Стукач

Прежде, чем я начну свое повествование, давайте кое-что проясним. Я не наркоман и не алкоголик, никогда не имел проблем с нервами или психикой, о галлюцинациях только слышал. Знаю, все сумасшедшие так говорят. Но я уже побывал у мозгоправов, которые сообщили, что мой рассудок абсолютно исправен.
К сожалению.
Для меня сейчас было бы огромным облегчением получить путевку в желтый дом с выпиской о шизофрении или каком-нибудь другом серьезном расстройстве. В таком случае получилось бы, что я сошел с ума. А теперь получается, что .с ума сошел окружающий меня мир мир. Или еще хуже: то, что стало самым безумным кошмаром моей жизни, на самом деле всегда являлось естественным порядком вещей. И происходило постоянно. На каждом углу, каждую секунду. Просто я, как и все “нормальные” люди, ухитрялся не видеть истинного лица нашего понятного и растолкованного матушкой-наукой мира до тех пор, пока...
Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Что же можно считать стартовой точкой этой истории?.. Пожалуй, мое знакомство с Н.
Еще недавно я представлял из себя безалаберного студента, который вспоминал об учебе только в разгар сессии, а остальное время делил между шашлычными посиделками, войной за бабское внимание и онлайновой игрой про танки. На форуме, посвященном этой игре, я и познакомился с тем человеком, которого в дальнейшем буду называть Н. Наше плодотворное боевое сотрудничество скоро переросло в длительные печатные беседы, которые мы вели в социальных сетях. С течением времени общение становилось все душевнее, пока уровень наших отношений не повысился от “интересных собеседников” до “близких товарищей”. Пускай я немного зол на Н. из-за того, что он стал первопричиной всех моих нынешних проблем, я все равно не могу думать о нем без уважения. Пожалуй, на моем жизненном пути еще не встречались настолько необыкновенные личности.
Н. был немного старше меня и прожил весьма непростую жизнь. Когда мы познакомились, минул едва ли год со смерти его последнего живого родственника, деда по отцовской линии. Что случилось с остальными членами семьи - не знаю. Он никогда не говорил об этом, а я тактично воздерживался от расспросов. Но вместо того, чтобы утопить печаль в дешевом спирте, Н. кинул все силы на построение своего будущего. Вскакивал затемно, отправлялся на какие-то подработки, после которых ехал в столицу на вечерние занятия. На момент нашего знакомства он уже закончил худвуз и преподавал рисование в местной школе, дополняя скудную учительскую зарплату разнообразными заработками: писал портреты на заказ, продавал пейзажики и даже расписывал храмы. Временами я завидовал столь романтичному образу жизни - хотя никогда бы не променял прелести столицы на тесную, пропахшую красками квартирку в Подмосковье.
Всю жизнь у Н. была только одна крыша над головой. Располагалась она в одной из стареньких хрущевок Правдинского поселка. Что, не слыхали о таком?
До знакомства с Н. я и сам не слыхивал. Специфическая, но забавная локация примерно в нескольких десятках километров от Москвы. Там находятся две замечательные вещи. Первая - дикий лес с болотами, буераками и сосняками, а вторая - здоровенное водохранилище, не уступающее естественным водоемам по своему великолепию. Это водохранилище стало одной из основных причин моего паломничества в Правдинский.
Вышло все так: я и Н. практически одновременно расстались со своими девушками. Меня такое проишествие повергло в уныние, но жизнелюбивый Н. быстро вспомнил о принципе "отсутствие личной жизни эффективно компенсируется преимуществами холостяцкой свободы”. Решив приподнять настроение нам обоим, он пригласил меня на уик-энд в гости: выпить и порыбачить.
А точнее, надраться в хлам и порыбачить.
Я уже давно искал человека, который коротает томительное ожидание клева такими же методами, что и я сам, - а потому немедленно загорелся этой идеей.
Всю неделю я едва мог усидеть на месте, предвкушая славные пацанские выходные с пивом, плеском рыбьих тушек в пластиковом ведерке и стрекотанием цикад под жарким полуденным солнцем. Утром пятницы я схватил заранее приготовленный рюкзак и на крыльях великолепного настроения полетел к Ярославскому вокзалу. Впереди меня ждали три выходных, два из которых я собирался провести в отличной компании.
Н. встретил меня у станции и повел через поселок, который оказался словно разрезан на две половины. Одну - скучную, - занимали свежие коттеджи толстосумов и дачные новострои. А вот вторая, куда более интересная, была сплошным приветом из девяностых. Возле лесного массива торчали ветхие пятиэтажки, в тени которых теснились гаражи-коробочки и магазинчики с дурацкими названиями, где продавали просроченную колу. В один из таких мы пошли закупаться товарами первой рыбацкой необходимости: пивом, хлебом, ветчиной, пивом, сигаретами, чипсами, пивом, пивом, пивом... Алкоголь сгладил чувство неловкости от первой встречи, и скоро мы уже болтали так же бодро, как и в наших переписках. Так называемая "рыбалка" превратилась в смесь из экскурсии по местности, бухаловке, хлопанью комаров и попыток искупаться. Пакет с уловом пополнился лишь парой захудалых ртанов, но это не испортило веселья.
К ночи, когда вечерний воздух подернулся прохладой, мы решили продолжить веселье в квартире Н. Там находились крайне привлекательные для пары пьяных мужиков вещи - туалет, гитара и компьютер. Для идеального вечера оставалось разве что пополнить запасы пива, за которым мы отправились в магазинчик с дурацким названием "Тийна". Его стены были обклеены плакатами тридцатилетней давности с пост-советскими зайчатами -  такими же расплывшимся, как и местные представления о сухом законе. Я тогда подумал, что Н. чертовски повезло иметь такой алкогольный бункер всего в двух шагах от дома.
Именно эта хренова “Тийна” позже открыла мне глаза на происходящее… Но я обещал рассказывать обо всем по порядку.
А значит, сейчас самое время рассказать о том, как нагрянул главный герой моего рассказа. Самая мучительная загадка и худший кошмар моей жизни.
Стукач.
Это случилось, когда мы наконец-то добрались до компьютера и нашей любимой игры про танки. Н. по-хозяйски уселся за клавиатуру, рассказывая мне о последних обновлениях. Я разрывался между уважением к товарищу и желанием занять его место, когда услышал... это. Глухой, но отчетливый стук в дверь. "Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух." Словно пародия на звуки сердца.
Поглощенный компьютерным сражением Н. вообще не заметил шума, а я решил, что где-то идет ремонт. Потому что зачем барабанить в дверь, рядом с которой висит звонок?
Но стук все не прекращался, хотя настойчивее тоже не становился. Удары повторялись стройно и монотонно, словно кто-то упорно посылал сигнал на морзянке. Ситуация становилась странной. Слишком странной, чтобы ее игнорировать. Не выдержав, я оторвал Н. от монитора и заставил прислушаться. С неохотой мой товарищ повернул голову в сторону двери, продолжая краем глаза следить за подъезжающим вражеским танком.
Когда до слуха Н. наконец долетело это ритмичное "бух-бух", его словно подменили.
Я ожидал любой реакции, кроме той, что последовала. Выключив компьютерные колонки, Н. вскочил из-за стола и побелел, как простыня. На мониторе его танк забрасывали ракетами, но Н. отчего-то потерял всякий интерес к игре.
- Гриш, - сказал он дрогнувшим голосом. - Иди у входной двери встань.
- Зачем? - недоуменно спросил я.
Н. проигнорировал мой вопрос.
