DKNY

Иногда бывает — ты идешь по магазину, по какому-то совершенно случайно выбранному из разных лет и географий, ну, скажем, фруктово-овощному отделу, в твоей типичной манере глядя под ноги, и вдруг ловишь этот ни с чем не сравнимый аромат тинейджерских духов DKNY — тех самых, которые—

И, как в кино, у тебя в голове включается твой углеводородный автокомплит: тех самых, которые были в ямочке между ключицами / тех самых, которые оставались на джинсовке, когда ты ехал домой в метро и которые заставляли тебя конфузиться, хотя иногда одновременно вызывали — ну, по крайней мере, так тебе тогда казалось — материнскую доброту в глазах редких вечерних теть и — изредка — одобрительные ухмылки возвращавшихся с тренировок старших пацанов / тех самых, которые были в ее объятиях на следующей неделе и на следующей за ней тоже, на ее куртке, на майке под ней и на голой розовой коже

в отличие от погоды и от настроения они были неизменными, не считая слабых колебаний на молекулярном уровне, они были, когда ты засыпал и просыпался, они были на подушке, ты мог поклясться, даже на той, где она никогда не лежала с тобой рядом, где ты лежал один, лицом вниз, где было темно, пыльно и занавешенно — практически черно, не считая огонька твоего плеера, где валялись кое-как брошенные нерасшнурованные гриндерсы, пуховик, шапка, выключенный телефон, и между всем этим безразлично ходил, подвывая, голодный кот, а шестнадцатью этажами ниже текла улица и лежала холодная бесконечность и дальнейшая жизнь — абсолютно, как ты тогда считал, бессмысленная затея

которая охлаждалась и нагревалась, таяла и наливалась цветом, перла из-подо льда зелеными наглыми ростками и цепляла тебя своими кудряшками / которые лезли в рот, ты в шутку плевался, а она говорила, я вся горю прям потрогай, и все начиналось опять, в немного сдвинутой перспективе, в чуть-чуть другой вселенной, но, в конечном счете, с теми же переменными / которые рано или поздно становились известны

которые служили фоном для меняющегося политического ландшафта, на фоне которого, в свою очередь, разворачивались захватывающие события сначала холодной зимы две тысячи одиннадцать, затем жаркого лета 2012, сначала сугубо личного характера, а затем все более общественного, на внезапно переставших быть улицами асфальтах пестро топтались конверсы и найки, она тянула через трубочку смузи, а он говорил, вот увидишь, скоро у действующей власти не останется выбора, она смеялась и они обнимались, и ты чувствовал, по чистой случайности оказавшийся рядом, прижатый к ним, в общем-то совсем не возражающим, многотысячной сверхинтеллектуальной толпой, под перехлестнувшимися в прекрасном минутном помешательстве знаменем ЛГБТ и царским штандартом, в родном бензиновом воздухе, наполненном ничего не значащими политическими лозунгами, зависшими в замедленной съемке теплыми дождинками и чьими-то чистыми слезинками, обнажая зубы и распахивая челюсть в однозначном ответе на вопрос: «ДА ИЛИ НЕТ?!», ты чувствовал

вернее, ты слышал, как говорят парфюмеры, — ее последнюю, самую долгую и почти неразличимую — но, будучи услышанной, самую прекрасную — летящую над башнями Кремля и лысыми головами чиновников, лодками МЧС и ломящимся от людей Лужковым мостом, цветущим Бульварным кольцом и еще не начавшимся концом, бесплатными революционными пирожками и еще не сфотографированными на Шенген светлыми революционными лицами, над целой эпохой переполняющей любви, крадущейся надежды и затаившегося счастья, уложившейся примерно в шестьсот дней, над всем этим, мощными релятивистскими эффектами скрученным в изображение fish eye, ты слышал длящуюся и все никак не желающую заканчиваться яблочную ноту.

Точно, яблочную, потому что — искушение, в такие моменты говоришь ты себе, с легким ощущением дежавю поднимая голову и поворачиваясь поворачиваясь поворачиваясь, чтобы увидеть удаляющую ся чу жу спину ю, не широкую и не тощую, в порядочно мокрой от аномальной жары футболке, обычную спину, одну из восемь запятая двадцать шесть на десять в одиннадцатой степени других возможных спин, вращающихся вокруг тебя в бесконечном черном медиуме

в котором периодически вспыхивают яркие точки и происходят квантовые флуктуации, подобные той, когда твой звонкий голос сказал: «Такие классные! А что это за духи?», и другой, словно синтетический и оттого немного похожий на Сири, задорно ответил: «Donna Karan — тебе нравится? Я буду всегда их носить!».