МОЙ ПУТЬ

     В природе все закономерно. И если в жизни случаются неприятности – не спешите обвинять судьбу или определенного человека. Это вы притянули ситуацию своими мыслями, действиями и поступками. Она – следствие, причина же всегда в нас.

                1
     Всегда приятно иметь дело с профессионалом – не подведет. Более того, подскажет как лучше, проще и удобнее воплотить задуманное, как найти выход из неразрешимой, казалось бы, ситуации. Но берегитесь, если на вашем пути встретится дилетант: любое дело он превратит в проблему, соорудив горы препятствий на пути к осуществлению замысла.
     Лично мне везло. На своем жизненном пути я обычно встречал людей ответственных, грамотных и совестливых. Именно наличие совести, на мой взгляд, и превращает холодного ремесленника в профессионала, в мастера, которому стыдно плохо делать свою работу.
     В молодости я получил замечательную музыкальную специальность. Правда есть в ней небольшой изъян, часто определяющий жизненную позицию большинства пианистов: мы – солисты! Рояль может выразить всё, поэтому играющие на нем люди самодостаточные. Игра «в команде» не для нас, в лучшем случае она становится «осознанной необходимостью», от которой пианист старается избавиться как можно скорее, ибо привык надеяться только на себя, выполняя любое дело без посторонней помощи.
     Но! Жизнь преподает свои уроки.
     Первый опыт работы в команде я получил на радио «Восток России», куда был приглашен ведущим прямого эфира. Уверенный в своих силах, я изъявил желание самостоятельно провести отведенное время вещания. Не тут-то было! Оказалось, донести свою мысль по радиоволнам от микрофона до радиоприемника ведущий может лишь с помощью звукорежиссера.
     Волшебная профессия – звукорежиссер! Простым передвижением рычажков и поворотом ручек настроек он создает магическую ауру эфира: чуть-чуть больше высоких частот – и ваш голос звучит строго и официально, перенесем акцент на нижние обертоны, добавив «холла» – и вот уже из репродуктора льется привлекательный, окрашенный «бархатом» голос, а соответствующий музыкальный фон усиливает необходимое настроение. В большинстве своем ребята были отличные. Но! Как говорится – в семье не без красавца. Сутки через трое пульт доставался Славику – обладателю небольшой, мерно кивающей в такт рвущемуся из наушников шуму, головы, в надетой задом наперед бейсболке.
     Славик обладал завидным талантом – внешне присутствуя на всех планерках, внутренне полностью отсутствовать на них. Вне всякого сомнения, мысли у него были, но витали где-то неподалеку, имея отвратительную привычку появляться в голове лишь после того, как их обладатель устраивал свое хлипкое тело за звукорежиссерский пульт с огромным количеством всевозможных кнопочек, цветных огоньков, рычажков и блестящих шурупчиков. И столкновения этих мыслей друг с другом в веществе серого цвета, которое (по невыясненной до сих пор наукой причине) само себя назвало мозгом, приводили психофизические действия Славика в ступор. У ведущего мог внезапно «пропасть» микрофон – парень за пультом забывал его включить, а иногда забывал выключить, и тогда эфир наполнялся звуками для него, мягко говоря, не предназначенными. В разгар «карибского кризиса», бушующего в коротко стриженой голове звукорежиссера, неожиданно подходило время вывести в прямой эфир музыкальную заставку или рекламу, но вместо этого в студии повисала короткая тишина, после которой пространство внезапно разрывалось недопустимым числом децибел.
     Со временем у ведущих выработалась соответствующая реакция: происходящее в студии перестало казаться вопиющим, во всех смыслах этого слова. Привык и я. Но главный урок в общении со Славиком на радио «Восток» или, как я называл его в одной из своих передач – «Восторг России», был впереди.

