросил он меня таким тоном которые не предусматривал молчания.
-кккккрасным — сказал я. Он светится красным. А когда берешь его в руку то зеленым.
-это плохо — вдруг сказал Франсис и умолк.
-почему? - спросил я не выдержав.
-потому что твоя батарейка дышит на ладан. Когда заряд полон то пирамида светит нежным бело-золотистым цветом.
-А почему она становится зеленой?
-потому что она, тем не менее, не смотря на малое количество энергии, исправна и готова к установке.
-и насколько хватает такого аккумулятора?
-это как повезет. И смотря что обладатель КИ будет делать. Если сидеть и созерцать срущего на горизонте ящера то может хватить и надолго. А если — тут он опять внимательно посмотрел на меня, приблизив ко мне свое лицо, - а если трахать всех и каждого, то не заметишь как ОН высушит тебя.

 Герои нашего времени
Конечно рейдеры это  более высокий статус нежели рабочий водочного производства. Но тем не менее продали то меня водочникам и я опасался что они разнюхают где их сбежавший раб. Вернее не сбежавший а переместившийся в пространстве. Поскольку свобода моя была лишь условна. Помятуя о разрубленной собачке я сразу сознался Франсису, что я водочный раб. Франсис обещал помочь урегулировать вопрос. Видимо под впечатлением моего героического умертвления трупной крысы. Он сказал так: «По крайней мере Ульриха пока нет на платформе. Как он вернется, посмотрим». Поэтому я конечно с превеликим опасением ожидал возвращение Амадиса Великолепного. Я постоянно прикидывал кто из них кого одолеет если что. Франсис или Ульрих. И всякий раз чаша весов был на стороне моего нонешнего работодателя, что приносило мне заслуженное облегчение. После того как я стал рейдером мир платформы открылся мне с новых сторон. То есть я теперь мог попасть туда, где я раньше не был. Мне даже, признаюсь, довелось лицезреть редчайший вид мутантов, вернее единственного его представителя на т500. Его называли аркадийцем. Это был совершенный уродец с большой головой и остановившимися глазами, с толстыми губами. Я помню его большие, но затравленные блеклые глаза, то ли серые, то ли еще какие другие, но  стертые, выстиранные.  И что главное – он был удивительно похож на Марту.
-этот придурок потерял память — говорил мне о нем один грязный мутантский старишка, когда я ему поливал. - Уж что только мы с ним не делали чтобы найти их гребаную страну вечной осени. Я только думаю теперь что старушечьи враки все это. Они конечно уродцы и отличаются от других мутов, будто от одной мамки родились. Но это как раз объяснимо. Мне кажется эти твари - лоботомические потомки тех кто был ближе к этому как его ЭТИЦЕНТРУ. Эндтот ведь как его ученый наш ныне усопший, он так и разделял всех мутов — кто значит самые близкие, пятисотые, то есть которые потомки тех кто был ближе 500 метров до того самого этицентра.  У их значит вот   мутаций до хрена и больше. Потом там идут у него тысячники, трехтысячники, пятитысячники и так далее. Но это все как говорится не тот коленкор. Оно же ведь говорят оттудова и названье платформы пошло как есь — т500. Оно вот оно самое и значит. Што основали то ее пятисотники.  Я конечно не знаю верна ли эта классификация. Не знаю как они сами себя выделяли или чувствовали себя общей счастливой семьей разнокалиберных уродцев. Но я их условно разделял. Ушаны, хребтовики, носатики, многоручки, многоножки, гусеницы, собако-люди, глазастики, писуны, едвалики. И так далее. Особенно хочу заметить последних — едваликов. Так называли тех у которых уродство не бросалось в глаза и выявлялось при более подробном что ли рассмотрении. Ну то есть например у женщины оказывалось не стандартное число грудей. Или вот как с ушами — нет их и не видно под волосами. Но это как бы куда ни шло. То есть мы люди ко всему привыкшие и там раздеваешь туда сюда и конечно чего то эдакого и ждешь. Ежели сразу не приметно. То есть как бы еще, я говорю, ничего. Как бы этих вышеперечисленных я называл мнимые едвалики. А вот хуже было дело с истинными едваликами. Таких конечно было не много. И на том спасибо, как говорится. То есть я как-то повстречал одну женщину из истинных едваликов. То есть мне конечно рассказывали как это бывает когда встречаешь такого едвалика, то да се. Но конечно когда оно своими глазами то видишь, это конечно сильней. Ну то есть настолько что я бы это сказать, обосрался. Вот представьте. Я значит заплатил и думаю вот как мне повезло ну совсем не видно изъянов. Ну я ее разоблакаю и тихонечко так ожидаю увидеть что нибудь в принципе приличное — третью грудь опять же или там вторую вагину. Но ничего такого не наблюдаю. Ну думаю неужели чистотелка и как то ее занесло сюда ну и так далее. А сам то в это время смотрю ей на лицо. И понимаешь неуловимо что-то происходит. Я замечаю что-то не так, но не могу понять что. И вот я уставился в остолбенении и таращусь. Все вроде на месте: два глаза нос рот и так далее. Два уха конечно же. Но вот эта морщинка какая бывает у всех на лбу, она смотрю какая-то необычная. Ну и вдруг она сморщивается до безобразия и открывается то ли третий глаз то ли второй нос — то есть там что-то черное в слизи и так далее. На я как был так и обосрался. Хотя как потом подумал зря, потому что все таки беззлобное существо оказалось. Но  все одно впервые видеть это было довольно таки неприятно.
Сказав это старик закатил глаза и вырубился. Голова упала на бок, изо рта стекала тонкая струйка слюны.
На скамеечке у продмага я как-то приметил двух беседующих колоритных мутантов. Один был явно не в себе. Он методично покачивался взад-вперед, выставив свои острые коленки. Глаза его часто-часто моргали. Будто к нему туда постоянно попадала какая-то соринка. Серьезных мутаций у него я не заметил. Только челюсть была у него раза в два больше обычной. Из-за этого его большой язык время от времени вылезал наружу, и он его поспешно втягивал обратно. Он был похож на крупную лошадь. Другой был вообще лапочка. С лица у него свешивался аккуратный хобот с небольшими влажноватыми хрящиками, из которых сочилась зеленоватая слизь. Еще на спине у него были такие выросты – залюбуешься. Прямо настоящий горный хребет.
- на вашей т500 экология – «г» на палочке. Я знаю. – сказал тот, который с хоботом и с хребтом.
-это у тебя в Кирраусе экология «г» на палочке. У нас все на уровне. У нас, между прочим, вечерами можно увидеть солнце. У нас кислотные дожди последний раз год назад были. А у вас река там течет из какого-то говна, - ответил похожий на лошадь.
-ну и что, что река из говна. Как будто у вас нет реки из говна, - возразил «хобот»
-нет у нас никакой реки из говна, - защищалась «лошадь».
-нет, значит плохо искали. Значит будет. А что касается кислотных дождей, то у нас можно свободно ходить под этим дождем. Честно. Вот у меня в последний раз даже кожа с хобота не облезла.
-да ты что?
-Ей богу. Только третий глаз стал видеть похуже. И еще я стал срать какой-то оранжевой слизью, а так ничего.
-да все мы конечно, серем не розами, - меланхолически обобщила «лошадь». - Я давеча тоже обратил внимание, дак оно было какое-то фиолетовое. Но я думаю, все-таки эта сволочь накормила меня какой-то гадостью.
-это бывает – согласился оппонент.
После чего оба собеседника умолкли. Один продолжал задумчиво потирать свой хобот, а другой принялся снова нервно раскачиваться взад-вперед.
В Старом городе мы часто находили среди тазов, ведерок и подкладных суден изображения бородатого мужика на кресте. Они горячо спорили. Что мол этот и есть создатель. Я говорю какой создатель — главный конструктор что ли. Они говорят — навроде того. Но не конструктор а всеобщий создатель. Мутантов это конечно удивляло. Конечно говорят сотворил по образу и подобию своему. Но извините где образ и подобие если у меня три уха, четыре глаза, три ноги и вообще я совсем не похож на устоявшиеся изображения. Из-за этой дозы радиации я что-ли сотворен как-то иначе? А я ведь тоже взыскую защиты и утешения у высших сфер. Слышите? Я пока у них, у высших взыскую, а потом пойду взыскивать как умею, с оружием в руках и так далее. Так лучше дайте мне моего Христа! И вот появились они — иконы с новым Христом, где был изображен бородатый мутант с четырьмя раскинутыми руками. Кроме рук там были  прямо таки мужицкие ноги, привыкшие к большому труду и большим расстояниям.
Я не знаю, откуда взялась там эта кошка. Я собирался перекусить у большой ржавой бочки прямо на платформе под открытым небом. И вот это чудо выползло у меня из-под ног. И стало канючить еду. Я не мог поверить. Ведь конструкторы не хотели упускать даже эту малую толику биологического материала. У меня от вида этого существа пропал аппетит. Кошка была тощая, кожа да кости. Лапки тоненькие, длинные, морда с большими глазами. И она хрипло мяукала. Даже мяуканьем это сложно назвать. Хрипела. Отбивала аппетит. Ну, в общем, я решил ее подкормить. Она жадно съела все, что я ей дал. После чего кошка вцепилась в мою ногу и начала урчать. Видимо, расставаться со мной она не хотела.  Я тщательно осмотрел кошку, все было целое – даже хвост. Лишнего тоже не было, что немаловажно. Я развернул ее к себе брюхом и с удовлетворением отметил наличие блох. С каких то пор я стал вспоминать слова Атта о неких опасных искусственных существах. Когда кошку стошнило, я уверился окончательно. И я решил взять ее. В конце концов, полноценная кошка в наше время – неплохая вещь. В конце концов ее можно  продать. Я слышал,  хорошо берут рестораны.
Мою кошку – я назвал ее Муся - мне позволили держать при рейдерской столовой. Так называемой столовой. Франсис специально сделал свое помещение, иначе   работоспособного рейдера было бы ни в жисть не найти. Все бы валялись пьяные по кабакам круглые сутки. Так вот, была эта столовая. Представить, что там можно принимать пищу было решительно невозможно. Тем более то, что они готовили. Я конечно, понимаю, что в пустыне можно вырастить не многое. Но загляните в любой кабак на т-500 и Вам предложат и настоящие яблоки, и просо, и арахис, и даже дрожжевой хлеб! В любой другой ситуации такую пищу можно было расценить как издевательство. Но в данных условиях приходилось мириться с обстоятельствами и заставлять себя употреблять в пищу внутренности трупных крыс, частенько недоваренные, и темно-зеленую слизь неизвестного происхождения. Ее, кстати говоря, очень хорошо готовил один повар, некий Псой, если ему заплатить. У него эта слизь получалась словно как деликатес. Хотя я даже сейчас не хочу знать, из чего она была сделана. Надеюсь, что они не использовали наши переработанные фекалии. Мне все таки представляется этот слух беспочвенным.  Наверное, из за этой слизи, из-за того, что ее постоянно там варили, стены столовой, и скамьи, и столы были влажными и липкими. Моя кошка была вынуждена существовать в таких вот условиях. Страшно подумать, чтобы было, если бы я ее там не навещал и не подкармливал. То принесу ей проса, то хлеба, а однажды я раздобыл для нее настоящее свежее мясо пустынного ящера. Франсис мне выделил комнатушку на верхотуре т-500. это были самые непопулярные апартаменты. Подъемника там никогда не было, и приходилось топать пешком более 10 этажей. На спуск я не жалуюсь. Я даже освоил некоторые акробатические этюды для спуска. Я избегал лестничных маршей. И, как древняя обезьяна, устремлялся в пролет, минуя этажи с поразительной скоростью. Конечно подниматься таким способом и с таким же успехом было гораздо сложнее.
Но главное - в этой комнатушке я был один, совершенно один, и никто мне не докучал. Там было окно с прекрасным видом на колоссальный т-500, на его железяги, поджарую мускулатуру, и захватывающий дух размах. Внизу сновали жители т-500: я видел нашу платформу, где болтались рабы в поисках девки или горячительного, я видел даже и соседнюю платформу конструкторов, где эти бездушные существа степенно расхаживали по просторному булевару. Особенно хороши были вечера, когда наше песчаное небо словно бы светлело. Нет, оно, конечно, не становилось голубым, но казалось более чистым что ли. Мне казалось, я угадывал даже лучи некоего светила, струящиеся с неба. Я мог долго любоваться этими совершенными картинами.
И вот в таких-то эмпиреях поселились мы с моею дражайшею Мусею. Она к вечеру садилась обычно на окно. Я разворачивал припасенный для нее гостинец. Она терлась о мои ноги, терлась о руки, прикасаясь к моей коже своим влажным носом. Это было сладкое ощущение. Затем я кормил ее. Она слизывала пищу с моей ладони своим шершавым языком, приятно щекоча. А потом я вкушал просо, а иногда и яблоки, а иногда и дрожжевой хлеб, любуясь вместе с ней на раскинувшуюся перед нами панораму. Вскоре моя питомица отъелась, приобрела ласкающие взор округлости, и шерсть ее стала гораздо гуще.
Кошка, наверное, была первым в моей жизни существом, за которое я чувствовал ответственность. Она была полностью от меня зависима. Я думал, что если я ее оставлю, то она сдохнет. И тем не менее никто не принуждал меня заботиться о ней. Я был волен ее оставить. Это был только мой выбор. И вот такое, если можно так сказать, чувство абсолютной власти,  могущества, хотя бы по отношению к кошке заставило меня заботиться о ней. Мне это нравилось. То что, я играю ее жизнью и смертью. Я был,  признаться, довольно сентиментален.
Последующее примечание автора:
 Точнее тщеславен, похотлив и сентиментален. Три моих основных тогдашних составляющих. Особенно похотлив. Это целиком захватывало меня. Бесконтрольное и бесконечно реализуемое влечение, без оглядки ни на что. Оглядываясь назад, я вижу кульминационную точку моего тогдашнего существования – встреча с этой сексапильной мутанткой посреди пустыни. Как я за ней волочился, и она меня заманила в ловушку Варгела. Хотя и не то чтобы у меня долго не было секса и сдержаться не было никакой возможности. Нет, я просто решил не упускать ЕЩЕ одну открывающуюся возможности по части того, кому бы заправить свой фаллос. Метафорой моего тогдашнего существования моих, если можно так сказать, устремлений, являлся плывущий человек, и его устрашающих размеров фаллос, волочащийся по дну.

Визит Атта
Такое течение моей жизни было прервано. Словно бы я подтягивал к себе за шнур некую драгоценность и этот шнур был вероломно обрезан. Я имею в виду визит Атта. Я уже начал их всех забывать. А он опять меня взбудоражил. Это для меня по сей день удивительно – каким образом Атт меня отыскал и как ему удалось подняться на платформу. Он словно шел мимо и вот мы увиделись после вчерашнего расставанья. А ведь мы не виделись уже около двух лет! Он пробормотал что-то вроде «как я рад тебя видеть». Он почти не изменился в отличии от меня. У него был тот же неподвижный взгляд и копна завшивленных волос, которые он периодически почесывал. Он глядел на меня со своею полуулыбкой, словно бы и не замечая очевидных изменений – и шрамов, и окисляющихся зубов и седых волос, и обоженного лица. А самое главное — моей комбинированной руки. Он растопырил свои большие крестьянские руки и обнял меня, повторив, что рад меня видеть. Он сказал даже «безумно рад», что было для его лексикона чрезвычайной редкостью. Атт щурился от непривычно яркого света на моей верхотуре. Он поглядывал в окно и на мою кошку и с лица его не сходила эта полу-улыбка. Я тоже молча таращился на него. Честно говоря, мне было приятно его видеть и я чуть не расплакался. И вот он заговорил. Он всегда говорил медленно, словно тщательно обдумывал каждое слово и следил за реакцией собеседника. Меня порадовало все-таки, что в первую очередь он заговорил обо мне, а уж потом затянул волынку о них. Он сказал, что очень сожалеет, что я попал в рабство. Что мол община и рада бы выкупить меня, но если они даже продадут все до последней нитки то денег все равно не хватит. Он сказал что сожалеет. Так и сказал:
-Сожалею.
И умолк как будто у него отказал голосовой модулятор. Потом Атт вздохнул и протянул мне это, уведомив меня, что «она очень скучает». Так как вообще то я старался удержать в себе рыдания, я не мог вытягивать из него слова клещами. А он стоял и цедил как старая колода. Наверное, трупная крыса в таких ситуациях бывает разговорчивее.
-она скучает – повторил Атт – и просила меня передать тебе это.
Он осторожно поместил в мою руку некое устройство в виде большой таблетки с кнопкой в середине.  Он сказал, что я смогу прослушать ее послание после его ухода. Он, де, не желает быть свидетелем чужих тайн и понимает всю камерность и интимность момента. Опять помолчав целую вечность мудрейший Атт начал свой доклад. Сейчас я понимаю, что это было очень хорошо, что он меня предупредил. И не он виноват, что в нашей пустыне происходят какие-то события. А тогда, конечно, я был на него зол. Что он потревожил уже устоявшийся ход вещей и взывал к чему то. Хотя, конечно, этот мудрейший из мудрейших никогда прямо ничего не говорил, а всегда мямлил вокруг да около. В общем он вздохнул, откинул рукой назад свои бешеные волосы – а это выдавало в нем сильное волнение, уж я то его знаю, и сообщил мне, что они подобрались слишком близко.
-Я конечно слышал о резаках, - говорил он, но воспринимал это как несоответствующие действительности предания. Потом я узнал о страшной бойне в Кирраусе. А потом они уничтожили 4-х наших охотников.
Атт сказал, что это даже видел старый хрыч, наш соколиный глаз. Дескать, он увидел облако пыли вдали от лагеря. Он божится, что это были именно резаки, хотя он, старая лошадь, никогда их раньше не видел. Но они до лагеря не дошли и почему-то повернули. Наверное на Кирраус. И вот, уведомил меня Атт, после этого он потерял покой и сон. Об этом знают только он, Саккуб и старый хрыч. Который разболтает вскоре всей общине. Атт опять умолк и принялся созерцать окрестности. Он даже погладил мою кошку, которая отнеслась к этому благосклонно, хотя она недолюбливает чужаков. После этого Атт бесстрастно произнес:
-Я чувствую, Адам, мы обречены.
Он редко называл меня по имени. У меня ком встал в горле. Я протянул ему яблоко. Атт покачал головой. А это ведь был достойный подарок. Я гадал, знал ли он что меня не тронули резаки. По его неподвижному, ничего не выражающему лицу было невозможно понять.
-они уничтожили Кирраус. Ты знаешь, даже эти старые постройки.
Он говорил и говорил, будто я могу что-то сделать с ними. Он говорил мне, что после первой атаки резаков на Кирраус была еще одна, а потом еще одна. Когда в живых остались, наверное только крысы, туда пришли какие-то уж совершенно ужасные существа. Никто их раньше не видел. Сведений об их деятельности почти нет, так как в живых остались единицы, которые все еще не могут придти в себя от ужаса. Можно только увидеть развалины Киррауса, которые говорят сами за себя.  На десерт Атт оставил самое главное. Это конечно был прежний Атт. Он сказал:
-Мне кажется, они навестят и т-500.
Я не стал его спрашивать как это возможно – ведь т-500 не досягаем для любой угрозы, и стоит на огромных сваях, и попасть сюда можно только через полностью контролируемые подъемники. Я был встревожен этими россказнями о резаках. Я знал, что Атт скуп на слова и никогда не льет воду. Там, где я бы вывалил целую кучу слов, захлебываясь в слезах и соплях, Атт не сказал бы ничего. И если он заявил, стараясь отчего то не смотреть мне в глаза о «ужасных» существах, значит они были действительно ужасны, трижды ужасны. Расспрашивать Атта о подробностях было бесполезно. Он всегда говорил только то, что считал достоверным. Слухов из него клещами не вытянешь. И вот скупо отмерив предстоящую информацию и выпарив ее до пары кристальных слов,  Атт все таки сказал: «ужасные существа». По меньшей мере, для меня это означало, что нужно вдохнуть этот сухой воздух полной грудью и сигануть с платформы навстречу вечности. Так, как это делают красноглазые, проигравшиеся в местных заведениях или особи, снедаемые от мук несчастной и безответной любви. Так бы это и было год назад. Теперь же я  налил водки в грязный стакан, выпил залпом и в тот момент мне захотелось только одного - завалится спать. Под занавес Атт неуклюже обнял меня и вместо прощания сказал: «она ждет». Голос тут изменил ему, обычно грубый и низкий, тут он сорвался на какой-нибудь дискант. Будто Атт был подростком, не попробовавшим еще женской прелести, не вкусив этого манящего цветка. Видимо, бедняга Атт расчувствовался. Не оборачиваясь, он  быстро вышел из комнаты, оставив меня наедине с моей Мусей и с моими беспокойными мыслями. Мне стало страшно и вновь я вспомнил о великолепном КИ №1. Уже когда я послушал ее таблетку, я дал волю слезам. Распустил нюни словно ребенок. Она что-то ласково говорила своим тихим монотонным голосом. Будто бы рассказывала сказку. И даже не содержание ее речей, а этот ее тембр, интонация всколыхнули меня и прорвали накопившиеся во мне океаны слез. Наверное, я выпустил из себя по меньшей мере литр слез. Все лишенья мои дали о себе знать, и я утирался своей лучшей рубахой. Вскоре я пришел в себя. Я понял, что во мне что-то перевернулось, да так и осталось. Я сидел и поеживался. Слезы у меня теперь стояли совсем близко. Только моя кошка по прежнему сидела на окне и спокойно поглядывала на наш доморощенный закат, заставляя меня думать, что ей известна какая-то Великая тайна, которую она мне когда-нибудь откроет.
Кроме того, Атт вручил мне опять подарок. В своем духе. Нет бы что нибудь из одежды или настоящей еды. Нет, конечно, это были не вторые ножницы. Это была книга. Стихи. Он говорит, я знаю, говорит, тебе пришлось это по душе. Надо сказать, что подобные книги при всей ценности книг как таковых не очень то ценились. Вот если бы инструкция по использованию какого-либо оружия или ветеринарного робота или что-то подобное. Это да. Но в одном он был прав — этот способ изложения столбцами при всей его глупости и несуразности явно пришелся мне по душе. И обо мне уже можно было сказать, что я любил сочинял кантилены и канцоны. И я был готов уже начертать, как издревле, на своем предполагаемом щите «ты или смерть» и погрузиться в эту «Финне амор», утонченную любовь.

