Муха

Муха был из Санкт-Питера. Из Санкт - потому, что в нем была утончённость и лёгкий снобизм Петровской столицы, тяга к классике и картинным галереям. А из Питера потому, что Муха знал все лучшие бары, жил в квартире с плохим ремонтом, но с потрясающей лепниной на потолке. Играл в приставку последнего поколения и зарабатывал на жизнь с помощью графического планшета. Ну и с помощью предприимчивых друзей, которым постоянно нужен был то логотип, то дизайн листовки. Муха вообще носил имя Пророка, но Муха не хотел им быть. Он не хватал звёзд с неба. Ему нравились футболки со Звездными Войнами. И его джинсы из секонд-хенда. Расписанные маркером кеды и разбитый айфон позапрошлогодней модели. Он любил дождливые вечера, музыку из соседского радиоприемника и ровнять бороду опасной бритвой, глядя в треснутое зеркало и надеясь, что со следующей получки он точно сможет отдать все долги. Но эти мечты стабильно растворялись каждую пятницу на дне бокала в Мертвых Поэтах, где Муха гудел с барменами и знакомился со случайными людьми. Часто - такими же бедными и творческими, как он сам, и обычно из Москвы. Муха воображал, что они все - кучка непризнанных гениев, которые тем не менее войдут в учебники истории искусства. Возможно, после смерти. И что Хемингуэй действительно заливался тем же, что хрустело льдом в его стакане в Поэтах. После Муха шёл топить остатки дня и принятых решений в алкогольной чаше в виде рыбы в 812. И отстреливал последние сожаления на эту тему шотами в Бекицере. А потом заваливался со случайной компанией в Мозайку, где его убаюкивало техно и гипнотизирующие переливания ламп. Или в Виновницу, где количество выпитого нет, нет, да и превращало ди-джея во Всевышнего. И уже ранним утром, оскальзываясь на мокрой брусчатке, Муха плёлся до улицы Рубинштейна с парой-тройкой последних героев из компании, чтобы заесть сочным бургером пьяную ночь и запить подступающую головную боль сидром. А потом первым поездом Муха добирался до дома, чтобы обнаружить там остальную компанию из Москвы, которых оказывается он успел пустить на вписку и даже дать им ключи. Муха ложился досыпать похмельное утро в спальнике на подоконнике или на крыше, если было лето - туда у Мухи был отличный доступ прямо из окна квартиры. Короче, Муха был из Санкт-Питера. Радушным, пьющим, креативным и везучим - ни одни друзья из Москвы даже не позарились на планшет, только на запасы пива в холодильнике.
Так что когда Муха вдруг пропал, все многочисленные знакомые забеспокоились. Поиски начались даже в Москве, но никто и предположить не мог, что Муху надо искать совсем не там. И даже не в окрестностях двух столиц. Муху случайно найдут в Ейске. Малюсеньком городе, протянувшим руку-косу дружбы сквозь залив соседу Таганрогу. Эта рука кормила Ейск летом - тут все было для туристов. От отелей и домов в аренду до шашлычных и даже школ сёрфинга. А зимой коса вымирала, и только ветер был здесь постояльцем, закрытые аттракционы и отели грозно смотрели на случайных визитеров. И лишь пара рыбаков, угощающих мелким уловом местных кошек, напоминали о жизни, кипевшей здесь всего несколько месяцев назад.
- Знаю такого. - прищурившись на фотографию Мухи, скажет продавщица в магазине. В одном из тех, где все видно, но ничего нельзя брать самому - все тебе достанет продавщица. - Картинки по городу малюет. Его уже шпана сколько раз мутузила - все равно малюет.
- Вам не нравится? - спросит одна из тех, что вызвалась поехать в Ейск на поиски радушного хозяина квартиры на Васильевском острове.
- Да как не нравится. - пожмет плечами продавщица. - Живенько. Только это ж дома, заборы, а не холсты…хотя так оно поживее, конечно…
И она задумчиво посмотрит в окно, в щель между двумя выцветшими плакатами - важным общественным посылом и рекламой газированного напитка.
Муха найдется в двухэтажном доме, стоящем на плече у Ейска - там, где коса встречается с железной дорогой и с одноименной трассой. И это будет совсем другой Муха. Лицо его будет обветренным, серо-коричневым, черты будут острыми, слишком чёткими, борода будет торчать диким кустарником. Кеды станут сапогами, разбитый Айфон - уверенной кнопочной Нокией, а планшет - баллончиками, кистями и красками. На все вопросы Муха только улыбнётся и поведёт спрашивающих по одинаковым улочкам, грубыми штрихами прочерченным между частных домов, спрятанных под всевозможными вывесками автомастерских и магазинов. И покажет им свои новые картины- на старых деревянных досках заборов, на кирпичных стенах несостоявшихся торговых центров, на телефонных столбах и стопках покрышек. Это будут его лучшие картины. Они будут очень добрыми, дарящими надежду, вдохновляющими на подвиги. Так будет говорить Муха, а ещё скажет, что в таких городах, как Ейск, любая мелочь, любая попытка не остаётся незамеченной.
- Опять малевать пришел? - усмехнется прокуренный голос из-за забора. - Мало тебя Серега с дружками колотит, что ли?
- Вам не нравится? - вежливо спросит Муха.
- Да нравится. Только ребра твои жалко. - отзовется голос.
- Побьют, побьют и перестанут. - с христианским смирением ответит Муха. Закрасит очередное матерное слово на его поляне, цветущей на бетонном заборе. И раcскажет историю приехавшим о том, как он и еще несколько приехали в бывший дом его ейской бабушки с наивной мечтой "делать Мир лучше". И как они все быстро отчаялись - неприветливый на вид город оттолкнул их. Не раз. И не два. И все сломались. И уехали. Все, кроме Мухи. В один из дней, гуляя по косе в попытках поймать интернет и заказать билет обратно в Питер, он вдруг увидит надпись на асфальте. "Мы хотим улыбатСя". Муха увидит душу города в этих буквах. Душу кроткую, ранимую и нуждающуюся в поддержке. И Муха станет всячески пробивать ей дорогу сквозь налет хмурости и грубых будней.
- Тут главное начать, сложно, но оно того стоит, вот увидите!
Нашедшие Муху решат, что он спятил. И уедут в недоумении, но с явным облегчением покинут чужой им город, даже с радостью проводят взглядом табличку, на которой слово "Ейск" будет перечеркнуто.
А Муха останется. Пойдет дальше рисовать свои картины. И в один из дней к нему подойдут парни в спортивной одежде. Муха решит, что опять бить.
- Мамке понравилось, как ты соседский забор украсил. Также хочет. - шмыгнет носом главарь. - Ты там ей нарисуй красоту какую-нибудь. Лес там. Или море. Вот море она любит, только такое, с солнцем. Мы тебе с пацанами вот тут принесли… - перед Мухой опустится банка с автомобильной краской. Зеленой. Ее парни стянули из мастерской, Муха догадается, но ничего не скажет.
- Мы ж чего тебя колотили. - объяснит главарь, пока Муха будет рисовать разлапистые ели и песчаный пляж, залитый солнцем. - Мы думали, ты как все эти…ну приедут, и давай тут свои порядки наводить. Знать ничего не знают, но нас лечат - только в путь. А ты вроде ничего, нормальный. Понимаешь даже будто все...
Картины Мухи с тех пор будут держаться долго. Парни в спортивном будут ещё приносить ему краску. А еще поколачивать тех, кто решит "испоганить труд художника". А Муха напишет друзьям в Санкт-Питер, что он счастлив. Очень счастлив.