Гл. 4. Еще один способ познакомиться с девушкой

Миринэ принесла ему вещи: выстиранные, высушенные и отглаженные. «Платье гостеприимства» Катуан оставлял в доме хозяина, так ему было удобнее. Переодеваясь, он думал о том, что следует сделать. Как ни крутись, а самое позднее завтра вечером ему предстоит засвидетельствовать свое почтение творениям Спящего, а в перспективе и ему самому.  «У Бриуна» он оказался в поздних сумерках и в дверях наткнулся на Микля, которому предложил выпить по кружечке. Даровщина вышибалу манила. Они устроились за столиком в глубокой нише с декоративными сводами, создававшей ощущение интимности.
- Давно навещал родных в Пустоши?
- Там меня не слишком жалуют. А что?
- Хочу предложить работу.
- За деньги или по знакомству?
- Всего довольно. Но сначала сделай мне одолжение: позови кого-нибудь и поболтай, пока я не вернусь.
Микль кивнул. Катуан подошёл к стойке, где ядрёная деваха, Бриунова племянница, протирала пивные кружки.
- Где Везунчик?
- Внизу, где ж ему быть?
Катуан зашёл за стойку и спустился по коротенькой лесенке на кухню. Там, румяная от жара, в окружении молоденьких помощниц из родни, колдовала жена хозяина. Сделав ей пару комплиментов и пощипав милашек, аристократ спросил её мужа.
- Не знаю, право. Может, на дворе, а может, спустился в подвал…
- За пивом?
- Если бы! За пивом, вон, девчонки бегают. От него помощи не дождешься. Сядет в подвале на стул где-нибудь в уголке и сидит: руки на животе сложит, глаза выпучит. Ни дать, ни взять император.
- Так я посмотрю…
В подвале никого не было. Катуан наугад побрел между бочками с пивом, вином и соленьями, висящими колбасами и окороками, сосудами с маслом. Наконец, он увидел стул, придвинутый к стене в углу. Катуан сел и едва не подпрыгнул: у самого уха Микль громко и взахлёб рассказывал невидимому собеседнику бородатый анекдот из местной жизни. Задерживаться здесь было делом ненужным и опасным, но заинтригованный Катуан бегло исследовал подвал. Несколько мест показались ему специально расчищенными, но услышать ничего не удалось. Прихватив для отвода глаз маленький бочонок с пивом и связку колбасок, он вернулся в кухню.
- Нашёл моего?
- Нет, хозяюшка, нашёл кое-что получше. Запиши на мой счет. И пусть твои красавицы принесут нам с Миклем тушёных овощей на закуску.
- Охота тебе дармоеда кормить? В него сколько ни кинь, всё мало.
- Хочу посмотреть, когда же он лопнет.
Завидев Катуана с поклажей, вышибала тотчас же сплавил собеседника.
- Убедился?
Катуан кивнул.
- Где можно поговорить спокойно?
- У меня в каморке. Сейчас пошлю мальчишку: пусть зажжёт фонарь и накроет там.
Маленькая веранда перед входом в жилище Микля выходила в сад на внутреннем дворе и была сооружена им собственноручно. Её деревянную решетку густо оплетал дикий виноград, а под потолком висел бронзовый фонарь с окошками из цветного стекла – роскошь, происхождение которой Микль никому не открывал. Под сенью лозы и цветными бликами из фонаря стоял резной столик, за которым расположились собеседники.
- Давно знал об «ушах»?
- Сколько здесь работаю.
- Что не сказал?
- Ты не спрашивал. Да и особых дел ни с кем не водил. Теперь, значит, водишь?
- Вожу ли, нет ли - не твоё дело. Только после вчерашней нашей беседы Бриун мне про тебя недобрые истории рассказывал. Будто ты меня в Пустошь заманить хочешь для разбойной надобности. Вот я и задумался, откуда ему знать про наши дела.
Микль усмехнулся.
- Это он может. С «ушей» он прямой доход имеет.
- А ты с него?
- Верно.
- Все столы с «ушами»?
- Только четыре. Те, что для бесед «с глазу на глаз», вроде того, что ты проверил. Я сам при них состою: обслуживаю, сажаю, кого он велит.
- И что за народ?
- Когда купцы, наши или заезжие, а когда люд из Пустоши. Разный народ.
