Два

Из-за утреннего субботнего майского дождика в ямках и выбоинах грунтовой дороги образовались лужицы. Дорога, повторяя изгиб, реки шла вверх по течению к центру села. С обоих сторон дороги стояли избы местного населения, которое только после войны узнало о существовании дверных замков. Прежде, когда все жильца уходили из дома, последний прислонял под наклоном ко входной двери лопату, которая красноречиво всем говорила, что в доме никого нет, а значит и заходить не надо. Конечно, и сейчас случается увидеть подобную картину, но это стало редкостью.

По мокрой дороге уныло брел Петр. Ему совершенно ни о чем не хотелось думать, поэтому он находился скорее всего в состоянии нирваны.

Через час у столовой он встретил седого старика с белой бородой.

- Откуда ты доходяга? Что-то я тебя здесь раньше не встречал.

- Я из Скаляпа, попросил ребят с проходящей мимо самоходной баржи подвезти меня и уже договорился с теми, кто подбросит меня обратно.

- И чего тебе понадобилось в райцентре?

- В деревне я занимаюсь дизельной электростанцией, вот и приехал пораньше поутру кое-чего для нее родимой раздобыл, а кой-чего нигде не сыскать. На обратном пути попрошу речников слить нам хоть бочку солярки.

- Так просто дадут.

- Обычно никто не отказывает, видя наше бедственное положение. Денег у нас, как говорится, не водится, отплатить мы можем лишь шкурками, например ондатры, на шапку или засоленной рыбой.

- С душком.

- Такая для местных – деликатес, а для иных имеется обычный засол.

- В вашей деревни на три дома поди и станция такая же седая, как ты.

- Да электростанция старенькая, начальство предлагало отправить ее на капитальный ремонт, однако те, кто живет там постоянно сказали: вначале привезите нам из капитального ремонта, только тогда эту отдадим.

- Ты, я вижу все свои дела переделал. Да и я тоже.

- Какие у тебя дела?

- Ссыльный я, поэтому раз в неделю должен предъявлять себя участковому, что де живой и трезвый. Вот отметился у милиционера, поэтому предлагаю выпить по стакану вина за знакомство – я плачу.

Дед согласился, они пошли в ближайший магазин, и старик сказал:

- Предлагаю взять вот это плодово-ягодное литовское вино.

- Уже пробовал, старче?

- Да. Во-первых, в нем какие-никакие, а витамины имеются. Во-вторых, оно сладенькое: пьешь и пить хочется. В-третьих, оно дешевое.

Затем они пошли побазарить в столовую, где магнитофон пел:

Два по двести, Зоечка!
А она в ответ
Дай-то бог здоровьечка!
Коли счастья нет.

Они, сев за стол абсолютно трезвыми, мелкими глотками, смакуя, пили чудесный нектар, и, поймав кайф, Петр поинтересовался:

- Ты-то как очутился здесь, в комической республике?

- Видишь ли дали мне четвертной, а по окончании срока отправили сюда в ссылку. Вначале местные меня чурались в дом пускать не хотели, но, когда я подрегулировал насос высокого давления, и дизель ожил и стал давать свет – зауважали, кормить стали. Ну и я, чем смогу подсоблю, особливо на сенокосе, где каждая пара рук на вес золота.

- Может зверье вас беспокоит?

- Волки и так сыты. Как-то повадился по осени крупный медведь, может шатун, по деревне поздно вечером ходить и тереться об углы домов и сараев. Женщины перепугались в усмерть, а мужики лишь досадовали, что де на всех всего одна старая берданка. – Боялись, что подранят зверя, а он более обозлится и все многолетние строения порушит. Всех собак на ночлег брали по избам. Но однажды, когда он мне подвернулся, я через форточку окатил мишку кипятком из кружки. Медведь взревел, опрометью бросился в парму, и больше не беспокоил население.

- Силен ты бродяга. За что же четвертак схлопотал?

- Если было бы за что – убили.

- А все-таки?

- Мы послевоенные пацаны в Подмосковье наслушались сказок о молодой гвардии, о Краснодоне. Тимуровцев никаких рядом, и мы решили создать свою организацию, чтобы помогать, вдовам, инвалидам, старым людям. Пару месяцев мы бескорыстно помогали согражданам, потом НКВД взяло одного из наших, он пыток не выдержал и написал под диктовку такое, что и подумать страшно. – Всем нам малолеткам дали 58-ую за терроризм и так далее. НКВД-эшники получили за нас шалопаев и ордена, и звания.

- После окончания ссылки домой возвратишься?

- Чтобы еще кого-нибудь мерзавца за меня наградили? – Нет уж туда соваться мне нет никакого резона. Найдется жаждущий новых званий, обвинит, что я де готовил покушение на вождя народов.

- На предателя?

- Да, - ответил старик и спокойно добавил, - и не отвертеться.

- Куда ж ты подашься?

- Обветшал я для странствий. Наверное, здесь и останусь доживать свой век. Предлагали мне в староверский скит уйти — это дорога в один конец.

- Слышал я об этом, что-то смутное – никто не знает сколько их и где они находятся. - Если у них место освобождается, приходит из-за болот человек и уводит с сбой кого-нибудь из села, чаще всего молодую девушку.

