Глава 18 Чернота
***
ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)
***
В воскресенье, после литургии, в соответствии с должностной инструкцией, Вертура зашел в полицейское управление узнать, нет ли для него каких важных поручений. Из разговора капитана ночной стражи Германа Глотте и Фанкиля узнал, что ночью сгорел дом какого-то банкира только недавно вернувшегося из поездки в Мирну. Предполагаемая причина пожара – неосторожное обращение с огнем. Больше, за исключением того, что кто-то сорвал решетку, ведущую в старую канализацию под холмом Булле и пытался открыть какую-то дверь, ничего особенного за эту ночь не случилось.
Оставшийся день Мариса и Вертура бесцельно, только чтобы не сидеть дома, ходили по улицам Гирты. Смотрели, как солнце играет в бегущих над морем клочковатых черно-серых тучах, просвечивает через бледные, выгоревшие за лето листья высаженных еще в прошлом веке вдоль набережной вязов и ив. Любовались рекой, крепостью Гамотти на противоположном берегу Керны, на горе, парусами судов на заливе, бегущими по серой холодной воде ладьями и лихтерами. Слушали бряцание арфы в руках прогуливающегося по набережной музыканта. Крепкого, сурового, бородатого человека, в плотной черной мантии и зеленой же пелерине с низко надвинутым на лицо шапероном с бубенчиком на хвосте. Что-то в его игре заставляло прислушиваться к каждой ноте, к каждому аккорду, что извлекали из блестящих струн его истертые, с перебитыми суставами, жилистые пальцы. А когда его пронзительный взгляд холодных светло-голубых глаз внезапно обратился к словно бы невзначай остановившимся у парапета рядом Марисе и Вертуре, Мариса вздрогнула и крепко сжала локоть детектива, но тут же, словно опомнилась, гордо расправила плечи и отвернулась к заливу, подставляя лицо дующему с моря ветру, тут же подхватившему полы ее плаща и пряди волос на висках, которые она для красоты выпустила из косы.
Загадочный музыкант же проследовал мимо, не выказав больше никакого внимания своим слушателям. Удаляющееся пение арфы, короткие выразительные энглины, еще некоторое время слышались где-то под деревьями вдалеке. Их сменило веселое пиликанье гармошки - большая компания студентов, что спустилась на набережную по каменной лестнице от корпуса университета, издалека приметила стоящих у парапета детектива и его спутницу и направилась к ним.
До ближайшей лавки, где продавались вино и юво шли веселой толпой. Потом, подложив свернутые плащи, чтобы от жестких досок не затекали ноги, сидели на полу у стены в тесной комнате, где сегодня была назначена очередная «академическая» встреча. Ушли рано, как стало скучно и заглянувший в окна мансарды закат и свежий холодный ветер снова позвали на улицу, прочь из душного, накуренного помещения.
Вернувшись домой, ждали ночи с открытым окном и жарко натопленной печкой, беседовали в сумерках.
Он сидел на полу, облокотившись спиной о кровать, положив руку на колено, а рядом ножны с мечом. Она лежала на постели, раскинув как тяжелые черные крылья рукава и подол своих длиннополых одежд, ласкала рукой его шею, трепала длинные распущенные волосы, из которых давно уже выпал и закатился под кровать его серый бант, что схватывал их в хвост.
Так прошло воскресенье.
***
- О, тут в кроссворде пересекаются слова «герцог» и «вошь»! – глумливо воскликнул доктор Сакс и, окунув перо в баночку с красной тушью аккуратно пометил свежую газету, чтобы взяли на вид.
- Да что там герцог и вошь – резко продемонстрировал от локтя письмо лейтенант Турко – тут прокуратура нарушений в деле квартального Двинта Нолле со стручками не видит. Восемь трупов, а состава преступления у них нет. Да, у них и когда их бабушку резать будут, нарушений не найдется – продолжил, скривился лейтенант, показывая письмо детективу, который как раз переписывал отчет – мы в герцогскую канцелярию отсылаем запрос, а они его обратно к прокурору спускают. Самого себя за бездействие ловить…
- А вот мы тут как будто святые сидим – покачал головой, прервал его Фанкиль – такие красивые что нам прямо перед герцогским дворцом и ходить.
- Напишите леди Веронике – как будто чтобы хоть как-то поучаствовать в обсуждении, словно между делом, не отрываясь от журнала, внезапно посоветовал детектив.
Все обернулись к нему, посмотрели недовольно и презрительно, с таким видом, как будто он сказал какую-то дикую несусветицу. Только Фанкиль загадочно заулыбался, при этом, как и все, делая вид, что он тоже считает это глупой идеей.
Еще не наступило время обеда, но унылый, тянущийся за монотонной бумажной работой день уже казался бесконечным. Редкие несмешные, проговоренные по десять раз шутки и колкости на тему нелегкой полицейской службы вызывали только вялое раздражение. От тяжелых, нависших за окнами туч было почти темно. Ветер гонял по плацу клубы пыли, шелестел листьями, все грозил принести бурю. Тени от раскачивающихся за окном деревьев заслоняли и без того тусклый, временами пробивающийся через клочковатые тучи солнечный свет. Все говорило о том, что вот-вот должен пойти дождь, но часовые стрелки описывали круг за кругом, а дождь так и не пошел. Полутьма и духота в зале навевали зевоту. Доктор Сакс от нечего делать надоедал своими шутками, пока Дюк не нахамил ему без всякой причины, отчего тот притих. Пару раз заходил магистр Дронт, окидывал злым взглядом коллег, уходил к инспектору Тралле, возвращался за свой стол, садился вполоборота, открывал папку, делал записи и, с ненавистью захлопнув ее, забирал свой плащ и уходил прочь. От его раны не осталось и следа. Поверенный Эрсин сдержал свое слово – с виду магистр был полностью здоров.
За последние две недели Вертура окончательно освоился в полиции Гирты. Как будто бы всю жизнь служил в ней. Он выполнял поручения инспектора Тралле, участвовал в нехитрой социальной жизни отдела Нераскрытых дел: ходил за кипятком в свою смену, шутил со всеми несмешные шутки о полиции и Герцоге, также как и все, не смеялся над ними, но при этом, как и все, делал замечание полицейским из других отделов, если они позволяли себе излишнюю фривольность в суждениях.
Сегодня детектив переписывал бумаги, которые дал ему инспектор чтоб подготовить копии для архивов, но бумаги быстро закончились и теперь Вертура, сидел за своим столом, бесцельно листал последний номер «Скандалов», который кто-то принес в отдел и положил на его стол, с безразличным презрением разглядывал карикатуру недели. Вполне техничную, даже с претензией на художественность гравюру на весь последний лист. Развязно, как пьяница на углу, прогнувшийся назад голый негр в черных очках и с толстой и длинной черной же полосой цензуры наискосок снизу вверх через поясницу танцевал перед пешим рыцарем в пафосных полных латных доспехах, с крикливым плюмажем на шлеме и с огромным двуручным мечом. У негра было подписано – «у меня больше всех». У рыцаря – «сейчас укоротим!».
Детектив показал карикатуру доктору Саксу, сказал что запоздали на неделю. Но доктора это нисколько не смутило - он радостно заулыбался, как ребенок конфетке и сообщил, что сам же и допускал в печать эту картинку и что на ней изображен никто иной, как сэр Гонзолле и тот самый сбежавший из клетки черный человек.
В зал вошел инспектор Тралле, окинул всех неодобрительным взглядом.
- Заканчивайте тут морально разлагаться – строго заявил он – Лео, у вас есть идеи, как ловить ваших каннибалов?
- Есть конечно – выдыхая из трубки дым, со скучающей серьезностью ответил Фанкиль – на сырое человеческое мясо, разумеется.
***
После обеда случился неприятный инцидент. Во дворе, под стенами, началась перепалка. Последовав примеру бессовестного доктора Сакса, который не пропускал без внимания ни одного скандала, что постоянно случались в полицейской комендатуре, детектив замер, навис над столом, прислушиваясь к тому, что происходит за открытым окном, на плацу. Вначале было не разобрать слов, потом четко и ясно прозвучало полное бессильной злобы и уязвленной гордости.
- Мразь!
Послышались грубые обидные смешки. Через минуту внизу загремела входная дверь, застучали каблуки, и на второй этаж в зал взлетела разгоряченная Мариса. Слезы катились по ее раскрасневшемуся лицу, руки тряслись.
- Скотина! – воскликнула она, тряхнув рукавами, жалуясь коллегам – мразь!
- Что такое? – спокойно поинтересовался от своего стола Фанкиль.
- Да он… - попыталась она, но полный мрачной готовности Вертура подошел к ней, резким движением подвел к окну и, продемонстрировав рукой группу удаляющихся полицейских, только и спросил.
- Кто из них?
- Вон тот, Кролле, мелкий, мразь… – сквозь слезы, с мстительной злобой в глоссе, указала она.
Сопровождаемый любопытными взглядами Дюка, Фанкиля, доктора Сакса и лейтенанта Турко, детектив быстрым шагом без лишних слов прошелся по залу, достал из сумки флягу с крепленым вином, залил в себя сразу половину, схватил со спинки стула портупею с ножнами, сжал их в руке. Накинул на плечи плащ. Снова взялся за флягу и снова начал пить.
Кровавая пелена стояла перед его глазами, руки тряслись. Он было сделал шаг к все еще стоящей у окна, но уже переставшей плакать, внимательно наблюдающей за ним Марисе, но та только резко шарахнулась от него в сторону, настолько ужасным было его перекошенное, застывшее страшной, исполненной ненависти и злобы маской лицо.
- Только без мечей – властно остановил его за локоть уже у двери, сильным рывком развернул к себе, перехватил ножны с мечем, детектива грозно заглянул ему в лицо моментально вскочивший от своего рабочего места, догадавшийся что сейчас произойдет Фанкиль – ясно? Никакой поножовщины здесь.
- Я понял – коротко и холодно бросил ему детектив, и побежал вниз по лестнице. Не помня себя, он нагнал обидчика уже у карет. Молча подлетел к веселой, наверное уже и позабывшей об инциденте компании серой, сумеречной тенью и, проскользнув между двух плечистых постовых со всей силы ударил свою жертву эфесом меча в шею.
- Придурок, ты что творишь! – тут же закричали вокруг, но было поздно.
Детектив уже сцепился врукопашную со своим противником, ухватил его одной рукой и, выронив ножны с мечом, бил второй в голову, согнувшегося, поджавшего плечи от боли полицейского. Он успел нанести два тяжелых хрустких удара, прежде чем увесистая плеть не обрушился на его спину. Толстый шерстяной капюшон погасил удар, но чьи-то крепкие руки уже вцепились в одежду детектива, отрывая его от обидчика Марисы. Но, не помня себя от ярости, Вертура все-же успел ухватиться в своего противника обеими руками, вцепиться в него. Как медведь молча повалил на траву тяжело дышащего от натуги и боли, контуженного, все еще пытающегося вяло сопротивляться полицейского. Снова ударила плеть. Тяжело и хлестко врезалась в затылок детектива, обхватила его своим хвостом и, загнувшись, врезалась шлепком в щеку. Тяжелый багрово-огненный шар вспыхнул в голове Вертуры, отдался глухим и тяжелым деревянным стуком. Это было последнее, что он помнил. Дальше его ударили еще несколько раз уже по спине, но, увидев, что он затих, прекратили.
К месту драки неторопливо шагали лейтенант Турко и Фанкиль. Следом семенил доктор Сакс, опасливо держась на некотором расстоянии позади них.