- Встань и слушай. В глазок не смотри. Если стучать перестанут - спрячься в ванной. Хлопни дверью погромче, что бы я услышал.
- Да ты че, прикалываешься? Какого хрена?
- Делай, что говорю.
В его голосе прорезались странные, незнакомые мне до того дня нотки - нотки ужаса. Или едва сдерживаемой паники. А кореш мой, к слову говоря, был не из пугливых.
Задавать вопросы почему-то сразу расхотелось. На нетвердых ногах я поплелся к двери... но стук внезапно прекратился.
И возобновился почти в ту же секунду, зазвучав немного по-другому.
Ни ритм, ни сила ударов не изменились, но теперь стучали более глухо и отстраненно… Будто в соседнюю дверь. Это напоминало поведение надоедливого опросчика - только почему-то за дверью царила гробовая тишина, нарушаемая лишь ритмичным перестуком. Почему никто до сих пор не вышел гаркнуть ночному проходимцу “проваливай”?
Я повернулся к Н., чтобы поделиться с ним своими наблюдениями. Но когда увидел, что он делает, то позабыл все слова от удивления.
Н. успел зашторить абсолютно все окна в квартире и лихорадочно носился по комнатам, скрепляя булавками прорехи между тяжелыми советскими занавесками. В триллерах маньяки так закрывали окна перед тем, как разделаться с жертвой вдали от любопытных глаз.
- Ты че творишь? - не сдержавшись, зашипел я шепотом. - Серьезно, Н., что за херня вообще?
Н. по-прежнему не отвечал, продолжая заниматься своим делом.
А стук все продолжался. Через какое-то время он переместился еще дальше. Судя по отдаленности звучания, ломились уже в дверь напротив...
Чего я только не передумал, гадая, против какой опасности Н. принимает эти меры. Может, знакомый жильцам дома наркоман в очередной раз перепутал квартиры? Или однажды в этом подъезде кто-то непредусмотрительно открыл дверь грабителю? Или местные братки кидают “лохам” предупреждение таким странным образом...
А кто на моем месте не попытался бы найти рациональное объяснение ситуации, пускай самое нелепое?
Тем временем Н. покончил со шторами и подошел ко входной двери нетвердой дерганой походкой. Нервно выхватив из кармана кусочек серой клячки, он налепил его на дверной глазок. Все. Это было уже чересчур для моих теорий о наркоманах и грабителях. Происходящее окончательно потеряло смысл.
Смерив дверь пустым от страха взглядом, Н. повернулся ко мне.
- Перебрал я, Гриш. Голова трещит. Давай по коечкам. Завтра пораньше встанем, я покажу тебе одну клевую заброшку.
- Ну ладно... - буркнул я, прислушиваясь к звукам за дверью.
Я продолжал прислушиваться, лежа на приготовленной Н. раскладушке. Сна - ни в одном глазу. Даже после того, как стуки окончательно затихли, я не перестал слушать. Мне казалось, что вот-вот возобновится этот глухой звук, напоминающий биение сердца: "Бух-бух. Бух-бух."
Через какое-то время мозг, устав от переизбытка неразрешимых вопросов, начал неумолимо отключаться. Мысли спутались, в ушах зазвучали призрачные голоса подползающего сновидения. И лишь на грани сна и реальности, где сознание высвобождается из оков напряжения, я вдруг осознал одну простую вещь. Она была настолько жуткой, что сон мгновенно слетел с меня. Я подскочил на раскладушке, вперившись в темноту распахнувшимися глазами, которые заливал холодный пот.
Шаги. Не было звука шагов шагов. Даже намека хоть на какой-то звук перемещения. Ни шуршания, ни шарканья, вообще ничего. Этот стучальщик с педантичной аккуратностью приходовал каждую дверь в подъезде, пока не исчез из поля слышимости - но в перерывах между его нападениями на двери царила абсолютная тишина. Словно этот... кто бы этот не был, бесшумно парил по воздуху.
Не думаю, что местные наркоманы так умеют.
Мне захотелось вскочить с лежанки, выбежать из квартиры и мчаться без оглядки до самой Москвы. Да хоть до Аляски или Шамбалы, лишь бы прочь от этой проклятой хрущевки и ее стучащих призраков. Но ужас перед встречей с ними лицом к лицу заставил меня остаться прикованным к раскладушке.
Кажется, Н. тоже не спал. Судя по тому, что ни храпа, ни сопения с его кровати не доносилось, мы оба бодрствовали до самого рассвета. Лишь когда небо начало светлеть и зачирикали утренние пташки, я измучился страхом достаточно, чтобы вырубиться.
Мне приснилась глубокая земля, холодная и плотно утрамбованная. Я шел, куда глаза глядят - прямо сквозь толщу этой земли. Словно она была бесплотной иллюзией... или словно иллюзией был я сам. Душная, темная и тесная, земля давила на меня со всех сторон, поэтому я отчаянно высматривал хоть какой-нибудь проблеск выхода, но его не было. Всюду - назад и вперед, вверх и вниз, - тянулись бесчисленные километры почвы, которой не было конца.
Я проснулся в холодном поту, хотя на улице вовсю пекло солнце. Проснувшийся Н. уже заваривал нам опохмеляющий кофе. Когда я выполз на кухню, он бодро поприветствовал меня, словно вчера вечером ничего не произошло.
Эта натянутая веселость отбила всякое желание разговаривать о ночных перестуках. Н. явно не был настроен что-либо объяснять. И я решил подыграть ему. В конце концов, мне тоже не хотелось портить остаток выходных.
И все же вытравить из головы мутную тревогу не получалось.
Днем я сказал Н., что хочу “выйти прогуляться” - вот так я назвал свои еле сдерживаемые порывы к бегству. Но я знал, что не сбегу. Нечто сильнее любого страха направляло мои ноги в сторону проклятой хрущевки снова и снова. Это было глубокое животное желание доказать себе, что мир по-прежнему таков, каким я знал его всегда. И ночные события тем или иным способом логично вписываются в его структуру - а мне оставалось лишь понять, каким именно, чтобы успокоиться.
Я шатался по округе в поисках ответа на вопросы, которые даже толком не мог сформулировать, пока не ощутил зов никотиновой зависимости.
Несколько минут спустя дым моей сигареты уже струился вдоль старых гаражей - точно таких же, за какими я прятался со своими первыми самокрутками в школьные годы. Эти гигантские ржавые коробки были просто идеальным укрытием, поэтому я чуть не выронил сигарету, когда из их рядов вынырнул невзрачный пенсионер. Впрочем, не выказав никакой агрессии, старик дружелюбно спросил огоньку. Блаженно выдохнув первое дымовое облачко, он представился дедой Микой и спросил, давно ли я сюда переехал.
- Да нет, я всего на пару дней к другу погостить. - Я назвал имя и фамилию Н. - Может, знаете такого, он в соседнем поселке церковь расписывал.
- Ааааааа, из 19-ой квартиры? Конечно, знаю. Славный парень. Так ты у него остановился? Сталбыть, слыхал Стукача вчера вечером? Не повезло тебе...
- Кого? - переспросил я.
- Ну какж? - удивился деда Мика, роняя пепел на застиранные треники. - Нежто прошел вас?
- К нам кто-то ломился поздно ночью, если вы об этом.
Я почувствовал нечто, близкое к облегчению. Раз этому чудаку уже дали прозвище, вполне вероятно, что это действительно здешний двинутый, а я с перепугу сам накрутил себе психа.
- Н. тебе ничего не сказал? - внезапно рассерженным тоном спросил пенсионер и бормотнул себе под нос какое-то ругательство в адрес Н.
