Как в СССР пиво пили 3

             Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"



Потный, но счастливый Духов громкость слегка пригасил и пояснил:
- У меня дом – идиотский. Нормальных людей нет. Или вояки бывшие или пенсионеры. А внизу – изобретатель. Некто Сухаревский, большая сволочь.
 - Это почему? – заинтересовался Кульманов.
 - А пьет в  одиночку. Роботов собирает, и с ними квасит, – вдохновился художник.  - Недавно у него один такой «РобЕрт» перепил, так он его прямо на балконе кочергой гасил. Ментов вызывали! Весь дом наш на субботнике с роботами пьяными  дрался. Я сам четырех штук лопатой положил! Тут такое было!..*
- Да ты что?! – у  Кульманова хищно,  по-журналистски напряглись уши.  - А мы сидим и не знаем! Пирожками давимся…  Где этот Франкенштейн? Тащи его на бокал старого  доброго вина… Или пойдем к нему на огонек… творческий…
 - Да пошел он!  Лучше, раз все в самой кондиции, и дозрели - «прорыв» покажу!
 - А я вот тут недавно шесть кассет с секс-музыкой записал – опять хвастливо  и невпопад вклеился  молодой и глупый Расквасов. – Во дают! Немецкая группа. Называется «Фантастиш».
- Тебе-то зачем? С молодой-то  женой…  Тут бы и без секс-музыки… - заиграл редкими бровями Кульманов.
- А я утром ее ставлю, на всю квартиру! Классно! Теща подпевает, тесть в три раза больше жрать стал!
- Секс-музыка – это фигня! Это, Гера для таких как ты – молодоженов, – веско сказал весьма циничный Не-Петрич. - Я вот позавчера видеомагнитофон смотрел. Подпольно. Всю ночь сидели! 7 фильмов без перерыва под портвейн. Четыре из них, конкретные, порнографические. «Видеоплейбой» называются. Чуть не умерли! Там такое!..
- Хлопцы! Ну, пойдемте на «Прорыв»… - вновь заканючил Духов.
- Какие мы тебе «хлопцы»?  - обидно засмеялся Кульманов. – Мы  простые советские беспартийные сибариты. Ладно, уговорил…
Пирр Духов  завел шатающийся коллектив в темную комнату и включил свет.
- Вот, ребята, этого – еще никто не видел. Экспозиция–прорыв «Мужчина».
Все стены огромной комната, от пола до выложенного осколками зеркал потолка была уставлена красочными до аляповатости  полотнами. Полотен было десятки – размером приблизительно метр на метр, многие из них были соединены между собой оконными шарнирами.
 - Так… я  вижу, что художник наш перешел на гигантские переносные портсигары, – вставил несносный Кульманов – а торговать где? В электричках под баян?
Духов нимало не обиделся. Он сиял.
- Вот, други мои новые, 5 последних лет моей жизни.  Цикл «Мужчины». Выставляется впервые.
- На пьяные головы... – веселился Кульманов.
Послышалось вопросительное мычание - на Расквасова и Не-Петрича было стыдно смотреть. Они ничего не понимали в происходящем и удерживались на ногах только из вежливости. 
Не замечающий трагизма ситуации художник продолжал метать бисер:
- Мужчина, как обьект, у меня один, но -  в разных ипостасях…
Пишу я, как видите – не только двуптихами или там набившими оскомину триптихами, есть у меня и четырехптихи и даже попытки перейти  от пятиптихов к семиптихам и восьмиптихам. Ну, вот из первых… «Мужчина, пьющий пиво с утра». Одноптих.
Кульманов захохотал и с одобрением посмотрел на Духова.
- Как живой! А глаза-то, глаза!..
 - Глазам, как ты видишь, мой друг, я уделяю особое внимание. Над глазами я очень долго бился. Вот, например: «Мужчина, потерявший деньги». Или «Мужчина, на спор засунувший в рот лампочку», «Мужчина, уронивший на ногу кирпич», двухптишок небольшой: «Мужчина голодный» и «Мужчина, съевший на спор ведро окрошки»… Кстати – быль. Писал с живой натуры. Немного о спорте… такой триптишник: «Мужчина в свободном падении», «Мужчина в свободном падении с нераскрытым парашютом», «Мужчина, уцелевший при падении с нераскрытым парашютом».
- Ловко! Эй, Не-Петрич! Расквасов!  Очнитесь, мужчины! Тут как раз для вас двуптих… «Мужчина дурак» и «Мужчина, далеко не дурак»!