Обсуждая случившееся, полицейские с интересом разглядывали лежащего на траве на боку, держащегося за голову, поджавшего колени детектива и его тяжело дышащую от боли, пытающуюся утереть с лица льющуюся из разбитых лба и рта кровь жертву.
- Со спины крыса налетел! – злобно рычал, стонал, пытался достать детектива ногой полицейский – найду, убью!
- Во! – сложил пальцы в фигу, продемонстрировал ему в нос, перевернулся на спину, откинулся на траву, детектив.
Все вокруг засмеялись. Сразу несколько пар рук помогли подняться спорщикам.
- Да ты слабак! Дерьмо! - оправдывался перед сослуживцами, чуть не плача от обиды и унижения, истерично выкрикивал полицейский – еще получишь у меня, гнида!
- Все, пойдемте - подхватил под локоть Вертуру Фанкиль – как драка? Удовлетворились?
- Ага – пытаясь удержать равновесие, опираясь на локоть рыцаря, со слабо скрываемым стоном, ответил детектив. Лейтенант Турко встал рядом, как бы невзначай между коллегами из отдела Нераскрытых дел и постовыми полицейскими, закурил трубку. Изобразил что он тут совсем не в деле.
- Что у вас тут такое? – строго спросил подошедший капитан Кноцце – из-за чего драка?
Фанкиль молча указал на Марису, все еще наблюдавшую за сценой через окно, как дама с картинки, на каких рисуют сражающихся под стенами замка принцессы рыцарей.
- Рапорт ко мне на стол сегодня же – строго потребовал капитан, тоже самое он сказал и старшему из полицейских и все четверо пошли в сторону комендатуры.
- Только покажись мне! – крикнул в спину удаляющимся агентам побитый полицейский. Но оглушенный звоном в голове и выпитым детектив не слышал его обиженных злобных выкриков.
- Больно было? – игриво и волнительно спросил доктор Сакс, как будто бы это он устроил драку и победил, сжимая и разжимая белые кулачки.
- Да через плащ-то совсем и не попало – без сил падая на диван, растирая ушибленную щеку, медленно и самодовольно ответил ему детектив. Все столпились вокруг него, не сговариваясь, дымно закурили.
- Анна – спустился в зал, еще больше обычного нахмурился, скривился инспектор Тралле, обращаясь к все еще стоящей у окна, держащейся за раму, мрачно сосредоточенной и одновременно бестолково моргающей Марисе.
- Не будьте дрянью, не стойте, похвалите вашего заступника – и, подойдя к Вертуре, присел на подлокотник дивана, заглянул ему в лицо, оценивая понесенный ущерб здоровью детектива – вот вам бы башку дурную дубиной проломили, а отвечать мне. Черт с вами, что сделано, то сделано, валите домой. Увидите этого Кролле, врежьте этому идиоту без разговоров как следует, если полезет.
Он уже поднялся с подлокотника дивана и собирался уйти обратно к себе, как в зал вошли двое, что поднялись по лестнице, в отдел за Фанкилем, детективом, лейтенантом и доктором, который от волнения забыл запереть внизу дверь. Дюк, что нес сегодня дежурство, но покинул свое рабочее место, чтобы посмотреть, что произошло с детективом, оставил без присмотра пост у дверей в отдел, запоздало скривив злую рожу, направился к ним.
- Аристарх Модест Визра – с легким поклоном и благородным недоверием, несколько отстраненно представился высокий юноша. Густые черные кудри и бакенбарды обрамляли тонкое одухотворенное лицо поэта. Крупные темные глаза смотрели проницательно, одновременно с каким-то легким укором и весельем. Все выказывало в этом человеке тонкую художественную натуру. Даже посеревший от пыли дорожный наряд засыпанный лесной хвоей и опавшими листьями – широкие черные штаны заправленные в высокие, почти до колен галифе и черную же мантию тоже до колен с серебряными застежками на груди не нарушали образа творца-передвижника, для лучшего осознания приобщающегося к сельской жизни. При этом черный плащ барона был некрасиво измят, словно его подкладывали в качестве подушки, или укрывались им как одеялом, а на голове было водружен затертый платок из крашеной лесными травами в бардовую и зеленую клетку шерсти.
Майя Гранне стояла рядом со своим спутником, поджав локти, скалилась в улыбке, оглядывая отдел полиции и собравшихся сотрудников, улыбнулась пристально глядящему ну нее лейтенанту Турко. Подошла к детективу. Ее дикий лесной вид ничуть не изменился за эти дни. То же длинное льняное платье и та же шерстяная лейна, а на плечах та же бордовая накидка с вышивкой. Только вместо лаптей из березового лыка, на ее ногах были крашеные в нарядный черный цвет модные кожаные башмачки, острые носы которых выглядывали из под подола ее платья подпоясанного шерстяным кушаком, украшенным амулетиками и магическими символами.
- А говорили, барона не брали, не видели… - чуть улыбнулся ей с дивана, приложил руку к груди в знак приветствия, детектив.
- Так и поверили глупой девке! – засмеялась Майя Гранне.
- Мои путевые бумаги утеряны! – с претензией обратился к попытавшемуся нависнуть над ним инспектору Тралле барон Визра. С высоким инспектором они были почти одного роста, так что у инспектора на получилось произвести впечатление и он отступил – барон был недоволен. По всему было видно, что по приезду в Гирту, лишенный денег и документов, он уже вкусил местного гостеприимства – но у меня есть медальон в знак подтверждения…
- Присаживайтесь – мотнул головой в сторону столов инспектор – сейчас мы установим вашу личность. Анна, ну что стоите? Бегом за Хельгой.
- Сплошная глухомань ваша Гирта! – развязно падая на диван и сажая рядом с собой Майю Гранне, по-хозяйски не стыдясь никого, обнимая ее за талию, обратился к детективу барон-поэт.
- Да, у нас тут даже сэру Булле без жетона не нальют – согласился тот и представился – эсквайр Марк Вертура, гранд Каскаса. Проездом из Мильды. К вашим услугам – и игриво продемонстрировал разбитую плетью щеку - пострадал от произвола местной полиции.
- Ага! Мы только вас и искали по всему городу! – ответила, засмеялась Майя Гранне и снова так весело заулыбалась детективу, что тот смутившись своим нахальным пьяным враньем отвернулся, чтобы скрыть свой пристыженный вид.
Пришла Хельга Тралле. С порога внимательно посмотрела на барона Визру. При этом ее правый глаз стал оранжевым, как у Эрсина и поменял фокусировку, а левый метнулся в сторону инспектора, словно в знак подтверждения что барон не поддельный. Тот коротко кивнул в ответ.
- Наши документы у вас – сказал он – не спрашивайте как. Но вначале вы должны пойти короткий осмотр.
- Что, я? – изумился барон и указал себе пальцами в грудь, словно не веря в подобное пренебрежение к своему титулу.
- Да – строго осадила его куратор полиции – мы должны убедиться, что в вас нету контрольного диска. Покажите вашу грудь.
- Возможно у него регенерация… – в сомнении приложил руку к подбородку Фанкиль.
- Шрам не зарубцуется так быстро – ответила ему Хельга Тралле – эти диски оснащены маскировочными системами. Мы имеем дело с технологией, превосходящей имеющиеся в моем распоряжении средства. Я его не сканирую. Сэр Визра. Снимите верхнюю одежду и рубаху. Это необходимо.
- Это просто унижение! – для порядка фальцетом воскликнул юный барон, но починился, встал посреди комнаты и под пристальными взглядами восьми пар глаз, демонстративно сорвал с себя плащ.
- Привыкайте – когда осмотр закончился и Фанкиль с инспектором Тралле и леди Хельгой наконец пришли к согласию что никаких дисков скорее всего в барона не имплантировали, пытаясь сдержать улыбку, совсем по-товарищески обратился к Аристарху Визре детектив – это Гирта. Пойдемте, я угощу вас сидром. Вы пьете сидр? Вино тут дорогое и от него болит голова потому что его крепят самогоном. Это от того, что никто не додумался сажать виноград в трясине. Зато тут сажают брюкву. Брюквой с медом и перцем можно закусывать сидр. Вы когда-нибудь так делали?
Пришла Мариса, вручила оскорбленному барону его папку со стихами, путевыми документами и эскизами. Выразительно посмотрела на собирающегося уходить детектива.
Фанкиль бросил короткий вопросительный взгляд на инспектора Тралле, тот только пожал плечами и кивнул на куратора полиции Гирты.
- Анна, Марк – многозначительно сказала она Марисе - как нагуляетесь, отведете гостей ко мне домой и пусть Ева организует им комнаты и угощение. Сэр Визра, завтра мы отвезем вас во дворец, сегодня вы с вашей спутницей переночуете у меня на квартире.
***
На дворе уже стояли светлые августовские сумерки. У летней кухни особенно ярким в вечернем свете рыжим пламенем полыхали костры. У ворот уже зажгли газовый фонарь, но на проспекте было еще темно.
Обидчика Марисы уже и след простыл. Зато заметив детектива, кучера засмеялись и попытались начать шутить, но Вертура откинул плащ, продемонстрировал им меч и грозно заявил.
- Я вашему Кролле руку отрежу, так и передайте ему. Пусть только попадется мне! – и повлек прочь Марису и остальных.
- Сапоги гвоздями к полу прибъет! – на весь плац смеялись, гнулись от хохота кучера и постовые, порадованные столь резким заявлением за спиной детектива – ночью кучу наложит в постель!
Но удовлетворенный своим смелым заявлением Вертура не обратил на них ни малейшего внимания. Держась за рукоятку меча и все же, внимательно поглядывая по сторонам, он вывел спутников на проспект.
***
- Я вашу Гирту уже ненавижу! – залпом осушив фужер сидра, с жаром заявил юный барон Визра, чем вызвал громкий, смех Майи Гранне и улыбку детектива. Они сидели в распивочной на бельэтаже дома между рекой и проспектом Булле у самого моста на южном берегу Керны. На проспекте было сумрачно, фонари так и не загорелись. В доме депутатов на противоположной стороне улицы, в большом зале с бордовыми занавесками на высоких окнах на втором этаже в каком-то большом помещении, наверное конференц-зале, зажгли электрические светильники. По всей видимости, на сегодня там был назначен банкет. Многочисленные нарядные повозки и кареты тянулись вереницей, останавливались перед фасадом, выпускали важных господ и их спутниц. Швейцар учтиво приветствовал каждого гостя, кланялся, вверял приезжих расторопным слугам, чтобы проводили гостей дальше в помещение.
Как подметил для себя детектив, среди присутствующих, помимо гражданских лиц, было едва ли не больше половины с лиловыми бантами – членов клуба Лиловых рыцарей, но самого графа Прицци, детектив так и не усмотрел.
После первого выпитого фужера сидра Вертуре почти сразу же стало легче. Сама собой прекратила болеть голова, утихла и боль в ушибленной щеке. Глядя на то, как барон Визра самозабвенно и по-юношески искренне, не обращая внимания на то, что они в людном месте, ласкает свою спутницу, он взял за руку Марису и торжествующе, как рыцарь, выигравший свой трофей на турнире, привлек ее к себе. Она подвинулась к нему, навалилась на него боком, подняла голову и ни сказав ни слова, вопросительно и покорно заглянула ему в глаза. Ее лицо было благородным и печальным, полным какой-то выжидающей и усталой тоски, в темных глазах отразился свет фонариков, что гирляндами были вплетены в деревянные решетки разделяющие зал на уютные отделения для посетителей.
- Хельга Тралле это же глава отдела конфедеративной службы безопасности Гирты? – внезапно спросил барон Визра – почему мы едем к ней, а не во дворец к Веронике?