- Да ладно, я не испугался.
- И зря! А ну как в глазок бы нечаянно глянул? Скажи Н., чтоб в следующий раз башкой думал, а не жопной дыркой!
Я совсем растерялся.
- Чего? О чем он должен думать?
- Понимаешь, ему не только открывать нельзя. Смотреть на него тоже опасно, на Стукача-то.
- Какого еще Стукача?
- Такого, какого вчера слышали. Он тута с самой постройки шастает, может быть, даже раньше. Мы-то к нему привыкли. Чуйкой почуяли, что нельзя с ним связываться. А вот приезжие, городские в особенности, никак в толк этого не возьмут. К ним-то беда и приходит обычно.
- Ничего не понимаю, - честно признался я.
Деда Мика покачал головой и бросил бычок на землю. Только тогда я заметил, что моя сигарета уже сгорела до фильтра.
- А я расскажу тебе. Слушай.
И я стал слушать.
Оказалось, никто не знал толком, что такое этот Стукач. Потому что его никто не видел.
Зато слышали все.
Приходил он всего несколько раз в год. Разрыв между его появлениями мог продлиться пару дней, а мог растянуться до недель, месяцев и даже полугодий. Частота его посещений не зависела ни от фазы луны, ни от времени года, ни от чего-либо еще. В своих визитах Стукач соблюдал лишь два правила. Первое - он появлялся только в темное время суток, в промежутке между девятью вечера и часом ночи. Второе - он никогда не пользовался звонками, предпочитая дергать ручки или стучаться в дверь, за что и получил свое прозвище. Никто не знал, бывает ли Стукач на улице - но все равно на всякий случай баррикадировали и зашторивали окна.
Точного количество людей, столкнувшихся со Стукачом или попавших под его влияние, деда Мика не знал. Но три фатальных случая, после которых сомнений в "дружелюбности" Стукача не осталось, он засвидетельствовал лично.
Первая беда случилась еще в середине восьмидесятых.
Тогда над квартирой деды Мики жил древний пенсионер, уже перешагнувший черту девяностолетия. Несмотря на крепкое здоровье и самостоятельный образ жизни (а это о многом говорит в таком возрасте), соображал старичок плоховато. Как-то раз деда Мика услышал, что во время очередного визита Стукача его сосед открыл дверь. Никаких ударов, криков или других подозрительных звуков не последовало. Просто с того события старичок перестал выходить из квартиры. Жильцы подъезда сразу поняли, в чем дело - нетрудно было сложить два и два, припомнив дату последнего появления Стукача.
Долго все боялись соваться в нехорошую хату, но когда один из соседей все-таки решился проведать старичка, тот не открыл. Заволновавшись, сердобольный жилец вызвал милицию. Милиции старик тоже не открыл. Милиционеры попытались открыть сами. Не смогли. Вызвали какую-то там бригаду для решения подобных ситуаций, начали вскрывать дверь. Сломали об нее три болгарки.
Три болгарки об трухлявую дверь в советской развалине. Когда я впервые услышал об этом, то был еще достаточно наивен, чтобы мысленно приписать моему собеседнику любовь к приукрашиванию.
В любом случае, дверь так и не вскрыли. Вслед за бригадой приехало двое неприметных и неразговорчивых мужчин в штатском. Они немного побеседовали с участковым на улице, после чего тот объявил взволнованным жильцам дома легенду - квартира в плохом состоянии, поэтому ее временно опечатают. 
Она заперта и по сей день. Что царит внутри, помимо тишины, никому неизвестно. Но те, кто живет на одном этаже с проклеенной пожелтевшими бумажками дверью, сильнее прочих жильцов избегают разговоров о Стукаче.
Следующими жертвами Стукача стали сразу три человека. Случилось это почти через двадцать лет после исчезновения дедымикиного соседа.
Умер один из квартирантов, и в его опустевшее жилье приехала молодая семья - какие-то родственники, получившие жилплощадь по наследству.
- Славные такие были ребята, - сокрушенно покачал головой деда Мика. - Сынишка владельца, кажись, с женою и дочкой двух годков. Молодые совсем были.
Конечно же, отца семейства предупредили о Стукаче. И конечно же, бодрый молодой парень не воспринял местные суеверия всерьез. Когда Стукач постучался к нему в дверь, тот наивно распахнул ее. А за дверью никого не оказалось. Узнал об этом один из соседей, которому мужчина пожаловался утром на ночное хулиганье.
А вскоре после этого соседи заметили, что из квартиры больше не выходят ни жена, ни дочка. Голос мужчины время от времени к ним обращался - но ему никто не отвечал.
Когда из квартиры начал сочиться запах трупнины, несколько местных жестко прижали новосела, - который в ответ удивлялся словно бы не понимая, о чем вообще речь. Разъяренные соседи ворвались к нему в квартиру… а несколько минут спустя вышли оттуда притихшими и смертельно бледными.
Труп женщины обнаружили первым. Она сидела на табурете, уронив торс на облепленный мухами стол. Мертвая дочка валялась в спальне, окруженная раскрасками и цветными карандашами. Весь их облик говорил о том, что несчастные сами не заметили, как умерли.
А что еще страннее, не заметил этого сам глава семейства.
Один из ворвавшихся, трясясь от ужаса, рассказывал, как мужчина жаловался мертвой жене на непрошенного гостя и успокаивал якобы напуганную его вторжением дочь. В итоге милиция повесила убийство на отца и мужа, который до последнего вел себя так, словно его семья была жива - кричал жене, что скоро вернется, что это какая-то ошибка, ну и так далее...
О его дальнейшей судьбе деда Мика ничего не знал. Зато знал он кое-что другое: причина смерти женщины и девочки осталась неизвестной.
Его товарищ служил где-то в следственном отделе, и проболтался спьяну, что никаких следов насилия на трупах не нашлось. На них вообще ничего не нашлось. Их не задушили, не зарезали, не отравили. Каким способом убили - непонятно. Патологоанатомы выжимали свою фантазию досуха, чтобы хоть как-то доказать причастность парня к их смерти. Ну да нашей прокуратуре много не надо, так что это дело скоро закрыли и забыли.
Перед рассказом о третьем случае деда Мика долго мялся, упорно переводя тему разговора. Лишь теперь я понимаю, что за этот случай его все еще мучило легкое чувство вины - ведь он принял непосредственное участие в этих событиях.
Квартиры в хрущевке почти никогда не продавались. Дело было не в Стукаче, а в банальной удаленности от города и запущенности здания. Но кто-то все же сумел продать квартиру одинокому мужику, а сам благополучно съехал. Новосела пытались предупредить окольными, псевдоадекватными объяснениями… которые тот, разумеется, пропустил мимо ушей.
- ...А в нашем подъезде уже все знали, что по профессии я электрик. Ну и ежели у кого чего барахлило, то я за товарищескую стопку это барахление устранял. Новосел наш, разумеется, тоже об этом узнал. Вот позвал меня однажды - мол, приходи, пробки шалят, - рассказывал деда Мика. - И гляжу я, вроде о пробках обычных говорит, а сам бледный, что глиста, и руки егозят во все стороны. Ну я понял сразу, что не все так просто, однако пришел. Пробки у него были замечательные, скажу тебе. А мужик помялся-помялся, да и позвал меня наконец в жилую комнату. А там дверь.
- Какая дверь?
- А такая, которой быть не должно! Прям из уличной стенки торчит. Не знаю, может, оно так сначала и было, мало ль какие у хозяев странности. Мужик совсем обалбешенный, потом обливается и говорит, мол, скажи, отец, мне ведь эта не штука не мерещится? Не, отвечаю ему, не мерещится, я вона тоже вижу. Потертая такая обычная дверь... Ток чево ей делать в стенке, за которой никакой комнаты быть не может?
