Пушкин и Джон Клей США часть 2

Дневник дипломата США в Санкт - Петербурге в 1830 – 1831 годах, часть 2

Итак, в дневнике  американского дипломата  Джона Клея* свидетельств знакомства или хотя бы мимолетных встреч с А.С.Пушкиным - не оказалось.
*) КЛЕЙ (Klay) Джон-Рэндольф (1808—1885) — секретарь Северо-Американской миссии, исполняющий обязанности поверенного в делах (июнь 1830—1832, дек. 1835 — июнь 1836), впоследствии полномочный посол в Перу.
Джон Клей, оставшийся в 3 года сиротой, был усыновлен Джоном Рэндльфом из Роанока (1773-1833), который в мае 1830 года и был назначен поверенным в делах США в Российской империи. С собой в качестве секретаря дипломатической миссии он  взял своего 22 – летнего приемного сына, Джона Клея.
По состоянию здоровья Джон Рэндльф и прибыл в Россию позже, в только августе, и  пробыл на своей должности всего 40 дней, убыв по болезни сначала в Лондон, а оттуда на родину, в США. Там он снова вернулся к политической деятельности и в марте 1833 году был избран в конгресс США, а 24 мая скончался.
Джон Клей,  его благодарный приемный сын, называвший его отцом, остался без политической, моральной и материальной поддержки в должности секретаря миссии,  исполняя обязанности поверенного в делах, хотя и шесть лет получая  зарплату секретаря, что значительно усложняло жизнь и должное исполнение дипломатических обязанностей. В США он был никому не известен и, потеряв отца, даже и не надеялся на продолжение дипломатической карьеры. Возможно поэтому он с 1830 по 1836 год находился в таком неудобном, неопределенном положении, и только в 1836 году получил утверждение в должности поверенного в делах в Конгрессе США. Но этому предшествовал его каждодневный труд и стремление не подвести то доверие, которое оказал ему отец. И, как мы видим, этот труд был не напрасный.
 
