Среда вырождения - черновик

-Вот вы говогите: всё дело в сгеде, в случае, в генах да в воспитании, а я кажу, что дело в самом человеке. Добгый человек - ну и будет ему добго. Злой - так и будет пылать, как Москва пги цагях. Захотел выпить - да и выпил, а как выпил, так и не возникай, - нравоучительно проговорил с параши толстоносый очкастый мужичок по кличке Егайло. - Потому как случай - он не от кагмы, не от судьбы зависит, он так или иначе подчинён выбогу человека. Так и сгеда: захочешь связаться с бандитами - свяжешься, а нет, так и силком не затянешь. И воспитание ваше, - мужичок скомячил газетку, - туфтейшая. Говогил мне отец мой: не вогуй, башка ты дугья, - сидеть будешь. Так и что? Воговал...

-А если у меня, положим, предки конкубинаж замутили по-пьяни, меня родили, не глядели, адюльтером не брезговали, а потом на мороз меня, под задницу, - это что тогда? Я сам и виновник? - возмутился с нар Эфросс.

-А кто? - усмехнулся Егайло. - Будь ты хогошим, милым дитем, смог бы их пгимигить, идиллию в семью внести, а если шкегился под кговать и нюни гаспускал - пожинай плоды. Да и на могозе что? Башковитый всегда выход найдёт и не попадётся. Пусть убьёт спасенья гади, но отмолит свой ггех, как вгемя наступит. А не отмолит...

-Ну, ладно, - засопел сидевший рядом с Эфроссом Иванов, - допустим, всё чинарём. Помянули с Максимом его соседа, и только. Шли - как на убой, ног не чувствовали, пальцем не шевелили. А тут мусора эти, мол, ничего личного, как в бизнесе. Приказ у них. И в кутузку. Кто виноват? Я, что ли? Мухе ****ы не дам, даже на кухне в своём этом ресторане только тесто мешу да мясо режу. Чист, как спирт, как вода живая чист, - в СИЗО. И капусты с меня ещё срубят...

Егайло встал с ведра, бросил рваную газету на привинченый к полу табурет, присел на нары.

-Я ж говогю, дугная голова человеку не хозяйка. Захотел на ггудь пгинять - гаспишись. Коль бы не пил и забгали - дгугой вопгос. Тгезвая мысль всё кгепит. Потому пьяный - всё гавно что злой, отсюда ему всякие неугядицы, всякие тгагедии и бегутся. И что ж, пока не вылечат, будешь пить...

-И буду, - сказал со злобой Иванов. - И пить буду, и жрать буду, и не вылечат. Разве что насильно.

-Жрать... - припал до стены Эфросс. - Уже обед скоро, а мы завтрак ждём. Где там эти вши милицейские?

-Как-то сёдня тихо, - моргнул Егайло. - Вчега каждые полчаса когмухой хлопали, а тут на - ни пгогулок, ни пайки.

-И покурить охота, - отозвался Иванов. - Слышь, Егайло, ты ж корневой, свояк до темечка; спроси какого мусора, чтоб сигарет закинул.

Егайло слез с нар, похлопал в дверь, прокричал:

-Начальничек!.. Эй, начальничек!..

Тишина.

-Погоди, щас вломится, ****ы даст. За начальничка, - посмеялся Иванов.

-А с ими только так и надо, с этими козлами мусогскими. Эй!.. Дежугный, бля!..

Кормушка раскрылась и в ней показался фас дежурного - сплошь отёк в ржаной щетине:

-Отбой. Спать не мешаем.

Дверца кормушки лязгнула.

-Во как бывает, - оттопырил губу Иванов. - А я думал в СИЗО люди работают. А тут такие же тунеядцы, как везде.

-Стганно, - заметил Егайло. - Пегвый газ такое. Что-то не так... - он снял очки и принялся протирать линзы собственными трусами. - В соседнюю вчега двоих из подвала пгивели, к Фашне. На пгогулку выводили, Фашня мне пго них гассказывал: один владелец гестогана, втогой на него габотал. Фгаега какого-то замочили...