- И Балахоны?
- Не… Те у себя едят. А что у тебя за дело?
- Проводник нужен. В Пустошь.
- Это понятно. Только она ведь большая.
- Хочу повторить твой подвиг, пройти следом за Балахонами к замку Спящего.
- Собраться надо.
- Всё, что скажешь.
- Когда?
- Завтра, как будем готовы.
- Деньги?
- Аванс сейчас. На всё, про всё. Остальное – если вернемся с тем, за чем посылают.
Катуан положил на стол кошель. Микль подбросил его на ладони, заглянул внутрь.
- Идёт! Только заедем по пути на хутор к матери. Оставлю ей на жизнь, а то можем и не вернуться.
- Балахонов не потеряем?
- Берегиней клянусь!
Поднявшись, наконец, к себе, Катуан уселся на кровать и задумался. Нельзя сказать, чтобы он пытался что-либо планировать, для этого на него свалилось слишком много неизвестных. Но он ввязался в войну, а она, как известно, план покажет. Сидячее положение при его комплекции, когда сытое брюхо упирается в массивную грудь, плохо подходило как для размышлений, так и для пищеварения. Следовало раздеться и лечь, дать телу отдохнуть от тесноты, к которой принуждала необходимость носить одежду. Нагота давала ощущение свободы. Подавленный случившимся, он в этом ощущении нуждался. Раздеваясь, Катуан вдруг вспомнил о куртке, которую по жаре оставил дома. Карман, где накануне лежал «ведьмин подарок» был пуст. Гранёный стеклянный шарик, дешёвенькое по столичным меркам, но редкое здесь украшение, Магит преподнесла ему «на вечную память» и ревниво интересовалась, хранит ли возлюбленный её подарок. Необходимость носить это убожество на шее сильно тяготила аристократа. Его блеф накануне разом решил две проблемы: он избавился от надоевшей безделушки и поставил точку в вопросе с Бриуном, который так неосторожно польстился на «амулет от подслушивания».
Стянув с себя всё до нитки, Катуан с наслаждением растянулся на постели и закрыл глаза, давая свободу мыслям. Его занимал дом, в котором он сейчас находился: его история, планировка и его связь с замком. Саар Лакиан перелицевал отданный ему для изгнания городок с единственной целью: обезопасить своё жилище. Рельеф давал ему мало преимуществ: склоны холма были слишком пологими, окрестные речушки мелкими, а леса редкими. Тем не менее, Владыка, попытался обратить эти обстоятельства себе на пользу. Город, запертый между двумя укреплениями, был спланирован по всем правилам обороны: кварталы, расположенные в шахматном порядке, разделялись узкими короткими улочками, удобными для баррикадирования. То тут, то там на плане были обозначены колодцы. Между средней и внешней стенами застройка велась гораздо позднее и куда более стихийно. Если там и был какой-то особый план, Катуан не успел понять, в чём он состоит. Время и обстоятельства внесли свои коррективы: город вытянулся к востоку, отступив перед Пустошью. Внешнее и среднее укрепления были запущены, а частью разобраны горожанами или жителями выселок. Лакиниды и магистрат позаботились соединить замковое укрепление на западе с уцелевшей частью внешней стены, охватывающей поселение с востока, снова замкнув кольцо. Несмотря на позднейшие перестройки, разница между верхним и нижним городом всё ещё была заметна, а кое-где попадались заросшие и запущенные, но по-прежнему впечатляющие остатки среднего укрепления.
