Дуняша и Хайдеггер

Как сообщается на сайте новостного агентства „Various varieties“, широко известная в определённых кругах певица, композитор и исполнительница Doonyasha Village поскандалила с продюсером. Агентство, неоднократно замеченное в слабости к сплетням, намекает, что разрыв между ними произошёл из-за сердечных дел.
Но сама Дуняша рассказывает другое:

- Ну, жила я себе спокойненько, записывала свои песни и выкладывала всё это хозяйство на Ютуб. А друзья меня спрашивают: «Твой прошлый ролик сколько просмотров набрал?» - «Ну, 60. На целых два больше, чем в прошлый раз!»  - «И ты считаешь, это много? Эдак ты до пенсии будешь в неизвестности прозябать! У тебя же песни-то клёвые, что плохого, если о них прямо сразу весь народ узнает? Надо тебе продюсера, чтобы ты – раз! – и раскрутилась!» - Что ж, думаю, в самом деле, что ли, попробовать; может, чем чёрт не шутит, гонорар получу. А если этот продюсер, паче чаяния, окажется какой-нибудь нахал и станет до меня домогаться – то я наших перфильевских мужиков отваживала, а какой-то продюсер вряд ли будет нахальнее их!
Они послали этому своему продюсеру мои видюхи. Ему понравилось. Решили встретиться и обсудить, как  нам быть дальше. Я доехала до столицы с рюкзачком и гитарой. Мы сели в кафе. Он был расторопный молодой парень в костюме и при пальто… Знаете, я когда в первый раз вижу какого-нибудь человека, я пытаюсь домыслить, каков он в домашнем быту, какая у него семья, какая биография, придумываю ему разные приключения, - иногда угадываю. А про этого у меня совсем ничего не придумывалось. Как будто он прямо весь исчерпывался этим кадром: парень в костюме. Ладно, думаю, поговорим – и будет ясно, что ты за птица.
Поговорили. Он сказал, что голос у меня вообще отличный, игра на гитаре тоже ничего, текстА – это не по его части, но шаблонов там, вроде, нет, - а вот над имиджем надо поработать. Во-первых, что за имя такое: Евдокия Сёмкина! Курам на смех! Пусть я буду называться по-современному, по-боевому: Дуняша Вилледж! Я же из деревни, верно?  Я попыталась ему втолковать, что наш Перфильевск – вовсе не деревня, а даже вполне себе райцентр, хотя и маленький. Там у нас, между прочим, и музыку преподают! Но парень произнёс с умным видом слово «таргет-груп» и ещё несколько английских словечек, и мне стало нечем крыть.
Ну ладно, думаю, может, нет ничего плохого в том, чтобы немножечко  поиграть, будто я – самородок из деревни. Сделать этакий реверанс в сторону Ломоносова. Может, я этим самым как раз подбодрю творческих ребят из маленьких населённых пунктов, они перестанут робеть и станут громче заявлять о себе…
В общем, я согласилась на легенду, будто я родом из деревни в три двора. Он дальше спрашивает: «А в ваших краях есть какой-нибудь говор? Оканье, «хэ» фрикативное, особые местные словечки?» - Ничего себе, думаю, всю жизнь училась говорить по-культурному, как раз чтоб не считали деревенщиной, а тут у меня взяли и потребовали как раз обратного! «Нет, отвечаю, такого нет, у нас по-обыкновенному разгововаривают…».
Концерты он мне всё-таки устроил. Сперва было в небольшом клубе на окраине, эдаком советском ДК со светильниками и паркетным полом. В зрительном зале были молодые ребята с одухотворёнными лицами и какие-то местные тётеньки, которые то и дело улыбались. Было уютно.
Потом концерты в ДК сменились концертами в каком-то подвале на «Сухаревской». Там мне понравилось меньше: потолок низкий, сцена – аршин пространства,  гримёрки нет. Вдоль стен над головой протянуты широкие водопроводные трубы, и мне всё время казалось, что нас непременно зальёт прямо посреди концерта. (Местная уборщица рассказала, что когда-то в этом подвале была сауна).  Лица публики я не запомнила, запомнила только, что все были очень модно одеты.
