Освобождение Ленинграда от блокады

    

Седьмого января 1944 года командир 863-го стрелкового полка майор Кулаковский зачитал приказ командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта Федюнинского, в котором говорилось, что наша 196-я Краснознамённая стрелковая дивизия генерал-майора Ратова включена в состав 108-го стрелкового корпуса, генерал-майора Тихонова.               
Дивизии было приказано расширить плацдарм и начать наступление в сторону Ленинграда, чтобы соединиться с 42-й армией, которая прорвала оборону немцев и развивает наступление нам навстречу. Так же стало известно, что одна из дивизий, нашей 2-й ударной армии, нанесла фашистам сокрушительный удар, и вклинилась вглубь немецких формирований на несколько километров.
    
Ночью мы выдвинулись на исходный рубеж, а с рассветом пошли в решительное наступление и стали преследовать отступающего противника. Примерно через неделю наш батальон ворвался в посёлок Ивановка, из которого мы выбили немцев и закрепились за селом. На окраине села стояли основательные каменные постройки, в которых засели фашисты, продолжавшие упорное сопротивление, и миномётным огнём, заставившие нас зарыться в снег.
День выдался очень холодный, мела метель и нам приходилось по очереди отползать в тыл, чтобы погреться. Так пролетели ещё одни сутки, а на следующее утро комбат повёл наш батальон в обход села, зная, что у немцев нет сплошной линии обороны. Пока мы по лесочку обходили посёлок с севера, немцы обнаружили наше исчезновение и сразу же отступили без боя, испугавшись окружения. Всё же в этом лесочке нашему батальону удалось взять в плен 18 полицаев. Солдаты бросились на них с финками, но конвойные не позволили совершить самосуд, а командир сказал: «Мы их будем судить и вешать».               
    
Так с боями мы продвигались всё дальше вперёд, однако в районе села Малые Горки, враг снова оказал сильное сопротивление, немцы бросили туда танковую бригаду, чтобы не дать соединиться двум нашим армиям. Утром 19 января 1944 года завязался тяжёлый бой, в результате которого мы всё же продвинулись вперёд и заняли село Малые горки. Немцев там оказалось меньше, чем мы ожидали, видимо они прикрывали отход основных сил. Село было выжжено дотла, и перед нашим взором предстали одни пепелища, кое-где торчали остатки русских печей и труб, по которым можно было определить, что здесь когда-то стояли дома.   
На окраине села, когда мы вылавливали немцев, вдруг из-за одной печной трубы раздалась автоматная очередь, и три солдата сразу были убиты. Приблизившись к этому месту, мы увидели там двух огромных, испачканных в саже немцев. За гибель наших боевых товарищей солдаты изрешетили фашистов автоматной очередью. Комбат только сказал: «Нужно было взять их живыми. Ведь мы не знаем, что там впереди?»               
    
К этому времени подошли отставшие батальоны, и командир полка приказал всем построиться в лесу. Когда батальоны построились, майор Кулаковский обошёл строй и объявил всем благодарность за успешное выполнение задачи, объяснив, что в районе Петергофа мы замкнули в кольцо остатки разгромленной Петергофско-Стрельнинской группировки фашистов с артиллерийскими батареями, которые ежедневно обстреливали Ленинград.  Ещё майор сказал, что фашисты обязательно постараются прорвать кольцо для выхода из окружения, но мы, ни в коем случае не должны им этого позволить.            
      
Вечером, 19 января 1944 года, Столица нашей Родины – Москва, артиллерийскими залпами салютовала о полном освобождении города Ленинграда от блокады. Забегая вперёд, скажу, что 27 января 1944 года в честь этого события был произведён второй салют, но уже в Ленинграде.               
    
