Я благодарю Бога и хочу жить еще

Я с детства мечтала стать врачом

Отец мой  . о. Платон Николаевич Воздвиженский   был священником. Он служил в Свято-Никольском храме с.Звенигово, Казанской губ., (ныне Республика Марий Эл, г.Звенигово). В селе не было ЗАГСа, всех крестили и свидетельства подписывал сам папа. Меня  крестили в 1921 году, так что свидетельство мне выдавал отец.
С детства запомнилось следующее: часто папу просили причастить больного. У него был термометр и какие-то необходимые лекарства. И он захватывал все это с собой, когда шел причащать, чтобы в случае необходимости оказать и первую медицинскую помощь. Я все это видела и с малых лет собиралась стать врачом. Отец мне говорил: "Самое лучшее   быть глазным врачом. Возвращать людям зрение. Когда человек увидит свет и творение Божие, это для него большая радость и приобретение". Был, конечно, и земский врач, но один единственный, и на нем было все. Когда  я начала работать в воинской части, то как у земского врача все было на мне, работала по всем медицинским специальностям.

Лишенцы

В декабре 30 - январе 31 года закрыли нашу церковь. Как? Вдруг наложили какой-то налог. Заявили: "Если не заплатите завтра, закроем церковь и конфискуем все". Описали все имущество. Мне было 9 лет, но  все прекрасно  помню. Мой брат побежал платить налог, но  имущество уже начали описывать. Нас выселили из дома, который построил папа. Мама  тяжело болела в это время, но ее не брали в больницу, потому что мы были "лищенцами": лишены прав. Уехали мы  из дома,  в чем были. Я вышла из дома с шестимесячной сестрой на руках. Нас, детей,  не принимали в школу. Хотели усыновлять родственники, потому что нельзя было учиться и могли забрать в детский дом. Но тут вышло постановление, что дети не отвечают за  родителей, и мы пошли в школу. А до этого мы по возможности учились дома, ведь наша мама по специальности была учительницей и ранее преподавала в школе.
 Испытания
Затем отец получил место в селе Нижний Услон в храме преподобного Сергия Радонежского, где служил священником его дед, а отец - диаконом. Родился же он в с. Никольское в Казанской губернии. Наша семья перебралась в Нижний Услон. До этого отец короткое время служил в Свято-Никольской церкви с.Карачево Чувашской АССР, и прожили  в Нижнем Услоне с 1932 по 1937 год, фактически по 1938, так как его арестовали 27 декабря 1937 года. Еще в 1932 о. Платона часто по ночам  вызывали в ГПУ. Мы, дети, вставали на молитву и молились, пока папа не придет. И папа всегда приходил   и у нас у детей была радость.. Тогда все говорилось в нашем присутствии, присутствии детей. Настолько нам доверяли родители. Я все слышала, все запоминала и никому не говорила, потому что знала, что дома говорят, говорить больше нельзя. Он приходил из ОГПУ или ГПУ "никакой", и мы стрепетом слушали, как он рассказывал. Там его заставляли отречься. Как? Отслужить последний раз, выйти на амвон в облачении при кресте, снять его с себя, сбросить и наглядно показать, что все это ложь, что он не хочет никому морочить голову и всенародно сказать, что он отрекается. Разговаривали фамильярно, угрожали, клали наган на стол. "У тебя дети. Дети не учатся и не будут учиться. Что будешь делать дальше?" Пережили, выжили.
В Услоне была только семилетка. Ее я закончила и жила в Казани у знакомых, чтобы дальше учиться. Когда отца арестовали, я жила в Казани и ходила по тюрьмам, пыталась узнать, где он. Даже была такая уловка: собрать передачу, прийти в тюрьму, отдать в окошко. Если он там есть, то возьмут, если нет,   отдадут обратно. Так я обходила все казанские тюрьмы. После уроков иду искать отца по тюрьмам. Потом услыхала  от родственников  других арестованных: "Вот надо пойти на "Черное Озеро",   там тогда было уже МВД. Подать заявление, куда девался ваш отец". Через какое-то время меня вызвали. Я пришла и узнаю: "Осужден на 10 лет без права переписки". Мы тогда не знали, что это значит, долго ждали и надеялись, а потом уже, когда кончилась война и я вышла замуж, и  мы с семьей приехали в Хабаровск,  муж мне говорит: "Пиши! Ищи отца". И начала писать. В 1956 году написала запрос в Казань и  пришел ответ: "Посмертно реабилитирован". Опять пишу.   "Умер в 1942  от сердечной недостаточности". Снова пишу: "Где же похоронен?" "Место захоронения неизвестно". Потом в 90-х снова пишу, и вот  ко мне приходит молодой человек, приносит материал. Арестован, осужден Тройкой, приговорен к высшей мере наказания. 31 декабря 1937 года вынесен приговор, приведен в исполнение 9 января 1938  в г. Казани. Теперь готовятся материалы к канонизации, к нам приезжал священник из Казани, который теперь занимается делом отца. Папа говорил нам, если спрашивают, кто отец, отвечайте : или рыбак, или учитель.
И, то и другое было правдой. Он был законоучителем звениговской земской школы и чув-отарской церковной школы, второй из них он также заведовал. Про рыбака тоже правда   он ловил рыбу на Волге. По воспоминаниям родственника, у него "был постоянный «дом» – шалаш из тальника, и, по возможности, мы ночевали в нем. Друзья рыбаки завидовали дяде – у него всегда ловилась хорошая рыба, чем и кормилась семья. Излишки он никогда не продавал, а раздавал прихожанам»".
Но я не последовала этому наставлению отца и  везде писала всю правду, и везде меня принимали и  учиться, и на работу. Училась я  в  Казанском медицинском институте. Я благодарю Бога, я поняла, что такое жизнь и хочу жить еще.

