Исповедь

Олег ехал в купе один, никто не отвлекал, и он вольготно расселся за столиком и с упоением принялся писать свой очередной рассказ. Книга подходила к завершающему этапу написания, и так хотелось быстрее взять в руки пахнущую типографской краской в глянцевой обложке тобой рожденное новое повествование.

На одной из остановок вошла невысокая плотная женщина пенсионного возраста с огромным, давно отжившим свой век чемоданом, синей в клеточку сумкой и полиэтиленовым мешочком. Ее круглое лицо и зачесанные назад темные короткие волосы выглядели неприветливо. И это была не врожденная суровость, а скорее судьба прошла по ее жизни в грязных кирзовых сапогах, и к таким людям лезть с вопросами не рекомендуется – сразу получишь отпор. Они сами все расскажут, только им надо время, душевное равновесие и спокойствие.

Поздоровавшись, Олег помог занести ее вещи в купе, уложил их под спальную полку, достал свернутый матрас и одеяло. Аккуратно собрав разбросанные по столику бумаги, он продолжил свою работу.

Просидев около часа, Олег с хрустом потянулся и добродушно спросил, – Как вы смотрите на то, чтобы нам попить чайку? У меня есть замечательные пирожки, с укропом, рисом и яйцами, жена в дорогу напекла. Рекомендую попробовать, вкуснятина – язык проглотите. Ну как, уговорил? Давайте кружку, я за кипятком. Меня Олег зовут. А вас?

Женщина молча порылась в кульке и подала стакан.

Вскоре Олег принес кипяток, бросил в кружки чайные пакетики.

– Вам сколько кусочков сахара положить?

– Если можно, то я вприкуску. Давайте попробуем ваши хваленые пирожки. Когда-то я тоже любила печь, варить… А сейчас… – махнула она рукой. – И некогда, а скорее всего – не хочется. Меня зовут Антонина Ивановна. К сыну в гости еду. Давно приглашал, а я все никак… Вы вот все время пишете. Никак не возьму в толк: чего так много можно написать?

– Антонина Ивановна, обращайтесь ко мне на «ты». Не люблю, когда мне выкают. Не дорос еще. А пишу, потому что писатель.

– Правда, что ль?

– Истинный крест, вот и членский билет мой, – протянул он ей красную книжечку.

– Никогда писателей не видела. И о чем ты пишешь?

– О разном. О жизни, о любви, о чем-то смешном…

– Читают хоть люди твои книги?

– Читают. И даже хвалят.

– Молодец! Можно, я еще пирожок возьму? И правда, очень вкусные.

– Берите без стеснения. Их надо съесть, чтоб не пропали. Я рано утром выхожу. С собой, естественно, брать не буду, а выбрасывать жалко. Вам все оставлю.

– К кому едешь?

– К тете. У нее юбилей.

– А родители?..

– Мама умерла, когда мне двадцать восемь лет было, а отец бросил нас, когда мне исполнилось всего лишь три месяца.

– Жена, дети?

– Это все есть.

– А серьезные вещи ты пишешь?

– Конечно.

– Давай я тебе расскажу свою историю жизни. И если она тебе понравится, разрешаю опубликовать, только имена и фамилии изменить надо будет.

– Это не проблема. А чтобы наш разговор шел в теплой обстановке, предлагаю еще выпить по бокальчику чая, – и он быстро принес кипяток.

– Я со взрослой жизни буду рассказывать. Детство было не очень интересное. После школы поступила в юридический институт. На предпоследнем курсе вышла замуж за парня из железнодорожного техникума. Правда, он был другой национальности. Или я была другой национальности, сейчас и не поймешь. Из-за этого, собственно говоря, и поломалась наша жизнь. Я очень любила мужа. Но его родители были против этой свадьбы.

После окончания института нас распределили на его родину. Там у нас родился сын Максим. Я стала работать в прокуратуре. Все вроде бы хорошо, но счастья не было в доме, хотя муж вначале и относился ко мне замечательно. Поначалу мы снимали квартиру, пока мне не дали свою. Свекровь вместо помощи только и делала, что вставляла кол, чтоб разъединить нас. Так оно и получилось: Муса через семь лет ушел от меня, начал крепко пить и во время очередного запоя… короче, покончил жизнь самоубийством. Сыну было восемь лет. Смерть отца он переживал очень сильно, плакал по ночам, стал писаться в постель.