Далее нашему батальону было приказано пройти 15 километров, преодолеть глубокий яр и встретиться с батальонами 42-й армии по сигналу три красные ракеты. Перед боем командир нашего батальона собрал всех командиров рот и подробно изложил план действий, показав на карте, как пройти по лесу пять километров. По пути следования будет овраг, возможно в нём засели немцы, поэтому необходимо без единого шума взять их штурмом и перейти на противоположенную сторону оврага. Когда мы подошли к оврагу, фашисты сразу открыли огонь, поэтому пришлось залечь. Комбат приказал выкатить вперёд 45-миллиметровую пушку, и артиллеристы прямой наводкой выбили немцев из оврага, затем автоматчики с пулемётчиками прошили этот овраг вдоль и поперёк, а разведчики подали сигнал, что можно продолжать движение.

В моей пулемётной роте один солдат погиб, а двое были ранены. Пушки пришлось оставить, так как не представлялось возможным перетащить их через овраг. У нас оставалось очень мало времени до воссоединения двух наших батальонов, с батальонами 42-й армии. Вторым и третьим стрелковыми батальонами с нашей стороны командовали - капитан Стрекалов и капитан Боговеев.
Когда мы проходили через овраг, раненные фрицы громко кричали, но мы очень спешили и поэтому не обращали на них внимания.
    
Вскоре наш батальон прошёл несколько километров и с боем вошёл в населённый пункт Ропша – южная. Везде вдоль дорог стояли немецкие автомашины, а многие из них лежали боком в кювете. После ночного боя кое-где ещё догорали немецкие танки. Подойдя к одному из них, я увидел убитого танкиста, не успевшего спрыгнуть на землю. На левой стороне его гимнастёрки висел фонарик, который светил тремя цветами - белым, красным и зелёным.
Я взял фонарик и подумал: «Тебе завоеватель он вряд ли уже послужит, а мне ещё пригодится?»   
               
Через пять километров пути левее нашего движения показалась шоссейная дорога, мы решили сократить путь и направились к ней.
Приблизившись, разведчики доложили, что шоссе заминировано, и когда вперёд пошли сапёры, оказалось, что немцы в спешке просто разбросали мины, не замаскировав их. Сапёры расчищали шоссе от мин, а мы двигались вслед за ними. Подойдя к селу, мы услышали крики - «УРА!». Наш комбат выпустил три красные ракеты, и мы  устремились вперёд, навстречу с нашими братьями из 42-й армии.
Это величайшее событие произошло утром 20 января 1944 года.               
Солдаты 42-й армии уже разъезжали по селу на немецких битюгах, запряжённых в большие сани, и вылавливали фрицев, не успевших удрать.
В этом селе было полным полно автомашин, автобусов и автолавок, забитых продовольствием, различными товарами, а также награбленным имуществом Ленинградской области. В кузовах машин было много водки, коньяка, ликёра, рома и различных разновидностей  консервов, пряников, печенья, галет и очень много хлеба. Командование запретило что-либо трогать, но где уж там, солдаты сразу пошли шарить по машинам. Везде, куда не взглянешь, сидели бойцы и завтракали, только боевое охранение было на страже.
    
Вдруг, прилетели два немецких «Юнкерса» и стали обстреливать наши позиции.
Недалеко от места базирования батальона стояла немецкая малокалиберная скорострельная пушка автомат Flak-38. С устройством этой пушки нас знакомили на сборах, поэтому я сразу подбежал, а когда самолёты развернулись для очередного обстрела, выпустил по ним несколько снарядов. К сожалению, вражеские самолёты не пострадали, но поняв, что могут быть сбиты, больше не возвращались. На перехват немецких самолётов вылетели наши «Яки», в результате воздушного боя один «Юнкерс» загорелся и рухнул в лесу, а второй спасся бегством.               
    
