В войну. 19 глава

   Встретили новый год и в родной деревни Анисима. За полчаса до полуночи в дом Васильевых, где уже спали все дети, прибежала с запечатанной бутылочкой в руках Антонина.
   - Легка на помине, мы только что с Майюшкой, о тебе судачили. Обещала говорю будто, а нету, - помогая раздеваться подруге, приветствовала её Ульяна. – Посмотри Андревна, она опять с довоенной тарочкой. Склад у тебя их дома что ли? В прошлый раз баяла, дескать, последняя.
   - Ой, соседушка, меня тряхни, так из загашников ещё и Керенские посыплются, - улыбаясь поставила Лапшина в центр небогато сервированного стола, посудину. 
   - А ты что же и Керенские времена застала?
   - Нет, конечно, так брякнула к слову. А, вы я гляжу, не припаслись по случаю, да?  Ладно я у вас есть, неси хозяюшка рюмашки поскорей, кукушка вон в ходиках, уже на старте. Ели своих уложила. Сонька, всё до последнего высиживала. Дождусь, говорит двенадцать и лягу. А сама зевает и зевает, я чуть вместо неё, вперёд не ухайдакалась. Да думаю, как вы тогда без меня? Блызнет праздничек-то. И точно, чаем собрались, смотрю, новый год встречать. Эх, бедолажки мои, никчёмные. 
   Ульяна принесла три рюмки. Гостья сама принялась разливать. Закончив, подняла свою, предлагая взглядом остальным, последовать её примеру.
   - Погодь Тонь, пять минут ещё, - запротестовала хозяйка.
   - А проводить? Давайте уже, как положено, простимся со всем безрадостным, что этот сорок второй, нам подсуропил и снова нальём, ожидаючи наступающий. Ну, кому говорю, подняли. – Все улыбнулись, чокнулись, не сговариваясь выпили по половинки. Антонина тут же заполнила их до краёв и обернулась на настенные ходики. – Вот, в самый раз поспели, теперь предлагаю встать. – И сразу после этого кукушка в часах начала отсчёт первых секунд нового военного сорок третьего года.
   - С новым годом вас подруженьки!
   - С новым счастьем, пусть оно будет!
   - Поздравляю, мои золотые! – наперебой заговорили женщины, пожелания друг другу. Выпили, расцеловались, обнялись, расселись по местам.
   - Интересно, а каким он будет, этот год? – первая продолжила разговор Ленинградка. – Что он всем нам принесёт? Хорошего ли в нём будет больше или плохого?
   - У, сколько вопросов сразу посыпалось. Андревна, год не успел начаться, а ты его уже озадачиваешь, - перебила её Антонина.
   - Ты не права Тонь, - вступилась за квартирантку Ульяна. – Как здесь без вопросов обойтись? Не заглядывая в будущее, не загадывая о нём, и жить не стоит. – потом склонившись к уху Песне, добавила. - Майе, сама ведаешь, втрое тяжелей, чем нам. Мы с тобой хоть дома, о мужьях своих, какие-никакие известия, а имеем. У неё же, ни того, ни другого.
   - Прости Майюшка, - увидев слёзы в глазах учительницы, бросилась обнимать её Лапшина. – Я же без задней мысли, не со зла.
   - Не нужно Тонечка, я всё понимаю, - всхлипнув ещё, ткнулась ей в плечо подруга.
   - Остановись, говорю, негоже такой праздник со слезами встречать. Давайте-ка лучше ещё по одной, за скорую победу. А, девчат? Да споём, хоть в пол голосочка. Забыла уже, когда мы в последний раз пели вообще. Что скажите?
   - Скоро напоёмся.
   - Это когда же, посвяти? Как скоро? И что за повод вырисовывается?
    - Ой, а-то прям не знаешь?
   - В душе не укачиваю, как сказал бы мой Григорий.
   - У, совсем от жизни отстала. Алёшке Завьялову, крестнику моему, в начале марта восемнадцать исполняется. Сразу в армию. А до этого, Валентина собирается оженить сына.
   - Неужто так-таки и решились они с Зинаидой?