Снова братец, но совсем другой
Я бродил по рынку. Я выискивал себе подходящую одежду. Это сделалось моей слабостью. Я не мог предаться ей до конца в силу нехватки денег. Но новая профессия  помогала мне поддерживать мое материальной положение на приемлемом уровне. Мои мечтанья и вожделенья сводились к чудесным штанам, которые я заприметил давно. Мягкие, они были всего лишь чуть-чуть больше чем нужно и продавались, а это настоящая удача для разборчивого покупателя, продавались вместе с не менее чудным кожаным ремнем. Это были не какие-то захудалые штаны, готовые в любую минуту разойтись по швам. Какие-нибудь древние кальсоны с разводами мочи на причинном месте. Нет, нет. Двойная прострочка, нежный и одновременно прочный материал, клепаные карманы. Я уверен, что даже многие охранники, не говоря уж о рабах, заглядывались на обозначенный предмет одежды. Я уверен, что они, подобно мне, его вожделели, но высокая цена пресекала все это томление на корню.  Я шел к этим штанам через многочисленные лавки и уже представлял, как я их одену, уже представлял, как я появлюсь в этом в баре, и как свободно будут дышать мои чресла. О, свободно и легко.
Но, увы, мечтам моим не суждено было сбыться. И вот почему. Нужно сказать, что торговцы обыкновенно существа очень назойливые. Тем более торговцы на Т-500. В этой разномастной толчее, обладающей реальными средствами, один из таких схватил меня за рукав. Если бы я не был рабом, я бы, конечно, хорошенько отчехвостил бы гада. Но в моем положении мне пришлось остановиться, тем более хлопковая рубашка была совсем не лишней в моем гардеробе. Он схватил меня за рукав и начал наваливать свой товар:
-Эй, купите мыслящую банку. Всего лишь 100 единиц. Каких-то 100 единиц и она ваша. А какие истории она знает, заслушаешься. Можно сказать даже, что она болтлива.
-мне не нужны никакие банки, тем более мыслящие — ответсвовал я, подозревая нередкое на местном рынке жульничество.
-не проходите мимо. Я сейчас продемонстрирую. В дороге или дома – она всегда скрасит ваше одиночество. Всего лишь поворачивайте этот рычажок и готово.
Торговец повернул рычаг и слегка щелкнул по банке, видимо пробуждая ее. Но банка, и без того, если можно так сказать затараторила:
- неужели не помнишь, купи и разбей меня, это я , это я. Братец. Это же я…
-Ай , я же говорил. Фантазер, какой фантазер. Когда она заговаривается – просто берешь и выключаешь голосовой модулятор – торговец щелкнул рычажком и голос моментально смолк. В банке слегка забурлило.
-А, смотри, ругается. Пускает пузыри и ничего не может сделать. Как интересно. Смотри.
Торговец ударил по банке металлическим стержнем.
-А смотри, не нравится, а еще, а еще.
Торговец бил стержнем по банке и было видно, что содержимому ее это особого удовольствия не доставляет.
-А еще можно соединить вот эти контакты, и произойдет небольшая встряска.
Торговец соединил контакты. Банка резко забурлила. Было видно, как набухает мозг. Торговец некоторое время хихикал. Я понял, кто находится в банке и остолбенело смотрел на манипуляции торговца. Он решил, что я заинтересовался товаром и перешел на доверительный шепот:
-Я предлагаю ее всего за 100 единиц. Этим богатеям  – торговец снизил громкость голоса до еле слышимой – я имею в виду конструкторов – вы можете загнать ее вдвое больше, клянусь. Только если они выпустят вас обратно, - торговец опять зашелся в смехе и долго не мог остановиться.
Сам он купил эту банку у конструкторов за 50 единиц и уже долго не мог ее никому продать. Я стоял и глядел на то, что осталось от Ужасного братца. На грязную банку с его мозгом, на допотопный голосовой модулятор, который говорит так, как может говорить только допотопный голосовой модулятор. Без половой возрастной, эмоциональной окраски, разрывая речь, предложения на отдельные промежутки-слова. Я смотрел на эту слепую камеру, которая заменяла ему глаза.
-Купите, не пожалеете, берите за 90, черт с ним, берите за 85.
Я наконец вышел из оцепенения. Деньги у меня были. Я еле выдавил из себя:
-Нет, спасибо, у меня только 15 единиц.
Торговец развел руками и посоветовал мне в таком случае убираться ко всем чертям.
Весь день у меня не выходила из головы банка. Ну, можно сказать, Братец или, как назвать правильно, останки братца. Конечно, ему поделом. Я быть может сам бы помучил его при случае. Но тут. Вообще то я был тогда чрезвычайно эмоциональным, даже сентиментальным. Видя побулькивания и те звуки, которые, казалось, не может издавать примитивный голосовой модулятор, я поплыл. Это было отчаяние.  Черт возьми, правильнее было бы разбить эту банку и прекратить это его пребывание в чистилище. Хотя сейчас я уверен, что Братец тогда разыгрывал комедию.
Мне пришлось переплатить. Ах, как мне пришлось переплатить. Я перестал понимать себя. Для меня открывались какие-то неведомые стороны меня. Я постигал как закоулки платформы так и себя. Так вот – во мне что-то свербело после того, как я увидел банку. Я не понимал. Я сказал себе – мне не нужна банка. Но внутри что-то колобродило, и я чувствовал себя не по себе. В итоге произошло следующее. В итоге я лишился массы своих сбережений! Я пришел к этому отвратительно-зубастому торговцу и бросил перед ним сто единиц. Я просто бросил их ему в лицо. Голос мой дрожал. Руки тоже – я переминал что – то – то ли мял свою кожу, то ли тискал одежду. Я не знаю. Я сказал:
-давай эту чертову банку. Скорей же.
Торговец смерил меня высокомерным взглядом. Высокомернейшим. Он опять улыбнулся, обнажив свои мерзкие отталкивающие клыки.
-давай же – пафосно сказал, почти крикнул я.
Может быть, я даже принял какую-нибудь величественную позу. Я не знаю. Эта зубастая скотина помолчала. Причем довольно долгое время – я уже начал еще больше нервничать. Я уже дотер свою шею до красноты. Я уже порвал комочек ткани, который тискал. Порвал свою драгоценнейшую фланель. Наконец, он процедил. Мне показалось, он постарался вложить в эти слова максимум злорадства. Он процедил:
-я продал эту банку.
-Кому? – возопил я.
Я чувствовал, что меня разжигает. Я покраснел. Если я начинал, то не мог остановиться. Если я решил, что должен выкупить банку, то шел до конца.
-любая информация стоит денег, - сказало мерзкое существо.
Я вообразил его зубы на своем ожерелье. Это дало мене хоть какую-то возможность как-то успокоиться.  Я вообразил как полирую его череп мелкой шкуркой. Это позволило мне придти в себя.
-Сколько? - спросил я, все усилия прикладывая, чтобы не сказать что-то еще, чтобы не оскорбить это крысообразное существо со смрадным дыханьем.
-50, - ответил он.
Пятьдесят! – вырвалось у меня. О, духи пустыни – пятьдесят единиц! Передо мною пронеслись мои, ох уж не мои нежнейшие штаны. Пронеслись вечера, кои я мог бы коротать в борделях, окруженный сонмом соблазнительных дев. Ох, за 50 единиц какие бы девы ублажали меня. Какие бы девы. Хотя конечно я знал всех дев, способных кого-либо ублажить на этой башне Т-500, но мне возмечталось, что могут быть какие-то еще, совершенно особенные.  Обрушились надежды вмиг.
-35, - сказал я, обнаруживая в себе силы торговаться.
Существо гадко улыбнулось. Я понял, что он не уступит мне и десятой доли единицы. Я понял, что он видит мое алчное хотение приобрести чертову банку и не отступит ни на миллиметр.
-Ты пожалеешь, если обманешь меня, - процедил я.
Торговец опять улыбнулся. Видимо, это доставляло ему удовольствие. Все, что так терзало меня, доставляло ему удовольствие. О, боги.
-Хорошо, - сказал я и все-таки швырнул ему 50 единиц. Он, не пошевелившись, сказал:
-Я продал его Магрибу.  Слышал он собирался уезжать. Он торгует всякой всячиной на западной стороне. Может быть, ты успеешь. Может быть, тебе повезет.
Все это он произнес совершенно бесстрастно, глядя куда то мимо меня, в песчаную даль. Мои 50 единиц продолжали валяться на прилавке. Казалось, он их не замечал. Казалось, его не пугал порыв ветра, который мог бы унести этот пластик. Казалось, его не пугали воришки, которые могли бы вмиг его слямзить. Он даже на меня не смотрел, хотя я мог обратно схватить свои денежки и тю-тю: смыться.
Я не стал усложнять. Тем более, мне было не до того – я рванул к Магрибу. Им оказался малый с елейным лицом. К великой моей радости, у него действительно была моя банка. Он сказал, что рад услужить мне. Оказать неоценимую – он так и сказал, сволочь, – неоценимую, услугу. Он приобрел товар за большие – Магриб возвел глаз к небу, - за очень большие деньги. Ему уже предлагали за товар и 250, да что там, буду честным, 500 единиц. Но он как-то знал, как-то догадывался, что вскоре прибудет достойный покупатель, то есть я. Остальным же – Магриб настаивал, что остальные действительно были – остальным же он отказал, как несоответствующим покупке.
-Поэтому, - торжественно заключил Магриб, - я отдам тебе этот чудесный товар за какие-то – он причмокнул – за какие-то 200 единиц.
Мои глаза округлились, крысобойка выпала из моих рук. Магриб мгновенно среагировал:
-190 единиц, так и быть. Только для тебя. 190 единиц. Чудесный товар.
-100 единиц и ни единицей больше, - заявил я.
Настала очередь округлять глаза для Магриба.
-Я думал он достойный, а он хуже всякого недостойного. Такой товар он так грязно торгует! Не буду больше с тобой говорить, не хочу! Убирайся!
Тем не менее, мы продолжили жестоко торговаться. Я вспотел, словно таскал пластмассу со дна целую смену без остановки. Мы сошлись на 150 единицах. Магриб демонстрировал, что он крайне расстроен, но все-таки не может отказать достойному. Он, мне показалось, даже выдавил свою фальшивую слезу. Зеленоватую гадость из своих гноящихся глаз. Я был так взволнован этими событиями, что даже забыл проверить работоспособность агрегата. Видимо Магриб, эта сволочь, неосторожно уронил банку. Голосовой модулятор не работал! Чертова скотина еще и надула меня. Поразмыслив, я решил оставить все как есть. Все-таки мне была нужна именно эта банка, независимо от того, работает у нее голосовой модулятор или нет. Месяц, наверное, я потратил на поиски подходящего модулятора. Конечно, вроде бы я хотел купить его и прекратить страдания и тому подобное. И модулятор в таком случае был не нужен. Но это были слова. Меня терзало любопытство. Я жаждал общения с этой железякой. Я исползал всю палубу Т-500. Они, торговцы, как-то спелись. Они знали, что цена этому старому модулятору гроши. Тем не менее, они знали, что мне позарез нужен модулятор этой старой модели. И заламывали соответствующие цены. Я уже пришел в себя. Я всячески демонстрировал, что модулятор мне не к чему. И один из них все-таки сдался – мне удалось купить исправный модулятор за его реальную цену.
Я был настолько малодушен, что не смог разбить его. Я держал братца на окне. Я поставил банку на окно своей комнатушки. К моему удивлению, моя питомица благосклонно восприняла появление своего потенциального мучителя. Она терлась о банку мордой – наверное из-за того, что та всегда была чуть теплая. Она любила смотреть на поднимающиеся пузырьки. Я долго не решался включить модулятор. Словно чего-то боялся. Наконец, я медленно нажал на рычажок. Я услышал негромкий щелчок и более ничего. Я слышал гудение металлической палубы, да завывание ветра и более ничего. Все как обычно. Я понял, что меня опять обманули и как-то подсунули неисправный модулятор, хотя я несколько раз при покупке его проверил. И тут он заговорил. Он медленно произнес:
-Спасибо.
И опять умолк. Это спасибо прямо таки для меня обрело реальные контуры, будто слово застыло в воздухе – так отчетливо я его увидел. Затаив дыхание, я ждал продолжения. Но в этот вечер он больше ничего не сказал. Я аккуратно протер банку своей рубахой и оставил на окне. Мне казалось, что созерцание внешнего мира благотворно повлияет на него. Хотя и не был уверен есть ли  у братца в его теперешнем виде способность видеть. А вдруг да. Мне казалось это так или иначе благотворным после времени, проведенного им взаперти, под прилавком торговцев, по соседству с сушеным ящером и банкой мочи трупной крысы.
Мы беседовали вечерами. Он сказал, что это не доставляет ему особых страданий. Он попросил доливать ему чуть-чуть водки. Он объяснил, как это можно сделать. Достать водки для меня не представляло особого труда. Он стал так разговорчив с водки. Мне кажется если бы у него были глаза, я бы увидел как он плачет. Оказалось что он как-то может и видеть и слышать. Он мне рассказал что конструкторы его чуть пощадили. То есть существует так называемое темное заключение. Когда мозгу принудительно поддерживают активность, но у него нет возможности не говорить, не видеть, не слышать.  Говорят это темное заключение самая страшная пытка придуманная после Взрыва. Братец очень много рассказывал мне и благодарил. В один из вечеров он на удивление долго молчал – а я ведь вообще не отключал его голосовой модулятор и он мне был за это очень благодарен – так вот он долго молчал и потом выдал:
-я хочу сказать тебе что-то очень важное. После того, как они поступили так со мной я чувствую себя вправе сделать это. И после проявленной тобой доброты.  Да. То что я скажу знают очень немногие. Да. Это очень ценная информация.
Его модулятор не мог передать всей глубины эмоций, оттенков голоса, но я чувствовал, что его голос стал особенным. Как-то я понял это. Я прекратил есть и решил внимательно послушать, что он скажет. Он сам попросил поставить его на окно. И теперь я глядел на него, не песчаную бурю позади него, и слушал. Сначала он поведал мне о судьбе Марты. Я бы не сказал, что меня особенно волновала ее судьба, но его повествование трогало. Может быть потому, что я сам вызволил его из плена. И может быть мне нравилось, как он, мой прежний мучитель, излагает мне события, круто переменившие его жизнь.
-Они не простили нам тебя. Что мы тебя продали и пытались их надуть. Они бросили ее в холодильник как биологический мусор. Они разобрали меня и поместили мозг в хранилище. Я беседовал, если можно это так назвать с одним из Центра. Видно было, что он как и я, как наверное вся наша порода, любит поболтать. Любит разглагольствовать на тему окончательных истин. Он говорил мне о Марте. Одновременно он ковырялся в носу и аккуратно вытирал о мое хранилище то, что он там добывал. Он размазывал свои  внутренние отвратительные среды по моему вместилищу. Он распространялся о Марте:
 –О, это совершенно случайное существо, существование которого, я бы даже сказал временная протяженность которого, не имеет ничего общего с теми фундаментальными процессами, которые мы осознаем. С теми задачами, которые мы, точнее объективная реальность, себе ставит. С законами бытия. Это совершенно случайная сущность, обреченная быть жертвой общего био-исторического процесса, рано ли, поздно. А ты еще более убог чем она. Ты слишком вторичен, поэтому мы продадим тебя на Т-500. Нам все равно – будешь ты вместо попугая у богатого жителя платформ, или будут возить по отдаленным районам и показывать как диковину. Мне все равно. А ее – он открыл холодильник – а ее мы пока заморозим. Как никак целая голова нетронутого биологического материала. Причем голова большая.
Он бросил останки Марты в холодильник. Понимаешь, он бросил ее как кочан капусты. Я слышал, как ее голова глухо ударилась о стенку холодильника. 
Банка умолкла и я стал подумывать не отказал ли модулятор, как вдруг он снова заговорил:
-Давно, давно я ушел из родного дома, я был искателем приключений.  Я связался с конструкторами. Это как секта. Мне открывались перспективы комбинирования - если взять разно-уровневых живых существ и машины. Постепенно секта выродилась в сборище алкоголиков, которые похищают все живое и мастерят нечто невообразимое для борделей, скачек и так далее. Но не все конструкторы были такими. Вращаясь в секте, я узнал о некоем Древнем Докторе, который был одержим благими идеями. Он хотел предложить совершенно новый способ борьбы с неизлечимыми заболеваниями – отдать основные процессы жизнедеятельности человеческого организма машине. При этом сохранив богатство человеческого опыта и чувственности, и все возможности человека – еда, секс, сон, мочеиспускание и дефекация, вялые почесывания, веселые попукивания и энергичные отрыгивания.  Последнее, то есть максимальное сохранение человеческой ипостаси, вообще ему казалось главным. Он говорил, что без этого все остальное не имеет смысла. И не затем он положил жизнь, чтобы создать очередного тупого монстрика на батарейках. И вот он начал над этим трудиться. Какие-то были успехи, но недоставало финансирования. А тут как раз приключился этот  пресловутый мировой топливный кризис. В общем различные товарищи, отягощенные полномочиями взяли нашего доктора в оборот и завалили деньгами. Им очень приглянулись его идеи комбинаторики в свете создания человека-машины-убийцы. Они были одержимы идеей супер-солдата, этой бородатой идеей, которая веяла в умах и владела помыслами многих поколений государственных руководителей. И вот значит тихой сапой они возводили свою военную надстройку на его пацифистском базисе. В итоге они убедили его оснастить объект некоторыми военными возможностями. Серьезными военными возможностями. Говорят, он сошел с ума. У него рука не поднималась уничтожить то прекрасное, что он создал и его в то же время страшно угнетали возможности «объекта» по уничтожению живого. И вот он исчез. Думают, что он совершил самоубийство в каком нибудь завшивленном угле. Хотя тело его до сих пор не найдено. Другие говорят что он до Взрыва начал работать на какую-то сверх-секретную шарашку и его личность как бы стерли. Третьи говорят что он до сих пор жив и ему триста лет и он прячется где-то с созданными им сверх-солдатами. Я точно не знаю.
Так вот этот человек и есть бог для конструкторов. Это их легендарная фигура, которую они безмерно почитают. Отец, мать их, основатель. Даже эти здешние уроды, которые  барыги а не конструкторы и те скроят почтительную рожу, стоит упомянуть его имя. Они называют его Главный Конструктор. Многие говорят что это легенда и никакой Аркадии не существует, но я верю в нее.  Я прошу не за себя . Я прошу за Марту. Только Он может помочь.
Он придумал комплект интеграции №1. То есть я не знаю как сказать, но это было то же что арабский скакун во времена графа Толстого. То же что Бугатти Вейрон во времена Саши Соколова на его непроглядном закате. То же, что шестерка рысаков во времена Джованни Джакомо К., моего кумира, этой живой сочлененности великой низости и пагубы и великой же жажды творения, этого жизненного двигателя, пройдохи, вероломного подлеца и доносчика. И вот таким был в мое время комплект интеграции №1. На нем эти дураки конструкторы, я полагаю, сколотили большую часть своего немалого состояния. Многие были душу готовы заложить за КИ №1. Тысячи тогдашних нуворишей, этих желатиновых подрагивающих студней ждали своего часа – КИ №1. Они жаждали обрести вторую жизнь в КИ, они жаждали бессмертия в КИ, они жаждали дамского внимания, бесстрашия, регулируемого настроения и мощности оргазмов. Они жаждали взгляд горной птицы, скорость гепарда. Вообще, КИ был как нечто в какой-то степени  религиозное и запредельное.
Так вот, мне известно что КИ №1 заказал житель платформы по имени Ульрих. То есть эта ВЕЩЬ может быть уже здесь.
-но здесь же как ты сам говоришь только алкоголики, кто же ему установит такую сложную штуку.
-КИ устанавливает специальный робот. Это основное богатство здешних конструкторов. Процесс установки действительно очень сложен и сопровождается... лучше тебе не знать чем он сопровождается. Но его  чрезвычайно просто активировать. Покупатель просто ложится на трон и сам нажимает на кнопку. Этот процесс необратим. Комплект образует с носителем такой симбиоз, который не разъединить. Но оно того стоит, уж поверь. 
После этих монологов Братца у меня было двойственное ощущение. С одной стороны, мне было интересно. Я волей-неволей вовлекался и сопереживал. С другой стороны, я отчетливо помнил его подвиги в Кирраусе, помнил тех, кто уже никогда не вернется к прежнему облику. И я помнил о многочисленных убийствах, совершенных по его заказу ради биологического материала. Поэтому, конечно же, я кивал, но воспринимал все сказанное с большим недоверием. Тем более он ничего не сказал про аккумулятор.