     Наступил двухтысячный год, объявленный ЮНЕСКО Годом Баха (к двухсотпятидесятилетию со дня смерти композитора). Творческий коллектив решил поддержать мировое сообщество, с энтузиазмом взявшись за воплощение в жизнь четырёхсерийного радиоспектакля о жизни и творчестве музыкального гения. Два месяца я писал сценарий, месяц мы записывали актеров, еще месяц ушел на монтаж текста, музыки и сопутствующих шумов. Наконец, титанический труд подошел к концу.
     Главный редактор поздравила с удачей и внесла предложение:
     – Друзья, – довольно и взволнованно произнесла она, – не ударим в грязь перед лицом мирового сообщества! Предлагаю всю неделю вместо современной попсы наполнять наш эфир музыкой Баха.
     – Да! – с готовностью подхватил я, – а перед началом каждой части ведущий должен напоминать краткое содержание предыдущих серий.
     После единодушного одобрения столь мудрого решения, творческая группа в удовлетворении расслабилась…
      Весь первый день баховской недели на «Востоке России» звучала музыка гениального немца, вызвавшая у слушателей неожиданную реакцию:
     – Что происходит, – разрывались телефоны в редакции, – все ли члены правительства живы?
     – Может, вы знаете больше других СМИ?
     – Не случилось ли в стране нового ГКЧП?
     – Почему в вашем эфире весь день звучит только классика?
     Мы, как могли, объясняли: виной всему мировое сообщество – отмечает двести пятьдесят лет со дня смерти Баха! Но не успевали закончить мысль, как получали в ответ:
     – Мы так и знали, Бах умер, а в стране – тишина!
     – Только от нашего «Востока» и услышишь правду!
     Некоторые из дозвонившихся спрашивали: на какое число назначена панихида? Откуда хоронят, и вообще – что это был за человек – Бах, с таким странным именем Иоганн Себастьян! Почему не Себастьянович?
     – Послушайте спектакль, – отвечали мы, – все узнаете.
     – Живут же люди, – не совсем трезвым голосом подытожил телефонную «пресс-конференцию» один из звонивших, – не успел Богу душу отдать, а о нем уже спектакль сняли!
     Понедельник подошел к концу.
     Во вторник пульт оккупировал Славик.
     В тот день была не моя смена. Дома, включив на кухне радио, в волнении я ожидал услышать величественную музыку Баха и подводку ведущего к началу второй части. Но что это? Закончился новостной блок, пошла погода. О музыке Баха эфир «Востока» и не думал заикаться. «Может, действительно, погоду лучше дать на нейтральной мелодии?» – подумал я. Внезапно радио взорвалось тяжелым роком Ози Озборна. «Боже! А это к чему? Они там что, с ума посходили?»  Музыка набирала силу и мощь. Радиоприемник качнулся и неумолимо пополз к краю полки. Внезапно тяжелый рок прервался резким громким ударом и чудом успевший застыть у «края пропасти» репродуктор выдавил из себя начало второй части спектакля: «Бах был не здоров. Его знобило»… Знобило и меня, и редактора, знобило весь «Восток России», но – поздно!
     Славик с удивлением смотрел на вбежавшего ведущего, не спеша освобождая правое ухо от «вечного» наушника и на все претензии, методично пережевывая жвачку, спокойно возразил:
     – Чего ты орешь? У меня написано: погода, отбивка, бах, спектакль.
     – Отбивка Бах тебе написали без запятой и Бах с большой буквы – это не удар, это композитор, музыку которого надо было дать в эфир…
     В течение оставшегося времени моей работы на радио, при встрече со Славиком я здоровался не иначе как: Бах был не здоров? На что Славик, вынув жвачку изо рта, смущенно, но четко отвечал: Его знобило.
     Кого мне было винить в этой ситуации? Только себя: назвался автором – следи за эфиром не из кухни! Урок был усвоен, но, к сожалению, не до конца.  Спустя тринадцать лет история повторилась.