Деда Мика задумчиво помолчал.
- Ох, не понравилась мне такая штука. Я, честно, сразу же удрать хотел, да жалко стало мужика-то. Лица нет, трясет всего... А чего удивляться - я б и сам трясся на его месте. И часто, говорит мне, у вас тут такое? Ну, мне лишних слов не надо... Чего, говорю, стучали давеча? Стучали, говорит. Открыл, говорю? Открыл, говорит. И вот, дескать, никого там не оказалось, а на следующий день эта дверка возникла. Ну я репу почесал... И думаю - чего тут скажешь! Говорю, мол, извиняй, товарищ. Не знаю я, что с этим делать. А он будто и не слышит. Бормочет: "Послушай, отец, из-за двери сопит кто-то". Тут я и понял, в самом деле - пока мы трындим, задним планом звук такой странный идет, как если б у кого дыхалку засорило. Я подошел поближе к двери - страшно мне было, но и любопытно тоже. И точно говорю тебе, пыхтели оттуда, из-за двери прямо! Как будто что-то большое и грузное с трудом в себя воздух затягивает... Я как эти звуки услышал, так сразу попрощался и шмелем из квартиры вылетел. Стыдно перед соседом было, что ничего сделать не могу. Но я ж и правда не мог! Даже обошел дом на всякаслучай, - днем, конечно, - вдруг на стене снаружи окажется чего. Нет, стена, как стена. Ничегошеньки там не оказалось.
- А мужик что?..
Деда Мика рассказал, что еще примерно неделю новосел то и дело выходил из квартиры, с каждым появлением становясь все бледнее и тощее. Однажды деда Мика подошел к нему и спросил:

- Ну ты как, товарищ, держишься?
- Держусь, отец, - устало ответил мужик. - Только вот такое дело, из-за двери у меня пыхтят все громче. Словно ближе подбираются. Не знаешь, отчего так?
Дед Мика не знал. Однако эта подробность напрочь отбила у него желание приближаться что к квартире, что к ее владельцу.
Через несколько дней мужик исчез без следа.
На этот раз никакого загадочного заклина двери не случилось. Пару месяцев спустя ее вскрыли. Два месяца прошло лишь потому, что мужик жил одиноко, и заметить его исчезновение, кроме деды Мики, было некому. Однако тот, сам до конца не понимая почему, не хотел касаться темы этой странной квартиры и несчастного мужика даже в своих мыслях - не говоря уже о том, чтобы заводить об этом разговоры. Пока по квартире шарилась милиция, он головы за порог не высовывал. И вовсе не потому, что боялся обвинений в утаивании ценной информации.
Он боялся узнать о том, что могло обнаружиться внутри квартиры.
А обнаружилось там... ничего. Сначала говорили, что кваритра просто пустовала. Ни подозрительной двери, ни хозяина. А потом слух начал обрастать деталями. Говорили, что не было его вещей. Одежды, посуды, белья, вообще никаких предметов бытовой жизни. Логично было бы предположить, что мужик просто собрался и уехал.
Но почему-то милиционеры еще с неделю приходили исследовать эту квартиру и даже расспрашивали жильцов об исчезнувшем соседе.
По дому поползли слухи. Говорили, что в квартире отсутствовали не только вещи - не было вообще никаких признаков жизни. Не нашлось волос, кусочков ногтей или кожи, даже отпечатков пальцев.
Все жильцы подъезда утверждали, что мужчина въехал в квартиру и пробыл там несколько месяцев - а состояние жилища утверждало совсем обратное. Вот у служивых и зародились подозрения. Они посчитали квартиру местом хорошо спланированного преступления, а необъяснимую чертовщину с отсутвием отпечатков и других следов - необычайно ловким заметанием следов. Приняв такую версию, следаки начали поднимать документы в надежде по ним изловить владельца.
Не тут-то было.
Он как сквозь землю провалился. По всем данным выходило, что его не существует. Номер паспорта был не то что недействителен, он даже не числился ни в одной базе данных - как, впрочем, и все остальные остальные бумаги.
Потом последовало долгое разбирательство, в ходе которого досталось продавцу квартиры, потому что его обвинили не то в аферизме, не то в подделке документов, не то еще в чем. Где-то год спустя хату купили пожилая женщина с дочерью. Их тоже предупредили. Видать, девки оказались настроенными менее скептически, поскольку благополучно жили там по сей день.
Я не знал, что сказать. Вывали дед Мика мне все это еще вчера, я б только поржал, а теперь мне было не до смеха. Он, конечно, мог приврать и понаделать из мух слонов... но черт подери, одна лишь его безоговорочная вера в какого-то мистического Стукача пугала меня до чертиков. Еще сильнее меня пугало лишь то, что я сам был готов вот-вот поверить в этот бред.
В конце концов, память о ночных перестуках и странном поведении Н. была еще совсем свежа.
- Мдааа, история, - пробормотал я, вытряхивая из пачки очередную сигарету.
- Да я и сам бы не поверил, если б своими глазами не видел, - сказал деда Мика, неправильно истолковав мое смятение. - Тоже маху дал однажды. Забыл по пьяни занавески опустить, а Стукач возьми и заявись той ночью. Я до утра под одеялом прятался, как дите малое. Уж не знаю, чего больше боялся, что я его увижу, или что он меня увидит.
- Ну и как? Обошлось?
- Да вроде обошлось... а вроде и нет.
- В смысле?
- Ну, видишь, я ж не пропал. Стою тут живой-здоровый, тьфу-тьфу. С ума не сбрендил и никого не хоронил, тьфу-тьфу еще раз. Но кое-что однажды случилось. Не худшее из всего, что мы вытерпели от Стукача, но я себе глаз охотней выдавлю, чем соглашусь снова пережить такое.
Я молчал, не уверенный, что хочу об этом слышать. Деда Мика разрешил мои сомнения, начав очередную повесть.
Последнюю.
- Когда ж это было? В девяносто девятом, что ли... Или в двухтысячном? В общем, тогда первые кодовые замки ставили. Не блестящие эти панельки, которые сейчас стоят. Тогда замки такие, как и все прочее, посуровей были. Врезана в дверь железка, а из нее десяток железных кнопок торчит. Все. Ни тебе домофонных звонков, ни магнитов. Не знаешь код - свободен.
А я его все время забывал. Вылетал из головы, ну хоть ты лопни! Может, слишком в новинку было, а может, я редко заходил в подъезд один. Словом, приходилось иногда торчать под дверью и ждать, пока кто-нибудь зайдет или выйдет.
Ну, ждать дольше десяти минут приходилось редко. На крайняк можно было соседям с первых этажей в окно постучать. Не беда, в общем.
А как-то раз я забыл дома кусачки. Пришлось мне с полдороги назад поворачивать. Стою, значит, у подъезда, время поджимает, рабочий день вот-вот начнется - но, как назло, никто не входит, не выходит. Я давай соседям сигналить. В одно окно бился, в другое, везде молчок! Ушли, спят, еще там чего... Не слышат меня, словом.
Совсем я отчаялся, начал кнопки наугад давить. Черти чем только не шутят - а ну как угадаю! Так что ты думаешь, угадал ведь. Поклялся тогда эти чертовы циферки навсегда запомнть. До сих пор их помню - один, два, восемь, девять. Смешно, а? Сразу тебе скажу, что не таковский код у нашей двери был, и близко. Однако же она открылась.
