Драконники Света и Тьмы. Глава13. Невесёлые беседы

1

    Меньше всего мне хотелось проснуться именно так – с разламывающейся головой, в неудобной позе, со скованными руками…
    Внезапно осознав себя («Мыслю, – значит, существую»), я открыл глаза.
    Подтвердились самые худшие мои опасения. Я сидел у стены, руки мои были скованы за спиной, а цепь наручников пропущена через железное кольцо, вделанное в стену. Итак, я пленник.
    Я осмотрелся. Комната, в которой я находился, имела примерно пятиметровую длину, вдвое меньшую ширину и, кажется, трёхметровую высоту. Значит, около сорока кубометров пространства на одного пленника? Немало, если учитывать, что в прошлый раз, когда я был в лапах у викингов, мы втроём (я, Ульяна и мой брат) содержались в камере впятеро меньшего объёма.
    Кроме кольца в стене, к которому я был привязан, в комнате больше не было ничего. Абсолютно. Окон, кстати, тоже не было. Помещение заливал довольно яркий свет, исходивший с потолка.
    Я не знал, сколько прошло времени с момента моего отключения от реальности; на часы взглянуть я не мог по уже объяснённой причине. Не исключено, что их вообще забрали или разбили.
    Жутко хотелось есть, и это наводило меня на мысль, что я «спал» не меньше десяти или двенадцати часов. Да, скорее всего, сейчас был вечер того дня, который мы начали своим нападением на секретную лабораторию викингов, где я, собственно, и находился.
    Итак, я понял, куда попал. Теперь надо было подумать: а что же мне делать в таких обстоятельствах?!
    Бежать? Я улыбнулся краешком рта. Не смешите меня. Надо будет хотя бы вытащить наручники из кольца, чтобы иметь возможность свободно передвигаться; но если придётся сражаться, то следует вообще распилить наручники, чтобы держать автомат. Нет, пока это всё невозможно.
    А если просто сидеть и ждать? Хм, достаточно тоскливое и скучное занятие. Напрасно расходуемое время. Да и к тому же, викинги могут подержать нас с недельку, ничего не добиться и в конце концов ликвидировать. На ум приходили также синонимы: «шлёпнуть», «грохнуть», «ухлопать» и так далее, но я выбрал самое, на мой взгляд, нейтральное слово из этого ряда.
    Но пока осуществим лишь второй вариант – томительное ожидание спасения… и обеда!
    Я разозлился и ударил наручником в стену. Послышался негромкий лязг. Затем с той стороны стены я услышал аналогичный звук и плохо слышимый шёпот Ульяны:
    – Эй, Данил, ты там?
    – Да, – ответил я. – Говори, пожалуйста, погромче.
    – Хорошо. Как ты? Всё в порядке?
    – В порядке?! – Я позволил себе невесёлый смешок. – У меня болит голова, я прикован к стене и ужасно хочу есть. Что у меня может быть в порядке?
    – Ну да, действительно, – вздохнула Ульяна в соседней камере.
    – А ты как?
    – Аналогично. – Невесёлый смешок.
    – Следовало ожидать. Тебе ещё еду не приносили?
    – Нет.
    – Значит, мы в равных условиях. Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? Я на свои часы посмотреть не могу.
    – У меня нет ни часов, – горький вздох, – ни драконофона, который я на всякий случай оставила дома.
    – Вдобавок мы ещё не знаем даже, на каком этаже лаборатории находимся, – сказал я.
    – Это ты не знаешь. А я знаю: на самом нижнем, то есть на четвёртом подземном. Это даже ниже пола того огромного зала.
    – Ну что за люди-то, а? – воскликнул я. – Теперь нам через четыре этажа прорываться! Не могли, что ли, нас на первый подземный посадить? Мы бы тогда просто освободились, пробили бы потолок и убежали!
    – Ну да, ну да, – донеслось из-за стены.
    – У тебя есть мысли, что нам делать дальше?
    – Сидеть и ждать.
    – Отлично. Я пришёл к тому же выводу.
    – Итак, давай ждать обеда.
    – Давай. Только, по-моему, это уже будет ужин.

