часть первая

наступила тёплая ночь августа: пели кузнечики, ярко светила Луна, даря спокойствие, звёзды, как будто сотни светлячков, делали небо необычно изумительным. рядом с березовым домом стояла небольшая беседка, покрытая полностью вьющимися растениями, а в ней царил порядок и покой, сохраняемый двумя загадочными лицами – женскими, умиротворенными. одно из них напоминало лицо безмятежности, если бы та была человеком, а второе – напоминало отчаянность, отрешенность.
две девушки сидели в удобных креслах, который стояли по разные стороны стола: «безмятежность» – в левом, «отрешенность» – в правом. кресла стояли не напротив друг друга, а параллельно столу, поэтому дамы смотрели вперёд – на прекрасные клумбы с различными цветами: ярко-желтыми, розовыми, красными, нежно-сиреневыми. каждая смотрела на определённый цветок и думала о его предназначении. всё это длилось не больше часа – таинственную тишину разрушил собачий вой.
– если бы всё можно было бы вернуть на несколько недель назад, я бы поступила так же, – заявила отрешенность, не отрывая взгляд с намеченного цветка.
– если бы всё можно было бы вернуть, я бы так же не отвернулась от тебя, – ответила безмятежность, прикрыв глаза, и откинула голову на спинку кресла. – глупо мысленно возвращать то, от чего до сих пор больно.
– а мне кажется, что это вполне естественно, мы же люди, а не роботы, которые логично поступают в любой ситуации, – отрешенность взяла со стола пачку своих сигарет и вытащила из неё одну, уже потеряв из виду свой цветок.
– логично должен поступать человек, который не хочет, чтобы его сердце ранили, чтобы ему приходилось страдать в сладостных муках, – продолжила отстаивать свою точку зрения безмятежность, не меняя позы.
– что ж, твои сладостные муки мне по вкусу, – отрешенность ухмыльнулась и закурила. – «моя абстракция напоминает человечность. но, нет, она проходит мимо – губит. моя любовь помножена на вечность, твоя – разделена на кубы» – так или иначе?
– можешь смеяться сколько тебе угодно, – безмятежность даже глазом не повела, так и сидела с запрокинутой головой, – а я продолжу слагать, хоть это дурно для нашего общества.
– да нет, нет ничего дурного, просто это никому не нужно, кроме твоей «абстракции», – отрешенность делала глубокие затяжки и пускала дым потолок беседки.
– этого уже с головой – достаточно, – улыбнулась в темноте безмятежность, зная, что её улыбка останется незамеченной.
– почему «абстракция»? уж безумно хочется знать, а ты не разъясняешь, – задала вопрос отрешенность, потушив сигарету о стеклянную пепельницу.
– на тот момент этот предмет обожания представлял собой что-то непонятное, угловатое, мутное, абстрактное. в нём не было ничего конкретного и это было – великое чувство, – попыталась пояснить безмятежность, спрятав свою улыбку обратно «в карман».
– а сейчас, если это не является тайной? – отрешенность вытянула ноги и скинула с них нежно-лиловые туфли, которые толком не имели никакого значения сейчас – в ночи.
– сейчас мой предмет обожания для меня «маленькая чёрная смерть», посещающая меня во снах с четверга на пятницу, – откровенно заявила безмятежность, наконец-таки открыв глаза. – ничто так не ломает впечатление о человеке, чем долгое нахождение в его компании.
– впечатление сломлено? – отрешенность облизала свои сухие губы и устремила взгляд вглубь ночного пейзажа.
– впечатление сформировано – более точно, более по-настоящему, – призналась безмятежность, делая тяжёлый вздох. – это нечто – чувствовать, что в тебе ничего не растёт. со мной так уже месяц и я ничего не могу поделать...
– ах, ну, я точно не виной сему, – отрешенность встала с кресла и села на пол у порога. – я лишь абстракция.
– не наговаривай! – произнесла безмятежность, смотря в спину отрешенности, и не сделала ли одного шага навстречу. – я же сказала, что это было в начале, когда мы были друг другу – тупыми углами.
– пустая, пустая, пустая, – твердила отрешенность, не обращая внимания на слова безмятежности. – ты – пустая и гниющая. никакого света! никакого снисхождения к роду абстрактному!
– не спорю с тобой, – она соглашалась с отрешенностью всегда, зная, что та найдёт аргументы в свою пользу, чтобы доказать собственную правоту. – не спорю, потому что ты по-своему права: пустая, пустая в плане душевного покоя – мои чувства где-то на дне, одиночество взяло вверх и тянет на себя. пустая, пустая.
