Мишка, помнишь журавлей?

В общежитии мы с Мишкой тоже не вписались. Рассказы старшекурсников убивали на наповал:
- Прикинь, берёшь гандон, наполняешь его водой, завязываешь и бросаешь с третьего этажа. Гандон на его башке, представляешь, ой умора, я не могу, ха-ха-ха, а гандон, представляешь, хы-ы-ы, хы-ы-ы, он, представляешь, лопнул и на морду наделся, а вода прямо за шиворот, умора!

Парня уже с первых слов распирает от смеха, ему не хватает сил выразить до конца словами то, что он сотворил прошлой осенью с несчастным прохожим на глазах своих сверстников. Мы с Мишкой любили розыгрыши, но это было слишком. У обоих сердце заныло от тоски. Вдруг сильно захотелось домой.

Тоска достигла апогея, когда дядя Саша Шварц на мой день рождения привёз на грузотакси передачу из дома. Он всегда забирал всё что к нему припрут: письма, записки, посылки, мясо, муку, а иногда просто какую-нибудь дребедень, которую какая-нибудь бабулька слёзно просила передать своей родственнице.

Дядю Сашу за это уважали. Иногда роптали. «Ну чё бесперечь мотаться по всему Алтайску, всем ведь не угодишь!» Дядя Саша угождал всем. И нам с Мишкой тоже угодил. Прямо в общагу доставил ежевичное варенье и домашние шанежки. Так сильно напахнуло родным домом. Ели шанежки, заедали ежевичным вареньем и готовы были разреветься.

Шанежки съели, вышли за село и полезли на гору. Оттуда наверняка можно увидеть Бабырган. Увидели. Сначала кусочек макушки, потом скалы, потом почти всю гору.
- Смотри, Бабырган! Будто рядом! Мишка, помнишь журавлей?
Сердце щемит, реветь хочется, но перед Мишкой неудобно. Ему не легче, чем мне. Молчит просто. Когда Мишке тяжело, он молчит. А я наоборот... и какого чёрта мы в студенты подались!