Далее, конкретно 1-му взводу моей пулемётной роты было приказано, действуя сообща с 6-ой стрелковой ротой устроить засаду возле шоссе, для отступающих немецких частей. Мы выдвинулись в боевое охранение и замаскировались в лесу по обеим сторонам дороги. Через некоторое время на шоссе появились два танка, мы их пропустили, так как они не входили в план операции. Затем появились две автомашины с солдатами, а за ними ещё три танка, один легковой автомобиль и завершали колонну две автомашины с солдатами. Когда автомашины вошли в зону нашего действия, в первую были брошены две противотанковые гранаты, а по второй ударили шквальным огнём из автоматов и пулемётов. Немцы, спрыгнув с машин, устроили беспорядочную стрельбу, а когда поняли в каком они положении,  начали сдаваться.               
Солдаты рассказали, что к легковому автомобилю подбежал старшина и, увидев немецкого генерала, скомандовал: «Выходи!». Генерал потребовал: «Русь офицер надо». Тогда старшина вытащил его и бросил на снег, а в это время подъехали командир полка и начальник штаба дивизии. Они подняли генерала и вместе со старшиной увезли в штаб. После инцидента старшину больше никто не видел. По законам военного времени он не имел права применять силу против генерала, а обязан был сдать его любому офицеру.               
    
Спецоперация на этом была завершена и подсчитаны трофеи. Первый танк был подбит, а экипажи остальных сдались в плен, всего 148 пленных и 9 убитых.
С нашей стороны были только раненные.               
Затем по ходу движения мы с боем взяли небольшую деревушку, на её окраине остановились рядом с уцелевшим домом и сделали привал, решив немножко отдохнуть. На повозке подъехал старшина моей роты и привёз полтушки закопчённой свинины, бутыль спирта запечатанного белым сургучом, небольшую кадку солёных огурцов, полмешка консервов и три буханки хлеба.
Здесь у хатёнки собралось уже четыре офицера, старшина и связной. Зайдя вовнутрь, мы увидели столы и стулья. По-видимому, в этом доме размещалась немецкая охрана? Усевшись за столом, мы решили подождать офицеров из отставших рот и командира батальона, чтобы вместе покушать.

Когда все прибыли, мы сели подкрепиться перед дальнейшим продвижением вперёд. Командир 6-й стрелковой роты открыл бутыль со спиртом и налил в кружки, мы нарезали хлеба, ветчины, наполнили огурцами котелки, и решили разнообразить обед консервами. Открыв банку, я обратил внимание на слишком белоснежный цвет мяса. Комбат спросил: «Что это за мясо такое?» Взглянув на этикетку, я увидел, что на меня большими глазами смотрит лягушка. «Что ты нам принёс?» - обратился я к старшине. Он с удивлением ответил: «Консервы», - но затем схватил мешок и выбежал на улицу. Это были консервы японского производства, и если бы мы вовремя не заметили подвох, возможно, деликатесы нам понравились? Но этикетка испортила весь аппетит, а страх победил любопытство.

Выпив по сто граммов спирта, мы начали богатую трапезу, забыв о войне, как вдруг в дом вошёл солдат с пареньком лет шестнадцати. Солдат рассказал, что паренёк спрятал пилотку в карман, чтобы не узнали что он полицай, а на рукаве нашивка регулировщика. Что нам было делать с этим подростком, если он даже не знает номера своей воинской части? Приказали сопроводить его в тыл.
Когда закончили трапезу, я спросил у старшины: «Солдаты покушали?». Старшина ответил: «Кухня задержалась, но я привёз большой окорок, хлеба, налил по сто граммов спирта, бойцы перекусили и теперь отдыхают. Пулемёты поставили на сани и в любую секунду солдаты готовы продолжить движение».          
    
Мы покурили, рассказали несколько военных анекдотов, как вдруг прибежал запыхавшийся боец и спросил: «Кто здесь старший?». Комбат ответил: «Я, а в чём дело?». Паренёк рассказал, что стрелковая рота недалеко отсюда держала оборону, но немцы внезапно напали, и командир отправил его с просьбой о помощи.
Комбат приказал: «Батальон в ружьё!» Мы быстро построили роты развёрнутым фронтом и устремились вперёд. Добравшись до места назначения, мы сначала перескочили через нашу оборону, а затем сходу выбили немцев из окопов.
Фашисты попытались оказать сопротивление, но мы окрылённые успехом почувствовали кураж, и им ничего не оставалось делать, как отступать по всем направлениям. Полностью освободив окопы от фрицев, мы закрепились в них и стали ждать подхода других батальонов, а в это время подъехала кухня, солдаты ещё раз хорошенько перекусили.               