2

    Ужин принесли относительно скоро: по моим ощущениям, прошло около получаса.
    Когда дверь с громким скрежетом открылась, я приготовился сказать что-нибудь ехидное насчёт содержания заключённых, но, увидев вошедшего, сдержался.
    Строго говоря, сначала он даже не вошёл, а просто заглянул в комнату (как мне показалось, с некоторой опаской), но я сказал: «Входите: не заминировано», – и он вошёл.
    Это был явно не викинг: белый халат и очки выдавали в нём сотрудника лаборатории. Это был человек лет двадцати пяти, среднего роста и не очень мощного (я бы даже сказал: совсем не мощного) телосложения, со светлыми волосами, бегающими глазами и весьма неуверенным видом. В одной руке он держал пакет чипсов со вкусом бекона, в другой – полулитровую бутылку воды. И при этом всё ещё опасливо смотрел на меня.
    – Да заходите, не бойтесь: автомат-то у меня забрали, – позвал я.
    Он помялся пару секунд, но, в конце концов, – подошёл. Увидев возникшую разницу в положении, присел. Посмотрел куда-то – чуть в сторону от моей головы – и спросил:
    – А это правда, что ты снёс полскалы снаружи?
    – Почти, – ответил я. – Вообще-то это сделали драконы – мои и моей напарницы, которая сейчас сидит в соседней камере.
    Кажется, мой собеседник почувствовал себя немного неловко, поэтому я поспешил разрядить обстановку:
    – Меня, кстати, Данил зовут.
    – А меня – Вилле. – Он подумал немного и представился полностью: – Вилле Аалтонен. Я вообще-то из Финляндии, просто, когда мне было лет шестнадцать, меня похитили, обучили некоторым наукам (в том числе и русскому языку) и отправили сюда. Собственно, я здесь и доучивался… – Вилле замялся, видимо, в поисках нужных слов.
    – Теперь понятно, каким способом викинги набирают себе учёных, – сказал я с кривой ухмылкой.
    Вилле, очевидно, всё ещё не находил нужных слов.
    – Так ты сюда зачем пришёл: рассказывать подробности своей жизни или меня кормить? – спросил я, немного повысив голос.
    Он, кажется, оробел ещё сильнее, бросил пустой взгляд на пакет чипсов и бутылку, опомнился и сказал:
    – Ах да, конечно. Извини.
    Он открыл пакет, достал пригоршню чипсов, и опять им овладела неуверенность,. Он посмотрел на мои скованные за спиной руки, потом – на чипсы. Замер, моргнул, приоткрыл рот.
    – Да давай, чего уж там… – сказал я.
    И он решился. Протянул руку к моему лицу и высыпал чипсы в мой открытый рот.
    Это было неописуемо приятно – жевать сухие картофельные пластинки, почему-то тёплые и солёные (ах да, Вилле же держал их в руке секунд, наверное, десять). Желудок достаточно внятно потребовал ещё, и я вдруг понял, как же мне хочется пить. «Это – потом», – сказал я себе и приготовился принять новую пригоршню еды.
    Когда с чипсами было покончено, я указал взглядом на бутылочку, которую Вилле ещё с самого начала отставил в сторону – на пол. Он меня понял и открыл её. Затем – уже без всякого смущения – стал меня поить. Я глотал чистую холодную воду и думал о том, как же мне на самом деле сейчас хорошо.
    Выпив примерно полбутылки, я остановился. Пить больше не хотелось. Вилле завинтил крышку и снова отставил бутылку в сторону. Посмотрел на пакет из-под чипсов, оставленный на полу, скомкал его и бросил в угол.
    – А тебе уходить не пора? – спросил я.
    – Да нет вроде, – ответил он. – За этим, надеюсь, не следят, так что пока мы можем ещё немного посидеть и поболтать.
    – Ну да, что нам ещё остаётся делать… – пробормотал я.