– твоя податливость ни к чему! – мягкотелость безмятежности невероятно бесила отрешенность: она хотела бурного спора, который бы закончился танцами при луне, но её фантазии остались лишь в её голове. – где фонтан эмоций? где вечно бодрый настрой, который был тобою храним? где всё это?
– всё – убито. фонтан эмоций – снесён. настрой – расстроен. и только любовь способна всё это вознести, – безмятежность встала с кресла и села рядом с отрешенностью, едва касаясь своим плечом её плеча. – настоящая, оживительная, а не мертвая.
– маленькая чёрная смерть? – отрешенность подняла на безмятежность свой взгляд в попытке найти в глазах ответ на свой вопрос.
– ты, – кротка и губительна безмятежность в своих ответах.
ведь отрешенность сама хотела знать ответы на все свои вопросы: получите – распишитесь.
– ничего нет, нечего чувствовать и главное – не во что верить. и, да, мне не жалко времени, чтобы это объяснять, – призналась впервые безмятежность, скидывая с ног на мокрую от росы траву свои нежно-розовые туфли. – разъяснять и говорить, что боль давно утихла и необходимо принять всё, как есть – было и прошло. значит, так нужно. мы не одни в этой вселенной, чтобы зацикливаться на этом инциденте.
– то, что произошло ты смеешь назвать простым жалким словом «инцидент»? – отрешенности было странно слышать из уст безмятежности эти слова; она их про себя назвала «едкими», «пронизывающими». – может, это вообще плод нашей совместной фантазии? господи, за что господь со мной так несправедлив!
– взывая небеса, ответа не получишь, – начала безмятежность.
– и слыша Ваши голоса, я понимаю – чувства глушишь, – закончила отрешенность, смотря в глаза напротив сидящей деве.
– ты так глупа и делаешь из этой небылицы что-то серьёзное! не смешно? – безмятежность медленно приходила в ярость, но не отсаживалась.
– грустно, – тяжело вздохнула и подняла взгляд на небо. – когда-то так же на это небо смотрел Винсент Ван Гог. он очень любил звезды, а звёзды, наверняка, любили его.
– звёзды любят всех, не смотря на внешность и род занятий, не смотря на цвет кожи, не смотря... на то, что человек считает своим стимулом. любят – и всё тут, – безмятежность встала с порога беседки и ступила на мокрую землю. – довольно! пойдём спать?
– конечно, оставим звёзд в такой ответственный момент! – закапризничала отрешенность, вставая ногами на холодную мокрую траву.
– не оставим – разорвемся сами на куски, – серьёзна и настойчива.
– оставим – превратимся в марионеток, – глаза в глаза.
– чего ты хочешь? – завопила безмятежность, которой надоело спорить, блуждать из одной темы в другую – хотелось чего-то постоянного.
– не хочу спать и видеть сны! – отрешенность указательным пальцем ноги нарисовала на траве невидимый идеальный круг. – хочу... чтобы цветы были отражением неба, а небо отражало цветы.
– звёзды и есть – отражения цветов земных, глупая! – безмятежность впервые за долгое время рассмеялась. – пойдём спать, нам рано вставать.
– а как же цветы превратить в небо? – не унималась отрешенность, срывая один жёлтый цветок.
– каким образом ты хочешь это сделать? – «что угодно, только молчать» – позиция безмятежности, которая волновалась за сон подруги.
– гуашь и эта ночь – всё, что нам нужно, – ответила спокойно отрешенность.
безмятежности ничего не оставалось делать – поддалась напору. гуашь нежно ложилась на земные лепестки зачарованных цветов, которые за одну ночь превратились в огромное безмерное синее небо.
никто не в силах сделать человека разумным. никто не в силах изменить цвет неба и заставить все цветы вмиг стать иными. никто – человек, который никогда не спит, или же спит, но утром и днём, когда большинству суждено работать и видеть, как встаёт солнце. на самом деле у каждого человека своё солнце, главное – его найти, а когда оно встаёт – не важно. рядом – главное.
безмятежность и отреченность заснули под утро в беседке, покрытой вьющимися растениями. они лежали на полу, пряча свои синие лица от солнца в ладонях друг друга.
безмятежность и отреченность вновь обрели покой за долгие месяцы скитания. жаль, что скитания продолжаться, как только они проснуться и поймут, что эта жизнь у них последняя.