Наверное, в подъезде не все ладно было, да я внимания не обратил, торопился. Может, заметил бы чего сразу, если б не спешка. А так-то я орлом долетел до своей квартиры, и только там в душе заекало. Спросишь, почему? Да потому что я четырежды ключ провернул, хотя наша дверь всегда только на два оборота закрывалась! Откуда там еще двум взяться, а?
Тогда я этому значения не придал, а сейчас вот вспоминаю, и хочется себе оплеух надавать. Драпать надо было сразу, но что теперь говорить... Захожу я, значит. Ничего такого. Вещи на свои местах, за окном дрянная осень. Вижу, кусачки мои на подоконнике лежат - это я на днях подставку для посуды чинил. Подхожу, беру инструмент...в окно случайно глянул...и вот вижу там...
Деда Мика примолк, жестом попросив сигарету. Выкурив ее до середины, он продолжил.
- Ты-то знаешь, что из наших окон видно. Площадку детскую, деревья всякие. Но в тот раз там ничего этого не было. Совсем ничего. Даже леса вдалеке я не увидел. Пустая земля до горизонта, как в степях, но не совсем пустая. На ней кусты росли. Очень странные. Никогда не слышал о похожих растениях. Низкие, по колено где-то. Веточки тонкие, гнутые, и листья...темные... Как же этот цвет называется? Поганый такой...то ли красный, то ли коричневый...
Всюду кусты эти, да небо. А небо тоже странное. Сверху желтое, ближе к земле сереет, ниже так вовсе чернеть начинает. Я перекрестился ажно, хотя в церкови с трех лет не бывал. Задом к двери пячусь, а глаз от окна не отрываю, будто снаружи чего-то вылезет, стоит мне отвернуться. Как до прихожей добрался, еле помню. Сердце, кажись, биться перестало. Думал только - ох, лишь бы выбраться, лишь бы выбраться! Но то еще не самое страшное было. Главный страх пошел, когда я споткнулся об наш порог и выпал на лестничную клетку.
Только я на бетон упал, как в ближайшую дверь кто-то начал колотить со всей дури. Я сразу нашего Стукача попомнил, да колотили-то теперь изнутри квартиры, а не снаружи! И сильно так, словно дверь выбить хотели.Заколотили сначала в одну дверь, потом в другую. И в третью. И во все! Вот чем хочешь клянусь, в каждую проклятую дверь изнутри долбили так, что, казалось, дом сейчас обвалится. Пол трясется, стекла дребезжат... Думал, прямо там и помру от страха. Да тут за моей спиной такой крик раздался, словами не описать. Представь себе, что паровозный гудок пытается человечьим голосом орать. Что бледнеешь, представил? А мне-то каково было! Но этот вой меня в чувство привел. Я на ноги вскочил и как дам стрекоча! Бегу, а ступени подо мной трясутся и уши закладывает от страшного грохота. Я не знаю, как, но чувствовал, что позади меня тоже что-то несется. Не видел, не слышал, а знал - гонится за мной, в пятки дышит. За несколько секунд допрыгал до первого этажа, привалился к подъездной двери и кулаком по кнопке бух! На улицу кубарем вылетел. Дальше все. Темнота. Очухался уже в кровати. Супруга рядом сидит, слезьми заливается. Позже я узнал, что схлопотал сердечный приступ. Но, когда только в себя пришел, не до того было. Ни о чем не спрашивая, бросился я в окно смотреть. Как же мне полегчало, когда там все оказалось по-старому! Деревья, дворик...
Я еще год в подъезд только с женой под ручку ходил. Когда она в командровки уезжала, просил соседей довести меня до квартиры и вместе со мной в окно посмотреть. Они люди понимающие, не отказывали. Окон до сих побаиваюсь, к слову. Каждый раз, когда в окно смотрю, кажется, опять увижу кусты. И листья эти, нехорошие... Никак от меня не отстанут. Да я уже привык почти. Раньше, конечно, вздрагивал. Идешь бывало, по улице, солнце светит, кругом люди, и бояться вроде нечего. А потом раз! - и замечаешь посреди зеленой ветки трех-четырех поганцев дурного цвета. Поначалу я от таких деревьев бегом убегал. Осенью вообще кошмар. В каждом пожухлом листочке то самое виделось, хотя с опавшими листьями они действительно часто смешиваются. Потом уже понял, что их даже трогать можно, ничего страшного не сделается. Просто вроде как напоминание мне такое.
С какого момента этот странный, но последовательный рассказ начал казаться мне бессвязной чушью? Я задумался, не был ли сам деда Мика местным двинутым, который ходит и стучит по квартирам, а потом гонит жуткие байки про всяких Стукачей. Я попытался незаметно включить какую-нибудь мелодию на смартфоне, чтобы выдать ее за внезапный звонок и быстро свалить, когда деда Мика вдруг наклонился со словами:
- Вооо, смотри-ка ты, еще один! Помянешь черта...
Он смахнул что-то со своих треников и протянул мне.
Несколько секунд я молча глядел на этот листик. Чертов маленький листик, по форме напоминающий березовый. Только я готов любую часть тела дать на отсечение, что ни на одной березе ничего похожего не растет. У этого листа был омерзительный цвет. Мясной. Плотский. Похожий то ли на сырое сердце, то ли на гниющую опухоль. Такого цвета просто не могло быть у фотосинтезирующего растения.
И к сожалению, я смотрел достаточно долго, чтобы заметить еще одну деталь.
Лист пульсировал.
Я абсолютно уверен, что не было моим глюком, потому что вид ритмично разбухающих прожилок меня просто загипнотизировал. Казалось, я почти слышал знакомое "бух-бух" в такт их подрагиванию.
И тут я понял, что с меня хватит.
Пробормотав слова прощания, я буквально шарахнулся прочь от деды Мики, успев заметить его раскаивающийся взгляд. Но мне вдруг стало плевать на хрупкие чувства этого сумасшедшего пенсионера. Теперь исчезнувший вместе с ночью Стукач пугал меня гораздо меньше пульсирующего листика, который деда Мика отцепил со своих треников.
Я направился к дому Н. самым быстрым шагом, на какой только был способен. Я даже не пытался спорить со своим внутренним голосом, который раздраженно говорил мне: "К черту все это. Ты услышал пару неплохих деревенских страшилок. Но какие бы события их не породили, тебя они не касаются. Завтра ты вернешься в Москву, а вся эта муть останется здесь - вместе со Стукачами, дедами Миками и исчезающими квартирантами. А до тех пор, пока ты все еще здесь, постарайся не дать байкам старого мудака испортить тебе остаток выходных".
Если бы я знал, чем все закончится, то не пытался бы крепиться до позднего вечера. Я героически боролся с желанием выскочить за дверь и без всяких объяснений рвануть к железнодорожной станции, но с наступлением темноты мои нервы капитулировали. Пытаясь как-то сохранить лицо, я демонстративно порылся в телефоне, а потом наплел Н., что вот буквально сию секунду коллега написал мне сообщение: мол, завтра в офисе намечается собрание, на котором я обязательно должен присутствовать. Н. спокойно выслушал понос моих оправданий, пару раз сочувственно покачав головой. Чисто для виду.
Каким-то шестым чувством я понял, что Н. догадлся об истинных причинах моего внезапного ухода. Но разумеется, не захотел их обсуждать - точно так же, как не захотел ничего объяснять мне прошлой ночью.
Молниеносно собрав шмотье, я наспех попрощался с товарищем и рванул подальше от этого странного дома. А в первую очередь - от стыда за собственную трусость. Уже оказавшись у лесной кромки, метрах в двадцати от хрущевки, я сделал то, что ни в коем случае нельзя делать в моем положении.
