Жизнь поколений. Короткий...

  Ночные рассказы… Короткий, который оказался длинным…

  Санька на переднем плане, что то читает. Дальше я (между двумя беседующими).

      Вызывает как то меня директор нашего института и спрашивает, что я могу сказать о сотруднике девятой лаборатории Коротком Александре.
-Что я могу сказать? Попал к нам по распределению. Простой, не злобный, не подлый. Ровесники его уважают. Пьет мало, в порочащих связях не замечен. Со всеми спокоен и доброжелателен, недавно принят кандидатом в КПСС.  А что, опять в КГБ забрать хотят? Захарова Володю уже забрали (Секретарь нашей комсомольской организации).
- А вы не знали, что у него отец работает заместителем министра сельского хозяйства Узбекистана?
-Да откуда же! Уж не знаю, как его воспитывали, но, приняли  то его на невысокую должность, сам он не кичится, держится со всеми просто. Правда, мелькнула мысль, что рука есть. Это тогда, когда его кандидатом приняли. Вон, завлаба Зотова три года не можем в партию продвинуть, а Короткий – раз, и в дамках!
-Так вот, это ваш добрый и спокойный товарищ жену побил, а потом стекло в большом окне кулаком высадил. Оно упало, и на руке ему вену вскрыло. Еле залатали. А сейчас жена грозится в парторганизацию института заявление написать. А она дочь не менее известных родителей.
-А вот это уже плохо. Насколько я понимаю, партбюро в народный контроль передаст. Если подтвердим, в партию ему не попасть. Тут, думаю, и папа не поможет. Неужели родители эту ситуацию сами разрулить не могут?
- Видно, не могут. Так что делать будем?
- Давайте его в командировку недели на две отправим. Глядишь, все и поутихнет. Без него вопрос то не рассмотришь.
-А что, это мысль! Только одного посылать нельзя. Езжайте вместе с ним…
-У меня капремонт насосной станции на выходе. Да и что я там делать буду?
-А мы его во ВНИИВИД пошлем (НИИ восстановления изношенных деталей). Вам тоже полезно будет посмотреть.
       С этими словами он меня и отпустил.
       Охман эту новость воспринял без особой радости
-Езжай, но только учти, сроки срывать никак нельзя. Все шансы получить первое место. И премию за это.
-А что я сделаю? Вся надежда не Ленку (сотрудницу).
-А подписывать за тебя кто будет?
- Она и будет. Давно уже подписывает.
       Оформили мы документы и договорились встретиться в аэропорту.

       Нашел я дома пустую бутылку  под «Польскую водку»
       Помыл  и наполнил ее разведенным спиртом. Хотел сперва налить неразведенный, но что-то меня остановило. Затем навинтил пробку и совместил все зубчики на пробке и нижнем кольце. Только зря старался. При посадке контролер ее вытащил, осмотрел и пробку вывернул. Потом налил в блюдце и поджег. Пламя чихнуло и погасло. А он все равно распорядился вылить в плевательницу. Открытая, говорит. Как ни доказывал, что это он сам открыл - он ни в какую. Нельзя и точка!
       Сашка пошел уговаривать. Стою, жду. Вижу, идет к плевательнице, а рядом с ним – милицейский капитан. Он что-то капитану говорит, а сам бутылку наклоняет. Все, думаю, вылил.
       Идет он ко мне и улыбается во весь рот. Приоткрывает куртку и показывает нашу бутылку.
-Как тебе удалось. Ведь видел, что выливаешь!
-Не только ты видел. Тот, на контроле тоже видел. Подошли с капитаном. Я ему говорю, – выливаю…он молчит. Я опять, – вылью ведь! А он мне,  - давай, иди уж, да быстрее. Хороший мужик оказался! Свой!

       Прилетели в Харьков, он мне говорит
-Подожди, в туалет схожу. Подперло что-то.
-Ты там того, не засиживайся. Нам еще гостиницу искать
       Санька ушел и с полчаса отсутствовал.
       Пришел и говорит
-Поехали, а гостиницу я уже нашел.
-Это как, с толчка, что ли?

       Приехали в гостиницу. И в самом деле, сразу ключ от двухместного номера дали. А вечером он мне говорит. Знаешь, у меня сегодня день рождения. Пошли в ресторан, отметим.
       Я то не любитель был по ресторанам шастать, но тут такое дело. Тем более, вижу, что он простыл.