                2
     Близился очередной юбилей Хабаровской краевой филармонии. Проработав семь лет в качестве ее художественного руководителя, я изнутри знал природу и структуру этой организации: сильные и слабые стороны, прошлое и настоящее, ее возможности. Предстояло сделать шаг в будущее. Через что? Через юбилейный концерт.
     Надо сказать, юбилей – самая трудная форма для режиссера. Несмотря на обилие речей, вручения наград, разнообразие и количество выступающих артистов – концерт должен стать не скучным местом времяпрепровождения, а интересным, емким и наполненным действом. Для этого необходима «изюминка»: некий магнитик, притягивающий исполнителей и зрителя.
     Главная мысль была найдена: семидесятипятилетнюю историю организации «по кирпичику» выстраивали талантливые музыканты и артисты. У каждого был свой путь, но все они, как ручейки, вливались в  широкое русло, имя которому Хабаровская краевая филармония. Сегодня здесь работают другие артисты, теперь они дарят свой талант и мастерство публике, вписывая новую страницу в славный путь. Поэтому финал концерта я решил выстроить на знаменитой песне в исполнении Фрэнка Синатры «Мой путь»: свет приглушался и на сцену выходил художественный руководитель. В  полной тишине он начинал наигрывать на рояле мотив знаменитой песни: волшебные звуки притягивали на сцену музыкантов, постепенно вплетающих в музыкальную ткань звучание своих инструментов. На фоне «звездного неба» (а эта сцена видела немало звезд) мягко водя в воздухе зажженными фонариками, выходили все участники концерта. Мелодия набирала силу и крепла. В  определенный момент худрук подходил к авансцене и произносил слова о том, что только путь каждого из нас сделал возможным существование общего пути, и только тогда филармония станет нашей, когда все мы, работающие в ней, поймем – это и есть моя филармония, это и есть наша жизнь. С завершением этих слов, он возвращался к роялю и уже в сопровождении полного состава оркестра торжественно исполнял коду юбилейного концерта!
     Что называется: аплодисменты, все встают, овации.
     Из трех репетиционных дней полтора ушло на репетицию именно финала. Наконец все всё поняли. И тут в дело вступил звукорежиссер. На сей раз его звали Вася.