- Так дом леди Тралле ближе – нашелся детектив – тут за мостом, отдохнете с леса, поужинаете, отряхнете дорожную пыль, вон сколько в ельнике налипло, а завтра утром, как раз при параде, во дворец.
Мариса одобрительно пожала его локоть. Похоже, усталый с дороги, юный барон удовлетворился этим пространным веселым объяснением и снова обратился к фужеру сидра. Так они просидели еще минут десять, перекидываясь ничем не значащими фразами, обсуждали Гирту и переменчивую северную погоду, шутили, пока детектив, как бы невзначай, не спросил.
- А где те люди, кто был с вами еще в карете? Как их звали?
- Один мэтр Рапсон… - вспоминая, рассеянно отвечал барон – банкир с женой. И капитан Валле. Из какого-то гарнизона. Не знаю что с ними… Я как услышал крики, сразу побежал. И этот голос…
Юношу передернуло.
- Он был просто омерзительный. Я никогда такого не слышал.
- Скорее всего, они уже мертвы – заключил детектив – ясно. Пойдемте. Поздно уже.
Они расплатились и вышли из распивочной. Спустились на первый этаж по нарядной, украшенной кадками с цветами лестнице. Миновали высокие резные, перегораживающие парадную арку подъезда двери, которые предусмотрительно открыл перед ними слуга, вышли на проспект.
Как и приказала Хельга Тралле, проводили барона Визру и его спутницу до порога квартиры куратора и вручили их попечительству Евы. Сегодня, в виду важности поручения, обошлось без обычной болтовни.
Уже было совсем темно. Спускались пешком по лестнице, смотрели в окна. Яркий свет снова включенных фонарей – больших желтых плафонов на массивных чугунных, украшенных кованными цветами и извивающимися драконами стойках ярко освещали проспект. Мощными электрическими огнями мерцали фасады богатых домов, приглашали зайти в просторные холлы, где за высокими арочными окнами в роскошных залах расположились самые лучшие магазины торговых домов со всех концов мира. Но Марису нисколько не впечатляли это яркое великолепие. Всю дорогу, с того самого момента, как они покинули полицейскую комендатуру с бароном и Майей Гранне, она была мрачной и нелюдимой, но только когда они с детективом вышли на улицу и остановились чтобы закурить, крепко обхватила его плечо обеими руками и что есть сил прижалась лицом к его груди. Он коснулся свободной рукой ее руки и задумчиво произнес.
- Если бы я был преступником вживляющим в тела контрольные диски и заполучил бы банкира, я бы ограбил банк. Погоди. Рапсон. Где-то я уже слышал это имя…
От этих рассудительных слов Мариса отняла лицо от его мантии и, недоуменно заглянув ему в лицо, с раздражением спросила.
- Тебе что совсем что ли башку дурную отбили?
- Нет – проигнорировав ее возмущение, покачал головой детектив – но мы должны сообщить об этом. Пусть Фанкиль проведет проверку. Если мы поймаем этого банкира, возможно леди Тралле сможет установить того, кто управляет дисками. Зайдем в контору, все равно по пути.
Мариса только горестно покачала головой. Вертуре показалось, что она сейчас возьмет и плюнет ему на башмаки в знак презрения или обиды, но, уже немного привыкнув за эти недели к причудам ее эксцентричного характера, не придал этому особого значения.
***
- Хельга собиралась допросить их вечером, у себя, за фужером кофе – выслушав доклад и измышления Вертуры, в ненавистной гримасе выпятил нижнюю губу инспектор Тралле, пролистал журнал, сверился с записями и захлопнул папку – но вы конечно же быстрее всех… Черт с вами. Вы только, там в вашей королевской контрразведке или что у вас там за подразделение, напишите потом в характеристике, чтобы и меня за службу наградили. Пойдемте вниз.
Впятером с доктором Саксом и Фанкилем они все вместе спустились на первый этаж в арочный коридор, где под кирпичными сводами пока еще довольно тихо, но уже вполне явственно гремели басы заведенного за стенами граммофона. Дневная смена уже закончилась. Пустые носилки рядком стояли вдоль стен у дверей криминалистической лаборатории, ожидая, когда привезут тех, кто нуждался в допросе с пристрастием, эксгумации или вскрытии. Но, несмотря на то, что час был еще не поздний, дверь в лабораторию была уже закрыта. Инспектор Тралле с размаху забил в нее сапогом. Открыли сию же минуту.
- Чем вы тут занимаетесь? – набычился начальник отдела Нераскрытых дел, заходя в заполненный резким, до тошноты пряным дымом, жженым кофе и пронзительным светом галогеновых ламп кабинет. Граммофон в углу заело на последней дорожке, но это ничуть не меняло сути заведенной на нем однообразной ритмичной песни.
- Шахматы, игра для крепких духом и телом! – с готовностью продемонстрировал три водруженных на операционный стол доски хитрый криминалист. Двое серых с недосыпу лаборантов-санитаров и дикого лесного вида девка с растрепанной немытой косой и в накинутой поверх черной докторской мантии манерной жилетке из проетого молью неопределенного цвета и происхождения серого меха, что делала ее похожей на волчонка из леса, держа в руках плоские керамические чашки для выпаривания реактивов глядели в доски, расчесывали над фигурами затылки. Доктор играл против коллег из морга и девицы-магнетизера из отдела по убийствам сразу на три доски.
- Несите труп банкира – приказал инспектор Тралле - и приберитесь тут. Сию же минуту! Быстро!
- Минуту! Только запомню диспозицию! – ответил доктор и, сорвав со спиртовки бунзеновскую колбу, налил себе в выпарную чашку горячего, кипящего кофе, подкрутил завод и переключил граммофон на начло заевшей пластинки.
- Ну и ароматы! – втягивая носом едкий дым курящихся на раскаленной жаровне смол и смеси еще каких-то пахучих ингредиентов, восхитился доктор Сакс – как в будуаре у красотки! Пробивает аж жуть!
- Это чтоб не смердело мертвечиной – мрачно осадил его инспектор Тралле. Лесная девица-магнетизер захихикала в знак подтверждения, таинственно и призывно засверкала глазами, и в тяжелом опиумном дыму всем показалось, что ее зрачки в полутьме фосфоресцируют, переливаются желтоватыми огнями, а кончики зубов заострены на крошечные кровавые конусы, как у вампира с картинки из фантастической книжки.
Безмолвные санитары взяли в коридоре носилки, принесли из подвала, с ледника, обугленный труп банкира Рапсона. Убрали шахматы и выпарные чашки. Бесформенной обгорелой грудой водрузили на стол останки банкира. Даже несмотря на густой, вьющийся под потолком, заглушающий свет ярчайшей электрической лампы, пряный дым, лаборатория тут же наполнилась удушливым смрадом гари. Девица в темном углу заулыбалась еще шире, повела носом, принюхиваясь к новым запахам, облизнула губы нечеловечески длинным и острым языком.
Все мрачно нависли над столом в ожидании дальнейших действий. Яркий свет опущенной низко к столу лампы выхватывал из дымной темноты застывшие безмолвные лица.
- А амфетамин вы тут что, трупам даете, чтоб они плясали под ваши пластинки? - глядя на банки с порошками, на столе, без тени улыбки, строго потребовал ответа инспектор.
- Спать нельзя!– деловито отвечал доктор, прямо так, без перчаток, разворачивая обугленные ребра и отирая о полы своей черной мантии ладони перемазанные в липкой дурно пахнущей жиже, и с готовностью пояснил – эманациями своих мыслительных сил я сдерживаю эгрегор некротических энергий трупов хранящихся в морге. Иначе они поднимутся и захватят Гирту!
- А что же вы нашего каннибала-то мертвого пропустили? – спросил его Фанкиль.
- А что вы мне там тогда подсыпали? Думать надо было, прежде чем всякую дрянь нести! - нашелся доктор, с хрустом разрываемых обгоревших тканей достал из тела обугленный, обгоревший диск, вытянул его и продемонстрировал, уходящие в глубину мертвой плоти отростки – здесь это лишнее. То, что вы ищите? Резать или экстрагировать каждый по отдельности?
И доктор бросил многозначительный взгляд на своих ассистентов.
- Резать – с отвращением ответил инспектор Тралле – и заверните эту дрянь. Эксгумируйте остальных троих с этого пожара, и пусть проверяют каждое поступающее тело. Сегодня вечером спущу должностную инструкцию.
Доктор Фарне не ответил. Только загадочно переглянулся с уже бросающими выразительные взгляды на шахматные доски на лабораторном столе санитарами и прячущейся в тенях от посетителей и яркого света лампы в дальнем углу у раковин и шкафов с медицинскими инструментами девицы-магнетизера из отдела убийств.
- Он что себе, помощников из кусков трупов, что ли склеил? – когда закрылась дверь, уже в коридоре, едва сдерживаясь от смеха над собственной шуткой, заюлил, заулыбался, доктор Сакс, заглядывая в лица коллег, не засмеются ли они – кормит их органами неопознанных тел!
- Да - с мрачным отвращением ответил ему инспектор Тралле – сами зайдите и спросите.
***
Когда они снова выходили из здания комендатуры, детектива снова охватило терзавшее его после драки волнение, но он мысленно сказал себе, что не обязательно быть смелым, можно лишь показывать это своим видом и, сделав над собой некоторое усилие, остановился прямо посреди двора, но все же не под самым фонарем, чтобы не просматриваться изо всех концов плаца, окон и дверей. Грозно подбоченился о меч, закурил трубку, обозревая окрестности, огляделся победным взглядом в поисках обидевшего Марису полицейского. Несколько раз быстро вдохнул дым и, удовлетворившись собственной храбростью, последовал за нетерпеливо тянущей его за локоть спутницей дальше к воротам на проспект.
- Как вы его ловко, в спину-то! – засмеялся, окликнул Вертуру у ворот дежурный, пожилой бородатый полицейский с пикой и в шлеме-кабассете, выглянувший из лилово-полосатой будочки им навстречу.
- Свинья, обижающая женщин не заслуживает иного обращения! – важно парировал детектив и, повлек злорадно ликующую Марису на проспект.
Пока они шли до дома, с каждой минутой он все больше и больше ощущал, как нарастает напряжение идущей рядом с ним, прижимающейся к его плечу спутницы, все такой же молчаливой, но все ускоряющей шаг, как будто от нетерпения. Ощущал, как напрягалась ее ладонь, лаская его локоть и бок, как все больше и больше дрожат пальцы, крепко сжимающие его руку, чем меньше расстояния остается им до его жилища.
Чувствовал, как, повинуясь этому непроизвольному возбуждению, что она с таким трудом сдерживала пока они были на людях все это время, она старалась все ускорить шаг, тянула его за собой, будто пытаясь этим быстрым изнуряющим бегом хоть немного унять беснующуюся в ее сердце бурю чувств и мыслей. Ощущал как, та дрожь, что зародилась в ее пальцах, когда она гладила ими его руку, постепенно переходит в охватывающий уже все ее тело лихорадочный озноб. И, всю дорогу, искоса поглядывая на нее, замечал, как она пытается скрыть под низко накинутым на голову капюшоном разгоряченное лицо, искаженные волнением, поджатые губы и пылающий взгляд, который она пыталась отвернуть от детектива, чтобы самой не сорваться прежде времени. А когда они поднялись на второй этаж, она властно и нетерпеливо втолкнула детектива в комнату, с грохотом захлопнула за ними дверь, с силой задвинула за ними засов и только Вертура и успел что расстегнуть заколку плаща, как она, обхватив его руками, прижавшись к нему всем телом, заглянула в лицо и прошептала тяжело, волнительно и торжественно.