Когда собрались все командиры рот и батальонов, майор Кулаковский зачитал приказ, согласно которому нам предстояло наступать на город Гатчину, бывший Красногвардейск. Затем подтянулись восемнадцать танков Т-34, мои пулемётчики расположились на броне, а я с пехотинцами пошёл пешком. Приблизившись к большому селу, под названием Скворицы, по нам открыли огонь из всех видов оружия. Огонь открыли и наши подразделения, но понесли большие потери, залегли и начали зарываться в снег. Долгое время попытки атаковать не имели успеха, как только мы поднимались в атаку, фашисты обрушивали на нас огненный шквал, и снова приходилось залечь. Но вскоре наши усилия были вознаграждены, увидев, что из крайнего дома кто-то подаёт сигнал фонариком, мы спросили у командира связи: «Что это за огонёк мелькает, может кто-то подаёт нам сигнал азбукой Морзе?» Он говорит: «Кто-то просит огня». Вместе мы подползли к танкистам и попросили командира танка открыть огонь по этому дому. Танкисты  выпустили три бронезажигательных снаряда, дом вспыхнул, и стало видно как днём. Сразу же в воздух взвились красные ракеты, и танки устремились вперёд, а за ними с криком – «Ура», цепью пошла пехота.
От огня был виден белый снег, куда не взглянешь, всюду мелькали чёрные силуэты солдат, и слух заглушало славное эхо - «Ура!» Невольно вспоминались слова из песни: «Тёмная ночь только пули свистят по степи».
Очень радостно было на душе от этого крика  и от осознания того, что мы идём на запад.

Несмотря на яростное сопротивление врага, наши войска всё же ворвались в село Скворицы, где немцы отстреливались до последнего патрона. Мы на ходу забрасывали подвалы гранатами, а затем автоматными и пулемётными очередями били по окнам, устремляясь вперёд. Когда с большими потерями взяли село и прошли на двести метров вперёд, путь нам преградил противотанковый ров, поэтому танки остановились, не имея возможности двигаться дальше. За противотанковым рвом протекала мелкая речушка с очень обрывистым берегом, а немного правее находился деревянный мост через речушку. С 1-м пулемётным взводом мы направились к мосту, и когда уже приблизились, на него заполз немецкий танк «Тигр». Пулемётчики сразу же спустились вниз к речушке, а наша артиллерия ударила по танку, и он заглох на мосту. Воды в речушке было по колено, но так как все мы были в валенках, её пришлось запрудить. С этой задачей солдаты справились быстро.
    
В какой-то момент ко мне подбежал командир 3-го батальона капитан Боговеев и сказал: «Старший лейтенант Лысенко, поручите свою роту командиру взвода и идите, принимайте командование 8-й стрелковой ротой, там убит командир».
Я ответил: «Товарищ капитан пока я жив, свою роту не брошу». Он выхватил пистолет и закричал: «Я тебе приказываю!». На что я ему спокойно ответил: «Товарищ капитан, пожалуйста, опустите пистолет, если вы выпустите в меня одну пулю, в Вас полетят 650», - и показал налево, где пулемётчики, услышав наш спор, направили дуло пулемёта в сторону комбата. Затем, повторив ещё раз, что роту не брошу, я развернулся и вместе с пулемётчиками переправился на противоположенный берег.
    
За речкой фашисты вырыли окопы в полный профиль. Когда мы заняли немецкие окопы и выставили пулемёты, в тоже время слева от нас расположились бойцы 6-й стрелковой роты, к которой был прикреплён 1-й взвод моей пулемётной роты. Вдруг, неожиданно из лесочка показались немецкие танки в сопровождении пехоты и двинулись в направлении нашей обороны. Когда их цепи вышли на открытую местность, по ним ударили «Катюши». В результате фашисты залегли, но многие из них залегли навечно.

