Сю

- Толик, ты кущаля?

- Тоолик, ты кущаля? - доносилось из окна второго этажа.

- Кушал, - отвечал невнятно Толик, немного смущаясь и продолжая, не поднимая головы, ремонтировать перевернутый вверх колесами свой велик.

- Тоооолик, ты куущаяляяя? - уже совсем громко с сильным немецким акцентом вопрошала через весь двор бабушка Толика.

- Кущала! Куу-щая-ляя! - передразнивая бабушку, отвечал Толик, разогнувшись и обернувшись к ней.

Удовлетворенная ответом внука бабушка, что-то бормоча, исчезала в проеме окна и закрывала створки.

Толик относился к средней возрастной прослойке населения нашего двора. С недавних пор у него появилось еще и другое имя, которое он принес со школы. Его он не признавал и всегда лез в драку, отстаивая свое достоинство, с любым, кто осмеливался его так дразнить. В этих боях он мог быть битым, но никогда не был побежденным! Его не смущал ни возраст обидчика, ни количество этих злодеев, ни даже их сопровождение - родители, учителя, - Толик бросался в схватку мгновенно. Те, кто мог быстро бегать и заранее подготовился к действию мог просвистеть

- Сюююю! -

а дальше нужно было драпать, не оглядываясь, не останавливаясь, туда, где можно надежно заныкаться. Толик помнил обидчиков и возмездие обязательно настигало их, пусть даже позднее.

Их класс тогда в школе на "Природоведении" проходил какие-то растения и он, отвечая урок, назвал сурепку сЮрепкой. И все. И все! Вот это самое "Сю" и прицепилось к нему.

Фамилия у Толика была не своя. Эта, последняя, досталась ему от отчима белоруса. С первой, немецкой фамилией, жилось ему не очень просто. Конечно, ни каким фашистом он не был, но ведь, каждому этого объяснять не будешь. Возможно и имя - Толик, тоже было не его родным. Возможно.

...

Совсем неплохая это была затея. Во время летних каникул организовали в нашем городе дворовые команды. Все-таки дети были при деле. Сколько их было - 10, 20, 30... ?

Наша дворовая команда называлась - "Ураган".
У нас был и свой штаб, был свой кинотеатр, где мы смотрели диафильмы, была и комната с теннисным столом и, и, и...

Раньше в этом полуподвальном помещении нашего дома находилась техническая лаборатория рудника. Когда урановый рудник закрылся, помещение какое-то время пустовало, а потом его передали нам. Мы делали там ремонт, выносили какое-то оставшееся оборудование, красили стены, белили потолки. Приносили не весть откуда мебель.

Вместе ходили мы на речку, вместе ходили в горы, вместе вечерами играли в дворовые игры.

Участвовали мы и в городских соревнованиях по разным видам спорта - футболу, баскетболу, волейболу, бегали, плавали, еще мы должны были подготовить и номера художественной самодеятельности. А выступление проходило в главном зале города - в городском Доме Культуры!

Наши девчонки ставили сценки в сшитых самими платьях и со своими декорациями, танцевали, читали стихи, многие из нас играли на музыкальных инструментах.

Толик тоже подготовил номер. Жили они не богато, позволить приобрести ему музыкальный инструмент его сводные родители (депортированные: мама - российская немка, отчим - белорус, с оккупированных территорий) не могли. Толик ходил в кружок, учился играть на трубе, носил какую-то странную тюбетейку.

Во время летних каникул Толик играл нам утром побудку. Он выходил в половине девятого во двор в форме - черные трусы, белая майка, в сандалиях, умытый причесанный, становился по середине двора, принимал соответствующую позу горниста - правую ногу вперед, левую руку на пояс и, устремив взгляд в небеса, дудел в сверкающий горн. Ребята и девчата нашего двора, проснувшись, и, приведя себя в порядок, выбегали во двор на утреннюю зарядку.

И все это происходило без воспитателей, без вожатых! Мы все делали сами! Сами!

И так, Толик решил спеть. Он разучил песню услышанную им по радио. Аккомпанировал ему Гришаня на аккордеоне.

А песня была классная. Исполнял ее Олег Анофриев. И начиналась она так:

Вот чудак, ну чудак странник тот,
Кто большой чемодан в путь берёт.
Я беру с собой в дорогу лишь всего
На день хлеба И немного Н2О (аш-два-о).

Объявили выступление Толика. Он подошел к микрофону, подул в него, пощелкал, повернулся к Гришане и махнул головой. Гришаня сыграл вступление и Толик запел

- Ну, чувак! Ну, чувак! С ранних пор,
Он большой чемодан в путь попер!
Я беру с собой в дорогу лишь его,
На день хлеба много-много, аж два - во!

Восклицая - Аж два - Во!, - Толик широко расставил руки.

Зал ржал. Топал ногами! Кто-то падал между рядами, катался от смеха по полу... Такого успеха не ведал наш Дворец Культуры никогда! Таких оваций не получил ни один заезжий столичный актер!

Толик еще продолжал петь свою пеню, но его уже никто не слышал и не слушал,

Гришаня с аккордеоном слинял со сцены подальше от этого головокружительного успеха.

Толик НИЧЕГО в песне-то и не придумал! Ничего! Он записал слова с эфира, все слово в слово! Может, правда, что-то неправильно расслышал, ну, как сЮрепку!

Мы заняли первое место!
И всем двором поехали отдыхать в ореховые леса Арслан-Боба.
...

Пацаны с нашего двора не курили. Вообще! Может быть только Толик уже баловался? А иначе откуда же у него тогда с собой оказались спички?

Осень. Мы уже вернулись с хлопка. Позади те времена, когда мы жили дворовой командой. Штаб пустовал. Помещение опять стало бесхозным. И туда мог проникнуть кто угодно.

Толик раздобыл где-то пороху. В нашем дворе были мужики-охотники. Мы видели, как они приносили с охоты трофеи - волка, лису, рысь, дикобраза, кекликов... Но охотники порохом с пацанами не делятся.

Толик пошел в штаб один. На подоконнике насыпал порох на круглую промокашку, совсем немного, со спичечную головку. Поджег. Порох едва пшикнул. Совсем не интересно. Совсем. Нужно добавить и побольше!

Вначале ничего не произошло. Толик поджег вторую спичку и поднес ее к солидной уже кучке пороха на вытянутой руке, отворачиваясь. Третью спичку пришлось теперь совсем уже не вслепую подносить, а убедиться...

Ни взрыва, ни вспышки никто особо не услышал и не увидел. Услышали крик Толика и увидели как он вслепую наощупь выбирается из подвала.

Мы приходили к нему в больницу. Лицо все было покрыто толстой темно коричневой коркой с трещинами, ни бровей, ни ресниц...

Мы обыгрывали ему этот его эксперимент с порохом, а он улыбался глазами, обрамленными живой светлой, не обгоревшей кожей. "Очкарик"-Сю был рад нашим посещениям. Мы советовали ему, чтобы он хорошо "кущаля" и желали быстрого выздоровления.

Прощаясь, он махал нам своей белой левой рукой.

Пока, Толик!

Пока!