Колесо фортуны

1.
– Здравствуйте, Сузанна Суреновна, – услышала она за спиной мужской голос и резко обернулась.
– Петров? Кто бы мог подумать! Как вымахал! Наверно уже институт кончаешь?
– Закончил в этом году. Еду в Германию в гости к немецкому другу. Вы тоже в Германию?
Она, как не слышала вопроса, всё восторгалась его ростом, внешностью. Так и не спросила, какой институт кончает. Попрощалась, улыбнулась накрашенным ртом, не показывая тёмных прокуренных зубов.
Нет, нет, эта работа не для неё. Не умеет она предлагать свои услуги, униженно назначать цену и, получая частые отказы, теряться в толпе очередников. «Всех денег не заработаешь», – часто повторяла её мама, когда Сузанна при полной нагрузке в вечерней школе, подрабатывала в дневной и бралась ещё за частные уроки. В её лице она потеряла большого друга, умную советчицу, деликатную наставницу.
Переехали они из Еревана (мама по-старинке называла Эривань) по обмену. Взамен их большой красивой квартиры в районе оперного театра, получили двухкомнатную, так называемую «хрущёвку». Ещё недостроенную, в спальном районе, откуда до центра добираться больше часа.
Родилась Сузанна Суреновна Багратян в Ереване на 17-м году семейной жизни родителей как нежданный подарок судьбы. Отец – директор завода коньячных вин. Образование получил во Франции. Был уважаемым человеком в городе. Мать – блестящая оперная певица. В их большом доме вечно крутились какие-то дальние родственники – бабки, няньки, приживалки. Командиршей над ними – ещё не старая бабушка – мать Сурена. Занята она была и воспитанием единственной внучки Сузанночки. Сталинские репрессии не обошли стороной многострадальную Армению. Турецкая резня в конце века и в первую мировую в 16-18-х годах ещё не ушла из памяти народа. Но на этот раз, за малым исключением, пострадала только интеллигенция, виновная в связях с заграницей, в сепаратистских происках, в происхождении и прочей, как сказано в газете «Советакан Айастан» ржавчине на чистом теле строителей коммунизма. Так называемая чистка в партийных рядах, избавление от чужеродных элементов – остатков бывших членов партии дашнакцутюн – обязательное условие для дальнейшего процветания советской Армении.
На семью обрушились несчастья. Активный участник присоединения Армении к советской России, специалист, способствовавший возрождению изготовления коньячных вин с последующим экспортом на выгодных условиях, отец не выдержал незаслуженного позора. Умер в день ареста от сердечного приступа.
Бабушку пригласили для дачи свидетельских показаний, и домой она уже не вернулась. На фоне этих переживаний мать потеряла голос и обезножила. Сузанночке тогда минуло три годика.
Слава Богу, всё постепенно образовалось. Поднялась мама. Через полгода вернулась стойкая бабушка. Надо было жить дальше. Продали загородный дом (чудом не реквизированный) и окончательно перебрались в городскую квартиру. Мама давала уроки вокала претендентам на вакантные места в театре Спендиарова. Девочкой, как и прежде, занималась бабушка.
С появлением в доме отчима, военного в больших чинах, поправилось материальное положение семьи. В войну мать овдовела вторично. Кое-как пережили тяжёлое военное время.

2.
Две подружки после окончания средней школы поехали в Ленинград поступать в институт. Сманила Сузанну русская девочка, в Ленинграде жила её бабушка. Ну, а если дружили десять лет, то почему бы и не поддержать компанию… В общем-то, поехали «на авось». Представляли, какой их ждёт конкурс, и были готовы к возвращению и к потере учебного года.
Улыбнулась им фортуна. В институт они поступили. Сузанна – в педагогический, подружка – в медицинский.
Устроилась Сузанна в общежитии. И встретилась она там со своей судьбой. Была ли там любовь? Наверно да, с её стороны. Он же, сокурсник Володя Лемберг, может просто по-молодости, а может утвердиться в мужской зрелости… В ту пору, за плечами институт, впереди  госэкзамены. Дочери Илоны, он так и не увидел. И диплом защитить не успел. Забрали его. Тогда, казалось, за дело. Самый толковый студент на курсе, разносторонне развит, комсомолец. Все эти годы дружили. «И когда же он успел встать на скользкий путь политического врага?» – недоумевала Сузанна.
Много лет прошло с тех пор... Так о нём ничего она не знает. Кто она ему? Никто. Потому и сведений о нём до сих пор получить не может. И о родных знала от него, что де сосланы были на Север, в посёлок с занятным названием Таз. Потом поселились где-то в Сибири. Кто? Где? Ничего толком не знает. Сам он рос в семье дальних родственников. Или знакомых? Устала она писать и разыскивать.
Так что поняла, вопрос этот останется без ответа.
