Киприян

Мишка родился в Магадане. Мишкин отец, попал туда из-за берданки. Берданка досталась отцу по наследству от деда. После гражданской войны весь посёлок должен был сдать новой власти оружие. Отдавать никто не собирался. С каких это кислых щей человек должен отдать кому-то свою берданку. Просто так. Да отродясь такого не было. Охотник без ружья – это же как пахарь без сохи.

Киприян, Мишкин отец, был удачливым охотником. Его берданке завидовали. То ли заложил кто, то ли выследили, но Киприян попался. Осудили и отправили в Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь аж под самый Магадан. После лагеря свобода была условной. Живи в другом бараке, без охраны, без колючей проволоки, работай по найму, можешь даже завести себе семью, но за пределы Магадана не высовывайся.

За пределы Киприян не выходил, работу по найму нашёл, семью завёл. Сильно приглянулась ему Елена, ссыльная из Костромы. Скромная, приветливая девушка, жаль, что не кержачка, но набожная. Мишкину мать сослали в Магадан за хищение социалистической собственности. Лена ни о каких хищениях не думала. Вся семья умирала с голода, и она принесла домой с колхозного поля два ведра картошки. Всего ничего, но этого хватило, чтобы провести всю свою юность в ссылке за десять тысяч километров от родного дома. Ощепковы срок отбыли и уехали из Магадана на Алтай. Потом кто-то там на самом верху решил, что посёлки и хутора неперспективные и их надо ликвидировать. Ощепковы покинули Ощепковский Посёлок и переселились в Аю. Так Мишка оказался в нашем классе.

Киприян долго выбирал место для нового жилья. Где срубить избу? Ближе к реке или ближе к горе? На край деревни или ближе к центру, чтоб детям не так далеко было в школу ходить? На задах или на Советской? На ней много пустырей, можно где-нибудь вклиниться. Улица эта начинается у парома через Катунь и тянется вдоль берега до самого Притора. У Притора место хорошее, туда много Ощепковых переселилось, опять же до школы далеко. Целый час идти. Киприян всё же нашёл уголок, который пришёлся ему к душе.

В конце Задней улицы был пустырь. Место красивое и для жилья удобное. Слева от пустыря под горой из-под скалы бьёт родник. Он течёт через длинную широкую замшелую колоду. Ту колоду вырубили лет сто назад, а может быть и раньше из толстенной лиственницы. Вся окраина поит здесь своих овец, телят, коров и совхозных лошадей. Молоканка рядом, не надо ждать молоковозку, можно самим унести молоко и сдать его. После молоканки ручей течёт по каменистому оврагу, потом по зелёной полянке и впадает в огромную лужу. Весной после половодья лужа превращается в настоящее озеро. Летом там собираются со всей окраины домашние утки и гуси.

Киприян рад был, что на краю Задней улицы хватило места для усадьбы. Родня помогла и за лето удалось срубить избу с высоким крыльцом, баню, сенник и сараи. Всё соорудили на кержацкий манер – крепко и добротно.

У Ощепковых я стал желанным гостем. Когда об этом вспоминаю, в моей памяти всегда всплывают блины, которые пекла Мишкина мать, большие, тонкие, пахучие, запах этих блинов можно было почуять уже в сенках. Тётя Лена стоит у плиты, Киприян сидит на стуле в углу у входа и катает между сковородок свинцовую дробь. Её он рубил из старых аккумуляторов. Мишка сидит в комнате на сундуке и вяжет рыболовную сеть. Услышал меня, вскочил с сундука и вышел на кухню. В руках у него челнок. Стоит и мнётся. Тётя Лена начинает ворковать своим северым окающим говором:
-Ой, Феденька, здравствуй! Проходи, родной ты мой! Отец, ты бы хоть поздоровался! Миня, ну что ты встал как истукан?! Недотёпы вы мои, кержаки несчастные, молчуны несносные! Федя, не стой там у двери, раздевайся, проходи. Прошу всех за стол. Обедать будем.

Голос у тёти Лены грудной, взгляд нежный, в её речи всё слышится так, как пишется: не абедать, а Обедать, не прахади, а прОхОди, не паздаровалса, а пОздОрОвался. Мишке учить русскую грамматику легче, чем мне, его мама любое слово скажет правильно.

-Кхы, кхы... - виновато улыбаясь крякнул Киприян. Это он так поздоровался. У кержаков не принято публично выказывать свои эмоции. Хоть горе, хоть радость – держи всё при себе. Оба, и Киприян, и тётя Лена, были своим положением очень довольны. Пожалуй, даже счастливы. Они наконец-то получили то, о чём все эти годы в Магадане мечтали: Киприян свинцовую дробь для удачной охоты, а Елена белую муку и сливочное масло для блинов.