Дорогу осилит идущий

Чуть ниже середины разлинованного белыми папоротниками окошка трамвая возникло оттаявшее темное пятно, тут же явившее глаз. Бессмысленно повращавшись туда-сюда глаз исчез. Однако через какой-то промежуток возник снова: явно пытаясь понять происходящее. Однако в это ясное морозное утро не происходило ничего: порожний трамвай стоял на столь же безлюдной остановке.

Тот, в трамвае, попрыгал чтобы согреться: занесла же нелегкая - как только не околел в этой железяке за ночь. Память с трудом давала заглянуть за занавеску, где утренний пассажир вчера обмывал с бабами из отдела сбыта партию зимних сапог, выбитую им сверх норматива для  горторга. Впереди был Новый год. И эта партия обещала дать перевыполнение плана - а там и премию. Правда, на премию уже имелись виды: французские сапоги жене, сапоги, которые он обещал благоверной уже второй Новый год подряд. Точь такие как у  Екатерины Великой - завторгом. Пойдем с Соней на вечер - пусть Катька обзавидуется. Оставалось выбраться из трамвая на свободу: потому как хмель выходил, замещаясь нешуточной холодрыгой.

Пассажир пытался привлечь к себе внимание кого-то с той стороны. Но тщетно - все его вопли  и удары в дверь - оставались без внимания. Умерли они там все что ли? Какой сегодня день? Может воскресенье? Но мы же не могли отмечать поставку в субботу - суббота - законный выходной. По субботам фабрики не работают.

Фима-друг давно просветил: есть такой еврейский праздник. Суббота. Когда евреи получили большинство - то постановили: в субботу работать не нужно - им не положено в субботу. А с ними и всем ввели правило работать 5 дней в неделю. За это Фиму уважали, мало ли что еврей. Даже выбрали в профком - теперь Фима по старой дружбе и помог достать эти чертовы французские сапоги для Сонечки.

НА этой душевной ноте воспоминаний за Фиму дверь трамвая неожиданно со скрипом распахнулась - в двери стояла тетка в белом пуховом платке.

- ТЫ кто? - опешила спасительница.

- А ты? - белая, покрытая то ли инеем, то ли снежком "снегурочка" казалась  свалилась прямо с небес, "как снег на голову" - поддакнул внутренний голос.

- Я - водитель, - голос вернул с Небес на землю.

- А я - пассажир, - прохрипел горемыка снабженец, запертый вчера может этой, может другой раззявой в холодной машине, - И я буду жаловаться, - пообещал притопывая он же.

- Пьяный был что ли? - уточнила более мягко женщина.

- А какое такое право бросить человека на морозе - хоть бы он и выпил? - возмущение бабами-дурами между тем отогревало околевшее нутро.

- Я в центр, - уточнила, заводя машину, транспортница.

Мужчина кивнул и уселся впереди на холодное пока сидение. Трамвай зазвенел и тронулся.

Когда мало-помалу пейзаж за окном стал принимать знакомые очертания - мужчина вышел: недалеко за углом была та самая вчерашняя фабрика. Стоило зайти к знакомым "девочкам", которые могли, помятуя вчерашнее его щедрое угощение из Советского шампанского и ликерных конфет с коробкой сгущенки, дать опохмелиться и закусить чем на скорую руку - денег в карманах не было. Собственно, и кошелька не было -  ночь в трамвае - дело темное.

Проходная фабрики оказалась как назло закрыта. Часы над железными въездными воротами  между тем показывали полдвенадцатого. Жалко нет дня недели - вспомнить какое сегодня число так и не удалось. До Нового года было что-то недели две. Вагоны с сапогами ушли еще вчера - завтра будут на месте. Обдумывая все это, снабженец барабанил в калитку между воротами и проходной - на что отзывались только собаки по ту сторону забора.

- Чего ты с*ка безобразничаешь - счас кобеля спущу, - прохрипел неожиданно за калиткой какой-то мужик.

- Открывай - мне в отдел сбыта, - для подтверждения настойчивости просьбы  последовал пинок в калитку - та отозвалась скрежечущим плачем.

