Поэты Сокольников и Липатов

Маша Египетская:
- Век не забуду, как в 10-ом году по его, Сокольникова, пригласительному (он не явился) меня бесплатно пустили на скрипку в Филармонии....
Юрий Извеков:
- Он добрый.
Ирина Кашникова:
- Никого из них не знаю (sorry), но фотография замечательная... Да, хочется услышать их разговор!
Андрей Соколов:
- Свадьба в Иркутске человек на 100 в большой столовой. Невеста, довольно стервозная девушка решительно подходит к столику, где сидит Сокольников, и говорит:
- А вы, Сокольников, как всегда, попытаетесь устроить дебош! Это же неизбежно!
И уходит дальше выходить замуж. Сашка обижен, сидит смирно весь вечер. Но драка все же началась. Невеста подбегает к мирно сидящему Соколу и орет:
- Что я говорила!
Юрий Извеков:
- Я на последнем курсе на каждые выходные летал домой, а по прилёте выходил из троллейбуса на Доме офицеров и шел вниз по вечерней Карла Маркса пешком. И ни разу не было, чтобы Сашку не заталкивали в воронок. А Сашка уже, как раньше, не упирался и не выкрикивал лозунгов. Как-то даже привык. А последнее время он не пьёт совсем. В Улан-Удэ имеет свой офис сетевой предприниматель Лариса, насчёт французских духов и большая поклонница Сокольниковского таланта. Она мне про него всё рассказывает.
Виталий Валсамаки:
- Липатов, это Владимир? Это тот, который в 70-е работал в бурятском издательстве? Не очень похож.
Юрий Извеков:
- За год или два до смерти.
Виталий Валсамаки:
- Да что же это такое! Я с Липатовым был дружен, мы в ресторане "Байкал", помнится, отмечали выход в свет некоторых книг. Много чего можно припомнить... Я его любил и уважал очень.
Юрий Извеков:
- Его в перестройку уволили и он стал много пить, пережил инсульт, умер от инфаркта.
Виталий Валсамаки:
- Юрий, я про это не знал. Несколько раз из Украины потом приезжал в Улан-Удэ, но мне никто не рассказывал про эту трагедию. Многих друзей мы потеряли.
Алима Цырендоржиева:
- Я "колодец воспоминаний" спрятала... Никто тудаа не ходи. И... все - просто прекрасные!!!
Dmitriy Pissarenko:
- На штанине харя.
Алима Цырендоржиева:
- При имени "Липатов" это такой негатив из меня... Хотя неправильно, конечно. А я почти каждого знаю с изнанки, и вот эта изнанка дала мне, я теперь роюсь в мемуарах..
Юрий Извеков: ты же хорошо пишешь. Извлекла бы мемуары из памяти на всеобщее обозрение.
Алима Цырендоржиева:
- Лучше пусть останется втуне, а то ещё и навыдумываю, историю искажу.
Юрий Извеков:
- История и состоит, из якобы, выдумок. Того, что было уже нет и о том как было могут быть только разные мнения.
Алима Цырендоржиева: Ну тогда, пусть моя правда останется со мной. Слишком драгоценно. А пулять в воздух, это я умею. Например, я могу столько гадостей вспомнить про писателей и поэтов, но не буду, лучше эта дверка пусть будет закрыта.
Олен Болегский:
- Очень поэтические поэты! Сейчас таких днём с огнём не сыскать.
Юрий Извеков:
- Того, что слева еще пока можно, а того, что справа - увы.
Андрей Соколов:
- Однажды он, Сокольников, пил  у Реутского. Реутский жил на первом этаже, а на пятом Багаев, у которого я остановился. В тот момент, когда он пил у Реутского, я, значит, у Багаева. Но Багаев уже прилег отдохнуть, и за столом осталась его жена Лидия. Сокольникову стало скушно у Реутского, или портвейн заканчивался, он взял остатки, и пошел к Багаеву. Дверь открыл я. Из-за моей спины выглядывала жена Багаева Лидия.
- Чего? - грубо и бестактно спросил я, быстро сообразив, глядя на жалкие остатки портвейна.
- А... хозяин... - пробормотал Сокольников.
- Я теперь хозяин!
- Они, они, - радостно подтвердила Лидка.
Сокольников сник, но пощады не поступило. Пришлось возвращаться к Реутскому.
Юрий Извеков:
- Отец Лиды Дуберштейн работал в дистанции связи Улан-Удэ с моей бабушкой, они постоянно ругались.
Андрей Соколов:
- Мы стояли на новогоднем балу у стеночки (не помню в каком корпусе), пьяные, я и Багаев. Пьяные. Пьяные настолько, что боялись от этой стеночки оторваться. Шмуйлович, парторг курса, оценил ситуацию, и подогнал нам на помощь двухт филологинь. Лиду Дуберштейн и ее подругу Надю, фамилию не помню, но она тоже из Улан-Удэ. Лида как-то интуитивно пригласила Багаева. Я остался наедине с Надей. У Багаева связь оказалась романтической, у меня - низменной. И до сих пор мы придерживаемся этих традиций. А в вашем неповторимом городе я оказался зимой и, опять же, очень пьяным. Я работал тогда в замечательной газете "Воздушный транспорт", настолько замечательной, что не пить там было просто грех. В Улан-Удэ прилетел по куражу, но со смыслом - написать очерк о своем однокласснике Владьке Фищуке, который к тому времени уже был комэском в местном авиапредприятии. Владьку я знал настолько, что и летать, конечно, никуда не надо было. Но он выставил на стол пельмени домашние и массу водки. Ничего больше не помню, кроме замечательных пельменей, и этой страшной башки Ленина, подсвеченной ночью прожекторами. В газете дали полосу. Главный поставил мой поступок на вид, дескать, вот так надо писать, с душой, с кровью, не забывать своих друзей, и вообще.
Юрий Извеков:
- Надя Лопатина.
Андрей Соколов:
- Точно.