Глава 1

Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю: это было золотое время, взлет рекламного бизнеса, а в моей жизни – самые прекрасные годы. Тогда можно было рекламировать все и вся: табак, пиво, вино, голых женщин, детей вместе с водкой, сочинять скабрезные слоганы вроде «Сосу за копейки» (так звучала реклама пылесоса), а главное, размещать продукцию. Размещать везде, где была свободная площадка. Отсюда прибыль гигантских размеров, а в связи с этим – отстрел ведущих рекламистов-конкурентов. Законов и преград для рекламы не было. В эту неизведанную область, которой не существовало в стране еще несколько лет назад, когда рекламировать было просто нечего, попадало много случайных людей.
Так и я попала в рекламный мир волею случая. В поисках подработки кинула клич о том, что занимаюсь с детьми школьного возраста иностранным языком. Скоро мне сообщили, что армяно-московская семья нуждается в услугах педагога. Но меня сразил грипп, и я долго проболела. Мне позвонили снова и строго предупредили, что непременно надо связаться с главой семейства: ждать он не любит, и всякие несерьезные игры с ним не пройдут. Я позвонила. Этот звонок изменил мою жизнь лет на 15. На том конце провода ответил низкий хриплый голос.
Мужчина велел явиться буквально в тот же день, предупредил, что встретит меня охранник, и назвал адрес: уютный переулок в самом элитном районе, центре Москвы.
Я прибыла точно в назначенное время, поднялась в роскошном лифте на нужный этаж. В те годы жилья такого уровня в Москве еще не было. Зеленый, прекрасно обустроенный дворик с собственным фонтанчиком – все красиво и удобно для граждан, шикарные лестничные пролеты, тяжелые массивные дубовые двери, благородная тишина. Найдя номер квартиры, я робко позвонила. Казалось, что за такой пафосной дверью живут люди, не похожие на обычных. Они выше, мощнее, эффектнее, весомее, что ли…
Но вот кто-то заерзал с той стороны, гремя ключами и цепями, дверь открылась, и из темноты появился мужчина очень маленького роста. Круглая голова была основательно всажена в плечи, шеи не было вовсе; дальше шли животик и коротковатые ножки. В руках хозяин держал мобильный телефон последней модели и орал своим фирменным, как потом оказалось, голосом – хриплым и хорошо узнаваемым. Из этого ора мне удалось понять, что мужчина жалуется о наездах на него каких-то личностей. Предложив мне кофе или чай, он снова повернулся спиной и продолжил орать… Тогда еще я не понимала, что услуги свои предлагаю грозе бандитской Москвы Сергей Сергеичу Дадаяну.
Я оглянулась. Вокруг все дышало вопиюще безвкусной роскошью, но я и предположить не могла, что в дальнейшем буду принимать самое активное участие в приумножении чудовищных изделий в интерьере хозяев… Пока же в дверь позвонили, и в комнату вбежала очень хорошенькая девчушка – кудрявая, с огромными глазищами, а следом вошла женщина, крепкого телосложения, симпатичная, коротко постриженная. Это были жена и любимая единственная дочь хозяина. С ней-то мне и надо было заниматься языком.
Когда нас провели в комнату Карины (так звали девочку), я на минуту застыла, уставившись на бесчисленное количество игрушек. Весь ассортимент Московского детского мира и частично игрушечных магазинов европейских стран был представлен на полках, диванах, креслах, столах. С игрушек свисали ярлыки, которые девочка, очевидно, даже не успевала срывать. Я еще не понимала, в какую сложную историю впутываюсь, нанимаясь учительницей к безмерно обласканной и избалованной ученице. С первого же урока я поняла: результата не будет. Карина попросту не умела учиться, ведь для того, чтобы что-то выучить, надо постараться запомнить, то есть сделать усилие над собой любимой, что было практически невозможным для девочки. Я стала сочинять различные способы игрового обучения, привлекая к этому процессу остальных членов семьи, бабушку Аню, тетю, маму… Зачастую проводила занятия, покуда девочка пила чай и ела. Этим я сильно развлекала хозяев, в обучение потихоньку втягивались и они. Складывалась семейная методика изучения языка, как мне казалось, очень оригинальная.
Я догадывалась, что жена Сергеича Эмма – женщина работающая. Но чем она занимается, даже представить не могла. В один из очередных безрезультативных уроков Эмма заявила коротко, но четко: «Завтра без четверти 9 приедешь на место моей работы», – и назвала станцию метро. В доме Дадаянов задавать лишние вопросы было не принято, я молча кивнула головой. Наутро послушно доехала до конечной станции, вышла и буквально через несколько минут оказалась в офисном пространстве. Зашла в приемную, где сидела секретарша, и сообщила, что меня вызвала Эмма. (Назвала ее имя без отчества, не осознавая, что подобная вольность в отношении человека, культ личности которого простирается на всю территорию метрополитена, многими будет расценена как придурковатость.)
Вскоре появилась она; подойдя к секретарю, коротко и четко сказала: «Надя, вставай – Светлана, садись!». Ошарашенная секретарша медленно встала, я села на ее место; так и произошло мое назначение в штат.
Эмма занимала пост генерального директора рекламного агентства, обладающего монопольными правами на размещение рекламы в Московском метрополитене. Уже потом мне стала понятна причина скорейшей смены ассистентки – ее физические данные. Рослая и крупная, она носила короткие юбки. Каждый раз, когда она подносила пакет с документами на подпись сидящей за столом Эмме, мощные и голые бедра секретарши оказывались на уровне глаз генерального директора, которая волей-неволей утыкалась в них лицом. Что, конечно же, вызывало неприязнь и раздражение руководителя.
Итак, я вступила в неизведанный до этого мир рекламного бизнеса, наполненный, как оказалось, драматическими событиями, иногда напоминающий триллер: с преследованием людей, судебно-тюремными дрязгами, огромными потоками денег, радостями и потерями – одним словом, со всем тем, чем полна человеческая жизнь.
Наш офис занимал два этажа большого здания, расположенного очень близко к станции метро. На одном этаже – бухгалтерия, приемная генерального, производственники. Висели таблички с непонятными пока для меня названиями отделов: «Липкая аппликация», «Щитовая реклама», «НРИУ» (наружные рекламно-информационные установки). На другом этаже располагались дизайнеры и самый главный отдел – продаж. Его зачастую называли продажным отделом.
Надо признаться, офис работал как швейцарские часы. Точно, четко. Немногочисленный штат сотрудников принимал заказы и производил размещение рекламы на станциях Московского метро – в вестибюлях, подземных переходах, на эскалаторных спусках и подъемах, в вагонах метропоезда. Являясь единственным оператором в этой сфере рекламы, пользуясь безграничными монопольными правами, компания практически из ничего выкачивала огромные деньги, арендуя рекламные площади в метро. Большую часть прибыли приносила не запрещенная в те годы реклама табака и алкоголя. Через несколько лет, после запретов, внесенных в закон «О рекламе», появилась так называемая зонтичная стратегия: без указания конкретного названия продукта как бы исподволь рекламировались водка и вино.
