Последняя бутылка

               

     Алексей усмехнулся и вывел дрожащей рукой наискосок карандашом  по водочной этикетке – последняя бутылка…  Он действительно и твёрдо решил «завязать».
     Впрочем, таких вот твёрдых завязываний имелось в прошлом, в том числе недавнем, достаточно, однако никаких таких надписей он раньше не делал, и теперь будет действительно последний раз. Тем более, что жена с дочкой уехали на летний месяц к родне на Волгу,оттуда ненадолго на море, и пить одному вдвойне опасно, легко можно снова сорваться «в штопор» - уйти в запой на несколько дней, как, положа руку на сердце, случается в последние лет пять всё чаще – если и не каждый месяц, то, в среднем, через месяц точно. В позапрошлом же году в такой же вот отпуск жены пил больше недели, потом рвало кровью, с трудом отходил, виделась и вещала какая-то чушь – до «белочки» допился, понял он потом. На работе тогда пожалели: строго пропесочили и лишили годовой премии, иногда ещё выплачивающейся у них, но всё же не уволили, приняв во внимание его исполнительность и кредиты. Работал он в небольшом автобусоремонтном акционерном обществе экономистом и получал не так уж много, но по местным меркам прилично.
     Так что пора, пора завязывать от греха подальше, что это в самом деле, возраст солидный, а снова ведёт себя как богемствующий мальчишка-начинающий художник, коим он был в давно прошедшей юности. Тем более, уволят его – и что здесь делать? Экономист он, сам чувствует, весьма средней руки, но вот прижился на своём предприятии, овладел спецификой. В другом же месте, если и возьмут чудом, будет ли соответствовать новым требованиям? Вспомним ещё нечто вроде современной поговорки о самых избыточных и ненужных профессиях – это юрист и экономист… Да и Марина периодически грозит уходом, как он ни уверяет её, что вот же, пьёт не так уж и часто, а запои коротки и случайны. И живут ведь не совсем плохо, вот, кредит недавно за «тойоту» выплатил, с чего бы пить?.. Пора, пора прекращать.
     Однако после своей карандашной надписи, которую Алексей писал, уже отпив добрые пол бутылки самой дешёвой, для экономии, двухсотрублёвой водки «Медведь», не столько опьяняющей, сколько тупо шибающей по мозгам, и путаных горячих размышлений – очнулся он только идущим по солнечной тропинке к близлежащему магазину. Прошло, вероятно, три, а то и четыре дня после начавшегося всё же запоя. На улице стояла, по-видимому, сильная жара, но алкоголика бросало от неё не только в жар, но и, временами, в странный тряский озноб. Тенями настигали воспоминания о прошедшем: как он тупо смотрел на экран мобильного с многочисленными пропущенными звонками жены и дочери, как снова в сумерках ближе к закрытию спешил в близкую «Магнолию» за очередным «медведем», порою даже поленившись в похмельной спешке запереть за собой дверь на ключ…
     Теперь он возьмёт только пиво и ничего больше. Одну или две бутылки, на большее, наверное, и не хватит – очередная заначка наверняка близка к исчерпанию, это и хорошо. В магазин он вошёл как в тумане, из горячего марева которого выплывали то угол кассы, то головы редких покупателей, то полки с коробками и банками. На зелёном металлическом столике в холле, на который покупатели обычно выкладывали свои покупки из тележек с колёсиками, Алексей углядел свой целлофановый пакет с ручками и уже вложенным приобретением. Брал ли он сегодня пакет? По крайней мере, очень похож на те, их у него несколько, с какими он обычно ходит за продуктами.
     И в пакете, действительно, бутылка пива с надписью «пиво» большими буквами на тёмной этике, мельче какое-то непонятное название, что это он взял, впрочем, сейчас столько сортов пенистого напитка, что запутаешься; и на дне ещё какая-то мелочёвка – пакетик то ли с орешками, то ли сырок. Алексей, не сдерживаясь, трясущимися руками достал пиво, сбил крышечку об узкую планку  под поверхностью стола, пены, к счастью, вырвалось совсем немного, и, захлёбываясь, большими глотками начал пить. 