    – Вот именно! – ответил он. – В зале исследований кто-то гранату взорвал (я знаю, что – кто-то из наших). Теперь там ведутся добровольно-принудительные, – это слово он выговорил как бы с удовольствием; очевидно, оно ему приглянулось, когда он учил русский язык, – восстановительные работы. Все научные изыскании временно приостановлены. Как будто у нас нет маленьких лабораторных боксов… Я не хочу таскать обломки, я вообще ничего не хочу! – вдруг крикнул он. – Мне остаётся разве что сидеть здесь и разговаривать с тобой. Кстати, о чём бы?..
    – Что ты вообще любишь делать? – подкинул я тему.
    – Я? Э-э-э… – Он, судя по всему, не ожидал такого вопроса. – Смотря в какое время года…
    – Расскажи по порядку, – попросил я.
    – Тебе действительно хочется это услышать? – спросил он.
    Я только смущённо улыбнулся в ответ.
    – Вообще-то всё, что я люблю делать, я мог лишь до похищения. Теперь – нет; только сплю, ем да работаю. Никаких развлечений, ну, кроме как изредка книжку почитать или в Интернет залезть с рабочего компьютера… А вот когда-то… – Его взгляд плавно переместился вверх и уткнулся в потолок помещения. Вилле, похоже, вспоминал свои любимые занятия, теперь уже недоступные (или даже недозволенные).
    – Весной я любил собирать сосульки и раскладывать их в морозильнике по длине, а когда становилось тепло, – прыгать по лужам… Летом я любил играть с друзьями в волейбол, ловить и потом отпускать бабочек, а ещё – ходить на пикники. У меня было любимое место для пикника – на берегу реки, которая протекала рядом с моим городом… А однажды – месяца за два до похищения – мне пришлось проводить пикник прямо на обочине шоссе… Осенью я собирал листья, упавшие с деревьев, составлял из них причудливые картины и гербарии, а бывало, просто раскладывал по оттенкам… Зимой я просто любил гулять, видеть только белый снег да голубое небо… А во все остальные времена года я обожал гулять под дождём, особенно – без зонта. Теперь всего этого нет. Я будто и не жил последние шесть лет…
    – Так тебе всего двадцать два? – удивился я. – Я думал, тебе как минимум двадцать пять…
    – Да? Впрочем, я не удивлён. Здесь каждый год представляется тремя, а иногда – и пятью; и иногда мне кажется, будто я в шестнадцать лет был приговорён к пожизненному заключению, которое отбываю здесь, в лаборатории. И не убежать теперь…
    – Совсем, что ли? – спросил я.
    – Да убежать-то возможно, только куда я пойду? До дома, простите, через полконтинента переться; а потом – что делать? Денег у меня нет, документов – тоже, школу я так и не закончил, в университет так и не поступил…
    – Ты знаешь, с кем борются викинги? – перебил его я.
    – Да, – ответил Вилле. – С драконниками. И ты, очевидно, один из них.
    – Вилле, послушай, что я сейчас тебе скажу. Ты на стороне викингов только формально. Всё на самом деле определяется тем, за кого ты – душой и сердцем, может быть, даже умом. Понимаешь?
    – Да, – кивнул он.
    – Так за кого ты? Вернее, против кого?
    – Я? Против них. – Он взглянул мне в глаза, подумал и добавил: – И за вас.
    – Ты можешь и не возвращаться домой, если решишься убежать, – сказал я. – Ты можешь рвануть отсюда куда-нибудь, – куда сможешь, – а там – открыть свою ферму драконов. Тебе не откажут. Позволили же мне начать это дело в тринадцать лет…
    – А сейчас тебе сколько? – спросил он.
    – Мне? Почти пятнадцать. Попробуй, Вилле. У тебя получится. Непременно.
    – Я… я попробую, – произнёс он с секундной паузой. Поднялся. – Обещаю.
    И он нетвёрдой походкой направился к выходу.
    А я привалился к стене и почти моментально провалился в сон…