   - Ну, да с Рыхляевой. Девка совсем сиротой осталась. Сначала на брата похоронку получила, после на отца. Была у кумы давеча, так она уже по дому Валюшке помогает. Три дня, как совсем перебралась.
   - А что, деваха она видная, статная, работящая, самая пара нашему передовику. Помогай им Бог. Вот уже и мальчишек наших черёд подошёл. Месяц назад двоих отправили, теперь ещё и Завьялов-младший. Работать скоро вообще некому будет. Ребятня подрастать не успевает. Быстрее бы уже каюк этой пакости Гитлеровской настал. Как думаете, - наполняя рюмки, обратилась Антонина к подругам.
   - Управимся мы с ним в этом году?
   - Кто же знает Тонечка, - отозвалась на вопрос, успокоившаяся Майя. – Немец противник серьёзный, да и вооружён он, супротив нашего, пока в разы достойнее. Шутка ли, почти вся Европа под ним. Думается ещё пару лет придётся потягаться, по выматывать жилы.  Одно могу с полной уверенностью сказать, что погоним мы не часть эту, до самого его порога, как уж не раз бывало в истории и с другими посягнувшими на Русь-матушку народами. Страна у нас такая, понимаете? Непобедимая. Вспомните при Наполеоне, даже Москва горела. И чем его нашествие кончилось? Куда наши прадеды его загнали? Вот. А этим, слава Богу, не покорилась столица наша. Обошлось. Но уж, по Берлину, будьте уверены, пройдёт русский воин, воином-освободителем. Жаль боюсь только не скоро.
   - Обязательно пройдёт, - поддакнула подруге Ульяна. Вот и Анисим мой, о том же пишет. Наберитесь, говорит терпения, скоро ли, нет, но домой ждите только с победой.
   - Давайте за наших солдатушек и выпьем, пусть не придётся им принять смерть на ратном поле, - предложила Лапшина, вновь поднявшись над столом. Все встали, выпили до дна. Ещё с полчаса посидели, поговорили, после пошли провожать Песню, как водится с песней. Расстояния до её дома, только на одну и хватило.
   - Ой, хоть душу отвела, спасибо вам подруженьки мои, за всё. – Вновь обнялись, расцеловались, на желали друг другу кучу хорошего, доброго и расстались. В два часа все уже спали.
    Вечером следующего дня, после работы, Ульяна собрав детей, повела их поздравлять бабушку и дедушку. Те знали об их приходе, встретили сидя за накрытым столом с самоваром. Емельяну Сергеевичу нездоровилось в последнее время, с печи он почти не слезал, но ради дорогих гостей, пересилил болезнь и даже одел свежею рубаху. Внучата любили его больше чем бабушку, поэтому раздевшись, лезли с приветствиями сначала к нему. После Алёнки и Полюшки, на колени к деду забрался Васятка. Старый Емельян души не чаял во внуке и в этот раз, тиская его, всё не хотел отпускать от себя.
   - Задушишь, пусти мальчонку Емеля, - приревновала Евдокия Ивановна. – Дай и мне такое сокровище разочек чмокнуть, укусить за носик курносый.
   - Сейчас прям, бегу и падаю. Мой Василёк, с тобой вона внучки облобызались и будя с тебя. И этому будь рада. А это моя только кровиночка, самый младшенький пока из рода Васильевского. Вся моя надёжа и опора. – Бабушка подошла сама и на коленях у мужа поцеловала внучка, потрепав по голове.
   - И вправду сказать, по годам-то Василий, самый меньший в семействе нашем. Это надо же, правнук воюет, а внучку двух лет, нет ещё. Чудны дела твои Господи.
   - Что ты сюда Бога впутываешь, старая? Это мы с тобой чудотворцы редкостные. Четверть века разница от старшего сына до младшего, во как. Кому скажи, не поверят, - заулыбался снохе дед.
   - Уль, посмотри на свекруху свою, что в ней такого? Чем она меня к себе присушить смогла? Как с подвигла потом на такое беспутство? Чуть ли ни каждые, два года по дитю на шею мою изношенную садила.