***

Ознакомившись с дневником Джона Клея за 1830-1831 годы и его небольшим эпистолярным наследием, понимаешь, что это был хорошо образованный молодой человек, с явными литературными способностями и довольно зрелыми политическими взглядами. Выраженные, в написанными им документах, письмах и дневнике, мысли дают нам возможность с уважением относиться к молодому американскому дипломату и проявить интерес к нему самому, в том числе и к полученному им образовании.
К сожалению, информация об образовании отсутствует или остается недоступной. Но имеется достаточно полная информация в этом направлении о его приемном отце, что помогает понять то, в какой семье вырос Джон Клей.
Джон Рэндолф родился в местечке Каусонс, округ Принс Джордж, штат Виргиния 2 июня 1773 года. Его часто называют Джоном Рэндолфом из Роанока, чтобы отличить от родственников и однофамильцев. Образование получал дома, в частных школах, в колледже в Нью-Джерси (в наст. время Принстоноский университет) и в Колумбийском колледже в Нью-Йорке. Также изучал право в Филадельфии, но так и не стал практикующим юристом.
С 4 марта 1799 по 3 марта 1813 года Рэндолф был депутатом шестого и шести последующих Конгрессов. Кроме того, в январе 1804 года он был назначен Палатой Представителей на должность одного из наблюдателей за осуществлением процедуры импичмента по отношению к Джону Пикерингу, судье окружного суда США от штата Нью-Хэмпшир, и в декабре того же года – по отношению к Сэмьюэлу Чейзу, члену Верховного США. Затем, после неудачной попытки избрания в тринадцатый Конгресс в 1812 году, Рэндолф возглавил стратегический комитет Конгресса. С 4 марта 1815 по 3 марта 1817 года он был депутатом четырнадцатого Конгресса. С 4 марта 1819 по 26 декабря 1825 года Рэндолф был депутатом шестнадцатого и трех последующих Конгрессов. 8 декабря он был назначен сенатором в связи с уходом с должности Джеймса Барбора. В Сенате Рэндолф служил до 3 марта 1827 года. Однако в 1827 году ему не удалось переизбраться на очередной срок в Сенат. Рэндолф был вновь избран в двадцатый Конгресс США и оставался депутатом с 4 марта 1827 года по 3 марта 1829 года. Затем он занял пост председателя стратегического комитета Конгресса.
Кроме того, Рэндолф был членом Виргинского конституционного конвента в Ричмонде в 1829 году. Уже в мае 1830 года он был назначен президентом Эндрю Джексоном американским посланником в России.
Необходимо отметить, что Джон Рэндолф имел весьма непростой характер, и его коллегам было непросто выполнять свои обязанности в тесном сотрудничестве с ним. Существует мнение, что, отправляя его в далекую Российскую Империю, Президент Э. Джексон просто хотел избавиться от Рэндолфа. «Должность чрезвычайного посланника и полномочного министра в России скоро станет вакантной, и я очень хочу, чтобы это место было занято одним из наиболее способных и выдающихся наших соотечественников», - с такими словами обратился президент к Рэндолфу, предлагая ему отправиться в Россию. В то же время профессор Б.П. Томас отмечает, что «вспыльчивый характер, язвительная речь, слабость здоровья и деликатное психическое состояние делали его полностью непригодным для дипломатического поста».
Вот такой человек стал приемным отцом и воспитателем Джона и его брата. Однозначно хорошо подготовленный, как серьезно образованный человек, но со сложным характером, что в результате   стало причиной его нового назначения.
Перед Рэндолфом стояли две основные задачи: добиться заключения договора или конвенции о торговле и мореплавании и подписания соглашения о правах и обязанностях воюющих сторон и нейтралов в случае, если одна из сторон окажется в состоянии войны с третьей державой.
В августе 1830 года Рэндолф под звуки фейерверков покинул берега Америки на борту военного корабля «Конкорд». Спустя некоторое время он прибыл в Кронштадт, где в его честь устроили грандиозный прием. Под гром орудийного салюта Рэндолф пересел на небольшое паровое судно и отправился в Санкт-Петербург.
Уже 12 августа состоялось знакомство американского посланника с временным главой российского Министерства иностранных дел. Самым любопытным было то, что уже во время первой встречи Рэндолф передал графу Ливену не только копии своей верительной грамоты и полномочий, но и… детальные указания М. Ван Бюрена* от 18 июня 1830 года.
*) Мартин Ван Бюрен – с 1821 году Ван Бюрен  сенатором от штата Нью-Йорк, представляя Демократическо-республиканскую партию.С 1828 при президенте США Джексоне - государственный секретарь США. В период с 1833 по 1837 год – вице-президент США.
В скором времени Д. Рэндолф стал слать американскому президенту сообщения о том, что перед ним поставили невыполнимые задачи, что надо было действовать, пока на посту главы российского Министерства иностранных дел был Нессельроде. Кроме того, он жаловался на смерть его слуги «верного Джубы», суровую зиму, страх перед желудочными заболеваниями. Он также писал панические письма американским посланникам в другие страны. В конце концов, он стал просить президента досрочно отозвать его из России и, не дождавшись ответа, покинул страну 19 сентября 1830 года на борту английского парохода. В России он оставил о себе впечатление «редкостного чудака» (a rare bird).
По  возвращении в  Виргинию Рэндолф вновь был избран в  Конгресс (1833), но  два месяца спустя, 24 мая 1833 года умер в Филадельфии. Джон Рэндолф был похоронен в своей резиденции «Роанок» в Виргинии. Но впоследствии было произведено перезахоронение, и сейчас тело Рэндолфа покоится в «Голливуде», Ричмонд, штат Виргиния.
В 1836 году, вспоминая своего уже покойного приемного отца, в  письме к брату он пишет: «Сэр Джон Рэндольф Роанеке был так добр, что усыновил нас, оставшихся круглыми сиротами. Но никогда не попрекал и не пользовался нашим незавидным положением, и другим не давал. Он не ждал от нас ханжества, прогнутого позвоночника, не просил платы за доброту, чтобы целовали ему руку за тарелку жаркого. Единственное, о чем он нас просил – учиться и работать, чтобы самим стать на ноги, жить достойно, не бросая тени на обе родительские – кровную и приемную – фамилии!
 