     Припавший к живительному источнику сначала даже не понял, что это именно на него, толкая в бок, истошно кричит женщина лет шестидесяти с мелкими морщинками и седоватыми кудряшками. Подумал, что она просто скандалистка и нашла повод повозмущаться «распитием спиртных напитков в неположенных местах», к тому же, наверное, он мешает ей упаковываться. Алексей, как всегда в подобных случаях в таком состоянии, попытался пьяно отшутиться: «Может, составите мне компанию? Или пойдём ко мне, посидим, ещё возьмём, да ладно, я сейчас отойду…», - однако шум всё не утихал.
     Возле них собралась уже небольшая толпа, в которую вклинилась и кассирша, и знакомый Алексею грузчик Илья из соседнего подъезда – они не общались, но при встречах здоровались. Охранников в этом небольшом магазине не имелось, и, по-видимому, и грузчики, и даже кассиры брали на себя часть охранных обязанностей. Алексей, успокоенный пивом, вновь почти отключился, до его сознания из душного разноцветного марева доходили только обрывки фраз: «Полиция! Я требую приезда наряда! Да вы видите, он же совсем пьян, ничего не соображает, перепутал! Странно, наш постоянный покупатель, всегда был такой приличный…  Да что там у вас было в пакете?.. – возьмите вот деньги!» С последними словами пьяный увидел, как Илья достаёт из кармана рабочих брюк несколько сотенных купюр и передаёт их пенсионерке.
     Потом он очухался уже на плиточной потрескавшейся площадке у «Магнолии» - то ли сам вышел, то ли вывели. Следом выходила та самая скандалистка со знакомым пакетом. Инцидент, к счастью, был исчерпан. Но по-прежнему благодушный Алексей на всякий случай решил извиниться: «Извините, перепутал, выпил вот, такая жара…» Женщина ничего не сказала, хмуро отвернувшись, и пошагала восвояси.
     К вечеру Алексею всё же удалось очнуться. Трясущимися руками он присоединил зарядку к мобильнику и отзвонился жене, почти трезвым голосом успокаивая, насколько возможно, жену и дочь. В кошельке, наверное, хватило бы ещё на пиво или стограммовый водочный стаканчик, но он мужественно преодолел искушение, заварив себе покрепче чаю и потом выхлёбывая до испарины чай вприкуску с яблочным вареньем – ничего другого организм пока не принимал. И впервые за эти дни в глубине души шевельнулось какое-то приятное чувство, почти самодовольство – всё-таки остановился. Ничего, ничего. Завтра пойдёт на работу, запил он, к счастью, удачно – вечером в пятницу, так что пропустил всего-навсего один рабочий понедельник. На работе у них и так почти никого нет – всё начальство ещё в отпусках, так что один день ерунда, никто и не заметит, в случае чего, придумает какое-нибудь срочное задание, над которым якобы трудился в домашней тишине. Такие задания ему и правда изредка выпадали. Да, всё складывается весьма удачно, исключая, конечно, сам запой, всё могло быть и гораздо хуже: как в позапрошлом году или даже ещё хуже. О дневном происшествии он почти не вспоминал – вроде бы, кто-то шумел в магазине, и его то ли вывели, то ли он вышел сам, в общем, ерунда какая-то, не стоит обращать внимания, лучше о семье подумать, которую через пару недель встречать – снова придётся отпрашиваться.
     Уснул Алексей поздно, но поспал глубоким сном часа три – уже хорошо, значит, «белочки» на этот раз не будет. Открыл глаза, словно что его толкнуло, - светает, наверное, и будильник скоро прозвонит, пора будет вставать. У уж вечером он примется за уборку в захламлённом жилище.
     Однако прозвучал не будильник, а резкий звонок в дверь. Кто бы это мог быть в такую рань? Мальчишки хулиганят? – такое раньше случалось, но потом их всех переловили и провели воспитательную работу с ними и их родителями. Какой-нибудь случайный за эти дни собутыльник? Тогда лучше не открывать? Или соседей заливает? Алексей всё же встал и прямо в трусах подошёл к двери.
     -Кто там? – в глазок он смотреть даже не стал, потому что обычно в него трудно было что-то разглядеть и всё представало в искажённом виде. За дверью несколько весомых мгновений тянулось молчанье вкупе с напряжённым гулом пустого коридора, затем Алексей услышал неожиданное, о вчерашнем магазинном происшествии он уже напрочь забыл, но классическое, из фильмов, от чего глухо как в коридор упало сердце: «Откройте, полиция!»