       В ресторанном зале были ниши, а в них столы на четыре человека. И шторки. Не успели зайти, как нас в такую нишу провели и заказ приняли.
       Перед уходом в последний фужер водки я ему весь черный перец из перечницы высыпал. И через полчаса заставил выпить. Ночью он сильно пропотел и наутро был совершенно здоров.
       Искупался он в душе, переоделся и говорит
-Давай свое командировочное удостоверение, я отмечу. Что там тебе со мной делать? Выпил грамм пятьдесят нашего спирта и уехал.
      Днем я побродил около гостиницы, нашел небольшое кафе, где недорого пообедал. А вечером он приехал и мы нашу бутылку «добили». И так дня три-четыре продолжалось.
       Погода была плохая. Дожди, туманы, мокрый снег. Так что я из гостиницы почти не выходил. Да и не любитель я без цели в чужом городе таскаться.

       Наконец-то он свои дела в Харькове закончил. И мы полетели в Киев. В аэропорту рейсы постоянно задерживали, так как был сильный туман. Думали, ночевать в зале ожидания придется. Но тут наш вылет объявили.     Оказывается, наш командир решил лететь. Самолет был АН-24. И багаж с собой брать нужно было. Смотрю, а Санька тащит большую кожаную сумку, которую я раньше я у него и не видел. Оказывается, он заранее ее в камеры хранения сдавал. Я и не предполагал, чем она у него заполнена.

       Прилетели в Киев. Он мне заявляет, что будем жить в гостинице для ВИП персон министерства сельского хозяйства. Нам уже места подготовлены. Это на улице Ямской.
       Нашли это заведение. Обычный двухэтажный дом. Крепкие ворота. А вместо вывески - только номер дома.
       Нас уже ждали. Ухоженная администраторша показала наши апартаменты.
       Поселили нас в двухкомнатном номере, с холодильником, телевизором, ванной и туалетом. Мебель была типа «Люкс».
 
*****

        Не могу себе отказать в удовольствии рассказать об этой улице. Довольно знаменитой в Киеве. О ней даже Куприн писал в своей повести «Яма».

В 19 веке домов терпимости в Киеве было столько, что легче называть районы, где их не было, чем районы, где они были. Первое место, о котором стоит упомянуть, это так называемые Кресты. Кресты – это название местности, расположенной между современным кинотеатром «Зоряный», Печерским райсудом и улицей Суворова. Именно там находилось самое крупное в городе поселение «безсоромних дівчаток», как их называли некоторые журналисты. Местные жрицы любви себя никак не афишировали, потому что до 40-х годов 19 века наказание за проституцию было очень суровым. В те времена за это секли и сразу высылали в Сибирь. Но без всякой рекламы интересующаяся публика – офицеры, студенты, чиновники – прекрасно знали дороги к таким местам.

А вот уже в 1843 году после легализации проституции на Крестах возникли первые официальные бордели. Их отличали по цвету фонарей, естественно, красных. Если фонарь красный горит – вход открыт. Однако, в начале следующего десятилетия в связи с расширением Печерской крепости эти дома терпимости начали кочевать. Сначала они переехали на Андреевский спуск. Несмотря на близкое соседство Андреевской церкви, практически в каждом доме по вечерам горел красный фонарь. Это возмущало многих горожан, а также самих церковных деятелей. Но перевести эти весёлые дома в какое-то иное место оказалось не таким простым делом, ведь большие деньги их владельцев гарантировали им неприкосновенность.

В 1854 году на спуске напротив Андреевской церкви поселился писатель Андрей Муравьёв – человек религиозный и, к тому же, обладатель генеральского звания. Он решил раз и навсегда очистить улицу от публичных домов. Кстати, по воскресеньям на Андреевском спуске можно было наблюдать довольно абсурдное зрелище: все эти девушки выходили молиться к Андреевской церкви, что раздражало церковнослужителей.

После того, как Андрей Муравьёв прогнал девиц с Андреевского спуска, часть домов терпимости переехала на Подол, за Нижний Вал, а вторая половина перебралась в так называемый «латинский квартал» возле Университета, где квартировали студенты. В результате, вместо одной улицы красных фонарей – возникло две.