Здание «У Бриуна» вне всяких сомнений было построено по приказу Владыки и почти не изменилось за прошедшие столетия. Гостевым крылом оно врастало в стену внутреннего укрепления, а на древнем чертеже было связано ходами и с самим замком, и ещё с дюжиной других построек. «Уши» и непонятные значки на плане, назначение которых по памяти пытался определить Катуан, тоже относились к разряду удобств для тех, кто хотел знать больше других. Владыка Саар не хуже Бриуна понимал, как полезно первым узнавать новости. Катуан попробовал расшифровать ребус, встав на его место. Общий зал прослушивается из подвала, но важные беседы не всегда ведут на глазах у людей. Потребность обсудить что-либо в спокойной обстановке побуждает беседующих подняться в номер. Вентиляционной системы, по которой можно свободно разгуливать, здесь нет. Каким образом осуществляется контроль над вторым и третьим этажами? Как и на древнем плане, из общей залы наверх ведут две лестницы. Главная поднимается к коридорам с рядом номеров по одной стороне и окнами в сад по другой. На чёрной одна над другой располагаются две каморки. Именно такую комнатку с отдельным входом на третьем этаже занимал Катуан. Помещение под ним Бриун использовал как кладовку для запасов посуды, инвентаря, сломанной мебели и прочего хлама, который может вдруг понадобиться. Похоже, именно на чёрной лестнице и в её комнатах следовало искать ключ ко всей системе. Лёжа в темноте с закрытыми глазами, Катуан пытался увязать между собой то, что он знал, с тем, о чём догадывался. Наконец, он созрел к действиям. Зажёг свечу, оделся и подошел к резному платяному шкафу в углу напротив двери. По идее, задняя стенка шкафа должна упираться в стену, смежную или общую с остатками замковых укреплений. Выложенный изразцовой плиткой участок второй стены угла указывал на камин в гостиной соседнего номера, обогревавший и его уединённую комнатку. А-Туанада попытался сдвинуть шкаф, чтобы исследовать угол за ним. Это оказалось дохлым номером. Тогда он открыл шкаф, вытряхнул оттуда своё нехитрое тряпьё и внимательно осмотрел внутренность. Шкаф был встроен, а задняя стенка выстукивала пустоту. Рычаг был упрятан в полосе резного орнамента. После поворота одного из цветков панель подалась в сторону и открыла тянущийся влево длинный коридор с выступами каминных труб, изнанку гостиницы, утопленную в укрепление. Это была та самая связь с замком, из которой Катуан исходил в своих поисках, о которой сдержанно свидетельствовали древние планы. Коридор был полон пыли и зарос паутиной, оборвав которую Катуан обнаружил на стенах пометки, соответствующие каждому номеру. Здесь, на третьем этаже, дорогие номера состояли из двух комнат, гостиной и спальни. Помещение, смежное с его комнатой, не было занято, и провести подробное исследование стоило именно там. Оказалось, что каждая из комнат снабжена глазком, а в спальни можно было попасть, используя то же устройство, что и в шкафу Катуана.
- От меня изнутри, в номер снаружи, простенько и миленько. Здесь здорово запущено, выходит, старина Бриун так и не докопался. Но незадолго до него здесь ещё вовсю ходили: механизмы в отменном порядке и работают почти бесшумно. Не иначе, снова какое-нибудь алхимическое масло. Моему доброму хозяину хватает подслушивания по подвалам. А эта система рассчитана на большее: на похищение или убийство. Было бы логично найти проход из гостиницы прямо в Волчий, не таскались же с заложниками по городским улицам. Правда, есть риск встретить какою-нибудь нечисть из замка, но грызуны в гостинице водятся, так что Фонтан тут точно не ходит.
Окончательно извозившись о противоположную стену, Катуан ничего не нашёл.
- Думай, Касам, думай! К чему два прохода, когда можно ограничиться одним?
Он вернулся к себе, вышел на лестницу и спустился на площадку между этажами. Невинный внешний вид не произвёл на него впечатления. Вымыв руки и намочив старую рубаху, он протёр кладку и, дрожа от возбуждения и поминая тихим словом Спящего со всеми его тайнами, пядь за пядью принялся ощупывать стену. Рычаг состоял из четырёх одинаковых выступов, которые упорно не поддавались усилиям: то ли механизм был заблокирован изнутри, то ли не подобралась нужная комбинация. Решено было оставить это на потом. Доступ в замок у него был, а попасть куда-нибудь на склад или Фонтану в когти не хотелось. Катуан был доволен: ему удалось не просто расшифровать план и открыть систему тайных ходов, а проследить ход рассуждений и способ, которым Спящий осуществлял свои планы. Столкнись с ним теперь лицом к лицу, он мог рассчитывать на некоторое преимущество. Оставалось составить представление о том, в кого Спящему будет предложено воплотиться. Для этого следовало вернуться в изнанку третьего этажа. Балахоны занимали там два смежных помещения, по двое дежуря в коридоре. На этот раз он снял сапоги и повесил на пояс широкий нож. Осторожно ступая, подошёл к номерам, в которых располагались сектанты. Ему повезло: в первом же глазке он нашел искомое. Претендент одиноко сидел среди подушек на полу в спальне, вполоборота к Катуану, что не позволяло увидеть лица, по-прежнему закутанный с головы до ног на этот раз в цветное платье. Голову и плечи окутывал широкий газовый шарф, расшитый золотыми цветами по винно-красному полю.  Из-под шарфа едва виднелся синий с золотом парчовый кафтан. Бордовые шальвары сужались книзу и собирались гармошкой на тонких щиколотках босых ног.  Тонкие пальцы придерживали на коленях развернутый свиток. Его неподвижность наводила на мысль о сне или глубокой задумчивости. Понаблюдав немного, Катуан осмотрел соседние помещения. В гостиной того же номера он обнаружил двух Балахонов, один из которых спал. В номере, смежном со спальней претендента, расположились ещё двое, спящий и бодрствующий. Итак, претендент охранялся очень тщательно, но сторожа, очевидно, имели вескую причину избегать его общества, пока это было возможно, что для Катуана являлось благоприятным обстоятельством.