     Трясущимися руками, почти не попадая на дверные задвижки, похмельный человек слегка толкнул входную дверь. Дальше она пошла уже свободным и решительным рывком. Отодвинув съёжившегося Алексея, на порог вошли двое высоких полицейских в серой современной униформе. За плечом у одного виднелся короткоствольный автомат АКС-У, что невольно подчёркивало серьёзность намерений, хотя, казалось бы, на улицах сейчас много ментов с автоматами.
     -Надеюсь, вы понимаете цель нашего визита? – сиплым голосом спросил сержант пониже, спокойный, но с узкими злыми глазами. – Хозяин всё понял, но инстинктивно недоумённо помотал головой. – Вчера днём, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, вы в магазине «Пятёрочка», вернее, «Магнолия», Хозяйственный проезд дом семнадцать, совершили открытое хищение, то есть грабёж, у гражданки Рябиновой Риммы Петровны (Рябиновая – ну что за фамилия, настойка же такая бывает…) глухо ворочалось в мозгу Алексея, путём отнятия напитков и продуктов на сумму почти две тысячи четыреста рублей…
     -Каких две четыреста! – невольно и тоже почему-то сиплым голосом вскрикнул задерживаемый. – Да там было-то всего пиво, сырок типа плавленого, и ещё какая-то мелочёвка!
     -Ничего не знаю! – сурово ответствовал полицейский и для убедительности слегка потряс протоколом.  – Чеки тоже все приложены. Так что всё чин-чином. Подтверждают заявление Риммы Петровны. Потом вы, из магазина выйдя, снова напали на неё, побили – побои тоже зафиксированы в медучреждении, не сомневайтесь! – и отняли- таки продукты гражданки-пенсионерки, которые не успели съесть и выпить в помещении магазина. Так что – Алексей совсем сник – пройдёмте с нами. Только сначала вещи соберите, ну, вы понимаете, зубную щётку, бритвенные принадлежности, мыло там, свитер…
     Вроде бы хорошо расстались у выхода, вспоминал сникший менеджер сквозь остатки алкогольных паров, но вот ведь какая стерва. Теперь ничего не попишешь. Ничего, подержат в КПЗ пару дней, разберутся и отпустят.
     Задержанный кое-как покидал всё необходимое в большую хозяйственную сумку, пустой смятый угол у которой нелепо загнулся.  – Имею право на один звонок, - вдруг, словно запнувшись он дёрнулся на пороге. – Позвоните, пожалуй, только быстро, - равнодушно сказал второй, повыше, позёвывая в сторону. – Позвоню жене. – Один раз нажал на клавишу мобильника, никто не брал трубку, другой… Только долгие гудки, приходящие откуда-то оттуда со стороны тёплого синего моря, прогретых солнцем кипарисов и слегка припорошённых песком дорожек, по которым к сверкающей манящей движутся загорелые женские ноги в шлёпанцах, или босиком, посвечивая  покрытыми потрескавшимся перламутровым лаком ноготками. Наконец, раздался весёлый голос дочери.
     -Папа, мы на пляже! – ликующим голосом сообщила она. – Мама плавает, а я вот уже искупалась, сижу, черешню купили, черешню ем. Ты как там без нас, соскучился?
     -Конечно, дочка, - осипшим голосом ответил Алексей. – Понимаешь, у меня тут небольшие неприятности, - здесь он запнулся, и повисла небольшая пауза, ему самому показавшаяся значительной из-за боязни, что милиционерам-полиционерам надоест его ждать и у него отберут телефон. К тому же он никак не мог решиться сказать, тем более дочери, о столь серьёзной проблеме, враз испортившей бы им пляжно-морскую эйфорию. Но надо было продолжать.
     -Папочка, ты не заболел? – его опередил встревоженный голос Лены. – Может, на работе неприятности?
     -Да, на работе, на работе, почти радостно ухватился Алексей за спасительную версию. – Давят со всех сторон, тут новый проект, ни сна, ни отдыха, дёргают и в выходные.  Много вещей с собой с моря не берите, я, наверное, и встретить вас не смогу.
     -Как же так, папа? – но задержанный увидел, что полицейский со злыми глазами машет перед ним рукой, указывая на часы, хотя что давала лишняя минута. Но всё что он мог и хотел сказать, он уже сказал, поэтому не стал отвечать на последний вопрос, нажав кнопку выключения.