Самое большое горе Сузанны Суреновны её дочь Илона. Ей уже 35. Лицо не утратило молодой свежести и красоты. И только. Печальные серые глаза смотрят на мир с обидой и отрешённо. Глядя на прехорошенькое её личико, неизменно возникает чувство острой жалости. Тело Илоны обезображено горбом, с сопутствующими отклонениями – короткой шеей, длинными, тонкими руками и ногами, диссонирующими с укороченным туловищем. От сознания своей вины в увечье дочери, Сузанна страдает вдвойне. По недосмотру молодой мамы, двухгодовалая Илона упала с балкона второго этажа на кирпичи, обрамлявшие цветочную клумбу. Как ещё жива осталась,… и патология подкрадывалась постепенно. После уже поздно было… Какая тут операция, если должны были быть затронуты устоявшиеся в диспропорции  дужки, диски, хрящики нервные волокна позвоночника. И ещё неизвестно, как бы отразилось оперативное вмешательство на внутренних органах, занявших  положение с отклонением от нормы.
Это несчастье и послужило толчком к выезду семьи в Ленинград. Понадеялись на тамошних русских знаменитых педиатров-ортопедов. Диагноз – спондилит – подтвердился. Однако травму от падения сочли не главной причиной заболевания.
Надели на одиннадцатилетнюю девочку корсет, дали какие-то наставления по уходу и малоэффективные медикаментозные средства. Давно Илона сняла окончательно корсет. Привыкла к своему состоянию. Врачи не Боги. Участи её не позавидуешь. Но она не ропщет. Закончила тот же, что и мама педагогический и работала в той же школе учителем английского. На сегодняшний день в её монотонной жизни случились интересные перемены. Илону пригласили гувернанткой к двум дочерям богатого американского бизнесмена. И уже несколько месяцев она живёт в Москве. Школьные коллеги удивлены, каким это образом, сидя в Питере, никуда не показывая носа, кроме школы, она получила такую работу, да ещё и в Москве. Совсем случайно в Эрмитаже, куда буквально затащила её приятельница, познакомилась Илона с девочками-американками, абсолютно одинаковыми. На этих трафаретно вылепленных двойняшек, заглядывались посетители музея. Подруга – врач, объяснила Илоне, что перед ней однояйцовые близнецы, так называемые «монозиготные». Тут подошла мама девочек. Завязалось знакомство. Илона взяла на себя роль гидессы. С этого всё и началось.

3.
Сузанна Суреновна оформила пенсию, но с работы не ушла. Старости она не чувствует и не хочет пополнять класс полунищих пенсионеров.
Высокая стройная смуглая брюнетка с копной пушистых с проседью волос, с небольшой головкой на длинной шее, красивая Сузанна Суреновна достойно олицетворяла собой принадлежность к армянской аристократии. Её бабка по отцовской линии из древнего княжеского рода. Поэты в её часть слагали стихи. Этот шарм вобрала в себя единственная внучка. И страсть к серебряным украшениям – серьгам, кольцам, браслетам, монисто высокохудожественной ручной работы, к пастельным тонам в одежде. Однако хороший физиономист был бы прав, сомневаясь в чистоте её армянской крови. На немку – мать она походила лицом: круглолицая, сероглазая, с высоким лбом и чуть удлинённым тонким носом. Вот уже несколько месяцев Сузанна Суреновна частенько приходит к немецкому консульству в надежде доказать своё немецкое происхождение и получить законное право на выезд в Германию, как принято говорить, на свою историческую родину. Её мать Герда Иохановна Гюнтер, дочь инженера-путейца, приехала с отцом в Армению ребёнком-несмышлёнышем. Отец, обманутый ветреной супругой (матерью Герды), спешно уехал из Германии, (благо Армении требовались специалисты по строительству железных дорог), прихватив с собой дочь с нянькой. В Германию они не вернулись. Отец погиб во время работы в горах – по неосторожности свалился в ущелье. Герда в то время заканчивала гимназию. Очень скоро красивую сироту сосватали за сына богатого винодела, с обязательным принятием христианства Армяно-Автокефальной церкви. После соблюдения всех условий молодые были обвенчаны самим Католикосом всех армян в Эчмиадзине.
Будучи женой Сурена не один год, Евфросиния (домашние звали Евой), увлекалась пением. Обладая редким по тембру, полётным меццо-сопрано, обучаясь у итальянского маэстро в постановке голоса, она была принята в труппу Ереванского оперного театра имени Спендиарова и вскоре стала примадонной. По прошествии многих лет жизни в Армении, прекрасно владея языком, Ева чувствовала себя дочерью этой солнечной страны. И, получая первый армяно-советский паспорт, в графе национальность записалась армянкой. Умерла она на 90-м году жизни. Так что Сузанне ничего не даст паспорт матери, если даже и выдадут из архива. И остаётся крутиться ей возле генконсульства с предложением своей помощи отъезжающим немцам в части заполнения анкет и прочих документов. Не зря же она закончила Герценовский, и её специальность – учитель немецкого.