В 1885 году генерал-губернатор Дрен Тельн велел вообще вынести все бордели за окраину Киева, и пока городские власти раздумывали, где именно их прописать, предприимчивые жители улицы Ямской (что недалеко от Палаца «Украина») неожиданно выступили с просьбой перевести публичные дома к ним. Ибо, по их словам, их «благосостояние этим улучшится, потому что под такие дома квартиры идут дороже». Так Ямская на два десятилетия внезапно стала центром ночной жизни Киева. Побывавший там журналист и писатель Андрей Куприн красочно описал нравы этой улицы красных фонарей. Его роман «Яма» именно об этом читала вся Российская империя.

Жизнь домов терпимости регулировали «Правила содержательниц борделей», которые утвердил министр внутренних дел. Согласно этому документу, открывать бордель разрешалось только женщине средних лет, в возрасте от 30 до 60. Содержательница публичного дома не имела права держать при себе детей, им надлежало проживать в другом месте. Кроме того, не разрешалось держать постояльцев. Функции отдела кадров также возлагались на хозяйку публичного дома: всех сотрудниц своего заведения она должна была внести в специальный список. Подобный учёт был необходим для того, чтобы в борделях промысел производился только теми женщинами, которые значатся по спискам. Посторонние же ни в коем случае к этому списку не допускались.

Согласно правилам, воспрещалось «содержательницам по воскресным и праздничным дням принимать посетителей до окончания обедни». В остальные дни, следовательно, промышлять разрешалось без ограничений. То есть в борделях была 7-дневная рабочая неделя, в которой последний день был сокращённый.

Такая богатая история, возможно, и объясняет то, почему во время Евро-2012 Украина в отдельных странах пропагандировалась в довольно неприятном ключе.

*********
        Но, прошу прощения за отклонение от темы. И продолжаю рассказ.
        На следующий день поехали искать этот ВНИИВИД.  Это на правом берегу Днепра. Автобус более часа идет. Вышли на конечной,  люди сказали нам, куда идти. Мы и пошли. Нашли этот институт, предъявили свои командировочные. Забрали наши документы. Сидим, ждем. Час проходит, второй кончается. Никакого результата. Санька не выдержал, начал спрашивать. Ему сказали, чтобы он сидел и ждал. Тогда он секретарше директора позвонил и что-то сказал ей.
       Минут через пять пришел мужик. Он и провел нас без пропусков и с сумкой, которую нес Саша.

       Пришли в приемную директора. Тот нас сразу и принял. Вышел из-за стола, почтительно с нами поздоровался. Сашка ему передал какое-то послание, и пока тот читал, вытащил набор посуды в национальном стиле, и поставил на край стола. Директор подошел, не без удовольствия, перебрал пиалы, кисы  и чайники. Поставил себе в сервант, стоящий в кабинете.
         А Санька ему и говорит
- У вас есть рубль. Дайте мне, пожалуйста.
         У того челюсть отвисла.
-Какой рубль, я больше дам…
-Нет, мне рубль нужен.
       Вынул тот рубль и отдал Саньке. А тот вытаскивает узбекский «Пчак» в чехле и подает директору. У того аж глаза заблестели, как у кота, сало увидевшего. Вынул из чехла, а рукоять позолоченная. И по лезвию арабская вязь. И какая-то бумага выглядывает. Вынули, посмотрели. Оказалось, свидетельство, что клинок из дамасской стали.

       Вышли от директора, а Санька говорит, что тот - приятель его отца. В Москве часто встречаются.
       Главный инженер, по звонку директора, нас уже ждал. Поприветствовал и спросил, чем нам помочь может. Передали мы ему список оснастки, применяемой при восстановлении деталей сельхозмашин, нас интересующих. А Главный инженер и говорит
-Знаете, давайте приезжайте дня через четыре. Мы не будем синьки делать. Сделаем фото чертежей. У вас же есть фотолаборатория?
       Нас такое решение вопроса совершенно устроило. И кипы бумаг тащить не нужно было.
       Вышли мы из административного корпуса, а Санька говорит, что есть хочет, просто не вмоготу. Спросили, где столовая. Пришли, заходим.
       Раздаточная одна, а зал перегорожен металлическими ограждениями пополам. Взяли подносы. Двигаемся вдоль витрин.
       Саня берет большую порцию борща, с куском свинины. Затем второе с тремя котлетами. Постоял у пончиков, взял штук пять, а под конец – стакан сметаны. Я беру то же самое. Подошли к кассе. Я ему говорю. Неси, я сам уплачу.  А кассирше говорю – за все это, только в двойном размере. Вон, товарищ унес. Она посчитала и говорит
-Рубь шестнадцать копеек.
       Я даю два рубля и сорок копеек. Она берет рубль двадцать и дает четыре копейки сдачи.
       Я ей говорю
- Я просил, в двойном размере…
-А я в двойном и взяла…
       Оказалось, что та часть столовой была для заводчан. А разницу профсоюз покрывал. А вот другая часть зала выходила на улицу. И цены там другие были…