К моменту моего зачисления на работу произошло событие, сильно повлиявшее на моральное состояние моей директрисы: при странных обстоятельствах погиб ее водитель Жора. Не просто водитель, а горячо любимый и обожаемый друг, член семьи. Поэтому в определенные часы рабочего дня настроение директора резко ухудшалось, на глаза наворачивались слезы, она уходила в себя… В такие минуты незаменимой скорой помощью становилась Татьяна Васильевна – завхоз, одновременно психотерапевт и психоаналитик. То была женщина необыкновенных способностей в том, что касалось услаждения и подыгрывания генеральному. Она находила нужные слова и позы, участливо вздыхала; Эмма успокаивалась и распоряжалась насчет красного сухого вина. Надо отдать должное ее вкусу: дорогое французское вино неизменно распивалось во время обеденного перерыва – немного, для настроения и здоровья. В холодильнике генерального всегда присутствовали деликатесы… Во время посиделок Эммочка горестно вспоминала «гениальные» изречения своего безвременно ушедшего водителя; мы выпивали по бокалу и продолжали службу.
Надо сказать, что Сергеич также питал страсть ко всему дорогому, вернее, даже очень дорогому и роскошному. Прибыв в Москву всего несколько лет назад и обзаведясь за два-три года нужными знакомствами, он стал «серым кардиналом» подземного рекламного бизнеса. Как человек с четырьмя классами образования, из дремучего села, использующий собственные правила правописания (например, писавший слово «йогурт» через «ё», «омар» – через «а» и т. д.), сумел заручиться поддержкой сильных мира сего, осталось так и не раскрытой загадкой. Хотя наличие харизмы у Сергеича следовало бы признать. Он частенько наведывался в Париж и кроме брендовой одежды, украшений, элитных вин привозил вкусности – в том числе пирожное Laduree (теперь оно почему-то называется макарун). Иногда в голодные минуты я ухитрялась тайком скушать несколько кружочков таявшего на языке нежного миндального чуда.
Одновременно со мной в штат компании был принят некий Ю, которого я про себя стала называть коротко Зуб. Почему Зуб? Да потому что, несмотря на молодые годы, Ю был обладателем двух рядов отменных, сверкающих драгоценным блеском зубов из чистого золота. Притом он носил изрядно потертые брюки и пиджак без воротника: в силу изношенности его вырезала жена Зуба. Надо отдать ему должное: втершись в доверие к Эммочке, он за ежедневное доносительство и услуги, связанные с «левой» рекламой, заслуженно получил после годовой службы дорогую машину и десять передних зубов из фарфора.
Мне понадобился не один год работы, чтобы я (и то не до конца) постигла заманчивый мир рекламного бизнеса и выяснила обстоятельства назначения Эммы, до этого не имевшей ни одного дня рабочего стажа, на позицию директора. Все происходило в бандитские 90-е. Явившись московскому миру, Сергеич сразу же понял беспроигрышные стороны начинающего набирать обороты рекламного дела. Теперь уже за давностью лет трудно сказать, как на самом деле разворачивались события. Московский метрополитен был благодатной площадкой для рекламы. Огромный пассажиропоток, замкнутое и защищенное от внешних, природных повреждений пространство. Проводя подчас немалое время в вагонах поездов метро, пассажиры ищут глазами картинку, за которую можно зацепиться – и, о чудо, находят: это рекламные постеры, зовущие приобрести, посетить, попробовать, полететь, взять в кредит и еще много чего… Умные люди, заложившие начало рекламного бизнеса, данное обстоятельство оценили сразу. Собственными руками создавали рекламные конструкции, готовили щиты, сами же заносили на территорию метро и устанавливали. Ноль инвестиций и колоссальный доход! В нашей компании работали пионеры рекламного движения Нина Викторовна и Владимир Владимирович, внесшие свой фундаментальный вклад в бизнес и возглавлявшие главные подразделения – отдел приема заказов и производственный.
Дело налаживалось, компания стала набирать обороты. Сергеич, обладая необыкновенным чутьем на легкие деньги, сразу понял беспроигрышность затеи. Установив связи с начальством метрополитена, он привел на место генерального директора богатеющей компании своего человека; звали его Артур Багратович. Оставаясь в тени, Сергеич руками Артура должен был, так сказать, «снимать сливки» – получать прибыль от рекламной деятельности компании. Но, как обычно случается, Артур стал скрывать реальные доходы. Зарабатывать деньги совместно можно, но вот поделить достаточно сложно. За укрывательство Артур навлек на себя страшный гнев и ненависть Сергеича… Началась изнурительная война, закончившаяся печально для обеих сторон. В момент моего поступления на службу Артур Багратович безнадежно сидел в тюрьме, загнанный туда усилиями Сергеича. Последний между тем решил, что лучшей кандидатурой на вакантное место генерального станет его собственная жена. Правильный тактический ход, как оказалось впоследствии: все дивиденды стекались в семью без остатка!
Недругов у Дадаянов было хоть отбавляй, вследствие чего к Эммочке была приставлена пара охранников – кряжистый туповатый Олег и интеллигентного вида Игорь. Оба никчемные, ни на что не способные, в расцвете сил ходившие по пятам за Эммочкой – в магазин за мылом и туалетной бумагой. Они сопровождали ее даже в момент, когда она выходила из своего кабинета и шла в бухгалтерию отдавать распоряжения. Сами охранники признавались в том, что еще не было случая, чтобы охрана смогла уберечь своего хозяина от организованного нападения – на это была бы способна разве только живая изгородь, составленная из десятков людей. Сидя в приемной генерального, Олег и Игорь изнывали от безделья, широко зевая, но не признавались себе в том, что попусту тратят свое время в самом активном для нормального мужчины возрасте. Наблюдая за ними, я поражалась предназначению человека: одни приходят в этот мир перевернуть сознание людей, отдать им всего себя, сотворить чудо, гениальное произведение, а другие… Впрочем, всех этих размышлений могло бы и не быть, они довольно банальны…
На момент моего вступления в должность в качестве водителя трудился некий Михаил – личность малоприятная. Он злорадствовал при каждой новой смене ближайшего окружения четы Дадаянов, называл сотрудников баранами, тупо повторяя слова Сергеича. Философия семьи заключалась в следующем: через определенное время необходимо производить ротацию кадров. Народ наглеет, начинает богатеть, забывать о благодетелях и перестает подчиняться. Умные сотрудники не теряли бдительности и старались не приближаться к начальству, соблюдая субординацию, – таким образом, сохраняли весьма выгодное место работы. Были и те, кто, наоборот, соскакивал сразу. Я входила в число немногих долгожителей.
«Вольдемар уволен», – как-то раз торжественно сообщил мне охранник Игорь, почему-то называя провинциального Мишу совсем не вяжущимся с его образом именем. Все попытки бывшего уже водителя «Вольдемара» войти в кабинет и выяснить причины увольнения были пресечены охранниками – объяснения со стороны руководства в таких случаях не давались. Бедняга «Вольдемар» присоединился к числу уволенных «баранов». «Кто же следующий?» – лихорадочно думали сотрудники офиса: понятно было, Дадаяны не успокоятся.
Нового водителя звали Саша; очень преданный и скромный, он прошел все круги ада жизненных коллизий Дадаянов, их супружеских баталий, тюремной эпопеи Сергеича и многого другого. Ведь зачастую водитель – это нечто большее, чем просто служащий. Он бывает посвящен в личные тайны начальницы, по долгу службы разделяет многие тревоги и проблемы семьи.