В доме их говорили не только на армянском, но ещё и на немецком, французском, русском. Со смертью отца французский вышел из обихода. Мама его знала плохо, а бабушка обходилась армянским. На русском и бабушка, и мама говорили с армянским акцентом. Да и немецкий мама стала забывать.


Поначалу Сузанна отстояла очередь к клерку, наивно рассчитывая на успех в своих хлопотах – получить разрешение на эмиграцию на основании её матери-немки и отца Илоны – немца. Но не тут то было. Из окошечка молодая девица, бегло ознакомившись с мало что говорящими справками, быстро произнесла короткую непонятную фразу, и по тем действиям, как она выпихнула лоток с документами наружу, позвала следующего очередника, Сузанна Суреновна поняла – доказать недоказуемое невозможно и обращение к консулу ничего не даст. К её большому разочарованию, последний козырь – допотопная справка на немецком языке, дышащая на ладан, где фигурировали данные матери Гюнтер Герды, была воспринята, как нечто абстрактное, вовсе не относящееся к делу. Тождества между двумя вариантами, выражаясь казённым языком, установочных данных её матери, чиновница никак признавать не желала и с досадой во взгляде просила не мешать работать. Итак, и эта проблема окончательно осталась без разрешения. Потому ей ничего не остаётся, как мельтешить в цепи очередников с предложением своей помощи. Вообще-то, могла бы и обойтись. Но что-то манило её свободное время проводить здесь, возле генконсульства Германии. Небольшие заработки от этих походов были. В конце концов, её никто не оскорбил… Сотрудники милиции, наводившие порядок, часто ей кивают, поскольку примелькалась. Так что до холодов она ещё походит. Не каждый же день…

***
Сегодня Сузанна Суреновна встала поздно. Уроков в этот день нет. Она свободна. Нет настроения ехать к консульству. И не поедет она сегодня. В последний раз непредвиденная встреча – знакомая немка из соседней школы оформляется на постоянно. Просила держать в секрете. Из их района приходит немка тоже подрабатывать. Сегодня она точно пропустит. В доме всё запущено. Давно не мыты окна. Мама бы такого не допустила. Ещё в магазин. Что-нибудь сготовить. После отъезда Илоны питается всухомятку. Она довольна за свою девочку. Вчера звонила. Ей купили красивое бежевое пальто. Отдали подгонять по росту. Девочки семилетки учатся в школе при посольстве. Держат двух русских шоферов и охрана тоже из наших. А повар американец – негр. Очень подружилась с Дженифер – своей ровесницей – мамой девочек.
Сузанна всё прокручивает этот телефонный монолог… Выглянула в окно. Погода хорошая. В Ленинграде, теперь Петербурге, бабье лето. Тепло и солнечно. Накинула жакет. Вышла из квартиры. Только в магазин и назад.
– Добрый день, Сусанна, – высунулась соседка из двери, – что-то не видно вашей Илоночки.
– Илоночка в Москве. Теперь будет там некоторое время работать.
– Это от школы какие-то курсы усовершенствования? Мой зять тоже уехал на полгода усовершенствоваться, в общем, переучиваться. Может и врёт. Может, кого там заимел, а после и вовсе уйдёт. Я дочке говорила. Проверить всё надо. «Ну что она за меня взялась. Больше мне делать нечего, как вникать в её проблемы», – подумала и сказала, – простите, тороплюсь. Думаю, людям надо верить. Желаю всего хорошего.
И побежала по лестнице вниз. Ноги сами понесли в метро. Да, снова она едет в том же направлении. Но почему её туда тянет? В метро пересадка. Вышла на станции Чернышевского. Поехала с лестницей наверх. Вот и консульство. Народу много, хоть и гостей города поубавилось и отпускников меньше. Пошла вдоль очереди. Иногда попадаются знакомые лица.
– Извините, можно воспользоваться вашей помощью? – обратилась к ней высокая молодая женщина. Видно, из пригорода.
– Да, пожалуйста. Отойдём в сторонку…

***
Роза Блок, так зовут её новую знакомую, учительницу младших классов. С мужем разошлась. Детей не было. Она моложе дочери, но выглядит старше. Живёт на берегу Онежского озера в небольшом посёлке. В Ленинград ездить далековато. Роза несколько раз ночевала у Сузанны Суреновны, поскольку с утра снова в консульство.
– Розочка, так в следующий раз вы уже окончательно? И всё? Когда же намечаете прощаться?
– Мне, конечно, побыстрее бы. Здесь меня ничего не держит. Так что как получу документы, так и решим. Меня и провожать-то некому. Подруга с мужем на Урале у дочери в гостях. А так… И сама с места стронусь. Всё, что можно, продала, раздарила. С собой у меня одна сумка. Такая большая, в клетку. На рынке в прошлом году купила. Скучать по вас буду, Сузанна Суреновна.
– Провожу вас, Розочка, и на этом закончу свою немецкую эпопею.
– Может, ещё как-нибудь докажете?
– Нет, дорогая, ничего доказывать не буду. Бесполезно.
– Если свидетелей найти, в суд подать?