***

В своем дневнике молодой начинающий дипломат записывает свои впечатления о стране, жизнь в которой очень сильно отличается от его жизни в США. Отличается по климатическим условиям, по социально-политическому устройству, по культуре и другим параметрам.
Его необыкновенно подробная, и, как кажется, яркая и правдивая характеристика российского императора Николая 1 и его жены была приведена в первой части… И это было совсем в начале его деятельности  на посту и.о.поверенного в делах США в Российской империи, когда он, растерянный от поспешного отъезда отца, не был уверен ни в том, что он останется даже просто секретарем миссии, ни, тем более, что получит назначение на должность поверенного в делах. Воспитание и образование легли на благодатную почву и Джон Клей  не подвел своего отца и в дальнейшем оправдал доверие и отца, и правительства США.
Кроме императорской четы Джон Клей уделил внимание и некоторым другим современникам Пушкина, о которых знают читатели, интересующиеся данной тематикой, связанной с его жизнью и жизнью его окружения. Поэтому прежде чем перейти к описанию встречи Пушкина с Клеем интересно ознакомиться с впечатлениями молодого американского дипломата от встреч с другими известными петербургскими людьми той эпохи, точные характеристики которых еще больше усилят впечатление от ожидаемой встречи с поэтом.
Основным источником этой информации являются два письма Джона Клея своему родному брату в Филадельфию, датированные июлем 1836 года и 29  июля того же года, соответственно.
Какие фамилии современников и даже знакомых Пушкина упоминает Клей в своем дневнике и в письмах к своему брату.
Одним из первых в своих письменных документах Клей упоминает Карла Нессельроде, министра иностранных дел Российской империи. Нессельроде  долгое время был и главным начальником А.С.Пушкина во время его службы в МИДе, начиная  со времени окончания Царскосельского Лицея и до его ссылки из Одессы в Псковскую губернию. Граф М.С.Воронцов, в то время заслуженный генерал войны с Наполеоном и генерал - губернатор Одессы, и всего Новороссийского края, его последний начальник по службе, согласовывал увольнение Пушкина с министром Нессельроде. В дальнейшем Нессельроде и его одиозная и громоподобная жена возглавляли антипушкинскую партию в Петербурге и имели непосредственное отношение к организации травли Пушкина и его гибели.
В письме к брату Джон Клей описывает свое участие в развлечениях, устраиваемых в высшем свете, в частности участие в маскарадах. К ним он относится критически и называет «глупыми». Тут же он пишет: «Исключение по-прежнему салон австрийского посланника Карла Людвига Фикельмона и был до последнего времени - салон лорда Хейтсбери*. Ничего лишнего. Одни образованные и миролюбивые люди, умный разговор общественно образованных людей, первоклассных мыслителей, дипломатов и литераторов. К сожалению, не всегда могу поддержать разговор. Жизнь Франции, вообще Европы, где я не имел счастья долго жить и путешествовать, как многие из посетителей салона, недоступна мне. А здесь живо обсуждается».
*) Барон Хейтсбери видный политический деятель и дипломата, сэр Уильям а’Курт, 2-ой баронет (1779—1860). Он был депутатом Палаты общин от Дорчестера (1812—1814), занимал посты посла Великобритании в Португалии (1824—1827) и России (1828—1832), лорда-лейтенанта Ирландии (1844—1846) и губернатора острова Уайт (1841—1857).
В следующем письме Клей пишет брату: «После французской революции вообще появились какие-то демократические замашки во французским дипкорпусе. Это уже не аристократы с большой буквы, а скорее пишущий, путешествующий средний класс, зато я с этими славными простыми джентльменами на короткой ноге. Других посланников простота не касается. Среди них есть и европейские, истинные просвещенные аристократы, вроде австрийского дипломата графа Фикельмона*, о котором я уже не раз упоминал, но ему уже под шестьдесят, это человек столетия Просвещения, а есть представители новой волны, карьеристы и стяжатели чистой воды. Им не до прогресса человечества. Дух накопительства, утонченной интриги, изысканных и дорогих прихотей отнюдь не чужд этим поклонникам трёх «М»: Макиавелли, Меттерниха и царя Мидаса, который, как известно, всё, к чему ни прикасался, обращал в золото».
*) Австрийский государственный деятель французского происхождения, дипломат, писатель, генерал кавалерии австрийской службы. Министр-президент Австрийской империи в 1848 году. 
•Родился: 23 марта 1777 г., Дьёз, Королевство Франция
•Умер: 7 апреля 1857 г. (80 лет), Венеция, Ломбардо-Венецианское королевство, Австрийская империя
•В браке с: Фикельмон Долли
•Дети: Элизабет Александрин де Фикельмон