КОМПЛЕКТ ИНТЕГРАЦИИ №1
Ну и пусть она идет, виляя своим чертовым задом. Это меня нисколько не волнует. Пусть уходит, стерва и  не оглядывается. Когда она поймет, будет поздно. Пусть хоть на коленях приползет – не посмотрю. Она мне еще сказала: пошел прочь! Вот сука, жопастая сука. Как она смела! Ну и что, что я раб. Я хотел крикнуть ей в вдогонку что-нибудь обидное, но она шла со своим громилой-охранником. Злить его – последнее дело. Как это глупо было бы – погибнуть в результате собственной несдержанности. Я лишь смачно плюнул на платформу вслед этой парочке. Эта гадина – охранник остановился и медленно обернулся. Я поспешил стереть с платформы плевок рукавом свой рубашки. Он, скотина, криво ухмыльнулся и кивнул.
 Как я плакал от отчаянья! Когда пришло понимание. То, что у меня было вовсе и не являлось богатством. Это была в лучшем случае мелкая разменная монета, затертая потрескавшаяся единица пластмассы. Я не был ловок. Не был силен, не был хитер, не был богат. К тому же я был рабом. Конечно, теперь я был рейдером, что несколько возвышало меня в собственных глазах. Но я оставался рабом. И продолжал с ужасом ожидать возвращения Ульриха. Честно говоря, эти длинноволосые обворожиловки, женщины богатеев, бабы фабрикантов манили меня бесконечно. А я не мог даже дотронуться  до них. Эти мутантки, мне казалось, были прекраснее любой чистой. Это редчайшее явление – когда погрешность вдруг обернулась гармонией. Будто бы не у нее что-то лишнее, а у тебя отсутствует необходимое. Такие особи – большая редкость. И на платформе их было несколько! Как драгоценные каменья их выискивали повсюду и привозили на платформу. Они медленно шествовали по платформе в своих длинных развевающихся одеждах, а мы рабы, истекая слюной, созерцали это явление из подворотни. Смотрели и тискали свое восставшее естество. Во всяком случае я тискал, не в силах сдержаться. О, прекраснокудрые блудницы, возжигающие огнь моих чресл. О запредельность моих ночных, а иногда и дневных мечтаний! О недостижимость!
Как и они я хотел иметь таких роскошных баб, как и они я хотел лениво ковырять в зубах настоящей деревянной зубочисткой. Меня страшила мысль, даже тень мысли о том, что  я могу остаться прозябающим на платформе гопником, который таскает мусор и засматривается на зады чужих женщин. И временами дрочит в грязном углу, боязливо оглядываясь. Нет, я хотел, чтобы они сами вожделели меня.  Конечно, думал я, рожа моя раскромсана и одежды мои оставляют желать лучшего, но как мужчина я оставался в своих глазах непобедимым. Я постепенно прозревал. Они не хотели иметь со мной  дела и сторонились как чумы. Я был даже, стыдно признаться, неоднократно поколочен за домогательства. Для них я был пустым местом, участком ржавой поверхности, вьющимся вокруг ничтожеством. Она даже не поняла, что я имел намерение познакомиться с ней и завязать отношения. Она решила, что я выклянчиваю у нее милостыню. Я, человек без единой мутации, столько претерпевший, охотник и знаток пустыни, прошу милостыню у какой-то мерзкой толстожопой мутантки! Я хандрил. Много времени я провел в раздумьях по данному поводу.  Мое воображение рисовало мне образы совокуплений, и я слышал запах ее тела, их тел, запах тела воображаемой женщины с туманным лицом, но четко обозначенными гениталиями и пухлявым будоражащим задом.
Первое время я подумывал воспользоваться своей неотразимой мужской привлекательностью и что называется стричь купоны. Я полагал, что стоит мне появиться на виду, объявить о себе этим отщепенцам, так сразу встанет очередь изголодавшихся уродок, жаждущих прикоснуться к моему распрекрасному телу. После нескольких попыток предложить себя богатым дурам в качестве проститута, закончившихся полным фиаско, я понял, что ошибался. На платформе был настолько широк выбор различных уродцев по части сексуальных утех, что моя физическая «непорочность» здесь совершенно не котировалось. Это удручало. Я был вероломно задвинут в пыльный угол, где и предстояло мне сгинуть в пароксизме собственной несостоятельности, если бы не определенные обстоятельства. Причем они были совершенно извращены. Одна, например, хотела мочиться на партнера, и желала видеть далее как партнер выпивает ее мочу. Горько признаться, но я согласился даже на это непотребство. Однако, когда она увидела меня – а мы договаривались через ее раба – она отказалась от моих услуг. Я, видите ли, оказался для нее недостаточно привлекателен. Очевидно, ей надо было бы подсунуть пустынного ящера, чтобы она достаточно возбудилась. Чтобы потом он отхватил ее мочеиспускающую промежность и отбил охоту предаваться столь чрезмерному разврату.
Ночью снизу доносились споры моих сотоварищей, переходящие в ругань, в крики и далее в мордобитие, и затем плавно затухающее до состояния ругани обыкновенной. Первое время я старался услышать, о чем они так горячо спорят. Вершится ли судьба т500 или вообще мира. Оказалось, что их ночная жизнедеятельность пуста и бессмысленна, как глаза ящера. Они спорили, у кого же было больше женщин. Оказывалось, что как только кто-нибудь заявлял, что помимо названных он еще сношал и такую-то, остальные тут же заявляли, что да, и они дескать тоже имели удовольствие пользовать названную особу там-то и там-то при таких то обстоятельствах. Потом утомленные голоса их стихали, и можно было расслышать улицу: Праздные ли ночные гуляки бредут в темноте, крадется ли как дикий зверь убийца либо вор или же грузные  пованивающие мутантки несут свои пышные телеса к изголодавшимся и вожделеющим жителям ночного города.
Я сразу понял, в чем дело. Точнее я заподозрил неладное, и во мне поднялась неимоверная тревожность. Как говорят – шестым чувством я угадал. Когда наша люлька резко остановилась на середине подъема, я понял все. Они еще кричали наверх и грязно ругались – будто их кто-то мог услышать на таком-то расстоянии. Они еще кричали, а я уже знал, что и слышать-то нас некому. Все уже мертвы. Все мертвы. Люлька качалась, они переругивались,  и мне казалось, что я улавливаю еле слышные отзвуки катастрофы – то ли людские вопли, то ли завывание ветра.  Наконец, люлька несколько раз дернулась и медленно, рывками поползла наверх.
-сейчас я ему всю его мутантскую рожу разобью – сказал один из наших. Опять ужрались, плоскомозглые. Они думают, можно вот так вот с нами поступать – сказал он, обводя всех пылающим взглядом, ища, вернее требуя нашей поддержки. Эти глупцы  подобострастно загалдели.
-сейчас мы им устроим, - согласились все.
Меж тем наша люлька медленно тащилась наверх, оставались считанные метры.
-Эй, гандоны штопаные – крикнул Франсис, - готовьтесь. Сейчас кто-то точно отправится вниз своим ходом.
Сверху не раздалось не звука. Наконец, люлька дрогнула и замерла окончательно – мы приехали. Мы не сразу увидели этого бедолагу охранника.
-Эй, - сказал один из наших, будто бы не замечая лужи крови под ним, будто не замечая, что от «эй» остались, как говорится, рожки да ножки. Вернее, ножек то как раз не осталось.
-И чего он туда полез – начал было один из этих полоумных идиотов, все еще не осознавая всего ужаса происходящего.
Я знал, зачем бедолага полез на механизм подъема. Я знал  от кого он скрывался. И почему его намотало на эти шестеренки и размололо его. Конечно же, дело было в резаках. Мои коллеги оторопело ворочали башками и наконец один из них слабо вскрикнул. Пискнул. Он в ужасе тряс рукой, что-то всем указывая. У меня внутри все похолодело. Я опять видел эти треклятые металлические шарики. Они неслись, прямо таки неслись к нам. Они дребезжали, катясь по  металлической палубе Т-500, издавая звенящий гул. У меня пронеслось – а вдруг эти другие, а вдруг тогда была случайность и меня сейчас вжжжик – и нет? Двое из нашего отряда, выкрикнув что-то нечленораздельное спрыгнули с платформы в бездну, предпочтя менее страшную смерть. Несколько бросились к люльке, пытаясь спуститься обратно. Остальные начали вопить и остервенело палить из своих противокрысинных ружьишек в приближающуюся смерть.  Они, эти шары, даже не сбавили хода. Все произошло еще быстрее чем тогда. Были фонтаны крови – мне в рот попала частица живого тела – я понял с облегчением что это ухо. Я боялся пошевельнуться, будто от этого зависело поведение резаков. Они опять меня игнорировали, равнодушно выполняя свою работу. Теперь я обрел способность понаблюдать со стороны за их действиями.  Они работали очень слаженно и методически. Если бы они занимались, скажем, уничтожением крыс я бы подивился такой превосходной работой.  Они старались не оставить слишком больших кусочков тела. Франсис сумел повредить шар – тот крутился на месте, неимоверно лязгая. Тем не менее, были еще другие шары. Он, видимо понял, что обречен, и выбрал иную смерть – сиганул вниз. Малодушие? Я его в этом не виню. Только тот, кто видел подобное  может действительно понять о чем я говорю. С ужасом я смотрел на пустынную платформу. Опять эта тишина и ни души вокруг. Я опять услышал журчание крови. Я увидел как  с конструкторской платформы, которая была расположена чуть выше нашей, стекали ручьи крови. Внизу я заметил невероятное копошение крыс. Через некоторое время мне почему то стало ужасно весело. Я закричал посреди площади. Я прыгал и кричал как сумасшедший. Я принялся обшаривать лавки торговцев. если называть вещи своими именами – мародерствовал. Когда их кровь, еще теплая кровь журчала, стекая в бездну, я шмонал их запасы и накидывал в тележку. Меня так захватило мародерство, что я отважился посетить Мекку конструкторов – их Завод, как они это называли. Может быть, думал я, мне удастся отыскать эту вещь, самую дорогую вещь, которую можно найти на платформе.
Мраморное ложе обитало предо мной как древний трон. Я уже был достаточно сведущ и тщеславен, чтобы просто отвернуться. И за моими плечами стояли годы  унижений и бесплодного поиска. Я подумывал было утащить комплект интеграции в своей тележке, хотя и плохо представлял как он выглядит. Но он был уже заправлен в машину. Его было не достать. Единственный способ унести его оттуда – установить его на себя.   Меня никто особо не торопил и я решил немного осмотреться. Я открыл холодильник – там были навалены головы, руки, ноги, туловища, какая-то слизь в банках. Это было ужасно. Я стал искать голову Марты в этой мешанине. Мне показалось даже, что одна из голов как-то повела в мою сторону мутным глазом. О, там были останки невиданных мною существ. Я брезгливо перекладывал их, а у самого руки ходили ходуном. Наконец, я нашел ее – я увидел умиротворенное лицо с закрытыми глазами. Большеголовую морщинистую Марту невозможно было с кем-то перепутать. Я увидел несколько небольших контейнеров рядом с холодильником. Я понял, что конструкторы используют их для переноски биологического материала. Я осторожно поместил  туда голову Марты.
Надлежит преклонив колени вступать сюда – наверное бы изрек кто-нибудь из них, если бы не резаки. Я, честно говоря и попал туда преклонив колени и вообще преклонив все что можно. Я прополз под заклинившей дверью. Это мне стоило больших трудов. Дело в том, что помешал двери закрыться резак. Он, полу-раздавленный массивной дверью, и то внушал страх. При его в принципе то небольших размерах было странно, что он случайно попал под закрывающуюся дверь. В это трудно поверить. Я думаю, резак пожертвовал собой для того, чтобы его сотоварищи получили доступ в это помещение. Однако, как я не искал следов расправы над каким-нибудь высокопоставленным конструктором – безрезультатно. Все было чисто, без намека на то, что кого то здесь превратили в фарш. Я благоговейно созерцал мраморное ложе. По сравнению с остальными помещениями здесь все блистало чистотой.
Мне казалось, мне грезилось, что я был нищ и вот -  получил умопомрачительное наследство. Мне давно казалось, что я достоин гораздо большего. И вот – свершилось. И еще – ложе это было настолько роскошным, насколько я тогда мог себе вообразить. Это было полное и окончательное воплощение понятия «роскошь». Мне кажется пленившая меня красота этого мраморного пьедестала, напоминавшего мне лежачий трон, сыграла свою роль в том, что я все-таки решился. Я прикасался к мрамору ладонью, я дышал на сияющие детали из необыкновенно белой стали. Так мне тогда казалось – стали.  Я лег на это ложе – оно было словно по мне. Я ощутил приятный холодок. Я сделал глубокий вздох и трясущейся рукой нажал на клавишу «Установка». Сверху начал медленно опускаться огромный саркофаг. Я пересилил в себе желание броситься прочь. Последнее, что я помню – облако белого дыма, которой вдруг начал появляться отовсюду.
Если бы я знал, как это все будет, если бы я догадывался, то я бы… Конечно, это заманчиво, очень, заманчиво, но если бы я знал. Я не думал, что меня вывернут наизнанку.  Что из этого чемодана, то есть моего тела выложат все что можно, затем поместят туда нечто дополнительное и запихают еще и все что там было. И все это ради регулируемой эрекции, возможности пальцами согнуть стальной гвоздь и способности увидеть прыщ на лице мутантки, стоящей на соседней платформе.
Это нечестно. Конечно, это нечестно. Когда я смотрел на запись моего процесса интеграции, по моей спине бежали мурашки размером наверное с куриное яйцо. Аппарат вскрыл мою грудную клетку и я увидел гармоничный универсум моих внутренностей. Ровно билось сердце, вздымались влажные легкие, поблескивал кишечник. Да. И вот это железное чудовище начало копошиться во мне. Уверенными быстрыми движениями он отделял мои органы. Будто бы эта машина разделывала домашнего ящера в преддверии какого-нибудь общинного праздника, выражавшегося обычно в обжорстве и безудержном питии.  Также сноровисто робот засандалил в меня какие-то тускло поблескивавшие детали. Когда это чудовище стало вершить свои темные дела с моей головой я отвернулся. Был не в силах смотреть на это. Это я увидел когда полностью пришел в себя. Что случилось не сразу.  Я не знаю сколько времени я приходил  себя. Когда я впервые очнулся, перед глазами плавали красные круги вперемешку с симпатичными яркими белыми точками, которые то вспыхивали то угасали. Меня раздирала ужасная боль, от которой я вскорости потерял сознание. Таких возвращений было бесчисленное множество до тех пор, пока боль не утихла настолько, чтобы я хотя бы мог удерживать себя в сознании. 
Я услышал монотонное пи-пи-пи. На чертовом устройстве мигала красная лампа. Я прочитал на табло: «Внимание - в комплекте отсутствует аккумулятор». Сволочи, крохоборы! Видимо паразиты-конструкторы планировали тянуть деньги с клиента еще и за него. Что есть силы я ударил по их оборудованию. От моего удара металлический ящик был смят, как бумага. Прибор отчаянно заискрил и перестал пищать. Я осмотрел свою руку – не было никаких повреждений. Вообще то я не узнал свою руку. Это была практически новая кисть. Кисть моя сверху состояла из пластинок, напоминающих кожу ящера. На глазах моих выступили слезы. Я нерешительно подошел к металлической полированной двери. Я увидел, что оно сделало со мной. Сзади головы к лицевой части тянулись вытянутые пластины. Я лихорадочно ощупал шею – я нащупал металлический позвоночник!!! Я свалился на колени и зарыдал. Слава Духам пустыни тыльная сторона ладони остались без изменений и кисти в полной мере сохранили чувствительность.
Я выглянул в окно. Действительно, я видел и слышал несравненно лучше. Но сейчас слушать было особенно нечего. Стояла тишина. Я бросился к себе. Нашел кошку – забившуюся под кровать. Она меня не узнала и сиганула прочь. Осколки банки и то что осталось от Братца лежали на полу моей каморки. Его мозг был уничтожен. Я конечно не испытывал к Братцу особой любови но тут ему нельзя было не посочувствовать. Я поднял голосовой модулятор и бессознательно повернул рычажок. Неожиданно я услышал всего лишь одно слово — Марта. Я не знаю как он это сделал. После чего сколько бы я не переключал рычажок, модулятор молчал. Смерть Братца все-таки состоялась окончательно и бесповоротно. 
Я выяснил, как резки попали на платформу. Я понял это в ходе осмотра грузового ангара. Чтобы попасть на нашу платформу Т-500 нужно пройти специальный детектор. Он не пропускает ни организмы, ни груз, если нет специально датчика. Такой – разрешающий вход есть только у рейдеров, охранников, да у самого Ульриха. Сигналы его меняются. Причем все датчики вживлены в тело и их передача другому выглядит затруднительной. Это была их гордость – подобная система безопасности. Резаки поступили как груз для фабрики в большом контейнере. В этом же контейнере вернулся из командировки и наш похотливый Ульрих.  С одной оговоркой - Он вернулся в довольно таки урезанном виде. Ее нельзя было не узнать даже в таком виде, его ухоженную руку, унизанную перстнями. Аккуратно срезанная окровавленная рука с вживленным датчиком. Я сразу узнал их почерк.
Я не помню где я уснул и как проснулся. Не помню как установил аккумулятор. Однако после пробуждения, надо отдать должное, это было странное ощущение, скорее приятное. Будто бы раньше я носил очки с грязными запотевшими стеклами. Будто бы у меня были заложены уши. Будто бы я страдал половым бессилием. Будто бы я был парализован все эти годы. И вот -  я разом излечился – снял очки,  прочистил уши и выпил целебный отвар, дарующие  небывалые силы и способности. Я смотрел на эти по-новому бушевавшие краски, на поразительно четкое изображение и получал в разы больше информации от увиденного.
И думал ли я когда либо, знал ли, что отправлюсь в путь, полный смертельной опасности, потащусь по пустыне в неведомые дали, я, рыцарь печального образа, Палладин замороженной головы.


Часть 2

И я, как вы, жила в Аркадии счастливой;
И я, на утре дней, в сих рощах и лугах
;Минутны радости вкусила