– Какие свидетели, если и есть пару стариков, то в Армении они.
– А родственников разыскать в Германии? Наверно кто-то да помнит родителей вашей мамы.
– О чём вы, Розочка, кто может помнить родителей мамы? Конечно, наверно есть соответствующая служба по этим вопросам…
– Я там постараюсь всё разузнать и напишу. Только не теряйте надежды. Вы такая красивая… можете в очереди найти спутника жизни. Я знаю. Ходят такие мужчины-одиночки. Правда, пожилые…
– Я тоже не молодая. Но без дочери не поеду. И всё. Больше там не появлюсь.
– И заработки вам не нужны?
– Может и нужны, но не так-то их много. Меня коробит клянчить эти заработки.
– Вот и с меня вы почти ничего не взяли. Так нельзя.
– Мы с вами, Розочка, как будто сдружились… и раскурились… Давно курите?
– Лет 10, но всё собираюсь бросить.
– Давайте бросать вместе, – сказала и подумала, – если Роза 10, то я добрых 30. Это уже много и трудно отвыкнуть. Слава Богу, дочь не втянулась.
В течение какого-то времени она занималась подготовкой и проводами Розы.
Проводила через несколько месяцев после их знакомства. Последнюю неделю Роза жила у Сузанны Суреновны. Земля, как назывались в Германии области, досталась ей хорошая – Юго-Западная, бывшая ФРГ.

***
Неожиданно приехала Илона. Сузанна Суреновна была в школе.
– Доченька! Что же не предупредила? Ну, дай я тебя обниму, моя девочка.
– Только утром решила ехать. Тебя дома уже не было. В школу звонить не хотела. Начнутся расспросы.… У меня, мамочка, намечаются перемены. Но это не точно. Знаешь, Дженифер заболела. Хотят ехать в Штаты или все, или пока её одну отправит Юл.
– А что с ней?
– Мама, если бы они знали, необходимо обследование на их уровне.
– А тебе отставка?
– Пока нет.
– На сколько приехала?
– На пару дней. У них скоро Рождество. Они все церковные праздники почитают. Потому, наверно, и живут хорошо. Меня, как члена семьи – такое ко мне отношение – обязательно ждут к Рождеству. Но я обещала вернуться раньше.

4.
Петеру Клоссу 75. Досталась ему нелёгкая доля. Однако нельзя назвать его судьбу трагической. Главное – познал чувство большой любви и дожил до старости.
Петер, единственный сын от смешанного брака, родился в Страсбурге, от матери француженки и отца-немца. Дед по отцовской линии владел большими виноградными плантациями на Юге Германии, куда вскоре переехали родители с маленьким Петером.
В начале войны с Советской Россией девятнадцатилетний Петер призвался в Армию. Был отправлен в Берлин, где в звании ефрейтора определён к артиллерийскому лейтенанту денщиком – посыльным. Высокий, белобрысый, светлоглазый Петер производил впечатление честного воспитанного малого и, имея сведения о довольно высоком общественно-материальном положении его семьи, лейтенант дорожил Петером, не унижал, пользовался его услугами деликатно.
Только в конце 42-го они попали на Южный фронт и были приданы шестой Армии Паулюса. В начале 43-го двадцатидвухлетний Петер Клосс попал в плен, будучи жертвой, так называемого Сталинградского котла. Насмотрелся он ужасов войны вдоволь. Но остался жив и ранен не был. Голод одолевал уже до плена. Окружённая армия снабжалась подачками с неба – тем, что удавалось сбросить с самолётов, не подбитых русскими. Выводило из себя нашествие вшей. Нижнее бельё трясли над кострами. Зиму ту мороз лютовал. Колючий ветер валил с ног. Обвязанные тряпьём, помороженные лица, ноги – армия выглядела убого-плачевно. Потом этап в лагерь на Урал. Строили жильё в лесу, неподалёку от захудалой деревеньки в Чебаркульском районе. Валили лес. Работали от восхода до заката. К тяжёлым условиям и грязной, почти несъедобной пище, со временем привык. Может, только казалась несъедобной, сравнивая с шоколадом, галетами, мясными консервами – довольством немецкой армии во времена победных маршей.
Поразила его жизнь тамошних крестьян. В закопченных пустых избах с множеством тараканов и голодных, вшивых, худых, одетых в тряпьё, детишек. Что это за люди? Почему так плохо жили? Война же не близко. После понял, другой жизни они не знали. Понемногу стал осваивать русский. Первые учителя – охрана. Матерные слова поначалу воспринимал как разговорный русский.
По прошествии года его, в составе нескольких сотен военнопленных, перебросили на север Урала. Такие же условия. Такая же работа. Но и перемена в его жизни случилась неожиданная. В соседней деревне проживали сосланные немецкие семьи. В первый раз, к вечеру, крадучись пошёл он в эту деревеньку. По дороге встретил красивую молодую девушку – немку – свою судьбу. Уже после войны, когда пленных отправляли в Германию, остался он. Власти пошли навстречу.