     Его провели мимо лавочки у подъезда с неизменными в любую погоду старушками-соседками. Вот и в благодатный летний день они, конечно, сидели на своём наблюдательном посту. Раньше новоиспечённого преступника это как-то мало волновало, теперь, несмотря на весь ужас положения, вызвало глухую почти злобу. Одна из них из квартиры напротив по лестничной клетке, любопытная Тамара Михайловна, так и сверлила его недоумённым, но вместе с тем радостным –появилась настоящая новость! – взглядом, что промельком ощутил и Алексей. Будет что рассказывать соседям и знакомым, нет, в ссоре с ней он не был, как и вообще ни с кем в их старом доме, однако ведь и дружбы какой-никакой тоже не наблюдалось. Сейчас он бы заплатил ей любые деньги, лишь бы она не болтала и не ляпнула чего-нибудь лишнее приехавшей жене.
     Троица старушек одновременно повернула голову, следя за его перемещением в полицейскую машину.
      -А один разговор с соседкой можно, - спросил Алексей у автоматчика, однако на шутку арестованного, нашёл же в себе силы, или что кому демонстрировал, тот никак не откликнулся.
     После недолгого неформального суда ему определили, конечно, содержание под стражей. Невысокий усталый и потёртый человек говорил равнодушными словами, что сажать его подопечного не надо, преступление не большой тяжести, оступился в первый раз и т.п. Дежурный адвокат, догадался Алексей, жаль, к нему не прислушались, но все формальности соблюдены, деваться некуда. 
 Так он очутился в яворовском КПЗ. Признаться, сначала он боялся всего, наслушавшись и начитавшись разных ужасов про нашу тюрьму, однако ничего страшного с ним не произошло. Конечно, надо думать, всё описанное имело место, только имело не везде, точечно, по чьей-то заинтересованности. А в реальности, никому из сидящих и даром не надо было как-то напрягаться и откручивать какому-либо сокамернику голову. Своих проблем у сидельцев хватало. Среди них был в довольно густых наколках пацан, на вид лет двадцати, несмотря на молодость, делающий уже не первую «ходку», от него исходила потенциальная угроза, только и он ни на кого из задержанных, подобно Алексею, не нарывался, а самого недавнего менеджера называл уважительно: «Дядя Лёша…».
     Другие обитатели КПЗ оказались тоже немолодыми и тоже попавшими сюда, в общем-то случайно.Недели три его никуда не вызывали, пока, наконец, однажды утром надзиратель не выкликнул его фамилию.
     -К следователю, – усмехнулся Сергей, молодой уголовник, - Не робей, дядь Лёшь, думай, что говоришь.
     С таким напутствием Алексей попал прямо в кабинет старшего следователя капитана Воронцова. Тот оказался среднего возраста и среднего роста, только с каким-то постоянно ускользающим выражением лица. Только что оно вроде глядело с симпатией, как тут же перестроилось на отрицание и почти злобу. Капитан не стал тянуть быка за рога, выложив без обиняков и без страха перед задержанным весь дальнейший ход событий.
    -Грабёж, - молвил он задрав к верху палец. – Ты, конечно, первоход и характеристики положительные, но статья серьёзная, к тому же с избиением. Самое малое, и то, если повезёт, лет пять. Но, - палец служивого с неровным ногтём снова взметнулся вверх. – Мы тут справки навели и узнали, что ты кредит, оказывается, взял в миллион. На машину и всё такое прочее. Так вот ей, ты знаешь, о ком я говорю, он бы тоже очень пригодился. Ей, чтобы ты в тюрьме сидел, или грошовая официальная компенсация от тебя тысяч в десять не нужны, а вот полтора миллиона очень бы пригодились.
     -Почему полтора, - визгливым голосом ответствовал начинающий зек, - ведь речь шла об одном.
     -Ничего не знаю, за моральный ущерб.
    -А где, кстати, мой адвокат, - спросил, наконец, Алексей. – Почему я его не вижу?
     -Едет,- усмехнулся следователь Воронцов.- К тому же у нас пока не допрос, а просто предварительная беседа. А вот и он, лёгок на помине.
     Однако в дверь вошла женщина пред пенсионного возраста, которую, видно было, ничто не радовало уже в этой жизни.
    -А где Алексей Петрович?
     -Заболел. Я буду теперь вашим адвокатом по назначению следственных органов,- сказала она, обращаясь уже к Алексею.