- Ты дрался за меня, и теперь я буду принадлежать только тебе!
Он не успел ответить, как она уже была у серванта. Схватила из него какой-то керамический кубок и, наполнив его до краев вином из бутылки на столе, упала на колени перед детективом и, держа обеими руками, расплескав половину на его одежду и пол, поднесла ему. Он принял чашу из ее трясущихся рук, а Мариса подалась вперед, обхватила его и с силой прижалась к его бедру щекой. Когда же он допил вино и отставил чашу, она вскочила с пола, налила вина себе, держа чашу одной рукой и не отпуская детектива другой, выпила залпом все и, сорвав через голову плащ, схватилась за свою косу. Миг и белые с синим траурные ленты были на столе. Мариса с силой тряхнула головой, как строптивая лошадь гривой. Ее растрепанные темно-каштановые волосы рассыпались по плечам, упали на раскрасневшееся, охваченное жаром, искаженное безудержным волнением лицо.
- Когда мужчина убивает ради женщины, он называет ее своей женой!!! – срывая одну за другой застежки мантии, тяжело и быстро произнося слова, глядя в глаза Вертуры, декламировала она – теперь я принадлежу только тебе и никому другому. Возьми меня. Делай все что угодно. Раздели с другим мужчиной или женщиной, если захочешь, или со своим конем. С кем угодно! Все в твоей власти! Только так, потому что теперь я принадлежу только тебе, и теперь ты по праву можешь назвать меня своей!
Сорвав с плеч верхнюю одежду, она резко развернулась к детективу спиной, прижалась к нему, схватила его руки, положила себе на грудь и принялась с силой тереться спиной, плечами и бедрами об него, резко и энергично прогибаясь то назад то вперед, но, словно быстро пресытившись этим действом, снова развернулась к нему, обхватила руками и с силой повлекла на постель. За это время он только и успел, что одной рукой отщелкнуть карабин портупеи с ножнами и распустить две верхние застежки мантии, как она, опрокинув его, с силой рванула и оторвала третью.
- Что ты медлишь? Ты разве еще ничего не понял? Возьми меня. Ты не соображаешь или что? – и она навалилась, вскочила верхом на детектива.
- Прочь эти негодные тряпки! Кто придумал всю эту ненужную мишуру! – обеими руками распахивая рубаху на его груди, она откинулась назад и прогнулась, пытаясь освободиться от своей алой крахмальной рубахи и которой случайно затянула бант завязки на груди.
Ее трясло, руки дрожали все сильней, пальцы плясали на толстой тяжелой ткани, не в силах найти пуговицу на юбке. Детектив попытался помочь ей, но она с яростью оторвала от себя его руки, схватила его за запястья, с нечеловеческой силой и агрессией прижала к постели и длинными движениями, как собака или иное животное, оставляя на его коже подтеки сладкой от вина слюны, с хрипом и шипением принялась облизывать его лицо, грудь и шею.
Через две минуты все закончилось и Мариса, схватив с пола бутылку, не отпуская с себя детектива, допила ее и бросила в угол, с яростью вцепилась ему в волосы, оттянула назад его голову, крепко схватила его ладонью за горло.
- Ты слабак! – шипела она презрительно – иди, позови другого мужчину, раз ты такой дряхлый неумеха! Я хочу двоих, троих сразу и по очереди! Или, приведи из леса белых волков! Твоих дружков, Дорса и Гонзолле! Коня сэра Прицци! Ну же! Давай еще, быстрей!
Ее глаза горели пронзительным черным безумием разверзшейся в мерцающей, полной запредельного, что пронизывает мглу за граню мира, где нет места ничему живому и естественному, колючего, разрывающего на куски, беснующегося ветра бездны. Ничего человеческого или разумного, ничего, даже страсти, похоти или опьянения, не осталось в них. Бесконечная демоническая пустота, исполненная жажды и ненависти, пронизанная бесконечным движением чудовищных, вращающихся в ней одновременно похожих на уродливых склизких, членистоногих, перепончатокрылых и бескожих тварей исполинских, вращающих миры и звезды живых колес и шкивов смотрела через ее пустые глаза, словно бы ставшие внезапно дырами куда-то в чуждую всему привычному, враждебную всему живому бесконечность ада, в лицо детективу.
Наверное, он должен был бы ужаснуться ей, или ему должно было бы стать плохо от отвращения к тому, что только что было сказано и как все это между ними случилось, но какая-то запредельная печаль и жалость внезапно наполнили его сердце. Твердым, но заботливым движением он отвел от своего горла, разжал цепкие и холодные, как хватка могилы, острые, с обгрызенными под корень ногтями, пальцы Марисы, отнял ее руку от своих волос, перевернулся, лег рядом с ней и, заложив руку за голову, свободной рукой сжал ее ладонь. Она вырвалась последним усилием, сжала руку в кулак, чтобы нанести ему удар, или вцепиться в него снова, но он с силой взял ее за запястье, удержал ее. Это далось ему легко. Раскаленная, как клокочущая в геенне огненной сера, дающая силы ярость, покинула Марису, за эти несколько секунд уже снова обратившуюся обычной смертной, без сил откинувшейся на постели, изможденной безумным демоническим припадком женщиной.
За окном горел фонарь. Завывал, с шумом раскачивал ветви деревьев, рвал листву, все усиливающийся ветер.
Мариса без движения лежала рядом с детективом. Повернув голову набок, смотрела на Вертуру печально, укоризненно и тоскливо, словно хотела попросить прощения за случившееся, но для слов у нее не осталось никаких сил. В ее темных, уже человеческих глазах стояли слезы.
- Ничего – пожимая ее пальцы, прошептал он ей – ничего страшного…
- Кода мужчина убивает врага ради своей женщины, он передает ей его душу и его силу – как заклинание произнесла она внятно и тихо. В ее глазах снова полыхнул темный огонь, но тут же снова притих.
Мариса отпустила его руку, села на кровати, накинула на плечи рубаху, налила себе из оставшейся под столом бутылки вина в фужер, пересела в кресло, положила ногу на ногу, и с видом скучающей юной красотки из модного романа для пожилых дам, что упиваясь чувственными книгами о модных девицах и плечистых рыцарях с мечами на белом коне, пытаются оживить в своих душах уже как не одно десятилетие перегоревшие девичьи чаяния и мысли, обычным своим тоном, укоризненно и грубо спросила.
- А что так быстро-то? Обычно ты дольше.
- Да, было захватывающе… Но если анализировать холодным разумом, в деталях, я не совсем понял что это было – честно признался детектив.
- Ты не понял? Чего ты не понял? – возмутилась Мариса и продемонстрировала ему свою нарядную красную рубаху с оторванной тесемкой – из-за тебя еще придется одежду чинить.
И прибавила с каким-то ожиданием.
- Ты уже готов? Или, может, придумаешь что поинтереснее?
- Хватит – начиная сердиться, ответил детектив. Он встал и начал одеваться – пойду на улицу. На ужин ничего нет.
***
Вечер он провел у дворника Фогге в подвальчике дома через улицу, того самого, что стоял во дворе заросшего березами и осинами сквера, где каждый вечер за игрой в шашки собиралась компания местных дворников, истопников, и их друзей. Купил большой кувшин юва и горшок тушенки Ринья. От выпитого не стало нисколько не легче. Он сидел в углу на расшатанном табурете, подперев голову локтем. Слушал, но не воспринимал идущую вокруг одновременно сварливую и веселую простецкую беседу. Подливал себе в глиняную кружку из кувшина. Когда пошли разговоры, что осталось мало, выгреб из поясной сумки все мелкие монеты и сказал, чтобы купили еще на всех, но не стал дожидаться, когда сходят на угол. Пошел на улицу. Сделал круг по кварталу. Вернулся к своему дому. Долго стоял под фонарем смотрел на полукруг окна своей комнаты, подсвеченный снизу тусклым рыжим светом керосиновой лампы на столе. Вдыхал дующий вдоль улицы холодный морской ветер.
Никто не подошел к нему, никто не спросил о его печали, не разрешил его сомнений. Ощущение чего-то омерзительного и чуждого поселилось в его душе. Словно какая-то разъедающая разум как ржавчина железо неизлечимая душевная болезнь, которой он заразился от Марисы этим вечером, или еще раньше, как только они провели первую ночь вместе, уже явственными тревожными симптомами накатила на него. Как смердящую черную клоаку отверзла какую-то полную всего низменного и дрянного червоточину в его сердце.
Первым делом, он было хотел подняться наверх, со всей злобой схватить Марису за плечо, ударить ее по лицу так, чтобы пошла кровь. Чтобы сломать ей что-нибудь, нанести увечье, вышвырнуть из дома вон на камни мостовой чтоб она расшибла себе руки и колени, как можно более жестоко избить, оскорбить ее и унизить. Отомстить за эту дрянь, что она, как болезнью, заразила его, когда они были вместе.
Он сжал кулак в ненависти, и сделал движение, подобное фехтовальному, когда бьют мечом в лицо, чтобы нанести смертельную рану противнику. Взялся за меч.
Но это простое действие и ощущение тяжелой стали в руке, напомнило ему о тренировках с оружием, немного охладило его пыл.
Первые крупные капли дождя с тяжелыми шлепками упали на мостовую. Рассыпались миллионами крошечных брызг. Тучи, что весь день ходили по небу, наконец-то пролились на землю. Надвигающийся шелест наполнил улицу – ветер принес с моря ливень. Вертура отпустил меч и поднялся в комнату. Мариса лежала на кровати, уткнувшись в подушку лицом. В полутьме ее темнее одежды и рассыпавшиеся по спине волосы предавали ей сходство с лежащим драконом, раскинувшим свои черные крылья. Детектив селя рядом с ней. Коснулся ее рукой, но она только молча, но грубо и с силой оттолкнула его от себя, встала с кровати и пересела в кресло. Ее лицо было снова мрачным и застывшим. Глаза смотрели не мигая. На все вопросы детектива она отвечала односложно и, сколько он не пытался узнать, что у нее на сердце, он получал только презрительные взгляды и короткие ответы.
В конце концов, уже лежа на кровати, утомленный усталостью, выпитым и обидой, он оставил эти бесплодные попытки, не снимая одежды, укрылся плащом и прикрыл глаза.
Ливень за окном навевал сон. Где-то далеко сверкнула молния. Запоздало донесся далекий раскат грома.
Последнее что видел детектив, когда Мариса погасила керосиновую лампу и подошла к окну, посмотреть на грозу за окном, это вырванный из темноты вспышкой молнии ее силуэт. Застывшее в уродливой, нечеловеческой, полной стремления, отчаяния и злобы лицо с печальными, почти что плачущими глазами в мольбе воздетыми к небу и сжатые на высокой резной спинке стула, напряженные, словно из последних сил пытающиеся удержаться от чего-то страшного и неминуемого руки.
Он хотел встать, обнять ее, заговорить с ней, узнать, что такое, что тревожит ее после всего случившегося, но обида и усталость снова взяли верх и он уснул.
Где-то далеко за стеной часы забили полночь.