Прошло время. Переехали они поближе к Челябинску. По большому ходатайству получил он советский паспорт. И штамп о регистрации брака поставили. И русский язык стал знать не хуже немецкого. О своих родных выяснять боялся. Боялся законного гнева властей. До пенсии работал в леспромхозе рабочим. Жена закончила медучилище. Работала медсестрой в детском садике. У самих детей не было. Большая любовь была. Это точно.
Жизнь прожита. Жену похоронил. Один остался. Без жены он и вовсе растерялся. По паспорту он немец. Не так долго хлопотал. И вот, он у себя на родине, в Германии. Дом деда стоял ещё крепко. Каменный, трёхэтажный, с мансардой. Построили перед второй мировой. Перешёл в ведомство города. В доме жильцов – семей 30. Живёт и несколько немецких семей, остальные – флюхтлинги. Семьи разных национальностей. Выделили ему в своём доме, кстати, освободившуюся, квартиру. От уплаты, естественно, освободили. Соседи немцы смеются. Считают его слегка тронутым. Ну, не хочет старик владеть своей недвижимостью, и всё тут.
Гнать он никого не собирается. Жизнь в России научила довольствоваться малым. Он католик. Стал ходить в соседний костёл. И там над ним потешаются верующие. Блаженный он, что ли? Встретился со своими бывшими соучениками. Мало их осталось. Участники второй мировой получают хорошую пенсию. От них узнал о проекте строительства мемориала в районе селения Большая Россошка под Сталинградом, где в братской могиле большие захоронения немецких солдат. Мог бы там лежать и он… Только ноги поморозил. Спасибо, русские врачи не ампутировали. Памятник тот задуман к шестидесятилетию гибели по вине фюрера многих тысяч немцев. Чтят память фельдмаршала Паулюса, спасшего большую часть своей армии.
Из родственников своих не нашёл никого. Никак не соберётся съездить в Страсбург. Возможно, найдёт кого из родни по материнской линии. Получает он небольшую пенсию. Спасибо, не отказали. Живёт очень скромно. Необходимым обзавёлся. На первых порах помог Социал. Без конца всем: «данке», «данке». Чудак, да и только. По-немецки говорит со славянским акцентом. Ходит мелкими шажками – ноги стали отказывать. Чистенький, аккуратненький, худющий и длинный. Глаза добрые, наивные. Удивление и любовь во взгляде. Таким стал Петер Клосс на 76-м году жизни.

5.
Два года Сузанна Суреновна священнодействует за своим письменным столом. Это не связано с её школьными делами. Верхний ящик она освободила исключительно для корреспонденции. Завела две папочки. В одной письма Илоны, в другой Розы. Минимум два письма в неделю пополняют её арсенал. На первом этаже почтовые ящики притягивают её, как магнитом. Слава Богу, лестница их чистая, всем на удивление. На подоконниках площадок горшки с цветами. Это задумка их соседей снизу – страстных цветоводов. Парадная закрыта. Установлен  домофон. Только вот в квартире её ералаш. Нельзя сказать грязно, но и порядка нет. В коридоре забытая, давно неношеная обувь валяется. На вешалке полно всякой всячины – сумки, зонты, плащи и даже застряло с зимы тёплое пальто. Занавески на окнах сбиты в кучу (благо не первый этаж), кровать не оправлена. Куда ни глянь – книги, старые и новые, ещё не читаные газеты. Но самое большое безобразие – квартира пропитана сигаретным дымом. Роза, между прочим, пишет, курить следует бросить. Это большой минус для женщины, претендующей на роль супруги. Сколько раз давала себе слово. И никак! По целому дню, бывало, не курила. После, за короткое время, пачки, как ни бывало. Она бросит, если это будет обязательным условием. А пока она сама себе хозяйка. Скучно ей одной, потому и курит. Когда жили вчетвером, тоже курила. Правда, скучать тогда не приходилось. Дымила больше в школе с коллегами, так сказать, за компанию. Курильщиков теперь поубавилось, да и новая директриса запретила. Нет у неё желания приводить в порядок квартиру. И вообще, обленилась. И обедов себе не готовит. Сидит на чае и кофе. Привыкла. Иногда приятельница приглашает в выходные на обед. Там и отводит душу. На днях должно прийти приглашение от Розы. Поедет в Германию на 10 дней в зимние каникулы. На поездку прислала Илоночка. Как она там, дочурка? Скоро три года, как не виделись. И в этом году встреча не предстоит. Тогда, в январе, приехала Илоночка с новостями горестными для той семьи. Дженифер в Штатах обследовалась. Плохи дела… Собрался уезжать и Юл с девочками. И с бизнесом не сложилось. Понял он, с русскими рано дело иметь. Не умеют они быть честными партнёрами, не умеют быть благодарными. Если бы не его начальный капитал… Идея Дженифер лопнула, как мыльный пузырь. Потомок именитых русских дворян, она настояла пожить с семьёй в России. Организовать совместное производство с российскими предпринимателями. Но не повезло им в Москве. Всё это Илона рассказала в последний свой приезд. Вскоре по телефону, второпях, она объявила матери о своём отъезде в Штаты. Юл и девочки просили её ехать с ними, пожить там, пока не поправится Дженифер. Она тоже неоднократно уговаривала. Илона, конечно, согласилась. Девочки к ней привыкли, и она к ним тепло относится.