Пьяные молодые мужчины оторвались от стены и уселись вдвоем на стоящий посреди зала одинокий стул.
- Это ранние работы, - пошаркивая ластообразными тапочками, похаживал и солидно объяснял Духов. -  Постельная тема. Триптих: «Мужчина, застигнутый врасплох с женщиной», «Мужчина, застигнутый врасплох с мужчиной», «Мужчина, застигнутый врасплох сам с собой». А как тебе здесь глаза?
- Глаза вот здесь хороши! – и восхищенный Кульманов прочитал корявую надпись на полотне: - «Мужчина, случайно овладевший Мерилин Монро».
- А… Это двуптих. Вот продолжение: «Мужчина, которым случайно овладел Жан Марэ».
- Ты смотри… Вроде все есть, а порнографии – нет!… Сразу видно – большой художник!
Польщенный Духов косолапо убежал на кухню и вернулся с двумя полными стаканами:
- Давай, примем для эстетического восприятия!  И продолжим!
Приняли и продолжили.
- Я, Володя, животных люблю. Особенно попугаев. Вот тут, смотри триптишничек у меня вылился по попугаям… Вот отсюда: «Мужчина, дразнящий попугая»… затем – «Мужчина, дразнящий попугая палкой»… Финал – «Мужчина, внезапно посланный попугаем на….»
- Что ж… Глубоко!
- А вот тебе, Володя, из последних. Физиологический семиптих. «Мужчина, идущий по улице с расстегнутой ширинкой», «Мужчина, идущий по улице под зонтом и с расстегнутой ширинкой», «Мужчина с расстегнутой ширинкой в окружении фотомоделей»,  «Мужчина у писсуара», «Мужчина у писсуара пьяный». «Мужчина у писсуара пьяный, страдающий простатитом», «Мужчина на унитазе, страдающий запором». Как?
- Глаза опять удались.  Ну, Пирр! Ты просто настоящий мужепИсец всея Руси… или мужеписЕц…
- Володя!... Так не надо сравнивать… шутить… ассо… ассоц.... ассоциативно плохо звучит – помрачнел Духов. – Тут дело эпохальное! Возможен даже – культ!
 - Ты для культа напиши «Мужчину с гигантским яйцекладом»  Вот тут сразу культ обеспечен… Расквасов, а ты что стоишь – «к стене прижатый и на вид чуть-чуть горбатый»? Скажи что-нибудь… можно умное…
  Расквасов зачем-то артистично взмахнул руками и, зацепив шестиптих, упал со стула. Следом упал, лишенный поддержки Степан Не-Петрич. Сверху на них обрушились два двуптиха.
- Видал, Пиррюха!  А вот и зрители  падают ниц перед  талантом! -  распоясано крикнул Кульманов. Ему, честно говоря, уже надоел   самодовольный художник, падающие друзья, бесконечные вылупленные «Мужчины» и провонявшая красками винная квартира. Захотелось на воздух.
- Все было отлично. Эпоха – у тебя в кармане. Я – домой. Подарок будет?
Духов расстроился.
- А обсудить?
- Валера, друг! Не могу! – стоя в дверях, ковырялся в обуви Кульманов. - Жена, дети… Сам понимаешь… И так приду домой как «Мужчина, случайно выпивший ведро ацетона». Мною точно дома овладеют! Подарок-то будет?
- На, держи… - печально пробормотал Духов, и, глядя на матерую глыбу пьяного человечища, переступавшего сразу через три ступеньки и уносившего под мышкой «Мужчину, матерящегося по-русски», тревожно крикнул вслед:
 - Вова! Автопилот включай! Не донесешь картину!
…Духов долго стоял перед сраженными наповал творческими гостями. Потом  сомнабулически  стал снимать со стен шестиптихи и прочие многоптихи и накрывать ими тела. Соорудив рукотворный курган, художник пристроился у его подножия, накрывшись «Мужчиной, едущим зайцем в автобусе»…

…Про автопилот Духов крикнул, конечно, зря. После этих слов, в воспаленном мозге Кульманова что-то замкнуло с «автопилотов» на «роботов», а «роботы» переключились на журналистскую работу. Одним словом, проходя мимо дверей с арабской вязью Сухаревского «про механиков», журналист остановился и нажал на кнопку звонка. Послышались шаги…

… - Ну а сейчас вы понимаете, о чем идет речь? – Сухаревский, уже жалел, что впустил это толстое и пьяное существо в квартиру. Кульманов, под предлогом интервью, выпил бутылку дефицитной «Тамянки», два чайника чая, и съел килограмм печенья, не задав при этом ни одного вразумительного вопроса.
