Импровис

«В общем же игра тональностями в каждой части произведения интересна, красива и закономерна; распределение тональностей указывает на пробуждавшееся во мне в те времена понимание взаимодействия тональностей и отношений между ними, служившее мне в течение всей последующей моей музыкальной деятельности. О, сколько композиторов на свете лишены этого понимания! В числе их Даргомыжский, да пожалуй что и Вагнер! К тому времени относится и вырабатывавшееся во мне все более и более чувство абсолютного значения или оттенка каждой тональности. Исключительная ли оно субъективно или подлежит каким-либо общим законам? Думаю — то и другое. Вряд ли найдётся много композиторов, считающих локрийский лад гармониями юности, веселья, весны или утренней зари, а, напротив, все связывают этот лад с представлениями о глубокой древности, потусторонним существам или тёмной дьявольской ночи.»

Римский-Корсаков



      Как много тайного и противоречивого остается за гранью человеческого сознания, как упорно наш разум старается найти всему происходящему логическую трактовку и снова вернуться к реальной обыденности. Тому, что произошло с моим хорошим другом Александром Адашкиным, я не могу найти рационального объяснения, а врачи и вовсе сочли необходимым запереть меня в одиночной палате петербургской психиатрической больницы Святого Николая Чудотворца.

      С Александром мы познакомились в далеком детстве, когда впервые встретились в музыкальном колледже на занятиях по эстрадной гитаре. Он был человеком весьма разносторонним, а от его коллекции музыки у меня захватывало дух. Уже тогда нам нравилось подолгу музицировать в его комнате, пытаясь воспроизвести те гармонии, которые мы когда-то услышали на безымянной кассете из его коллекции. Мелодии, что были записаны на ней, как мне казалось, успокаивают меня и расслабляют. С тех пор эта кассета стала для нас неким эталоном композиторского мастерства, которого мы хотели достичь.

      Шли годы, а мы все так же импровизировали на знакомые нам музыкальные темы. Частично мы заимствовали что-то у зарубежных музыкантов, с другой стороны мы старались совместить это со стилистикой услышанной на безымянной кассете музыки. В своих попытках отыскать какую-то информацию по музыкантам и композиторам этой неземной красоты я не достиг успеха. Тогда же я решил, что необходимо исследовать не происхождение этой музыки, а ее структуру. Вместе с Александром мы выяснили, что все композиции были написаны в локрийском ладу. Кроме этого мы заметили одну странность, что преследовала нас во время импровизаций. Нам обоим казалось, что наше сознание переносится в некое потустороннее пространство, а музыка, что мы играли и, как нам казалось, придумывали сами, на самом деле звучала откуда-то извне. Открывая глаза, мы видели перед собой неземные пейзажи, что захватывали дух и чужеродных существ, что обитали в этом мире. Мы назвали этот мир — Импровис. Для нашей безопасности мы договорились заводить будильник, который бы пробуждал нас от транса каждый раз, когда проходит час. К сожалению, из-за нехватки времени мы не могли подолгу наслаждаться пребыванием в другой реальности, а вернувшись соглашались, что это были только плоды нашей фантазии.

      В один вечер Александр позвонил мне на телефон в чрезвычайном возбуждении и попросил незамедлительно приехать к нему, так как он получил нечто, о чем не может рассказывать по телефону. Наспех собравшись, я вышел на прохладную петербургскую улицу и поспешил пересечь сквер, чтобы поскорее добраться до своего друга. Дверь в его квартиру была открыта. Внутри была густая темнота, но из дальней комнаты было видно слабое оранжевое свечение. Пройдя туда я обнаружил Александра, сидящего на деревянном стуле и держащего в руках странного вида цветок, что источал этот тусклый свет. Я могу поклясться, что подобное растение нехарактерно для земной флоры. В этом цветке было что-то маняще-потустороннее, но поразительно знакомое. Александр пояснил мне, что во время музицирования он снова перенесся в Импровис, и там сорвал этот цветок. Когда же мой друг открыл глаза, то обнаружил его в своих руках, а после сразу же позвонил мне.

      В тот роковой день, третьего сентября тысяча девятьсот девяносто пятого года, Александр предложил мне посвятить выходной день музицированию и импровизациям для длительного путешествия в Импровис. Я с энтузиазмом согласился, и к обеду стоял на его пороге, держа гитару в руках. В тот день мы играли без отдыха чуть больше шести часов. Тот мир, что мы видели перед собой, встретил нас особой яркостью, будто чувствовал, что мы собирались задержаться в нем надолго. Мы с Александром ходили по бескрайним неземным полям, с интересом изучали неведомых животных, наслаждались запахом чужеродных цветов. Нам казалось, что мы принадлежим этому миру, будто родились тут и никогда не жили в нашей реальности. Импровис настолько увлек нас, что мы потеряли счет времени.

      Когда зазвенел будильник, я с трудом услышал его звук, и тут же обратился к Александру, предлагая выйти из этого мира и закончить наше музицирование. Он же в ответ только покачал головой и сообщил мне, что собирается остаться в Импровисе навсегда. Я умолял его вернуться со мной, в тревоге убеждал, что этот мир нереален, но он твердо стоял на своем. Тогда я перестал музицировать, надеясь, что смогу разбудить Александра от этого гипнотического сна, но к своему ужасу обнаружил его холодное тело, сидящее на стуле передо мной.

      Прибывшие врачи констатировали смерть, которая наступила около шести часов назад, очевидно, в тот самый момент, когда мы перенеслись в Импровис. Я попытался убедить собравшихся докторов в реальности потустороннего мира, демонстрировал им загадочный цветок, что Александр принес оттуда, но все было тщетным. Меня направили на принудительное лечение в психиатрическую клинику Святого Николая Чудотворца с диагнозом индуцированный психоз на фоне смерти близкого человека, где я нахожусь и по сей день. Мне разрешают музицировать по двадцать минут в день под строжайшим наблюдением лечащего врача, но сегодня вечером я уговорил их разрешить мне часовую импровизацию, благодаря которой я собираюсь покинуть ненавистную мне клинику и присоединиться к своему другу Александру Адашкину.