Муж Долли, генерал Фикельмон, единственный из лиц самого высшего дипломатического ранга, в 1837 году демонстративно прибыл на отпевание поэта в полном парадном облачении, при всех орденах и регалиях, как на самую важную официальную церемонию. В своем дневнике, в котором уже почти 5 лет не упоминалось имя поэта, Долли сделала подробную запись о трагедии, похитившей у России ее «дорогого, горячо любимого поэта… этот прекрасный талант, полный творческого духа и силы!.. Этот прекрасный сияющий светоч, которому как будто предназначено было все сильнее и сильнее освещать все, что его окружало…»

Приятно  читать положительные отзывы Д.Клея, иностранца из далекой страны, о человеке, чья жена Долли, урожденная графиня Тизенгаузен, внучка фельдмаршала М.И. Кутузова  и теща  Хитрово, дочь фельдмаршала, были большими друзьями и поклонниками поэта и человека Пушкина.
Дальше Д.Клей пишет об … известном авантюристе, хотя и в дипломатическом ранге и тоже участнике заговора против Пушкина:
«Яркий тут представитель – один предприимчивый посланник, у которого недурное состояние и своя немалая коллекция картин и антиквариата. Ни одной дешевой или проходной вещицы! Владелец – нидерландский посол барон Геккерен*. Он в России уже лет десять, его все знают, он всюду вхож и научился выжимать из своего положения весь сладкий сок, который остальным дипломатам и не снился. Ему покровительствует всесильный министр иностранных дел Нессельроде. Тот самый, про которого я тебе как-то писал, что он сорвал мне морской и торговый договор, ссылаясь на «политическую неустойчивость в Европе». На самом деле – тогдашнее сближение России с Англией привело к тому, что министр испугался недовольства этими договорами. Но подобные дела лжи – обыкновение в хитрой политике дипломатии. Другое дело – наглость. Так вот, про друга Нессельроде, этого ловкача Геккерна. О нем ходят упорные слухи, что он не чужд контрабанде и наживается на беспошлинных дипломатических посылках, умело реализуя тонкую писчую бумагу, полотно, посуду и стекло, прочий бытовой товар.
*) Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард (нид. Jacob Derk Burchard Anne baron van Heeckeren tot Enghuizen, иначе Van Heeckeren van Beverweerd, 28 ноября 1792, Зютфен — 28 сентября 1884, Париж) — голландский дипломат.
Геккерн никогда не состоял в браке. В начале 1830-х годов он познакомился с Жоржем Дантесом, сыном эльзасского помещика, служившим в то время в России. В результате переписки с родным отцом Дантеса и личной встречи с ним Геккерн добился согласия на усыновление Жоржа. Соглашение на усыновление от короля Голландии было получено 5 мая 1836 года, Дантес принял имя Жорж Шарль де Геккерн Дантес.
Роль Геккерна в событиях, предшествовавших последней дуэли Александра Пушкина, до сих пор не выяснена до конца. Барон Геккерн сыграл до конца не ясную, но, несомненно, враждебную роль в последней драме поэта.