Звонит Илона нечасто. Это дорого. Не хочет злоупотреблять гостеприимством хозяев. Сузанну не удовлетворяет короткий, поспешный звонок. Зато письма Илона пишет длинные, подробные – о себе, о семье, в которой живёт, об Америке. Она и не мечтала о такой жизни. Особняк у них большой. Занимает она две комнаты. Туалет и ванная тоже лично для неё. Она хорошо обеспечена. Отношение семьи прекрасное. С утра и до вечера она с девочками. Им скоро 11. Хорошо успевают в учёбе. Послушные. Воспитанные. Юл и Дженифер довольны. В их доме две женщины занимаются уборкой, заготовкой продуктов. Повар-негр, был с ними в Москве. И ещё шофёр и два садовника. У них большой красивый сад. Всё хорошо, если бы не болезнь Дженифер. С ней всё хуже. Периодически ложится в больницу. Безумно жаль её. Юл прекрасный любящий муж. Предан семье. Но счастья нет. У Юла ещё не старые родители. Наведываются к внучкам и довольны, что у них такая прекрасная гувернантка. Илона прислала несколько фотографий. Смотрит Сузанна Суреновна, не нарадуется, как хорошо выглядит и в каких прекрасных условиях живёт дочь. И Дженифер выглядит неплохо. О плохом не хочется думать. Поправится она. В Америке самая передовая медицина. Надо надеяться.

6.
Уже зима, но там, куда она приехала, на юге Германии, зимы, как таковой и в помине нет. Розочка встречала во Франкфурте. Машины ещё не заимела, но заимела друга с машиной. По автобану ехали, любовалась великолепной, совершенной дорогой.
Ей всё здесь по душе. Устроилась у Розочки. Квартира небольшая. Безупречно чистая. Были в супермаркете. Такого изобилия ей видеть не приходилось. Особенно поразило количество и разнообразие сыров – продукт любимый, хорошо освоенный немцами. Роза работает там, в кассе, посменно. Освоили бытовой немецкий. Высокий уровень немецкого Сузанны Суреновны настораживает коренных немцев, говорящих на своём диалекте. Частенько её понимают с трудом. Она бродит по городу. Любуется красотой и чистотой. Познакомила её Роза с соседом, стариком, хорошо владеющим русским. Жил на Урале долгое время после плена. Похоронил жену. Не успели выехать вдвоём. Часто пускает слезу, вспоминая её.

***
Приближался день отъезда. Розочка постаралась сделать пребывание Сузанны Суреновны максимально насыщенным новыми впечатлениями. Плановых мероприятий более чем достаточно: и путешествия на машине в близлежащие интересные города, и походы в ресторан, и на выступление балетной труппы «Фламенко» из Испании. Побывала и на так называемой рекламе: привезли на автобусе в маленький деревенский ресторанчик в очень красивое место в предгорьях Шварцвальда. Организатор рекламировал и продавал пледы и кастрюли. Ничего она покупать не собиралась, однако пожилые немцы очень активно делали приобретения. После за счёт фирмы подавали кофе с кухеном.
Играл небольшой оркестр, и хорошо пела изящная немолодая женщина, что отметила Сузанна Суреновна, на хорошем немецком. Угощаясь, сидя за столами, публика подпевала, взявшись за руки, раскачиваясь в такт песне. Ей тоже соседний мужчина предложил подпевать, пришлось за компанию и покачаться. В конце разыгрывались путёвки на отдых в Испанию. Подарили ей интересные керамические чашечки с блюдцами и настенные электрочасы. Познакомилась с приятной пожилой немецкой парой. Приобрели они всё, предложенное бойким молодым человеком, вплоть до путёвок на отдых на море, почему-то в следующем году. Сузанна порадовалась их оптимизму и надежде. Старику было много за 80, жене чуть меньше.
Сузанна купила себе в недорогом магазине приличный костюм, пару обуви и кое-что по мелочам. Сегодня решила отдохнуть. Поздно вечером будет звонить в Штаты. Розочка настояла. Всё оплатит. Завтра с утра в путь. Снова повезёт её на машине Розин друг. Наверно скоро поженятся. Он тоже из российских немцев и тоже разведён и бездетен. Работает, где и Роза. Рубит мясо. Все здесь живут спокойно и в достатке. И не живут в вечной борьбе, (как поётся в революционной песне), в вечных заботах и в затаённом страхе за родных, за себя, за имущество (жалкое), за девальвацию одну за одной…Господи, за что мы так наказаны?
Звонок в дверь прервал её мысли. Открыла. На пороге Пётр Карлович. Обращались они друг к другу только по имени. Он, как всегда, был нетороплив.