- Вот вы, допустим, почему таскаетесь в 2 часа ночи с картиной под мышкой. Пьяный к тому же. А не подозреваете, по сути дела, что носите с собой целый мир. Реальность. Если ее, конечно, описать словами… создать сюжет, талантливый. Картина как называется? А-а-а… Ну, здесь немного не по теме… Кстати, кто автор?
- Да есть тут один. Ваш сосед. У него таких миров много…
-  Так… это чувствуется. Вот вы прибор видели?
- Видел. И осязал…
- О! «Осязал»! «Матрац» - проникает в писательское, чужое видение жизни; в созданный им, писателем, мир. Он дает возможность, так сказать, «осязать» эту книгу, этот мир!  Книга-мир! Мир-книга! Понятно? Человек творит мир!
- «Миру-мир!», опять: «Пришел-внес-ушел», короче… А творчество – это последняя стадия человеческого эгоизма. Умный человек сказал. Генрих Миллер, – веско уронил журналист – Сергей Петрович, я сам – писатель-фантаст. Острый фантасатирик. У меня библиотека – лучшая в Союзе. Новинки получаю из посольств еженедельно, читаю без переводчика на 7 языках. Позавчера по просьбе жены начал осваивать хинди. Я под мышкой ночами не только миры – вселенные ношу. Мне понятно все! И не такое читывали! Кстати, вы почему «Тамянку» не пьете? Кончается…
Сухаревский побагровел.
- Это не фантастика!!! Не фантастика!!! Понял, нет? И что за время такое странное наступило? Появились глупые журналисты! Нельзя приходить на интервью с выключенной головой!
- А что вы так орете, Сергей Петрович? – засмеялся Кульманов. - Разбудите моего пьяного друга, Пиррюшку Духова. Не дай бог придет! Сразу напишет  триптих-картину «Мужчина, тупо спорящий с писателем о пустяках». Чур, я писатель! – Кульманов вылил остатки «Тамянки» в свой стакан. – Вот на днях исследование-эссе завершаю. «Почему ночью еда вкуснее?» называется…  Не боись, Петрович! Очерк я сбабахаю строк на пятьсот. Всех твоих соседей за косность и мракобесие загнобим!  Обскуранты!
- Сам ты обскурант! Ну-ка, пойдем! – изобретатель перетащил журналиста в соседнюю комнату и включил свет. В углу комнаты, на табуретке сидел спиной к ним маленький мальчик в красной до пят фуфайке. На спине у мальчика тяжко висел портативный работающий магнитофон. Еле слышно хрипел  про не любовь Высоцкий.
 - Это кто, по твоему?
- Бедное дитя, раз  до сих пор не спит. Жертва эгоистичных родителей-изобретателей.
- Ну, понес… Это – мое создание. «Копир-человек». Создан по моему подобию специально для путешествий в творческие реальности. В момент нахождения в любой реальности поддерживаю с ним постоянную телепатическую связь.
- Так… дожились… Телепатия появилась. Затем левитация пойдет, антигравитация. Вместо себя на опасное дело ребенка посылаете? Стыдно, товарищ изобретатель! Не по-советски! Просто какой-то антисоветский Левитант у нас в стране появился…
- Да не юродствуйте, Владимир! А познакомьтесь.
Мальчик обернулся и Кульманов  поперхнулся «Тамянкой».
- Эй, механик!.. У вас не вирусный сон разума?.. –  прохрипел журналист, пучась на приветливо улыбающееся существо.
- Привыкнешь. Это же первый, экспериментальный. Где-то были и шероховатости.
Существо залопотало что-то радостно и протянуло беспалые ручки-ласты. Кульманов с опаской пожал их.
- Ты смотри – теплые! А как его звать? Не Максимка?
- А как хочешь. Можешь и Максимкой.
- Или «Сережкой»? В папу? В шероховатого? И зачем тут Высоцкий на магнитофоне?
- Чувствую, Владимир, ты пришел в себя.  Высоцкий с определенными песнями служит телепатическим передатчиком. Обеспечивает  мою связь с путешествующим во времени, одним словом. Ну-ка пойдем… Дальше. В другую комнату…
… МАТРАЦ в темноте мерцал огнями, шипел воздухом и шелестел страницами.
