Вендиго. Рассказ сумасшедшего

Вендиго - дух людоед в мифологии индейцев, символ ненасытного голода.
***

"Гэдж тоже медленно поднялся и, шаркая, отправился за отцом. Пять шагов – и скальпель выпал из его руки... Десять шагов – и странный желтый свет в глазах малыша увял. Дюжина… и ребенок упал на колени. Гэдж смотрел на отца. На мгновение Луис увидел своего сына… своего настоящего сына… лицо Гаджа казалось несчастным, полным боли – нестерпимой боли. – Папочка! – закричал он, а потом упал на пол лицом вниз"
(Кладбище домашних жЫвотных)

***
Эти белые как снег стены призваны нести спокойствие, однако их толщина, наглухо отделяющая меня от мира стена, внушает спокойствия больше. Слух наслаждается размеренным жужжанием люминесцентной лампы под потолком, словно цикады рано утром у реки. Мне радует глаз этот стол, прикрученный к полу ржавыми советскими болтами. (Клянусь, они были отлиты ещё при Сталине. Чёрт, да на них ещё знак качества стоит!) Стул, также прикрученный к полу, был с закруглёнными углами. Все было направленно на то, чтобы я "не смог нанести себе физических увечий". Но я и не хочу! Зачем? Это самое безопасное место в мире, тут нет "умных машин" раздающих еду, этим вечно голодным индивидам, за круглые железяки и шуршащие бумажки. Нет автоматов, готовых поить тебя дешевым кофе, круглые сутки, который застревает в горле и вызывает изжогу.
 Именно с них все началось, именно из-за них я оказался тут.
Я сжег, сжег этот центр до тла, вместе с безумной кофе-машиной. Но, чёрт, мне никто не поверил. Меня поймали быстро, я и не скрывался, сидел на аллее, да смотрел - как в окнах бьётся огонь, как полыхает здание, хранящее ужасный аппарат, который, на секундочку, был далеко не простой машиной, он был умный. За время своего пребывания в центре, он убил троих людей, и все списали на несчастный случай... НО Я-ТО ЗНАЮ, ЧТО ЭТО НЕ ТАК! Я, МАТЬ ВАШУ, ВИДЕЛ ЕГО НАСКВОЗЬ! ВСЕ ЕГО ИСКУССТВЕННЫЕ МЫСЛИ Я ЧИТАЛ КАК КНИГУ!
Наручники щелкнули на запястьях, украсив руки оригинальным браслетом (всю жизнь мечтал о таких.)
Пакет с полторашками из-под бензина, стоявший рядом, источавший резкий запах от которого кружилась голова, стал вещ.доком номер один. В отделении меня допрашивал очень смешной полицейский, он был похож на Винни-Пуха, только в форме. Он не верил моей истории, как и все остальные. Это простительно, у него же в голове опилки, а на голове фуражка. Он был ужасно полным, пуговицы на форме натягивали петли до предела, и мне казалось, при очередном вдохе они оторвутся и разобьют зеленую лампу на столе. Иногда он поднимал фуражку, и рукой с пухлыми пальцами проводил по блестящей лысине, поправляя несуществующие волосы. Слушая мою историю, он противно, наиграно, смеялся, от чего его пухлые щечки трястись как холодец. Я искренне его ненавидел! ТОЛСТАЯ БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ СВИНЬЯ! Именно он назначил психиатрическую экспертизу. И понеслось... Тесты Роршаха, МРТ, гипноз, беседы с психиатром... Все эти экзекуции закончились одним вердиктом - острый шизофренический психоз.
Они думали, что у меня галлюцинации, и бредовые маниакальные идеи. Но я знал правду, и не врал им. А они упорно продолжали копаться в моей голове, ища зацепки, улики и изменения. Удивлялись не находя их, и отчаянно не верили моим словам. И вот благодаря влиянию "Бюрократической свиньи", решению консилиума, приговору суда; спустя полгода мучений, я оказался в мягкой комнате. БЕЗОПАСНОЙ МЯГКОЙ КОМНАТЕ. Пишу этот текст на листках врачебных рецептов желтоватого оттенка, с таблицами и формами с одной стороны, и чистыми с другой. Пишу мелким почерком, аккуратно. Огрызок карандаша ничтожно мал, не хватало ещё сломать стержень. Когда графит заканчивался, я сгрызал кусочки деревянной оболочки, и продолжал писать. Ножи, и любые острые предметы нам не положены, а затачивать карандаш о пол, стирая волокна древесины и крошки драгоценного графита, было не рационально и глупо. Тем более, что выпросить его у Константин Сергеича, главврача с хмурым выражением лица, густыми бровями, и большими, как лопата ладонями, было очень тяжело. Я включил все своё актерское мастерство и харизму, что бы заполучить драгоценную бумагу и карандаш. Сергеич был калач тертый, в плечах косая сажень, он сам начинал с санитаров больницы, окончил психиатрию, защитил докторскую по теме " Шизофрения и её влияние на становление личности", и за 30 лет работы повидал разных индивидов, поэтому обман и симуляцию он раскрывал на раз. А я не врал ему, поэтому получил желаемое.
В то утро я выпросил визит к главврачу. Меня упаковали в смертельную рубашку, и повели по длинным коридорам. Самое главное - это успеть спрятать большие пальцы в кулак, это позволит вам сжимать палец и тем самым не много, но все же, разгонять кровь, не давая рукам затекать. (Но они все равно затекут) И когда пальцы зажаты в кулаке, шансы того, что вам их вывихнут при всовывании в рубаху - снижаются. Меня завели в кабинет и усадили на стул, установленный напротив стола. Сергеич сидел молча, сложа руки перед собой в замок. Его пытливые, посеревшие от старости и нервов глаза, смотрели на меня пристально, не потеряв своего былого хладнокровия. От этого взгляда никто не мог ускользнуть, как от взгляда всем известного Вия.