Ему даже доверяли транспортировку наследницы – Карины в офис. О, это были особые дни! Карина заявлялась во всеоружии. Привозила с собой целый игрушечный арсенал. Устанавливала мишени для метания дротиков или стрельбы из винтовки. В такие минуты начальники отделов шмыгали в кабинет к генеральному пригнувшись, дабы их не настигли свистящие в воздухе дротики или пули. Самое активное участие в игрищах, внося в них дух нездоровой соревновательности, принимали я и охранники. Нездоровой – так как побеждала только Карина, проигрышей она не принимала. Дочка начальницы нещадно командовала водителями, домработницами и охранниками, но совершенно не умела налаживать отношения со сверстниками: ведь в ее элитной школе учились такие же разбалованные отпрыски, практически не знающие отказа ни в чем. Ну а частые платные школы – это особая организация. Тут есть все: прекрасное здание, светлые классы, мягкие ковры (дети ступают по ним в шерстяных тапочках), пахнущие домашней едой уютные столовые, бассейны и спортивные залы… Но нет среднего образования и дисциплины в понимании советской школы, которая, увы, уже отходит в прошлое и, как показала история, оказалась очень неплохой. Здесь же за деньги прощается все – неумелость, лень, незнание. Иногда я заглядывала в тетрадки второклассницы Карины и удивлялась несоответствию программы преподавания тому стандарту, что был принят в обычных муниципальных школах. Теперь, когда многие мои друзья заявляют, что собираются отдавать детей в какие-то частные школы, я ужасаюсь недальновидности родителей.
Самое тяжелое бремя моего нового статуса заключалось в следующем: в нагрузку к моим трудовым будням Эммочка требовала продолжения так называемого «обучения» девочки в выходные. Я тихо сокрушалась: теперь вся жизнь пройдет в лапах семьи Дадаянов!..
Рабочий день начинался, как обычно, в столичных офисах – надо было явиться до начала прибытия генерального. Включить компьютеры, разложить прессу, распорядиться насчет чая… Эммочка в сопровождении «ребят» (так она называла охранников) прибывала радостная, с полным осознанием собственного счастья: ведь она имела возможность вырваться из цепких когтей тирана Сергеича на целый день! В приемной ее уже поджидал хитрый Зуб с контейнерами чего-то вкусненького, приготовленного специально Зубовой женой для Эммочки. Они удалялись в комнату отдыха, продумывая план на день, и затем расходились. Зуб приступал к выполнению своих функций – тюремного надзирателя и доносчика. Ни один жест не ускользал от его цепкого взгляда, уж не говорю о недочетах в работе сотрудников. Таким образом проходил отбор лучших из лучших менеджеров, которые в итоге составили исполнительный и очень ответственный штат компании. Здесь не было лишних людей, все работали на «отлично». Да, порой «железная рука» – необходимая мера для наших предприятий!
Эммочка очень быстро постигла премудрости рекламного дела. «Стикеры», «баннеры», «световые короба», «постеры» – все эти слова вошли в ее не очень богатый лексикон. Ей можно было простить и ошибки вроде «оригинал макетА» (вместо «оригинал-макет» – документ, направляемый рекламодателями для утверждения размещаемых постеров); разве в этом суть дела! Сам начальник метрополитена любил и баловал ее. А она подносила дары с кавказской щедростью и помпой. Сотрудников организации называла «мой народ» и раз в месяц аккуратно выписывала премии в размере двойного оклада, а любимчикам и того больше. В такие радостные минуты я старалась создавать особый благоприятный фон и не нарушать тишину. Иногда тихо напевала попсовые мелодии, дабы усладить ухо генерального. Зарплата была подписана – бумаги уходили главному бухгалтеру Бобровой. Жизнь налаживалась.
Днем заходили начальники отделов, но в сопровождении того же Зуба. Со мной сотрудники старались не общаться. Боялись. Я ведь в самом буквальном смысле находилась ближе всех к начальнице – вдруг не так что-то скажу!.. Затем следовал положенный всем обеденный перерыв с непременным участием завхоза Танечки. Так в кругу любящих ее людей Эммочка наслаждалась властью и личным счастьем, не забывая, впрочем, о коварном Сергеиче. Он мог явиться в любую минуту; в связи с этим вокруг нашего здания выставлялись кордоны в лице некоторых товарищей, ведущих наблюдение. В случае внезапного визита они подавали условный знак.
Иногда к Эмме заходила очаровательная Роля Штейнберг, директор завода-производителя рекламных конструкций, с которым у нас был заключен договор. Контракт был денежный, и довольная Штейнберг выражала свое почтение и невероятный восторг, едва перешагнув порог кабинета генерального. «Испанка! – восклицала она при виде Эммочки, – какая женщина!» Я не упускала случая сдобрить комплимент. «А глаза! – подобострастно вставляла я. – Это море». «Да, именно!» – радовалась моему глубокому пониманию ситуации Роля. Эммочка искренне верила нам.
Отдельного упоминания заслуживают цветы. Количество букетов, подносимых партнерами, руководством аккредитованных агентств, зашкаливало и приближалось к полученным Аллой Пугачевой. Генеральная любила розы цвета бордо, а ее кабинет со временем стал напоминать уголок африканских джунглей. Она умудрилась перекинуть по диагонали леску под потолком через всю комнату; дикий виноград пополз по нитке вверх и буйно разросся по всему кабинету. Пришедший на смену новый директор с особым остервенением и злобой сдирал со стен пышную зелень… ну, это потом.
После работы Эммочка, всячески оттягивая возвращение домой, развлекалась шопингом, прихватив с собой незаменимого завхоза Танечку. Покупалось все: увесистые бронзовые вазы и канделябры, белье впрок, ювелирка, хрустальные кубки – подарок Карининым учительницам на все праздники, советские и вновь установленные.
Обладая не вполне стандартной фигурой, Эммочка пользовалась услугами известного кутюрье, имевшего ателье в переулках Тверской. Супруги очень быстро переняли необходимую атрибутику богатых. Сергеич умудрялся отвозить в Париж на химчистку брендовые костюмы, а супруге привозили на выбор целую коллекцию одежды прямо в офис, в сопровождении модельного вида швеи, подгонявшей вещи по фигуре. Но костюм был бы не завершен, если бы его не украшали пайетки, блестки, искусственные цветы и листочки. Все блестело и играло цветными камушками. Сергеич любил дарить супруге драгоценности, конечно, подобранные на его вкус – очень дорого и ажурно. Но, как только Эмма допускала проколы, все возвращалось обратно в сейф хозяину. Делалось это следующим образом. Приезжал верный Сашик со списком требуемых к возврату изделий. В кабинете Эмма послушно снимала с себя цацки, складывала в заранее приготовленный пакет, и Сашик увозил их хозяину без акта сдачи-приемки.
Часто Эмма сама себе дарила предметы роскоши, наведываясь в столичные магазины. Выписывала изделие, а на следующий день мне отводилась очень важная роль – отвезти деньги продавцу. Банковские карты тогда в почете не были, наличка торжествовала на рекламном рынке. Ее было очень много, пересчет денег сильно затягивался. Для этого даже была приобретена специальная машинка. Мы кидали пачки банкнот в полиэтиленовый пакет из супермаркета, и я, нагруженная сотнями тысяч долларов, на метро ехала в бутик – отдавать деньги. Ситуация была абсурдная.