А мне мой продюсер стал намекать, что это я как-то не так одета. Стал заводить разговор о покупке платья. Я ему:  «Да какое платье, коли в этом погребе переодеваться негде! Лучше бы мы остались на той, старой площадке: там гримёрка была нормальная! Да и публика отзывчивее!» Он мне: ты. Мол, ничего не понимаешь, деревенщина, это же шаг вперёд! Это площадка в центре!
Так мы поругались в первый раз.
Ну, дальше были ещё концерты, дальше мы записывали альбом… Оказывается, чтоб раскрутиться – это надо очень сильно замотаться! Под конец я так устала, что у меня не осталось сил спорить, и я согласилась на пару совершенно нелепых предложений насчёт моих музыки и текстов.
Альбом вышел. И даже поступил в музыкальные магазины.
Я не буду рассказывать о том, сколько я заработала, сколько я заплатила, сколько заработал продюсер. В нашей семье всегда считали, что болтать про свои финансовые дела некрасиво.
А потом у меня брали интервью. Девчонка, которая меня расспрашивала, была гораздо младше меня. И всё задавала какие-то вопросики, пресные как овсянка на воде; на такие и отвечать скучно. Если б я брала интервью у человека, только что издавшего первый альбом, я бы уж такие вопросы напридумывала! И про музыку, и про каждую песню, и про то, что имелось в виду в какой-нибудь определённой строчке… А эта девчонка смотрит куда-то сквозь собеседника и талдычит, словно из заученного наизусть списка: «Расскажите, Дуняша, о Ваших планах на будущее!» Если честно, я такие вопросы считаю вздором: планируй – не планируй, а будущее всё равно выйдет непредсказуемым. Ну, думаю, ерундовый вопрос заслуживает только ерундового ответа. А в этом антикафе, в котором мы сидели, везде были книги, книги – и прямо у меня перед глазами том с золотыми буквами: «М.Хайдеггер. Бытие и время».  Ну, я и отвечаю с серьёзной миной: «В будущем я планирую прочитать Хайдеггера». Вот так, пусть нас не считают за полных деревенщин!
Ну, потом опять концерты, запись, хлопоты всякие.
Потом у меня всё-таки нашлось время посмотреть это интервью в Сети. Видеоряд, вроде, то же самый: антикафе, чашки, буфеты, книги золотыми корешками сверкают… А звукоряд – не тот! Я не помню, чтоб я говорила хоть что-нибудь, что было в этом ролике! И мой ответ про Хайдггера тоже куда-то делся! Вместо этого я говорю, что на выходных сбираюсь в свою родную деревню помогать матери убирать урожай. А дело было, между прочим, в декабре месяце.
Я звоню продюсеру: «В чём дело? Что вы сотворили с моим интервью? Куда делся Хайдеггер?!»  - Продюсер в ответ начал юлить, щеголять английскими словечками, а общий смысл сводился к тому, что мои ответы пришлось скорректировать, чтоб они больше соответствовали ожиданиям аудитории. «Вы что, - ору я ему, - аудиторию за дураков держите? Любой знает, что в декабре урожай не убирают!» -  «Ничего, говорит он, авось не заметят». – «Да как вы, - кричу, - вообще так умудрились сделать, что голос мой, а слова все сплошь не мои?!» - «Программа обработки аудио, - говорит. – И притом у нас есть один умелец…» - «Вот и велите ему вставить обратно фразу про Хайдеггера! Пусть вам Хайдеггер и не нравится, он всё равно выглядит лучше, чем этот бред!» - «Я лучше представляю, какой бред нравится публике!»
И тут я говорю: «Ну всё, хватит! Из-за твоих представлений у меня уже имя не своё, биография не своя, внешний вид не свой, а теперь ещё и слова не свои! Эдак ты мне вместо моих собственных песен ещё велишь петь какую-нибудь Лидию Русланову, и от меня самой совсем ничего не останется!»
Я не стала слушать, что он мне отвечал.
А потом администраторша того клуба в подвале меня и спрашивает: «Вы с Сержем из-за чего поссорились?» Я ответила честно: «Из-за Хайдеггера». Но она, кажется, не поверила.

8 ноября 2016