-  Объясняю вновь. И подробно. Вот это и есть мое изобретение – Моделирующий Абсолютную Творческую Реальность Аппаратный Центр. Сокращенно – МАТРАЦ.
- Пошловатая аббревиатурка…
- Он сейчас дочитывает… Что? – Сухаревский включил свет, подошел к чудовищному агрегату и сев за рояль, прошелся по клавиатуре: - Алексея Толстого он читает, «Петра 1» осваивает. Вот иди сюда… Сны видишь? – изобретатель усадил Кульманова рядом с роялем. - Ну не такие, хаотичные, где сначала о работе, потом кошмар с погонями, а под утро – обнаженные женщины.? А выстроенные, обязательно цветные, с запахами,  вкусной едой, с увлекательным сюжетом. Типа детектива или смешных приключений?
-  Редко, – сказал правду Кульманов, который последние годы находился в не в сновидениях, а, в основном,   в алкогольных обмороках. – Я на работе очень устаю.
 - Вы говорите, что пишите, а раз журналист, то наверное – повесть, стихи, эпохальный роман… Давайте сюда… рукопись, наброски… заметки…
Кульманов принес сумку и, посмеиваясь, достал из сумки обрывки и ошметки «Колена Ваала».
- Вот, советую… Вот это - масштабная литература.
Сухаревский покосился на жирные листья, пропахшие копченной рыбой и пивом:
- Сомневаюсь, что «Матрац» такое читать станет… Впрочем, оставьте… Что еще есть, чтобы провести наш эксперимент… Вот газета. «Огни вех»
- Она за прошлый год…
- Сгодится. Давайте возьмем что-нибудь короткое, емкое. Ну, вот это: «Зимние хлопоты».
 «Большую заботу о пернатых проявил егерь Ушкуйского заповедника Е.М. Несрукин. Перьями и пухом птиц, прилетевших зимовать в
заповеднике и отстрелянных егерем, он надежно утеплил курятник, где готовятся к зиме его куры. Теперь хохлатым несушкам не страшен никакой
мороз». Не хотите отправиться к  леснику? Погостить с недельку! Вместе с моим «копиром»?
- Да мне завтра на работу. И шланги уже горят…
- Это там – недели, а здесь – 15 секунд! – веско произнес, горя глазами изобретатель. - Я же не случайно спросил вас о снах. Ведь там, во сне - целая жизни проходит, а проснулись  через восемь часов и нет ничего.
- И на работу с похмелья…
- Там вас и похмелят. Я надеюсь.  Ну, как, согласны?
- А больно не будет?
Сухаревский засмеялся и усадил Кульманова в кресло рядом с человечком. Затем надел на него  проводочную сбрую, в лоб влепил присоску  и быстро нажал на кнопку.
- А на посошок? – успел возмущенно крикнуть журналист и  отключился.
Повторив ту же операцию с пискнувшим «копиром», Сухаревский сел за «Матрац», поиграл клавишами и, взглянув на мерцающие приборы, ушел на кухню заваривать кофе.
Через пять минут коротко затрещал таймер –  одновременно с закипевшим кофе вернулись и путешественники по реальностям.
Кульманов открыл глаза и подозрительно огляделся:
- Так… Опять «нагрели»… А где честно заработанные кепки-букле? Где копченый медвежий окорок? Где бутылка с медовухой? И Петька Босых?**
- Э… да ты опять нетрезвый!..
- А каким же мне быть? Я там пятеро суток в тайге шастал… еле-еле к заимке вышли, только знакомство завязали и – на тебе!.. Выдернул на самом интересном месте! Из пожара с пельменями!..
- Ну что – поверили?
- А сколько времени прошло?
- Три минуты.
- Не может быть!
- Может, может! А как насчет Петра Первого? Под горячую руку? На полчасика?
-  Может быть завтра? Кстати, у вас ничего нет – послеполетного?
- У меня нет. И нигде уже нет – третий час ночи. А там – сами знаете!.. Я вас прямо на царский пир отправлю!
 Кульманов воспрял:
- Давай, машинист! Только потихонечку… трогай. И с песней вернуть не забудь…
И Сухаревский взял аккорд на «Матраце»…***

* См. "Как в СССР инновации создавались"
** Cм. "Как в СССР экологические очерки писались"
***Далее см. "Петр 1 как зеркало советской журналистики"