– Я пришёл к вам, Сузанночка, попрощаться. Очень мало вы здесь погостили, – сказал по-русски и остался топтаться на пороге.
– Проходите в комнату. Садитесь, пожалуйста. Спасибо, что зашли. Завтра утром улетаю. Я, конечно же, сегодня обязательно пришла бы попрощаться.
– Знаете, – сказал он тихим голосом, – мне вам говорить как-то неудобно, чтобы не обидеть. Я мог бы помочь в вашем деле. Мы с вами мало виделись. Вы всё куда-то ездили, гуляли… Я понимаю, вы впервые за границей. Всё вам интересно. И я знаю, живёте в большом красивом городе. Одиноки. Вашу историю мне рассказала Розочка. Мы с ней подружились. Я подумал, если вы не против, мы могли бы с вами оформить брак. Но не думайте, я в мужья к вам не напрашиваюсь. Какой из меня муж? Я просто хочу помочь. Я думаю, если пойду с ходатайством в полицию, имея оформленный брачный документ, вы могли бы жить здесь, в Германии. Нам бы доплачивали пенсию. Конечно, небольшую. Но прожить можно. Вы только не беспокойтесь. Мне без малого 80, я вам совсем не пара. Но если вы не против, то я рад вам помочь.
Этот монолог длился не менее четверти часа. Сузанна никак не ожидала такого предложения от этого тщедушного, тихого старика. Она в растерянности молчала и до неприличия затянула с ответом. Подумала. Почему же Роза ни словом не обмолвилась о своих планах по поводу сватовства с соседом? И что это будет за брак?
– Большое спасибо, Петер. Ваше предложение для меня так неожиданно… У меня же в Петербурге квартира и вся моя жизнь там. К тому же, я ещё работаю…
– Да, я знаю, учительница немецкого…
– Мне надо как-то всё обдумать… И ещё, знаете ли, Петер, историю моей дочери? Она в Америке. Сегодня буду ей звонить. Там она живёт, как говорится, на птичьих правах. Не знаю, знакомо ли вам это выражение.
– Знакомо. Я прожил в России всю свою сознательную жизнь и, скажу откровенно, скучаю. Хотел бы побывать на могилке жены, но всё не решаюсь на дальний путь. Здоровье моё никуда не годится. Ноги отказывают. В войну не раз были поморожены. Плохо хожу… Успеть бы вам помочь…
– Так я и говорю, дочь моя может вскоре вернуться домой. Ей там без меня будет плохо. А что у неё мать наполовину немка – это недоказуемо. И пока поиски родни моей матери ничего не дали.
– Значит, уедете, так и не решите своей проблемы?
– Да, к сожалению, пока об этом говорить рано. Спасибо вам ещё раз, Петер.
– Ну, тогда разрешите откланяться. Счастливого пути и будьте здоровы.
Она подала ему руку, сидячему. Он медленно, с трудом поднял своё тощее тело и мелкими шажками направился к двери.
– Петер, – снова обратилась к нему Сузанна, – можно я вас обниму?
Он остановился. Повернулся к ней вполоборота. Она подошла, порывисто прижалась к нему и поцеловала в щёку. Петер смахнул слезу, отвернулся, тихо вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь.
Она курила долго и жадно. Душа её рыдала. Ей было больно и обидно за всех на свете бедных людей, обойдённых счастьем, за этого доброго порядочного немца, за свою несчастную дочь, за себя – одинокую, так и не узнавшую жизни в любви и браке…

***
Позади прощания, напутствия, сердечные пожелания. Самолёт в воздухе. Мысли Сузанны Суреновны заняты воспоминаниями о гостеприимной доброй Розе. В последний вечер быстро дозвонилась до Америки. Проговорила с Илоной 20 минут. Дорого. Роза только отмахнулась. Разговор грустный. Дженифер уже не встаёт с постели. Врачи потеряли надежду на спасение. Семья страдает… Юл и его родители довольны, что рядом Илона, и за девочек они спокойны. Что будет дальше с Илоной? Она же там не постоянно… Жаль от души Дженифер. Молодая… Ей бы жить и жить…
Первую половину пути мысли пассажира заняты воспоминаниями о том, что осталось позади; вторая половина пути отдана мыслям о доме, куда возвращаешься. Да, это Лев Толстой, она не могла точно сформулировать его мудрое изречение, но как прав великий писатель. Так и у неё. Кто и что её ждёт дома? Пустая неухоженная квартира… Школа… Давно знакомый учительский коллектив. Ученики от 15 до 40.
Ей уже без малого 60. Могут и попросить… Мысли…разговоры с самой собой – это её удел. Красивая. И сейчас ещё заглядываются и мужчины, и женщины. Ну и что?

***
По возвращении жизнь пошла своим чередом. Не пошла, а побежала. От дочери ни писем, ни звонков. Несколько Сузанниных писем остались без ответа.