     Вася – это отдельная песня филармонии в начале нового тысячелетия.
     Проработав не так долго, он умудрился оставить неизгладимый след. Но, все по порядку.
     Появление Василия не предвещало никаких катаклизмов и катастроф. Обычно неспешно, тихо, по-будничному выставлял он на сцене микрофоны к началу очередной репетиции, с отрешенным взглядом выслушивая поставленную перед ним задачу, после чего неспешно отправлялся в звукорежиссерскую будку. Человек был не то, что не конфликтный – тишайший. Но это и раздражало.
     Вначале я долго не мог понять: что не так? И лишь после описываемого случая понял – Вася был существо с другой планеты. Не знаю, с какой, но с другой. Его внутреннее время текло в несколько раз медленнее, чем время землян. Слушая речь любого из нас, особенно тех, кто привык действовать и говорить быстро, он просто не успевал за нашей мыслью, облаченной в тяжелые фразеологические обороты. Когда я заканчивал фразу, состоящую примерно из двадцати слов, Вася был где-то на четвертом-пятом. По всей видимости, в силу врожденной скромности, присущей обитателям этой неизвестной мне планеты, он стеснялся переспросить, и на вопрос: «понял?», всегда кивал узкой головой, часто моргая густыми ресницами. Затем занимал свое рабочее место и в самый ответственный момент делал… все не так. Репетиция останавливалась, звукорежиссеру еще раз объяснялась задача, и все начиналось сначала. При этом вашу мысль он уже мог более менее сносно понять до восьмого или десятого слова, а дальше… дальше вновь приходилось все останавливать и объяснять. И когда до Васи доходила вся задача, и вы вновь командовали «мотор» – Вася забывал начало. Последующие объяснения проходили при отчаянном жестикулировании всех находящихся на сцене, вспоминании близких родственников звукорежиссера, перемежаемых форшлагами из великого и могучего русского языка. Но Вася был с другой планеты. Фразеологические обороты действовали на него с точностью до-наоборот. Его широко открытые глаза начинали моргать еще чаще, а мозг входил в ступор. Не было ни одного концерта, где бы Вася не накосячил.  Зная эту особенность нашего звукорежиссера, я наступил на горло собственной песне, замедлив объяснение поставленной задачи до темпа largo. Вася понял! Он шел за моей мыслью, как Тесей за нитью Ариадны! По пунктам мы добрались до финала концерта.
     – Здесь все просто, – я преступно перешел с largo на allegro, – я выхожу, играю квадрат. Как только встаю – включаешь микрофон, закончил говорить – выключаешь микрофон. На аплодисментах давай «My way». И дальше – все громче и громче! Понял?
     Не знаю, на каком отрезке отключилось сознание Василия, но до конца он не дошел, это точно. Веки его быстро-быстро захлопали, помогая внеземному существу перенести бренное тело в радиорубку.
     Начался прогон.
     Доходя до определенного места, я начинал кричать, как матрос с мачты корабля при виде долгожданной земли: «Включай! Выключай! Давай фонограмму! Понял?!» Вроде все понял. Еще раз и еще один. Артисты в изнеможении стояли на сцене.
Финал был сделан.
     За три дня до концерта мы получили известие: на юбилее выразил желание участвовать большой друг филармонии скрипач Дмитрий Коган. Но с одним условием – он будет завершать концерт. А как же столь долго репетируемый и продуманный финал? Как быть с «изюминкой»? Но Дмитрий Павлович человек творческий. Он прекрасно понял – наш финал это своеобразная кода семидесятипятилетнего пути и согласился выйти на сцену перед ним.

     Настал день концерта.
     Любой хороший концерт идет на нерве. Не потому, что боишься, не потому, что ответственно. По-другому. Артисты прекрасно знают это состояние – кураж. Юбилей требует особенного куража, но и особой слаженности. Замечу, в филармонии не предусмотрена должность режиссера, поэтому у постановщика концерта нет помощника: это же нонсенс – вводить должность помощника того, кого нет. В связи с этим большинство закулисной работы мне пришлось взвалить на себя. Что, кто, где, когда – примерно в такую игру я играл в юбилейный вечер.
     Первое отделение прошло как по маслу: минимум наполненных, искренних поздравлений, замечательное исполнение ДВАСО, видеоряд исторических снимков. Настроение у всех в зале и на сцене праздничное и приподнятое.
     Антракт.
     Второе отделение.
     Все идет гладко, без накладок. Подходим к финалу. На сцене «Глория» и, на этот раз, вышедший к зрителям без задержек Коган. У них три произведения. В середине второго понимаю: могу расслабиться и отправляюсь переодеться на финал.

     Почему, ну почему мы всегда проходим мимо знаков, не обращая внимания на сигналы, посылаемые свыше?!

     По пути в гримерную встретил Ларису Георгиевну Барышеву. Настроение у нее приподнятое, но вся, как опытная гончая, собрана до окончания мероприятия.
     – Игорь Эдуардович, все нормально? Вам помощь не нужна?
     Но еще не пришедшая, не подтвержденная и не заслуженная слава застила глаза. «Мне? Помощь? Да что вы, смотрите концерт», – хотел я сказать, но ограничился лишь кратким: нет, спасибо. Если бы я мог предвидеть – попросил бы ее встать около нашего звукорежиссера, мало того, пригласить к нему еще и Бориса Итунина, и может быть даже нашего директора – всех, кто только мог там оказаться в эту «минуту славы» и быть нужным! Но нет – запущенный мной шар, казалось, точно шел в лузу.
     Через пять минут я стоял за кулисами, готовый к своему выходу. Коган доиграл третье произведение и непривычно быстро, даже как то скромно, покинул сцену после короткого поклона. Настал час икс! Вот он – «момент истины», вот та изюминка и магнитик, к которому тянулся концерт и все эти семьдесят пять лет!
     Свет погас.
     Держа микрофон, я сделал шаг в звенящую тишину сцены. Я шагнул в бессмертие…
     И в это время, озвучивая мой путь, из динамиков вырвался путь Фрэнка Синатры!
     Оцепенение сковало всех…