"Выдающаяся в некотором смысле личность, этот барон Геккерн настоящая бестия", - продолжает своё повествование Джон Клей. "Если хочешь овладеть искусством жизни в нашем жестоком 19 веке, стоит брать уроки у него.  Не обязателен труд, главное – ловкость рук и ума, который признают за Геккерном, - толковать о принципах, нравственности, высоких материях, новом устройстве Европы, но выводить себя из-под этой нагрузки.
Если бы мне кто-то сказал, что он шпион трёх держав, я бы ничуть не удивился. По крайней мере, многие за его спиной утверждают, что он – официальный шпион все того же Нессельроде.
А кого же он тогда обслуживает в Европе – не официально, кроме своего короля? К его беспринципности  и бестыдству примешивается редкая скупость, о которой слагают среди дипломатов легенды.
Все знают: если тебя приглашает на обед Геккерен, значит, ты что-то знаешь, что хочет знать и он. Готовься к осаде и обороне, бесплатно не отобедаешь. Какой-то  новостью или мелкой тайной придется поделиться.
И всё-таки этот старый лис – подлинный знаток искусства и древностей, почти ученый. Вся его богатая квартира на невском – сверху донизу набита редкостями. Среди занятного антиквариата – и древние бесценные монеты, и бронзовое литье, и хрусталь, и серебро, и даже лаковая мебель 17 века, с инкрустацией в отличном состоянии. Всё сверкает в полутьме пещеры, как у Гарун аль-Рашида (барон любит всё первоклассное). На стенах особняка редкие, иногда весьма откровенного содержания картины. В углах гостинной – скульптуры, заметь – большей частью обнаженных юношей. Но работы замечательные. Признанных итальянских, редко - местных мастеров и стоят бешенных денег. И тщеславный Геккерен не прочь похвастаться своим добром перед гостями. Вопрос. Как ему досталось такое богатство. Сколько не воруй, ни спекулируй на посольской писчей бумаге, на все, что у него есть денег не хватит.  Десять против одного, что скупил по дешевке в разоряющихся или испытывающих затрунения семействах и мебель, и картины, и драгоценности. А то и взял взяткой или пустил что-то в обменный торг.
Почему никто его не остановит в таком сомнительном для иностранного посланника деле. Как контрабанда или спекуляция, ведь достаточно слова государя, не знаю. У меня такое впечатление, что все немного робеют перед его напористостью и хорошо подвешенным языком. Он, знаешь такой верткий. Целый день ходит туда-сюда. Везде принят. Везде есть у него свои люди и доносчики. Он все слышит, все видит, ему до всего есть дело. И все время слега улыбается, будто знает про тебя тайное, но до поры помалкивает. Нет, помяни мое слово, это новый тип человека, перед которым век снимает свою шляпу. Говорю тебе. Джо, я его даже втайне опасаюсь: этот Геккерен – пройдоха и интриган, каких мало. Да, видно. В наше время в бою все средства хороши, и ловкость в соединении с наглостью не последнее дело».
(Не правда ли, что это описание далекого от российских реалий человека вполне находится в контексте того, что мы знаем о Геккерене, как участнике заговора против Пушкина. И оно соответствует всему тому, что писали и другие люди, которые специально изучали преддуэльную историю Пушкина.)
Далее Д.Клей продолжает писать о Геккерене, но уже сообщает брату подробности отношений посла с Жоржем Дантесом.
«Мало этого: я узнал про этого старого опытного волка дипломатии совершенно неприличную вещь. Он, представитель коронованной особы, государственный человек – оказывается, откровенно циничный, развратный сладострастник! Будучи цветущим и холёным господином сорока с небольшим лет (кстати, никогда не женатым), он взял, да и поселил к себе на квартиру 22-летнего красавчика – француза. Но это не все:  при живом отце и большом, хотя и обедневшем, эльзасском семействе последнего наш дипломат умудрился его каким-то образом даже усыновить! Хотя. казалось, это сказка про отца и сына годится только для неопытных детей и глупых. Взбалмошных сентиментальных трясогузок в гостиных, она прошла при аплодисментах общества.
Представь, даже местные власти, которые любят поиграть в нравственность и заботу от крепости семейных уз, преследуют презрением всякое «инакомыслие» в этой деликатной сфере, вдруг сделали вид, что верят в «искренние» намерения бездетного старца» позаботиться о бесприютном юноше, сбежавшем от французских переворотов. Если я ничего не путаю. Голубоглазый «сынок» - на словах убежденный роялист и за это его приголубил двор.