   - Уймись заноза косноязыкая, - вместо снохи ответила Евдокия Ивановна. – Моя ли в том повинность?  Сам кажный раз с уговорами  домагивался беспутный.  Хорошее семя надо плодить. Последнего казачка и завязываем. – передразнила она мужа, припомнив былое. – Всю жизнь дура у него в поводу шла. Любила заразу, как кошка. Одни усища Уль, ты представляешь, чего стоили? Полный Георгиевский кавалер, косая сажень в плечах, рост под два метра. А теперь, ты посмотри на него, куда что делось? Сморщенный, старый пенёк. Знала бы, мимо в тот вечер прошла.
   - Кто бы тебя, ещё пропустил-то мимо?- обиженно отреагировал дедушка, выпуская всё же внучка из рук. – Девчата, вы представляете, я вашу бабку, ещё, такой как вы помню. Замарашка такая была, вся в каких-то цыпках, бородавках. По Кабелёвке по лужам носилась за собаками. Думал тогда, вот бестия, достанется же кому-то. А со службы воротился, глазам не поверил, расцвела лягушонка, прям царевна не дать, не взять. В одночасье рассудок помутило, как глазами с ней встретился, всё говорю себе, моя будет королевишна. Знаете, сколь она прежде из меня кровушки попила, пока до церкви дошли, ууу, море цельное. А из-за чего страдания неизмеримые принял то? Гляньте на неё, это того стоило? За носик курносый она укусит. Ты спроси её Васятка, чем, чем, она это сделать собирается, одним случайно задержавшемся во рту зубом? Тьфу на неё. Один шум, гам, а возни никакой. Емельян демонстративно отвернулся от супруги.
   – Боже мой, - всплеснув руками, заговорила Ульяна, - как приятно на вас смотреть. Милые вы наши, да о вас и вашей любви книги нужно писать. В школах на примере детей воспитывать. Вот даже бранитесь, а в глазах столько теплоты неподдельной видится, сразу понимаешь, сколько вам рука об руку всего пережить довелось. И доброго и ненастного. Я прямо себе завидую, что с вами за одним столом сиживать доводилось. Прекращайте браниться, вам это не идёт. Такие ваши чувства, никаким актерством не скрыть. Дайте-ка, я вас обниму лучше, примиряя. – Поднявшись, Ульяна взяла за руку свекровь и потянула её к другому краю стола, где отвернутым от всех к окну, сидел дед. – Емельян Сергеевич, мы к вам мириться, можно? – тронула она его за плечо и по мелкой дрожи поняла, что тот плачет. Она быстренько обошла, присела между ним и окном, заглядывая в лицо. – Папа, что с вами? Что-то болит?
   - Ничего у меня уже давно не болит, доченька. Это я от слов твоих ласковых расстроился. Права ведь ты Уличка, сколь уж раз за мной гонцы с того света заглядывали. Всё ведь упрашиваю их, подождать пока и за ягодкой моей черноглазой, вызова не последует. Тогда мол, вместе и соберёмся. Не хотел своей смертью, сердце её надрывать. Мучений тягостных насылать. Кто бы её утешать стал? – он вновь всхлипнул.
   - Емелюшка, родненький мой, -обняла его Евдокия Ивановна, - Дурачёк ты мой седовласый. Радость  моя единственная и на все времена – целовала она его куда попало мешая свои слезы с мужними. - Ягодка, Уль, ты слышала? Он меня так лет тридцать не называл, окаянная голова. А раньше только так и величал. Что ты с моим старичком-то сотворила? Я и слез то его, почитай не видала. А тут прям всемирный потом у нас двоих. Прости меня роднулька за всё, всё.
   - И ты меня, Дусечка, за всякие обиды. - Ульяна таки обняла их обоих и всхлипывая сама принялась успокаивать.
   - Какие же вы счастливые. Пап, мам, мы вас так все любим. Правда детвора? – обернулась она к сидящим за столом детям. – А ну девочки, помогите наших старичков за стол усадить. Самовар совсем остынет. – внучки усадили бабушку рядом с дедом. Василёк опять залез к нему, на колени и своими ладошками вытирая следы от слёз на небритом лице Емельяна Сергеевича, шептал ему.
   - Не плачь, я тебя сина, сина люблю…
---14.08.2018г.---
Продолжение следует…