Уже весна. Надоела эта промозглая слякотная зима. В эту зиму на школу напасть – с десяток учителей пострадали от гололёда – переломы, трещины, ушибы…
Вчера вечером шла из школы и не заглянула в заветный ящик. Поднялась быстро по лестнице, казалось, кто-то дышит в спину. И Розочка стала реже писать. Вышла замуж. Передаёт приветы от Антона и от Петера... Он всё семенит помаленьку.
Сузанна наспех накинула пальто, спустилась вниз к ящикам. Да, письмо от Илоночки. Такое увесистое, в длинном узком конверте. Написано много, мелким почерком.
«Дорогая мамочка, – писала Илона, – очень по тебе соскучилась. Долго не писала. Не хотела огорчать. Месяц назад похоронили Дженифер. В доме траур».
Писала много о девочках, об их переживаниях за мать, о страданиях Юла. Пока ещё не знает, будет ли продлён с ней договор о работе. Девочки к ней сильно привязаны. Она тоже их любит, как своих. С Юлом у неё дружба. Иногда советуется о своих делах. Интересуется её мнением о друзьях, знакомых, работниках фирмы. Юл выше среднего роста. Красивый мужчина. Дженифер была ему подстать. Его дальняя родственница – незамужняя женщина – стала часто захаживать. Но во время её визита, Юл уходит к себе в кабинет – избегает всякого общения, очень тоскует о жене. Так что Илоне приходится занимать эту молодую даму беседой. Гостья сетует на безвременную кончину Дженифер, проявляет большую озабоченность дальнейшей судьбой девочек.
Сузанна Суреновна села за ответное письмо.

Эпилог
Прошли годы… У Илоны судьба сложилась так: прошло  время траура и Юл сделал ей совсем неожиданное официальное предложение стать его женой, горячо поддержанное дочерьми. Они в этом вопросе были категоричны – или Илона, или никто. И снисходительно одобренное родителями Юла (исключительно для пользы внучек). Если сказать об Илоне только как о порядочной грамотной, скромной женщине – значит, ничего не сказать. Море обаяния исторгала прехорошенькая, златокудрая Илона. И родители всех этих качеств не могли не видеть. Почему-то в вопросе выбора жены чувства Юла не принимались во внимание.
Итак, на сорок первом году жизни Илона стала женой состоятельного образованного американца.
Одна из близняшек уже замужем и подарила Илоне и Юлу внучку. Другая окунулась в учёбу. О замужестве пока не помышляет. Окончила Гарвардский университет. В НИИ Микробиологии ведёт большую исследовательскую работу.
Хочет найти защиту от той напасти на человечество, что унесла её мать в могилу, да и не только её…. Кто знает? Возможно, ей и её коллегам улыбнётся фортуна, и они обессмертят свои имена…Кох, Пастер, Гамалея и многие учёные тому пример.
Илона с мужем уже не раз навещала маму в Германии. Да, Сузанна Суреновна гражданка Германии. Она вышла замуж в первый раз на шестьдесят третьем году жизни. Оформила она всё-таки брак с Петером. Жили в небольшой квартирке в разных комнатах. Тогда-то, из уважения к старому больному человеку, рассталась навсегда со своей «соской». В одночасье бросила курить. Теперь уже и не переносит запаха табака. Через несколько лет похоронила своего искреннего друга. Месяц не отходила от постели. Ухаживала, как за родным человеком.
Вскоре вышла замуж по-настоящему. За коренного немца, несколькими годами старше. Познакомились на улице, вместе любовались карнавальным шествием.
Квартира Петера осталась за ней. Поселилась там чета Шустеров – Роза и Антон.
Сузанна Суреновна, (теперь уже без отчества, на немецкий лад) – Сузанна живёт в большом городе в богатом особняке супруга. Их вилла в Швейцарии, на берегу красивейшего озера, неподалёку от Люцерны, служит им для домашнего летнего отдыха. Супруг Сузанны страстный путешественник, и Сузанна от него не отстаёт.
Этим летом побывали на Байкале. Восхищены всем увиденным: просторами России, величием уникального озера, длиной  более шестисот километров (расстояние от Москвы до Петербурга), флорой и фауной этого красивейшего уголка Земли.
До весны они дома. От разгоревшегося камина теплом наполняется уютная комната. Муж просматривает свежие журналы, утонув в глубоком кресле. Он на голову ниже Сузанны. Эта деталь нисколько не мешает их любви и взаимопониманию. Часто она мысленно благодарит Бога за дарованное ей счастье.
Сузанна села за небольшое палисандровое бюро (по случаю прикупленное мужем к кабинетной мебели), зажгла лампу под зелёным абажуром. Принялась разбирать свою корреспонденцию. В основном, письма дочери. Там, слава Богу, всё хорошо. Немного помедлив, вывела только ей присущие, традиционные строчки приветствия из Германии в Америку.
Эпистолярный жанр общения между матерью и дочерью, усвоенный в начале их разлуки, для них предпочтительнее нынче модных телефонных переговоров.