Особую статью расходов составляли известные корпоративы. В Новый год и на 8 Марта в самых дорогущих ресторанах накрывались сумасшедшие обильные столы, приглашались ведущие и артисты первой величины. За двухлетнее пребывание Дадаянов у власти Галкин и Вовк, Меладзе и Бабкина, «Блестящие» и «Неблестящие» выступали, пели, шутили, танцевали для нас. Сергеич щедро одаривал всех. Но для сотрудников то были адски тяжелые дни: руководство постановляло веселиться до упора, пока хозяину не надоест, а хозяину не надоедало до самого утра. Изнуренные громкой музыкой, после тяжелого рабочего дня несчастные сотрудники офиса падали от усталости, жаловались на упадок сил, но все же танцевали и прыгали под отечественную попсу, не решаясь уйти раньше главного – иначе можно было навлечь на себя его немилость. Особо уважаемым товарищам разрешалось сидеть за одним столом с правящей четой и их отпрыском; среди таковых оказывалась и я.
О, что за люди порой присутствовали на ужинах рядом со мной! Не буду называть должностей. А еда и выпивка – это песня. Дорогущие, выдержанные десятки лет вина из французских погребов, вкуснейшая дальневосточная рыба и икра… Ничего не выбрав себе из предложенных яств, Карина капризничала: требовала то теплое молоко, которое она ненавидела дома, то вареную картошку. Бедные официанты под грозным взглядом Сергеича бросались исполнять неадекватные заказы отцовской любимицы. Все оставалось нетронутым на столе, Карина равнодушно отворачивалась и хныкала дальше.
Иногда статусные товарищи пытались вести ученые беседы за столом – не хлебом же единым!.. Ситуации создавались комические. «Папа, как долго правила императрица Екатерина Великая?» – важно обратилась как-то дочь высокопоставленного чиновника за столом к отцу. Последний высокопарно отвечал: «Недолго, двадцать лет, но она очень много сделала для страны!» «А», – понимающе кивали все за столом. Меня распирало: Екатерина правила тридцать четыре года, но и двадцать – немалый срок для правителя государства! Однако все это мелочи, печально другое – судьбы многих людей и их семей подчас зависели от таких вот малограмотных граждан.
Молчать и не высовываться, уметь подчиняться и при этом решать важные производственные вопросы для того, чтобы процветала компания, мог не каждый. Особым даром в этом смысле отличалась начальник отдела продаж, очаровательная «менеджер от Бога» Нина Викторовна. Когда раздавался звонок от «самого», трубку следовало снять после второго звонка, а Нина должна была начинать докладывать о съеме и новом размещении рекламных кампаний, заказчиках и особых условиях. Нина и только Нина могла чирикать и щебетать так, чтобы усладить слух страдающего наполеоновскими замашками главного. Раз в неделю Сергеич вызывал на ковер топ-менеджеров. И тогда кто-то получал дорогие часы, а кто-то пулей вылетал из компании.
Дадаяны обожали дни рождения – пуще прочих свои собственные. И тогда сотрудники должны были совершать кульбиты, дабы удовлетворить ненасытную семейку. Среди сослуживцев начинались массовые сборы средств для приобретения ценных подарков. Эммочка сокрушалась: «Ну что же может купить нищий мой народ? Придется доложить деньжат». В ювелирном магазине она выбирала дорогущие комплекты, преимущественно изумруды с бриллиантами, и вносила недостающую сумму. Подношение подарка доверялось Зубу. В кабинет к Эммочке входили все начальники отделов под его предводительством; он нес гигантский букет роз цвета бордо, после заносили корзины с дарами.
Эммочка тщательно готовилась к приему гостей. С самого утра охранники привозили вазы с фруктами, конфетами и восточными сладостями. Переговорный стол накрывался так, что ни сантиметра свободного места не оставалось. Начинался «хадж»: руководители аккредитованных агентств, директоры рекламных компаний, представители метрополитена, друзья и родственники шли толпами. Кабинет забивался до отказа. Поток откровенной лести и гротескные комплименты… Эммочка обожала хвалебные речи в свой адрес. Начальники отделов, опытные уже рекламисты, считали своей обязанностью сообщить: «Уважаемая Эмма Радиковна, такого сверхталантливого, умного и красивого генерального у нас не было, нет и не будет!» От радости Эммочка заливалась краской и приглашала к столу уже руководителей рангом ниже; первым среди них был Павел, начальник гаража. Паша был симпатяга, Эммочка особо благоволила ему. В молодости у нее явно был дефицит любовных переживаний и романов. Жизнь компенсировала эту недостачу – в силу занимаемой должности почитатели и ухажеры появились у нее в зрелом возрасте.
Наверное, это все-таки были самые яркие годы в ее жизни. Любые капризы и желания с энтузиазмом исполняли как Зуб, так и Паша. Только вот явные корыстные намерения Зуба были очевидны, в отличие от Пашкиных. Зуб со своей фарфоровой челюстью давно уже рассекал на дорогущей иномарке и с удивительным постоянством сдавал всех. Среди менеджеров он завел романчик с ушлой и пробивной Ирочкой Самариной. Из всей когорты менеджеров Ирочка оказалась самой талантливой по части получения собственной прибыли. Постигнув азы рекламного дела, она умело уводила клиентов; когда тайные «левые» контракты раскрывались, ее увольняли в очередной раз, она переходила из агентства в агентство. Ирочка многому научила Зуба, за что он некоторое время покрывал ее делишки. Но ведь главной женщиной компании являлась Эмма! Она разнюхала, что Зуб не до конца верен ей. Начались проверки в отделе продаж. И тут всплыло многое. «Левая» реклама, денежные потоки… Самарина стала персоной нон грата, ее с треском уволили. Эмма Радиковна возмущалась: «Как же так?! А я?! Делиться надо!»
Эммочка часто жаловалась на странные отношения с супругом, категорически не исполнявшим супружеский долг. «Ему вообще не нужна женщина!» – восклицала она. При этом Сергеич заводил нелепого вида долговязых любовниц и после ссор с ними также отбирал подаренные сумки, одежду, украшения. Приносил все домой, рассовывал по гардеробам и шкафам, где этот ворох аксессуаров впоследствии обнаруживала Эмма. Во время скандалов Эммочка пряталась от мужа в ванной, но, погнавшись за ней в состоянии ярости, он мог пробить кулаком насквозь деревянную дверь, где образовывались зияющие дыры.
Квартир у Дадаянов было три. Обстановка пугающе безвкусная: канделябры – бездарная имитация антикварных, с розово-желтыми свечами; плохо исполненные лубочные статуэтки; искусственные цветы, выставленная невпопад мебель, стоящие в ряд «горки» с нескончаемыми сервизами, отливающими золотом… Весь комплект фарфоровой посуды, декора Версаче с головой Медузы, составили мы, сослуживцы. Покупали по штуке: начальники отделов – крупные супницы и вазы, рангом пониже – тарелки, солонки, чашки и блюдца; дарили в порядке живой очереди. Но и Эмма Радиковна не забывала про «свой народ».