Паладин замороженной головы
 Сразу я начал замечать симптомы нехватки энергии – мне постоянно хотелось пить, сколько бы я не пил. Конечно мой аккумулятор не мог обеспечить такой прожорливый КИ. Я потом понял что многое было неправильно и первое время после установки нужно проводить под присмотром и принимать специальные препараты. Иначе КИ тратит чрезмерно много энергии на  первичную интеграцию. Вот со мной это самое и произошло. Та вещица которая мне досталась в Кирраусе, та приснопамятная мерцающая пирамидка, оказалась аккумулятором для КИ, но не самого лучшего качества и порядком попользованная. Внезапно жизнь моя обрела абсолютно четкий смысл и предельно осязаемую цель. Мне нужно было найти новый аккумулятор или же сдохнуть. При этом конечно меня не радовала сама перспектива смерти, но еще больше не радовало то как это будет реализуемо в условиях КИ. То есть я уже предполагал что так просто он мне сдохнуть не даст. Что то мне подсказывало что это будет долго и мучительно. И вот я был предельно взбодрен столь радужными перспективами и вопросы быстрого передвижения по окрестностям стали особенно актуальны. Я полагал что единственным местом где я могу рассчитывать на помощь была эта мифическая страна Аркадия и  пыльно-сказочный образ старого идиота — гениального Главного конструктора. Я решил угнать  фабричный монструозный драндулет. Тем более угнать – это сильно сказано. Ведь его хозяева были, я уверен, мертвы. Я решил взять этот транспорт пока его не взяли другие, у кого на него не больше прав чем у меня.  Обычно владельцы фабрики использовали его для разведки месторождений сырья для пластиковой водки. И вообще было очень почетно обладать собственной колымагой. Я знал, где обычно стояла машина. Я пошел в этот ангар. Мне всегда хотелось заполучить ее. Можно сказать, я им завидовал, когда они с ревом въезжали на грузовой лифт. Для меня в этой машине, можно сказать, сосредоточились многие помыслы и чаяния материальной стороны жизни. Проще говоря, для меня эта колымага была одним из воплощений богатства и успеха. Я вошел в гараж и увидел ее. Она стояла, где всегда и, видимо, ожидала только меня. Машина представляла собой небольшой, но мощный грузовичок. При желании в грузовом отсеке могли расположиться пассажиры – там для такого случая имелись даже окна и сиденья. А при желании можно было закидать все пространство барахлом.  Видно было, что в нее много было вложено любви и старания. И денег. Не смотря на проржавевший кое-где кузов, она была хороша. Большие колеса со специальными усиленными покрышками, форсированное двигательное устройство, совершенно непобедимая ходовая часть.  Я обошел машину кругом. Я аккуратно протер некий знак в виде креста спереди автомобиля. Он вновь засиял смутным блеском, отражая с легкими искажениями мое лицо: мои седые волосы, мой белеющий шрам, титановые зубы и выглядывающие из-под челюсти сизые пластины комплекта интеграции.
Я перекладывал свое имущество в моем аккуратном грузовичке, и мне на глаза опять попался контейнер. Я сам не знаю, зачем открыл его, и увидел лицо Марты. Ее скорбное старушечье-детское личико. Я, конечно, не клялся во что бы то ни стало отвезти это личико в Аркадию, но честное слово, глядя на него, я чувствовал себя чем то обязанным не знаю кому. Мне хотелось, чтобы этого чувства не было. И я знал  - если я отвезу ее туда – какое-то время я буду счастлив. Такой вот я был дурашливый человек. Или выбросить ее и тут же и забыть, или умилиться до слез при взгляде на ее уродливое лицо и броситься на край света. Конечно же, я несколько прихвастнул о себе.  Я не был настолько цельным, будто из куска одной породы – прочного дерева или же камня. Если бы я ее выбросил – это бы не было для меня решением раз и навсегда. Было бы, насколько я сейчас могу судить о себе, так: с виду решительный поступок, а потом терзанья, а потом рыдать в темной комнате, вспоминая ее морщинки и этот ее незабываемый голос простуженного слишком серьезного ребенка.     Мое движение стало целенаправленным – я хотел найти Аркадию. Сейчас,оглядываясь назад, мне хочется убедить и себя и читателя этих строк в том что первопричиной поисков Аркадии была  Марта. Но это было бы лукавством. Признаюсь, что первое что меня тревожило — это таки собственное состояние. Честно говоря, я даже искал место, где бы толкнуть это барахло. Я не знаю, если бы дали хорошую цену, я бы расстался и с Мартой. Но к счастью случай толкнуть мартову голову мне не представился. Я разложил перед собой грязные обрывки которые здесь назывались картой.  Все что я знал об Аркадии это то, что вряд ли она существует. Такие знания признаться пугали. Плюс я знал некую анекдотическую информацию с нулевым уровнем достоверности. Что вот мол деревья сие есть первый знак.  Страна Вечной осени. Преграда, золотой Вавилон.  Они мне говорили, эти бродяги, – ищи страну Вечной осени. Я спрашивал: что все это значит? Но песчаные полудурки скорбно молчали и буравили взглядом пол или потолок. Я думаю, что они сами ничего толком не знали. Все их разглагольствования о стране Вечной осени основывались на дедовских преданиях и слухах. Я родился в пустыне, вырос в пустыне и не представлял себе ничего кроме чертовой пустыни. Они говорили, что есть таинственное место, где много высохших деревьев. И это, значит, будет знак. И это, значит, время подумать и остановиться. Будто бы я не обратил бы внимание на скопление деревьев. Ведь даже какая-нибудь крохотная коряга – большая редкость в наших землях. А я взял бы и прошел мимо, пожав плечами. И они мне говорили – это знак, ублюдки.
После ящера я начал понимать. Я смог по другому взглянуть на свою трансформацию. Я выехал в пустыню уже более уверенный в себе. Там я намеренно останавливался и выходил из машины. Я ждал пока ко мне подберется какой-нибудь сучий ящер. Я понял, что всегда первый шаг неизмеримо труднее дальнейшего пути. Так было и в этот раз. Первый ящер, который решил мной полакомиться, был поистине огромен. Я таких не видел раньше. Воняющая махина. Я, честно говоря, пытался убежать. Но он мощным рывком очутился у моего носа. Я помню его ужасные глаза. Не столько зубы, сколько эти огромные неподвижные, ничего не выражающие глаза. Слава духам пустыни, я инстинктивно вскинул руку, и он тяпнул меня  именно за руку. Если бы он решил начать с головы, повествования бы не было. Но он тяпнул за руку. Я приготовился вскрикнуть от боли, но ничего не почувствовал. Наоборот, с ящером творилось что-то неладное. Его передернуло, будто он увидел собственное отражение, будто он вспомнил какую-то жизненную свою неудачу, отказ, может быть, большой дурно пахнущей женщины-ящера. Он стоял будто бы оглушенный. Я какое то время обозревал свою невредимую руку, а потом кинулся в атаку.  Я вырвал ему горло. Это было легко. Мне казалось, что я хорошо себе представляю его анатомию.  И отсутствовала всякая брезгливость. Наоборот, был какой-то интерес, какой, наверное, бывает у ребенка, когда он открывает коробку с новой игрушкой. Он почему-то почти не сопротивлялся. Видимо, был озадачен несколько более твердой чем обычно человеческой оболочкой.   Я наблюдал, как кровь хлещет из его горла. Потом я любовался гладкой поверхность вырванных мною органов. Я прикидывал, что можно в принципе что-нибудь сшить из этих предметов. Мне казалось, что я даже знал, как это сделать. Потом были еще ящеры. Много ящеров. Были маленькие, были большие ящеры – всех их я умертвил голыми руками.
Потом шайка голодранцев пыталась меня ограбить. Убить и разжиться моим барахлишком. Их было что-то около 5 человек. Я остановился отлить, а они с улюлюканьем кинулись на меня. Возникли как это обычно бывает у подобных пустынных крыс, словно из-под земли. Скорость моей реакции была удивительна. Казалось, я могу поймать пулю. Троих я убил ножом за какую-то секунду, четвертому просто свернул голову. Последний бросился бежать, но мой нож оказался проворнее. Я с удивлением отметил, что нож попал в шею грабителю, в позвоночник. Он был полностью обездвижен. Он лежал и тяжело дышал. Он мог только вращать глазами, полными ужаса. Я прекратил его страдания, перерезав горло. Не скажу, что это доставило мне удовольствие, но удовлетворение – уж точно. Я понял, что где-то поблизости поселение. Я втянул в себя воздух и уловил еле слышный запах запеченого ящера. Вскоре я был у поселения. Я бросил голову одного из разбойников к их воротам. Я был уверен, что они добывали себе хлеб насущный таким образом - грабежом. Я догадывался, что у них даже есть дежурства – кто и в какой день пойдет грабить пустынных проходимцев, заблудившихся искателей пластмассы, и если получится – и небольшие караваны, идущие на т500. Они, наверное, с удовольствие насиловали все живое, с учетом того, что в поселение уже все давно друг друга перетрахали. Я уверен, что не осталось даже необесчещенной собаки. На меня внимательно взирали со стен поселения несколько жителей. Наконец, они поняли, что связываться со мной - дело хлопотное и открыли ворота. Они склонили головы передо мной. Но я видел их хитрые взгляды, их бродящие как плохая брага помыслы, чающие любой возможности уничтожить меня.  Они ни слова мне не говорили, только смотрели и изучали.
-Вот, принес вам ужин. Из мозгов, говорят, получается отличное кушанье,  - сказал я, указывая на голову их сотоварища.
Кто-то криво усмехнулся. Начались перешептыванья.
-Мне нужна только торговля. Я посмотрю ваши товары и тут же уйду. И вы сможете продолжить заниматься тем, чем считаете нужным.
На их лицах появилось понимание. Низко склоняясь, какой-то старик провел меня в свою лавку. Он бормотал, что-то вроде:
- не судите строго, нужно же как-то питаться, как-то жить среди пустыни. У нас тут и беглецы с фабрики, и беглецы из борделей и многие разные люди, которые долгое время унижались на т500. И что прикажете полагать, когда мы видим эту машину – на ней же обычно ездили наши мучители. Вот они на вас и напали, – складно шепелявил старик. - Кто ж знал. Ведь люди бегут и бегут. Вот неделю назад со спиртовой фабрики прибыло двое. Один из них Эфраим, голову которого вы изволили принести и бросить у ворот.
Я не поверил ни единому слову этого хитрого старца. Он врал поначалу очень убедительно, но в конце своего монолога - неосторожно. Очевидно, он думал, что обладатель машины и такой одежды никогда не мог работать на водочной фабрике, тем более в качестве раба. Эфраима этого я никогда на фабрике не видел, хотя знал всех. Это было вранье от первого до последнего слова. Я с трудом сдерживал в себе желание прирезать этого седовласого враля. Вся эта команда – настоящие подонки. Они видимо прознали про резню на т500 и шли туда мародерствовать. Старик выложил передо мной разный мелкий дешевый товар. И принялся нахваливать вонючий хлам. Они явно здесь разучились общаться с людьми, даже пудрить им мозги. Я презрительно сказал, что это меня не интересует. Старик витиевато ответил, что он очень сожалеет, что его скромный товар не соответствует моим высоким запросам. Это означало, что мне отказано в настоящей торговле. Никто не будет доставать из-под кровати АК 47, никто не развернет передо мной новую хлопковую рубаху или нежнейшие штаны. Я вежливо поблагодарил старика. У меня появилось недюжинное самообладание.
Это поселение выглядело как-то странно. Оно мне показалось совсем недавно наспех построенным, меж тем как кто-то явно пытался убедить меня в обратном. Чьею-то заботливою рукой на видных местах был разложен мусор, старая одежда. Какой-нибудь унылый пластиковый башмак постоянно попадался на глаза. И эта вывеска – «Харчевня старого Мигеля». На первый взгляд это была старая обветшавшая вывеска с осыпавшейся местами краской. Но только на первый взгляд. Я своим новым зрением увидел, что старение вывески было произведено искусственно – пятна были исполнены свежей краской под пластик, а свеженаписанные буквы затерты грубой шкуркой.
Старик сказал, что в пустыне сейчас опасно и не лучше ли мне немного передохнуть. У него, дескать,  неплохая для здешних условий пища. А сам так и шнырял своими глазами по моей одежде и оружию. Какая у вас, дескать, роскошная Крысобойка. Я сказал старику, что не устал и лучше поеду дальше. И тут я понял еще одно обстоятельство – я не заметил у них ни одной мутации. Конечно, часто бывает что мутации не бросаются в глаза и их прячут под одеждой. Но чтобы вот так – ни одной видимой мутации – это что-то определенно странное и наводящее на мысли. И глаза этих фальшивых поселенцев были совершенно  не обывательскими, когда кто-то тупо смотрит в одну точку, кто-то пьяными окулярами вылавливает в окружающей обстановке собутыльника, кто-то погружен в себя, а кто-то с интересом, а кто-то с испугом наблюдает за новоприбывшем. Глаза здешних обитателей были совершенно бесстрастными, изучающими. Как глаза бывалых охотников. К тому же их в действительности совершенно не напугала отрубленная голова их собрата. Будто я бросил к их воротам не окровавленную человеческую голову, а вареную свеклу. И еще –  я не увидел у них ни одной женщины. Я вышел из этой хижины старого Мигеля и пошел к воротам. Так и есть. Ворота были закрыты и меня ждали несколько молодчиков. Явно, у них были виды на мое барахло и машину. Они, видимо, рассчитывали, что их силы достаточны, чтобы меня одолеть. Если бы не мои предыдущие подвиги я бы испугался. Душа бы ушла в пятки. И на этот раз меня поразили их спокойные глаза – будто бы предстоит не убийство и не кровавая бойня, а копчение молодого ящера. Я пытался пошутить. Сказал что-то про их гостеприимство. Что они не хотят отпускать гостей без подарка. Я сказал, что, мол, готов принимать подарки.
-Хотя похоже вам нечего мне предложить кроме рваных пластиковых штанов, да таких же мерзких курток, - расхрабрившись, заявил я.
Один из них явно оценил мой юмор. Он сказал: «У нас определенно есть чем тебя угостить». Я вымученно рассмеялся. Неожиданно они бросили сеть. Я невероятным образом прыгнул в сторону, и сеть бесформенно плюхнулась на землю, взметнув облачко пыли. Кто-то начал стрелять. Они сами напросились, уроды. Я ловко метнул звездочку с острыми краями – ее я обнаружил в лавках т500. Она попала одному из них в горло и почти снесла голову. Голова его завалилась назад, открыв бьющий вверх фонтан крови из пучка вен и артерий, торчавших из этого дурака как провода. Вторую свою звездочку я бросил менее удачно, но все-таки не зря: она попала, судя по реакции второго моего оппонента, ему в половые органы. Он вдруг схватился за свое причинное место и закричал. Я мигом взвел крысобойку и запустил болт прямо в его разверзнутый рот. Я пригвоздил его к створке ворот, и он повис как тряпичная кукла, беспорядочно двигая ногами.  Еще двоим я раскроил череп топором, а трое оставшихся в ужасе убежали вглубь поселения. Я не стал преследовать этих идиотов. Я попытался открыть ворота и уйти, но тщетно: они были надежно заперты.  Я попытался влезть на стену. Я думаю, с моими новыми возможностями мне бы это удалось. Но за спиной раздался мерзкий ехидный голос: « Не помочь?». Я обернулся. Передо мной стоял человек с голубыми глазами, белокурый и необычайно высокий. Очевидно, он был предводителем всей этой шайки. На нем была хорошая хлопковая одежда из тонкой ткани – я как никто знал в этом толк. Она была воистину роскошна даже на расстоянии. Я думаю, двигаться в такой экипировке – одно удовольствие. На его поясе висел большой нож в богатых ножнах. Руку он держал на рукояти этого ножа. Три дурака, которые сбегали за ним, стояли сзади и  созерцали разворачивающуюся перед ними сцену.
-Тебе лучше добровольно пойти на переработку, - сказал белокурый. – Иначе мы переработаем тебя живьем.
Я не понял, о чем шла речь, и вопросительно уставился на него.
-Ты верно приметил. Мы не те, за кого себя выдаем. Брось свою уродливую крысобойку и прими смерть достойно. Обещаю – ты умрешь тихо и без мучений. Нам нужна только твоя кровь. Тебе невероятно повезло – ты убил несколько моих товарищей. Но я уверен, ты еще не встречал достойного противника. Поверь мне, что искусство боя – это не только умение беспорядочно швырять металлические предметы и размахивать руками. Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь захлебываться кровью, и глотать ее, пытаясь продлить свою жалкую жизнь, эти ненужные никому мгновения.
Он говорил спокойно и уверенно, без всякого хвастовства и пафоса. Просто уныло констатировал, что я сейчас умру. Но он вывел меня из себя. Не смотря на то, что у меня холодок пробежал по спине от его слов, я сделал это. Я плюнул ему в лицо. Моя слюна стекала с его лба прямо в глаза, на нос и на губы. Он отер ее рукавом и неуловимым движением достал нож. Он был очень быстр. Чрезвычайно. Он ловко орудовал ножом. Так, что я, даже Я едва успевал отслеживать его движения и уклоняться. Но он все ускорялся. Мне уже приходилось не нападать, а только обороняться. Все таки ему удалось опередить меня на какую-то долю секунды. В этот ничтожный отрезок времени я понял, что он успеет вонзить нож мне в грудь. Я видел его торжествующее лицо, его глаза – он тоже понял что успеет. Что победил. Оскалив зубы, он воткнул свой ужасающего вида нож в мою грудь. Удар был такой мощный, что я мгновение не мог дышать. Он вложил в свой удар все свою ненависть. Сказать, что он оторопел – ничего не сказать. Он был потерян. Потому что нож не вошел в меня и на сантиметр. Он испуганно посмотрел на меня. Я думаю, он увидел в моем лице свою смерть. Оно было, я думаю, ужасным.  Я вырвал его нож и воткнул ему в глаз. Он сел на задницу и обхватил нож. Кровь хлестала из раны. Он вытащил его, упал навзничь и умер. Я разжал его пальцы – он достаточно крепко держал свое оружие. Я забрал его себе. Во время схватки я потерял из виду тех троих. Когда я обшаривал белокурого – мне все-таки хотелось узнать, что это за птица, - раздался сильный треск. Дом, который казался мне жилым строением, рухнул и оттуда выехал  огромный грузовик.  Я едва успел отпрыгнуть. Он промчался мимо и укатил в пустыню. Я узнал в нем грузовик водочной фабрики, который недавно ушел за сырьем.
Я осмотрел этот фальшивый поселок. Никого. Видимо, они забрали с собой и старикашку. В одном из сараев меня ждала пугающая находка. Там в старом, не сулящем никакой пагубы, пластиковом ящике хранились новенькие резаки, завернутые в промасленную бумагу. Я решился и взял один себе. В Аркадии, как обещал Братец, за него дадут хорошую цену. В машине я осторожно развернул масляную бумагу, в которую он был упакован. У меня подрагивали руки. Он был по-своему красив. Идеально отшлифованный, зеркальный. Еле заметные пазы. Он был достаточно тяжеловат. Ни одного винтика, шурупчика, щели, чтобы можно было как-то пробраться внутрь этого страшного устройства. Я полюбовался собственным, несколько искаженным отражением на шаре. Я постепенно познавал прелести КИ. Мои мышцы стали гораздо сильнее и внешне больше и оформленнее. Хотя и до этого я дохликом отнюдь не был. Я ощупал себя. Особенно меня поражали мышцы груди. Они были необыкновенно мощными и упругими. Я осмотрел место удара ножом. Там был еле заметный надрез, который почти не кровоточил.
Я пытался подзарядиться от аккумулятора своей машины. Скажу просто: у меня ничего не получилось. Меня отбросило на несколько метров и я долго не мог придти в себя. Многие и многие дни прошли в моих скитаниях по пустошам. Состояние мое приближалось к критическому. В глазах все чаще появлялись некие артефакты — то черные, а то и необыкновенно яркие белые точки. А как-то раз я вообще отключился во время движения.  Мне грезилось  озеро чистой воды. Зеркальная гладь. Я упал в него и пил, и не мог напиться. Я созерцал два идеальных великолепия – горы, окружающие озеро и отраженные в нем. Я набрал в руки воды и поднес к лицу, я увидел свое отражение — без седых волос, шрама и пластин комплекта интеграции.  Не знаю через какое время я очухался. Рот мой был наполнен песком, в глазах стояли слезы, рука сжимала рычаг переключения передач так что он погнулся. Во время отключки машина моя врезалась в большой валун и восстановлению, увы, не подлежала.
Я понял что пришел к самому что ни на есть  концу своей жизни. Я посмотрел на холм. Мне зачем то захотелось умереть именно там, глядя сверху на пустоши. Я из последних сил карабкался на самую верхотурину. Тем не менее я тащил с собой контейнер с головой Марты. Мне почему то непременно захотелось сдохнуть не в одиночестве, а в компании хотя бы замороженной головы. На вершине холма я с трудом встал во весь рост — так чтобы видеть все окрестности. Наверху  был сильный ветер, который приятно холодил грудь. Подо мною раскинулись мои пустоши, без конца и края песок. У меня даже начались видения — мне казалось, что вдали я что-то вижу. Что-то что не является песком.
-Тут ничего нет, паря — вдруг услышал я за своей спиной. - Тут только голодные ящеры. Даже им здесь жрать нечего. Один чертов песок. Под ногами, над головой, в глазах, во рту, в ушах. Везде песок. Даже, наверное, в мозгах песок. Так что ты зря здесь ловишь. Гнилые шансы. Ни черта здесь нет.
Я закрыл глаза ладонью. Я где-то слышал, что так робот не может распознать человека.
-ты бля совсем что-ли конченый, а. Такие программы распознавания давно уже тю-тю.  Будь я хоть тысячу раз робот, то бы не ошибся с тобой, двуглазым, одноглазым или даже безглазым.
Тут это чудовище захихикало с эдакой хрипотцой которую когда-то я слышал на одном черном блине.
-я вот те что скажу. Вот ****ь виртуозное умение материться — туды тебя в качель — вот оно то самое што может отличить груду железяшек от полноценного биологического организма. Вот в этом — это моя бесплатная консультация тебе на будущее — отличие хьюман бин от робота. Потому что никто не создавал таких идиотских программ которые учили бы робота нецензурно выражаться. Вот так.  Если мерзкий алкаш и грубьян — держи карман — оно таки человек. А ежели оно рассуждает о декарте и не врубэндо что значит «****ь ту люсю» то готовсь — оно кошмар лейтенанта Рипли, мерзко сущностностная электрическая гнида. Веть сколь билось в свое время министерство обороны США как бля распознать человекоподобного андроида. Целые бля трактаты понаписали.  А вон ты гляди — сядь с ним у огня и поговори по душам и спроси как оно того — впендюрить клаве и вообще — и ты смотри у него уже когнитивный диссонанс — моргает гадюка и рот у него дергается. Меньше блять логических и математических построений и больше алкоголического бессмысленного бреда. И будет истина.
-ты я вижу первый матерящийся электроник.
-вот ты сука бля опять за свое.
Это был какой-то человеческий отеребок с маленькими бегающими глазами. По его лохмотьям было видно что он странствует уже давно. Его одежда, когда-то вполне приличная и даже несколько я бы сказал богатая, с некоей претензией на роскошь, уже давно пришла в негодность. В его хлопковой блузе там и тут сквозили дыры. Его куртка из кожи молодого ящера до того износилась, что в нее можно было смотреться как в зеркало. А на его ногах вообще болталось нечто невообразимое — этакие обрезанные по колено шальвары неопределенного цвета.  Единственное что еще не утратило своего вида, это его ботинки. Удивительно, но его онучи на толстой подошве были еще вполне ничего себе и я даже прикинул, что в случае чего неплохо бы было снять их с него. Вот забавная штука человеческая природа. Ведь сам я был на грани смерти.
Он еще раз смерил меня взглядом и сплюнул. Не знаю как, но я почувствовал, что если бы ни КИ он тут же меня бы убил. У него были холодные расчетливые глаза, очень спокойные, взвешивавшие ситуацию до миллиграмма.
-А ты какими судьбами здесь, заблудился?
-Ага, заблудился.
Он снова сплюнул, и вновь демонстративно осмотрев меня, сказал:
-А ты, я гляжу, не плохо подготовился для путешествия по отдаленным районам. Оснащение, я гляжу, соответствующее. Я вижу, ты парень серьезный.
Я промолчал, в свою очередь, просверливая его затхлый мозг глазами. Так мы и стояли, высверливая друг дружку, и великодушно обменивались мурашками, которые пробегали то у меня, то, я в этом уверен, у него. Он, наверное, тоже соображал по поводу моих намерений на его счет. Прикончу я его или таки нет. Он облизал сухие губы и сдался первым:
-Аркадию, что ли ищешь?
-Возможно.
-Ага. Возможно. Я ее который год ищу. Возможно, говорит, бля. Здесь ящер боится лишний раз поссать, чтобы ему причиндалы не отхватили, а он говорит: возможно. Погулять, бля, что ли вышел сюда. Ага.
Он задумчиво поскреб щетину на щеке, и я заметил, что у него отсутствует один палец. В смысле начисто отрезан, будто рука у него не из плоти и крови, а из пластилина.
-Вот что, счастливый обладатель КИ, у меня к тебе коммерческое предложение. Сделка.  Я помогу тебе, а ты заплатишь мне, скажем, 10 000 единиц. Когда найдем Аркадию. Я не говорю тебе, что знаю, где она. Но я знаю, тем не менее, в сотни раз больше тебя об этом городе. Почему то мне кажется, что это для тебя не так дорого.
Я в тот момент не очень хорошо соображал. Я отметил наблюдательность собеседника, но Я не удосужился поразмыслить, зачем ему  Аркадия. И я  не в силах был тогда подумать об источнике осведомленности этого субъекта о КИ. Штука то это как я уже говорил была достаточно редкая и не каждый кто видел на моей роже металлические пластины мог понять что они являются частью КИ. Далеко не каждый. Но в состоянии отбрасывания копыт я просто сказал ему:
-Идет. только знай, если что, я постараюсь убить тебя первым, - постарался напугать его. - Я постараюсь сделать это болезненно. И медленно, насколько это будет возможно.
-идет – сказал он.
-отлично – ответствовал я. 
Я пытался угадать, понял ли он, что у меня кончается энергия.  Мы еще раз обозрели друга, он меня – изучающее, мне даже показалось с некоторой усмешкой, я же его – с достоинством, но несколько взволнованно. Он протянул мне флягу с водой и я жадно сделал несколько глотков. Мы тронулись в путь.
Это не было видением. Мой спутник  тоже видел с холма что-то странное. Оба эти обстоятельства — появление незнакомца и некий далекий объект прибавили мне сил. Мы приближались к цистернам, а это были именно они, унимая дрожь в наших пальцах и облизывая — как я так и он — сухие губы. Далеко, далеко, за вереницами ржавых цистерн, опоясывавших горизонт, млел, рдел помавал, веял, угадывался,  мыслился, бредился и  чуялся вожделенный  город богов. Он плыл как видение то ли в воображении двух диких полубезумных странников, то ли действительно иному зоркоглазому соколу в тихую погоду, когда видно далеко и дышится легче, удавалось узреть величественные сооружения мистического города. Вот, вот, видится та  самая башня  о которой все говорят. Я вижу, вижу! Она светится красным золотом, она существует!  Никто на самом деле и не знал, есть он там или нет, поскольку никому не удавалось преодолеть эту полосу цистерн и вернуться, и рассказать. 
Цистерны. да. Еще одна легендарная и полу-анекдотическая примета страны Вечной осени. Я вспомнил, как один беззубо-сопливый экспонат с отваливающимся шнобелем мне отгружал о цистернах и о том что за ними. Обдавая меня перегаром пластиковой водки и вонью изо рта он, плача и заикаясь, говорил о башнях, гладких дорогах и хорошей жратве. И там, дескать, много старых настоящих вещей. Книги. Одежда. Да, так бы он всем этим и воспользовался если бы не ужасные военные роботы, которые охраняли подступы к объекту и отрезали ему начисто ноги и половые органы.
Я вглядывался своими супер-глазами в зацистерное пространство. Только, конечно, ни хрена я не увидел, как не таращил глаза. Только желтовато-серая пыльная муть. Мы подошли к цистернам около полудня. Я лег под одну из них и стал осматриваться, пытаясь унять дрожь в конечностях. Надо признаться колошматило меня что надо – руки и ноги ходили ходуном. Срать хотелось до изнеможения. Но я не то что срать, даже дышать боялся. Пролежав под цистерной часа два, не меньше, мы решились. Будь что будет. И на полусогнутых засеменили к следующей очереди цистерн. Там я опять лег и дрожал. Я наверное провалялся бы  там до вечера, но у меня началась икота. И не какая-нибудь, а ИКОТА. Меня просто подбрасывало. Мой спутник был в еще более худшем положении: он постоянно пердел и в конце концов обосрался. Мы в отчаянии  засеменили дальше. Когда я уже подбегал к третьему ряду, что-то хлопнуло. Я свалился словно мертвяк. Не сразу понял, что обделался. Я лежал и ничего не происходило. Теперь мы оба отвратительно воняли.
Все начинало сереть и я понял, что еще чуть-чуть и придется возвращаться и все мои страдания и загаженная одежда – зря. И, чуть ли не зажмурившись, я побежал. Вскоре все стало щелкать вокруг. Я побежал быстрее. Слева и справа надвигались какие то тени, но я бежал. Пена шла у меня изо рта но я бежал, не чувствуя ног и не оглядываясь. Я даже перестал слышать, что происходит вокруг – только гул собственной крови и лихорадочное сердце. Потом, спустя какое то время я осознал, что в тот  вечер я получил наверное все свою порцию удачи, полагавшуюся на всю жизнь. Потом я узнал, что «полоса» охранялась старыми военными роботами, которых в свое время списали из-за неадекватности и они пролежали в каком-то бункере до того как их откопали и активировали.  Эти уроды были абсолютно непредсказуемы, и как мы умудрились проскользнуть – просто, мля, чудо какое-то.

географические открытия
Потом мы шли и шли и я наткнулся на рощу. Я сначала просто обалдело смотрел на это. Я впервые видел перед собой столько настоящей древесины. Но кроме материальной ценности древесины меня вдруг поразило что-то другое. Такие причудливые силуэты, такие причудливые тени. Я никогда не видел таких кривых. Я всегда думал, что кривые – это печать дисгармонии, метка безобразного. Я увидел деревья и оторопел. Со временем я понял. Что это и есть гармония и красота, что  в этих кривых содержится биение жизни, живое течение моего и любого существования. Явление, воплощение сочувствия и теплоты любви. Сожаления.  Все что нужно увековечить – это точная копия взрослого дерева. Ничего более гармоничного, в то же время являющего нам возможность и способ преодоления, я не видел. Я хотел быть деревом. Расти также гармонично и неумолимо. Пока смерть не сразит нас. Ввысь, ввысь. Ничего случайного и уродливого, лишь прекрасное и  необходимое. Кто-то мне сказал, что деревья бывают еще прекраснее. Когда на них листья. Не знаю. Не верю. Может ли быть что-либо прекраснее изгиба ветви,  таинственной черноты.
Потом мы нашли эту большую дверь в скале. Она, наверное, вела в ад. Мне так показалось. Она была огромна. 3 моих роста, если не больше. Она была металлическая, украшенная различными надписями и всевозможными вьющимися растениями. Как говорится, там были «личины человеческие и птицы и травы». Может быть, все это имело какой-то смысл, но мне определенно некогда было в это вдаваться. Какие то картинки с продолжением, истории в картинках. А посредине  всего – странное, ужасного вида существо. Моего спутника дверь определенно заинтересовала. Он заворожено глядел на нее. Радость, восхищение сменялось испугом.  Он шевелил губами и трогал ладонью это монументальное сооружение.
-Я надеюсь, ты знаешь, как ее открыть?
Он отрицательно покачал головой и развел руками. Я вложил в свой взгляд все то презрение на которое был способен, на которое меня сподобили духи пустыни. Я внимательно осмотрел дверь.  Все ее завитушки, все закоулки. Я обнаружил нечто вроде углубления, напоминающего по форме ладонь. Я приложил свою ладонь и почувствовал внезапную слабую боль. Отдернув руку, я увидел на пальце еле заметный порез.
Мой спутник грязно выругался. - Я должен был знать, что у них есть подобные штучки. Они открывают только таким же уродам, как они. А где достать такого урода? – обреченно сказал он.
Я молча открыл контейнер, достал голову Марты и приложил ее щекой к углублению. Ничего не произошло. Мой спутник выхватил у меня голову и стал вертеть ее так и сяк, прикладывая к углублению, отчего все лицо Марты было испещрено точками. Я забрал голову обратно и стал дышать на нее чтобы кровь оттаяла. Увидев крохотную каплю я осторожно дрожащими руками приложил ее к углублению.
Дверь открылась.
Мой спутник рассмеялся странным холодноватым смехом и сказал:
-Не знал, что головы аркадийцев - ходовой товар. Век живи – век учись.
Мокрые листья. Я глядел на мокрые листья. На совокупность шуршащих объектов, которые в лунном свете слабо поблескивали. Я смотрел на их одновременно разные, но слаженные движения, удивительно походящие на развевающиеся на ветру волосы.
Птицы над рекой. В этом высохшем русле мне пришлось пережить одно из тех событий, которые вспоминаются спустя года, и которые как кажется, обладают неким мистическим смыслом.  В темном небе они сновали от одного берега к другому. Сонмище галдящих птиц, как единый организм метались по темному небу, как будто они были бушующей частью его материи. И я смотрел, как они садились на дерево. Оно, по мере прибывания птиц, наклонялось все больше и, казалось, такие небольшие существа станут причиной падения этого огромного дерева. Но вот они все расселись, и дерево, находясь в критической позиции, медленно поползло назад, все в птицах. 

Голубое небо Аркадии. Что меня в первую очередь поразило, когда мы выползли из этих пещер – это голубое небо, которое я видел только на картинках. Самое настоящее голубое небо. Мой спутник тоже был удивлен и стоял, разинув рот, как и я. Второе – их город. Он был воистину превосходен. Сооружения были из выполнены из материала оранжевого цвета, приятного на ощупь. Первый аркадиец, который нас увидел, очень удивился. Он сразу убежал куда-то и вернулся с группой таких же большеголовых собратьев. Они, поняв, что у нас мирные намерения, стали интересоваться, как мы к ним попали. Я объяснил и продемонстрировал голову Марты. Они изумленно замерли и некоторое время благоговейно созерцали ее голову. Они нас немедленно впустили дальше, в ту часть города, которая была отделена массивной стеной, сделанной из того же оранжевого и шершавого на ощупь материала. Я понял что там размещалось что-то вроде совета их старейшин. Я шел по длинным великолепно убранным коридорам, спотыкаясь из-за  нехватки энергии, а большеголовые заботливо поддерживали меня под руки. И вот я предстал перед горсткой слегка напуганных большеголовых старцев, которые, увидев меня, повскакивали с мест и услужливо бросились поддерживать тяжесть моего армированного тела. И я пал к их ногам. Поставив сей драгоценный ларец с головою аркадийской принцессы перед их светлые очи я отрубился в изнеможении. Проиграв битву Зверю, пожирающему меня изнутри. Смежая глаза и не думая уже вернуться, я увидел, как какой-то старик взял голову Марты и поцеловал ее в лоб.
Очухался я в великолепных покоях: стены были покрыты настоящей бумагой с замысловатыми узорами, а сам я помещался на большой деревянной кровати. Через окно я мог видеть голубое небо. Я даже подумал, что это что-то вроде галлюцинации или сна. Возле меня сидела Марта. Она с интересом осматривала свои руки.
-Марта, - прошептал я.
Она ласково посмотрела на меня и сказала:
-Спасибо, что принес мою голову в Аркадию. Я очень признательна.
Я смущенно молчал. Меня еще никто не благодарил за спасение собственной головы.
Она продолжила изучать свои руки. Я спросил ее, что она делает.
-Я исследую свое новое тело. Господин Главный Конструктор восстановил меня. Мне кажется, что пальцы моей правой руки теперь длиннее, чем пальцы левой. У меня наверное первое время все будет вываливаться из рук. Но я привыкну. Ты тоже восстанавливаешься очень быстро.
-Марта, а ты помнишь, у тебя была ужасная железяка вместо руки?
-я помню. Первое время мне будет не хватать моей многофункциональной руки. Хотя, конечно ее устройство и было достаточно примитивным, но очень эффективным. Он очень старался.
-так это не бредни? Этот Конструктор существует?
-Конечно, существует. Господин Главный Конструктор желает побеседовать с тобой. 
-И ему действительно 300 лет?
-ему очень много лет, - загадочно изрекла она.
-И что, ему достаточно положить в мясорубку пару трупных крыс и пустынного ящера,  все хорошенько перемешать и все – готов человек?
-ты все слишком упрощаешь. Господин Главный Конструктор очень добр к нам. Он полностью восстановил твое энергоснабжение.
Я ожидал увидеть страшную жабу с торчащими изо всех щелей железяками, а увидел обычного сухонького старикашку. По-моему, это был именно тот старикан, который поцеловал голову Марты. Он был лыс, щетинист, челюсть немного выдавалась вперед. Он был облачен в обтерханный белый халат и в несусветного вида чуни. 
-вам нелегко пришлось, мой юный друг.
-Да – лаконично ответствовал я.
Я и господин Главный конструктор нерешительно обнажили свои духовные сущности.
-Еще чуть-чуть и КИ высосал бы вас без остатка. И тем не менее вы доставили нашу Марту. Вернули нам нашу Марту.
-да.

Ознакомившись с Аркадией, я понял насколько ошибались все те пропойцы, которые отгружали сведения о стране вечной осени. Вообще непонятно откуда взялось это название. Как мне пояснил главный конструктор, осень, это когда листья на деревьях желтеют и все такое. Но здесь все растения были наоборот вечнозелеными. Все это говорит о том, что  мало кто здесь действительно был. И золотая башня оказалась на самом деле оранжевым сооружением и вовсе не из золота.  Только потом мне открыли так называемый дальний кордон, то есть место, где было личное обиталище Главного конструктора. Это был небольшой поселок из коттеджей, весь утопающей в больших  деревьях, которые всегда были с красными желтыми оранжевыми и тому подобными листьями. Как говорят, главный конструктор был создателем  этих деревьев. Он воссоздал там уголок где хотел бы жить и окружил себя соответствующей обстановкой. Он сам называл это место улицей Стругацких. Что по мне то там было довольно таки жутковато. Он жил в самом незаметном непрезентабельном домике на краю этого поселка. Как я подозревал там прямо из дома был вход в лабиринты подземелий и пещер. В других домах в том числе в огромном пышном особняке располагалась охрана из молчаливых большеголовиков и те коллекции произведений искусства, которые старикан успел собрать путем покупок, находок и грабежей. Сам он этого не скрывал и говорил, что ни один здравомыслящий человек не пройдет мимо какого-то там Давида, которому отколошматили руку для изготовления каменных топоров. Он говорил, что нашел этого Давида у работорговцев в ужасающем виде. Они оттяпали ему руку  и лицо его было очень повреждено, будто его везли вниз лицом, уцепив за машину.
-я не мог его не украсть, поскольку эти идиоты наотрез отказались его продать, болтая то про талисман, то про заказ на эту статую от дерзновенных, которые готовы были отдать за Давида огромные деньги.
Теперь Давид стоял за его домом в парке и для большеголовых это было на мой взгляд довольно таки обидным зрелищем. Хотя Марта говорила о своей уверенности, что у Давида голова больше чем у обычного человека и называла Микеланджело предтечей большеголовых.
-я все измерила и его голова для человека непропорционально большая — говорила Марта и совала мне под нос чертежи и диаграммы.
Еще она говорила что у него что то не так с мышцами но меня это мало интересовало. Мне измученный Давид, без руки в которой он когда-то держал пращу и со стесанной половиной лица, напоминал меня самого. Особенно мне нравился его сохранившийся глаз, который гневно смотрел немного вбок. Бывало я и Конструктор сидели в этом парке на скамье и среди шумящих листьев, глядели на Давида и беседовали о том  о сем. Этот звук шумящей листвы сначала меня сильно пугал и напоминал ползущего где-то ящера, но старик просто жмурился от счастья слыша эти шорохи и шепоты.
-ты знаешь чем Давид Микеланджело отличается от других Давидов? - спрашивал меня старик зная, что я не знаю. Ответа старику было не нужно. Он воодушевленно продолжал: - здесь Давид перед битвой, все еще предстоит. Сколько больше здесь драматизма чем в победителе! Все еще предстоит и исход не ясен.
Последние слова старик зачем-то повторил.