Вражеские танки устремились вперёд, а один из них направился к нашим позициям. Быстро убрав пулемёты, мы бросились в бомбозащитные щели. Танк заполз на окоп, развернулся несколько раз, засыпав нас землёй, попытался придавить, но поняв, что все усилия тщетны, пополз дальше. Отряхнувшись, мы выставили пулемёты и кинжальным огнём отрезали пехоту от танков, заставив фашистов залечь на открытой местности. Два немецких танка загорелись, а у одного была перебита гусеница, и он закружился на месте. А танк, который переполз через наш окоп, продвинулся вперёд метров на пятьдесят, и ему снарядом снесло полбашни. Танкистам выжить не удалось.
    
Фашисты, не выдержав стремительного напора, в рукопашном бою так же потеряли инициативу и стали убегать к лесочку, но добежать посчастливилось ни всем. В одной из таких атак погиб старшина моей пулемётной роты, он в рукопашном бою кинулся на вражеских солдат, одолел четверых, но пятый пронзил его штык ножом насквозь.

Постепенно мы приблизились к лесу, но фашисты открыли огонь из всех видов оружия. Когда наши роты залегли цепью, я лежал немножко впереди и из автомата стрелял по фрицам. С немецкого танка, находившегося в лесочке, ударил крупнокалиберный пулемёт с разрывными пулями, в результате одна пуля попала в левую часть щита пулемёта, а оттуда осколок отлетел и угодил мне в правую ногу, чуть ниже колена. Произошло это событие 21января 1944 года.
Я крикнул командиру 1-го взвода лейтенанту Вахмянину, чтобы он принимал командование ротой, а сам пополз к речушке, но через воду перебраться не смог. Вдруг, ко мне подбежали красноармеец 893-го полка Воробьёв Василий Андрианович и стрелок-пулемётчик моей 3-й роты Кимягаров Хаим Шалумович. Когда они зацепили меня ремнями и перетаскивали через реку, немецкий снайпер попал Кимягарову в плечо. Мы ещё немножко проползли по снегу, затем я остался лежать в окопчике, а красноармеец Воробьёв  и раненный стрелок Кимягаров побежали в крайний дом села. Через какое-то время вернулся боец Воробьёв и притянул с собой санки. Кое-как взобравшись на них я уже не чувствовал ноги, а валенок был полон крови. Воробьёв во весь дух потянул сани, но на полпути вдруг упал. Снайпер продырявил ему шапку, а вторая пуля попала в санки, чуть ниже меня. Я подумал, что Воробьёв убит и собрался самостоятельно ползти, как вдруг он схватил за верёвку и молнией понёсся  к дому.

Когда связной стянул с моей ноги окровавленный валенок, разрезал штанину, а медсестра обработала рану и сделала укол, мне сразу стало легче. Связной Яблоков рассказал что заметил, откуда стреляет снайпер, и всё это время подбирался к нему, а потом успокоил.
Я поблагодарил моих спасителей, и они отправились на передний край, а перед уходом связной положил мне в карман бутылку спирта.

Сразу же после их ухода в дом забежал писарь батальона и громко закричал: «Медсестра быстрее перевяжите меня». Я глянул, а ему осколком снаряда отсекло часть руки вместе с рукавом полушубка, висели лишь окровавленные лохмотья. Писаря сразу увели в другую комнату. Когда раненых собралось человек двадцать, на санитарном автобусе нас отправили в Ленинградский госпиталь. В автобусе раненному писарю стало плохо, и я предложил ему отпить немножко спирта. Он жадно пил большими глотками пока не успокоился, а потом сказал: «Ну, теперь до Ленинграда доеду, боль замерла».
В Ленинград нас везли через Петергоф, уже освобождённый нашими войсками.
    
Положили меня в госпиталь на улице Менделеева и снова потекли скучные дни госпитальной жизни, а наши войска в это время с боями продвигались всё дальше и дальше на запад. В один из дней хирург направил на рентген раненой ноги, затем мне сделали операцию и удалили осколок. С этого момента рана стала затягиваться, боль утихать, а здоровье пошло на поправку.               
    