Я обернулся.
Всего лишь хотел бросить прощальный взгляд на это поганое зданьице. Убедиться, что хотя бы снаружи оно выглядит обычной старой постройкой. Что творящийся внутри него кошмар никоим образом не просачивается наружу.
И мои убеждения в ту же секунду потерпели абсолютный крах.
Сначала мне показалось, что на стену хрущевки упала массивная тень от дерева. Гораздо позже, перебирая в памяти события прошлого, я сообразил, что возле дома не было никаких деревьев.. А тогда моя обманчивая надежда разрушилась другим событием.
Тень двинулась. Ее нижняя часть чуть вытянулась, образуя каплевидный отросток. Ровным и уверенным движением тень опустила на подоконник верхнего окна свою… конечность  Я не уверен, была ли это нога или лапа - скорее всего ни то, ни другое.
А если честно, то в тот миг, когда плоская, совершенно черная, словно прорвавшаяся с изнанки мироздания тень на стене дома пошевелилась, я вообще перестал быть уверен хоть в чем-либо… Даже в собственном рассудке.
Вместо того, чтобы побежать прочь или хотя бы спрятаться, я застыл на месте. Мои мышцы словно перестали мне подчиняться, превратившись в обездвиженные куски мяса.
Знакомо вам чувство, когда нечто предельно пугающее и отвратительное повергает вас в такой шок, что вы безумно хотите отвернуться, но не можете оторвать взгляд? Именно в таком состоянии я стоял там, перед облезлым советским домиком. Обезумевшие от ужаса инстинкты распахнули мои веки до предела и обострили внимательность так, что моя память навсегда сохранила каждую секунду этого зрелища.
Несмотря на это, мне все равно сложно объяснить, каким образом оно двигалось… и даже как выглядело. Я видел, как верхняя часть туловища вытягивалась, опуская вниз каплевидную нижнюю часть с двумя отростками. Но из чего эта штука состоит и какого она цвета, я не понял. Вроде не черного. Чего-то похожего на голову я тоже не заметил. А эти отростки, наверное, давали ему опору...
Кажется, внешними подоконниками оно пользовалось, как ступеньками. Во всяком случае, у меня сохранилось ощущение его размеренных движений. Так двигается рабочий на стройке, спускаясь с длинной лестницы.
Топ-топ, топ-топ. Только без топанья.
И без любого другого звука.
Я мог слышать шорох листьев, стрекот вечерних цикад, даже донесшийся откуда-то издалека детский смех, который в сочетании с наблюдаемым мною представлением прозвучал чудовищно неуместно. Но ни единого намека на звук от ползущей твари.
А продолжал неподвижно стоять на месте, даже когда каплевидная темная туша оказалась в одном шаге от земли. Инстинкт самосохранения раздирал меня на части. Что делать? Бежать? А если оно меня заметит? А что, если УЖЕ заметило, и двигается медленно, чтобы не спугнуть добычу?!
Успею ли я убежать в таком случае?..
Пока я терзался противоречивыми порывами, каплевидная штуковина уже опустила один из отростков на землю и... прошла сквозь нее.
Нет, она не исчезла. И не проделала дыру. Просто опустилась вниз, не встретив никакого сопротивления, словно земной тверди там вовсе не было. А потом резко притормозила, будто ее конечность нащупала опору. Там. Внизу.
Под землей.
Следующие несколько секунд я наблюдал как туша методично, не сбавляя своего "лестничного" ритма, продолжает спускаться сквозь землю вниз. Почему-то я уверен, что при этом ни одна пылинка на земле не дрогнула.
Но было кое-что более странное. Куда более странное. Ее движения нисколько не изменили своей размеренности. Словно она продолжала вышагивать по оконным выступам. Словно здание дома... продолжалось там, под землей. Словно вместо фундамента там были такие же этажи с окнами жилых комнат.
Тогда я даже не осознал причину своего резко возросшего ужаса. Эта ритмичная размеренность, с которой тварь исчезала в земле, внезапно показалась мне страшнее всего остального. Все прочее, - сам факт существования подобного существа, бесплотное проникновение под землю и, даже страх быть обнаруженным, - все это померкло перед чувством, которое вызвала догадка о продолжении дома под землей.
Это было чувство тотальной неправильности. Чувство злобной издевки мироздания над моим сознанием, уверенным, что его друг Н., деда Мика и десятки самых обычных людей жили в хрущевке, на первый взгляд ничем не отличающейся от сотен других таких же хрущевок. И ничто, абсолютно ничто не выдавало разверзнувшуюся под ней бездну несуществующих этажей, по которым ползают черные и плоские, словно тени, твари из ночных кошмаров.
Через несколько "шагов" тварь исчезла без следа. Передо мной снова стояла обычная драная пятиэтажка. Точнее, я бы так подумал еще пять минут назад. А теперь я не знал, что за объект прикидывался… этой “обычной драной пятиэтажкой”.
Не могу сказать, сколько времени я простоял на месте после того, как темная штука скрылась под землей, так как рассудок уже начал потихоньку слать меня к черту. Условно оклеймавшись, я побрел в сторону станции. Именно побрел, а не побежал и не двинулся осторожной крадущейся походкой.
И именно УСЛОВНО оклеймавшись, потому что мозг вроде снова заработал, но как-то не в ту сторону. Я не следил за дорогой и не благодарил всевышнего за спасение - словом, не генерировал никаких уместных мыслей.
Вместо этого я думал о хрущевке. Об ее подземных этажах. Я думал о том, сколько их там и насколько глубоко они уходят вниз. О том, долго ли еще каплевидной туше придется перебирать своими отростками, прежде, чем она достигнет конца... если он вообще существует. О том, есть ли помещения за стеклами окон, которые навечно засыпаны землей. И если да, то что внутри них происходит.
Я помню ход своих мыслей, но совершенно не помню, как вышел к станции. Скорее всего, наугад. И помню, что никогда так не радовался бухим руладам привокзальной алкашни и мерцанию замызганных фонарей на обочине.
Наконец-то я вернулся в свой мир, сколь угодно дерьмовый, зато привычный и понятный.
Было бы неплохо на этом историю и закончить. Написать, что, дескать, приехал я в Москву, много дней отходил от потрясения, а теперь уже и сам не уверен в действительности случившегося,и все такое.
Черта с два. Будь все так, я бы сейчас не натирал пальцами клавиатуру.
Кульминация всей этой заварушки, пошатнувшая мои нервы и уверенность в собственной адекватности, грянула всего пару месяцев назад.
К тому моменту события в Правдинском уже почти перестали являться мне ночными кошмарами, а жизнь влилась в накатанное русло. Пу сути, ничего особенно не изменилось. Я все так же страдал по своей бывшей, таскался на работу, а вечера коротал танками и общением с Н.
О Стукаче мы не вспоминали. Вспоминали “рыбалку”, разговоры о компьютерных играх и окрестности Правдинского, но про стук в дверь даже не заикались. Я не решался упомянуть о сновидениях, - слишком странных, чтобы назвать их кошмарами, - которые стали сниться мне каждую ночь после встречи со Стукачом.
Хуже этих снов было лишь тихое ритмичное постукивание в дверь, которое я, засыпая, ловил уголком сознания. С каждым пробуждением мне становилось все сложнее убедить, себя в том, что это была просто злая шутка моего отключающегося мозга.