Марта навещала меня каждый день и мы беседовали. Говорила в основном она. Признаюсь, мне нравилось ее слушать. Ее речи, как правило, были понятны и последовательны. Но я стал замечать что Марта проявляет ко мне какой-то особенный интерес. Как-то я прямо спросил, почему она так часто таскается ко мне. И тут началось. Она, слегка склонив голову, принялась вещать.
-Благодарность – это хорошее чувство. Оно очень близко к любви. Я люблю чувствовать это чувство. Ведь оно зависит исключительно от меня. Если ты даже не принимаешь мою благодарность. Любовь – это слишком сложное великое чувство. Оно не всегда позволяет контролировать процессы собственного организма. Оно очень близко к физическому контакту. Для меня это те моменты, которые требуют дополнительного осмысления. Однако, я постараюсь любить, если представиться такая возможность. Я хочу испытать его, но некоторым не дано. Нужно взрастить его в себе – это чувство любви. Вы, люди, очень часто путаете его с вульгарной чувственностью и с сексом. Подменяете. Но немногие из вас действительно любили. Вы не способны. К сожалению. Это будет причиной гибели вашей цивилизации.
-почему ты ручаешься за людей? Ты же не человек. Ты не знаешь людей, но заявляешь об этом будто это твои ручные ящеры. Наш потенциал еще не исследован, - заявил я, особенно довольный последней фразой, подслушанной у Старика.
Марта явно была в ударе. Сложив свои ручки на коленях и слегка раскачиваясь, она продолжала несколько монотонно, но, тем не менее достаточно возбужденно вещать:
-В общей массе ваш эмоциональный потенциал подобен играющему щенку – эмоционально-духовные процессы переменчивы, привязаны к конкретным сиюминутным обстоятельствам, часто диктуются банальным влечением, которому вы не в силах противостоять. И можно только посочувствовать, т.к. это ваша суть и вам от нее никуда не деться, и бесполезно ломать свою природу. Прошли бы еще десятки, сотни тысяч лет,  прежде чем человеческая природа бы несколько сместила приоритеты с вопросов размножения и выживания сильнейшего на иные. Но вам этого не дождаться – вы уничтожите себя. Мы же – это готовый продукт предполагаемого развития, мы те, кто призваны быть в гармонии с этой планетой и друг с другом. Мы – новые жители этой планеты.
-Но с вами могут ведь не согласиться. Люди, другие мутанты…
-Они уничтожат друг друга. Несколько поколений и особенности вашей природы не оставляют вам шанса.
-Но размножение. Вы же не остановите размножение.
-Вы подходите к вопросу размножения поверхностно. Ваши чувственные контакты неразборчивы и беспорядочны. Вы порождаете невообразимые генные соединения, которые выращиваете с меньшей разумностью, чем тратите на выбор материального предмета. И потом наслаждаетесь  господством тиранов и самодуров, войнами и разрушениями.
-И как эти твои сладкие речи согласуются с  тем, что вы вытворяли с Братцем в Кирраусе, с твоей непобедимой любовью к пластиковой водке?
Марта покраснела и опустила голову:
-Я согласна с тобой. Иногда благодарность кому-то одному оборачивается ущербом для других. Я очень сожалею. Но я не могла иначе.
Я спорил с Мартой скорее из любопытства и просто из желания поспорить. Видимо, старикан очень хорошо промыл им мозги. И семя его упало на благодатную почву. Это было скопище оголтелых пацифистов, безумных теоретиков, полагающих о себе невесть что. Я представил себе, как эти ущербные размножаются. Нет, не трахаются, не занимаются любовью, а именно «размножаются». Наверное, у них были определенные дни, наиболее выигрышные по этой части. Они наверное, делали пред этим небольшое безалкогольное застолье. Потом была беседа о судьбах мира, сопровождавшаяся обоюдным большеголовым киванием. Потом она наверное говорила ему строго: отвернись. Он, поди, поворачивал свою огромную тыкву к окну и уныло сопел, ссутулившись. Наверное, через час, не меньше, она говорила: я готова, Сарранк, Урссон, или Аккув. Или наверное называла его полным именем. Какой нибудь Уорхв Шанчьл  Мцердский. Дальше я теряюсь. Я не могу представить как эти кони возбуждались. Что у них считается игривостью и вообще – как у них там под одеждой. Может, профессор решил, что кое-что вроде пениса или грудей тоже излишне и влечет войны, катастрофы и безвременную погибель пустынных ящеров или уменьшение популяции трупных крыс. Я не знаю, что они там друг перед другом обнажали. Хотя, конечно, любопытно.
На следующий день я, сгорая от любопытства спросил Марту, а как все же это у них происходит. Она опять присела возле меня и, слегка покраснев, принялась повествовать:
-Сначала мы друг другу кланяемся…
Я не выдержал и рассмеялся. Честно, я пытался сдержаться, но тщетно. Марта строго посмотрела на меня и тихо сказала:
-Ты меня обижаешь.
Черт, умеют же эти большеголовые бередить душу. Она меня опять чуть не довела до слез, и я чувствовал себя виноватым.
-Я думал об этом всю ночь, и вот мне захотелось узнать. Ничего такого, – оправдывался я.
-Ничего. Я тебе потом расскажу. – сказала Марта как ни в чем не бывало. 
Буду ждать с нетерпением – подумал я и приветливо кивнул Марте.

Конечно, может показаться, что жизнь без драк в пивных, без разгула страстей и поголовного совокупления скучна и бессмысленна. Поначалу мне так и представлялось. Но, к собственному удивлению, их тихая размеренная жизнь мне даже начала нравиться. Приятно, когда о тебе заботятся и помогают, и стараются угодить. Они относились ко мне очень уважительно. Несмотря на придурковатость, они были очень умны. В своей, конечно, ограниченной области. Своим слаженным и четко организованным производством они добились такого благосостоянии, которое снаружи и не снилось. Я впервые по настоящему купался в роскоши и не  питался,  а кушал. Для них не было никакой проблемы сделать хлопковою ткань. Или хлеб. Или что угодно, что было редкостью снаружи. У них в изобилии было дерево и другие стройматериалы. Наконец, у них была уйма  энергии неизвестно откуда. Единственная проблема, которая  меня беспокоила – это отсутствие объекта с кем я бы смог совокупиться.

«Смертинет».
Жизнь была определенно хороша. У меня было практически все, что я пожелаю. За исключением, как я уже говорил, партнера для совокупления. Но меня это пока не очень беспокоило. Мне казалось, что всемогущий старик запросто решит и эту проблемку. В последнее время старик стал часто приглашать меня к себе для задушевных бесед. Что, честно сказать, мне очень нравилось и возвышало мою и так возвышенную личность в глазах окружающих. Мне казалось, что я для большевиков наподобие какого-то принца. Уж во всяком случае гораздо выше их самих во всех отношениях. Старик много мне говорил о жизни их города и о себе, а я его завороженно слушал.
-Труднее всех сохранить глаза, - говорил он. - Через 200 лет жизни с ними начинает твориться черт знает что. Заменил. 50 лет – и вылетают. В последнее время мне глаз хватало только на 5 лет. Потом появилась проблема с донорами. Когда я решил уединиться. Когда эти мошенники… ты сам знаешь, что происходит теперь в этой сфере. Еще называют себя конструкторами. Вот уже десятки лет я не могу раздобыть себе глаза. Точно не считал. А это очень важно для меня. Они, мои головастые друзья, готовы отдать мне свои глаза. Это для меня теперь звучит диковато. Но наверное я соглашусь. Для меня это очень важно. Человек вообще получает большую часть информации через глаза.  А я тем более. Я, знаешь ли, любитель искусства. Я  собрал неплохую коллекцию. Когда я был богат. Я расстался со всем своим ненужным барахлом. Но Это я не смог от себя оторвать. И теперь я не могу это видеть.
Он взмахнул рукой и запрокинул голову. Плавная дуга очерченная его ревматическим пальцем долженствовала охватить визуальное богатство аркадийского мира – горизонт с красными домиками, рассыпанными у подножия горы и голубое небо над всем этим великолепием. Но старик, видимо, напутал, и рука указала всего лишь на большие напольные часы, стоявшие в углу. Они мне напомнили самого старика. Стрелки двигались с дрожью и во всей работе старинного механизма угадывался тяжелый труд, который с годами становился все тяжелее. Глаза старика осветились закатным светом, и я увидел, что они полностью белые, без зрачков. Они слегка были позлащены этой большой звездой – Солнцем и старик совсем бы неотличимо походил бы на статую, которую я видел на входе. Если бы не щетина. Странно, что он ошибся с направлением, ведь он очень хорошо ориентировался в пространстве.
-Это конец – уныло сказал старик. - Это конец. Я тебя не виню. Ты, я уверен, не хотел бы ничего подобного. Но с вашим появлением внутренний баланс Аркадии нарушился. Мы живем здесь не одну сотню лет. Одни. Я предчувствую изменения. Столько лет жизни, мой мальчик и я уже начинаю чувствовать вибрации сущего. Я знаю, что грядут изменения. Это подобно дуновению ветра, который колышет не волосы, нет – это он хорошо сказал, т.к. колыхать у него было особенно нечего – а колышет клетки твоего мозга. Старик, с колыхающимися из стороны в сторону клетками своего мозга, подошел к окну. Он приник к нему щекой и замер.
И осени закатное дыханье
Мой лик усталый золотит
-Продекламировал он.
Я не понимаю, что это за дурацкая привычка – складно говорить. Поэты. Они размещали строчки своих записей в столбик и потом также, наверное, плавно говорили. Еще кто-то наверняка в это же время терзал какой-нибудь предмет, издающий звуки. Что-нибудь там пощипывал или колошматил.  Или дул в железную трубу до красной рожи. Что до меня, то я этого не понимаю. Мне кажется, что инструкция по применению медицинского робота только потеряет, если ее изложить этими особыми столбцами. Определенно потеряет. Сколько одного сырья нужно будет извести. И вообще.
Но Он точно угадал – его лицо действительно было освещено заходящим солнцем.

Я глядел наверное самому времени в глаза. Старик знал то, отчего все произошло. Самый старый человек на земле.
-Эта жизнь – спросил я – которая была раньше – какая она была.
-О, неизмеримо разнообразней, мой друг. Но прошло уже очень много лет. Я многое позабыл. Ресурсы мозга в этой части сильно ограничены. Активная информация за такой промежуток времени практически вытеснила пассивную. Я помню: Много людей. И мало энергии. И мы сами себя приговорили. Давно твердили, что что-то нужно делать. Ну и - энергетический кризис. Стали захватывать месторождения ресурсов. Другие стали их отвоевывать. Раз за разом. А потом включились эти пустоголовые. Им захотелось. Историю вершат идиоты. Так глупо тогда получилось.  Они взорвали состав с ядерным оружием, оправлявшимся на утилизацию. Я работал тогда в своем офисе на 37 этаже. Эта информация никогда не исчезнет из моего мозга. Я увидел, как растет маленький гриб далеко на горизонте. Я подумал, что на окраине города взорвалась бензоколонка. Потом был этот страшный хлопок, и вылетели все стекла, и ветер ворвался в здание. Стекло попало мне в руку и повредило сосуд, но я неотрывно смотрел туда. И я увидел как поднялось второе солнце. А нас разделял не один десяток  километров. Господи Иисусе – сказал я тогда, наверное первый раз в жизни. Тут меня окатила волна невероятного удушающего жара и я потерял сознание.
Так все начиналось.

Когда я очнулся, я увидел, что наступил настоящий Апокалипсис. Я смотрел и плакал. Во весь горизонт, насколько хватало глаз – зарево, столбы дыма. Внизу воют сирены, слышны крики. И еще – этот ветер и гул - будто вдали идут сотни поездов. В соседней комнате я обнаружил свою мертвую лаборантку, и как у нас тогда водилось – любовницу. Да, да – наличие любовницы не мешало мне серьезно раздумывать об улучшении человеческой породы. Ее голова была размозжена. Помню, я почему то пытался угадать, где в этом месиве ее губы. У меня мелькнуло острое желание выброситься в окно. Но я с собой справился. Это на первых порах еще можно было остановить, не смотря на тяжелейшие последствия этого взрыва. У планеты огромный запас живучести, что не скажешь об этой плесени – человечестве. Те кто был мудрее пустоголовых проявили мальчишество. Ведь у них были бомбы и нужно было их наказать как тогда Японию. И вот это была уже самая большая глупость. Тогда то бомбы были только у них. А теперь? Это было действительно не остановить. И никуда не спрятаться. 
Старик умолк, а я нетерпеливо ждал когда он отгрузит очередную партию увлекательнейших откровений. И он отгружал:
-я работал тогда, до Взрыва, в Локхид мартин, формально я числился инженером по экзоскелетам, руководителем лаборатории по разработке экзоскелетов. Хотя по образованию я был биолог и лучше себе представлял так скажем живую материю нежели чем какие-либо механические конструкции. Я понял что такое жизнь слишком рано. Тогда была такая забава — акробатические пирамиды.  Я помню, как я вскарабкивался на вершину, ступая по спинам, рукам, ногам и по головам моих товарищей. Очутившись на вершине, я принимал замысловатую позу и широко улыбался, балансируя на одной руке. Я ждал этого. Именно в этот момент зал взрывался аплодисментами. Хотя мне было всех легче, не как тем, кто сопя и матерясь держал все эту тяжесть внизу. Мое превосходство заключалось лишь в том, что я уродился маленький и худенький. Но эти аплодисменты предназначались определенно мне. Потому что я был наверху. Поэтому уже тогда я стремился найти область, где мои возможности засияли бы более выигрышным светом. Как маленький рост, который совершенно не годился для баскетбола – там бы я мог изнурить себя до смерти ничего не достигнув - но был так необходим в акробатических пирамидах. Поэтому я пошел на биологию. Тогда никто не хотел резать лягушек, все хотели строить ракеты. 
Это был заказ министерства обороны — создать каркас для солдата, чтобы он мог нести тяжелый груз, больше оружия и не уставать.  Основная проблема была в источнике питания. Все эти конструкции требуют уйму энергии — и собственно откуда ее брать. Не потащишь же вместо оружия огромный аккумулятор — это было бы бессмысленно.  Да и розеток на поле боя нет. А разматывать кабель таща за собой огромную катушку - еще большая глупость. К тому же этот кабель может быть в любое время перебит и солдат останется без энергии. И вот я углубился в эти вопросы и пришел к выводу, что оптимальней с точки зрения энергозатрат не экзоскелет, то есть не внешний каркас, а интегрированный. Мои идеи были восприняты на ура и в итоге я, оставаясь формально на должности инженера по экзоскелетам, возглавил очень засекреченное направление по созданию солдата будущего. Много крови я тогда пролил. Сколько народу мы погубили испытывая наши прототипы. Тех, кто был приговорен к смертной казни и к которым якобы приговор был приведен в исполнение. Которые не числились среди живых.
Старик опять умолк, позволив мне, видимо, излить в пространство молчаливое негодование по поводу его бесчеловечного поведения.
-Но не только и не столько идеи создания суперсолдата меня занимали, - начал оправдываться старикан. - Моя тайная мысль и тайное желание в котором я зашел слишком далеко – создать новую породу людей. На волне этих экспериментов, чувствуя свою вину, я решился откорректировать человеческую породу. Да, да после экспериментов с КИ, с их пугающими но одновременно и впечатляющими результатами, я решил замахнуться на программируемые  мутации. Как мне тогда казалось – я все могу держать под контролем. Ан нет. Оказалось, я просто нашел кнопку у этого большого и сложного механизма под названием Станок Господа Бога. Но механизма не знал и не понимал. Но кнопку нажал. И вот что получилось. Я не могу сказать, что это неудача. Но и удачей вряд ли это можно назвать. Я много прилагал усилий для стабильности процесса. И в итоге эта мутация – как ее называют – большеголовые – стала удивительно постоянной. Новая раса, да. И вот я здесь – со своими детьми.
-То есть большеголовые — это не мутация в результате Взрыва, а...
Я замолчал, понимая что ответ очевиден. В этот момент старикан, мне показалось, пустил слезу и попытался скрыть это от меня. Конечно, до всхлипываний и соплей дело не дошло, но, поди ж ты, – дедушка расчувствовался.
-А что касается твоей проблемы – да, это общий недостаток первых КИ. То есть то, что им требуется внешнее питание и оно изначально не интегрировано. Вернее аккумулятор может быть отсоединен. Мне казалось так более удобно. Но они – эти люди, опошлившие имя конструкторов – он увидели в этом отличную возможность для мошенничества. Для вытягивания из клиента двойной цены за КИ – сначала за саму оболочку, а потом – еще и за аккумулятор. Платили, как ты понимаешь все. К сожалению, таких исследований – а что будет если вынуть аккумулятор – мы не проводили. И в итоге все прелести подобного положения ты испытал на себе.
Он меня убаюкивал этими своими речами. О том, как из искры возгорается пламя. О том, как из уродливой гусеницы возрастает бабочка.  Как серый чахоточный утенок вдруг оборачивается прекрасным белокрылым лебедем. О жертвенности, свойственной, по его мнению, многим прогрессивным живым организмам. Он открывал мне свои секреты. Есть только КИ 1, КИ 3, КИ 7, его любимые числа. Вторые, четвертые, шестые КИ – чистое шарлатанство грязных оскотинившихся конструкторов. Стоят они тоже дорого, но все-таки дешевле 1, 3, 7, а представляют собой в чистом виде мошенничество. Пятая серия, действительно, когда-то существовала, но уже давно забыта и морально устарела. Но ее тоже можно встретить в продаже по слишком уж высокой цене. Это удел коллекционеров. Удел гурманов и эпикурейцев. Серия была разработана специально по заказу одного нувориша, умиравшего от рака. Его не интересовало ничего кроме удовольствия, но чтобы по максимуму. Он видите ли не хотел жить вечно. Он хотел в оставшийся ему промежуток познать чувственную сторону до потолка. И вот все усилия были положены именно на это. Были отброшены в сторону все защитные свойства, всякое глупое продление жизни, всякие укрепления скелета и прочая белиберда. Говорят, получился самый невероятный на вид КИ. Его сразу же, честно говоря, запретили. На закрытых аукционах цена 5-го взлетела до небес. Я даже не уверен, остался хотя бы один оригинальный и полный 5-й на сегодня. И еще – производство 5-го было, наверное, самым дорогим.
Подготовив меня таким образом старик как-то изрек:
-Но есть главная тайна, мой ребенок, таимый от посторонних глаз.
И старикан пространно поведал мне о неком супер-КИ.
- Это настолько тонкая и великая работа, настолько экстраординарная, что она не имеет  порядкового номера. Какого-нибудь №9. Нет, это что-то совершенно особенное. Комплект СН, существующий в единственном экземпляре. Единственный минус этого совершенства – он устанавливается только на людей. В смысле – чистых. Видимо его слишком сложная схема входит в противоречие с недостаточно изученным, слишком быстро меняющимся мутагенным организмом. Все-таки КИ изначально разрабатывался для людей. К тому же такое огромное количество вариаций. Это безусловно интересно, но настроить СН под мутанта решительно невозможно. Только ты.
-А что такое за аббревиатура СН, - спросил я старика.
-Очень просто – Смерти Нет.

Бимбо
Его называли Бибмо или Бомбо, как то так. Так полагалось величать этих животных в приснопамятной древности. И вот он и стал этим самым Бимбо-Бомбо. Большей частью он сидел над обрывом и смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму. Ему, я думаю, было совсем не легко. Хотя бы потому что слонихи в Аркадии отсутствовали. Да и в других местах я тоже слонов не видывал. И вот этот единственный в своем роде экземпляр болтался по Аркадии, вращая головой и шевеля своими огромными лопухами.  Он говорит, что они не могли его бросить. У них дескать сердце разрывалось и надрывалось, когда они его увидели и поняли. С ним можно было и пообщаться. Его системы явно давали сбой, и понять его было не просто. Например, он говорит:
-я риад тиебя очиишшя вдиеть. Радт  виелдеть. Очне рад виедть.
я ему говорю:
-да старина я тоже очень рад тебя видеть
Будто мы знакомы с ним 300 лет и 3 года.
И он, значит, приветливо замахал этими своими лопухами. Они у него потешно колыхались.
Он снова:
-киак у тбея длеа? Какх ю тибеа дела?
Я говорю:
-отлично дела, как сам поживаешь?
-очне хооршо. 

Я думал над всем этим чем тяжело нагрузил меня старик. Он уговаривал меня поставить Смертинет, или как он говорил — принять Его. В который раз он говорил и о риске — дескать слишком сложное устройство и есть опасность дезинтеграции, и говорил о жертвенности, избранности и прочем. У меня были основания подозревать, что этот СН предназначался для самого старикана. И я как-то прямо спросил его об этом. Старик несколько замешкался и как мне показалось смутился, но быстро взял себя в руки.
-Да, да, ты прав, мой юный проницательный друг. Я планировал. Но разработка и создание прототипа СН в постъядерных условиях заняла слишком много времени. Я устал жить и не хочу уже продлевать свои мытарства. К тому же я физически слишком стар и риск дезинтеграции здесь гораздо выше. Другое дело ты. С этим комплектом ты станешь надеждой человечества на лучший исход. Это мое в какой-то степени искупление. Но решать тебе.
Да, они полностью пропитали меня собою. Благодарность и все такое. Тем более неограниченные возможности СН в различных сферах и перспектива бессмертия  выглядели для меня заманчиво. Но, помня свои приключения с КИ № 1 и проблему с энергоснабжением я все ж таки не решался. Боялся, что их заманчивое бессмертие будет обременено скрытыми покамест условиями. Нет, я не опасался, что придется подписать договор с кем-то или чем-то рогатым и огнедышащим. Но какие-то смутные соображения витали в моей голове. Вроде того, что будет необходимо для поддержания функции «бессмертие» ежегодно съедать 100  юных девственниц с белокурыми волосами и родинкой на левой лопатке. Так я и мыкался. Пока не случилось одно событие, которое окончательно  подвигло меня согласиться. Событие, которые многие восприняли чем-то таким, чем оно на самом деле не являлось. Все было еще впереди.

Удивительно, но глядя на эти деревья, оранжевые крыши и голубое небо определенно хотелось жить. Это было совершенно не то пыльное  небо, пыльная земля и пыльные дома, что я видел доселе. Голубое небо с небольшими бинтиками облаков пересекали птицы. Они медленно плыли вверху расправив крылья и хотелось смотреть на этот полет вечно. Я так себя и представляю — среди спешащих большеголовых по своим большеголовым делам стоял я, задрав голову вверх и открыв рот.  Их  строения были возведены из специально строительного материала — кирпича. Старикан говорил что использование любых материалов обусловлено ресурсами местности. Тут  у них было много глины, которую было легко добывать и легко перерабатывать.
-Было бы много бы много руды мы построили бы сталелитейный завод и возводили металлические дома.  Тут все просто — объяснял мне старик.
Я его постоянно спрашивал почему и почему — почему дома из кирпича, почему все крыши оранжевые, почему так много зеленых растений и почему птицы не падают а небо голубое. Старикан мне все обстоятельно объяснял. Я постепенно находил удовольствие в созерцании его огромной коллекции, которую он, будучи слепым, будто видел наяву. Я полагал, что он использует какие-нибудь устройства для своего зрения, но он уверял меня, что все эти картины, статуи и прочая у него в памяти и он их видит своим мысленным взором как наяву. Как бы то ни было, старик почти никогда не ошибался, рассказывая что изображено здесь, а что стоит там. Я смотрел и не мог оторвать глаз. До чего прекрасные виды были на этих картинах. Он говорил Коля Пуассе или что то в этом роде, Жан Клок ДеЛориан и его золотой век и наконец Костямибль, где были какие-то совершенно сумасшедшие вихри и совершенно натуральные лодки, мне казалось они еще пахнут тяжелым мокрым деревом и тем морем и воздухом, которым хотелось дышать. Да он надувал эти облака и будоражил листву лучше чем это было на самом деле. А те портреты, которые как будто твои хорошие друзья, кто прозорливо, кто скорбно, кто с любовью смотрели на тебя. И были вазы из хрусталя с гвоздикой на тонком стебле, которая будто вот только сказала что собирается увядать, и его спокойные глаза, и смешной берет. Все это так бередило мою душу, что я не могу найти слов.