Когда меня отправляли в госпиталь, офицер из моей пулемётной роты дал Ленинградский адрес беременной жены, чтобы я поинтересовался её состоянием. Из госпиталя я написал ей письмо, она ответила и попросила после выписки обязательно её навестить. В середине февраля меня направили в выздоравливающий батальон на 15 суток. Прибыв в батальон, я сдал направление в штаб, поговорил со старожилами и поинтересовался: «Как сходить в город?» Ребята ответили, что в город отпускает майор Дыркин, и предложили с ним познакомиться. Подойдя к забору, один из бойцов раздвинул оторванные доски снизу и сказал: «Товарищ майор разрешите в увольнение?», - после чего вылез за территорию выздоравливающего батальона, а мы последовали за ним.
    
В первый день я не рискнул идти в самоволку, а обратился к командиру выздоравливающего батальона и получил увольнение на сутки. В полдень я отправился в город, немного побродив, на трамвайной остановке подошёл к милиционеру и спросил, как найти нужный адрес. Он достал карту Ленинграда и точно указал, на каком трамвае можно туда добраться.
    
Прибыв, я постучался в дверь и в ответ услышал слово: «Входите». Квартира находилась на втором этаже, встретила меня девушка, спросившая: «Вы кто?»
Я ответил, что сослуживец её мужа. Девушка была глубоко беременной,  встала со стула, взяла меня за руку и сказала: «Ну что же вы стоите у порога?». После чего я разделся и начал рассказывать ей про мужа. Мы попили чаю, поиграли в карты, и я засобирался в обратный путь. Девушка предложила остаться и сказала, что вечером придут её подруги, и мы могли бы пообщаться. Я поблагодарил за гостеприимство и пообещал завтра, в честь праздника 23 февраля, приехать в гости.
На следующий день я ушёл в город, а соседа, по больничной койке, попросил на перекличке крикнуть за меня. Легко добравшись до квартиры, я вошёл и увидел четырех девушек. Они помогли мне раздеться и усадили за праздничный стол, рядом с хорошенькой чернявой девушкой. По случаю праздника девушкам удалось раздобыть бутылочку русской водки. Так незаметно мы просидели до поздней ночи, а утром, когда я проснулся, рядышком спала чернявая красавица.
    
В выздоравливающем батальоне я появился только на третьи сутки. За длительную самовольную отлучку меня досрочно выписали из батальона и направили в запасной офицерский полк, в тридцати километрах от Ленинграда.
На Ленинградском фронте было затишье, и в этом полку собралось несколько тысяч офицеров. Меня в первый же день отправили в наряд по кухне, чистить картошку, но я удрал в Ленинград к черноволосой Марусе.
Утром, когда я вернулся, старшина офицерского полка из бывших штрафников спросил: «Почему вчера ты не работал на кухне?» Я ответил, что ему подчиняться не буду, так как являюсь боевым офицером, и хочу отправиться на фронт. Старшина доложил полковнику, а тот вызвал меня к себе и стал угрожать трибуналом.
Полковнику я сказал, что являюсь командиром пулемётной роты, моё место на передовой, и там я принесу больше пользы, чем на кухне, а он мне спокойным голосом сказал: «Идите, сейчас я занят, а в шесть часов вечера жду вас у себя».
Уходя, я подумал, что сегодня не удастся удрать в Ленинград.  Прибыв в 18 часов, я доложил полковнику. Он усадил меня напротив, посмотрел какие-то документы, затем спросил: «Вы служили срочную службу на складе НКО №195 в городе Ростов-на-Дону?» Я сказал: «Так точно». Полковник спросил: «Значит, вы знакомы с интендантской службой?» Я ответил: «Да».
Полковник рассказал, что запасной ротой управляет капитан, обеспечивающий офицеров дополнительным пайком и обмундированием, и на него много жалоб, поэтому предложил мне выполнять его обязанности. Я ответил, что всё понятно и постараюсь оправдать доверие. Полковник очень обрадовался и сказал: «Вот и хорошо, мы с вами договорились, когда произведёте приём имущества вместе с капитаном приходите ко мне и доложите о сдаче – приёме».
    