Россия не так давно разгромила Наполеона и, возможно, лелеет в этом юноше сладкий ренессанс французской абсолютной монархии (чему теперь, конечно, и во сне не бывать). Впрочем, этот сладкий красавчик с неподвижными прозрачными глазами может прикинуться кем угодно. Я довольно усердно разглядывал этого малого – он совсем не похож на рыцаря без страха и упрека, смелого ратника и защитника трона, и уж тем более – нимало не смахивает на белокурую малютку. Нуждающуюся в добром папаше. Ловок, суетлив, развязен, улыбчив (улыбка у него, кстати, как  «папаши», искусственная и малоприятная), за словом в карман не полезет. Но, в сущности, малый простой, без царя в голове. Он довольно высок и тонок в кости, настоящий яд для сердца нетребовательных леди полусвета и скучающих вдовиц.
А со стороны поглядеть – смешон со своей самоуверенностью в мундирчике и в высоких ботфортах. Но в высшем свете все в помощь этому рыцарю со шпагой:  только одни военные имеют право на балах буквально все, как старики в чинах и летах, их приглашение на танец – чуть ли не честь для дам. Мундир офицерский в России приравнен к самому благонадежному элементу. Я не шучу. С военным мундиром даже самые в чинах и летах, их в чинах и летах, их строгие матроны пускают своих девиц флиртовать и танцевать без оглядки, ибо всему порукой якобы «офицерская честь». Ну и ну!
Живописные молодожены, ох извини. Плешивый папаша с тонкой улыбкой прихотливо изогнутых губ и его говорливый малютка, клянусь всеми святыми, Джо, на ура приняты в свете вместе с их малореальной легендой. Кажется, они наперебой спешно эксплуатируют две или три запущенные бароном Геккерном версии  маленький Жорж – незаконный сын самого барона. Одновременно (на выбор) – его племянник и…  внебрачный сын французского короля! Я слышал в разных местах все эти варианты. Настоящие фокусники.
В прихожей Геккерна, когда я покидал дом, уже освобождались от шляп и перчаток двое светских юношей определенного вида. Я думаю, они пришли не для того, чтобы поглазеть на картины. Зато в обществе, на балах и приемах, как я заметил, живописная парочка баронов Геккернов разбивается. Стараясь не вызвать подозрений, они держатся поодаль друг от друга, в своей компании, сообразно возрасту, как настоящие отец и сын. Юноша ухаживает за дамами, папаша беседует со стариками. Уверен, в России этой наглой коалиции помогли взятки и связи. Здесь они решают все. А представь Джо, какой гомерический хохот покрыл бы такую историю в наших местах!
Неужели ты еще не заметил, что история этого выскочки в ботфортах полностью повторяет МОЮ собственную биографию, только в пародийном варианте?
Когда сэр Рэндольф, буквально через сорок дней после нашего прибытия в Санкт-Петербург, внезапно заболел и был вынужден покинуть Свой пост посланника и уехать, я остался в ту осень на замену один. Я был обязан заменить его, пока не прибудет «подмога». Господи! Какой это был ужас в такой необычной, холодной и незнакомой стране, как Россия! Не владея тогда полностью ни французским, ни, тем более русским, я умудрился не подвести его. Я оказался способен выстоять без ощутимых потерь для его чести и для своего государства. Переговоры, документы, проталкивание наших интересов – всем этим я занялся уже через неделю. И все шесть лет  я часто оставался один на один с этим мохнатым зверем – Россией, «пока в дороге был еще один настоящий посол». Мне месяцами приходилось работать за троих, поскольку никто в Штатах не спешил тратить лишние деньги на такую далекую страну и торопиться с посланниками. А поскольку наши послы не спешили, раз за разом мне приходилось брать на себя, в их отсутствие, отчеты , донесения, всю переписку, препирательства насчет диппочты, визиты во Дворец, МИД, ответы на запросы нашего конгресса, и прочее всего не перечислишь.
Так продолжалось шесть лет, пока, как ты знаешь, мои усилия, ум, трудолюбие и прочее были замечены на родине, и я оказался теперь годен для самостоятельной роли посла в Перу! Подумай, мне всего 28 лет и я смотрю в будущее, не беспокоясь за свою жену и детей. Потому что привык работать. Та что же я должен чувствовать, глядя на свою пародию – этого французского карьериста и выскочку, который приехал в Россию за тем же, что и я,  - показать на что способен, - только с противоположными совершенно качествами и намерениями? Я учил языки, я буквально слеп, переписывая при плохих свечах бумаги, ворочая депешами, картами и мозгами из патриотизма и самоуважения, а потом уже для того, чтобы добиться оценки этих усилий, экономил на свечах и еде, а милому кавалергарду для сытой блестящей жизни не понадобилось тратить ни одного года. Во мне оскорблено чувство человека труда и чести.
Предвижу твои недоуменные вопросы: как так могло случиться, почему никто ничего в приличном обществе не заметил и не изгнал парочку этих шулеров? Я прихожу к неутешительному выводу, что бугряки, то бишь педерасты, своего ода тайное общество в обществе. Все его члены связаны между собой порукой  и молчанием почище масонов, всегда приходят на выручку друг другу жарче, чем родные по крови. Конечно, они есть и в окружении царя, я даже знаю их имена, и другие знают».