- Ну-с, с чем пожаловали голубчик?
Я сжал пальцы в кулаках, облизнул губы и приготовился излагать свои доводы и убеждения.
- Я Вас слушаю. Могу чем-то помочь?
- Константин Сергеевич, мне очень нужен карандаш и бумага. – Я пошел сразу в лобовую атаку.
Седая бровь приподнялась вверх, я как-то давно читал, что такая способность передалась людям от бабуинов, которые приподнимали брови в качестве угрозы противнику. Сергеич упёрся в меня удивленным взглядом:
- Да что Вы говорите, голубчик – Сергеич постукивал пальцами по столу.
- Да, да - я быстро закивал головой.
- И зачем же Вам понадобилась бумага и карандаш? Если это её секрет, конечно. - Он встал, и обошел стол. Огромная ладонь скользнула в карман халата и извлекла очки и пачку сигарет. Очки он нацепил на самый край острого носа, а пачку сигарет открыл, и ловким щелчком огромными пальцами по дну, выбил одну сигарету, достал её зубами.
- Не секрет. - Я сжал пальцы как можно сильнее, руки уже налились свинцом, дрожь прошлась от кисти до локтя похожая на удар тока небольшого напряжения. - Я понимаю, что мне не верят. Но я-то знаю, чем это все кончится, поэтому хочу оставить послание, выжившим, или возможно другим цивилизациям, чтобы они остерегались того, что погубит нас. Я далеко не дурак, доктор... – Он демонстративно прокашлялся, поправил очки и уставился на меня с усмешкой, а с уголка рта свисала сигарета.
- Мы верим Вам, голубчик, верим! И в единорогов тоже верим, и в бабу-ягу... - он хохотнул и чиркнул спичкой. Прикурил и уселся на край стола.
- Нет, вы не понимаете, это было на самом деле... - я осекся, оценил ситуацию со стороны. Я в смирительной рубашке, пытаюсь убедить доктора наук в том, чего, если мыслить трезво, не может быть. У него ученая степень, а у меня диагноз поставленный консилиумом. Следовало выбрать другую тактику, иначе я не дождусь карандаша и бумаги.
- Как вам известно, доктор, у меня психическое расстройство личности, у меня яркие видения и богатая фантазия. Я хотел бы, как истинный патриот своей страны, описать все свои видения, галлюцинации, и передать в руки науке. Это будет отличный материал для изучения, вы так не думаете? - последние слова я произносил, скрипя зубами. Руки онемели, я уже не чувствовал пальцев. Конечности, заведенные за спину, крепко стягивались рукавами, плечевые суставы выходили из пазов, грудная клетка полыхала огнём натянутых до предела мышц и ребер. От боли темнело в глазах. Лоб покрылся испариной, протереть его не было возможности, и капли пота стекали на глаза, застилая их соленой болью.
- Вам не хорошо, голубчик? - Сергеич наклонился ко мне, и заботливо протер лоб ладонью. "Гад, посмотрел бы я, как тебе было хорошо, если рук не чувствуешь и грудная клетка рвется на части" - Я понимаю какой это вклад в науку, и понимаю значение вашего труда для родины. - он опять хохотнул. Стряхнул пепел прямо на пол, обошел стол, сел напротив меня и затушил окурок в пепельнице, больше похожей на сигаретного ёжика. Поправил очки к переносице. - Но и вы меня поймите, голубчик, Вам нельзя использовать такие предметы. Вдруг, вы поранитесь, или санитаров пораните, или меня? - он многозначительно поднял указательный палец вверх и погрозил им. - С кого потом спрос будет? С вас, у кого есть официальный диагноз? Нет. С меня голубчик, с меня. А если вы тьфу-тьфу - он постучал по столешнице - убьете себя? Что тогда?
- Я не собираюсь убивать себя, у меня шизофрения и пиромания, а не суицидальные наклонности. - У меня болел копчик, рук не чувствовал, боль в мышцах белыми вспышками затмевала разум. По закону, держать в смертельной рубашке можно не более двух часов, но это по закону. А тут, Сергеич это закон. И рубашку будешь носить столько, сколько ему надо. Я слышал, бывали случаи, когда люди от длительного пребывания в рубашке, просто теряли над собой контроль, и от боли испражнялись прямо под себя. Я сижу тут двадцать минут, а уже готов обмочить штанишки. Больше затягивать беседу не имеет смысла, и я перешёл в наступление
- Константин Сергеевич, если бы у меня была цель убить себя, я бы нашёл другие способы без карандашей и бумаги. Как, например, я бы мог перегрызть себе вены, или засунуть в рот клок волос и подавиться им. Да я найду множество способов, и карандаш мне не нужен для этого. - Я замолк, сжал зубы и прикрыл глаза, сдерживая боль. Сергеич сидел молча, разминал в желтых от никотина пальцах сигарету, минуту размышлял.
- Санитары! - в комнату, сшибая двери, ворвались два больших парня. - Увести этого голубчика. – Безропотно они повиновались, меня подхватили подмышки и потащили к выходу. Что ж, попытаться стоило.
- Стоять. - санитары обернулись. Сергеич прикурил, выпустил струйку сизого дыма, долго с прищуром смотрел на меня.
- И выдайте ему бумагу с карандашом.-
Хлопнула дверь, меня поволокли по коридорам. Так я получил возможность рассказать вам историю "Вендиго", и это не страшное чудовище-людоед, но, это с какой стороны посмотреть…