Как-то в очередной раз Сергеич, разъяренный неизвестно каким Эммочкиным проступком, появился – можно сказать, просочился – собственной персоной в офис. Сначала в дверь приемной просунулась рука, потом нога, дальше тело и голова. От удивления все замерли и застыли на местах. Облаченный в белый костюм и синюю кепку (любимая его форма одежды, прозванная «бутылка кефира»), он проник в кабинет к жене. Через секунду оттуда с воплями выскочила Эмма и бросилась в бухгалтерию, в надежде найти защиту среди возрастных бухгалтерш. Избиение Эмму миновало, но отстранение от дел – нет. Впрочем, она продолжала руководить сидя дома. Вместе с главбухом Бобровой мы регулярно возили на подпись домой зарплатные ведомости, а Эмма аккуратно выписывала премии. Не найдя достойной замены жене, Сергеич вскоре вернул ее на место, и жизнь вошла в привычное русло.
Реклама в метро процветала, ее было очень много; появилась и самореклама. Наша компания креативила в попытках представить собственное лицо – этим занимался отдел дизайнеров. Рождались логотип компании, новые слоганы, утверждающие, что «в метро выход всегда есть» и «в метро всегда хорошая погода». За отсутствием финансирования все делалось с привлечением местного материала. Смазливые сотрудницы компании вместо дорогостоящих моделей позировали для постеров и стикеров. Новые конструкции, первые бизнес-сувениры – самодельные. Отдел дизайнеров был островком свободы, инакомыслия и самоиронии. Высказывая безграничную преданность власти, ребята- дизайнеры в то же время потешались над собственным раболепием.
Второй этаж нашего офиса для меня был заманчивым ареалом: здесь располагались отделы менеджеров, дизайнеров, где трудилась молодежь. Внизу мы находились под прицелом и неусыпным взором начальства. Лично я вообще была лишена частной жизни: обедала на рабочем месте, утром заявлялась в офис без секунды опоздания, а уходила позже всех. Напряжение и вечная готовность – так бы я охарактеризовала свою работу. Изматывали нелепые задания начальницы, требующие немедленного исполнения. Лишь через год после перехода в отдел менеджеров я насладилась возможностью распоряжаться собственным временем и с радостным удивлением обнаружила плюсы этого рода деятельности.
Рядом с нашим офисом находился знаменитый Черкизон. Сотрудники ежедневно наведывались сюда во время обеденного перерыва. Я была лишена и этой возможности, но иногда наблюдала из окна будни рыночной жизни. В месяц Рамадан сюда приволакивали овец и прямо на открытом воздухе, на задворках рынка совершали ритуал жертвоприношения, одним махом перерезая горло несчастному животному. Кровь лилась прямо на землю, как-то даже пришлось вызвать санэпидемстанцию. Люди дни напролет сновали взад-вперед, толкались, ругались, ели и пили, что-то покупали и продавали… Наши сотрудники таскали с рынка еду, совместно готовили на общей кухне, между ними образовывались пары, начинались служебные романы. Эммочка не переносила таких вольностей. Одна из менеджеров из-за этого поплатилась своим рабочим местом.
Супруги Дадаяны соревновались по части увольнений. Вскоре настала очередь и вездесущего завхоза Танечки. Сергеича давно раздражали их с Эммочкой совместные походы по магазинам. Будучи страшно подозрительным и недоверчивым человеком, он бомбил жену телефонными звонками и не переставал выслеживать, когда Эмма и Татьяна уезжали с работы в неизвестном направлении. Многие с нескрываемой завистью наблюдали за дружбой генерального и завхоза, не понимая, что такая близость неминуемо приведет Таню к краху. Не понимала и сама Таня. Наступил момент, когда она, полностью потеряв контроль над ситуацией, умудрилась ляпнуть глупость в адрес Сергеича в кулуарах метрополитеновского управления. Таня была одной из немногих, кто с подачи Эммочки присутствовал на торжествах по случаю юбилея со дня основания московской подземки. Наряжали Татьяну на званый вечер всем миром: кто-то притащил горжетку белого цвета из шкурки неизвестного зверя, кто-то – кроваво-красные туфли… Сама Таня в боевом раскрасе, взлохмаченная и пунцовая от выпавшего неожиданно счастья – побывать на высоком приеме – сияла как начищенный чайник. В праздничной эйфории, усугубленной воздействием алкоголя, все и свершилось. Неудачную фразу тут же донесли до Сергеича. На следующий день хриплое рычанье взбешенного шефа привело меня в ужас. «Где она?!! – ревел он в трубку. – Где эта сука?!» «На рабочем месте», – скромно отвечала я. «Пускай пишет заявление об уходе!!!» – вопил он. Я выбежала из приемной. Таня все поняла без слов: настал и ее час. Она побледнела и мягко сползла в кресло.
Через пять минут Дадаян уже бомбил Эммочке. Та жалостливо оправдывалась: «У Тани резко поднялось давление, она не может писать». Сергеич послал всех матом. Таня держала оборону и заперлась в своем кабинете. Сопротивление было бесполезно: два охранника взломали дверь и буквально силой оторвали Таню от рабочего стола; при этом маленькая женщина небольшого росточка проявляла невиданную силу и упорство. Под занавес ребята разом подхватили бедного завхоза под рученьки и потащили по коридору к выходу. Больше мы ее не видели.
Эммочка враз осиротела. Таня исполняла множество функций: таскала еду, подбирала для генерального импортную мебель дорогих пород дерева, обустраивая кабинет, сопровождала начальницу во время ее выездов в свет, поливала цветы, порхая с лейкой по кабинету, и, самое главное, не раздражала Эмму. Теперь Татьянины обязанности как бы перекидывались на меня. Сергеич категорически отказывался брать нового человека: «Зачем платить двум, если можно обойтись одним сотрудником?» С этого момента я поняла, как важна универсальность менеджера. Полностью заменить Танечку я никак не могла, у меня была семья, дети – мое внимание было распылено. Наши тихо шушукались между собой: «Дура, ведь страх потеряла! А могла работать и работать». Этот фактор также надо было учесть.
Мне на помощь подогнали главного экономиста Тамару. Умная и шустрая, она исправно выполняла свою работу, ей также доверяли подбор колготок для Эммы и некоторые задания личного характера. С Тамарой был связан комичный случай, произошедший во время заграничной командировки особо выдающихся деятелей нашей компании. Сергеич вывозил их с собой за рубеж на встречу с партнерами. Тамара прибыла в Милан раньше всей группы, ей было велено дождаться остальных в гостинице; при этом бронирование не было оплачено, хозяин обещал произвести оплату после прибытия. Группа, однако, задерживалась. Денег у Тамары не было, наступала ночь. Решили оплатить заезд карточкой Эммы, которая оставалась в Москве. Надо было продиктовать номер карточки по телефону для перевода денег. Эмма стала диктовать цифры и, когда дошла очередь до последних четырех, замолчала и спросила: «Как же на английском назвать мягкий знак?» Тамара попыталась разъяснить итальянцу, что такое мягкий знак. Тот никак не хотел понимать и даже стал подозревать Тому в сексуальных домогательствах. После бесполезных переговоров с итальянским гостиничным менеджером решили позвонить Бобровой – и тут выяснилось, что за мягкий знак была ошибочно принята цифра «шесть». Бедная Тамара полночи просидела в холле гостиницы, прежде чем состоялось это открытие.
После увольнения Татьяны Эмма, ничуть не смущаясь, стала частично исполнять обязанности завхоза: с упоением взялась за распределение моющих средств, канцелярских принадлежностей в офисе. Особый упор делался на туалетную бумагу. Очевидно, относительно этой принадлежности у Эммы был какой-то пунктик, глубоко засевший в подсознании (кто же не помнит извечный дефицит туалетной бумаги?). Она ревностно следила за потреблением бумаги и резко ограничила ее использование. Больше определенного количества рулонов, установленного ею самой, категорически отказывалась выдавать несчастной уборщице. Эмму преследовала навязчивая мысль о том, что весь штат во главе с уборщицами таскает туалетную бумагу домой.