***

Прошу прощения читателей  за цитирование такого достаточно длинного письма Джона Клея своему брату, но мне кажется его видение, его независимое суждение и его сухой анализ ситуаций, и участие в них упомянутых «героев, отца и «сына» Геккернов, помогает нам лучше понять атмосферу высшего света в  Петербурге 30-ых годов 19 века.

Неправда ли такие подробные сведения и свежие впечатления молодого человека, хотя и уже 28 – летнего, сильно добавляют краски в общем-то известные портреты этих одиозных  персон, имена которых уже почти 200 лет связывают с  убийством  А.С.Пушкина. Пожалуй, в литературе нет более объемной, подробной и точной характеристики этих двух персонажей, которые сыграли столь зловещую роль в жизни  великого русского поэта.
Зная дальнейший дипломатический путь Джона Клея, хотя уже полномочным послом США, но  в третьеразрядной литиноамериканской стране – Перу, можно с уверенностью сказать, что литература и американская и мировая потеряла в нем великолепного писателя - портретиста…

***

И вот, наконец - то свидетельство Джона Клея о встрече с А.С. Пушкиным, которая, конечно же произошла в салоне Долли Фикельмон*, где, в отличие от многих других публичных мест, любил бывать Пушкин.
*)Долли Фикельмон - Графиня Дарья Фёдоровна Фикельмон, урождённая графиня Тизенгаузен, 14 октября [26 октября] 1804, Санкт-Петербург, Российская империя — 10 апреля 1863, Венеция [или Вена], Австрийская империя) — внучка фельдмаршала Кутузова, дочь Е. М. Хитрово, жена австрийского дипломата и политического деятеля К.Л. Фикельмона. Известна в свете,  как  Долли Фикельмон и  как хозяйка самого модного петербургского салона и автор обстоятельного «светского дневника», в записях которого особый интерес у пушкинистов вызывают фрагменты, касающиеся
Пушкина и его жены, и подробный отчёт о дуэли и смерти Пушкина.