       Одним словом, вернулись мы в Киев и все эти дни бездельничали. Утром выходили в город, садились на первый попавшийся трамвай и ехали, куда глаза глядят. На конечной остановке выходили, гуляли немного, потом назад возвращались. К вечеру добирались до Крещатика, покупали в магазине пять бутылок пива и шли в гостиницу, пешком.
       В конце Крещатика выходили на площадь перед институтом Патона, далее вниз, и на улицу Ямскую.
        В гостинице смотрели телевизор, пили пиво и ложились спать. И каждый из нас норовил уснуть ранее другого, потому что оба нещадно храпели. (В конце концов, я не выдержал и перебрался в зал на диван).

       Зашли мы один раз в Киевский ЦУМ. Я немного задержался у одной из витрин. Оглянулся, а он стоит у какого то стенда и смеется.Подхожу, а там вот это написано.
        Я тоже засмеялся. А тут мужик подходит и спрашивает, что там интересного написано А Санька ему и говорит
-У нас в Узбекистане мужское достоинство настоящего мужика называется «Кутак». А «Кутачек» - это пиписка пацана… А у вас что, у всех покупателей пиписки?

Мужик покрутил пальцем у виска и пошел дальше…

       Поднялись на второй этаж, в отдел женского платья. Вижу, женские трикотажные костюмы. Жакет и юбка. Из ГДР, и в красивых коробках. И цена приемлемая – восемьдесят шесть рублей.
       Заказал костюм коричневого цвета. Купил. А Сашка тоже загорелся купить такой же своей жене. Я чуть было не ляпнул, какой тебе костюм? Тебя вот-вот из дома выгонят! Но, во время, спохватился…

       А ему захотелось купить костюм зеленого цвета. Говорит, к изумрудам его жены подойдет. А зеленого то и не было, кроме, как на витрине.
       Как я его не убеждал, что изумруды к вечерним платьям подходят, а это, скорее, деловой костюм. Какие там изумруды. Он уперся – зеленый и все. И сильно расстроился.
      Попросил женщину-продавца снять платье с витрины. Та – ни в какую. Пошел, нашел заведующую отделом, и пригрозил, что дойду до директора магазина. Та и распорядилась снять костюм с манекена.
       Сняли с манекена, упаковали в бумагу. Мне опять не понравилось, и я потребовал упаковать в коробку. Опять конфликт.
       Санька не выдержал, и сказал, чтобы я шел, а он этот вопрос сам уладит.
       Минут через пять он вышел из отдела. В руках коробка.
       Я спросил, как он этот вопрос уладил.
-А я сказал, что ты в народном контроле работаешь. Зануда страшный. И дал продавчихе пятерку. А ты тут как, не икал?
       Под конец, съездил он в институт. Отметил командировочные удостоверения и забрал фотопленки.
       Купили мы по два «Киевских торта» и стали готовиться к отлету.

       Саня пошел к администраторше и сказал, что там у нас в холодильнике сливочное масло, сахар, джем остались. И консервы всякие. И от нас для горничных три шоколадки. Пусть все забирают. Продукты свежие, выбрасывать грешно.
      Та поблагодарила. И видно было, что осталась очень довольной.
       Нагрузились мы и пошли вверх по улице. Дошли до площади Патона. Вдруг Сашка останавливается, хлопает себя по лбу и говорит, что деньги за телефон (разговаривал с домом) не отдал. Хоть и небольшая сумма, а неудобно.
       Я ему сказал, что если администратор не напомнила, то все в порядке. Ведь мы оставили продуктов на большую сумму. А он со мной не согласился, и побежал назад.
       Где-то, через полчаса он вернулся, и мы поехали в аэропорт.

       До Ташкента добрались нормально.  А с женой он вскоре помирился.

     Продолжение следует…