Я зашёл к капитану в каптёрку, он лежал на кровати и грубым голосом спросил: «Вам кто разрешил без стука входить?» Я ответил, что мне разрешил полковник и показал предписание, прочитав которое капитан покраснел и побежал выяснять - в чём причина. В это время я сходил пообедать, а когда возвращался, встретил капитана, который был не в духе и сказал мне: «Ну что же пойдём, принимай моё хозяйство и должность, интендантик». Я ему ответил: «Не ругайся капитан, ни я проявил инициативу отнять твою должность». Улыбнувшись, он сказал: «Ладно, не обижайся, я шучу».               
    
Вот так я оказался в штате запасного офицерского полка на должности интенданта роты. Теперь у меня была отдельная комната, и в таких условиях можно было воевать. Всегда, получая дополнительный паёк для роты, я взвешивал и раздавал каждому офицеру положенную норму, без претензий в свой адрес, даже если мне самому чего-то не хватило.    
Однажды, в запасном офицерском полку я встретил своего бывшего командира отделения срочной службы Хуказова Матвея Авдеевича, армянина из Ставропольского края. Теперь он, как и я был в звании старшего лейтенанта.               
    
Ежедневно из нашего полка начали отправлять на передовую маршевые роты.
Я написал рапорт командиру полка об отправке на фронт, но получил отказ.
Когда в очередной раз я написал рапорт, командир полка вызвал меня в штаб для беседы и задал вопрос: «Чего тебе не хватает товарищ Лысенко, ведь ты уже участвовал в трёх сражениях, имеешь четыре ранения и осколок в груди, а здесь находишься в комфортных условиях, выглядишь как настоящий офицер. Может быть, о наградах печёшься? Награды будут, я обещаю, ты на хорошем счету, офицеры тобой довольны». Я ответил: «Нет, товарищ полковник, меня не награды волнуют, а моя совесть. Если доживу до победы, как я смогу вдовам в глаза смотреть, зная, что был тыловой крысой? Моё место там, где солдаты каждую секунду рискуя своей жизнью, защищают любимую Родину. И это не пустые слова, а осознанный выбор».      
Немножко помолчав, полковник сказал: «Ну и чёрт с тобой, завтра же отправишься на фронт, а сейчас иди, доложи комбату, чтобы на твою должность назначил достойного офицера, и сдай ему всё своё имущество».               
    
Так для меня закончилась интендантская служба в запасном офицерском полку, длившаяся примерно полмесяца.               

05.04.1986 г. 


Если понравилась глава, можно прочитать всё произведение по адресу: "Воспоминания о войне" Лысенко Михаил Яковлевич http://www.proza.ru/2018/05/31/1649               

Фотография взята из интернета.
На ней присутствует мой дед, слева, ближе всех к обнимающимся комбатам...          
   


Рецензии
ценный рассказ из первых рук.

а от лягушек в консервах зря отказались.
деликатес.

значит, не были голодны., а рядом блокада.

а откуда японские консервы?

от немцев?
===================
Moй добрый привет!

Юрий Атман 3   23.01.2020 08:05     Заявить о нарушении
Да, Вы правы, Юрий! Консервы от немцев достались, Но не часто так везло. Вот, к примеру, отрывок из главы "Выход из окружения"
---Утром нас покормили вареной капустой без хлеба и отправили на заготовку леса, необходимого для оборудования землянок и подземных конюшен. Работали мы недалеко от расположения части, а собралось там около двадцати офицеров. Меня очень беспокоил осколок в грудной клетке, поэтому работать было нелегко.Около двух недель, пока заготавливали лес, кормили нас только вареной капустой. Так началась прифронтовая жизнь. Постепенно, за счёт пополнения мы формировали свои роты, которые вскоре были полностью укомплектованы.---
Спасибо, Юрий за рецензию.
Удачи, Вам...

Михаил Лысенко 3   01.05.2020 18:59   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.