-Сидор! - привстал Иванов.

-Не знаю, какой он там Сидог, но Фашня сказал, что таких скользких у него ещё не было. Он к ним пока пгисматгивается, сказал будет бить, если что. Кажись, ского его погоняло будет не Сидог, а Пидог.

-Чем ему Сидор скользкий? - злился Иванов. - Пускай Рубеля месит, это он Сидору лапши напихал, тот и повёлся, дурень.

-Какая газница? Дугак, не дугак, а вишь, попался. Не чист, значит. Значит, так надо. Меня дгугое волнует... Чтоб не замыслили чего... У нас тут все свои, всё своё, никто мента не тгонет, если мент на капот становиться не будет. А эти...

Затихший Эфросс вдруг пришёл в себя:

-Погоди. Сидор... Это Сидоров который? Тихон?

-Он, - подтвердил Иванов. - Мы с ним у Рубеля на кухне работали. Охотник, мясо в ресторан добывал. Ему Петров наш тугой помогал везде.

-Вот, мать его, - почесался Эфросс. - Ну, Тихон, буёк... на букву „ха”. Ишь, куда понесло... Ютуб... И ты, значит, с Тихоном в связке? Собак вместе четвертовали? Вот как... Так ты и Пуделманна знал?

-Кого? - переспросил Иванов.

-Пуделманна. Собак пестовал, раскрыл вашу контору... Да мы ж вчера его поминали!

-То-то я думаю, рожа на памятнике знакомая, - вспомнил Иванов. - Видел пару раз, но так, чтоб фамилию...

-От, сволочи! - напрягся Эфросс. - Друга моего порешили, а теперь карму свою проклинают. Вот я тебя!

Эфросс ухватил Иванова за грудки и начал охаживать о жёсткий матрас. Егайло подскочил к двери и с криком „убивают!” несколько раз огрел её тапком. Дежурный появился спустя минуту, лениво отворил дверь и заглянул в камеру, где Эфросс душил Иванова штопаной подушкой.

-Цыц, мерзавцы! - вяло протянул дежурный. Подушка повалилась на пол, Эфросс показал руки, будто он ни при чём.

-Гражданин начальник, - сказал Иванов, задыхаясь, - можно покурить, умоляю...

Начальник сыто улыбнулся:

-Сегодня ваша любимая милиция - ик! - пьёт. Вчера следачиха из убойного накачала за день - ик! - рождения. ****ища... Поэтому отбой. И чтоб тут без этого! - пригрозил он дубинкой. - Ик!

-Ну, Петгович, - обратился к дежурному Егайло. -Будь ты человеком, отведи на свежий воздух.

-Да куда я вас - ик! - нету здоровья. Смену ждите.

Петрович уже было вышел, оставив дрожащего от злобы Эфросса над дрожащим от страха Ивановым, как помедлил и вернулся в камеру:

-Ладно. Обожжите.

Он прикрыл дверь и спустя несколько минут вернулся с тугим бумажником в руке.

-Давай, Якуша, одевайся - ик! - в магазин. Две. Там все храпят, открыто. И чтоб как штык, зарубил?! Побег - ик! - по всей строгости закона...

Егайло накинул шмотку и ретировался. Петрович икнул, бросил Иванову раскрытую пачку, присел на нары:

-Ну, и? Саботаж?

-Всё хорошо, - ответил Эфросс. - Профилактика.

-Где-то я тебя уже видел, - поглядел Петрович на Эфросса прищуром. - Точно, в газете. Директор нефтебазы, ик! И чего ж это вас, гражданин директор, наше начальство не отмазало, ась? За что сидим?

-Недоразумение в чистом виде, - ответил Эфросс, прогоняя от себя копну табачного дыма. - Ваш этот сотрудник, что на проходной, он мне даже позвонить не дал...

-Да ты спал на ходу. Будто он помнит что-то, - прервал Эфросса Иванов. - Только утром очухался, начал про пятно на репутации...

