Иисус, Иса...

Иисус, Иса...

Окончание ординатуры пришлось на 90-е.
И она вместе с мужем поехала работать врачом на войну. В Чечню.
Сейчас она не любит вспоминать то время, вернее, не может. Очень больно и страшно все там было.
Тогда они тоже понимали, куда едут. Но были моложе и хотели помочь людям там, где это всего нужнее, - так им казалось.
Первое, что она ощутила, прибыв на место, - это злоба, ненависть ко всему на свете. Нет, это не она испытывала такое, это воздух был пропитан вот этим самым.
А врачи - они что? Они лечат. Всех, кто к ним попадает.
Ее муж - хирург. Она - кардиолог.
У мужа работы было неизмеримо больше. И он, хоть и в одном госпитале работал с ней, старался не рассказывать ей всего, оградить. Но она знала... Знала, как он устает, как страшно все это! Война не бывает красивой. Но ей чудилось, что эта война особенно омерзительна.
На чьей она была стороне? Ни на чьей. Она была на стороне жизни, людей! А тут смерть.

Однажды к ней на прием пришел чеченец. Старик. Ему было 85 лет.
Он сказал ей, что за всю жизнь у него никогда ничего не болело. А сейчас у него очень болит сердце. И он не удивлен, потому что он не может вынести эту войну!
- Я знаю, мы всегда были воинственным народом, но я жил всегда в мире. Была большая страна, и я в ней жил. Никуда не выезжал. Здесь родился, молился, женился. Здесь дети, внуки и правнуки.
Но двух внуков уж нет. Убиты. И вот теперь у него болит сердце.
Когда она обследовала его, то с ужасом увидела, что он перенес инфаркт.
Она спрашивала:
- Как? Почему не обратились за помощью?
Он удивился и неспешно сказал, что он долго лежал, потому что болело сердце. И вот сейчас пришел сказать, что у него болит сердце. Он пришел к русскому врачу, чтобы сказать о сердце и спросить: где в душах людей Бог?
Он не говорил Аллах, а вспоминал Христа! Он называл его то Исой, то Иисусом.
- Вы забыли нашего Ису! А разве можно забыть? Не то делают люди, не так! Ваши министры должны помнить нашего Ису!
- Но разве это только наша вина? - осторожно спросила она.
- Я не знаю, - сокрушенно сказал он. - Но вся беда потому, что забыли Иисуса! Все забыли! А у меня теперь болит!
- Я тоже не знаю. Но вам нужен курс лечения! Я хочу оставить вас здесь. Мы вас будем выхаживать. Мы снимем вашу боль в сердце!
- Как? Таблетками?
- И таблетками, и уколами. Капельницами. Тут много чего в ход пойдет.
- Как вас зовут?
- Ирина, Ира.
Он помолчал. Пожевал губами.
- А отчество? Ты все же врач. Ты откуда к нам приехала?
- Из Москвы.
- Русская, значит, совсем.
- Чувствую себя русской.
- Почему так говоришь?
- Потому что отчество мое Мухаммедовна!
- А отец чеченец?
- Дагестанец. Лезгин. Но какая разница? Я родилась в Москве. Я замужем за русским.
- Подожди , а Бог? Кто твой Бог?
- Бог один. Но... мы не воспитывались в вере.
- Да, я понимаю. Были такие времена, когда забыли о Главном. Теперь воюем.
Старик не согласился на госпитализацию. Она упрашивала долго, но сдалась. Он ушел. И даже не взял рецепт. И сказал, что не будет ходить на уколы.
А у нее было все же много работы.
Она пошла в палату к лежачим. В этой палате лежали наши солдаты. В другой лежали те, с которыми воевали.
А беда у всех общая. Раненые, искалеченные мальчики. Повзрослевшие и многое пережившие. На их лицах застыло недоумение, как бы вопрос: что это было? Почему? Зачем?
А ответа не было. Они умирали на этой земле за эту землю. Чтобы не отдать ее тем, кто на ней живет. Но они не собираются здесь оставаться! Пусть живут на этой злой земле те, кому эта земля родная! А им бы домой, к маме!
Странно, но в палате у наших мальчишек на столике стояла иконка. Маленькая. И на шее у многих крестики.
Она не стала ничего спрашивать. Она поняла, что действительно творится безбожное.
И ей стало тяжко. Ох, как тяжко! Мутнело в глазах, тошнило и слабость... Неужели это война? Проклятая война! Неужели она так все переживает, что ей плохо и невыносимо? Неужели это тот случай, когда от горя можно умереть?
А хоть и слабость, но старика она не забыла. Каждый вечер ходила к нему. Настояла на уколах и таблетках. Старик был благодарен. Угощал ее нехитрым ужином. Его жена хлопотала и все говорила:
- Доченька, спаси тебя Бог.
Однажды она пришла к старику, стала набирать шприц, но в глазах помутилось.
Очнулась она на постели. Над ней два склоненных лица: старика и его жены. Оба почему-то улыбаются.
- Я, наверное, умираю, - слабо сказала она. - Не могу я вынести это горе!
- Все вынесешь, Ирина, - сказал старик.
А старуха принесла какие-то тряпки...
- Что это, зачем?
- Это... я не знаю, как по-русски. Малых детей кутать.
И тут вдруг она стала хоть что-то понимать. Война отняла способность мыслить здраво! Она, врач! - не догадалась, что она беременна! Она умирать собралась! А тут другое, совсем даже наоборот.

... Рожала она уже в Москве. Она категорически не захотела, чтобы ребенок появился на войне. Муж что-то улаживал, ходил по инстанциям. И потом он добился разрешения уехать.
Он ругал себя:
- Я бегу с войны, как трус.
Она же знала: они не трусы! Правильно, что ушли ! Иисус не хочет этой войны! Он это ясно показал ей, дав ребенка! Жить надо! Жить!
Так хочет Иисус! Вот так она это знает. И больше не хочет знать ничего!

Н. Ж.