Большевики все обхаживали меня по поводу нового КИ. Приводили все новые и новые основания. Как-то раз  Старик как обычно начал балаболить издалека:
-Я уже перестал чувствовать опасность исходящую из этой земли. Я наивно полагал, то вот так я и умру спокойно в этом городе, окруженный людьми, эта идея изначально выглядела нелепой, но другой идеи не было. Я полагал, что смогу прятать их тысячелетиями. За такой срок они бы пришли в себя и создали бы настоящую новую империю Добра.  У нас много сторонников. Они приходят. Мутантский рай, как они говорят. Да к нам трудно попасть. Мы тщательно проверяли людей, не станут ли  новоприбывшие пожирателями нашей гармонии. И вот после стольких лет безоблачного – даже в прямом смысле слова-  существования, появляется эта зараза. – в его голосе появились нотки какого-то капризно-детского отчаяния. – появляются эти душегубские устройства. Что они творят! Они доберутся до нас, я это знаю. Идет планомерное уничтожение мутантов – Кирраус, т500. Следующей будет аркадия, я уверен. Честно говоря, я потерпел фиаско. Они не могут жить среди других. Ты наверное видел, что бывает. Они не могут сопротивляться. Это корм. Это жертвенное мясо. Но я не могу их бросить. Не могу их оставить. Я должен их защищать. Я их создал и я должен. Если бы меня ничего здесь не держало – я бы умер. Я устал. Ты не представляешь, как можно устать за 300 лет.
Да, я действительно вряд ли мог себе это представить. Я молча открыл свой контейнер и показал ему резак. Старик ошарашено посмотрел на меня и на резак.
-Я нашел его у каких-то проходимцев.
Старик видимо потерял дар речи. Он продолжал таращиться на шар.
-У проходимцев вряд ли могла очутиться такая вещь – сказал он еле слышно.
Он нагнулся над контейнером. Честно говоря, я боялся что резак сейчас выпрыгнет на него или произойдет что-нибудь в таком духе. Он осторожно взял резак.
-Вы не боитесь, что он  активируется?
-По моим сведениям эти штуки не нападают на людей. Как я и ты. Их интересуют только генно-измененные организмы. Я предполагаю, когда он если можно так сказать спит – его достаточно накрыть тряпкой, чтобы ничего не произошло. Теперь у нас есть экземпляр благодаря тебе. 

У него было много всяких штучек. Вот это — он говорил, вот это! Он поглаживал на столе металлическую табличку с календарем, кажется это был октябрь 1962 года.
-Это, я имею в виду ядерную войну, могло начаться еще тогда и этот сувенирчик изготовили тогдашние властители мира чтобы видимо напоминать себе об этом после карибского кризиса. Тогда две державы чуть не поколошматили себя и всех живущих, но к счастью тогда им достало мудрости или... Тогда еще они знали, что такое просчитать последствия. Тогда еще понимали, что если каждый будет бездумно тащить канат к себе, то узел от этого только затягивается. А вот еще у него было сокровище — страшная бумажка с изображением лица человека в красных вихрях и надписью «Вьетнам».
-Это старая вьетнамская марка, где ты можешь видеть квакера Нормана Мориссона, который сжег себя под окнами министра обороны в знак протеста против войны. Скольким мориссонам  нужно было себя сжечь под окнами министров обороны!  Но все попусту, все как старый лис макнамара будут называть их «неуравновешенными нервными людьми».
Старый пройдоха! Бьюсь об заклад, он раздобыл эти табличку и марку тоже каким-нибудь интересным путем. Что-то вроде краж грабежей и разбоев.  Он много еще говорил. И о том, что все мы плывем в одной лодке и другой нет, что все мы под крышей одного храма и негоже как Самсон обрушивать сей храм на свои же собственные головы, желая уязвить врага. И так далее в том же духе.  И эти все его пацифистские россказни в свете уговоров установить СН выглядели для меня крайне непоследовательно. Но он будто читал мои мысли.
-Я знаю, что для тебя мое предложение не совсем вяжется с тем что я говорю. Но это только на первый взгляд. Весь этот человеческий разум, вся эта логика, причины и следствия, и расчеты — все к ху...м, когда этот человеческий разум приводит к таким последствиям.
Я впервые слышал, чтобы конструктор употребил нецензурное выражение. Видимо старикан очень увлекся и он рьяно продолжал:
 — Те, кто были у руля тогда, когда все началось — были очень разумными людьми. Понимаешь, очень! Гораздо умнее чем Кеннеди, Хрущев и Кастро. Человеческий Разум нас не спасет. Это единственный вывод, к которому я пришел.  Я понял, что ядерная война обязательно должна быть, поскольку человеку свойственно ошибаться, в том числе это касается и ядерного оружия. И они — мои большеголовые дети — лишены этого гена войны, который содержится в каждом из нас, этого дарвиновского стремления к убийству менее приспособленного ближнего с целью занять его среду обитания.

Это случилось рано утром. Я постепенно приучался к некой созерцательной стороне существования. Я полюбил утрами любоваться окрестностью. Совсем как Бимбо-Бомбо. Я просыпался и шел к окну и просто смотрел. Господин Главный Конструктор выделил мне апартаменты с потрясающим видом из окна. Это был домик над обрывом. По сути мои апартаменты были частью этой огромной оранжевой башни, которая высилась над обрывом и была чем-то вроде эстетического сооружения  - основное ее назначение уже долгие годы состояло в эстетическом любовании красотами. Изначально она создавалась как часть противопесчаного купола, который был тогда достаточно высоко. Всего таких башен было две  - по обе стороны обрыва. Я жил в левой. Бимбо жил в правой – они для него сделали большой лифт и огромную комнату. Но он обычно выходил из башни и стоял на краю обрыва.  С огромной высоты я наблюдал горы, туманы, облака и притаившиеся в них зеленя. Я наблюдал пыльную пелену глубоко внизу. Отсюда и она казалась красивой.
И в то утро я стоял у окна и таращился на раскинувшуюся предо мной свалку красоты. Я знал, что, по крайней мере, еще несколько существ любуются сейчас со мной тем же самым, в том числе и большой Бимбо с его тяжелым сопящим дыханием и грустными глазами с голубой поволокой. И я, и они, мои тайные сообщники-созерцатели, и эти горы, туманы и зеленя были единым живым организмом с общей для всех нас пульсирующей кровеносной паутиной. С медленно набухавшими объемами легких при наших глубоких вздохах. С озерами бирюзовых глаз и с глазами бирюзовых озер.
И я увидел их. Прекрасных соучастников нашей общей гармонии. Первое время мне казалось, что это какое-то прекрасное видение – как они медленно плыли, эти маленькие солнца. Огненные шары. Я смотрел на них, они летели глубоко внизу их было всего несколько. Один подошел совсем близко, два других маячили вдали с правого и левого фланга. Было слышно как они выжигают воздух. За шарами тянулся еле заметный шлейф в виде студенистой массы. Первый подлетел совсем близко к башне и я потерял его из виду. Тут же я услышал сильный треск и все сооружение содрогнулось. А потом были эти уже знакомые мне леденящие кровь звуки. Высокочастотное визжание, звук циркулярной пилы, работающей на бешеной скорости. Я слышал отдаленный людской гомон, и, к моему ужасу, услышал крики. Я понял, что шар проник в башню, и начал свою работу. Я совсем упустил из виду те два шара. Я посмотрел вверх и увидел желтое солнце перед собой. Чуть потрескивая и тихо жужжа шар летел мимо меня. Плавно плыл.
Внезапно он сместился в мою сторону и обжег сильно руку – если бы ни КИ, я бы наверное сразу погиб. Я опешил. Я так привык, что они меня не атакуют, что даже не отпрянул от него. Когда шар коснулся моей руки, что-то случилось. Я помню яркую вспышку, хлопок. Очнулся я среди развалин в нижней части города. Я понял, что меня от встречи с шаром сбросило с башни в город. Я едва мог пошевелиться. Я посмотрел на свою руку. Это была оплавленная культя.
Все было кончено. В воздухе витал едкий запах гари. Пепелища и пожары. Я кое-как встал. У обрыва я нашел Бимбо. Он был мертв. Его будто бы запекли в духовке. В домах – оплавленные дыры. Я не  мог придти в себя. Удивительно, но многие спаслись. Они действительно гораздо умнее остальных мутантов, эти большеголовые. Видимо в голове у них все-таки мозг, а не вода, в которой медленно плавает маленький ящер. Мне поначалу казалось что Аркадия уничтожена. Но когда дым рассеялся, я увидел, что большая часть города осталась невредима. Сильно пострадали только ближайшие к обрыву сооружения.  Погибло много аркадийцев, но Бимбо оплакивали все. Они говорили это их символ – большой беспомощный и наивный юродивый. Мы хоронили его по их тихим обычаям. Тихо несли его в эту огромную яму. Глухое топанье. Все мы скорбно молчали. Мы несли нашего Бимбо глухо топоча в облаке пыли, в фимиаме его закопченной плоти. Мы свалили его тушу в яму и какое-то время наблюдали труп, желая впитать в себя последнее что осталось, хотя бы в такой искаженной форме. Конечно, гибель Бимбо а тем более их искренняя печаль разбередила меня. Но отсутствие руки. И то что шар в это раз атаковал меня. Решено – Смертинет.

Один из их старейшин спросил меня:
 -знаешь что, мы не нашли твоего друга — ни среди мертвых, ни среди живых.
-он не мой друг.
Так и поговорили.

Это было похоже на какой-то обряд. Все они были ужасно взволнованы, даже больше чем я. Они меня обихаживали: один аркадиец чего-то винтил в моей левой руке, другой ковырялся в правой. В меня вставили кучу трубок и затем мне стало хорошо и захотелось спать. Когда я проснулся, то понял что что-то пошло не так. В помещении где я находился мигала красная лампа, несколько большеголовых в белых халатах сновали туда сюда. Когда я пришел  в себя,   они остановились и испуганно глядели на меня. Я был удивлен, потому что чувствовал себя довольно комфортно. Я увидел какую-то ужасную лапу с облезшей кожей, которая лежала на блестящем металлическом столе подле меня. Я стал прикидывать, кому из видимых мною ранее животных она могла принадлежать, но она ни на что не походила. Мой подбородок почему то  чесался и я решил потереть его правой рукой. Тут я увидел что к моему лицу приближается этого ужасного вида лапа. Я понял, что теперь это моя рука и потерял сознание.
Вновь я включился когда рядом был этот старый пердун, который превратил меня в Зверя. Этот лживый старикашка опять что-то убаюкивающе балабонил.   Дескать, все прошло как по маслу. Почти. Интеграция ПРАКТИЧЕСКИ завершена. На 99%! Это по его словам была настоящая удача. Вы просто созданы друг для друга — говорил старик — он принял тебя!!! Интеграция ПОЧТИ состоялась! То есть только лишь не удалось смоделировать как надо поверхностные слои кожи, которые, конечно выглядят не очень то, но тем не менее никак не влияют на мою эффективность и многочисленные функции. Я бы наверное разорвал его в тот момент, но они как-то обездвижили меня. Мне подумалось тогда, что наверное не я первый, на кого они попытались напялить СН. Старик будто читал мои мысли:
-Да, дорогой друг, нам пришлось пройти через долгую череду проб и ошибок. И во всяком случае я понял, что для такой интеграции необходимо, что называется полное желание и добровольное согласие донора пойти навстречу этому единению. Теперь тебе придется попривыкнуть к своей новой внешности, мой юный друг — сказал старикашка, гадливо, как мне во всяком случае показалось, улыбнувшись.
Я стоял посреди комнаты, оглядывая себя. При слабом свете лампы, в ночи, мои трансформации казались особенно пугающими. Я стоял посреди пустой комнаты, вытянув перед собой подрагивающие руки, и тень падала строго передо мной, рисуя на полу мускулистые лапы с острыми когтями. Я долго не решался смотреть на свои руки, взглянуть правде в глаза. И я понял, кого я видел  в барельефе на входных дверях.

Вождь
Постепенно я успокоился. Наверное старикан что-то мне такое подмешивал в еду. Делать нечего, согласие я дал и обратной дороги не было. Я не удосужился уточнить, что я буду собой конкретно представлять и теперь привыкал. Это было очень необычно, поскольку как мне казалось, этот КИ имел какое-то собственное я, которое однако, никак особо не проявлялось. Просто я понимал, что я стал не просто другим с точки зрения силы, внешности и прочих технических характеристик, а совсем другим. Я ужаснулся, но мне показалось что я некоторым образом читал мысли собеседника. Старик говорил, что это только кажется так поскольку мой мозг стал работать в разы быстрее и эффективнее и таким образом анализируя личность собеседника и ранее им сказанное я просто догадываюсь о том, что он скажет вновь. Я не знаю. К этому нужно привыкнуть.
Тем не менее меня почему то не покидало ощущение что меня обманули.
Старик все чаще приходил ко мне, точнее он почти всегда был со мной. Свершилось Преображение, твердил он и слезы появлялись на его слепых гноящихся глазах. Эти большеголовые стали чуть ли не поклоняться мне. Приносили еду чуть ли не на коленях. Старик соорудил из меня подобие их божества. Каждое мое слово записывалось, а когда тетрадь заканчивалась, то помещалась в богато украшенный ларец — вместилище моей новоприобретенной мудрости.
-Ты их надежда, их спаситель — твердил мне старик. - ты спасешь моих миролюбивых детей от грозящей опасности. Ты воин нового человечества. Ты архангел этого мира.
И так далее. При этом он всегда плакал. Иногда он приводил с собой большеголовых плакальщиков и они коллективно струили слезы и сопли подле меня, склонившись ниц и целуя края моего алого, вышитого золотыми цветами одеяла.  Утром они восстанавливали Аркадию, днем они тряслись ожидая нового нападения, а вечером исторгали из себя всю влагу. Им он тоже, видимо, втюхивал что-то подобное насчет спасителя в моем лице. Мне стало казаться, что старик знает больше чем говорит об этих резаках, огненных шарах. 
Однажды я спросил его об этом. Старикан видно ждал вопроса и хотел, чтоб именно я сам его задал. Типа я созрел до эдакого вот вопроса. Старик рассказал мне о Дерзновенных. В его устах это уже не звучало сказочными полоумными россказнями. Оказывается, есть целая толпа таких же чистых как я и он, не мутантов. Их предводителя зовут Яков. И вот эти якобинцы полагают, что во всех бедах виноваты мутанты и их необходимо побыстрее уничтожить. И вот, дескать, именно они создали все эти шары. А он и его семья, как он выражался, пряталась здесь долгое время. Но вот — их нашли. И скоро их участь будет решена. Он конечно не винит меня что я привел их шпиона. Что он бы и так их нашел.  И так далее. Сам он умирать не боится и с удовольствием освободил бы пространство, но его беспокоит судьба большеголовых. И тут я его как-то зауважал. Почему он мне сразу не сказал. Мне казалось, что я четко представляю себе как решить проблему. Вот кто, оказывается, наводит ужас на пустоши.
Они говорили какую-то ерунду. Мы не будем сражаться. Надо лучше спрятаться. Давайте уйдем под землю. И в этом духе. Но я понимал, что все это полумеры и эти малахольные мутанты, которых я уже начал жалеть, будут уничтожены. Тем более во мне кипела жажда сражения. Повергнуть их в прах! Я как мог проникновенно возопил, взывая к голосу их хромого на обе ноги разума :
-Они нашли вас сейчас, найдут и в другой раз, куда бы вы не спрятались.
Они стояли мутным стадом и молча глядели на меня. Я водил глазами по головам, стараясь придать собственному лицу выражение мольбы или там отчаяния. Один из мужской части, я их не отличаю, наконец, изрек:
-Если бы ты не привел сюда шпиона,  они бы нас никогда не нашли. Это цепь случайностей, которая может повториться с вероятностью раз в несколько тысяч лет. Меня такая перспектива устраивает.
-Ну давайте теперь искать виноватых – ловко парировал я. - И какая это цепь случайностей, о чем ты говоришь?
Этот младенец, уже начавший плешиветь, встал в соответствующую позу и принялся загибать пальцы. Собратья при каждом пальце удовлетворенно кивали и угукали. Видимо Марта растрезвонила им все известные ей обстоятельства.
-Раз – ты встретил их - Марту и Братца. Два – ты выжил. Три – ты второй раз встретил его, закупоренного в банку. Четыре – Марта оказалась у них. Пять – ты оказался достаточно благороден, чтобы забрать голову. Шесть – ты узнал об этом месте от Братца. Семь – у тебя кончилась энергия и найти нас для тебя было вопросом жизни и смерти. Восемь – ты встретил шпиона, который помог тебе найти дверь. Девять – у тебя была голова Марты, чтобы открыть дверь. Вот что я имею в виду «под цепью случайностей». Самое разумное — уйти через наши тоннели - торжественно закончил он.
-Пусть так, - но вам не уйти отсюда не замеченными. Они уже прислали сюда шары, они знают где вы сейчас. Вы обречены.
-Мы уйдем в пещеры — пискнуло какое-то невзрачное большеголовое существо.
Тут встряла Марта.
-Прав он или не прав, но мы должны прислушаться. Он спас нас от немедленного порабощения или даже уничтожения. Мы должны быть благодарны.
Услышав о благодарности большеголовые призадумались. Они какое-то время бубнили себе под нос, даже немножко поспорили, но общее мнение свелось к тому, что да, они должны быть благодарны. Будто мне это нужно. Хотя конечно то обстоятельство что шары палили все без разбора, в том числе и меня, наводило на мысли. Озадачивало.

Мы знали: т500, Кирраус были разрушены. Оставшиеся в живых разбежались кто-куда. Осели в норах. Я разослал вислоухих аркадийцев по известным им и мне мутантским поселениям. Это была не самая удачная идея, учитывая отношение к аркадийцам в общей мутантской среде. Но иного выхода не было. Авось, кто-нибудь, кто еще не сжег себе мозги пластиковой водкой и откликнется. К моему удивлению, откликнулись многие. Они все приходили и приходили, потрясая своими ручонками и вопя о том, что их отмщение резакам будет ужасным. Они трясли своими хоботами, висящими бородавками, ожесточенно болтали гребнями. Они мычали и плевались. В общем выражали полную боевую готовность. Через какое-то время мы сколошматили приличную армию.
Я лично объездил несколько крупных поселений и пытался вдохновить оборванцев на объединенное противостояние. Мой внешний вид теперь внушал мутантам священный ужас и безграничное уважение. Все были необычайно воодушевлены. Мы отгрохали укрепления, готовясь встретить якобинцев в любую минуту. Ночью я лежал прямо на земле посреди свежевозведенных укреплений, бревен, сеток, гарпунов. Я смотрел в ночное небо на кольцо вокруг земли, которое, как говорил старик, состоит из осколков некоего спутника. Он говорил что раньше, пока океаны не поменяли границ, это было большим спутником. Пока до него не добрались, как он выражался, наши ядерные технологии. Я не знаю. Может быть , мне все равно. Сегодня кольцо было особенно ярким и отливало голубым оттенком. Что-то предчувствовалось как мне казалось в самом воздухе, который я вдыхал. Их небо не было занесено песком и я в Аркадии впервые так ясно увидел то, что наверху — звезды и пояс земли. Оттуда можно было разглядеть каждый камешек в этом поясе который медленно двигался и заставлял ящеров, мутантов и людей завороженно смотреть вверх. А что если правда это был спутник, разрушенный древней войной — круглый как яблоко — как говорил старик. А что если правда наша земля кружится вокруг звезды. А что если наша война приведет к тому что вместо земли круглой как яблоко вокруг звезды будет мчаться такая же куча камней? Я тут же отогнал от себя эту глупую мысль.
Раньше мыслительный процесс мне давался с трудом. Теперь с моими новыми мозгами все происходило само собой. Особо не размышляя я пришел к определенному выводу и у нас со стариком состоялся неприятный разговор:
-Ты меня использовал старик.
А что мне оставалось скажи. Теперь ты зависишь от меня и моих источников энергии. да. Без меня сдохнешь. Но иначе эти возомнившие себя богами, эти глупцы, они же, ОНИ... старикашка явно был взволнован. Они тебя используют как ключ для входа в хранилище ядерного оружия. Понимаешь. Ты же потомок этого засранца Якова, их  предводителя и идейного вдохновителя, отца основателя, священного мудилы и алкоголика.
Я впервые видел, чтобы конструктор был так взволнован, но само содержание его речей удивило меня еще больше. Я всегда втайне полагал что я не обычное быдло, а что-то навроде наследного принца. Так оно вроде и выходило.
-Ну вот а что там произошло и почему ты вдруг возник в какой то дыре я не знаю. Ну так вот ключ в это хранилище  - это кровь Якова.
-А что Яков отказывается дать свою кровь?
-Я не знаю что там с Яковом. Ну судя по их желанию заполучить тебя у них явно здесь какие-то затруднения. Заполучив тебя, они войдут в хранилище. Они возомнившие о себе, получат такие технологии, которые способны уничтожить все, что осталось. На фоне своего чистизма они готовы снести весь шарик к чертям собачьим.

Битва
Битвой это можно назвать лишь условно. Скорее – избиение младенцев. Мы наткнулись на них рано утром. Их было немного меньше чем нас. Они ремонтировали своих шагающих роботов.  Они побросали свое занятие. Все их войско забралось в самоходные устройства и принялось улепетывать, поднимая огромное облако пыли. Такого случая упускать было нельзя. Мы бросились в погоню. Мы их постепенно  нагоняли. Я даже успел сжечь несколько отстающих экипажей. Они с трудом перевалили через холм. На его склоне осталось еще несколько трупов наших врагов. Я поднялся на холм, ожидая увидеть бегущего противника. Но я увидел еще один холм, а за ним еще, и еще. Мы оголтело преследовали кучку людей. Мы хотели их допросить и все такое. Выведать секреты. Мы строили планы, которые казались нам удивительно хитрыми и искусными. Во всяком случае мне казались. Мы оказались в небольшой низине, расположенной между трех холмов. Наши жертвы куда-то пропали. Вся наша армия столпилась между этих трех холмов. Даже наше секретное оружие – Левиафан. Мы стояли и вращали головами. Я был готов уже приказать войску разделиться на три группы и продолжить преследование невидимого  противника. Кто-то из большеголовых сказал: что-то не так. Я спросил: что не так? Признаться, он меня тогда взбесил. Мне не терпелось двигаться, нестись. Вот я грубо его и спрашиваю:
-Что не так?
В то же мгновение я замечаю, что за холмами что-то поднимается. Вот уже вся наша толпа затихла и смотрит на это что-то медленно растущее. Честное слово, сперва я смотрел с любопытством.
-Это ловушка – спокойно сказал голос  какого-то очередного гения из большеголовых.
Все были словно заворожены зрелищем. Даже бежать никто не пытался.
-Отступаем – зачем-то крикнул я.
 Невероятно яркий луч ударил в гущу нашего ополчения. Земля содрогнулась. Для меня время словно остановилось. Это были, я был тогда в этом уверен, мои предсмертные секунды. Я увидел как от точки соприкосновения луча с землей расходится высокая волна. Вот она медленно приближается ко мне. Я вижу, как медленно движутся на меня обломки нашего Левиафана, окровавленные фрагменты тел моих сотоварищей – вот предсмертный оскал мутанта проплывает слева, вот умиротворенное выражение большеголового дрейфует справа. Я чувствую надвигающийся жар. Стоящие передо мной, бегущие на меня плавятся как свечки в этой голубоватой волне. Я чувствую, как по моим ногам течет моя моча. Каким-то чудом я обращаю внимание на это. Я хочу закрыть лицо руками. Руки почему то очень медленно двигаются. Становится нестерпимо жарко – я словно попадаю в печь. Я вижу яркую вспышку, безуспешно пытаюсь сделать последний вдох и умираю.
Моей первой мыслью было – неужели наш старикан был прав, толкуя о Неизъяснимом. Я, собственно, не ожидал продолжения. Но вторая серия безусловно начиналась. Я определенно что-то слышал, хотя и не видел ничего.
-Представляешь, говорят он выжил после луча.
-Кто выжил?
-Ну он – наш груз.
-Ты хочешь сказать эта головешка жива?
-Говорят. Да я и сам видел как он пошевелил своей клешней.
-Ничего не понимаю. Мы его тащим куда-то вместо того, чтобы расплющить!
-Всему свое время. Смотри у него какая защита. Никогда такой не видел. А я ведь не новобранец какой-нибудь, я ведь уже… Смотри, опять эта скотина зашевелилась… Да, живучий, гад. Наши поди будут изучать. Перед тем как отправить его на тот свет.
-Гагага. Вот уж точно. Туда ему и дорога.

