Ибо прежнее небо и прежняя земля миновали

 
«И видех небо ново и землю нову: первое бо небо и земля преидоша, и моря несть ктому» (Откр. 21:1)

       Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры. Службы не было, прихожан было немного. Во время молитвы сам собой прозвучал мой вопрос: «К кому я приду, Господи, когда уйду из жизни? Где дорогие мне люди, которые уже ушли?». Потом о себе: «Спаси и помилуй», при этом пришло понимание того, что знакомое щемящее молитвенное чувство напоминает слёзную просьбу оставшегося  в одиночестве  ребёнка к приласкавшему его человеку: «Пожалей меня, возьми меня с собой».

Потом почувствовал ощущение погружения в некоторое состояние, а затем и реальное погружение в высокое, светлое, нерушимое, торжественное состояние, в котором отсеивается, исчезает все мелкое, суетное, преходящее, в котором невозможно сделать что-то недостойное, но и нельзя быть просто созерцателем, бездеятельным.

С этим состоянием пришло и ощущение высокой музыки, именно  ощущение – услышать её я не смог,- она складывалась из звуков, непохожих на человеческие голоса или звуки музыкальных инструментов. Это был отзвук непрерывной торжественной, недоступной для житейских чувств, обид, потерь, побед, радостей музыки-гимна, музыки, выражающей и славящей этот мир.

Скоро я понял, что это было  погружение не в состояние некоего высокого существа, а в целый мир. Светлый, строгий, незыблемый, в нём не было холода высот, но и невозможно представить жару, дождь, сырость, снег. В нём невозможны страхи о себе, невозможно просить «пожалей меня», невозможны молитвы о себе, о спасении. В нём нет страха — потому что в нём нет ничего скрытого, потому что ничто не может произойти, кроме того, что должно произойти. Никто не в силах изменить это, никто и ничто не может вмешаться в течение жизни мира и существ в этом мире
.
Невозможно любое насилие, потому что душу нельзя ограничить ничем. Свобода личности состоит в  нём в свободе развития внутреннего мира, в свободе отношений с другими существами, свободе сближения с ними и расставания, свободе любить и не любить. Но никто и ничто не сможет принести зло – сознательно или нет.

Он освещён ярким ровным светом, но это не наш земной свет, в нём угадывались  сооружения, но они не похожи ни на что земное, их назначение какое-то другое, не соответствующее нашему пониманию зданий и сооружений.

Он строг, в нём места праздности, пустому веселью, пустым разговорам, зависти, но возможен любой вид творчества — так мне показалось. Не удалось понять, предназначен ли он и для детей, детского веселья - кажется, это мир для взрослых, прошедших какой-то обязательный путь развития, людей.

Он  наполнен некоторой прозрачной средой, похожей на воздух, но это не воздух.
Он требует чистоты. Немыслимо зайти в него нечистым, с неопрятными мыслями и желаниями.

Творение Духа, он не требует обязательств быть здесь всегда. Каждый может уйти из него, но не каждый может войти в него.

Этот мир ещё пуст, он не завершён; в нём нет тех существ, для которых он создаётся.

Понял, что я очень далёк от этого мира, и хотя он был мне показан, совсем не значит, что я смогу в него войти. Никто не может привести человека туда, только сам он может достичь его. Конечно, я не уверен в точности своих ощущений, а тем более попытки передать их словами. Но как смог.

Быть в состоянии такого погружения долго нельзя, и я быстро вернулся в состояние обыденной жизни.

Картины, которые показывают нам свыше, многослойны, и требуется много времени для того, чтобы осмыслить их. По сути, на мой вопрос: «К кому я приду, Господи?», — я получил ответ: «Представляешь ли ты, куда хочешь прийти?»,— и понял, что мы очень плохо понимаем, к чему стремимся. И второй ответ: «Хочу ли я прийти в ЭТОТ мир?»

"ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет" (Откр. 21:1).

Мир, в котором отсутствуют органические формы жизни, нет живых тел, построенных из белковых молекул, нет метаболизма веществ. Поэтому в нём исключён закон всеобщего взаимного пожирания. Не нужно заботиться о еде, не требуется сельского хозяйства, промышленности по переработке продуктов питания, магазинов, кафе, кухонь в домах, не нужно бороться с чревоугодием. Но и нет основы для всех радостей, связанных с едой, и наши воспоминания о них не найдут отзвука в этом мире.

Нет закона размножения, нет вожделений, «…ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах», Мф 22:30. Нет измен, одержимости темными силами, падений, мерзостей и извращений. Но и добрая половина наших воспоминаний о прожитой жизни — та, которая так или иначе связана с отношением полов, — не будет иметь отзвука в этом мире. Нет похоти, но и нет основы для того глубокого слоя земных чувств, которые так важны для нас на земле, чистых радостей, горьких слез и ликования, высоких полётов души, нет счастливых юных пар, нет связующих нитей семьи; да она и не нужна. Не найдётся в нем отзвука половине всех произведений искусства. Поэтому он в чём-то схож с миром высокого строгого, чистого православного монастыря.

Нет холода, жары, дождя — может быть, они и есть, но не ощущаются так, как на земле; нет рек, морей, океанов, льдов, но и нет радости преодоления стихий, становления характера, общения с природой.

Нет стремления к богатству, потому что никакие ценности нельзя купить, их можно только приобрести собственным трудом, собственной деятельностью, но передать, подарить другому нельзя.

Нет убийств, войн, грабежей, кровавых жертв, потому что нет смерти.

Много ещё чего нет в этом мире из того, что так мило нам на земле. В нём другой принцип жизни, и её наполнение должно быть другим. Возможно, что оно сейчас и создаётся.

Нельзя надеяться на то, что можно прийти в этот мир и жить на всем готовом, нужно стать частью этого мира, слиться с ним, участвовать в его творении, становлении, развитии.

Хочу ли я войти в этот мир? Сейчас у меня нет ответа. Может быть, говорит приобретённая опытом осторожность, может быть, я чувствую, что не достоин его. Может ли он быть похож на фантомис, о котором рассказал Абецедариус — не знаю. Знаю только, что нужно бесконечно ценить этот мир, в котором мы живём, то богатство жизни, которое мы имеем сейчас, и благодарить Того, кто даровал нам эту жизнь.

«И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.» (Откр. 21:27).