А кадровые перестановки между тем продолжались; пришел и черед пионера рекламного движения Нины Викторовны – ее сняли с должности начальника отдела продаж и назначили директором одного из аккредитованных агентств. Таковых было несколько, они обладали определенным преимуществом – им предоставлялась агентская скидка по договорам, при условии выполнения установленного плана по размещению рекламы. На смену Нине пришла туповатая Зинаида Васильевна. Однако четко налаженная структура продолжала функционировать. В сегменте подземной рекламы мы были монополистами. Компания не затрудняла себя поиском клиента – он сам шел к нам косяком. Деньги поступали исправно, и ничто, казалось, не предвещало беды. Но…
В одно ясное морозное утро, не успела я зайти в офис и устроиться на рабочем месте, как группа молодых людей в масках, вооруженных автоматами, ворвалась в приемную генерального. Вели они себя очень разнузданно, громко переговаривались между собой и хихикали. Мне велели не вставать с места, а бухгалтерам – выложить документацию в центр помещения. Открывались шкафы и сейфы, содержимое вытаскивалось и вываливалось на пол. Эмма, шокированная происходящим, названивала Сергеичу одновременно по трем телефонам – никто не отвечал, началась тихая паника. Вооруженные люди активизировались в комнате отдыха генерального. Один из них прошел ко мне и стал почему-то расспрашивать о моем семейном положении; я стала задавать ему встречные вопросы. От моей наивности он опешил.
Из сейфов извлекли аккуратные пачки обернутых в бухгалтерские резинки наличных денег. Стали выяснять происхождение налички. Выдвигались разные версии, основная из которых заключалась в том, что в сейфе хранятся личные сбережения безвременно ушедшего Эммочкиного водителя. Пока налоговики куда-то свалили, пришла ошеломляющая новость: «Сергеича взяли». Догадливый Зуб предложил включить телевизор в кабинете генерального. Мы все уселись у экрана; шли новости. Диктор взволнованным голосом сообщил: «Наконец-то усилиями Главного управления по борьбе с оргпреступностью задержан один из крупных мафиози страны Сергей Сергеевич Дадаян». Далее последовали фрагменты оперативной съемки задержания преступника. Даже слышен был голос оперативников за кадром: «Вот он, вот, надо брать!» И действительно, секунда – и два огромных сотрудника управления ринулись в сторону Сергеича, появившегося издалека в белом костюме от любимого Brioni. Нашему шефу ловко скрутили руки и прислонили к «брабусу». Маленький Сергеич с налившимися кровью глазами яростно шипел. Нецензурные выражения запикивались. Мы у экрана остолбенели. Эмма застыла, видя, как бедного Сергеича затолкали в машину, где отняли документы, ключи. Через некоторое время закрутились новые, еще более захватывающие кадры – съемки продолжились в огромной квартире. Из комодов и ящиков доставали пачки денег, часы, пистолет. Из шкатулок извлекли драгоценности, кольца, цепи, колье… «Мои бриллианты!» – застонала Эмма и откинулась в кресле. Присмотревшись, я узнала квартиру Дадаянов. Зуб уже брызгал Эмму водой. Ценности конфисковали.
Начались тюремные будни. Несмотря на угрозы расправы со всеми недоброжелателями и связи с высокопоставленными чинами, Дадаяна не выпустили. Надо было нанимать адвоката, строить фронт защиты. К нам стали сползаться известные московские юристы. Понимая, что гонорары будут соответствующие, они в тоже время осознавали беспроигрышность заведенного против Сергеича уголовного дела. Его обвиняли в преследовании бывшего генерального, Артура Багратовича, и бандитском нападении на оного. Никаких обвинений по части левых делишек в рекламе не выдвигалось. Скорее всего, в тюрьму Сергеича упекли его же друзья – представители власти, которыми он так гордился. Эммочка и так исправно выплачивала соответствующий налог вышестоящим органам. Наш Сергеич оказался никому не нужным, а где-то даже и мешал из-за буйного своего нрава. О, какие колоритные статейки стали появляться в нашей продажной прессе! Как-то, развернув очередную газетку, я тупо уставилась на фотографию, помещенную на развороте: радостные Эмма и Сергей сидели за богато накрытым столом, а позади них выглядывала собачья морда в ошейнике, украшенном бриллиантами. В проплаченной статье описывались несметные богатства нашей пары и на полном серьезе утверждалось, что хозяйские собаки носят золотые цепи с драгоценными камнями!
В офисе царил ажиотаж. Прикупив десяток газет, особо преданные руководству товарищи спустились в кабинет к Эммочке заявить о своей искренней преданности и выразить недовольство творящейся в прессе вакханалией. Со всех страниц орали, кричали, что главный преступник пойман. Нажитое нечестным трудом имущество надо возвращать народу! К тому времени Сергеича защищали уже трое адвокатов, в том числе один едва ли не самый известный в Москве. Начался длительный изнурительный процесс.
Осознавая бесперспективность принятых мер и не надеясь на юристов, Эмма решила прибегнуть к помощи тайных магических сил. Ей настойчиво порекомендовали одну из лучших московских колдуний, которая приворотами и заклинаниями должна была повлиять на ход процесса. Утром Эмма предупредила меня о предстоящем визите. Я мысленно стала готовиться к встрече с живой ведьмой. Та появилась неожиданно, в образе начинающего бомжа: нескладная, с огромной копной грязновато-седых волос, в красной фуфайке и в чудовищных лаковых белых сапогах, скорее всего, снятых с покойницы, на десятисантиметровой танкетке. Дама была сильно потрепана временем и общением с потусторонним миром. Очевидно, этот хлеб давался ей тяжело: верхний ряд зубов полностью отсутствовал. Находящийся в приемной начальник отдела щитовой рекламы, завидя посетительницу, в страхе подпрыгнул буквально на два метра. У меня не было опыта общения с колдуньями, и я застыла в оцепенении, уставясь на нее с глупым выражением лица.
Ворожея решительно прошла в кабинет. Любопытству моему не было предела. Воображение рисовало картины фантастических колдовских действий, включая ритуальные жертвоприношения в кабинете Эммы с использованием рекламной атрибутики или еще чего-то в этом роде. Но за дверью было тихо – собеседницы мирно переговаривались. Стало ясно: за жутковатой оболочкой скрывалась добрая женщина пенсионного возраста.
– Не хватает пенсии, – жалостливо бормотала колдунья.
В тот же день должно было состояться очередное судебное заседание. Эмма попросила меня присутствовать на нем, с непременным репортажем с места событий. Водитель повез меня и колдунью-пенсионерку в суд, мы вошли в зал заседаний. Надо отметить, что и в суде-то я оказалась впервые. Ожидание судебного действа на фоне колдовских приемов подстегивало меня. Присутствующие с кривыми усмешками повернулись в сторону нашей чудаковатой помощницы.