Война

Всех мальчишек с нашего курса отправили зауряд-врачами, а нам, девчонкам, дали доучиться до конца, я получила диплом и тут же меня со всеми выпускниками, у кого не было  семьи и не было медицинских противопоказаний, а таких было у нас было человек сто девушек, в 1944 году отправили в Москву, а оттуда на фронт.
На втором курсе я пошла работать медсестрой, а маму знакомая, вдова священника, устроила в клинику делопроизводителем, потом в лабораторию. А в Нижнем Услоне ее никуда не брали на работу. Я тоже со второго курса работала медсестрой. Так наша семья и смогла выжить.
В армии меня отправили в артиллерийский полк. В более мелких подразделениях врачей уже не полагалось, я оказалась ближе всего к передовой.  Началась другая жизнь. У меня было четыре лошади, четыре повозки. Управлять надо. А как? Я молодая девчонка и управлял фельдшер. Я в лошадях ничего не понимала. Мне  начальство сказало: "У вас лошади грязные!"   "Мы их помоем".  А лошадей не моют, их чистят. Так что выручал меня фельдшер. Везде мне встречались хорошие люди.
В марте пришли на Одер. Можно так сказать, передовей полковых врачей не было. В землянке  со свечой приходилось оказывать первую помощь раненным. После Одера пришлось перейти в медсанбат, и меня поставили ассистентом главного хирурга. День и ночь приходилось оперировать. Порой мы не знали день или ночь сейчас. Когда не понимаешь опасности, то не страшно. Однажды открыла дверь во двор, а по булыжнику стучат капли дождя. Не сразу я поняла, что это  стреляют. Я пришла  старшим лейтенантом, дослужилась до капитана. Деньги зарплату   отправляла матери, чтобы поддерживать семью.

Послевоенные годы

После войны вышла замуж. Встретила в полку мужа. Он  долго ко мне приглядывался, ухаживал. Все время встречал меня где-то и спрашивал: "Куда вы идете? Мне  с вами по пути". Однажды несла в руках автобиографию. Когда я ее положила, он взял и прочитал. И ничего не сказал, потому что в Кубани сталкивался с раскулаченными и все понимал. Потом написал матери письмо сказал, что он думал, что уже настолько огрубел, что не сможет никого полюбить, но теперь встретил хорошую девушку. Не побоялся моей биографии. И я вышла за него замуж.
В Германии пожили, потом перевели на три года на Украину. Пришла в Горздрав: хочу работать педиатром. Я поступала на педиатрический, нас в военное время  всех выпустили лечебниками, но я всегда стремилась к педиатрии. Всегда очень любила детей.
Прошла все ступени: ясли, детсад, училище. Муж закончил академию, и мы поехали на Дальний Восток.  Затем опять вернулись в Москву. Работала в Первом медицинском институте, во Втором   на кафедре гистологии, потом участковым врачом. В клиниках сначала изучают больного, делают анализа, консультируют, а участковый сам должен принять решение. Мне говорили: "У тебя есть интуиция". Что такое интуиция? Как говорили раньше: "Есть просто врачи, а есть врачи от Бога". Закончила работу педиатром.
 
Поставили бы рядом храм, я бы как-нибудь туда добиралась с палочкой

Мне порою интересно, что бы сказал отец, если бы дожил до нашего времени, когда стало возможным свободно служить. Я-то носила крест на булавочке, хоть и не скрывала, но никому не рассказывала. Никто не знал и не подозревал, что я хожу в церковь. А почему? Потому, что не встречала в церкви никого из знакомых. Я не помню, например, чтобы я кого-то встретила из однокурсников. А если встречался, то он , значит, такой же, как я верующий, и не будет никому рассказывать. Когда мы переехали в Теплый Стан, то все храмы в округе были либо закрыты, либо вообще разрушены. Бывала потом в храме Петра и Павла в Ясеневе. Там мне запомнилось удивительно красивое Распятие. Когда я молюсь, то всегда представляю себе это распятие. Потом одно время ходила на богослужение в Даниловский монастырь, особенно запомнилось пасхальное богослужение. Очень любила храм Иоанна Воина. Туда тоже ходила. Ездила в Богоявленский собор. Там был протоиерей Вячеслав Марченков, хороший проповедник. Но я его потеряла из виду. Приехала сестра из Казани. Ее направили в диспансер на Бауманскую. Она намного моложе меня и воспитывалась в атеистическом обществе. Предложила зайти в Богоявленский храм. Шел молебен,  служил о. Вячеслав. И она прониклась этой службой и стала ходить в храм в Казани. Часто приезжала в Москву и сразу к о. Вячеславу в Богоявленский собор. Стала исповедоваться. Так уверовала, так стала молиться, что стала меня контролировать: регулярно ли причащаюсь, исповедуюсь. И избавилась от  тяжкого недуга (пьянства). И вот однажды приехала, пошла одна и сказала: "Отца Вячеслава перевели в храм Успения в Вешняках".
Но теперь уже никуда не хожу из-за возраста. Смотрю богослужение по телевизору. Но я там не присутствую, а только смотрю. Это совсем другое. Вижу старушек, которые стоят на службе, и думаю: "Какие счастливые: у них есть силы". Все время думаю: может, надо перебарывать себя, идти в храм? Открыли недалеко храм великомученицы Анастасии. Я туда ходила, но мне несколько раз становилось плохо. Лучше бы на этой стороне поставили храм вместо дома-башни, я бы туда ходила с палочкой и с кем-нибудь под ручку.