Сожаление. Мопассан

Г-н Саваль, которого в Манте называют «папашей Савалем», только что встал. Идёт дождь. Это грустный осенний день: падают листья. Они медленно падают среди дождя, как второй дождь, только более густой и медленный. Г-н Саваль невесел. Он идёт от камина к окну и от окна к камину. Жизнь представляется ему мрачной. Ничего светлого не осталось в ней, ведь ему уже 62 года! Он – одинокий холостяк, рядом с ним никого нет. Как это грустно: вот так умереть в одиночестве!
Он думает о своём пустом существовании. Он вспоминает давние времена, детство, родительский дом, затем коллеж, первые светские вечера, время учёбы в Париже. Затем – болезнь и смерть отца. Он возвращается жить к матери. Они жили вместе очень спокойно, молодой человек и старушка, а затем и она умерла. Как грустна его жизнь!
Он остался один. И теперь он тоже умрёт. Он исчезнет, и всё. Больше не будет на земле г-на Поля Саваля. Какой ужас! Другие люди будут жить, любить, смеяться. Да, они будут развлекаться, а его больше не будет. Разве не странно, что люди могут смеяться, развлекаться, быть весёлыми, зная, что смерть неминуема? Если бы она была лишь вероятна, тогда ещё можно было бы надеяться, но нет, она неизбежна, так же неизбежна, как ночь после дня.
Если бы только в его жизни был какой-то смысл! Если бы она была наполнена чем-то! Если бы в ней были приключения, радости, успехи. Но нет, ничего такого. Он ничего не сделал, кроме того, что вставал, ел и ложился в определённый час. И так он дожил до 62 лет. Он даже не женился, как другие. Почему? Да, почему он не женился? Он мог бы, так как у него было некоторое состояние. Что, ничего не подвернулось? Возможно! Но возможности надо искать самому! Он просто жил беззаботно, вот и всё. Беззаботность была большой его проблемой, его пороком, его грехом. Сколько людей губят свои жизни по беззаботности! Для некоторых людей так трудно встать, куда-то пойти, говорить, выяснять вопросы.
Его даже никто не полюбил. Ни одна женщина не спала в его объятиях, отдавшись порыву любви. Он не знал муки ожиданий, дрожи рукопожатий, экстаза удовлетворённой страсти.
Какое сверхчеловеческое счастье должно вас наполнять, когда губы встречаются впервые, когда объятие из 4 рук превращает вас в одно целое – какое это безумное счастье!
Г-н Саваль сел у огня в халате, вытянув ноги.
Определённо, его жизнь загублена. Однако, ему довелось любить. Он любил тайно, мучительно и беззаботно, как делал всё в своей жизни. Да, он любил свою хорошую знакомую, мадам Сандр, жену своего товарища. Ах, если бы он встретил её в девичестве! Но он встретил её слишком поздно: она была уже замужем. Определённо, он попросил бы её руки! Как бы они любили друг друга с самого первого дня!
Он вспомнил все свои чувства при виде любимой: грусть расставаний и бессонные ночи, когда он думал о ней.
Но по утрам он всегда просыпался чуть менее влюблённый, чем вечером. Почему?
Какой она была хорошенькой тогда, маленькой, смеющейся кудрявой блондиночкой! Сандр ей не подходил. Теперь ей было 58 лет. Она казалась счастливой. Ах, если бы она любила его тогда, если бы она его любила! А почему она не любила его, Саваля, который так её любил?
Если бы она только догадалась… Разве она не догадывалась, ничего не замечала? Тогда о чём она думала? Если бы он открылся ей, что она ответила бы ему?
Саваль спрашивал себя о тысяче других вещей. Он заново проживал свою жизнь, стараясь ухватить множество деталей.
Он вспоминал все длинные вечера, когда они играли в экарте у Сандра, когда они все были ещё молоды, и мадам Сандр была так очаровательна.
Он вспоминал слова, которые она ему говорила, её интонации и немые улыбки, которые значили так много.
Он вспоминал их прогулки по Сене втроём, завтраки на траве по воскресеньям, так как Сандр служил в супрефектуре. И внезапно ему ярко вспомнился день, проведённый с ними в маленьком лесу у реки.
Они отправились туда утром, завернув еду в пакеты. Это был опьяняющий весенний день. Всё пахнет сладко, от всего веет счастьем. Птицы кричат громче обычного и летают в небе стремительнее. Они пообедали на траве под ивами, рядом с водой. Воздух был тёпел и полон ароматами древесных соков, он вдыхался, как вино. Какой это был прекрасный день!
После обеда Сандр заснул на спине. Позднее, проснувшись, он сказал: «Это был лучший сон в моей жизни».