В общем, для всех окружающих, включая Н., я оставался тем же старым добрым Гришей, любящим пиво и компьютерные игры… а на деле медленно превращался в загнанного параноика. Я уже был готов сдаться под гнетом собственной тревоги и, плюнув на сдержанность, вывалить все Н. Но не успел.
Потому что в конце лета Н. пропал.
Поначалу я не придал этому значения. Мало ли, у него может быть сколько угодно причин выпасть из онлайна. Я заподозрил неладное, лишь когда заметил, что страницы Н. исчезли из всех социальных сетей, в которых он был зарегистрирован. Поскольку мы так и не обменялись телефонами, я понятия не имел, как с ним теперь связаться.
Почти в отчаянии я полез искать связь с моим другом на форумах, посвященных нашей любимой онлайновой игре. Пусто. В списке моих “друзей” он больше не значился. На запрос его ника форум выдал сообщение о нулевом результате поиска.
Что встревожило меня сильнее прочего, так это исчезновение всех его постов и сообщений. Я отлично помнил его вклад в копилку игровых знаний: посты о стратегиях, обзоры новых моделей, приглашения в команду, отчеты с поля боя...
Он вел весьма активную сетевую жизнь. На такое тотальное вычищение всех признаков его пребывания в интернете пришлось бы потратить немало сил и времени. Кто и зачем стал бы этим заниматься?
Я начал всерьез беспокоиться за Н. Но мое беспокойство продлилось недолго. Вскоре ему предстояло перерасти в психоз.
Пытаясь разузнать хоть что-нибудь о судьбе товарища, я списался со всеми нашими общими знакомыми по игре. Сучьи потроха… Никакими словами не  описать те чувства, которые вызвал у меня дружный вопрос "А это кто?". Ни один хренов “танкист” не выудил из своих извилин хотя бы одно воспоминание об Н… за исключением меня.
А когда ты помнишь человека, которого больше никто, даже великая всемирная паутина, не может вспомнить - это повод задаться вопросами. Самыми разными, начиная от “какого черта вообще происходит?” до “может быть, я схожу с ума?”... Эти вопросы и подтолкнули меня к последнему, самому отчаянному шагу - к повторному визиту Правдинского.
В глубине души я понимал, что если кто-то и может приоткрыть мне тайну исчезновения Н. - так это его соседи по дому. Но старался не вспоминать об этом. Ведь означало, что мне придется возвращаться в эту…
Даже в письменном виде язык у меня не поворачивается назвать ЭТО “хрущевкой”, “домом”, “зданием” или “постройкой”. Только “кошмаром всей моей жизни”, и никак иначе. Единственное, что перевесило ужас перед ЭТИМ - страх за собственный рассудок. Да, меньше всего на свете мне хотелось возвращаться в Правдинский поселок, - но терзаться сомнениями о том, существовал ли Н. на самом деле, или же я все это время общался с вымышленным другом, было еще хуже.
В ближайший выходной я собрал рюкзак, натянул походное шмотье и уехал ранней электричкой.
Тогда я еще не знал, что доживаю последние минуты моей нормальной жизни.
Точного адреса я не знал, но визуальная память никогда меня не подводила. Я наизусть помнил каждую тропинку, каждый переулок и каждую палаточку, что попадались мне по дороге. Поэтому мне не составило труда пройти к этой… этой чертовщине, прикидывающейся обычной пятиэтажкой.
Только вот она исчезла.
Я ожидал чего угодно. Что квартира Н. окажется опечатанной. Что ни один жилец его не вспомнит. Я даже был готов обнаружить дом пустым и заброшенным. Но был абсолютно не готов к ровной, заросшей кустарником земле на месте хрущевки.
Ошибки быть не могло. Вот детская площадка с ржавыми качелями, вот гнутый фонарь, в свете которого я видел ЭТО. Вон ряды гаражей, за которыми мы курили с дедой Микой. И даже если это все было просто похожим антуражем, то второго магазина с идиотским названием "Тийна" точно не могло существовать ни в Правдинском, ни где-либо еще. 
Сдерживая тряску в руках и голосе, я зашел туда, мгновенно узнав выцветший плакат с голубыми зайчатами, и спросил у продавщицы, где может находится ближайший жилой дом. Видок у меня, похоже, был еще тот, - продавщица разговаривала со мной осторожно, как с буйнопомешанным. Она испуганно рассказала мне о ближайшей пятиэтажке, которую я немедленно побежал проверять.
Нет, она точно не имела никакого отношения к месту жительства Н. Я шел до нее от "Тийны" минут 15, хотя ночью мы с Н. выбегали за пивом минуты на две-три. И да - это была самая обыкновенная, нормальная хрущевка, жильцы которой не вздрагивали от таинственного стука по вечерам.
Я искал дом Н. до самого вечера, пока темнота не сгустилась настолько, что в ней стало сложно рассматривать номера домов. Все это время в моей душе теплилась надежда на то, что все-таки умудрился сбиться с маршрута и прийти не в то место. Но за десять часов я прочесал крошечный поселок вдоль и поперек. Я не один раз возвращался к месту, где должен был находиться дом Н.
Но его там не было. Просто не было.
Поздним вечером я направился обратно к станции с пустыми руками, пустым взглядом и пустой головой. Я надеялся хотя бы хоть немного прояснить ситуацию, но вместо этого запутался еще больше. Так мне тогда казалось.
На самом деле я уже взошел на порог настоящего ада. Видите ли… Исчезновение дома Н. оказалось только началом.
Каждое утро я вижу свой двор, в котором прожил всю жизнь. Я знаю его до мельчайших деталей. Дерево под окном, детская площадка с горкой, качелями, песочницей, школа вдалеке, электрощит и дома - соседний корпус нашего справа, две девятиэтажки напротив, двенадцатиэтажка слева. Четыре дома.
А потом их осталось три.
Когда я недосчитался одного фонаря с балкона, то сумел как-то закрыть на это глаза. Когда исчезла черемуха под окном - убедил себя, что ее спилили. Но когда  целый хренов дом просто взял и канул в небытие... На этом все мои попытки сохранить спокойствие провалились.
Но это было еще далеко не самым худшим. Примерно две недели назад я обратил внимание на странную тишину, царившую за стенами моей квартиры. Я всегда слышал через наши тощие стены голоса соседей и всякие бытовые звуки - бормотание телевизора, звон посуды, шум пылесоса. Теперь ничего этого не было.
Лишь по ночам молчание нарушалось ставшими привычными уже ударами в дверь. "Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух."
Я научился игнорировать эти звуки, но не мог привыкнуть к тишине, как ни старался. Она въедалась в подкорку сознания омерзительным, липким ужасом - настолько сильным, что не мог заставить себя попробовать постучаться в дверь к кому-нибудь из соседей. Легче было делать вид, будто все в порядке - добивать рефераты по вечерам, днем ходить на работу…


Но в один прекрасный день произошло то, после чего я уже не смогу вернуться к нормальной жизни. После чего я уже не смогу вернуться… никуда.
Отвратительно, когда рабочий день начинается с исчезновения входной двери твоего офиса. Но еще хуже, когда исчезает сам офис. Я стоял, как идиот, в своей парадной одежке, с рюкзаком за спиной, и смотрел, как дурак, на чистую крашеную стену. За которой - я уверен, - ничего не было. Совсем ничего.
Растерянно спускаясь вниз по лестнице, я спросил у повстречавшейся уборщицы, где находится сорок девятый офис. Она так же растерянно посмотрела на меня в ответ и сказала, что не знает. Гребаная уборщица, каждый день мывшая пол в этом помещении, не знает, где оно находится!