***
По темным волнам залива скользил вопреки штормовому предупреждению отчаливший от пристаней в районе Зеленого Мола шхербот. Он вышел еще засветло и теперь, вздымаясь на гребни валов, перекатываясь по ним с носа на корму, уверенно шел в бакштаг, удаляясь от берега в открытое море к северо-западу от Гирты. Патрик Эрсин сидел на корме, зажав под локоть румпель, опытными движениями бывалого морехода вел судно к известной только ему цели. Его глаза горели оранжевым светом и, словно бы видели в темноте. Как только упали сумерки, он приказал двоим матросам, ни под каким предлогом не зажигать установленные по бортам фонари. В ногах у Поверенного, перед мачтой на деревянной решетке, подогнув колени, расположился Шо. В белой рубахе и одной наброшенной на плечи цветастой легкой накидке, прикрыв глаза и сложив руки на коленях, он сидел неподвижно, словно приготовившись к чему-то очень важному и неизбежному. Капли дождя стекали по его застывшему лицу, предавая ему образ замершей в позе медитации статуи из книжки про далекие, полные страшных чудес, лежащие за граню, цивилизованного, подвластного христианским монархами и законами мира, земли.
За его широкий, многократно обмотанный вокруг тонкой обнаженной талии белый пояс был заткнут меч. А у колен, на маленькой, специально предназначенной для подобных вещей, на укрытой платком с магическими иероглифами скамеечке, лежал остро отточенный, тускло поблескивающий во мраке, словно отражая свет пронизывающих вселенную, невидимых человеческому глазу энергий, ритуальный нож.
Беспокойно и долго тянулись минуты, медленно переходили в часы. Двое бородатых моряков мрачно курили на баке, вглядывались в темные, бесконечные, громоздящиеся по курсу движения судна валы. Опытные контрабандисты были привычны к подобным рейдам, что нередко проводятся в самую ненастную погоду, когда портовый надзиратель сидит дома и играет в кости с квартальным, а офицеры береговой охраны коротают время в своем гарнизоне за картами, чаем и вином, и только беспокойный прожектор маяка однообразными круговыми движениями обводит лучом света волны, да резкими голубоватыми точками мерцают проблесковые огни на стенах и башнях крепостей, фортов и городских укреплениях.
Обычно такие лодки не уходят далеко от берега – где-то за мысом или в нескольких километрах в стороне, в недосягаемости для прожекторов, всегда дрейфует маленькое грузовое судно, под видом ожидания, когда утром подойдет лоцман, укажет куда швартоваться и поможет завести парусник в залив. Но сегодня никакого судна не было, и шхербот все дальше и дальше уходил от берега в открытое море, в мерцающую беспокойной водой темноту, преодолевая километр за километром, убегая все дальше и дальше от берега. Моряки уже начали беспокоиться – в бесплодном ожидании, гонке по бурной ночной воде проходили часы. Едкий трубочный дым, разъедал губы. Одежда отсырела. Впереди был только мрак. Погасли и скрытые непогодой, оставшиеся за кормой освещающие набережные, улицы и пирсы фонари.
Шхербот шел в никуда, в открытое море, но опытные контрабандисты не задавали вопросов и только тревожно переглянулись, когда Эрсин внезапно зажег фонарь и приказал спускать держащий парус рей.
Как только шхербот лег в дрейф, Эрсин молча кивнул Шо. Тот тоже ответил кивком. Сложил руки на груди и, поклонившись во мрак, снова сел на колени, взял обеими руками ритуальный короткий меч.
Через несколько минут, когда к его мертвому телу был прочно привязан поплавок и моряки сбросили его в воду, Эрсин приказал ставить парус и начал разворачивать шхербот обратно в сторону Гирты. А когда работа была завершена и контрабандисты закончили крепить шкоты, оба внезапно, без единого звука, упали на шканцы с разорванной в клочья грудью и перебитыми спинами.
Эрсин же поудобнее перехватил румпель одной рукой, зажал его всем телом так, чтобы в случае порыва ветра шхербот не перевернулся и, откинувшись на гакаборт, дважды перщелкнул кнопку на своем жезле, что всегда был при нем на поясе в кобуре.
***
Вертура проснулся от звука отодвигаемого засова, резко сел на постели. За окном дул ветер. Шумел ливень. Наверное, именно то чутье, что отличает писателей, поэтов, музыкантов, путешественников и детективов от обычных людей разбудило его, сколько бы тихо Мариса не пыталась открыть дверь.
- Уходишь? – только и спросил он спросонья.
- Пошел прочь! – грубо бросила она ему, и уже подхватила свой саквояж, чтобы выйти, когда он подошел к ней, попытался взять за плечо.
Она с треском и без лишних слов дала ему пощечину и попыталась вырваться, но он удержал дверь, тогда она молча, как в уличной драке, схватила со стола его меч. Спросонья он немного не успел остановить ее руку, лезвие сверкнуло перед его лицом. Вертура схватился за спинку стула и поднял его ножками вперед, пытаясь заслониться от нацеленного ему в лицо яростного удара – он сморгнул – только что Мариса была у стола где он оставил свое оружие, но тут же она оказалась за его спиной. Сумасшедшие пустые глаза мертвыми черными огнями вспыхнули в полумраке комнаты, тени безумной пляской пробежали по искаженному ненавистью лицу, пламя керосиновой лампы сверкнуло на остро отточенном лезвии. Меч детектива был не как солдатские мечи, что не точат, а расковывают так, чтобы можно было бы резать хлеб, чтобы в бою он не обкололся о доспехи и другие мечи. Этот же, короткий, чуть больше шестидесяти сантиметров в длину с массивным, но остро отточенным лезвием был оружием одного удара, оружием полицейского агента или убийцы, что даже через толстую одежду нанесет глубокую рану или увечье. Миг и Мариса бросилась на детектива, но опыт кабацкой драки и стычек подсказал ему верное решение, схватив обеими руками массивный стул, он заслонился им как щитом и толкнул ножками нападающую на него женщину. От удара та вскрикнула, но не выронила меч, отшатнулась назад к поленнице у дальней стены.
- Убью тварь! – страшно и громко, на весь дом, загремел на нее детектив, замахиваясь на нее стулом, затряс им над головой. Мариса вскрикнула, выронила меч и сжалась в углу. Ее рука непроизвольно потянулась к топору на дровах, но бой был проигран, отставив стул, Вертура подошел к ней, перехватил за руку, умелым движением так, как учили на тренировке, больно, не без травмы, вывернул запястье и отвел к столу.
- Мразь! – только и выкрикнула она плаксиво, когда он отпустил ее, не зная что дальше делать с ней. Но Вертура сжал кулак, замахнулся и снова пошел в наступление, Мариса в отчаянии испуганно закрылась руками и упала в кресло, как ребенок поджала колени, чтобы он ее не бил. Так какое-то время она сидела, испуганно свернувшись в кресле, прикрывая голову руками, прижавшись щекой к спинке, а он стоял над ней, грозно сжимал и разжимал кулаки, стараясь унять злость, сдержаться от накатившей на него ненависти. Он мог бы начать бить ее, таскать за волосы или делать что еще, что в припадке бешенства делают некоторые недостойные мужчины, срывая злость на тех женщинах, кто по глупости или жажде денег оказался рядом с ними, но он не сделал ни того ни другого ни третьего.
Мысленно перекрестившись на образ Богородицы в углу, детектив тяжело вздохнул, отступил, поднял опрокинутый стул и подсел на него к столу, отвернулся, уставился себе в колени.
Мариса же молча встала с кресла, демонстративно прошла по комнате как будто хотела толкнуть его плечом, но, видимо побоявшись, не посмела сделать этого и, подхватив свой саквояж, который она собрала пока он спал и зонтик, подошла к двери и открыла засов.
- Ты куда? – только и спросил детектив.
- Подальше от тебя! – зло бросила она ему и, хлопнув дверью, вышла в коридор. Загремела сапогами по лестнице.
Сказав заглянувшему в дверь соседу, что это полиция Гирты, он принялся завязывать шнурки своих башмаков, но только накинул их на верхние петли чтоб было быстрее, надел плащ и со всех ног бросился следом.
Пробежав полквартала под проливным дождем в сторону проспекта Рыцарей и не найдя ее, он вернулся к своему дому. Рассудив, что, скорее всего она пойдет в прямо противоположном направлении от моста через Керну – единственного пути к полицейской комендатуре и дому леди Хельги, он все-таки догнал ее у соседнего перекрестка по улице графа Прицци.
- Стой! – как юноша-студент, обогнал ее, остановился он перед ней. Его волосы были уже мокрыми от дождя. Капюшон слетел с головы. Вода заливалась за ворот, стекала с плаща на мантию и штаны.
- Отойди от меня! – глядя ему в глаза, яростно бросила она ему.
- Хорошо, если ты хочешь уйти, я отведу тебя до дома леди Тралле – начал снова сердиться детектив и сказал первый аргумент, что пришел в голову – ты не пойдешь одна по ночному городу…
Ее лицо скривилось в презрительной усмешке.
- Это мой город. Иди, если хочешь, только не смей подходить ко мне – и она зашагала дальше в сторону проспекта Рыцарей. Он пошел рядом, но она толкнула его плечом, чтобы он не пытался пристроиться под ее зонтик. Пройдя еще полквартала, приглядевшись к тому, что он совсем промок, она злорадно заулыбалась и нарочно замедлила шаги. Остановилась, достала трубку, принялась демонстративно набивать ее. Попытался закурить и детектив, но спичка под дождем не загорелась.
Минут через пятнадцать они были у моста. В доме депутатов уже притушили свет. Из раскрытых окон лилась тихая умиротворяющая музыка. Время веселых танцев и официальной части закончилось. Усталые гости собрались в салоне и гостиных, играли в карты, пили вино, или участвовали в мистерии, что позволяет зрителю почувствовать себя участником событий случившихся в иные времена и в иных землях.
Яркие желтые фонари освещали мост. С грохотом пролетела тяжелая карета, остановилась перед запертыми на ночь воротами, проезжая по луже, с ног до головы облила и без того уже насквозь мокрого детектива. В любое другое время он бы показал вслед кучеру неприличный жест, или крикнул что-нибудь оскорбительное, но сегодня он был уже настолько подавленным и раздосадованным всем случившимся, что оставил этот инцидент без ответа.
Мариса, что все это время шла ближе к домам и чуть впереди него, немного замедлила шаги. Похоже, ей наскучила эта игра с зонтом. Пройдя несколько десятков метров по мосту, она внезапно остановилась, и положив руки на гранитный, украшенный решетками со змеями и цветами парапет, уставилась в сторону моря в мерцающую нитями дождя темноту.
- Встань под зонт – не оборачиваясь, мрачно приказала она подошедшему детективу.
- Чего остановилась? – грубо и зло спросил он, не доходя до нее пары метров. Он уже промок насквозь, изрядно замерз и был взбешен ее выходками насколько, что был уже готов плюнуть и уйти. Но принцип, на который он пошел, чтобы до конца быть благородным рыцарем, а она наутро почувствовала бы себя неблагодарной гадиной и мразью, был выше холода и унижений. С мрачной гордостью и презрением, уставился на нее, откинул с головы и без того уже мокрый насквозь капюшон и закусил отсыревшую спичку.
- Встань я сказала! – с угрозой повторила Мариса.
- Так и будем стоять? – ответил он ей, сгорбился, в мрачном ожидании облокотился мокрыми рукавами о холодный и твердый гранит. Мариса шагнула к нему, желая укрыть зонтом.
- Убери – отмахнув рукой ее руку с зонтом, мрачно сказал он ей.