Мадам Сандр взяла Саваля за руку, и они вдвоём пошли вдоль реки. Она опиралась на него, смеялась и говорила:
«Я пьяна, друг мой, совершенно пьяна». Он смотрел на неё, дрожа с ног до головы, бледнея и боясь, как бы в его глазах не засветилась чрезмерная смелость, как бы дрожь в ладони не выдала его чувств.
Она сплела себе венок из трав и водяных лилий и спросила:
«Я вам нравлюсь?»
Он не нашёлся с ответом и молчал, поэтому она засмеялась издевательски и бросила ему в лицо: «Ну и увалень! Надо говорить, по крайней мере!»
Он вспомнил, как она нежно на него оперлась. Проходя под развесистым деревом, он коснулся её уха щекой и отпрянул, боясь, как бы она не сочла этот контакт намеренным.
Когда он спросил: «Не пора ли возвращаться?», она бросила на него многозначительный взгляд. Определённо, она смотрела на него по-особенному. Тогда он не придал этому значения, а теперь ему это вспомнилось.
«Как хотите, друг мой. Если вы устали, давайте вернёмся».
Он ответил: «Я предложил это не из-за усталости. Возможно, Сандр уже проснулся».
Она сказала, пожав плечами:
«Если вы боитесь, что он уже проснулся, тогда давайте возвращаться».
На обратном пути она молчала и уже не опиралась на него. Почему?
Он ещё никогда не задавал себе такого вопроса. Возможно, он теперь заметил то, чего не понял раньше.
А вдруг…?
Г-н Саваль почувствовал, что краснеет, и взволнованно встал, словно услышал, как 30 лет назад мадам Сандр сказала ему: «Я вас люблю!»
Возможно ли это? Это подозрение, проникшее в душу, теперь нещадно мучило его. Возможно ли, что он не заметил, не догадался?
А что, если это правда, если он прошёл мимо своего счастья?
Он сказал себе: «Я хочу знать. Я не хочу пребывать в сомнениях. Я хочу знать!»
Он быстро оделся. Он думал: «Мне 62, ей 58, теперь я уже могу её спросить».
И вышел.
Дом Сандров находился на другой стороне улицы, почти напротив его дома. Он подошёл и постучал. Служанка открыла дверь. Она была удивлена увидеть его так рано. «Это вы, г-н Саваль? Что-то случилось?»
Саваль ответил: «Ничего не случилось, милочка, но передай своей хозяйке, что мне нужно немедленно её видеть».
«Мадам занимается заготовками грушевого варенья на зиму, она на кухне и не одета».
«Да, но скажите ей, что это очень важно».
Служанка ушла, а Саваль принялся ходить по салону большими взволнованными шагами. Однако, он не чувствовал смущения. Он задаст ей этот вопрос, как спросил бы рецепт кушанья. Ведь ему уже 62 года!
Открылась дверь, и вошла хозяйка. Теперь это была полная женщина с зычным смехом. Она шла, далеко отставив от тела руки с закатанными рукавами. Её пальцы были покрыты сладким соком. Она встревоженно спросила:
«Что случилось, друг мой? Вы не больны?»
Он ответил: «Нет, дорогая, но я хочу спросить вас о чём-то очень важном для меня, что терзает моё сердце. Пообещайте, что ответите честно».
Она улыбнулась: «Я всегда отвечаю честно. Говорите».
«Хорошо. Я любил вас с самого первого дня, когда увидел. Вы об этом не догадывались?»
Она ответила со смехом, что напомнило ему её былые интонации:
«Вот увалень! Да я это сразу заметила!»
Саваль начал лепетать:
«Вы знали…? Но тогда…»
И замолчал. Она спросила:
«Что тогда?»
Он ответил:
«Но тогда… что… что бы вы мне ответили?»
Она засмеялась ещё громче. Капли сиропа стекали по её пальцам и капали на паркет.
«Я?... Но вы меня никогда не спрашивали. Ведь не я же должна была вам признаваться в любви!»
Он сделал шаг к ней.
«Скажите… вы помните тот день, когда Сандр заснул на траве после обеда?.. Когда мы ушли вместе…»
Он подождал. Она перестала смеяться и посмотрела ему в глаза:
«Конечно, помню».
Он продолжил с дрожью в голосе:
«Ну… в тот день… если бы я… осмелел… что бы вы сделали?»
Она улыбнулась, как женщина, которая ни о чём не жалеет, и ответила искренне, звонким голосом, в котором сквозила ирония:
«Я бы уступила, друг мой». Она повернулась на каблуках и пошла на кухню.
Саваль вышел на улицу таким пришибленным, словно его поразила молния. Он шёл большими шагами под дождём, спускаясь к реке и не думая ни о чём. Когда он дошёл до берега, то повернул направо. Он шёл долго, словно ведомый инстинктом. Его одежда промокла, шляпа скомкалась, превратившись в тряпку и приняв форму крыши. Он всё шёл. И он дошёл до того места, где они обедали тогда.
Тогда он сёл под голыми деревьями и заплакал.
 
4 ноября 1883

(Переведено 15 августа 2018)