     На сцене время течет иначе, чем в зале. Если все идет гладко – ты его не замечаешь, если ловишь кайф – оно летит: стремительно и, до обидного, быстро растворяясь в сверкании софитов и запахе кулис. Но если случается заминка – оно тянется нестерпимо: секунды превращаются в минуты, минуты – в часы и, кажется, конца позора не будет!

     …С каждым шагом мои ноги теряли упругость победителя, превращаясь в желеобразные конечности. А музыка из динамиков, напротив, все увереннее наполняла пространство вокруг. Старенькие колонки концертного зала, до этого издававшие хриплые, приглушенные звуки, как будто почувствовав свою лебединую песню, вдруг зазвучали пронзительно чисто и наполнено. В зале еще не поняли, что произошло, но холодок недоумения уже прошел по рядам.
     Мозг лихорадочно соображал, что предпринять в этой ситуации. Казалось, прошла вечность, прежде чем я принял решение.
     Вместо задуманного рояльного звучания на пианиссимо, перекрывая знаменитую мелодию, до меня как бы со стороны, донесся мой же голос:
     – Дорогие друзья, сейчас мы переходим к нашему финалу.
     Всей своей волей, сверля глазами в темноте звукооператорскую будку, я посылал сигналы Васе – смикшируй! Убери звук. Но Вася, как я уже сказал, являлся существом с другой планеты. Мой слабый гипноз не возымел никакого действия. Музыка продолжала звучать, и никто не знал, как ее остановить.
     – Дорогие друзья, мы начинаем наш финал, – в отчаянье повторил я, – прошу в зале полной тишины.
     А тише быть уже не могло. Было слышно не только муху – дыхание у всех приостановилось, и, как мне казалось, были слышны только удары моего сердца и эта проклятая, неизвестно кем и для чего вставленная в наш концерт музыка. Но Вася мой призыв воспринял буквально – мол, в зале музыки не хватает. Не знаю, как он умудрился это сделать, но доставшиеся филармонии, списанные из Иркутска, доисторические колонки напряглись и зазвучали еще громче.
     Стоя на авансцене с микрофоном в руке, я испытал всю гамму чувств красноармейца перед вражеской огневой точкой: любым способом подавить, заглушить огонь противника! Микрофон медленно превращался в оружие. И лишь мысль о том, что брошенная мной «граната» долетит не дальше одиннадцатого ряда, где, по обыкновению, сидят почетные гости, удержала меня от подвига Александра Матросова.
     Внезапно все стихло…
     Скомканный финал был сыгран, поклон смазан, настроение…

     На следующее утро выпал снег, охладив моё разбушевавшееся нутро.
     Василий прятался три дня, по истечении которых написал короткую, но емкую объяснительную: «Я, – писал он, – включил музыку по распоряжению художественного руководителя. А весь финал мы полностью не репетировали»…

     С тех пор я его больше не видел. Да и никто в городе Васю не встречал. Думается мне, улетел пришелец на свою планету, где и живет спокойно и счастливо, наблюдая и посмеиваясь сверху над нами. И лишь один вопрос нет-нет, да и всплывает в моей голове: зачем он оказался на Земле, в то время, в том месте и в данном качестве? Может быть для того, чтобы указать: подводя итог пройденному пути, не задирай нос, помня о том, что твой путь еще не окончен и оглядывайся иногда назад, с почтением и благодарностью к тем, кто шел по этому пути до тебя.



Хабаровск,
октябрь 2016 –
август 2018