В панике я выскочил на улицу и осмотрел здание. Восьмое. Первый корпус. Тот самый адрес, по которому я три года подряд ездил на работу каждый будний день. Сходилось все, кроме моего родного офиса, на месте которого теперь высилась пустая стена.
Что ж... Мне не оставалось ничего, кроме как поехать домой. По дороге шок немного схлынул, а мысли странным образом начали возвращаться в трезвое русло. Пытаясь отвлечься от этого кошмара наяву, я задумался о более насущной проблеме. Зарплата должна была прийти на счет со дня на день - а это означало, что предыдущая уже почти израсходована. Конечно, можно устроится на новую работу или взять фриланс, но это хреновый вариант, когда средства на исходе.
Едва вынырнув из метро, я набрал номер своей самой альтруистичной подруги. У каждого, наверное, есть человек, задолженность которому составляет немалую сумму, но вы все равно продолжаете тянуть из него ништяки с обещанием “обязательно все вернуть”. Вот и у меня была такая добрячка. Я уже настроил свой голос на частоту “неотразимое обаяние”, как вдруг оказалось, что применить его не на ком.

“Неправильно набран номер”.
Я грязно матернулся вслух. Мне уже было плевать на укоризненные взгляды прохожих, равно как и на финансовые проблемы. Когда трубка замолкла, отпищав знакомы мотив, у меня шерсть на загривке встала дыбом, и в руках отдало неприятным покалыванием. У всех бывают “неправильно набранные номера”, конечно. Но тут дело наверняка было вовсе не в том, что подруга сменила номер.

Едва зайдя в квартиру, я сразу же кинулся к компьютеру. Пара кликов перенесла меня на страничку этой подруги. Ну конечно же. Чего я ждал. “Страница удалена или еще не создана” - высветилось белыми буквами на синем фоне.
Поскольку по дороге я успел еще раз двадцать набрать ее номер и столько же раз прослушать ледяной голос автоответчик, то даже не удивился. Я уже знал, что делать дальше. Мне нужно было выяснить, осведомлены ли наши общие знакомые о ее существовании. Надежды было мало, но попытка не пытка.
Наплевав, что обо мне подумают, я устроил массовую рассылку в соцсети - мол, кто в курсе, куда девалась такая-то.

Общий ответ был настолько предсказуем, что захотелось плакать.
“Прости, кто?”
Провалиться вам всем в могилы!!!
И что мне оставалось делать?
Идти к врачам, у которых я уже побывал в самом разгаре своей паранойи? “Извините, у меня тут исчезают дома, помещения и люди - пропишите, пожалуйста, таблетку”. Ну-ну...
Обратиться за помощью к друзьям и родным? А что они сделают? Тоже исчезнут?
 Может, привести в исполнение свои подростковые фантазии, наложив на себя руки? Не хочется.
Короче, ничего из этого я не сделал.
Вместо всех перечисленных вариантов я запер на замок входную дверь, задернул все занавески в квартире, зачем-то зажег пару свечей (подсознательно экономлю электроэнергию, лол?), сел перед компьютером, и вот… пишу.
Пишу неторопливо. Мне больше некуда спешить. Я тщательно припоминаю каждую деталь минувших событий. Стараюсь не скупиться на подробности и литературные обороты. Я даже набросал план рассказа перед тем, как начать писать его. Я, всю школьную жизнь ненавидевший сочинения. Прикол?
В конце концов, я прожил крайне посредственную жизнь. Не буду скрывать, история со Стукачом была, пожалуй… да, это была самая захватывающая и самая значительная история в моей жизни. Ничего более интересного со мной не случалось и теперь уже не случится. А поскольку мне хочется оставить после себя хоть что-нибудь, почему бы, не отдать эту роль повествованию о Стукаче? Всяко лучше россказни в духе “как Ленка изменила мне с Лешкой” или “как мы с пацанами раскуривали дурь на чьей-то хате”.
Честно говоря, я даже не знаю, попадет ли в интернет моя писанина. По крайней мере, в тот интернет, где еще остались потенциальные читатели. Может быть, ее никто никогда не прочитает, а может быть, мне повезет, и какой-нибудь любитель мистических историй откопает “Стукача”, чтобы потом выложить на соответствующий ресурс. Или даже отправить в издательство...

С тех пор, как я начал писать, минуло чуть больше недели. За это время список моих вконтачевских друзей сократился с двухсот до пятидесяти. Хотелось бы верить, что я просто теряю популярность. Правда хотелось бы. Жаль, что пропадающие аккаунты развеивают эту иллюзию.
Большинство номеров в телефонной книжке стали “неправильно набранными”. Какие-то просто исчезли, а наизусть я их не помню.
Однажды я не выдержал давящей тишины, которая сочилась сквозь окружающие меня стены. Выйдя в подъезд вонючим, небритым и заскорузлым, я в полубреду решил постучаться к соседям. На ходу родил пару дебильных предлогов: попрошу сигарет или соли… Идея умерла в моей голове при виде голых бетонных стен на месте соседских дверей.
Я захлопнул дверь и больше ни разу не пытался выйти наружу.
Пару дней назад я размочил и съел последнюю заплесневелую горбушку. На моих ребрах можно играть, как на ксилофоне. У меня закончились чайные пакетики, сигареты, консервы, а вода из-под крана еле капает. Но мне плевать. Интернет и электричество еще есть. Значит, есть и надежда закончить рассказ прежде, чем я исчезну окончательно.
Да, я наконец-то понял! Исчезает не мир. Исчезаю я. Как и все, кому не повезло столкнуться со Стукачом лицом к лицу. Возможно сейчас где-то там, в другом измерении, Н. бомбит форумы вопросами о моем загадочном исчезновении, деда Мика скорбно качает головой, а несчастные родители обзванивают морги. Возможно и нет. Может быть, мир действительно летит к чертям. Тогда этот рассказ точно останется непрочитанным.
Но какая теперь разница? Умираю я или умирает мир, в любом случае все очень скоро закончится.
Сейчас, когда я пишу эти строки, с моего балкона можно увидеть абсолютно пустой двор. Нет деревьев, нет домов, нет трассы. На их месте только перекопанная земля. Словно огромная могила всему окружению.
Я очень много сплю последнее время. Сон всегда был для меня отличным методом борьбы со стрессом. И потом, мне больше нечем заняться.
Я сплю, и мне снится земля - рыхлая влажная почва, окружающая меня со всех сторон. Я иду сквозь нее, как сквозь воздух, и справа от меня тянутся ряды мутных окон. Я понимаю, что не могу видеть их через слой земли, но каким-то непостижимым образом вижу. Мое периферийное зрение предательски подмечает все. Там, за стеклами, шевелится огромная, плотно набитая масса, похожая на сросшиеся тела умирающих рептилий; на скопление трупных червей; на помехи телеэкрана.
Я не хочу знать, как содержимое окон выглядит на самом деле. Но в глубине души я все равно знаю - оно будет похоже на то, из чего состояла ползущая по стене хрущевки тварь. Оно вытекает из меня. Из блеска моих зрачков, из движения моей тени, из шороха моих шагов. Облепляет, просачиваясь в кожу, как вода в песок, и продолжает шевелиться внутри.
Жаль, я не могу сказать, что скоро не выдержу. Отсюда ведь нет выхода. Нет конца. Возможно, нет и начала. Я теперь не уверен, был ли мир когда-то другим, или я просто сочинил его от скуки, а на самом деле, никогда не было ничего, только земля, окна, бесконечные шаги и дрожь чего-то странного под кожей.
Мне уже не страшно размышлять о том, что будет, когда исчезнут даже сны.