Плен
Первое, что я помню это мое оранжевое видение – огромный ангар где великаны могли бы сделать акробатическую пирамиду. Цех в котором поместился бы небольшой город целиком. Место где можно было не спеша собирать что-то очень большое или даже два экземпляра чего-то очень большого. Как я потом выяснил - они нашли его – старый космический корабль, они назвали его «ной». Оранжевая краска облупилась и проглядывал тускло-серый металл. Они бросили меня в этот  ангар к другим кускам железа. Я помню как ко мне подходили двое и обрывок их разговора.
 -Спросим Якова что с ним делать?
-Чего спрашивать, отпилим его клешни и все.
-Ладно-ладно. Отпиливай. Потом тебе башку твою отпилят. Все равно она тебе похоже не к чему.
Постепенно я пришел в себя настолько что мог передвигаться. Сначала ползком, а потом и встать на ноги. Мои калибровки несколько сбились и я шатался подобно пьяному, пока система восстанавливала настройки. За этим-то занятием меня и застал высокий человек в черном плаще.
-Сразу предупреждаю — на тебя смотрят несколько наших орудий и не вздумай выкинуть фокус.
У меня не было ни желания ни возможности выкидывать какие бы то ни было фокусы.
-Хотя честно говоря мы не ожидали что ты очухаешься после луча. Мы тебя долго искали.
Я вопросительно смотрел на собеседника.
-А ты знаешь почему именно тебя старик упрашивал стать их Героем?
Высокий человек говорил «Ироем».
-Он говорил о жертвенности и прочее.
-Он же хочет просто спасти свое безвольное коровье стадо. Они же не способны к активным действиям, эти малахольные большеголовики. Вот они и использовали тебя.
-Да наверное.
-Да брось – ты же считал себя каким то особенным идиотом, призванным к чему-то. Избранным.
Я напряженно молчал.
-А тебя просто использовали. А все потому, что этот его легендарный Смертинет устанавливается только на людей. А этот старый дурак  всю свою пространную как ленточный червь жизнь связал с этими большеголовыми уродцами. У него не было чистых. Дефицит. И вот он хотел кого-нибудь раздобыть, понимаешь. Кого-нибудь, главное без мутаций. Чахоточную старушку или сопливого говноеда.
Он презрительно посмотрел на меня, видимо чтобы я не сомневался кого он имел в виду под сопливым говноедом. Я конечно ждал что он продолжит фразой «такого как ты» или «то есть тебя», чтобы я окончательно убедился кто из нас сопливый говноед. Но он вдруг сменил тон и вкрадчиво заговорил:
-Лишь с нами ты будешь равным, не больше и не меньше. Мы – это те кто возвратит людей в Золотой век. Планета погрязла в болезни. Ей нужно время выходиться. После того как мы удалим этот нарыв. И вернемся.
Глаза его в это время зажглись каким-то безумным блеском, который я в свое время замечал у Саккуба, излагавшего свои теории о неизъяснимом. А еще я видел подобное в старой библиотеке под т500 на портрете какого-то мужика в белый рейтузах и с короткой черной челочкой, который возвышался над сражением, алчно взирая на чужие земли. Этот, конечно, был не в белых рейтузах, но тоже ничего себе. У него был длинный кожаный плащ, за который на т500 отдали бы целое состояние. Вьющиеся белокурые волосы были зачесаны назад. И что-то знакомое сквозило в этих голубых глазах. Голубоглазый дал короткое указание двум слугам. Я его не расслышал. Эти двое приказали мне вставать и идти за ними. Какое-то время мы шли внутри этого ангара и я с ужасом наблюдал эту огромную невиданную махину, которую как-то сразу и без объяснений зауважал. Такая мощь чувствовалась в ее потертом металлическом теле, в этих изгибах, которые мне представлялись довольно изящными. Эта машина напоминала огромный орех, несколько вытянутый и сплюснутый сверху и снизу. По бокам имелись еще по два ореха такой же формы но меньших размеров. Почему-то меня очень поразила эта оранжевая облупленная окраска этой махины.  И еще раз повторю — я был просто ошарашен размерами этой машины. Мы прошли довольно долгий путь пока достигли оконечности титанического устройства и вышли из ангара.
-Он сказал завязать ему глаза?
-Не сказал.
-Так завязать или не завязать?
-Ты бы пораньше мог спросить пока он тут своими глазами все не обсмотрел. Поздно уже.
-Но ведь он и не сказал.
-Не сказал.
-И я говорю — не сказал.
Меня так позабавил этот разговор двух тупоголовых людей, что я важно изрек:
-Что тут завязывать. У меня есть тепловизор, инфракрасное зрение и камеры на таких местах, о которых вы даже подумать не в силах.
Оба идиота испуганно посмотрели на меня. Одни из них наконец выйдя из оцепенения сказал:
-Ты только не умничай здесь, понятно.
И повторил:
-Не умничай, понятно?
Я откуда то знал что вот такое повторение вопроса, да еще и с добавлением «понятно?» - это первый признак что твой собеседник не уверен в себе. Поэтому чтобы еще больше усугубить его неуверенность я промолчал и демонстративно отвернулся.
Тупоголовый совсем потерялся, сглотнул слюну и отчаянно пнул меня по ноге. Мой металлический каркас не оставлял ему шансов — он валялся на земле, корчась от боли. Второй слуга окончательно его уничтожил, плюнув в его сторону и зашагав прочь. У меня действительно есть камеры в неожиданных местах. Я, не оборачиваясь, видел как он ковылял за нами стараясь нагнать. Я специально широко ступал так, что и второй сопровождающий вынужден был семенить подле. Нужно сказать что там было что посмотреть. Я не знаю какие россказни на т500 относились к Аркадии, а какие к Сансити, как дерзновенные называли этот город. Но глядя на Сансити и вспоминая Аркадию я убеждался что образы этих городов перемешались в пьяном бреде моих платформенных собеседников и, сдобренными собственными и чужими выдумками, образовывали никогда не существовавший совершенно сказочный город-воображение. Хотя еще раз отмечу, что в куче этого мусора были и реальные детали. Например я был наслышан об шпиле. То есть некоем таком сооружении с острой иглой вверху. Так вот, первое что я увидел выйдя из ангара был именно этот шпиль. Вернее я увидел огромное здание, вытянутое вверх как столб, которое было увенчано шпилем. Это было еще одно важное мое впечатление от Сансити, после их оранжевой громадины. Они видимо страдали от какой-то гигантомании. Дом-столб был определенно выше всего что я когда-либо видывал и шпиль его терялся в пыльном небе так что даже невозможно было разглядеть его окончание. Вокруг шпиля были дома поменьше, но тоже довольно таки большие если не сравнивать со шпилем. Все эти сооружения создавали впечатление  древних построек. Я конечно был не знаток в области архитектуры, но я понимал что есть определённое сходство с теми строениями, что мы откапывали у т500 и вот этими громадинами. Этот же серый своеобразный камень, особо прочный металлический каркас и прочее. Мы вышли на некое подобие площади. Видимо здесь тоже когда то были старые постройки, но их снесли оставив груды мусора. Тем не менее посреди площади возвращалась опять таки внушительных размеров арка, на которой как я смог разглядеть своим специфическим зрением было начертано — ВОИНЫ ЯКОВА. Мы пересекли площадь, пройдя как раз под аркой, так что я в полной мере осознал ее размеры и почувствовал себе песчинкой. Потом мы пошли по череде лабиринтов, между строениями, то и дело взбираясь на сооруженные из металлических листов помосты. Повсюду были солдаты вооруженные до зубов, которые с интересом разглядывали меня и даже тыкали в меня дулами своих орудий. Я зачем-то старался не терять из виду шпиль, он мелькал то там то сям между строениями и как мне казалось мы постепенно приближались к нему. Потом мы спустились в подземный переход, достаточно широкий и высокий чтобы там могла проехать техника, и к тому же имевший освещение. Мы долго шли по переходу, а потом очутились в каком то здании. Потом мы долго поднимались на лифте. Когда его двери открылись я понял что нахожусь в том самом доме со шпилем и подо мной, в пыльном облаке лежал Сансити и далее наша пустыня насколько хватало глаз. Я очутился перед невзрачной дверью, на которой было стандартное обозначение технического помещения. Что то вроде комнаты для уборщиков или обслуживания, я не помню дословно. В этой комнате оказалась еще одна невзрачная с виду дверь. Но это только с виду. Моих служек не пустили даже в лифт и теперь меня опять сопровождал высокий голубоглазый блондин. Я не понял какие манипуляции он произвел, но дверь бесшумно съехала в строну и я заметил что это даже не дверь а кусок металла в форме куба, который с каким то хитрым вращением исчез в стене. Мы пошли по коридору, в котором было довольно тесно и холодно.  Хочу отметить, что когда я шел по этому коридору мои сенсоры уловили что этот коридор двигался в пространстве. Не могу утверждать но по моему он двигался сильно вниз, чуть назад и чуть вправо. Но тем не менее мы ничего не ждали и постоянно двигались по коридору. Затем мы оказались у совершенно зеркальной двери в помещение, которое он называл комнатой Якова.
-Я не знаю зачем ты Якову. Мы его тысячу раз переспросили. Но воля его однозначна он хочет видеть именно тебя.
Я вспомнил, что мне рассказывал Главный конструктор о Якове. Мне подумалось: вот наверное там сидит их сраный сопливый патриарх. Наичистейший образец человека в крайней степени старческого маразма. Я не заметил каким образом открылась зеркальная дверь. Они втолкнули меня в эту комнату, но там, к моему удивлению, никого не было. Стояли целые горы металлических ящиков с мигающими индикаторами, а на мониторе было изображение некоего лица. Это и был Яков.

ЧЕЛЕЗЯКА
Вот с чего начиналось. Ну или типа продолжалось. Ну типа начиналось с того, то есть там, где вроде бы должно было совсем заканчиваться. Я понимаю, что этот Яков это вообщем-то железяка. То есть даже не челезяка как я, то есть вроде как и кровь и плоть и вроде как и железо, а в чистом виде железяка. Как она потом объяснила, весь мозг подыхающего предводителя они запихали в эти мигающие железные ящики — компьютеры. Все его воспоминания мельчайшие, как там он в шестилетнем возрасте увидел мелкие титьки своей тощей соседки когда та стирала белье, как там у него жук в коробке умирал, как он упал с сухого тополя на свою жопу. Ну то есть вплоть до того и этого. Ну и камеры типа поставили чтобы он там видел с кем говорит. Ну и все такое. Не совсем доступное моему пониманию. Когда я вошел, что тут началось. Не сразу, а когда эта железяка  взяла образец моей крови. Мне представилось что все комната ходуном заходила и все лампочки разом стали мигать. И то ли понимаешь шипение, то ли чего. Это, короче, оказывается, как потом мне она сказала Яков, эта железяка, компьютер этот, заплакал, вот.  Когда меня то есть увидел.  Я оказывается что ли сын его или внук, правнук или что то подобное. Типа того. Короче наследник и потомок, последний то ли из семи, то ли из двенадцати. Принц. Туда-сюда. И вот этот принц, ну то есть я — этот принц вроде как получился модифицированным как бы. Вот распустил он эти сопли и говорит, мол, что он так долго  ждал и берег  байты в этих огромных байтохранилищах  чтобы сохранить эту драгоценнейшую память о том светлом дне, когда на свет появился я и тогда он не понимал конечно насколько светел этот день и поэтому сын рос без отца или там деда-прадеда и все такое и бла бла бла. Короче видать у него много было времени пораскинуть байтами и придти к тем или иным выводам которые недоступны нам, вечно рыскающим в суете чего-либо суетного. Вот. Я выслушал всю его сбивчивую речь. Кстати, это было иногда довольно смешно, поскольку его модуляторы явно были устаревшими и не всегда справлялись с теми эмоциями которые пытался донести до меня Яков. Иногда модуляторы ускорялись и его голос был похож на голос младенца а иногда притормаживали и тогда он звучал как стародревний робот с водочной фабрики, с куринными мозгами, в который кто-то для хохмы засунул голосовой модулятор. Поднять отпустить сортировать — он говорил только три слова, но предельно важно и медленно. Мы хотели вынуть модулятор но злобный Ульрих почему-то не давал это делать. Ульрих называл этого робота спиноза недоделанный. Я как сейчас помню — это поднять- отпустить-сортировать, сказанное с интонацией по крайней мере Главного конструктора. Так вот, я немного отвлекся. Выслушав все его горячие речи, крайне неожиданные для меня, тем более, что мы были с ним совершенно одни, выслушав их, я так важно его спрашиваю:
-И что ты мне предлагаешь?
Честно говоря, мне казалась, что он мне предложит стать по крайней мере властелином мира. Но это именно казалось, поскольку мысли Якова мне были абсолютно недоступны. Прав был старик когда говорил, что я угадываю мысли по уже сказанному, по мимике, глазам собеседника, по движению его рук, потиранию  уха, носа, или когда он сжимает пальцы и все такое. Да, перед компьютером и отсутствии оболочки я был бессилен. И вот, я его спрашиваю, что он мне предлагает. Сейчас я понимаю, что Яша тогда наверное, поперхнулся оперативной памятью, услышав столь материальный вопрос. Он предельно бесстрастно, без ускорения и без замедления, произнес:
-Всего лишь это.

История якова лонгсдейла, написанная им самим
Где-то внизу что то звякнуло и выехал небольшой металлический ящик.   Я боялся туда заглянуть. Я думал там что-то невероятное. Но там была всего лишь старая тетрадь. Я, конечно, знал цену бумаги и так далее, ну уж от этого обездвиженного и перебайтованного предводителя  я ожидал что-то более существенное, подготовленное для его, как я понимал, единственнейшего оставшегося распрекрасного наследничка. Тут  то ему выбирать ведь не приходилось. И вот эта трухлявая тетрадь. Сказать что я был разочарован — это ничего не сказать. Это было даже хуже чем ножницы Атта.
-Обещай мне только одно — сказал Яков, или как там его теперь назвать — прочитай это от начала и до  конца.
Мне пришлось пообещать. И вот теперь я выполняю обещание и открываю эту занюханную тетрадку, исписанную неровным детским почерком, да еще и с ошибками. Пришлось читать эти каракули. На обложке было старательно выведено: история якова лонгсдейла написанная им самим.
Что кажется
тогда канешна это был мир и все такое. И мир канешна лучше всякой войны. Наверна. Тока мне было ваще непонятна. Што куда. Как и что. Вапще. Кароче я спивался. То есть как говорят не мог себя найти. Как говорила училка во всем многообразии этого мира один  ты гнида последний ненужный отеребок. Меня с детства направляли. Ну и вот. В мирной жизни для меня все было тяжело и непонятно. А когда вот эта вся байда завертелась, сразу стало мне все понятно. Главное мои умения пригодились те которые считались хулиганскими и всякое такое, они вдруг стали жизненно необходимыми. Ну кароче я пот утираю со лба, такое завернул умное и стока наговорил. 
Вот.
Я всегда неплохо так бегал, и книжки не особо любил читать. То есть зрение было огого. То есть канешна на девок то можно было в журнальчиках поглазеть. Но вот чтобы чтение какое — это нини. Вот. И кароче оказывается, кто быстр тот и жив. Вот. Кароче вся эта книжная брехня, она токо и есть что брехать, а результат одно один — дырка в голове или еще там где. Ты вот сам попробуй. На минуту представь. Улица, она ж простреливается от самого дна и до покрышки. Ну то есть харю высунуть буквально нельзя. Вот ты лежишь за какой нибудь мусорной бочкой или за грудой кирпичей и вот и лежишь. Тихо так, а ты прислушиваешь. Чего где стрелок шелохнется али пернет или чихнет или что-нить у него завибрирует. Ну и он канешна тоже слушает когда ты пернешь или может кашлянешь. Когда оно начинается — я ведь и не думаю. Все само идет. Сидишь сидишь, не сдохнуть же на месте. Ну и попер. Знаешь как выстрел вот в пустынной улице раздается. Глохнешь. Вот и побежал и ба бах, пыль вздымается а ты шпандоришь что есть мочи до очередного  укрытия. А потом харей в песок, жопу вжал и слушаешь грохот автомата и ждешь как тебе щас макушку или жопу обожжетт. А потом оно опять тишина. А если вот куда на верхотурину забраться, то тут ты уже царь и король, едрена вошь. Тут уже у тебя как говорят они позиционное преимущество. Ты уже короче высматриваешь кого. Охотник навроде. Аж мурашки по коже.
Вот.
Дак начиналось канешна все не очень. Было постреляли, народу повалили и задержали меня. Суд да дело как обычно. Ну думаю короче пожизненное схлопочу а тюрьма она как говорится дом родной. Только что-то пошло не так и когда я это услышал — смертная казнь, впервые как-то не по себе стало. И с кажным то днем становилося все не-по-себебливей. Наслушался канешна рассказов что мол инъекция не та, што препаратов нет. Или ежели на начальничка как то не так глянешь то он тебе особливое вниманье уделит и насупротив будешь опять же мучаться сверх-положенного. А главное — поговаривали что нашего брата  используют для каких-то опытов, навроде что ли крыс и мышей. И что по сравнению с этими опытами обычная смерть выглядит ну словно конфетка.  А я веть вам скажу я далеко и совсем ведь не трус, я что называется в одиночку мог троих завалить голыми руками, я... а тут нада сказать просто с ума пошел куда-то не в ту степь понимаешь. Мерещиться все стало. Молится стал истово не знаю кому или чему, раньше то подико ж не бывало вить такова. И вот наверное я конечно тронулся — голоса стал слышать и так далее. То есть мне чудится — ты говорят избранный и если выживешь то ты царь и все такое. Но явно говорю с ума стал трогаться — как тут выжить то? А когда оно о помиловании отказ пришел и дни остались до инъекции и алексанр накануне так мучился что ажно его крики и стоны мы слышали хотя там и звукоизоляция и стены и расстояние. Горячка канешна началась будте нате. Бредить там начал и так далее. Кололи они мне конечно что-то штобы заранее до торжества справедливости не скопытился. Чтобы оно конечно родственники то увидели возмездие как оно то есть есть. Это я понимаю, да, но наверное я бы не дожил до этой их счастливой в какой то степени минуты и так и сдох бы не запланированно.
Говорят оно чуда не бывает.
Бывает, я знаю.
Здесь в тексте промежуток, изображен маленький засохший лист клена и далее записи продолжались немного иным, более выработанным почерком и иным красителем.
Шандарахнуло конечно как во сне. Я был твердо убежден что я помер и с интересом наблюдал эту картину как бы не со мной происходящую. Кровь видать во мне просто кипела. Я убедился что сдох потыкав себя пластмассовой ложкой и ничего не почувствовал. Не знаю что меня спасло от этой волны радиации, но видимо это вот состояние плюс куча медикаментов во мне, как то одним словом сошлось. Это ведь было совсем близко, потому как я видел его, ВЗРЫВ, то есть это была серия таких белых-белых вспышек с небольшим интервалом. Я еще подумал вот ведь значит как правильно рисуют ад — так оно и есть геена огненная. Но вот когда меня стало бросать по камере туда сюда и стена обвалилась и мне ногу чувствительно придавило я начал допенькивать што вроди как оно все взаправду на этом свете происходит. Обжигающий жар убедил меня окончательно, что это взарпавду. Я надо сказать побежал что есть мочи. То есть ветер бушевал и мимо меня проносились камни и прочая. Но я бежал прочь и внутри меня отчетливо звучало — ты спасен ты спасен ты спасен. Наверное тогда я был один из совсем немногих кто был рад подобному развитию событий. И я бежал как не бегал никогда до и никогда после. Я точно уверен что я установил какой-нибудь мировой рекорд. Я бежал от взрыва к горе неподалеку. Я взметнулся на гору в считанные как мне показалось минуты и устремился далее. Сколь долго я бежал не помню но мои ботинки бы ли стерты до дыр. То есть я остановился когда почувствовал кокой-то дискомфорт вернее новое ощущение в ступнях и увидел что подошвы практически нет. Если бы записывать видео то наверное я пробегал мимо чего  интересного — и пожарища и трупы и бредущие люди с вытянутыми вперед руками. Несколько раз меня чуть было не сбила машина. Но это все было как в бреду. Остановился и огляделся я только когда стерлись подошвы. Позади меня далеко-далеко было огромное черное облако. Вокруг к удивлению моему никого не было только страшно завывал ветер. Вдали я увидел две горы и будто бы какой-то голос сказал мне-иди туда. Из последних сил я дошел до этих гор и спустился в долину между ними.  Я увидел вдали стеклянное сооружение и решил идти туда, еще не зная зачем и почему. Это были две стеклянные пирамиды, соединенные стеклянным же сооружением. Все выглядело брошенным. Как мне показалось внутри росли деревья, мне запомнились карликовые клены. Я забрался внутрь …
тут повествование обрывалось, часть листов была сожжена, часть загрязнена. На новой странице был неуклюжий рисунок с портретом маленького ребенка, девочки с косичками, заплетенными так, как могут заплетать только те кто никогда их не заплетал
...эта девочка умоляла не трогать ее и я, хоть мои первые мысли были другие, рассудив, оставил ее с собой. Это было наверное впервые в жизни со мной. То есть вот это рассудив. Раньше я принимал решения инстинктивно, как животное. Так вот я на нее некоторое время смотрел и прикидывал. Она там что-то бормотала. Как там мать и братик погибли на ее глазах. То да се. Никого нет и эти люди которые идут с вытянутыми вперед руками ее так пугают. Я ей говорю: хорошо, но ты мне будешь во всем подчиняться. Она испуганно закивала. Я даже голоса своего не узнал. Что то эдак во мне всколыхнулось. Первое, вертелось у меня в голове, надо забаррикадироваться. Мы с ней оползали весь комплекс. Он надо сказать был огромен. Там были озера леса, песок, в общем как даже я допенькал что-то типа нашей земли в миниатюре. Самое что меня удивило и невероятно успокоило — там паслись козы на траве. Спокойно так, будто ничего не случилось и жизнь продолжается. Нас спасло то, что в этом месте небо осталось чистым. А только это ведь и надо было. Я стал читать по складам, она меня подучила и я освоил эту книжку. Ну то есть там было всего несколько книжек и я решил изучить как тут все работает где оружие и запасы, где чего. Мы с ней нашли и оружие и запасы. Ну и вот я стал читать что фотосинтез основа жизни на земле. Что то эдакое. И я понял что эти деревья и солнце над головой — это наше спасение. А еще я понял что двое мужчина и ребенок для этого огромного комплекса — уже достаточно и любые гости будут красть наш кислород. Я научил ее стрелять...
здесь записи опять обрывались и были нарисованы тощая коза с огромным выменем, которую доила женщина, сидя на ведре.
...то что наши с ней дети и что их число росло это конечно усложняло задачу, но прекрасно научились обходится с комплексом. С чем мы не могли ничего поделать, так это  с тем, что по неизвестной причине какая-то непонятная туча накрыла комплекс и начались проблемы с нашими растениями и соответственно с кислородом. Когда один из моих детей умер от недостатка кислорода, я решил вывести свою семью оттуда и искать новое убежище. Так начался наш Исход. Мы с моей женой и 11 наших детей впервые вдохнули этот странный воздух снаружи. Старший был уже взрослым, а младший еще совсем младенцем. Началась борьба нового человечества с этой мразью — мутагенным отродьем.
Новый рисунок — распятый мутант
Мы нашли то что искали. Эту огромную базу с такими запасами оружия, какие им и не снились. Эти новые технологии продлили мой век я уже выгляжу гораздо моложавее   ее, хотя и ее конечно я тоже подрихтовал. Прошло столько лет что я даже не могу их вспомнить. Она уже былане способна приносить потомство и я выбрал себе ту, которая сможет стать достойной матерью новому воину. Ведь это главное — способность женщины взрастить настоящего воина. Нас осталось совсем немного, но наша раса превосходит мутов по всем параметрам. До чего они глупы. Как стадо коров. Вот например вчера всего навсего мы захватили их отвратительного детеныша и устроили им засаду, заставляя детеныша плакать. Они бездумно ринулись в эту низину, вокруг которой на возвышенностях расположились я и мой отряд. Нет нужды рассказывать об их судьбе. Повесив их на столбах для устрашения я двинулся на север к моему драгоценному...
здесь была изображена колыбель, сделанная из куска старой шины, в который мирно спал младенец. Рисунок был сработан мастерски и я с ужасом заметил, что младенец запеленут в ту самую фланель. Там был характерный мелкий рисунок в виде странного длинношеего животного, которое художник старательно изобразил.
они выкрали его, самого обожаемого, моего двенадцатого. Обожаемого потому что одиннадцать давно погибли сражаясь с мутантским отродьем и не оставив потомков. Мой единственный прямой потомок. И теперь он в их руках.
Здесь нарисован крест
Зачем они  спасли ее израненную, зачем выходили ее. Зачем она умирая просила меня об одном — прекратить эту войну. И почему я не могу ей отказать?

Прочитав эту небольшую тетрадку, я спросил его:
-и что дальше?
-ТЕБЕ РЕШАТЬ!
После чего я наблюдал первое и последнее в своей жизни самоубийство компьютера. Вся комната загудела, все погасло и раздался треск, потом все внезапно озарилось ярким светом и все разом погасло и повалил дым. Как он это сделал для меня навсегда осталось загадкой. Вбежала охрана, меня схватили по руки и поволокли. Помню операционную, чистую и светлую, с обилием блестящих металлических деталей. Они меня зафиксировали, но их ремни мне сорвать не стоило никакого труда. Я изображал покорность и ждал что они собираются делать. Они взяли у меня все что могли — кровь волосы, кусочки кожи, ресницы, ногти, которые у меня остались, хотя и были довольно своеобразны и больше походили на когти. Заставили меня помочиться в баночку что было мною исполнено.