Вечером, примерно через полгода после смерти мужа, к нам кто-то позвонил. Я открыла дверь. На пороге стоял высокий мужчина, достаточно симпатичный, правда, неухоженный: в трико с растянутыми коленками, обросший и в худых носках. Сказал, что ему нужна моя консультация как юриста. В то время я уже работала старшим юрисконсультом на самом крупном предприятии нашего города, была еще председателем народного контроля, а в эпоху дефицита это имело огромное значение. Я, честно, даже и не помню, о чем мы говорили, но пробыл он у нас около получаса.

Было видно, что женщине требовалось высказаться, и она вошла в роль повествователя. От этого человеку становится легко на душе. А Олег стремительно писал ее рассказ в блокнот.

– На другой день, – продолжала Антонина Ивановна, – он снова пришел, и тоже с какими-то бумагами. Я, конечно, обратила внимание на то, что он смотрит на меня не просто как на юриста, а как на женщину, очень заинтересованно. Как потом выяснилось, он оказался сыном дяди Леши, у которого мы с мужем снимали квартиру, когда приехали после учебы из города. До этого он жил в Новосибирске с женой. Потом они развелись, и он переехал жить к отцу. Детей у них не было. Не могу сказать, что он меня сразу заинтересовал или мне понравился… Он вообще был полной противоположностью моему идеалу, а потом… совсем недавно умер муж, которого, несмотря ни на что, я очень любила! Но другое дело – его сразу полюбил мой сын. Он очень хотел отца и даже заставлял меня писать письма в газету, чтоб я познакомилась с мужчиной с целью завести семью. Я, конечно, его обманывала, делала вид, что отправляю эти письма, а он ждал и огорчался, что нас с ним никто не выбирает. А тут-то сам предмет его ожидания пришел к нам! Однажды после его очередного визита сын говорит мне: «Мам, ты думаешь, правда, дяде Мише нужны твои консультации? Нет, он в НАС влюбился! Давай его возьмем к себе, пусть он будет моим папкой!»

Так продолжалось пару месяцев. Василий, так его звали, придет, поговорит и уходит. Максим постоянно просил меня быть с ним не такой строгой, чтобы дядя Вася привык к нам и сам захотел стать ему отцом.

Я стала думать, как говорится, включать разум, ведь сердцем он меня не зацепил. Размышляла, ночи не спала… Многие живут без любви, может, и я смогу? Василий и работает хорошо, и внешне не урод, ну а то, что простой водитель, – это не существенное. Главное, чтоб семья была, опять же сын просит, тем более своих детей у него не было, стало быть, моего любить будет! Ну и мне всего тридцать шесть лет, как бы крест на себе ставить рановато! Вот так и решилась…

Я его отмыла, постригла, переодела в импортные вещи. Он из Нищего превратился в Принца и мог часами не отходить от зеркала, любуясь собой.

Разочарование пришло в первую же ночь супружеской жизни. Ведь первого мужа я до безумия любила, а тут, без любви… сплошная мука! Надо мне было сразу проводить его и не обманывать ни себя, ни его. Но стиснула зубы, может, что и получится, стерпится-слюбится, как в народе говорят, короче, смалодушничала я.

Второй тревожный сигнал прозвучал, когда решали по поводу общего бюджета. Василий сказал: мол, давай складываться, ведь вас двое, а я один! Теперь ему придется горбатиться на троих.

Сын в нем души не чаял, повисал на нем, был счастлив – у него есть ПАПКА! Моя соседка, учительница в школе, где сын учился, рассказала, что Максим подходил к классному руководителю и просил: «Лидия Александровна, исправьте в журнале, я теперь Васильевич!» Сочинения писал, как он с отцом на рыбалку ходит, как машину вместе чинят, – врал, конечно, но в это верил! А я ради таких моментов все терпела и надеялась на чудо. Жили мы с ним нерасписанными. Я же изо всех сил старалась быть хорошей «женой». Мне очень хотелось, чтоб все у нас было замечательно, как в счастливых семьях.

Теперь он работал на Севере вахтенным методом по пятнадцать дней. Его проводы в дорогу – это целый ритуал: я пекла пирожки разной формы – круглые, овальные, треугольные, чтобы он знал, где с мясом, где с луком и яйцами, а где сладкие! Неизменно зажаривалась курица. Я не говорю о салфетках и прочей атрибутике, чтобы он чувствовал себя самодостаточным человеком.

Как-то стоим мы на улице и ждем Васю. Максим подходит, глаза светятся, и он говорит: «Мама, давай я сейчас убегу вон за ту будку, а дядя Вася придет и пусть крикнет: «Максим, сынок, ты где, иди сюда!» Тогда я подбегу, возьму его за руку и скажу: «Я здесь, папа!» Сын убежал, а я с комком в горле передаю слова мальчика своему мужчине. Он удивленно поднял брови: «А с чего ты взяла, что я хочу, чтобы он меня так звал? У меня детей нет!» Ребенок некоторое время простоял за будкой, пока я его не позвала. Он медленно подошел, взял меня за руку, прижался, а в глазах – слезы! Но он не заплакал, он знал, что мужчины не плачут!