- Какой сбыт? Ты что пьяный с утра?

- Это фабрика Коминтерн?

- Был Коминтерн - весь вышел - тут теперь кооператив "Баланс".

Черте что. Явно выпить и закусить не получится. За воротами над стеной вчерашнего цеха все тот же вчерашний  лозунг утверждал: Слава Труду. Правда, за ночь он изрядно облез, восклицательный знак кувыркнулся на бок, завалив под себя серп и молот.

"Карета превратилась в тыкву," - подумал гость, с сомнением наблюдая, что часы так и застыли на полдвенадцатого какого-то  смутного позднего зимнего утра.

Бурча что-то под нос, пришлось отчаливать в гостиницу : там был кипятильник и пачка чая - прочее он, кажется, вчера снес на злополучную фабрику.

Каково же было изумление: гостиницы тоже не было. Вместо вывески "Октябрьская" над домом для приезжих, где обычно останавливались только по особой разнарядке и блату, допустим, через сестру секретарши деверя - красовался шит: тур-фирма "Стамбул".

Что-то тут не так - но что именно пока было не ясно.

- Здравствуйте. А где гостиница?

- Её продали, - ответила худощавая девица, отложив в сторону яркую афишку - видимо, с купившими сие заведение турками.

- А вещи? - там же был паспорт и обратный билет - похолодело внутри, точь-точь как утром в трамвае - что-то этот холодок в этом городе становился все более навязчивым.

- Вы имеете ввиду всю эту рухлядь?

- Рухлядь?

- Ну, да шкафы и стулья с кроватями?

- Там в шкафу были мои документы и, по-моему, деньги... - были ли деньги вспомнилось скверно.

- Много? - девушка хихикнула.

- Чего много... - а... нет, червонец, кажется...

- А-а теми... старыми...

Девица стала казаться какой-то придурошной: она опять хихикала.

- Обычными, - разозлился постоялец гостиницы "Октябрьская", которую какие-то идиоты за ночь умудрились продать вместе с его паспортом и билетом на поезд! Может я ошибся улицей - когда это было, чтобы продавали гостиницы?

- Кому они теперь нужны? Выбросьте из головы.

Порывшись с ящике стола, работница "Стамбула" положила какой-то рисунок розовый с голубым: 100 рублей.

- Что это? - бумажка пахла как настоящие деньги побывавшие во многих руках.

- У вас такие пропали деньги? - хихикнула девица.

- Это деньги? - стало ясно: в этой шарашкиной конторе о деньгах имели смутное представление. Сами небось печатают.

- Да, именно, теперь это деньги. И Вы опоздали - ваши бумажки уже нигде к обмену не возьмут.

Гость принюхался: пахло деньгами. Так и только так и пахнут деньги.

Он стал вертеть злополучную этикетку и так и сяк: банк России, 1993 - Ленина не было - хотя это было аж 100 рублей.

- Ленина стерли?

Девица хохотнула:

- Ага...

Как за одну ночь могли провести денежную реформу - было непостижимо.

- А паспорт? Куда Вы дели паспорт?

- Союзный?

Короткий кивок - что у неё на уме - бог весть...

- Поменяли...

- А паспорт зачем? - деньги без головы Ленина казались какой-то фальшивкой... так тут еще и паспорт...

- Чтобы можно было ездить за границу, - уверенно пощебетала  курица щёлкая наманикюренным пальчиком по мордам каких-то турков на афишке за её спиной.

- К ним? - удивлению не было предела: туркам не понравился наш "я достаю из широких штанин"?

- Хотите купить тур? - девушка подмигнула.

- Нет, - взяв купюру мужчина подошел к начинавшему оттаивать на солнце окну: на просвет бумажка являла собой звезды - Ленина не было и там.

- Что значит один-девять-девять-три?

- Год...

- Когда наступил этот год?

- Год назад...

Посетитель подошел к девушке - вернул бумажку, поглядел на настенный календарь - был декабрь 1993 года - до Нового года, судя по бегунку отмечавшему дату, оставалось около 15 дней.