Без лишних слов она поджала губы, отняла от плеча зонтик и со всей злостью с размаху зашвырнула его с моста в темноту, в реку. Шум дождя поглотил шлепок удара об воду. Положив руки на парапет, Мариса замерла, словно прислушиваясь, глядя во мрак под мостом. Она стаяла неподвижно, не обращая внимания на ливень. Вода стекала по ее лицу, по рукавам, заливалась за ворот ее нарядной алой рубахи. Миг и ее руки напряглись, она чуть подогнула колени, подалась вперед, но детектив вовремя заметил движение, подскочил, не дал завершить начатое, удержал, оттащил в сторону от высокого парапета.
- Отпусти меня, мразь! – сдавленно зашипела она, пытаясь ударить локтем, вырваться из его рук – не трогай меня!
- А ну! Не стоять тут! – по доскам моста от ворот к ним шагал крепкий высокий человек в длинной, до колен, черной кожаной куртке, бригандине и шлеме. Драгун из ночной стражи – а, это вы. Не спится в такую погоду, или опять задание?
Узнав коллег, смягчился полицейский. Где-то на горизонте снова полыхнула молния.
- И не говорите… – все еще держа Марису за живот спиной к себе, ответил ему детектив.
- Все в порядке? – приметив, что она пытается молча сопротивляться, осведомился полицейский.
- Да… - ответила она и передернула плечом, чтобы детектив ее отпустил. Вертура опустил руки. Мариса демонстративно отвернулась от него, подалась назад, толкнула его спиной в плечо, надменно сложила руки на груди и с горькой насмешкой заявила – лучше некуда. Вот стоим тут, ссоримся. Просто безудержное веселье.
- Вы тут на мосту только не стойте – заботливо предупредил драгун – поедет ревизор и вас заберет и меня на вид. Будете мэтру Глотте и мэтру Алькарре рассказывать, что вы не ночные грабители.
- Хорошо – кивнул детектив.
- Пойдем домой – взяла его под руку Мариса, он поднял с досок ее саквояж, и они зашагали обратно в сторону улицы генерала Гримма.
- Ты дурак! – обиженно бросила она ему, когда они снова проходили мимо дома депутатов.
- Пойдем обратно, я отведу тебя до твоего дома…
- Нет – ответила она категорично.
- Если ты о своем задании, я напишу в отчет, что это все по моей вине. Пусть меня депримируют.
Мариса повернула к нему свое мокрое, залитое водой лицо. Горькая улыбка пробежала по ее губам.
- Я не хочу – тут же снова став печальной, ответила она ему и прибавила – я не хочу возвращаться в ту квартиру.
- Бог с тобой, пойдем – устало кивнул ей он.
Когда они дошли до дома детектива, было уже не меньше часа ночи.
- У вас все нормально? – услышав их шаги, спросил консьерж, что еще полчаса назад по очереди выпускал их обоих на улицу. Душная керосиновая лампа чадила в каморке. Какой-то худощавый нескладный старик в огромных минусовых очках сидел напротив стола в кресле качалке. На столе перед ним стояли шахматы, в которые они с консьержем играли ночи напролет, утоляя старческую бессонницу. Пахло крепко, до чихиря, заваренным чаем и дымом. Самовар на тумбочке в углу чадил трубой прямо в комнату, грея не хуже печки. Дождь на улице, казалось, стал еще сильней. Все чаще, но все же необычайно редко для настоящей грозы сверкали молнии. Через полукруглое окошко над парадной дверью озаряли узкую лестницу и высокий арочный холл резкими лиловыми вспышками.
- По погодке и развлечения – мрачно ответил вахтеру детектив, демонстрируя текущую ручьями с мокрого плаща воду. Мариса, что также как и Вертура промокла насквозь, важно кивнула в знак подтверждения.
Они поднялись в комнату.
- Вот, возьми переоденься, простынешь – доставая из шкафа какую-то старую одежду передал ворох Марисе детектив.
- Сам-то весь насквозь – снимая мокрый плащ и отжимая из него воду прямо на пол у двери, кивнула она ему с горестной улыбкой.
- Твоими стараниями – с укоризной ответил он ей.
Он подкинул дров в печь, раскрыл поддувало, чтобы горело как можно жарче. Достал из шкафа все пледы, старые мантии и плащи. Положил их на пол, сел, на них, протянул замерзшее ноги к огню, надел свои старые изодранные штаны и рубаху, в которых приехал в Гирту, укрыл плечи одеялом с постели. Мариса села рядом с ним. Она переоделась в строгую белую рубаху и черные широкие штаны со складками, что по словам Фанкиля остались тут еще от Адама Роместальдуса и были ей коротки и едва закрывали колени. Тоже накинула не плечи какой-то колючий шерстяной плед неопределенного серого цвета. Вертура обнял ее за плечо, поцеловал в мокрые волосы на виске, она прижалась к его боку и уставилась в огонь печи.
- Я знаю, я понимаю твое недоверие… – сказала она серьезно, тревожно и тихо, тщательно расставляя слова, словно пытаясь подобрать самые лучшие фразы и выражения – я расскажу тебе. Расскажу не только потому что не хочу возвращаться в тот дом и мне некуда идти… Потому что ты должен знать, и я расскажу тебе все, и ты будешь в полном праве осудить меня, выгнать из своего дома, заколоть мечом, или передать полиции, потому что я действительно та самая лживая лицемерная мразь, как все говорят обо мне и я действительно повинна в тех смертях… Я уже не верю людям. Я видела много дряни от тех, кого все считали меценатами и почти что святыми, кто под ловкой маской творил беззаконие, воруя горы золота и жертвуя нищим и церкви гроши. Я каждый день вижу продажных чиновников и полицейских, что делают честные глаза и лица, а на деле творят беспредел, и сама же пишу эти лживые заказные заметки и статьи... Ты сам все это видишь. Это происходит повсеместно. Я смотрю на всю эту дрянь и даже не уверена, могу ли даже после всего, что случилось доверять и тебе, но это не важно. Я не могу так больше жить. Уже четыре года как я не была в церкви. Я боюсь исповедоваться в том, что я сделала и продолжаю делать, но все равно все винят меня, все догадываются... Просто выслушай меня, быть может, если я расскажу тебе все это, мне самой станет легче. Выслушай, а потом можешь заколоть меня и сбросить в Керну, или сдать под суд полиции. Потому что я сама знаю, что иной участи я не заслужила.
Выговорившись, она сделала долгую паузу. Вертура еще крепче обнял ее за плечи и взял за руку. Она только печально и скептически покачала головой в ответ на его жест и, решившись, произнесла.
- Я не убивала Гарро… Просто так совпало, так получилось. Не знаю почему. Наверное, потому что эта земля проклята. Она воплощает все самые нечестивые и низменные чувства и мысли… Когда Господь отчистил твердь земную от отвергнувших Его людей, некоторые, самые злые и сильные по каким-то причинам избежали его гнева. Быть может в назидание нам, чтобы были те, с кем мы могли бы бороться, являя подвиги веры… До прихода Булле и людей Мирны, на этой земле жили те, кто когда-то был потомками прежних, античных людей. Чудовища, выродки, смешавшиеся с порождениями этой проклятой земли, такие, как мэтр Фарне, мастер Дронт, Сив Булле, Дюк, Элеонора Ринья... Это их земля, не наша. Всегда была их. Сейчас тут стоят храмы и поклонные кресты. Они держат здесь все. Но сколько бы монахи и священники не поливали бы эти болота и камни святой водой, никто не знает, сколько еще надо сделать, чтобы отчистить эту напитанную кровью невинных жертв землю. Я не знаю, какое беззаконие творилось тут до Булле, но даже сейчас эта чернота, эта проклятая трясина, эти камни зовут нас к себе, нашептывают злые мысли, навевают кошмары, разжигают чудовищные влечения, посылают вещие сны. У вас на юге такого нету. Твои предки, предки Лео и Инги, как и пришедшие с востока Булле вышли из машин, которые были построены, чтобы заново возродить из пепла гнева Божия род людей. А мои предки были тварями, уродливыми порождениями проклятой, окропленной идоложертвенной кровью трясины. У меня темные глаза и темные волосы. Это кровь людей Мирны, такая же, как кровь Булле. Кровь людей из Ледяного Кольца. Но кровь Многоголового Волка во всех нас оказалась сильней. За эти века, что стоит Гирта, мы все смешались кровью, и теперь она как проклятая печать, Как червоточина. Как яд, она просыпается в нас, зовет, и поколение за поколением никому никуда от нее не деться. Ни сталью, ни огнем, ни крестом Булле за пятьсот лет не смогли выжечь ее. Если бы сэр Бард и лорд Тинкала спалили бы Гирту дотла, быть может всем было бы легче... Но я не об этом. Я не убивала Гарро. Так случилось. Он был не таким уж и дрянным человеком. Нам было весело вместе. В отличии от других мужчин, что чуть что поднимают руку на своих жен, он меня почти не бил. Мы напивались, валялись с похмелья. Несколько раз он брал меня прямо на глазах у своих приятелей прямо на столе, где мы пьянствовали все вместе. Так делают и некоторые другие мужчины со своими женами, чтобы показать себя. Это гадко, но так происходит, когда люди живут только вином... Ничего особо дурного от Гарро я не видела. Он покупал мне медные безделушки, иногда ткань на мантию и рубаху, нарядные ленты для косы... Он был обычным человеком. Не намного хуже других…
Она вздрогнула и осеклась. Ее пальцы сжались в кулак. Осуждение и ледяная скорбь проскользнули в ее голосе. Она могла бы заплакать, начать оправдываться, но оправдания даже для себя самой у нее не было.
- Это все омерзительно… Но это потому что у меня не было детей. Другие уже растили своим мужчинам сыновей и дочерей, а это обязывает, а я пила со всеми его приятелями. Так происходит с любой женщиной, которая пьет и у которой нет детей. И с мужчиной, у которого нет семьи. Приедается все. И вино, и танцы, и песни. Остается только блуд… А потом Гарро упал с лошади и утонул. И я вплела эти ленты в косу, вернулась к леди Хельге. Но это было недолго. Генри Тарче был капитаном жандармерии при сэре Кибуцци. Он вернулся с войны, стал депутатом, метил в полковники. Мне тогда было почти двадцать три. По службе мы часто виделись с ним. А потом… Он был влиятельным человеком и никого не смущало что я вдова, и мы не венчаны. Ведь это нищим и подневольным надо беспрекословно соблюдать законы, а у богатых и власть имущих все всегда не так просто. Это нищий по-христиански должен терпеть. А богатый может делать все что угодно и все благосклонно будут кивать и выгораживать любой его самый гнусный беспредел. Потому что нищий никому не нужен, для него правила, а для богатых всегда исключения. Богатый всегда полезен и нельзя из-за каких-то пустяков вроде нарушений закона, неоплаченного долга, нарушенной клятвы или откровенного грабежа и подлога ссориться с тем, кто в нужную минуту может оказать услугу, сделать что-то полезное… У Генри Тарче был маленький клуб. Как клуб графа Прицци – шутил он. Но граф Прицци все же очень честный и благородный, хотя и злой и жестокий, закаленный войной человек. Многие не любят и боятся его, но он верный слуга сэра Булле и, наверное, единственный защитник Гирты. Он мог бы убить Адама Роместальдуса, Бориса Дорса и других, отомстить за смерть сыновей. Но он сказал в храме перед открытыми Царскими Вратами на коленях – я каюсь перед Господом Богом и всеми православными христианами Гирты, что как отец не смог воспитать своих детей в благочестии и Христовой вере. Их вина и кровь, пролитая ими, на мне. Он никогда не допускал беззакония среди своих людей. Он не принял Генри Тарче в Клуб, не принял и его друзей. Я вначале на знала почему, не сразу догадалась и когда Генри Тарче предложил мне разделить меня с другим мужчиной. Они регулярно собирались в его особняке, неподалеку отсюда. Выше по проспекту Булле. В таком узком каменном доме на углу, с толстыми серыми стенами, больше похожем на маленькую крепость. Там были низкие потолки и узкие окна, крепкие дубовые двери, ковры, мебель из красного дерева. Этот дом построил отец Генри. Его и его мать убил Адам Роместальдус. В их же доме. Пустил в окно газ, потом вошел и зарубил обоих топором и наколол головы прямо на перекрестке на решетку у двери, чтобы люди смотрели и говорили – так и надо злодеям. Но он пощадил брата отца и самого Генри. Не знаю почему, лучше бы он убил их всех. Иногда, когда Генри отдавал меня своему дяде, Натану Тарче, тот часто рассказывал как ему и другим мужчинам и женщинам было под многоголовым волком в доме Драбарта Зо, на том самом мраморном алтаре… Он даже предлагал совершить ритуал, позвать это чудовище из леса. Говорил, что может тогда мне удастся забеременеть и, смешав их семя, родить Генри Тарче наделенного Властью, как Круми или Мормога, Наследника…
- Тебе нравилось? – внезапно перебил, спросил у нее детектив – ну все это...