3

    Вилле приходил трижды в день – утром, в полдень и вечером – приносил мне еду. И мы не упускали возможности немного поболтать о том, что в тот или иной момент нас больше всего волновало.
    – …Вот скажи мне, – спросил Вилле на второй день моего заключения, когда скромный ужин (снова чипсы, но на этот раз – с сыром) был уже съеден, а вода – выпита, – что ты такого сделал, что викинги так тебя невзлюбили? Чем ты им насолил-то?
    – Ну, во-первых, я драконник, – ответил я. – И  уже за одно это они готовы меня убить. Понятия даже не имею, что их останавливает. Сильно удивлюсь, если – мой возраст…
    – Ну да, я бы тоже удивился, – вежливо поддакнул Вилле.
    – А во-вторых… – Я вздохнул и отбарабанил новому другу демо-версию истории с профессором Хегленом и Четвёртым Кристаллом. Вилле выслушал мой краткий монолог с таким заинтересованным видом и горящими глазами, с какими обычно читают хороший приключенческий или фантастический роман (в крайнем случае – слушают аудиокнигу).
    – Круто, – сказал он, когда я закончил. – Себе бы такого захотел, – чтобы: драконы, романтика, экшн… Это было бы намного лучше, чем сейчас.
    – Опять ты о своём, – пробурчал я.
    – Ну да. А о чём ещё?..
    – Не знаю. О чём-нибудь…
    – В школе мне нравились такие предметы, как математика, физика, информатика, – вдруг сказал Вилле, устремив взгляд в потолок, что являлось характерным признаком его мысленного «погружения в прошлое». – Мне почему-то казалось, что с числами, функциями, системами работать намного легче, чем со всякими там подтекстами, эмоциями и тому подобной гуманитарной дребеденью, – хотя бы есть что измерять… Вот компьютеры мне нравились особо: там вообще – одни программы; для работы используются готовые алгоритмы; ну и так далее…
    – Спасибо, у меня есть некоторые познания в информатике, – произнёс я.
    – Очень рад. Тем лучше… Здесь мои знания, конечно же, пригодились, но любимым делом – в истинном значении этого словосочетания – я не занимаюсь…
    – Вилле!
    – Всё, всё. Понял. Молчу.
    – А изменить ты ничего не пробовал? – спросил я. – Даже не пытался?
    – Что я могу сделать? – усмехнулся он. – Разве что выдвинуть какое-нибудь незначительное рационализаторское предложение – по научной части, да и то его полгода обсуждать будут, прежде чем утвердить… Мои предложения всегда утверждают… С политической и организаторской составляющей я делать не могу ровным счётом ничего. Это – не в моей власти. А, в общем, какое мне до этого всего дело? Я надеюсь только однажды сбежать отсюда и забыть навсегда о приключившейся со мной кошмарной истории.
    – Ты подумал над моим предложением – открыть ферму драконов? – спросил я.
    – Да, – ответил Вилле. – Пожалуй, мне это подойдёт. Работёнка, как я понял, непыльная…
    – Поначалу – грязная, изнуряющая и неблагодарная. – Мне показалось, что он готов узнать всю правду о тяжкой судьбе каждого уважающего себя драконника. – Драконы – прежде всего полуразумные животные, а уж потом – друзья человека. Кстати, чтобы управляться с ними, нужно знать их язык.
    – Кошмар! – Вилле схватился за голову. – Филология!
    – Да ты не волнуйся: язык простой. Но у него есть несколько вариантов – для разных классов драконов: Малый, Средний, Великий, Героический и Космический. Я вот занимаюсь драконами только полтора года, а уже знаю их язык на уровне Великого диалекта! Ничего, ты тоже научишься… Когда станешь драконником и получишь драконофон, можешь просто в Д-нете поискать самоучитель…
    – А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее… – попросил Вилле и приготовился слушать мои пояснения.
    Я рассказал ему всё о жизни драконника, не утаив ни одной мало-мальски важной детали, чтобы создать у Вилле наиболее правдивое представление на этот счёт. Надо сказать что ему, в общем-то, обрисованные мной перспективы показались заманчивыми, и он ответил, что, если сбежит от викингов, обязательно станет драконником.
    Затем он взглянул на часы и виновато проговорил:
    – Ой, извини, засиделся я тут что-то, вернусь, пожалуй, а то подумают чего…
    И я остался один.

4

    А с Ульяной я разговаривал между приходами Вилле. Мы пытались придумать хоть какой-нибудь осуществимый план побега, но – не получалось. У нас не было ни единого шанса: руки онемели (ещё бы, несколько десятков часов держать их за спиной в сведённом положении); кормили нас мало (ага, попробуйте-ка наесться тремя пакетами чипсов в день), так что – хотелось есть, что, конечно, подстёгивало мыслительный процесс, но результата не давало.
    Но устроились мы в своей тюрьме вообще-то с долей комфорта: при камерах внушительного размера были гигиенические комнаты, куда мы ходили, когда наши (хм, как бы выразиться?..) тюремные друзья появлялись и вынимали кольца, через которые были продеты наручники, из стены. Так всё равно было неудобно, но  совершать несложные манипуляции с одеждой и кранами мы научились почти сразу.
    Новую подружку Ульяны звали Элиза; по словам моей напарницы, это была девушка лет этак двадцати «с хвостиком», не очень высокого роста, с таким же, как и у Вилле, светлыми волосами, но – с ясным взглядом и решительным видом. Еду нам с Ульяной приносили в одно и то же время, поэтому трижды в день в соседних комнатах шли параллельно две «невесёлые беседы при свечах». На самом деле никаких свеч не было, но без них эта фраза не звучала, не несла в себе и тени романтики, без которой в жизни – никак.
    Мне стало любопытно, и утром третьего дня своего пребывания в лаборатории я спросил Вилле насчёт Элизы. Судя по тому, как он покраснел и смущённо залепетал что-то в ответ, он имел на неё какие-то тайные виды, но открыто признаться ей в своих чувствах не решался. Что ж, это его проблемы.
    В конце концов, мы с Ульяной перестали надеяться на свой ум и стали тихо ждать спасения – тоже без особой надежды.
    И – дождались.