-Ну-ну, вы по порядку давайте, - пробурчал дежурный. - Вам сколько дали? Сутки?

-Не знаем, - простодушно ответил Иванов и тут же получил от Эфросса тычок в ребро. - Хотя, да.

-Вы говорите - ик! - может отпущу пораньше.

-А что говорить, - начал Эфросс. - Выбрался на кладбище вчера. По другу сорок дней, помянуть решил. А там вот этот вот - оградку красит. Мать у него там, видишь ли. Мне одному пить... Ну не по людски как-то. Познакомились, разговорились, помянули. Пару чарок опрокинули... А он мне и говорит: чего дома делать, давай по кладбищу прогуляемся, знакомых всех помянем. Говорит: у меня ещё пузырь в корзине греется. Говорит: а возле каждой встречной могилки, где Наливайко фамилия, выпивать будем, чтоб не скучно. Я разгорячился, говорю: идём. Пошли. В итоге прошли рядов десять всего. Всё выпили. Он мне говорит: я на велосипеде. Говорит: давай двадцарь, ещё захвачу. Говорит: жди здесь, я в местный. Уехал. Я присел на пень, покемарил. Приезжает. Ещё рядов десять прошли. Там ведь, гражданин начальник, одни Наливайки, алкашова династия, а я разве знал? Упоил меня этот макдак сраный. Говорит: давай ещё десятку. Говорит: горяченькую привезу. Говорит: бутылочкой обойдёмся. Привёз две. Прошли мы ещё рядов пять. Легли на какую-то могилку... Проснулись от холода, а голова гудит, как будто ракетой зарядили... Этот грязный весь. Выпили. Говорит: давай ещё пятак. Говорит: по пиву решим. Говорит: здоровье поправить. Даю. Всё.

-Что „всё”? - открывает Петрович заплывшие глаза.

-История. Конец. Вышли с кладбища, прошли до магазина и всё. Приняли нас.

-За что? - удивился Петрович.

-Ну, как... За нахождение в общественном месте в нетрезвом виде.

-А, ну так это нормально.

В камеру ворвался Егайло. Выставил под ноги дежурного две водки, всучил тому бумажник.

-Клянусь, не тгатился, - бросил он весело. - Так, пагу пачек „Пгемьега”...

-Ладно тебе - ик! - послезавтра потрындим. Сходи, там в дежурке на окне тара.

Егайло вновь вышел. Вернулся. Аккуратно затворил дверь. Дежурный налил, поднял полупустой стакан:

-Гражданин директор! Предлагаю выпить за полный бак моей девятки!

Выпил. Занюхал винилом козырька. Передал Иванову.

-А вот ответь мне, гражданин директор - ик! - ты веришь в то, что человек может из человека в зверя превратиться? А то пошли слушки, как люди в дичь превращаются.