Мариса вздрогнула и сжалась, словно ей думалось, будто она проговаривает свою исповедь в пустой комнате для себя, а не для постороннего человека. Ее дыхание стало тяжелым, взгляд помутнел, словно далекие воспоминания адскими выхлопами снова подступили к ее сердцу, но она с усилием воли сложила руку троеперстно и крестным знамением сбросила с себя эту нечестивую похоть теплой и зловонной, кишащей переплетающимися нагими человеческими телами бездны.
- Да… - прошептала она совсем тихо – все было просто... Так не бывает в жизни. И сэр Генри покупал мне украшения, богатые одежды, мы вместе посещали дома и приемы уважаемых людей Гирты. И эти сессии, это было как… просто космически. Эти мужчины и женщины. Сразу все… А потом как похмелье, расплата, это было просто мерзко, хотелось пойти броситься в реку, и с каждым разом становилось все тяжелее и гаже на душе, но как и похмелье все эти терзания через пару дней проходили, и хотелось снова и снова чувствовать в себе и вокруг эти тела, сразу много мужчин. Такие перемены было невозможно терпеть. Я ненавидела их всех, но уже не могла без них, я приходила, не могла усидеть на месте. Ты сам все сегодня видел… Я маялась, ждала всю неделю, когда Генри Тарче соберет всех своих друзей, разденет, поставит меня на колени на кровать посреди той комнаты с узкими окнами, тяжелыми коврами и низким потолком, как на мраморном алтаре, перед ними…
Вертура молча слушал, не перебивая.
- …Или на диван у стены спиной к ним… - продолжала Мариса, ее голос стал тихим и глухим, словно пережитые когда-то чувства и образы рождали в ее сердце новые похотливые, затмевающие разум, мысли. Но она осеклась и, сжав руки детектива, сделала паузу и произнесла холодно и коротко.
- Я сожгла их всех. Встань, я покажу тебе.
Ее голос наполнился ненавистью, стал звенящим гулким и ледяным. Не понимая о чем идет речь, детектив поднялся на ноги. Мариса взяла его за запястья. Ее лицо было охвачено волнением, но не тем похотливым бесовским пламенем, что сегодня он видел в ее глазах, когда через них на него смотрела кишащая уродливыми падшими тварями бездна, а ледяным, одухотворенным огнем, когда даже в самом вероломном грешнике на миг просыпается частичка Божьей силы, способная подвигнуть его на очень важное и благородное решение.
Что-то изменилось вокруг. Детектив не успел опомниться – ему показалось, что они падают, он схватился за Марису одной рукой, второй принялся отчаянно искать опоры – но ее не было. Вокруг был лишь хлещущий ледяной дождь и ревущий, пронизывающий ветер, разрываемый необычайно резким и ярким ритмическим светом проблескового маяка, что зажигают для кораблей на башнях и стенах крепостей, фортов и примыкающих к морю укреплений.
- Это башня замка Гамотти! – перекрикивая рев ветра, звонко воскликнула Мариса – на северном берегу Керны!
Миг отчаяния - Вертура даже не успел спросить, что случилось, как они уже снова стояли в комнате, держась друг за друга, но уже в снова мокрой от дождя одежде. Теперь у стола, рядом с дверью. Вода стекала на пол с вмиг промокшего, накинутого поверх рубахи пледа. Марису трясло. Скинув с себя мокрое одеяло, она обессиленно упала на положенные перед жарким очагом подстилки, опустив плечи, уставилась в огонь, поджала под себя колени. Вертура сел к кровати на пол рядом с ней. Крепко обхватил ее, притянул к себе, обнял ласково и нежно, коснулся подбородком ее волос. Она навалилась на него спиной, уткнулась затылком в его шею. Эти объятия, казалось, придали ей новых сил.
- Леди Хельга называет это фазовым сдвигом. Я не знаю, как это работает. Просто в какие-то моменты я могу вот так переместиться. Когда мне очень плохо, или когда все бесит. Так что чаще всего ничего не выходит. Об этом знают только леди Хельга, Ева и теперь ты. Скорее всего, мэтр Тралле. Но он никогда никому не скажет. Он очень честный и благородный человек. Леди Хельга хотела бы сделать его начальником полиции Гирты, но там нужен политик и хитрец, типа сэра Гесса, мэтр Тралле не справился бы… Я могу переместиться в то место, которое когда-либо видела. Еще дедушка говорил мне никогда никому не рассказывать об этом, иначе меня убьют. Но скорее будут держать на сильнодействующих средствах. Кто-нибудь типа Ринья или Загатты, для своих черных дел. У нас была няня в пансионе. Когда я была маленькой, она до полусмерти била меня, если я пыталась использовать свой дар, запрещала мне о нем даже говорить, била по губам до крови. Я ее ненавидела. Но потом поняла, что она делала это чтобы меня спасти… Когда у Генри была встреча я сказала что не смогу прийти. У его друзей тоже были подруги, которых они приглашали с собой на эти сессии, как они называли эту мерзость, так что они все равно без меня собрались. Я была в отделе, ходила по коридору, чтобы меня видели все. Потом переместилась в дом Генри. У меня были ключи от его дверей. Они все были заняты в большом зале с коврами, низкими потолками и узкими окнами на втором этаже. В такие вечера Генри и его дядя, Натан Тарче отпускали слуг и оставались дома со своими друзьями одни. Я заперла все двери и подожгла дом. Они были так увлечены наверху, что ничего не услышали, а когда пошел дым, то не смогли открыть дверь. Я забросила ключи в очко клозета, чтоб не было пути назад, думала остаться, сгореть вместе с ними. Слышала их отчаянные и жалобные крики о помощи сверху. Они задыхались в дыму. Вокруг бушевало пламя. Если ты когда-нибудь видел, как горит комната, из которой ты не можешь выйти… Мне стало так страшно, что я неосознанно вернулась в комендатуру. Мэтр Тралле увидел меня, сказал поднятья наверх. Он спросил, что у меня плохо с сердцем и налил крепкого, повел через весь второй этаж в кабинет к леди Хельге. Он догадался обо всем, он очень умный человек, но не сказал никому, ни слова ни тогда, ни на суде. Они сгорели все. Девять человек. Тут же меня осудили, что я вдова была в порочной связи с покойным Генри Тарче, которого хоронили всем городом и все говорили, какой он был замечательный, честный и хороший человек. Меня хотели привлечь как виновницу пожара, но дело развалилось – все видели меня в комендатуре целый день. Но мне присудили плетей за блуд, самое большое количество, какое разрешает судебник, и публично отлучили от церкви. Хотя, пока Генри Тарче был жив, все видели нас на людях вместе и никто даже и не думал сказать ни слова осуждения ни ему, ни мне. При этом все были уверены, что именно я виновата в смерти этих людей, потому что только я одна осталась из всей той компании, что каждую неделю в пятницу, в день, когда распяли Христа, собиралась в доме сэра Генри. Хотя лучше бы я тогда сгорела вместе с ними…
Она сделала паузу, словно ожидая ответа детектива, но он только пожал ее руки и кивком головы велел ей продолжать.
- А потом леди Хельга сказала, что я должна быть с полковником Лантриксом. Она просто приказала и все. Она не человек. Она демон. Как Эрсин. Или вампир. Она никогда не ест. Пьет только свои напитки. Но это не вино. Это как кровь. Она никогда не делает того, что делают обычные люди. Она не расчесывается и не моет волосы. Как будто они сами распрямляются и расчесываются. Она не стареет. У нее нет запаха как у всех людей, кроме запаха ее благовоний и еще какого-то странного, как будто какой-то ароматической смолы… и когда она быстро ходит от нее веет жаром. У нее очень горячие руки. У людей так просто не может быть. Она тренирует Еву с мечом, и она всегда быстрее, они занимаются с открытыми окнами и все равно в маленьком зале под крышей, в ее квартире, жарко так, как будто там горит костер или растоплена печь. Когда я жила с ними, она всегда приказывала мне тренироваться по утрам вместе с ней и Евой. Когда она движется, на ней не появляется ни капельки пота. Только усиливается этот запах смолы и становится очень жарко в помещении… Она и сэр Прицци убивают всех тех, кого прикажет сэр Вильмонт. Но в отличии от сэра Августа, ее боятся и ненавидят. Она приказала мне, чтобы я вступила в отношения с сэром Лантриксом. Тогда, три года назад, он был комендантом южной Гирты. Он не был дряхлым стариком, но был уже не молод. Он был омерзителен мне во всем. Леди Хельга дала мне пилюли. Я пила их и забывалась, когда он тащил меня в свою мокрую от пота постель, хватал своими красными ручищами. Он тоже пил что-то, какой-то стимулятор... Подолгу мучил меня со всех сторон и никак не мог завершить начатое дело. Уставал, лежал с отдышкой, кряхтел, начинал, все сызнова… Я хотела бежать, но леди Хельга сказала, что я должна и все. Она дала мне прозрачную пластинку, сказала, что я должна открыть сейф полковника, достать бумаги и провести над ними ей. Но я не могла открыть сейф, а полковник не допускал меня в свой кабинет. Как-то я спросила его о делах, и он спросил, а может мне лучше присмотреть себе новую нарядную мантию, сапоги, плащ, или какое украшение, а не лезть в дела серьезных мужчин. Он не был гадом или дрянью... Скорее старым богатым, бесчувственным полицейским, который даже не понимал с чего бы это молодой женщине на тридцать пять лет младше его вести с ним отношения. Он был уверен, что я с ним из-за роскоши и денег и, был со мной даже добр. Как с дорогой игрушкой. Как с редкой птицей в клетке... Операция была назначена на одну из ночей. Леди Хельга дала мне бутылку вина, я должна была сказать, что купила ее ему в подарок. Я думала это снотворное, но оказалось что от нее он стал просто бешеным… С вечера я сказала слугам пойти домой, что мы собираемся провести вечер вдвоем и, когда они ушли, впустила Эдмона. Мне было страшно, что он убьет его или что все повторится, как у Траче, я уже не во что и никому не верила… Но пока полковник мучил меня, развлекался с таким омерзительным остервенением и такой силой, что я думала что не выдержу и разобью ему голову табуреткой, Эдмон проник в его кабинет, открыл его сейф и сделал копии всех бумаг. Через две недели его арестовали и увезли в замок Этны. Эдмон сказал, что на сейфе стоял контрольный механизм оповещения, который запускал систему безопасности, если пытались открыть его, пока полковник не дома или спит. Я дала показания под присягой в суде, что полковник не посвящал меня в свои дела, и они очень легко удовлетворились этим ответом. Видимо это была заслуга леди Хельги. Но мне опять дали плетей за то, что я вдова и была с мужчиной… Грозились в следующий раз побить камнями у позорного столба. Если бы они знали как все было на самом деле… Но все кто знал, молчали и обвинения рассыпались в суде, а протокол вели мэтры Алькарре и Глотте, в чьих свидетельствах никто никогда не посмеет усомниться. Все догадывались, показывали на меня пальцем, сторонились, потому что я сгубила не просто еще одного влиятельного, доброго и достойного человека, но еще и честного, уважаемого полицейского.