***

Встреча Джона Клея и разговор с А.С. Пушкиным
Из письма к брату:
«Я тебе говорил как-то, что имел удовольствие познакомиться у графа Фикельмона с одним из самых ярких умов России, поэтом Poushkine. Там мне его представили. Он говорит по-французски так изящно, скоро и блестяще, что я было совсем увял со своим грубым галльским произношением и запасом казенных оборотов. Английским он владеет  совершенно, но, не имея навыков беглой устной речи, предпочитает все же  французский. Мы говорили вперемешку на том и этом.
Этот живой, смуглый господин ни на кого не похож и оригинален умом и чертами. Он будто несколько списан с наших мулатов – формой губ и цветом кожи, но с тонкими европейскими чертами лица и голубыми глазами.
На меня повеяло чем-то родным, я сразу испытал к нему симпатию. Он оказался любезным и учтивым собеседником, самого простого и изысканного тона. Г-н Poushkine, которого называют лучшим поэтом империи, никогда не покидал пределов России. Мне показалось это удивительным – ведь все дворяне российские весьма живо перемещаются по Европе. У него звание камер-юнкера 9-го класса, это не титул, а ничтожная должность при дворе. При этом ему как первому литератору России, царь доверил писать историю Петра I, самую спорную часть истории России, про которую здесь говорят, что до Петра была история России «слово и дело», а после Петра – одно уголовное дело.
Г-н Пушкин, с которым очень считаются  многие из дипломатов, поставил меня в тупик своими вопросами об устройстве демократии. Как всякого просвещенного человека в стране, его волнует один вопрос, когда будут работать законы в России – без принуждения и ружей, а своим существованием? «Des loist et non du sang» - законами, но не кровью, вот его любимое выражение. При этом он, однако же, собирается писать какую-то статью о жадности к наживе при демократии. Право, не думал встретить здесь такой глубокий и живой интерес к своей родине. Ты знаешь, что он мне сказал без всякого пиетита к нашим завоеваниям?
- Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не хлебом единым!
Гуманист и просвещенный ум, мистер   Poushkine отвёл, разумеется, душу в остроумных сравнениях, говоря, что производство каких- нибудь швейных иголок Джаксона требует сегодня от английских рабочих такого рабского, подневольного труда, риска для здоровья и жизни, как при строительстве египетских пирамид. Не знал, что и сказать ему в ответ: формально он прав – мир несовершенен.
И все-таки, что делать, когда прогресс требует жертв? Это заставило меня еще раз задуматься о судьбе неподвижно лежащей на огромных просторах России, где нет развитых дорог, где нет твердого закона для всех сословий, ни гуманизма, где беглых крестьян называют рабами».
 
***

Кажется, что Джон Клей, так подробно описывая героев своего повествования, обладал неким природным  сверхчувством в оценке соприкасающихся с ним в жизни людей. Иначе, как можно объяснить такую глубину …  в понимании сущности персонажей, с большинством из которых он сталкивался только на светских раутах. Все-таки всего 28 лет, еще не возраст зрелости, из которых 6 лет он прожил в России, вдали от всех людей, его соотечественников, которые в такой ситуации могли бы ему профессионально и по-человечески помочь. Конечно, громадное расстояние, суровый,  непривычный климат, незнакомая обстановка и форс мажорные обстоятельства способствовали мобилизации всех его сил и способностей, которые он, в конце концов, с успехом реализовал.

Иллюстрация: Бал в Санкт-Петербурге 19 века.

Продолжение: http://proza.ru/2019/02/04/71

13.08. 2018 г.
АэС