Тут надо остановиться и рассказать о группе товарищей – представителей аккредитованных (в годы правления Артура Багратовича) агентств. Позорно изгнанные с приходом Сергеича, они тем самым лишились очень большого куска рекламного пирога. Конечно же, задержание Сергеича сильно всколыхнуло рекламный мир. Ведь приход «серого кардинала» и захват им власти в этом чрезвычайно прибыльном бизнесе поменял расстановку сил. Те, кто преданно служил бывшему генеральному, Артуру, остались не у дел и вынуждены были работать через третьи агентства. Некоторые просто выжидали – и вот теперь задержание Сергеича несомненно стало радостным событием для многих деятелей рекламы; последние держали большущий камень за пазухой. На суде они откровенно злорадствовали и торжествовали.
Я с ведьмой оказались в зале по ту сторону баррикад, причем мы единственные представляли сторону обвиняемого. После нашего появления по залу прошел шумок; многие с ухмылочкой, а где-то и с издевкой посматривали на странноватого вида ворожею. Мне стало обидно за нашу ведьму. Сама она, понимая важность происходящего, приступила к колдовской работе. До меня стали доноситься странные звуки – какой-то свист и скрежет; я украдкой посмотрела на соседку. Она ерзала, шипела, что-то скручивала в руке… Через несколько минут я с ужасом заметила, что она пуляет бумажными шариками в сторону служителей правосудия. Скоро пол был усеян мятыми ведьмовскими бумажками. Рекламные боссы с недоумением взирали на нашу парочку.
А в это время Сергеич изощрялся в вежливости, объясняясь с судьями. На каждый вопрос он пафосно отвечал: «Да, Ваша честь! Нет, Ваша честь!» Чувствовался определенный опыт в судебно-процессуальных отношениях. Оказалось, Сергеич в свое время уже успел побывать за решеткой из-за махинаций в сигаретно-папиросном бизнесе. Вообще-то он довольно органично смотрелся в роли обвиняемого. Один из свидетелей, тщедушного вида молодой человек, сильно пострадавший от разбойничьих действий Сергеича, пытался завалить его хитроумными вопросами. Спрашивал: «Каким образом машина ГАЗ-24 серого цвета, принадлежавшая мне, оказалась в вашем гараже?» Холеный, выкормленный на осетрине и икре Сергеич с детской непосредственностью отвечал: «Я откуда знаю?!»
Он и на воле, бывало, проявлял чудеса наивности. Скажем, мог, выглянув из окна автомобиля и завидев молоденьких девиц, привезти их устраиваться на работу прямиком к Эмме. Некоторые заявлялись как были, с бутылочкой пивка или банкой колы, в потрепанных куртках и грязных ботинках – и сразу в святая святых, кабинет генерального. Сергеич принуждал Эмму оформить девиц на работу, притом непременно на позицию менеджера (как он обещал, заманивая их в машину по дороге). Эмма отбрыкивалась. Из кабинета доносились вопли: «Она же швея!» или «Кого ты привел – она не смогла умножить 5 на 6!» Иногда в качестве третейского судьи вызывали хитроумную лисичку Ниночку. Та каким-то чудодейственным способом избавлялась от пришелиц: ведь наша команда менеджеров была вышколена и отлажена, пройдя длительный период естественного и искусственного отбора.
…Иногда перед очередным заседанием Сергеич имитировал сердечный приступ; вызывали скорую, суд откладывали, врачи уезжали и все продолжалось в том же ключе. Порой казалось, что Эммочка рада сложившейся ситуации: вроде Сергеич и есть, но тиранить и оскорблять уже не может. Будучи в тюрьме, он просто добивал нас звонками. Выдвигал требования от всей компании зеков: привезти шашлыки, особое пирожное – какое-то «три в одном», сильно популярное за решеткой. Уже после вынесения приговора для Сергеича в спешном порядке была отремонтирована специальная камера. Заставлена всей имеющейся в продаже техникой: моющиеся пылесосы, немецкий прибор для стрижки волос, широкоформатный телевизор, фены и бритвы, особое теплое нательное чистошерстяное белье… Одним словом, тюрьма превращалась в гостиницу повышенной комфортности.
А пока шел судебный процесс, офис продолжал работать, Эмма носилась с ненасытными юристами, мечтавшими продлить процесс и обеспечить себе безбедный остаток жизни. Сергеич звонил с откуда-то взявшихся мобильников, требовал, ругался, грозился, рычал – жизнь текла своим чередом.
Но вот настал переломный день, утром в офисе зазвонил телефон и охранник невнятно промычал: «Артур…» Почуяв неладное, я выскочила в коридор. Навстречу вышагивала группа людей, сплошь увешанных аппаратурой – камерами и фотоаппаратами. Возглавлял группу, как я поняла, вызволенный из тюрьмы Артур Багратович. Очень неприятной внешности человек – плотного телосложения, с длинным торсом и крепкими кряжистыми ногами, огромной головой, глубоко посаженными мелкими глазами-буравчиками. Облик выдавал упрямого, с сильным мужским либидо гражданина. Как выяснилось позже, это самое либидо не давало ему покоя, и практически все окружавшее его женское общество подвергалось перманентным сексуальным атакам со стороны директора.
Итак, увидев вооруженную команду, я развернулась и стремглав побежала в сторону приемной. Артур вслед кричал: «Стойте, вас не уволят!» Врал, как показали дальнейшие события.
Группа ввалилась в кабинет к изумленной Эмме.
Оператор стал бесцеремонно снимать все вокруг. Двое заняли позиции у изголовья кресла генерального. Артур важно заявил: «Вставайте, Эмма Радиковна, внеочередное собрание акционеров назначило меня генеральным директором. Теперь это мой кабинет». Эмма вжалась в добротное сиденье, очевидно, надеясь, что физически ее не тронут и она высидит. Но группа дружно наступала, взяв ее в кольцо. Одни мужики, бедная Эммочка!.. Стоны и проклятья всех уволенных Дадаянами сотрудников, скорее всего, были услышаны небесами – Эмму буквально выдавливали из кабинета генерального. Неотступная камера, обращенная в ее сторону, сыграла в этом немаловажную роль (бойтесь объективов!). Не выдержав зловещего напряжения, Эмма встала и медленно вышла, не забыв попрощаться со мной. Я грохнулась на свое место. Тут же стали появляться люди, заполнив приемную. Многие с радостными возгласами заходили в кабинет. Да, то была новая, вернее говоря, старо-новая команда рекламного агентства. Притаившиеся в годы правления Дадаянов рекламисты, точившие ножи зависти, теперь ликовали, созерцая падение империи. Начались суета и толкотня. Ко мне подошла группа миловидных девиц – очевидно, дежурных сексуальных партнерш Артура – и потребовала передать компьютерные бразды им. Позднее было принято решение оставить меня на неопределенное время, чтобы не отпугнуть клиентов из-за внезапной смены руководства.
Начался период двоевластия. Утром следующего дня явилась Эмма, устроилась в кабинете напротив приемной и стала осуществлять мнимое руководство. Особо верные сотрудники носили документы на подпись именно ей; тем не менее сопротивление угасало с каждым днем. Зачастую нашу Эмму просто не пускали в офисное помещение, захлопывая дверь перед носом; тогда экс-руководительница заявлялась с журналистами и телекамерами. Но, увы, ничего не помогло. Артур сильно натерпелся в тюрьме; теперь он брал реванш, злорадствовал, торжествовал, подбадриваемый свитой.