- Этот книжник сказал: «Взять под контроль». Попробую. По крайней мере, предложу мальчишке сменить компанию.
Ещё немного понаблюдав за обстановкой, Катуан вернулся к подростку, убедился, что тот всё так же неподвижен и, моля богов не наделать большого шума, взялся за рычаг потайного хода.  Послышалось шуршание, тихий скрип панели, и Катуан оказался в спальне, благо, петли шкафа не издали ни звука. Мягко ступая босыми ногами по вытертому ковру и лихорадочно раздумывая, не зажать ли сидящему на всякий случай рот, он подошел к неподвижной фигуре на подушках.  И вдруг претендент повернулся, а Катуан застыл от неожиданности. Из-под покрывала на него смотрело нежное овальное лицо с лёгким румянцем на смуглых щеках, маленьким ртом, прямым, тонко очерченным носом и густыми бровями, сходящимися над переносицей. Но самым удивительным в этом совершенном лице были глаза: миндалевидной формы, синие, искрящиеся, точно лунная дорожка в ночном море. Эти глаза могли принадлежать только одному существу под небом – Ей, Единственной, Возлюбленной. Стоя посреди комнаты, Катуан, дурак дураком, пялился в эти чарующие глаза.  Сидящая перед ним богиня его грёз подняла узкую ладонь и приложила палец к губам, поведя глазами на дверь.  Он кивнул. Она опустила ресницы, указывая на место радом с собой. Катуан сел. Она посмотрела на свиток. Это были комментарии св. Меуда Арремейского к Пятой Книге «Канона». Тонкий перст упёрся в пергамент. «И кто поможет нам в тяжкий час, когда лживые толкователи и нечестивые еретики влачат чистую деву - истинную веру – в пучину скверны, на мерзость и поругание силам тьмы?» - прочёл Катуан. Это был древний язык и неисправленный текст трёхсотлетней давности. Вряд ли свиток был оригиналом, но, несомненно, принадлежал к наиболее ранним спискам труда, передаваемого сегодня из рук в руки из-под полы. Отредактированный и фальсифицированный позднейшими вставками перевод, плод теологических войн, время от времени сотрясающих Церковь Единого, можно было найти в любом сборнике «Канона». Разница между компиляцией и оригиналом давала пищу к глубоким метафизическим изысканиям; знания священного языка оригинала и ранних списков нельзя было ожидать от первого встречного. Тем не менее, девушка просила о помощи, указывая на строчку из архаичного документа, очевидно, не сомневаясь, что её понимают. Очарованный и сбитый с толку, Катуан готов был немедленно сорваться и бежать вместе с ней в потайной коридор и дальше, туда, где их никто не найдет, но на задворках сознания бабочкой «Мертвая голова» билась мысль: «В какую же чертовщину я на самом деле вляпался?» За дверью послышались голоса, и синий взгляд метнулся к открытому шкафу. Реальная опасность встряхнула Катуана. Чудеса и тайны нужно было оставить на потом. Он снял с пальца родовой перстень («Бедная Магит, она так вожделела его заполучить!») и вложил в руку сидящей как залог своего слова. Она схватила его ладонь, поцеловала и проворно спрятала перстень на себе. Катуан исчез в шкафу.


Рецензии