Вот тогда еще раз мне нужно было оставить этого Васю на остановке и уехать с сыном домой, но я не сделала этого. Почему, не знаю! А надо было, ой как надо!

Ну а жизнь продолжалась. И вот однажды вечером мы сидели за столом и ужинали. Максим вдруг говорит: «Мам, а дядя Вася нас все-таки любит!» А я его спрашиваю: «А как ты это понял?» Он отвечает, что сам слышал, как он дяденькам хвалился и показывал фотографии, мол, у меня жена юрист, а сын на пианино играет и танцует! И вдруг этот дядя Вася, сто девяносто сантиметров ростом, перегибается через стол и своей черной огромной ручищей бьет сына по лицу! Тот упал на пол, из носа потекла кровь. Тогда я вскочила и стукнула его в грудь. А он не раздумывая тоже со всей силы ударил меня по голове. Я упала на пол, а когда поднялась, вижу, как мой маленький защитник схватил кухонный нож и со словами: «Убью, не трогай маму!» – уперся острием дяде Васе в живот.

Разумеется, в этот день моя семейная жизнь закончилась!

Но это еще не все. Через несколько дней он пришел домой под предлогом, что не все забрал. Я открыла дверь, не чувствуя беды. Он с порога спрашивает: «Как будем делить консервацию?» А я в тот год очень много консервировала (семья все же!) В квартире, в прихожей, у нас встроенный шкаф, где сверху донизу стояли банки с вареньем и соленьями.

«А с чего ты взял, что я собираюсь с тобой делиться? – спрашиваю его я. – Ведь все овощи, фрукты и ягоды с дачи моих родителей, банки мои и руки, которые все это делали, тоже мои». Он спокойно так отвечает: «Понял! По-хорошему, значит, не получается!» С этими словами он подходит к шкафу, открывает его, берет банку и кидает в полку с консервацией. Разбил все до одной! Мы потом с соседкой ведрами выносили это месиво, да еще пришлось соседям, что этажом ниже живут, делать ремонт в прихожей, так как эти компоты, соленья и варенья протекли к ним.

Больше мы никогда не общались, и я поняла, что замужество – это не для меня!

Я продолжала жить с сыном. Почти каждый год летом мы ездили с ним на море или турбазу. Я во всем старалась заменить Максиму отца. И на катке, и на рыбалке, и на футболе…

– А что стало с дядей Васей? – спросил Олег.

– Вскоре он спился, серьезно заболел и помер! Нет, помер он уже тогда, когда Максим пришел из армии. Пришел и сразу побежал к нему. Все-таки какая-то любовь к этому человеку в нем осталась. Через какое-то время он прибегает домой с выпученными глазами, холодильник открыл и давай все складывать в пакет. Я спрашиваю, что случилось. А он дрожащим голосом говорит: «Мама, там дядя Вася голодный лежит. Он болеет, нельзя его в таком состоянии бросить!» А ведь прошло уже десять лет с моей неудачной попытки стать счастливой женщиной! Вот как бывает в жизни… Ведь мог мирно жить в тепле и сытости, внуков воспитывать.

Я не знаю, почему у меня эта история застряла в голове, как заноза. Может, она теперь вылезет из меня наружу, когда попадет на страницы твоей книги? Вот, пожалуй, и все. Как тебе мой рассказ?

– Одним словом и не скажешь, но все настолько тяжело и трагично…

– Трагично, это точно, – Антонина Ивановна тяжело вздохнула. – Давай, Олег, спать, ночь на дворе, и я устала от всех этих переживаний. Ты во сколько выходишь?

– В шесть утра.

– Счастливо тебе. Напиши, если получится.

– Обязательно.

За окном под стук колес пролетала ночь, а Олег ворочался с боку на бок и не мог заснуть, в его голове крутились эпизоды этой истории. И лишь под утро он задремал. Но поспать не удалось – пришла проводница и предупредила, что через полчаса его станция. Он переоделся, умылся и, взяв вещи, тихо вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Ему показалось, что Антонина Ивановна не спала.

«Пусть все у нее будет хорошо», – подумал он.

У каждого человека своя жизнь, свои проблемы. И как хочется, чтобы все люди улыбались друг другу, а за стенами каждого дома царил мир и жила любовь!