- Он был вторым, кто рассказывал тебе о том мраморном алтаре? – внезапно уточнил детектив.
- Да – прошептала Мариса – на суде, на основании изъятых документов выдвигалось обвинение, что он был не только причастен к злодеяниям Круга Белых Всадников во время смуты, но и к делу о смерти сэра Конрада Булле. Как выяснилось, он покрывал богатые семьи, не давал ходу делам герцогских прокуроров. Прямо выгораживал участников Круга, лично договаривался о смягчении наказаний и изъятии улик. Эти и другие показания он дал перед казнью в замке Этны. А Эдмон потом как-то шепнул мне, что лично отрезал ему чресла на допросе и прижег рану раскаленным железном, потому что знал, как омерзительно было мне все это время. Многие бы назвали его жестоким и беспринципным человеком, если бы знали, какие деяния он совершил... Но он верный слуга леди Хельги и непреклонный, настоящий, патриот Гирты. Самый лучший для Евы. Им бы уехать отсюда, из этого проклятого города, забыть все это, быть счастливыми мужем и женой где-нибудь на другой земле…
Она замолчала. Казалось, этот долгий сбивчивый рассказ окончательно обессилил ее. Огонь в печке почти прогорел. Синие язычки пламени плясали над раскаленными, переливающимися в такт дыханию ветра в трубе углями. Мариса скорбно молчала. От сегодняшнего адского наваждения ни осталось и следа. Вертура протянул руки и взял ее за косу. Начал распускать ее. Погруженная в свои тяжелые мысли, она не сразу поняла, что он хочет сделать, а когда спохватилась, детектив уже вынул белые, с синими скорбными письменами ленты из ее волос и, скомкав в руке, положил на стол.
- Что ты делаешь? – только и спросила она его, запоздало остановила его руку.
- У нас в Мильде так и делают – разглаживая ее густые длинные, чуть волнистые от косы, волосы, ответил он ей – когда мужчина распускает траурную косу вдовы, это значит, что он берет ее в жены.
- Ты сумасшедший?! – презрительно спросила она его, попыталась вырваться из его рук – тебе, как и тем другим, так нравится мое тело, что ты готов пойти за него в огненную геенну?
- Нет – твердо ответил он, удерживая ее рядом с собой – хотя и это тоже бесспорно. Но дело не в теле. Раз я тут, и кто бы не свел нас вместе, так произошло, и на то была Воля Божия. И кто-то должен разорвать этот порочный круг, закончить всю эту дрянь, что творится с тобой, чтобы такое больше никогда не повторилось.
- Я утащу тебя за собой в бездну – ответила она, но в ее голосе отчетливо слышались сомнение и надежда – ты что не понял ничего? Кто и что я такое, что я за человек.
- Прекрасно все понял – ответил он ей, поднимаясь на ноги и подходя к столу. Тысячи картин, видений из его прошлого моментально пронеслись перед его внутренним взором. Кая Райне, Сэй Майра, Симона Эмрит. Те, кто верил ему и надеялся на него и кому он не смог помочь. Годы бессмысленного существования без надежды что-то изменить. Проваленные дела и поручения. Пьянство и нерадение на службе. Неисполненные обещания и малодушие. Все гадкое и низменное что все эти годы наполняло его жизнь.
Его голос стал глухим и тяжелым. Он обернулся к Марисе и заявил.
– Да, я тоже сделал в своей жизни много чего дурного. Я полицейский, агент, детектив, грешник с маленькой буквы, и быть может так суждено, что ты мой крест, который я должен взять и нести, чтобы сделать хоть что-то хорошее в своей жизни. К тому же сегодня ты сама сказала, что теперь ты принадлежишь мне. Мне все ясно. Я выслушал твою историю, узнал твою тайну. Да она ужасна, но я подумал и решил, что ты будешь моей женой. Я не похотливый двадцатилетний мальчишка и не старик, для которого развлечения с каждым годом требуют все больше денег. То, что ты рассказала – это просто чудовищно, если не сказать хуже. Не знаю, что вообще сказать тебе на все это. Просто я вижу, что тут я могу сделать что-то достойное и я это сделаю. Мне плевать, хочешь ты того или нет, но я пойду к леди Тралле, и скажу, что когда мое служение здесь закончится, я заберу тебя с собой в Мильду.
Мариса встала с пола, подошла к окну, укуталась в плащ, принимая достойный вид. Длинные пряди ее темных волос упали вдоль ее щек. Без косы они ниспадали до самого ее пояса и ниже. Сложив руки на груди, она встала перед детективом, ее лицо снова было застывшим и ледяным, но на этот раз от раздумий, а не от разрывающей ее сердце ненависти.
- Зачем тебе жена, которая не может родить детей… Только для одного. Они все так говорили. – сказала она ему.
- Прекрати – жестко парировал детектив – Мильда это не Гирта. Не деревня. У нас и Орден и Королевская Медицинская Академия. Леди Салет, наша леди-наставница поможет найти лечение. Она очень хороший магнетизер и доктор. Есть разные средства…
Мариса презрительно улыбнулась.
Детектив взял со стола чашу, ополоснул ее, налил в нее вина. Достал из поясной сумки нож с коротким, как у сапожного, остро отточенным лезвием.
- Мы пойдем к отцу Ингвару. Ты расскажешь ему все. Пусть он нас благословит. Дай руку – кивнул он ей.
Отражая свет керосиновой лампы, бело-оранжевое острие сверкнуло в его руке. Мариса сделала шаг к детективу. Ее глаза блеснули непреклонным яростным огнем, как сполох молнии в ночном небе. Секунду она размышляла, но то светлое, что еще осталось в ее сердце, та искра Божия, что заложена в сердца каждого человека, та, что порой озаряет даже самые черные души подсказала ей единственное верное решение.
- Если и ты обманешь и предашь меня, гореть тебе вечно в огне! – страшно оскалилась она и закатала рукав, подставляя руку под лезвие. За окном полыхнула молния, поднялся ветер, словно повинуясь ее неудержимой и безгранично сильной воле, которой в эту минуту она, казалось, ломала всю свою прошлую жизнь, сбрасывая с обливающегося кровью и одновременно ликующего сердца весь накопленный за всю горькую полицейскую службу дурной опыт, все свои страхи и сомнения.
- Я не богач, не уважаемый человек. Моя душа ничего не стоит, как и жизнь. Отчего не рискнуть, а так может и у меня получится хоть что-нибудь изменить - глядя в ее пронзительные темные глаза, решительно ответил детектив.
И прибавил.
- Ты и я. Мы повенчаны кровью.
Она коротко кивнула в знак согласия и с готовностью протянула ему руку. Острое лезвие длинной алой нитью рассекло ее белую кожу на внутренней стороне запястья. Закончив с ней, детектив рассек руку и себе и взял Марису ладонью под локоть, сводя раны. Она тоже захватила его под локоть, крепко и решительно два раза сжала пальцы в знак подтверждения. Снова ударила молния. Мариса и Вертура стояли друг напротив друга, безмолвно смотрели друг другу в глаза. Темная алая кровь бежала между их руками, капала в чашу, смешивалась с вином. Тяжелыми густыми каплями падала мимо. На рукописи, на стол. На лежащий рядом, меч, трубку и набор так и не убранных письменных перьев.
- Анна Мария - тихо произнес детектив, отнимая ладонь от ее руки.
- Марк… - сказала она и осеклась, смущенно улыбнулась тому, что такой торжественный момент вышел так глупо – как звали твоего отца?
- Михаэль – поправил тот.
- Везде ты просто Марк Вертура – ответила она, доставая из поясной сумки чистый, расшитый черными с лиловым цветами платок и перевязывая руку детектива. Повязка тут же окрасилась кровью – разрез оказался слишком глубоким. Достав свой платок, спохватившись, что он засаленный и грязный, Вертура оторвал от левого рукава своей чистой белой рубахи длинный лоскут, перевязал им руку Марисы.
- Ну ты меня понял – указала она пальцем в пол и прибавила без тени улыбки – если ты нарушишь слово…
Детектив молча кивнул. Взял со стола чашу с вином и кровью и отпил из нее. Держа обеими руками, передал ей.
Они выпили все вино и теперь, оставив чашу на столе, стояли, обнявшись посреди комнаты. Мариса улыбалась, прижавшись к его груди щекой, жмурилась, ласково сжимала пальцы, захватывая одежду на его плечах, он гладил ладонями ее волосы и спину. Так прошло некоторое время.
- Расскажешь мне как-нибудь про все эти гадостях еще? – когда пафосный момент уступил место легкому опьянению, и счастливой глупой эйфории, что всегда приходит на смену любой напряженной серьезности, ласково, словно произнося слова любви, спросил на ухо Марисы детектив.
Она отняла от него лицо, озадаченно и лукаво посмотрела на него.
- А я еще и не такое могу придумать. Ничего, как-нибудь к слову расскажу, не помилую! – и улыбнулась ему счастливой по-детски радостной, веселой и хитрой улыбкой, точь-в-точь как Майи Гранне сегодня в конторе – а ты что, так и поверил мне во всю эту ерунду, которую я для тебя выдумала?
За окном снова полыхнула молния. Прошло не меньше минуты, прежде чем раскат грома докатился до города. За это время Вертура уже успел поцеловать Марису в улыбающиеся губы, и она тоже одарила его нежным и ласковым поцелуем в ответ.
***
Стояла глухая дождливая ночь. Вертура проснулся. Он лежал на боку, подложив руку под подушку. Тяжелая с недосыпа усталость свинцовой тяжестью смыкала его веки, но отчего-то он не мог спать. Снова какое-то беспричинное беспокойство закралось в его душу. Ему показалось, что он уже видел сегодня какой-то дикий и чудовищный сон, какое-то сумасшедшее и неясное видение.
Но все это было наяву. И тихо, беспокойно стонущая, шепчущая что-то во сне, словно ища у него защиты, прижавшаяся к его спине всем телом Мариса и этот дождь, и эти необычные редкие молнии озаряющие небо за окном со стороны моря.
Словно почувствовав что он проснулся, насторожилась и Мариса, приподнялась на локте за его спиной, обхватила покрепче рукой его бок, поймала его за руку. Повела головой, словно прислушиваясь к чему-то.
- Это наваждение – только и прошептал он – что-то происходит…
- Да – тревожно прошептала она, кивнула в ответ и легла обратно на подушку. Он взял ее за руку, приласкал, притянул Марису к себе. Она снова прижалась всем телом к его спине и уткнулась ему подбородком в затылок.
Он снова засыпал, но знал точно, что она не спит. Все также безмолвно и настороженно прислушивается к стоящей за окном тревожной ветреной и дождливой темноте.
***
https://vk.com/id686957
Доктор Эф
Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 18
© Copyright: Михаил Фиреон, 2018
Свидетельство о публикации №218081600160
Свидетельство о публикации №218081600160
Рецензии