-Видите ли, гражданин начальник, - заговорил Эфросс, освежившись, - люди не знают, о чём говорят. Они, положим, часто несут вздор про анальную чакру. Это когда мысль возникает в жопе. И забывают о том, что они - классические ригидные аналоцефалы. Это когда жопа вместо головы. В этом случае анальная чакра становится единственной, она низвергает сахасрару, нашу высшую чакру, в отстойники абсолюта. Думать жопой, конечно, штука удобная, но когда это становится парадигмой в обществе, когда это - наивысший аттрактант, тогда можно не только в дичь превратиться, тут можно и камнем стать. А под камень, как известно, вода не течёт. В смысле, культура и прочие ценности. Ведь культура зависит от уровня интеллекта, а какой интеллект, когда вокруг одни аналоцефалы? У них и габитус идеален: снизу задница, сверху жопа.  Потомкам в большинстве оставляют исключительно свои порно-видеозаписи. В позе лотоса только трахаются. Даже деньги либо на уровне таза хранят, либо перед глазами крутят. Все до одного, и сомневаться в имманентности аналоцефалам такой идеологии лично у меня причин нет. Хоть и даказано: деньги - мусорная бумага. На купюрах столько бактерий, что любого банкира можно с трансцендентной точки приравнять к самому скверному сантехнику. Гордятся, флексуют. Был у меня знакомый, банкир Русак. Все документы подписывал жирным „Rough suck my Dick!” Экстраполировал прибыль, изучив рост числа ипотечных кредитов по району. И что? Первая его покупка - айфон, здоровенный такой, как портрет президента в моём кабинете. Фрейдисты утверждают, что приобретение телефона побольше - это не столько ресентимент, сколько комплекс недовольства своим небольшим достоинством. В нашем случае эту тему следует развить. Раз голова - второй анал, а телефон - увеличенный член, то симптом эгоизма и ханжества налицо. Это симптом уже не ментального, а фактически плотского самолюбия, когда эгоцентрик хочет поиметь сам себя. А знаете, кто был первым, или одним из? Ницше. Тот самый, который вывел формулу сверхчеловека. Суперчеловека. При этом все, кто пытался жить по его формуле в итоге превращались в скот. Однако сверхчеловек - это ведь не борьба с моральными уловками, это нечто большее, это наука, в конце концов. Это попытка овладеть всеми знаниями, всеми возможностями, которые предоставила нам природа, бессмертием и совершенной волей - внетелесной, астраномической, межпространственной. Сверхчеловек - это господь Бог, но в наш век мы всё дальше не только от бога, но и от истинного определения самого слова „человек”. А вы говорите... Человек - давно дичь.

Эфросс кончил и поглядел на остальных. Дежурный храпел, отвалившись на стену, Иванов сидел, держась за голову, Егайло с интересом ковырял грязь под ногтями.

Иванов сидел, сидел, да и сказал:

-Предлагаю идти.

-Остаюсь, - тоскливо проговорил Егайло. - Сами понимаете.

Иванов и Эфросс вышли в коридор. Конвойный спал у выхода, сидя на длинной железной скамье. Остальные сотрудники храпели в дежурке кто как мог. Эфросс порылся в шкафчиках, отыскал свои пожитки, передал Иванову его, махнул на прощанье камере и нетвёрдо зашагал на выход.

-Надо было бутылку одну забрать, похмелиться, - сказал Иванов, сбегая вниз по ступеням.

-Ещё один... Эй, анальный, ты в руки-то себя возьми, а то сам дичью станешь. Лично зажарю. Мануально.

Иванов кипел изнутри. Он хотел схватить директора нефтебазы, опрокинуть носом в асфальт, как тумбу, и прыгать на нём до заката, но до заката было ещё слишком далеко, поэтому Иванов стиснул зубы и принялся нести самый нелепый вздор:

-Какая тебе дичь? Людей ненавидишь, ненавидишь прогресс, так иди, вешайся, никто не заплачет. Кусок теста умнее, пустая бутылка из-под масла и то имеет вес, а такие как ты только гниль видят, только жопы вместо голов, а сам-то? Все плохие, а ты хороший? Насмотрелся телика, теперь строишь Сашку. Или Вовку. Люди пашут, кровь-пот по полу, налоги-кредиты по небу, а этим всё не так. Шибко грамотные? Взять бы, да сковородой... Просвета с вас нет, научились языком молоть, а дело где? Как директором стал, так и дел никаких больше? Люди только под такими как ты становятся жопами, вы на них жопой сядете, они ж от вас и наберутся этой энергии задничной, говнища этого насосуться, а потом вы им тыкаете - вот, мол, ты - жопа! А с чего б не жопа, когда только ваши жопы вместо рож по ящику, пердёж ваш по радио крутят в час-пик, вашей грязью давятся, как будто лучшего нет, а ведь есть оно, лучшее, да я б тебя не знал никогда, проще задавиться, чем с таким как ты...

Конечно, всё это были пустые слова, потому как будь Иванов пьян, то намного проще выразил бы свою идею:

-Пошёл ты нахуй, морда нерусская...