     -Что ж, очень приятно, - ответствовал тот. Капитан, вздохнув, достал бумагу и сразу несколько ручек. Чтобы надёжней было и не прервать процесс допроса из-за ерунды. Ох, предусмотрительный человек старший следователь областного следственного комитета Лев Борисович Воронцов. С молодости помнит ту историю, когда он получил выговор за сломавшуюся в ходе допроса ручку. Теперь их у него всегда несколько, и всё обстоит отлично! 
     Потянулись дежурные вопросы: имя, фамилия, год и месяц рождения, что делали в магазине в минувшую субботу? По совету Изабеллы Юрьевны он не отвечал на некоторые вопросы, воспользовавшись статьёй Конституции с правом не свидетельствовать против себя и своих близких.
     Наконец, допрос, начавший уже утомлять Алексея, несмотря на первоначальное возбуждение от смены обстановки и каких-то смутных надежд, закончился. Капитан выкликнул дежурного, чтобы тот увёл задержанного в камеру. Перед уводом он успел поинтересоваться у своей защитницы, какое нынче число, а то, признаться, последние дни он немного сбился в счёте, хотя сначала вёл свой внутренний календарь дотошно. Пятнадцатое, услышал сбившийся человек равнодушный ответ.
     Сегодня же мои приезжают! – встрепенулся Алексей, и тревога с новой силой почти физически сдавила ему грудь. Как там мои зайки без меня будут со своими сумками и чемоданами? И что-то будет, когда истина обо мне откроется?!
     Через неделю к нему на свиданье пришла хмурая жена. Где дочь, спрашивать отец не стал, правильно, что не видит папку в КПЗ, да и несовершеннолетних, может, сюда не пускают. Разговора, как такового, не получилось. Жена и не осуждала напрямую, не кричала, но в её каменности, односложных ответах просвечивало нечто более тяжёлое – какое-то окончательное, наконец, насчёт Алексея решение. И от этого ему самому становилось особенно неуютно, он съёживался и замолкал на полуслове о своих злоключениях и житье-бытье в КПЗ, окончательно поняв, что Марина ему не союзник. Впрочем, скромную передачу она ему всё-таки передала.
     Тогда же, вероятно, он окончательно решил выкарабкиваться сам, согласившись с требованиями капитана и пенсионерки и пожертвовав интересами семьи. Вскоре он сам напросился к Воронцову через дежурного и согласился выплатить полтора миллиона.  Вскоре его перевели в камеру получше, попросторнее и всего лишь с одним соседом  - пожилым мошенником Петром Авенировичем. Сделали послабление и насчёт свиданий, только Марина что-то не спешила им воспользоваться, впрочем, кормёжка и без того стала немного получше.  А ещё через полторы недели состоялось очередное заседание суда о продлении срока содержания под стражей, и суд неожиданно так же быстро, как некогда арестовал Алексея, теперь освободил его до суда окончательного, если на так называемом суде первой инстанции всё решится.
     Дома Алексею, конечно, пришлось сказать о цене своего выхода и том, что с квартирой им придётся вскоре расстаться, поискать что-нибудь поскромнее. Жена только развела руками, а дочь неожиданно промолчала, полностью отдалившись от него. То, что ещё недавно потрясло бы его до глубины души, сейчас прошло лишь по краю сознания, надо же было выкарабкиваться из тюрьмы. Ничего, все отношения, он надеялся, пусть и не как прежде, наладятся потом.
      Деньги же он собрал за пару месяцев и на какой-то подозрительной квартире в присутствии ухмыльнувшегося Воронцова под расписку передал Римме Петровне.
     И на суде , потерпевшая  выполнила свою часть негласного договора, заявив, что претензии к бывшему сильно нетрезвым молодому человеку снимает, идёт на мировую. Алексею присудили те три месяца, что он уже более-менее благополучно отсидел в яворовском КПЗ.
     Аза судебными хлопотами Марина с Леной уехали жить к своей родне на Волгу. А ему самому скоро довелось переселяться из обжитой квартиры в общежитие. Нет, там он не запил, хотя как-то внутренне опустился и опростился, жил в неряшливой комнате, работал где придётся. Страшно тосковал о семье, особенно о дочери, однако на его письма никто ему не отвечал. Впрочем, говорят, что повзрослевшая Лена как-то приезжала в родные края и даже заходила к нему в общагу, но его там, к сожалению, не застала. А ещё Алексей часто вспоминал ту стеклянную ёмкость с кривой карандашной надписью через этикетку: «Последняя бутылка»…

Май 2018