Новой команде казалось, что они, конечно же, лучше – продвинутей, что ли, – на фоне окружения деспотичной и малограмотной Эммы. Но наша команда, составленная при жестком правлении супругов Дадаянов и прошедшая сложные испытания, была продуктивней и совершенней. Потихоньку второстепенных сотрудников стали увольнять руками специально приглашенного кадровика. Развивалась система подсиживания: сначала подбадривали Эммочкины кадры, обещали людям работу и зарплату, но при этом приводили своих, потихоньку обучая и перекладывая на них основные обязанности. Через некоторое время оказалось, что уцелело всего несколько сотрудников, занимавших ключевые позиции. Артур продолжал приводить своих ставленников. В итоге складывалось ощущение, что штат будет составлен исключительно из близких и дальних родственников Артура – многочисленных племянников и племянниц, двоюродных сестер и братьев. Особое внимание привлекала дама средних лет, очень агрессивно настроенная в отношении старых сотрудников. В суд для дачи показаний против Сергеича она заявлялась в старых, изношенных пальто, потертой обуви. Но, как только Артур занял кресло генерального, преобразилась из жалкого лягушонка в жар-птицу! Устраивала на работе показ роскошных шуб и драгоценностей, одеяний с глубоким вырезом и брендовых сумочек. При этом ее замечания по поводу внешнего вида, поведения, рабочей дисциплины доставали всех. В дальнейшем, с приходом третьей власти, ее – с сомнительным прошлым, увязшую в сложных артуровских махинациях – с треском уволили. Но до этого она демонстративно упивалась своей властью и изрядно позлорадствовала над несчастной старой гвардией Дадаянов.
Через месяц Эмма перестала создавать видимость управления компанией и выходить на работу. Вышестоящее руководство отреклось от нее; теперь она была не нужна, сопротивляться не имело смысла. Циничный Артур, не найдя оснований для увольнения, предложил ей на выбор две должности: курьера или уборщицы. Эмма гордо отказалась и написала заявление об уходе. Двоевластие закончилось, с ним и эра Дадаянов. Это необычное время еще часто будут вспоминать «оставшиеся в живых» после артуровых зачисток сотрудники. Хорошие оклады, непрекращающиеся корпоративы с выступлениями ведущих звезд, подношения и дорогие подарки руководству, огромные финансовые потоки, ненасытность начальства – весь абсурд переходного периода, со знаками «плюс» и «минус», скрасивший мои годы работы в рекламном мире. Сергеича осудили и посадили на несколько лет.
Началась новая эра, которая могла быть названной «султанатом Артура». Крепкий во всех отношениях директор, окруженный множеством очарованных им девиц, продолжал брать реванш. Формально обещав меня не увольнять, он в то же время решил действовать весьма изощренным способом: выпихивать исподволь, переводя из кабинета в кабинет с разбитыми стульями и тумбочками, лишая должностных обязанностей. Расчет заключался в том, что от безделья и скуки я уйду сама. Но мною было принято стратегически верное решение, проверенное временем: пересидеть и не торопить события. Я выжидала.
Иногда ко мне заходил сам Артур, вел интеллектуальные беседы. При этом почти каждый месяц сильно занижал мой оклад, наконец доведя его до смехотворной суммы. Терпение иссякало, отсутствие работы – это истинное наказание. Вокруг суета, звонки, заказы и запросы… а тебя намеренно исключают из рабочего процесса. Я решила оформить отпуск, уехала отдыхать и отвлечься.
Вернувшись из отпуска через две недели, застала странную картину. Непонятная тишина в помещениях офиса, напряженное молчание сотрудников, вытянутые лица родственников и родственниц главного, одну из которых отпаивают валерьянкой.
Я ничего не понимала. В туалете нервно курили и что-то бойко обсуждали «жар-птица» и племянница Артура, но при виде меня они смолкли. Мне удалось выяснить: случилось невероятное – Артура снова посадили!
Рекламный бизнес становился небезопасным для жизни. Стало ясно: в этом мире появились новые игроки, прибыльный сектор решили прибрать к рукам другие силы, не замешанные в прежних скандальных историях. Артура держали в тюрьме недолго – выпустили, но больше я его не видела.
Сотрудники компании притаились в ожидании очередной смены руководства. Долго ждать не пришлось. Доходное место притягивало.
К нам пришла команда старых партработников – навести, так сказать, порядок. То были люди просоветской закалки, ничего не понимавшие в рекламе, но готовые установить «мир-труд-май» в нашей компании. Решительно приступив к перестройке, они выдворили «жар-птицу» и пару прихвостней бывших руководителей, провели пересмотр штатного расписания и, укомплектовав основные отделы, не трогая старых специалистов, обеспечили покой на несколько лет. Новые управленцы привели свою подружку Ольгу Ивановну, корпулентную комсомолку с мощным бюстом-полкой, на котором возлежал маленький мобильный телефончик. Ольга тут же перетащила меня в свой отдел. То был некий идеологически-делопроизводственный сектор. Мне светила перспектива гарантированно спокойных, умиротворенных рабочих будней: с рассадкой и поливанием цветов в горшочках, чаем, тортиками с большим количеством калорийного сливочного крема в перерыве под теплым крылом комсомолки Ольги Ивановны… Впрочем, мне было уже все равно. До этого назначения я стараниями Артура формировала архив компании, почти бесплатно проработала некоторое время в хозяйственном отделе, вдыхая терпкий потный запах очередной пассии генерального – гибко-шустрой лимитчицы, писала письма и служебные записки… Одним словом, превратилась в менеджера-трансформера.
Но вскоре случилось нечто, перевернувшее весь ожидаемый ход событий. Компанию разделили на две части. Умные головы решили привлечь все-таки профессионалов для развития рекламного бизнеса в направлении увеличения прибыли. Пришла новая гвардия, состоящая из трех, так сказать, «либералов» – умного и талантливого стратега Хладуна, статного и строгого администратора Виторгана и обаятельного тактика Тепловизорова – генерального директора. Производственную часть они отдали партийцам, а сами приступили к организации работы с клиентской базой.
С этого момента наступила библейская благодать, и – самое главное для изнуренного войной, телевидением, налоговиками и увольнениями персонала, – пришла стабильность! В офисном воздухе запахло свежими цветами и легкой эротикой, установилось показательное внимательно-радушное отношение к сотрудникам, особенно женского пола. Появилось нечто, что тянуло на работу и в снег, и в дождь, и в жару: интерес к себе и окружающим, коллегиальность, желание быть в этой среде. «Третья империя» набирала обороты; здесь были укомплектованы отделы работы с клиентами, юридический, бухгалтерский и другие. Меня неожиданно пригласили в становившийся непривычно дружным департамент менеджеров. Я не раздумывая согласилась – мне ли привыкать к смене деятельности!..
Как выяснилось впоследствии, гвардейцы установили себе немыслимые оклады. Этим и объяснялись их снисходительная доброжелательность к нам – трудящимся бойцам рекламного фронта, негаснущая веселость и радостность. Как и везде, размеры окладов были коммерческой тайной. Если империя Дадаянов была заточена на получение максимальной прибыли, не заморачиваясь тем, что называется имиджем компании, то гвардейцы не только хотели представить рекламному миру образец доходного предприятия, но и стремились формировать образ авторитетного среди рекламщиков оператора, привносившего новое видение, использующего современные технологии, рекламоносители, конструкции и прочее.
Да, и еще про Любовь, ведь условия жанра диктуют: события должны развиваться на фоне любовной истории.