- Вроде бы я не девушка, а приглашали меня, прознав, что я наладил местным капканы и ловушки. Я сказал, что ссылку надо досидеть, а то сорвусь я, и их могу подвести, дескать начнут меня усиленно искать и наткнутся на скит, который, как они думают, с воздуха незаметен.

- Кстати питаются они подножным кормом, рыбой, дичью и стараются костров днем не жечь, так что многое употребляют в сыром виде. Их спартанское житье-бытье не каждому в пору придется.

- Божьи люди, слава богу с голоду не умирают.

- С голоду умер один здесь в селе.

- Как же так?

- Двоих ссыльных взяли работать на склад местного совхоза. Они грузили разгружали удобрения, посевной материал, технику. Жили там же на складе, варили суп или отвар из овса и этим только питались.

- Что ж совхоз ничего им не платил?

- Естественно платили им, какие-то малые зарплаты, но они ни одной копейки на еду не истратили. На все деньги покупали разные фунфырьки, в первую очередь одеколон. Как это обнаружилось второго срочно поместили в больницу, а к умершему от голода приехали прилично одетые родители из Москвы и присутствовали при захоронении на сельском кладбище.

- Не веселая история получилась. А как тебя угораздило сюда?

- Так я и родился в этих краях. Родители работали в геологоразведке, потом в леспромхозе. Когда же я вернулся из армии, встал на ноги, трагический случай прервал их жизненный путь. Женился, надеялся, что жена утешит меня, но через полгода после свадьбы застукал ее с чмошником, отлупил обоих. Сучка умоляла на коленях простить ее, а ее ухажер зафиксировал побои и подал на меня в суд. Мой адвокат подал встречный иск, о привлечении истца к ответственности за аморальность, за его вред, наносимый обществу по уничтожению семьи основной ячейки общества. В перерыве судебного разбирательства адвокат мне сказал, что дело закончится миром, но надо соблюсти формальности. Все работники суда, истец, адвокат, все ушли обедать. Охранник сказал, что меня не велено выпускать на улицу. Я взбеленился: что это за формальности, когда сами ушли на обед, а меня на пускают даже на улицу. Дверь туалета и все остальные двери оказались закрытыми. Открытой оказалась лишь дверь районного прокурора. Я забрался на его стол и сходил там по-маленькому и по большому. Вычислять меня местным пинкертонам долго не пришлось, тут же оперативно суд рассмотрел мой хулиганский поступок и вынес быстро приговор: два года колонии плюс два года ссылки.

- Поди тебя растили баловнем. Можно вспомнить Александра Сергеевича, который советовал: умейте властвовать собою. Эх, что бы было, если бы каждый поступал, как ты, выплескивая наружу свои эмоции?

- Да дедуля правильно ты говоришь.

- Будем надеяться, что это не последняя наша встреча. Хотя ты молод и полон сил и сможешь куда-нибудь завербоваться подальше отсюда.

Буксир с дедом отчалил. На берегу Петр поднял над головой правый кулак и помахал им деду на прощание. Старик на корме судна пытался изобразить улыбку на поросшем бородой лице и ответил таким же прощальным жестом.

От берега, Петр вернулся к дому, где он снимал угол. Ничего не поев, ничего не попив, он лег спать не раздеваясь.

Посреди ночи он проснулся, вспомнил о встреченном товарище по несчастью, вспомнил прекрасное плодово-ягодное, и ему очень захотелось еще выпить этого же вина. Взбудоражила его память и слова давней песни:

Выпьем мы за счастье трудное,
За дорогу без конца,
За слепые, безрассудные,
Неподсудные сердца.

Часа полтора он ворочался на лежанке, затем встал, взял фонарь, фомку и вышел на улицу. Он хорошо запомнил этикетку на винной бутылке, но не мог вспомнить в каком именно магазине зелье продавалось. Поэтому он фомкой открывал двери всех маленьких магазинчиков и с помощью фонарика искал на полках этикетку. Лишь в пятом магазинчике он нашел знакомую бутыль. Взяв пару штук, он вернулся домой. Выпив два стакана, утолил жажду, разделся, лег в кровать, и тут же блаженный сон принял его в свои объятия.

Разбудил его шум дождя. Он взглянул на стол с двумя бутылками, припомнил ночные события. На душе заскребли кошки. Он долго и мучительно обдумывал: неужели наступила амба, как поступить.

Около полудня он пришел к участковому и покаялся. Тот сказал ему:

- Пока посидишь в КПЗ, до прояснения ситуации.

Через сутки участковый пояснил:

- Немецкая овчарка твой след не взяла из-за проливного дождя, однако хорошо, что ты сам пришел с повинной, потому что все тайное всегда становится явным. Если бы сейчас оформили висяк, то по прошествии времени тебе бы за пустяковину накрутили по полной.

- Так я взял-то всего две бутылки вина.

- А шухера понаделал на миллион. Все заведующие магазинами написали заявления, что у них пропало множество дорогостоящих продуктов. Начальник нашего райотдела пригрозил им проведением полной ревизии органами ОБХСС, но пока только один забрал заявление назад.

Две долгие недели для Петра прошли в томительном ожидании при мерзопакостном настроение. Наконец хмурый участковый объявил:

- Все завмаги забрали свои заявы, я получил нахлобучку, а тебе за совершенные преступления добавят ссылку здесь - два года.