Меня обвинили в убийстве Якова и посадили под арест. Сначала они допытывались как я это сделал. Это было бы довольно таки смешно, если бы не те кары которые они готовы были воплотить. Меня допрашивал все тот же блондин который представился Германом.
-как ты сделал это?
-сделал что?
-как ты убил его?
-кого?
-Якова!
-а где же труп?
-Что?
-где труп Якова? как можно убить того кто давно уже мертв?
-шутки шутишь? Хорошо, как ты вызвал замыкание, которое привело к уничтожению жестких дисков?
-вы же сами знаете что это сделал сам Яков.
-это не возможно. Да и с чего ему устраивать такое.
Видимо им не помогли ни моя кровь ни волосы ни ногти. Потому что меня поместили в прямо скажу роскошные апартаменты. Они располагалась на верхних этажах в том же здании со шпилем. В комнате было большое зарешеченное окно откуда я мог обозревать окрестности в том числе очень далекие. Очевидно что комната Якова располагалась  под землей. Я это понял не смотря на то что меня долго возили на лифтах после того как вытащили от Якова, а потом из операционной. Его тетрадку я зачем то сохранил при себе. От нечего делать я частенько ее пролистывал, глядя на его первые неровные каракули с орфографическими ошибками и на последние страницы, написанные уже практически идеально. Одним из вечеров, я возлежал на большой оттоманке, расшитой золотыми листьями и укрепленной как я полагал специально для меня. В тот вечер воздух был как мне казалось как то по особенному чист и я мог видеть особенно далеко. Я перечитывал творения Якова, стараясь что-то понять между строк, ведь мне надлежало оттуда понять что-то значительное, как я полагал, помятуя о тех усилиях и жертвах, о той значительности с которою мне было это передано. Временами я поглядывал на постепенно темнеющий город, очертания его больших зданий, где почти в каждом окне было электрическое освещение и протекала неведомая мне ранее жизнь. Я видел серые балконы с массивными ограждениями, с колоннами, украшенными каменными растениями. Кое-где висело выстиранное белье. Чистые подштанники для чистого человека — остроумничал я сам с собой. Честно признаюсь, эта жизнь с ее изящной мебелью на изогнутых ножках, с вкусной пищей, которую не просто ешь а вкушаешь, мне нравилась. Честное слово, если бы не моя устрашающая бедность, я бы обладал и расшитыми панталонами, и бархатными камизолами, и защищал бы зимой свои плечи и грудь шкурами выдр и куниц. Возможно даже, я заказал бы себе большой парик из белокурых женских волос.  Дверь в мою комнату и открылась и я увидел ее.
 
Она
Она спокойно лежала, слегка раздвинув ноги. Она лениво наблюдала, как он копошился, заметно волнуясь. Как она и ожидала, это было недолго. Он, наконец, замер, весь вытянувшись, и содрогнулся. На глазах его выступили слезы. Он, придя в себя, поспешил обозреть возлюбленное лицо и осыпать его страстными поцелуями. Она поспешила закрыть глаза, позволив ему полагать то, что он считает нужным полагать на ее счет. Он в изнеможении откинулся на спину. Она поежилась. Он влил в нее столько влаги, что она вытекала наружу, и было не комфортно. Поместив между ног простыню, она закурила.
Я понял, что это правда. Да, бывает, как говорят большеголовики, это чистое чувство, идущее изнутри.  Я парил. Я полюбил.  Когда в тебе что-то говорит за тебя. Принимает решение, мотивирует освобождает от бремени раздумываний и прикидываний. Ты точно знаешь что тебе нужно для счастья. Все для меня стало кристально ясно и просто. Я познал смысл жизни и мира. Я сидел верхом на его центральной производящей сущее магистрали. Я мог зачерпнуть рукой эту быструю тяжелую жидкость и насытиться. Теперь я понимаю, что своим томлением я возделывал в себе некое чувство. Вырастил То что казалось более значимым, чем могло быть на самом деле, и выходящим за рамки простого желания совокупиться. Мне достаточно было увидеть ее ниспадающие волнистые волосы. Я еще не видел лица, но уже все знал. Запах ее сильного тела, еле доносящиеся ароматы ее гениталий, ее сладко благоухающих гениталий. Я мог это учуять. Для меня безусловно это был храм, куда надлежало входить склонив голову. Я все думал, как вот я такой с кучей всяких железяк и как она это самое может. Ну то есть заниматься со мной любовью. Как говорится я аж сам от своего вида содрогался. Не то что там баба какая. Тем более эта. Ведь штуковину то к тому времени я представлял из себя уже совсем к сожалению не человеческую. Хотя конечно как говорят мама бы всегда узнала своего сына если бы она у меня была. Так то. Так ведь и получилось.
Ее звали Гала. Она рассказала мне как Яков нашел биосферу, затем лабораторию с образцами семян, а потом хранилище, технологии продления жизни, как он возродил новое человечество, здесь в этом месте которое назвали Сансити. Как потом он сошел с ума и закрыл вход в хранилище с помощью своих биологических образцов, и взорвал входной тоннель, и покончил жизнь самоубийством. Как они долго искали его роясь в песке и как нашли. Как оцепенело стояли у ворот и читали сообщения компьютера об анализе ДНК конструкции. Как я понял для входа нужно было не просто ДНК, нужна была «живая» кровь. Как в надежде открыть  хранилище они воссоздали Якова в электронном виде. Как важно открыть хранилище. Как важно спасти человечество, которое деградирует от мутаций. Для этого они уже построили огромный корабль — НОЙ, который поднимет тех чистых кто выжил высоко высоко, а здесь придется покончить с мутами раз и навсегда.
Меня не покидает ощущение что меня используют лишь как ключ и не более. Я поделился своими сомнениями с Галой.
-Конечно — отвечала она — ты нужен нам чтобы открыть хранилище — мы этого в отличие от твоего старого друга конструктора не скрываем. Мы лишь считаем что мутанты — это деградация человечества. Мы сторонники евгеники.
И я лучшее тому доказательство — сказала она и сбросила одежду.
Постепенно мое влияние, а соответственно и влияние Галы в Сансити росло. Многие уже знали меня как единственного наследника Якова и почитали меня за пророка. Конечно же этому более чем способствовал мой внешний вид. Повсюду в Сансити были статуи Якова, изображающие те счастливые времена, когда он был неутомимым истребителем мутантов.  Последние моменты жизни вождя и уж тем более неподобающие вождю самоубийство тщательно замалчивались. Скульптура у них была в большом почете. Гильдия местных скульпторов разыскивала уже известного мне Давида. Для него даже был готов огромный зал. Был момент когда я был готов им сообщить где находится искомый Давид. Но почему то мне показалось что для статуи было лучше там, в том пожухлом парке, где старик мечтает о новых глазах чтобы снова увидеть его. Я слышал что стругацкий квартал они так и не нашли.
Свой внешний вид мне пришлось изучить во всех подробностях. Они создали мою статую колоссального размера. Гала очень рьяно продвигала мое влияние везде где могла. И вот я стоял на площади Сансити и любовался собой. На открытие статуи собралось много народа, в том числе с детьми, которые плакали увидев статую. А было чего испугаться. Местные скульпторы творили в безупречной реалистичной манере. У статуи был и шрам и сизые  пластины из титанового сплава на лице. Широкая улыбка демонстрировала мои зубы из-то же сплава. Дефекты моей кожи скульптор благоразумно скрыл, задрапировав их богатыми одеждами. Мои исполинские руки с металлическими когтями покоились у бедер, в том положении как сохранившаяся рука Давида. Их еще бы больше удивило, если бы они увидели меня в боевом положении. Тогда я словно покрывался черной металлической чешуей, которая отливала темно синим и делала меня похожим вовсе на какого-то монстра. Моя статуя определенно вступала в контраст с другими произведениями якобинцев и видимо для избежания неправильных толкований на постаменте была выведена золотом крупная надпись — адам, потомок якова,  оснастивший себя системами современных вооружений.

-Хорошо — сказал я даже не зная как это все у меня получилось. Слово как то само упало из моих уст, когда я созерцал ее тело, ее ладонь гладила мои металлические пластины, которые старикан снабдил чувствительными сенсорами. Я теперь так думаю, что вообще старик просто испытал на мне вершины своего творения. Богокостюм. И конечно интеграция была настолько полной что старого пердуна интересовало, выживет ли он, в случае чего, после столь плотного слияния и поглощения. Выживет. Но как это выжить и стать тем кем я стал мог понять только я. Если бы старикан это мог понять, возможно, он решил что лучше все таки сдохнуть и прекратить существование своего тела, этой старой утлой развалины, залатанной и перелатанной, с чужими органами и иссушенным мозгом, в который как говорят через уши и глаза он делал какие-то страшные инъекции.  Хорошо — это прозвучало в тишине и посреди той роскоши. К которой я за последнее время привык. Я буквально почувствовал как она изменилась — она настолько была взволнована, что с ее красивенького ротика стекала тонкая струйка слюны. Мня понесли как падишаха и этим стародревним устройствам.
Я согласился представить свою кровь и все что понадобится.
Под влияние ее дурмана, этот запах ее волос, это все.
И это было началом конца.
Наконец то они открыли, что им было нужно. Это было впечатляюще. Эти огромные двери. Стены задрожали. Там, под землей был целый город с улицами и площадями, там были несметные запасы оружия которые они называли атомным. Она как шальная бегала между этих болванок с облупившийся краской, гладила их как детей, и были слез полны ее глаза и были причитания. Со мной она никогда не была так взволнованна. Видимо она на многое была готова ради этого. Я забыл сказать что смертинет был несколько больше обычно человеческого тела. Мой или его рост или наш рост составлял более двух метров. Если быть точным 2 метра 22 сантиметра. Старикан видать любил ровные числа.
-Это так волнует  - освоение новых колоний. И мы с тобой среди звезд.
Она заснула с мечтательным выражением на лице. Чистые стали в авральном темпе собирать своих, собирать все земное барахло и готовиться дать деру с шарика. Ко Второму Исходу, как они говорили.  На следующий день был запланирован старт НОЯ и соответственно детонация всего арсенала после того как корабль поднимется на достаточное расстояние. За короткое время они закончили так называемое собирание человечества — он разыскивали чистых повсюду чтобы забрать всех. Я смотрел на нее и думал всю ночь. Убить этих охранников мне не составило бы никакого труда. Я наконец то адаптировался к этому чудищу - к Смертинет.  Ключ мне был не нужен и вся их перекодировка была ни к чему. Кровь была всегда при мне. Во мне были знания как отключить все эти системы. Внезапно я столкнулся с определенной проблемой. Система требовала для раскодировки слишком много крови.
ваше решение приведет к критической кровопотере
я не могу вам позволить совершать действия угрожающие безопасности
кто это блять я
я, управляющий модуль hope
какое такое я, я здесь только одно, ты гнида думаешь, что...
Он не успел договорить, поскольку тут же  получил небольшой разряд тока. Он продолжал идти к терминалу, удары током участились и не дойдя до терминала он упал. Тогда Адам резким движением отсоединил аккумулятор, отчего его стало бить током практически беспрестанно. Все эти действия порядком уменьшили запас энергии. Адам старался думать только одну мысль — нужна подзарядка. Он подошел к трансформатору, что модуль позволил сделать беспрепятсвенно. Затем Адам неожиданно вырвал два провода и воткнул их в свою голову. Взметнулся сноп искр, отчего вокруг стало немного ярче. Адам рухнул на прорезиненный пол.
Сообщения управляющего модуля:
ошибка команды
Адам пополз к терминалу и вставил руку в приемник.
Биологические составляющие поступают в систему
Биологические составляющие поступают в систему
осталось 3 минуты
осталось 2 минуты
осталось 1 минута
недостаточно биологических составляющих
Адам поместил вторую руку в приемник

Марта, сгорбившись тащила телегу с распластанным телом. Марте было очень тяжело, но она не отпускала телегу и усердно пыхтела оттаскивая тело от места старта. Затащив его на возвышенность, Марта бессильно села на камни. Вес тела был непосилен для нее. Марта открыла управляющий блок на его руке  и принялась усиленно в нем копаться. Ничего не происходило и Марта глубоко и печально вздохнула. Она принялась гладить его редкие седые волосы. Его тело резко вздрогнуло и стало мелко чуть заметно дрожжать. Он медленно открыл глаза.
Первое что я увидел была Марта, то есть ее лицо, нависшее надо мной. Она озабоченно смотрела на меня.
-Управляющий модуль не запустился — растерянно сообщила она. - нужна перезагрузка.
-Нет — медленно проговорил я не узнавая своего голоса. - мне не нужен управляющий модуль.
-Не нужен... — задумчиво повторила Марта.
Она не спрашивал почему не нужен, будто бы все знала.
-Не нужен. Так. Тогда надо запустить только контур безопасности, иначе ты не сможешь двигаться.
Она трудилась так, что пот выступил на ее висках. Я смотрел на ее свалявшиеся волосы мышиного цвета, которые прилипли к ее голове.  Марта увидела это и смущенно пригладила свои волосы. Я почувствовал как дрожжит земля. Старт — сообщила Марта и села на землю, сложила руки на коленях и приготовилась наслаждаться зрелищем.
-Я немного подниму твою голову, чтобы ты мог видеть их Исход. Я подсчитала, что старт судна подобной массы вызовет сильное землетрясение. Я хотела затащить тебя в центр гранитной плиты, но не смогла. Поэтому я не могу предугадать что сейчас произойдет — бесстрастно говорила она. Гул нарастал, земля качнулась влево и ветер усилился до бури. Я перестал видеть стартовую площадку. Наконец в небе, над пыльной бурей я увидел его — огромный корабль который тяжело поднимался ввысь. И там в вышине я увидел как взорвался один из двигателей. Посудина начала оседать. Это было самое страшное зрелище в моей жизни. Она падала очень медленно, немного заваливаясь вбок, видимо из за того что остальные двигатели работали. Наконец, очень медленно, хвост корабля приблизился к этому огромному шпилю и еще один двигатель взорвался. Нос корабля еще находится на значительном расстоянии от Земли, поскольку корабль был очень большим. Я представляю ощущения тех, кто был на носу. Надо сказать что мое зрение было просто фантастическим и я видел полные ужаса глаза людей в иллюминаторах которые ждали неминуемой гибели. Я даже не задумывался что будет когда он окончательно упадет. Мы с Мартой так и сидели не двигаясь и смотрели как гигантский НОЙ медленно падает на Сансити. Он становился все больше и наконец практически заполонил все небо. Я был в оцепенении, и увидел как Марта лихорадочно копает яму. Потом была яркая вспышка, - видимо полыхнули огромные запасы топлива, -  потом я упал в яму, потом был песок и все.

Восход 
Неизвестно сколь долго я провел в песке. Я очнулся когда Марта меня почти раскопала.  Я плакал.  Я знал их способности, действительно экстраординарные. Я не хочу верить, что человечество погибло из-за старого ящера, который забрался в двигатель умирать. Один из их рабов рассказал мне потом эту историю. Один из двигателей весил чуть больше остальных. Превышение составляло какую-то сотню килограмм. Совершенная ерунда, если сравнивать с весом двигателя.  Доля процента. Он подумал – ерунда. Если бы корабль поднялся чуть выше, то ничего бы не случилось. Видимо, когда они разом заработали, все двигатели, гул конечно был страшный. И эта умирающая тварь встрепенулась и заткнула собой выход газа.  Я не хочу верить, что это правда. Что причиной гибели человечества стал умирающий ящер. Пусть думают, что это заговор мутантов, продукт  мысли. Я помню как этот раб-мутант шепелявил «очень прошу извинить меня. Я не думал, что все так обернется. Мы его долго искали. Мы подумали – он убежал подыхать в пустыню. Как-то выбрался и убежал. Оказалось, он освоил один из двигателей НОЯ. И это дало сбой при взлете». Они все предусмотрели, кроме старого умирающего ящера.

У нее было красное как будто бы очень румяное лицо. я сначала даже подумал – никогда не видел у Марты ничего похожего на румянец. Всегда бледная, почти белая. А тут видимо и ей пришлось поволноваться. Потом я посмотрел на себя. Боли я не чувствовал. Но я был весь обожжен. Та одежда, что была на мене частично обгорела, что-то сорвало взрывной волной. Я понял, что лицо Марты было обожжено. Я увидел что ее седые волосики слегка дымятся. Она достала из своего рюкзачка некий предмет и положила его передо мной. Это была голова Галы. Она аккуратно расправила голове волосы и придала ей надлежащее положение – лицом ко мне.
Я какое-то время смотрел в ее глаза. Они были открыты. Марта оставила все как есть.
-Тебе нравятся эти волосы? - спросила Марта.
-Да – машинально ответил я.
-Тогда, я, пожалуй, отрежу их и заберу с собой.
-Не надо, Марта. Оставь ей ее волосы.
Марта вздохнула.
-Как ты попала в Сансити?
-Любая форма тоталитарного правления при рабовладельческом строе предполагает во-первых наличие рабов, во-вторых недовольных рабов и соответственно... — обстоятельно излагала Марта.
-Понятно, рабы -прервал я.
Я понял, что не могу двигаться.  Я вызвал экран. Диспетчер безопасности сообщил о повреждениях системы общим объемом 35%. Уровень, сказал он – не критический, но возможность передвижения отсутствует. Повреждена также система энергоснабжения. Рекомендации: восстановить двигательную функцию, для чего заменить узел АФХ5Г667а, срочно изыскать источник резервного питания. Я посмотрел на пылающий город и в изнеможении опустил голову. Марта сидела словно в забытьи, поглаживая волосы Галы. Я спросил Марту, что она думает по моему поводу. Марта всплеснула ручонками и поковыляла ко мне. Она сноровисто осмотрела меня, что-то во мне открыла, поковырялась и снова закрыла.
-плохо, что поврежден аккумулятор. Эта система требует повышенное питание. Но я думаю – справлюсь. Я умею делать биологический реактор. Нужно лишь найти несколько примитивных деталей. А 667-ю деталь можно заменить на время обычной шестеренкой, что мы и сделаем, - доложила моя большеголовая спутница, что то вставляя в меня.
-Что за биологический реактор?
Он работает на органическом сырье, - скромно заметила Марта.
-Нужно кого-нибудь убить?
-Я полагаю, что трупов мы встретим достаточно. Главное мелко нарезать ткани. Очень хороши насыщенные кровью внутренние органы – сердце, легкое. Немножко разложившееся сырье для этих целей даже лучше.
 Я сглотнул и неуверенно поднялся. Мы пошли подальше от этого жара.

-Я умею выращивать овощи, я знаю растения, анатомию животных, мутантов и человека — вдруг заявила Марта.
Тут я саркастически улыбнулся, вспомнив их с братцем подвиги в области исследования анатомии человека в Кирраусе. Марта этого не заметила и продолжала загибать свои морщинистые пальчики:
-Я умею очищать воду, я умею разводить мелких животных для пропитания, умею врачевать некрупные раны. Я умею управлять медицинским роботом и другими необходимыми механизмами. И теперь я умею – тут Марта замолчала и потупилась – умею любить.
С неоднозначным чувством я понял, что это прозвучало в мой адрес. Она это отгрузила по мою куценькую  душу.
-Кстати, а как Господин Главный Конструктор относится к отношениям человека и аркадийца, - спросил я, пытаясь воззвать к непререкаемому авторитету.
-он говорит, что это было бы интересно. 
Я не знал как реагировать на это чувство Марты. Во мне уже не хватало сарказма и едкой иронии, чтобы поднять на смех это вздыхающее рядом со мной существо. Марта нахмурилась и использовала свое последнее оружие. Аргумент, который, как она видимо полагала, должен был уложить меня на обе лопатки. Было видно, что решение сообщить мне об этом далось ей очень не легко и она действительно сообщила мне какую-то тайну. Она выдавила из себя:
-А еще… еще я умею управлять вечной энергией. Они называют ее ядерной.
Видимо она ожидала, что мои глаза вылезут из орбит или я забьюсь в истерике и начну кататься по песку от такой новости. Я же продолжал спокойно созерцать песок.
-немногие могут управлять вечной энергией. Это сложно.
Я продолжал буравить песок взглядом.
-Я тебя совсем не привлекаю? – спросила она.
-Марта, нет. Мы очень разные.
Все таки они, большеголовые, очень странные. Марта не бросилась рыдать, или вытворять душещипательные штуки, которых бы я не выдержал.
-странно, а он говорил, что он сместил приоритеты. Он говорил, что нас должны привлекать только большеголовые. Но у тебя ведь не большая голова – сказала Марта, изучающее глядя на мою голову и явно производя приблизительные замеры и взвешивание.
-Я какая-то странная – сказала она после минутного молчания. -Наверное, это начало новой мутации. Но ты же позволишь мне быть рядом с тобой. Мы организуем поселение, разыщем выживших аркадийцев, мутантов. Я очень работоспособная, я умею – тут Марта опять принялась загибать пальцы.
-Я знаю Марта, знаю.
-ты позволишь мне? Я должна находиться с кем-то рядом. Я не могу иначе, – сказала она с тревогой.
-конечно Марта, мы организуем поселение, мы найдем воду.
-это хорошо, удовлетворенно кивнула Марта и загнула палец.
-мы посадим растения.
-да.
-мы отыщем стройматериалы.
-очень хорошо, - говорила Марта, загибая палец. – еще нам нужен медицинский робот, чтобы обслуживать население. Нам нужно создать машину производящую энергию. Я думаю в начале следует использовать энергию воды. Это самое простое и для начального этапа этой энергии вполне хватит. Главное найти воду с перепадом высот.
Марта задумалась.
-и еще – она радостно схватила меня за руку – совсем забыла: нужно несколько ящерят. Мы вырастим из них настоящих охранников и при случае их можно употребить в пищу.
Я понемногу оживал. Странное чувство. Я рассмеялся. Марта было нахмурилась, но посмотрев мене в глаза, тоже рассмеялась.
- а как же мы будем защищаться от гигантских мух? - спросил я.
-это очень просто. Я знаю о мухах все. Они атакуют только движущиеся объекты. Достаточно просто замереть – Марта изобразила как нужно замереть – и все они просто пролетят мимо.

-И все же как у вас все нелогично устроено. Я ведь умна.
Я согласился
-я обладаю как первичными, так и вторичными половыми признаками.
-бесспорно, - поспешил я согласиться.
-я детородна.
Я кивнул.
-и с точки зрения науки было бы заманчиво проследить как среагируют наши группы генов.
-возможно.
-так почему же тогда ты не желаешь иметь со мной физический контакт и исследовать мои слизистые оболочки? - поставила Марта вопрос ребром.
-Да, я знаю что у меня проблема с волосами. Но это решаемо. Я в ближайшее время попрошу Господина Главного Конструктора сделать мне  большие белокурые волосы. Я знаю, это привлекает самцов, - излагала Марта.

Эффект от взрыва корабля с человечеством на борту был неожиданным. Постепенно пылевые облака рассеялись и я мог видеть кусочки голубого неба, появлявшиеся то здесь то там. Я и Марта поселились в старом ржавом фургоне, который взрывом отбросило к большой скале. Марта утверждала что лучшего места не найти, поскольку  «тыл и фланги защищены естественной преградой». Что по мне, то мне нравилось, что фургон забросило на возвышенность и с нее открывался довольно живописный для пустыни вид.
-я тоже об этом подумала — сказала Марта подобострастно глядя в мои глаза — в случае чего на этой возвышенности мы имеем явное позиционное преимущество. Все подходы как на ладони. Ведь ты об этом думаешь?
-именно — соврал я.
Из этого уютного сарайчика я наблюдал как Марта сноровисто готовила обед из корней красной колючки и небольшого ящера. Я знал что по всей пустыне из щелей, пещер, из развалин, из самой земли испуганно выползали ее теперешние хозяева. Я смотрел на восходящее солнце. Новая Империя подняла нас как пыль и понесла как слепых непонимающих котят. Эта безрассудная мощь и чьи-то бессмысленные и беспощадно нелепые убеждения о превосходстве одних живых организмов над другими смели добрую половину этих самых живых организмов. Империя поглотила нас, сама став жертвой старого ящера. Я смотрел на восходящее солнце и понимал, что сейчас начало строиться какое-то огромное  здание. Я увидел средоточие силы и красоты, то, к чему мои соки, моя беспокойная кровь изначально стремилась. История так называемого человечества подошла к концу. Я смотрел на восходящее солнце эры мутантов.


Стихотворение, извлеченное из памяти системы адамСН1модAFXtwn (с примечаниями модуля)
Когда полуденное солнце
осенние деревья золотит
мне представляется в грядущем лишь хорошее
все наши беды позади
надежда наша молодые облака
как лужи дорогого молока
в небесной сфере тихо разлились
в небесной сфере что сама плывет
средь сфер иных
примечание модуля: то что источник света освещает дерево порождает иллюзию индивидуума что все будет хорошо. Указанные события не обладают какой-либо причинно-следственной связью и являются бесполезным выходом бессмысленной эмоциональной составляющей. Даже если речь идет о фотосинтезе, то указанные обстоятельства никак не связаны с существованием конкретного индивидуума — носителя модуля.
рука в руке и мы с тобой навеки
ведь все мы люди все мы человеки
примечание модуля: нет такого слова — человеки. Кроме того, данное утверждение не соответствует действительности.